Хотя я думала, что плáчу от горя и от усталости, это были еще и слезы благодарности. Я плакала не только потому, что так прелестна была предоставленная мне в замке Ладлоу маленькая комната, выходившая окнами на реку Терн и на отдаленные сине-серые горы вдалеке, но и потому, что получила в подарок от королевы ларец. Ник, чья комната находилась прямо напротив моей по другую сторону коридора, вручил мне ларец, как только мы устроились. В нем лежало два чудесных платья, теплые чулки, ночная рубашка, плащ с капюшоном, отороченный мехом белки, шляпка с вуалью, разумеется, все черного цвета, так же как две пары прекрасных кожаных ботинок и кожаная сумка, стянутая в верхней части шнурком.

Вдобавок Ник уже отдал письма дворецкому и докторам, которые следили за бальзамированием принца. Эти письма, написанные Ее Величеством собственноручно, как сказал Ник, дают мне разрешение наблюдать за последними приготовлениями к похоронам тела принца.

А еще в ларце с одеждой лежало письмо королевы, которое вывело меня из равновесия и укрепило мою решимость выполнить задания, возложенные ею на меня. Когда Ник оставил меня одну, чтобы я могла переодеться, я стала перечитывать эти слова раз за разом, надеясь запомнить их:

Она подписалась мать, королева и друг. Насколько я ее знаю, она всегда видела себя в первую очередь матерью. И мне следует быть прежде всего матерью моему собственному Артуру, но вот я здесь и должна все разузнать о смерти принца, и рядом со мной Ник, который в случае опасности защитит меня.

Я рассмотрела простое золотое кольцо, которое она завернула в кусок пергамента и перевязала лентой. Оба конца были скреплены шариком сургуча с оттиском ее кольца с печаткой: инициалы E R и цветущая роза. Интересно, это мастерская Кристофера продала во дворец сургуч? Отломав шарик и положив его в сумочку на счастье – ради королевского герба, не ради самого сургуча, – я надела кольцо себе на мизинец, чтобы не потерять. Оно налезло мне только до второго сустава. Какое маленькое, должно быть, это детское кольцо Артура или самой королевы, подаренное ей родителями.

Я устала, мне нужно было умыться и переодеться, съесть что-нибудь из ожидавшей на подносе еды, затем поспешить в прихожую часовни, где лежало тело принца. Мне сказали, что два его врача безотлучно находятся там и уже провели предварительное бальзамирование – что бы это ни означало. Я еще раз взглянула на милое письмо королевы. Друг Верайна, обращалась она ко мне. Королева Печали. Значит, я буду ею.

В надежде, что написанные ею слова навсегда остались в моей памяти, я бросила письмо в пламя, горевшее в очаге, – какая это роскошь! Как заботливо Ее Величество или Ник приготовили все для меня! Я наблюдала, как огонь пожирает бумагу, как она сворачивается и превращается в хрупкий серебристый пепел.

Я рассмотрела платья, оба были прекрасно сшиты, одно из них явно более парадное. Я отложила парчовое платье и надела другое, обычное, из тонкой шерсти, приталенное. С двойными рукавами и золоченым поясом с петелькой, на которую можно подвесить ключи, сумочку и всякие другие мелочи. Я положила в сумочку фруктовый нож с подноса и, чтобы набраться сил, быстро съела куриную ножку и почти весь мясной пирог. В коридоре, к моему удивлению, ждал Ник, тихонько переговариваясь со стражником. Интересно, при других обстоятельствах в коридорах тоже толпится столько военных?

– Давай я провожу тебя в часовню, – сказал Ник, окинув меня взглядом. Судя по всему, он остался доволен моим внешним видом, потому что кивнул и улыбнулся. Сам он выглядел изысканно, в черном наряде с темно-зеленым кантом и плоской шляпе с пером. Он был чисто выбрит, тень его бородки, которая становилась все темнее во время нашей скачки во весь опор, совершенно исчезла.

– Пришло время навестить этих докторов в их логове, – сказал он мне, словно угадав невысказанную мысль, как будто прочитал ее. Опасный прецедент.

– Ты думаешь, с ними будет нелегко? – спросила я его. Он продел мою руку под свою, и мы стали спускаться по узкой винтовой лестнице, по которой, однако, можно было идти вдвоем.

– Вряд ли, если иметь в виду, что они получили письмо королевы. Да и я буду маячить на заднем плане. А в крайнем случае, просто окинь их сокрушительным взглядом, которым ты владеешь в совершенстве и который используешь в своей торговле.

– Сокрушительный взгляд? Я лучше приберегу его для тебя. А ты знаешь этих врачей?

– Только издали и только в эти последние месяцы. Доктор Мэтью Мартлет обладает большим опытом, он находится при принце почти с самого его рождения. У него седые волосы. Я знаю, для него всегда было большим огорчением, что Артур не так крепок, как младший брат. Я видел, как он каждый раз сжимается, слыша кашель Артура. Младший, Уильям Энфорд, честолюбец, все время ищет возможность приблизиться к королю, но мне ли осуждать его за это?

Я сжала его локоть с сочувствием и пониманием. Ник всегда честен со мной в отношении своих честолюбивых стремлений. Но это как раз одна из причин, по которым мы никогда не будем всем друг для друга, потому что он собирается жить при короле и служить ему. Я не сомневалась, что Ник Саттон когда-нибудь вернет себе свои земли и престиж своего рода, независимо от того, разыщет он и победит лорда Ловелла или нет. А я – я буду счастлива, когда Джил станет членом гильдии Свечных дел мастеров и когда мне разрешат резать ангелов на свечах, возможно, время от времени для «моего друга» королевы.

Ник провел меня через огромный зал с бревенчатыми потолочными балками, где слуги расставляли столы и лавки для общей трапезы. Каждый длинный дощатый стол покрывали черной материей, а помосты, где, без сомнения, во время празднеств сидели принц и принцесса, оставались нетронутыми.

Ник вел меня по коридору с гобеленами, затянутыми черной материей. Где они так быстро нашли столько черной ткани? Это напомнило мне об одной вещи.

– Саваны принесли в комнату для бальзамирования? – спросила я.

– Да.

Внутри часовни я увидела воздвигнутый у алтаря помост высотой в четыре фута со стоявшим на нем в ожидании тела открытым гробом. Из комнаты позади этого помещения доносились голоса. Мы пересекли часовню, где местным жителям и приезжим предстоит проходить мимо гроба и молиться, прежде чем похоронная процессия доставит принца к месту вечного покоя в Вустерском Соборе.

Предстоит еще столько сделать, ведь он должен быть похоронен двадцать третьего апреля, сегодня уже девятое, а уже завтра должен быть открыт доступ к телу покойного. Сколько же дней понадобится процессии, чтобы доставить гроб по грязным дорогам в Вустер для погребения? Я думаю, неделя, значит, у нас едва есть неделя, не только на доступ к телу принца, но – для Ника и меня – на то, чтобы узнать то, что мы должны сообщить королеве. Поделится ли она этим с королем, интересно, или и дальше будет держать эти сведения в тайне?

В дверях в небольшую прихожую Ник представил меня докторам. Оба они были одеты в черные пальто, из-под которых виднелись их традиционные красные с серым одежды с отделкой из тафты. На головах круглые шляпы без полей, со спускающейся лентой. Я могла сразу сказать, что доктор Мартлет старший врач, потому что на его пальто меховой воротник был шире, чем у доктора Энфорда. Оба они явно нервничали, и разговор начался в оборонительном тоне.

– Разумеется, мы сделали для него все, что могли, – сказал мне доктор Мартлет, когда Ник отошел к дверям. Несмотря на аромат пряных трав и душистых веществ, я понимала, почему Ник встал поближе к свежему воздуху. Как бы здесь ни было прохладно, забальзамировать тело и положить в гроб следовало немедленно.

– Я не сомневаюсь в этом, – отозвалась я. Заметив, что свернутая в рулоны пропитанная воском ткань была, как я приказала, поставлена, а не положена, я прошла мимо них посмотреть на принца.

Он лежал под черным бархатным покрывалом, тесно прилегавшим к телу. Остроносые тапочки высовывались из-под края, как будто принца укрыли в постели, чтобы согреть.

Доктор Мартлет заговорил снова:

– Несмотря на холерический темперамент принца – такой возбудимый и великодушный, с преобладанием желтой желчи, и боюсь, на него воздействовали ядовитые пары – на принцессу тоже. Разумеется, болезни распространяются с воздушными парами, которые впитываются открытыми порами тела, и вы, наверное, знаете, что принц и принцесса настояли на том, чтобы выйти из замка, исполняя женскую прихоть. Кто знает, какие ядовитые испарения таятся на стенах сырой пещеры?

– Сырой пещеры? – переспросила я. – Принц и принцесса были в пещере?

– Мне известно, что любопытство может сгубить кошку, но что было делать? – сказал Мартлет с тщательно продуманным пожатием плеч. – Они даже не взяли с собой нас, ограничившись лишь небольшим числом охранников. Принц Артур хотел посмотреть древнее погребение короля, а принцессе хотелось пройтись по болотистому лугу в поисках ранних цветов. К тому же несколько дней спустя прошел слух о человеке в деревне, заболевшем потливой горячкой.

Пещеры и болота были забыты. Я вскинула голову.

– Потливая горячка? Вся моя семья умерла от этой болезни! Мог ли принц заразиться…

– Должен заметить, это был просто слух, – вставил Энфорд, как бы желая оказаться значительнее своего партнера-доктора. – Мы посылали аптекаря осмотреть этого человека, у него просто был жар и озноб, а не Sudor Anglicus.

Но я запомнила эту новость, равно как и тот факт, что Артур и Екатерина выходили из замка и гуляли по сырым местам. Я никогда не слышала о ядовитых испарениях, которые впитываются порами, но готова была изучить все возможности. Если пот выступает, почему испарения не могут впитываться? Я часто ощущала, как туманы с реки Темзы холодят мне кожу. Но я понимала, что эта головоломка станет понятной, когда сложатся сотни маленьких рассыпанных кусочков. Но почему же Ник не сказал мне о пещерах и о болотах, если он был среди охранников? Даже если их сопровождало совсем немного людей, разве Ник не мог, по крайней мере, знать об этом?

– Таким образом, – продолжал Мартлет, – разумеется, мы предписали травы, ароматические шарики и надушенную одежду для обоих, для принца и принцессы, потому что она тоже заболела, хотя ее более сильный организм помог ей пережить это. У нее, разумеется, есть собственный врач. Это большая, большая трагедия – несмотря на все наши геркулесовы усилия, принц быстро слабел.

– Были какие-нибудь характерные симптомы? – спросила я.

– Все пошло нехорошо после дня, проведенного ими вне стен замка, после утомительной прогулки, – сказал Мартлет, не отвечая на мой вопрос – Разумеется, он всегда простужался от сквозняков и его часто мучил кашель.

– Что мы обычно лечили всеми видами эликсиров и кровопусканиями, – добавил Энфорд.

– Разумеется, вам надо знать, что чем более тяжелой становилась болезнь, – продолжал Мартлет, словно его младший коллега ничего не говорил, – тем более вялым становился Его Светлость, у него появилось затрудненное дыхание. Рвота, непроизвольное мочеиспускание…

– Почки. Вы имеете в виду обильное выделение мочи?

– Вот именно, и вскоре неминуемая гибель органа.

– Но рвота, – спросила я, – какая здесь связь с затрудненным дыханием? – Я собиралась расспросить его подробнее, но Ник, шагнув в комнату, покачал головой, что было видно только мне. Очевидно, что ни один врач не мог ответить на этот вопрос. Что имел в виду Ник? Мне не надо было задавать этот вопрос? Или лучше мне заняться телом? Это решение пришло, когда доктор Энфорд медленно поднял покров с тела принца, одетого лишь в ночную рубашку.

На мгновение в мерцающем свете свечей я застыла в благоговейном страхе перед наводящей ужас смертью. Мои родители, мой любимый сын – вот так же, как он, оболочка здесь, а сущность, душа, улетела. Артур Тюдор, принц уэльский, выглядел как восковая статуя, какую я могла бы сделать для королевы. Его лицо было блаженно спокойным, черты расслаблены, и я скажу Ее Величеству совершенно честно, что он выглядит умиротворенным. И все же, такой молодой, столько обещавший, неужели он умер из-за воздействия ядовитых паров, которому они с принцессой подверглись, когда выходили из замка? Посмотрим, подумала я.

– Что вы уже сделали? – спросила я докторов.

– Удалили внутренности, разумеется, – ответил доктор Мартлет. Его голос звучал все более раздраженно по мере того, как я задавала вопрос за вопросом, но он тоже надоел мне со своими бесконечными «разумеется», как если бы он снисходил до этих объяснений. – Мы обучались как настоящие хирурги, а не как цирюльники-хирурги, которые в лучшем случае умеют стричь волосы, вырывать зубы и пускать кровь – и, несомненно, бальзамировать, с вашей помощью. Было решено, что сердце принца должно быть похоронено здесь, на кладбище замка. Мы храним его в алебастровом закрытом сосуде – вон там – и я думаю, вы сможете тоже завернуть его в пропитанный воском покров.

– Да, разумеется, – ответила я, хотя мне никогда раньше не приходилось заворачивать отдельный орган и я не чувствовала себя готовой к этому.

– Относительно того, что мы сделали, – продолжал Мартлет. – Мы промыли полости тела сладким вином и ароматическими жидкостями, терпентином, лавандовым и розмариновым маслом – не все легко достать именно сейчас, но деревенский аптекарь оказал содействие. – Он пренебрежительно сморщил нос, и я представила себе постоянную, ощутимую даже здесь, войну лондонских врачей и деревенских аптекарей по поводу медицинских предписаний.

– К тому же, – вставил Энфорд, – мы протерли его кожу предохраняющими бальзамами и пряными травами. Грудь и полость живота мы набили травами и готовы к тому, чтобы сначала одеть, затем обернуть его.

– Его погребальные одежды у вас?

– Нам их передали.

– Тогда, пока я буду разворачивать навощенные холстины, вы оденете его.

– Оставьте несколько для сердца.

– Да, их здесь в избытке. Ее Величество настояла.

Я отошла, развернула рулон пропитанных воском кусков ткани и приблизилась к сосуду, на который мне указали, к сосуду, где хранилось сердце Артура. Он стоял, не привлекая особого внимания, в углу на каменном полу. Дай Бог здоровья Нику, потому что, несмотря на собравшихся в этой небольшой замкнутой комнате, – она напомнила мне мою мастерскую в Вестминстере, в которой я вырезала статуи, – должно быть, он не забыл, как меня пугают тесные помещения. Он встал на колено рядом со мной, чтобы помочь поднять тяжелую крышку сосуда. Я переместила настенный светильник в другое крепление, находившееся прямо над сосудом. Внутри, коричневатое и багровое, неподвижное и мягкое, лежало сердце, которое когда-то билось в теле принца, билось для него, для его жены и семьи, для его будущего королевства, которым он никогда уже не будет править.

Я ожидала увидеть кровь, но крови не было ни капли. Как мне хотелось, чтобы это сердце могло прошептать мне свои тайны относительно того, что с ним случилось. Вместе, Ник и я, вынули его – я думала, мне станет дурно – и положили на пропитанную воском ткань. Взяв кинжал Ника, я вырезала круг в ткани вокруг сердца, завернула края, и мы вернули его в сосуд, затем запечатали и завернули алебастровый сосуд целиком.

Я чуть не подпрыгнула, когда Энфорд, низко склонившись надо мной, произнес:

– Ручаюсь, его положат в отдельный маленький гроб, но лучше держать его подальше от воды. Здесь идет такой дождь, как будто снова начался всемирный потоп. Тело готово.

Я сполоснула руки, вытерла их о кусок полотна и подошла посмотреть на бывшего принца Уэльского, одетого так красиво, как если бы он собирался подняться на встречу с королевским советом или на свадебное пиршество.

– Я обещала королеве, что прочитаю над ним молитву, – сказала я мужчинам. – Если вы отойдете на минутку…

Нахмурившись, бормоча что-то себе под нос, доктора удалились, а Ник помешкал в дверях. Я надела кольцо, которое прислала Ее Величество, на мизинец Артура и прошептала от имени королевы: «Ваша мать любит вас и всегда будет любить, Артур. И она когда-нибудь снова обнимет вас на небесах».

И про себя произнесла слова молитвы. Достаточно. Время летит. Я была уверена, что врачи проделали большую работу, как связанную с бальзамированием тела, так и с выяснением причин смерти принца.

– Давайте заканчивать, – сказала я, и Ник позвал врачей.

Мы повернули тело, подоткнули ткань и завернули ее, как я обычно поступала с любой другой земной оболочкой. Затем доктора позвали стражников, и шестеро мужчин подняли тело и понесли его на плечах к помосту, на котором стоял гроб, отделанный черным бархатом. Когда Артур уже был уложен в гроб, крышка закрыта и заперта, а сверху накрыта еще одним черным бархатным покровом, появилось несколько священников, чтобы прочитать молитвы и пропеть псалмы.

Над гробом воздвигли балдахин из черной ткани с вышитым белым крестом. Хоругви Троицы, креста Господнего, Святой Девы и Святого Георгия были расставлены по углам гроба. Помост охраняли шесть воинов, стоявших спинами к гробу, в блестящих кирасах и с алебардами. Я быстро проверила, как стоят вотивные свечи на алтаре и около него, а дворецкий установил в мощных настенных креплениях горящие светильники.

Мы с Ником рядом встали на колени у гроба, в то время как служащие замка, получив разрешение, стали входить, а затем медленно, молча покидать часовню. Многие из них открыто плакали, некоторые шептали молитвы и крестились. Я велела себе запомнить все подробности этой сцены и пересказать королеве.

Когда мы с Ником вышли из маленькой часовни, я, несмотря на траурное настроение, шепнула ему:

– Ты был или, по крайней мере, знаешь ли ты о прогулке королевской четы за пределы замка? Пещера и болота, где сыро…

– Он посылал меня к валлийским вождям, которые скоро будут здесь. Я отсутствовал два или три дня, поэтому пропустил это. Когда я вернулся, их обоих уже уложили в постели, и я не знал, куда они выходили.

Я выругала себя за недоверие. Конечно, он бы уже рассказал мне о прогулке, если бы сопровождал Артура и Екатерину за пределы замка. Ах, как я понимала ощущение отсутствия свободы – из-за погоды, из-за этих стен, потому что после ужаса, пережитого в темной крипте собора Святого Павла, когда меня преследовали и когда я нашла тело синьора Фиренце, я чувствовала себя узницей в собственном доме. И, что неизбежно в королевской семье, всегда видеть критические взгляды слуг, свиты и стражников, да еще страдать от весеннего томления, конечно, молодая чета поддалась легкомысленному, прихотливому желанию. Но их ли нужно винить во внезапной болезни или кого-то еще?

Когда мы вернулись в большой холл, темноволосый человек с небольшой бородкой поманил нас к себе.

– Это один из ближайших советников принцессы Екатерины, – шепнул мне Ник, провожая меня к нему.

Прежде чем Ник успел представить нас друг другу, этот человек заговорил так торопливо, что я едва разбирала его английский с сильным испанским акцентом.

– Я Алессандро Джеральдини, капеллан инфанты Каталины, так у вас называется, верно? Меня послали сказать, что Ее Светлость читает письмо королевы и что она может сейчас вас принять.

Итак, подумала я, когда Ник кивнул и мы последовали за этим быстро двигавшимся человеком, следующий шаг в нашем расследовании определился без нашего участия.