– Слава Богу, ты пришла, – сказал Джон Баркер в тот момент, когда я вошла в лавку, где двое цирюльников-хирургов, согнувшись, бальзамировали труп. Джон был умелым бальзамировщиком. Он занимался телами и Уилла, и Эдмунда. – Какая неприятность, – продолжал он, – смерть накануне всех этих королевских свадебных празднеств. А я ждал, что навощенный саван принесет твоя сестра.

Томас Мерридью, богатый галантерейщик, внезапно умер за день до того, как испанская принцесса должна была торжественно появиться в Лондоне. До меня доносились сдавленные рыдания и причитания с верхнего этажа дома Мерридью. Даже его лавка, в которой его тело лежало на прилавке для бальзамирования, была затянута черной тканью.

– Ты, наверное, знаешь, – продолжал Джон, – что его семья и гильдия должны будут отложить похороны на три дня, до тех пор, пока пройдет свадьба. Смерть никого не ждет, но король постановил, что похороны и траур сейчас не приветствуются, а что этот король постановит, то и получает, – сказал он, слегка вздрогнув. Его помощник, другой цирюльник-хирург, чьего имени я не могла вспомнить, не сказал ни слова, он продолжал работать, не поднимая взгляда.

В самом деле, весь Сити трепетал, как от возбуждения, так и от порывов холодного ноябрьского ветра. Пропитанные воском саваны в Почтенную Компанию Цирюльников-Хирургов, гильдию, которая готовила тела к могиле и в которой Джон Баркер был влиятельным человеком, обычно приносила моя сестра Мод, но сейчас Мод лежала в постели – она тяжело переносила месячные. И это лежание в постели каждый месяц, как ни грустно, означало, что ей опять не удалось зачать дитя.

Сегодня был четверг, одиннадцатое ноября. А королевская свадьба должна была состояться четырнадцатого. Сегодня также был первый за несколько недель день, кроме суббот, когда я не проводила несколько часов во дворце, работая над статуями для королевы. Я была благодарна за этот перерыв, но, по правде говоря, мне недоставало Ника.

– Значит, ты поможешь нам завернуть его? – спросил Джон Баркер, когда я подошла ближе.

У меня не вызывали брезгливости мертвые тела, так как много раз мне приходилось видеть различные стадии подготовки их к могиле, но мне не хотелось сегодня провести за этим занятием много времени. Я должна была встретиться с Кристофером и несколькими другими свечниками в соборе Святого Павла, чтобы помочь присмотреть, как расставляют двести двадцать высоких свечей для благодарственного молебна принцессы Екатерины. Если будет светить солнце, то света в большом каменном соборе хватит, но если будет облачно, как сегодня, нам понадобится еще множество их, не говоря уже о свечах на алтаре.

Я аккуратно отмерила три локтя голландского полотна, которое мы пропитали воском в своей мастерской. Оно облегало тело, задерживало влагу – во всяком случае, люди предпочитали думать, что оно предохраняет тело от земли и холода могилы. Требовалось немалое мастерство, чтобы пропитать светлый лен достаточным количеством воска при надлежащей температуре, затем расправить его и оставить так до высыхания, потом сложить и хранить так, чтобы он не растрескался.

Когда они поворачивали или приподнимали тело, я завертывала его, чтобы ткань плотно прилегала, руки трупа лежали вдоль туловища, ноги вместе, и аккуратно подтягивала ткань к голове. Некоторые семьи предпочитали, чтобы лица покойников были видны, пока гроб открыт, но все же считалось, что лучше попрощаться с усопшим до бальзамирования.

Я была благодарна цирюльникам-хирургам за то, что они выполнили свою работу до моего прихода, ведь в их обязанности входило не только лечить болезни кровопусканием. Если не говорить об эпидемиях чумы, уносившей массу народа, или потливой горячки, которая свела в могилу моих родных, из каждого тела, которое должно было быть похоронено в Сити, следовало извлечь все внутренности из грудной и брюшной полости. Иногда эти органы хоронили в одной могиле с телом в отдельной урне или, если речь шла о важных персонах, органы зарывали где-то еще.

Тело мыли изнутри и снаружи и часто набивали травами и специями, в зависимости от достатка семьи. Кровь из главных артерий спускали перед тем, как тело завертывали в несколько слоев нашей вощеной ткани.

Но даже сегодня, клянусь всеми святыми, эта работа вызывала столько тяжелых воспоминаний, что я с благодарностью вспоминала о Мод, которая в последнее время взяла ее на себя. С помощью Уилла и Джила я заворачивала в саван тела родителей и брата, но помогать с телом Уилла мне не позволили. А маленькое тельце Эдмунда – я завернула его и держала в объятиях, пока меня не увели…

– И еще одна неприятность, – сказал Джон Баркер – он всегда во всем видел затруднения, – то, что Их Величества собираются наблюдать завтра приезд принцессы и всей ее свиты из окна галантерейщика Уильяма Джоффри на Чипсайде, а он должен возглавлять похоронную процессию этого человека. Заверни тело хорошенько, потому что ему предстоит дожидаться похорон, по меньшей мере, до следующего после свадьбы дня, и к тому же, возможно, похороны будут тайные, потому что в течение нескольких дней в Вестминстере будут происходить турниры и всяческое веселье и все завершится пиром в замке Бейнард. Врачи и цирюльники-хирурги должны быть наготове на случай, если кого-то из рыцарей ранят копьем.

Я не поддержала разговор об этих празднествах, хотя Ник много рассказывал мне о них и даже обещал, что я смогу на них взглянуть. Я взяла свою плату от Джона и Клемента – да, конечно, его звали Клементом – и ушла. Этот дом находился неподалеку от Уолбрука, а оттуда было рукой подать до Сент-Мэри-Абчерч, где была похоронена моя семья. Сначала я посещала эти могилы часто, потом реже, даже могилы Уилла и Эдмунда, потому что не могла вынести этой боли. Но сегодня я решила сначала отправиться туда, а уж затем пойти в собор Святого Павла.

Наша приходская церковь стояла на небольшом холме, к юго-западу от Уолбрука. Серое каменное здание, окруженное с трех сторон поросшим травой кладбищем, находилось на пересечении улиц Абчерч-лейн и Кендвик-стрит. Моя семья была похоронена на южной стороне, потому что по традиции считалось, что север – это владения дьявола, место захоронения некрещенных младенцев, самоубийц и преступников. Высокие, тонкие тисы клонились над покрытыми мхом камнями, ведь эти вечнозеленые деревья должны были напоминать нам о вечной жизни, а их красные ягоды – наводить на мысль о крови Христа, пролитой ради нас. Я прошла за каменную ограду через крытый проход с навесами над сиденьями, на которых в скверную погоду часто отдыхали могильщики.

Ворота скрипнули, хотя я тщательно их прикрыла. Тут я заметила человека, которого не увидела раньше, он шел на небольшом расстоянии за мной. Он кивнул и тоже вошел. В черном плаще с капюшоном, развевавшемся при порывах ветра и цеплявшемся за его шпагу, он направился в обход церкви с северной стороны. Никого больше на кладбище не было, но было позднее утро, рядом мелькали прохожие, и я не испытывала страха.

Я медленно подошла к одинокому маленькому надгробному камню, отмечавшему участок Весткоттов. На нем было написано WCOTT, а на многих камнях поменьше были вырезаны, тоже сокращенно, имена. На камне, который отмечал могилы Ваксманов, где лежали мои родители и брат, были изображены молитвенно сложенные руки и WXMN. Честно говоря, мне казалось, не так важно, как читаются земные записи, потому что здесь могут лежать человеческие кости, но души этих людей давно отсюда улетели.

Почему я не могу изгнать Эдмунда из своей памяти? Я испытывала боль, преклонив колени у его могилы. И почему Ее Величество до сих пор терзают ее утраты, особенно утрата братьев, так давно умерших? Хотя, если они и в самом деле были убиты, разумеется, она жаждет справедливости либо мести.

Несмотря на то что лето недавно кончилось, трава на могиле моего ребенка так и не выросла. Мне казалось, что изготовление детских статуй для королевы поможет мне одолеть печаль, но я снова чувствовала себя раздавленной тяжестью горя. Как мне хотелось, чтобы сейчас рядом был Ник – чтобы он слушал или говорил, или я просто знала бы, что он здесь и…

– Простите, миссис, кажется, вам знакомы эти места.

Я вздрогнула, но тут же пришла в себя и поднялась с колен. Это был человек, который вошел в кладбищенские ворота следом за мной, я не слышала, как он приблизился.

– Да, к сожалению. Вы ищете какую-то могилу?

– Да. Я из сельской местности, приехал в преддверии великих событий. Я полагаю, что здесь похоронен мой кузен по фамилии Стоукер. Вы не видели его могилы? И разрешите мне представиться – Алан Бейнтон из окрестностей Колчестера.

– Мне жаль, но я не знаю никого по фамилии Стоукер в этом приходе, – ответила я, решив не называть в ответ своего имени.

Алан Бейнтон был высок и тонок, но от него исходила сила. Его надвинутый капюшон для защиты от ветра, трепавшего одежду, затенял лицо и седоватую бороду, но орлиный нос и темные глаза были хорошо видны. Хотя капюшон мешал сказать наверняка, мне показалось, что у него седые волосы. Я не могла угадать его возраст. Говорил он почти шепотом, хриплым голосом, словно у него болело горло, но, удивительно, не расслышать его было нельзя. Он был одет довольно просто, но, судя по начищенным сапогам и щегольским шпорам, он, хотя я не видела его коня, прискакал верхом.

– Возможно, я ошибся, разыскивая могилу здесь, – сказал он.

– Церковь соседнего прихода – это Сент-Суитинс, вам надо спуститься вот здесь, – объяснила я и показала направление. Мне пора было уходить. Я спешила в собор Святого Павла.

– Я так и сделаю и расспрошу обоих священников, – сказал он. – У меня тяжело болен один из родственников, и я хочу похоронить его рядом с кузеном.

Слишком хорошие для его одеяния перчатки для верховой езды указывали на то, что у него водятся деньги.

– Если вам понадобятся вотивные свечи или навощенный саван, моя семья владеет Свечной мастерской Весткоттов на Кендлвик-стрит, на вывеске синяя свеча. Это квартал свечников, наша вывеска синего цвета, – повторила я.

Он слегка поклонился.

– Я запомню это, и благодарю вас за ваше теперешнее и будущее содействие. – Когда он повернулся, чтобы выйти через ворота, я поняла, что затаила дыхание. Он вышел на улицу, а я поспешила к собору. Один раз я обернулась, чтобы удостовериться, что он пошел в указанном мной направлении, но никого не увидела.

Когда я пришла, в соборе уже царила суматоха. Снаружи строительство огромных высоченных деревянных помостов, на которых должно состояться венчание, уже завершилось, и простой народ гудел вокруг их основания, как пчелы. В самóм соборе, дышавшем прохладой, я поспешила пройти через неф, где были воздвигнуты деревянные сиденья для знати, затем через клирос к главному престолу. Кристофер и Робин Лонгфелло, глава гильдии Свечных дел мастеров, давали указания, а остальные, тоже знакомые мне мастера, суетились вокруг. Лучшие тонкие восковые свечи, которые производили наши лондонские свечные мастерские, стояли или были закреплены на деревянных и железных подставках, которые предстояло поднять вверх на талях, сейчас проверяли веревки.

– Ах, Верайна, дорогая, – воскликнул Кристофер и жестом пригласил меня пройти. – Посмотри, пожалуйста, свечи в светильниках по обе стороны алтаря – проверь, отвесно ли они стоят – это была бы громадная помощь.

– Наша дама с нового герба. – Робин приветствовал меня улыбкой и поклоном. Похоже, он собирался поцеловать меня, но, бросив взгляд на Кристофера, передумал. Наши голоса отдавались эхом, хотя мы говорили шепотом. – Я видел герб – он почти готов, но я собираюсь подать прошение, чтобы к нему были добавлены какие-нибудь геральдические звери, возможно, единороги, подобающие изображенной деве.

– В связи с новым девизом «Истина – это Свет», как ты думаешь – что должна держать в руках эта дама, свечу или фонарь?

– Если тот, кто смотрит, не знает, чем гордится наша компания, это доказывает его неосведомленность, – надулся Робин, а Кристофер кивнул и одновременно сделал мне знак рукой: давай работай!

И я занялась работой, проверяя и выстраивая высокие свечи у главного престола, где королевской чете предстояло соединить руки и жизни – и страны. Ник говорил мне, что принц Артур не говорит по-испански, а принцесса Екатерина – по-английски, так что до того времени, пока они выучат языки друг друга, им придется объясняться на ученой латыни. У скольких супружеских пар, размышляла я, возникают проблемы с общением, даже если они говорят на одном и том же языке. У нас с Уиллом были свои небольшие разногласия, которые в конце концов почти всегда разрешались в его пользу. Иногда, когда меня ругали или брали надо мной верх, я думала, что в следующий раз найду себе мужа, который будет больше прислушиваться к моему мнению – и едва ли это будет Кристофер Гейдж.

Выполнив порученное мне дело, я немного постояла у колонны, которая соединялась наверху с другой, образуя широкую арку, и чувствовала себя очень маленькой. Я собиралась взять сына и с Джилом и Мод, вместе с толпой на улицах, хоть одним глазком увидеть завтрашний приезд принцессы, а потом найти местечко, откуда можно будет посмотреть саму воскресную церемонию.

– Верайна, – сказал Кристофер, внезапно появляясь передо мной, – внизу, в скрипте, сейчас никого нет, ты не хочешь спуститься туда со мной и посмотреть на часовню гильдии Святого имени Иисуса? Я обещал, что ты сможешь пожертвовать свои вотивные свечи, и постараюсь сдержать обещание – но только если ты, в свою очередь, дашь мне одно обещание.

Он взял меня за руку, я не протестовала. Мне больше хотелось посмотреть часовню, чем обсуждать возможности нашего союза, хотя следовало бы обратить внимание на его слова. Я признаю, что ясно видела: брак с этим человеком был бы лучшим решением для моей семьи, моей лавки, моего собственного престижа. Но мне мешало упрямство.

Он повел меня от алтаря туда, где клирос соединялся с большим нефом, и, оглядываясь, явно чтобы убедиться, что нас никто не видит, отпер маленькую деревянную дверь с закругленным верхом. Он взял зажженный фонарь с большого крюка у входа и, держа его высоко, чтобы мы оба видели узкие ступени винтовой лестницы, повел меня вниз.

Я была взволнована и заинтригована. Мы спускались все ниже. Я молилась в душе, чтобы целью нашего путешествия не была маленькая комнатка, потому что эти стены находились слишком близко, на мой взгляд. Каменные ступени были стоптаны поколениями ног, а сама лестница чисто вымыта – ни грязи, ни паутины. Внизу не было темно, оттуда пробивался неяркий свет. Интересно, есть ли там стражник?

Но когда ступеньки стали еще уже, мои шаги замедлились.

– Что случилось? – спросил Кристофер, оборачиваясь и глядя на меня. Пляшущие не его лице тени от фонаря делали его похожим на призрак.

– Я просто… в последнее время я побаиваюсь небольших замкнутых пространств.

– Вздор. В самой часовне есть купол, а находящаяся за ней крипта довольно просторна. Там есть старинные погребения и памятники, но последнее время она не использовалась в этих целях. Я с тобой, Верайна, бояться нечего.

Мне очень хотелось увидеть место, где собирается влиятельная религиозная гильдия, связанная с Почтенной гильдией Свечных дел мастеров. Я выдумала теорию, довольно фантастическую, что, если смогу поставлять вотивные свечи для алтаря гильдии или молиться здесь, Господь облегчит мою скорбь по умершему Эдмунду. Разве Он уже не подарил мне благо – работу во дворце, увековечивающую умерших детей для нашей возлюбленной королевы?

Здесь было прохладно и, по ощущению, температура постоянно снижалась, у меня стучали зубы и колотилось сердце. Затем свет стал ярким – кто-то оставил зажженными четыре фонаря – мы оказались в часовне гильдии Святого имени Иисуса.

Вокруг – пустынно, тихо, как в могиле. Но по стенам висели гобелены, у восьми деревянных скамей были простеганные сиденья, рядом стояли скамеечки для коленопреклонения, за украшенным резьбой алтарем с золоченым распятием виднелся яркий триптих.

– Пойдем, – сказал Кристофер и, поставив свой фонарь, снова взял меня за руку и повел вперед.

На мгновение меня ошеломила вся эта красота, огромное богатство и тончайшая отделка часовни. Позади распятия, на триптихе над скромными яслями в Вифлееме, по небу летели ангелы. Удивительные ангелы с позолоченными крыльями и нимбами, в мерцающих одеждах, с золотыми трубами и арфами в руках. Погрузившись в мысли и в молитвы, я не противилась тому, что Кристофер поставил меня на колени на скамеечку перед алтарем.

– В этом священном месте, – произнес он шепотом, – я спрашиваю тебя, Верайна Ваксман Весткотт, в четвертый и последний раз: станешь ли ты моей женой?

Это вырвало меня из мира грез. Он снова снял с пальца свой перстень и держал его между нами, словно собираясь пожертвовать. В отраженном свете камень отблескивал кроваво-красным цветом.

– Над нами главный престол, – продолжал он, в то время как я молчала, – перед которым принц Артур будет венчаться со своей принцессой Екатериной, и я тоже прошу тебя быть моей спутницей жизни. Разве ты не дашь сейчас этой священной клятвы перед Господом, перед этими ангелами, которых ты так любишь вырезать? И тебе воздастся сторицей.

Он имел в виду, что делает мне здесь предложение в последний раз. Что, это на самом деле либо сейчас, либо никогда? Если я откажу ему, не станет ли он моим врагом?

– Верайна, надень мое кольцо, пусть все видят его, как все видят мою любовь к тебе.

– Это… Эта окончательность так неожиданна. Я восхищаюсь тобой и уважаю тебя, но не мог бы ты дать мне еще времени?

– Неожиданна? Да я стою перед тобой на коленях месяцами! Уилл умер год назад, и ты знаешь, что он хотел бы самого лучшего для тебя, для Артура и для мастерской. А это означает, говорим ли мы о работе или о делах сердечных, союз со мной.

– Я знаю.

– Правда? Но ты в нерешительности, как самая слабая представительница твоего пола, Ева, когда захотела съесть то роковое яблоко с древа познания, в то время как она должна была доверять Адаму и повиноваться Господу.

– Значит, я буду повиноваться Господу, выходя за тебя?

– Тебе обязательно говорить как адвокату? Святой Павел сказал: «Пусть вступают в брак».

– Если ты действительно желаешь мне добра, дай мне еще немного времени, уладить кое-какие дела.

– Выходи за меня, и я помогу тебе их уладить! Ты должна перестать цепляться за свою скорбь об Эдмунде, потому что я подарю тебе сыновей, чтобы занять его место, они заставят тебя позабыть его.

Мне показалось, что я произнесла «никогда», но очевидно, я сказала это про себя. Потому что он несся дальше:

– Тебе нужен мужчина, который мог бы подсказывать, куда повернуть, чтобы ты не сбилась с пути.

Сбиться с пути – это об искушениях Евы и о моей принадлежности к слабому полу. Но я осмеливалась мечтать, желать чего-то другого, думать, что могу руководить своей собственной лавкой и даже, возможно, в какой-то мере, собственной жизнью.

– Сколько еще времени тебе нужно, чтобы ты решила? – спросил он, снова втискивая перстень с рубином себе на палец. – А если я дам тебе еще две недели, мое терпение, при том, что я нетерпелив, убедит тебя, как сильно я хочу тебя и уважаю твое решение? Разве это не любовь?

– До Рождества, – выпалила я. Конечно, думала я, к тому времени я почти завершу статуи и мое пребывание во дворце рядом с королевой и с Ником должно будет скоро закончиться. – До Рождества, потому что зима – хорошее время для свадеб.

– Тогда скрепим наш договор, – сказал он и левой рукой с кольцами взял меня за подбородок. Он поцеловал меня крепко, страстно. Как хорошо было когда-то предаваться ласкам с Уиллом в нашей постели! Но меня тревожило, что сейчас я не ощущаю жара, возносящего меня вверх, похожего на полет ангелов над нашими головами, – охватывавшего меня просто от взгляда Ника Саттона.

Ах, какая же я дура, думала я, возвращаясь вслед за своим недовольным поклонником по ступенькам винтовой лестницы в реальный мир.