К 11 января – дню прибытия Кобёрна в Тегеран, а Перо – в Лондон – Пол и Билл пробыли в тюрьме ровно две недели.

За это время они помылись в душе всего один раз. Когда охранники узнали, что есть горячая вода, они выделили каждой камере по пять минут на душ. Вся стыдливость была забыта, когда мужчины толпой набились в кабины, чтобы на некоторое время воспользоваться роскошью тепла и чистоты. Они не только вымылись, но и постирали одежду.

Через неделю в тюрьме закончился газ в баллонах для приготовления пищи, так что еда, будучи к тому же мучнистой и без овощей, теперь подавалась еще и холодной. К счастью, им позволили дополнить пайки апельсинами, яблоками и орехами, принесенными посетителями.

Большую часть вечеров электричество на час-два отключалось, и тогда заключенные жгли свечи или пользовались ручными фонариками. Тюрьма была набита заместителями министров, подрядчиками по госконтрактам и тегеранскими бизнесменами. В камере № 5 вместе с Полом и Биллом находились два члена императорского суда. Последним обитателем камеры стал доктор Суази, который работал в Министерстве здравоохранения у доктора Шейха в качестве управляющего отделом по реабилитации. Суази был психиатром и использовал свое знание человеческой психики, чтобы подбодрить моральный дух своих сокамерников. Он неустанно изобретал игры и разного рода отвлекающие приемы, чтобы оживить повседневную, изнуряюще монотонную жизнь: доктор завел ритуал во время ужина, согласно которому каждый в камере был обязан до еды рассказать шутку. Когда его просветили в отношении суммы залога Пола и Билла, доктор Суази заверил обоих, что их непременно посетит Фарах Фосетт Маджорс, чьего мужа оценили всего-навсего в шесть миллионов долларов.

У Пола завязались на удивление прочные отношения с «отцом» камеры, самым долговременным ее обитателем, который, согласно обычаю, был ее боссом. Небольшой человечек на исходе среднего возраста делал все то немногое, что было в его силах, чтобы помочь американцам, побуждая их принимать пищу и подкупая охранников для выпрашивания лишних поблажек. Этот человек знал всего с дюжину или около того слов по-английски, а Пол немного говорил на фарси, но они умудрялись общаться на ломаном языке. Пол узнал, что тот был видным бизнесменом, владельцем строительной компании и отеля в Лондоне. Пол показал ему фотографии Карен и Энн-Мари, принесенные Тейлором, и «босс» выучил их имена. Насколько было известно Полу, он, по всей вероятности, погряз в преступлениях, в которых его обвиняли; но проявляемые им забота и теплота в отношении иностранцев действовали чрезвычайно ободряюще.

Пол был также тронут отвагой своих коллег из «ЭДС» в Тегеране. Ллойд Бриггс, теперь улетевший в Нью-Йорк, никуда не уехавший Рич Галлахер и Кин Тейлор, вернувшийся обратно, все рисковали своими жизнями каждый раз, когда ехали на автомобилях в тюрьму через охваченный беспорядками город. Каждому из них также угрожало то, что Дадгару могло взбрести в голову захватить их в качестве дополнительных заложников. Пол был особенно рад, когда услышал, что его навестит Боб Янг, ибо жена Боба только что родила и для него в это время было особенно рискованно подвергать себя опасности.

Пол сначала воображал, что его с минуты на минуту могут освободить. Теперь он твердил себе, что его освободят со дня на день.

Одного из его сокамерников выпустили. Это был Лючо Рандоне, итальянский строитель, работавший по найму в строительной компании «Кондотти д’аква». Рандоне после освобождения явился навестить их, захватив с собой две чрезвычайно большие плитки итальянского шоколада, и рассказал Полу и Биллу, что сообщил о них итальянскому послу в Тегеране. Посол пообещал повстречаться со своим американским коллегой и поделиться секретом вызволения людей из тюрьмы.

Но самым большим источником оптимизма Пола был доктор Ахмад Хоуман, адвокат, заменивший по настоянию Бриггса иранских юристов, которые дали никуда не годный совет по залогу. Хоуман навестил их в течение первой недели пребывания в тюрьме. Они сидели в приемном помещении тюрьмы – по какой-то причине, не в комнате для посещений в низеньком здании, расположенном через двор, – и Пол опасался, что это помешает искреннему разговору адвоката с клиентом. Однако Хоумана не пугало присутствие тюремной охраны.

– Дадгар пытается заработать себе репутацию, – заявил он.

Неужели это было правдой? Сверхъярый следователь, пытающийся произвести впечатление на своих начальников – или, возможно, революционеров – своим антиамериканским усердием?

– Служба Дадгара обладает чрезвычайным могуществом, – продолжал Хоуман. – Но в данном случае он сильно рискует. У него не было оснований для вашего ареста, а залог чрезмерно высок.

Пол начал испытывать благосклонность к Хоуману. Похоже, он был знающим и внушающим доверие профессионалом.

– Итак, что же вы собираетесь делать?

– Моей стратегией будет снижение залога.

– Каким образом?

– Для начала я поговорю с Дадгаром. Надеюсь, что смогу донести до него, насколько огромен залог. Но, если он продолжит оставаться на своей непримиримой позиции, я пойду к его начальству в Министерстве юстиции и постараюсь убедить их дать ему приказ снизить залог.

– И сколько, по вашему мнению, это займет?

– Вероятно, неделю.

Минуло более недели, но Хоуман продвигался вперед. Он возвратился в тюрьму с сообщением, что начальство Дадгара согласилось заставить следователя пойти на попятную и снизить залог до суммы, которую «ЭДС» могла бы уплатить безболезненно и быстро из денег, имевшихся в Иране. Источая презрение к Дадгару и уверенность в себе, он триумфально объявил, что все будет доведено до конца на второй встрече между Полом, Биллом и Дадгаром 11 января.

Естественно, в этот день Дадгар заявился в тюрьму после обеда. Как и раньше, сначала он захотел встретиться с Полом. Когда охранник повел его через двор, Пол был в отличном настроении. Дадгар был всего-навсего переусердствовавшим исполнителем, подумал он, а теперь его осадило начальство, и этот служака будет вынужден подчиниться.

Дадгар ожидал его в обществе все той же женщины-переводчицы. Он приветствовал Пола коротким кивком головы, и тот сел, подумав, что вид у следователя был не очень-то смиренный.

Дадгар заговорил на фарси, а госпожа Нурбаш перевела.

– Мы явились сюда, чтобы обсудить сумму вашего залога.

– Хорошо, – согласился Пол.

– Господин Дадгар получил письмо на этот предмет от чиновников Министерства здравоохранения и социального обеспечения.

Она начала переводить письмо.

Сотрудники министерства требовали, чтобы залог за двух американцев был увеличен до двадцати трех миллионов долларов – почти в два раза, – дабы компенсировать убытки министерства, поскольку «ЭДС» отключила компьютеры.

До Пола дошло, что сегодня его не собираются освобождать.

Это письмо было частью заранее продуманного плана. Дадгар ловко перехитрил доктора Хоумана. Сегодняшняя встреча была всего-навсего абсурдным театральным представлением.

Это взбесило его.

К чертям все церемонии с этим выродком.

Когда письмо было прочитано, он промолвил:

– Теперь я хочу кое-что сказать и требую, чтобы вы перевели каждое слово. Это ясно?

– Конечно, – сказала госпожа Нурбаш.

Пол выговаривал каждое слово громко и четко.

– Вы продержали меня в тюрьме четырнадцать суток. Меня не приводили в суд. Мне не было предъявлено никаких обвинений. Вам еще придется предоставить хотя бы одну улику, обличающую меня. Вы даже не обозначили, в каком преступлении меня могут обвинить. Вы гордитесь иранским правосудием?

К удивлению Пола, эта тирада несколько растопила ледяной взгляд Дадгара.

– Прошу прощения, – изрек Дадгар, – что вы вынуждены в одиночку отвечать за неправомерные поступки вашей компании.

– Нет, нет и нет, – возразил Пол. – Я представляю собой компанию. Я являюсь ответственным лицом. Если компания совершила проступок, страдать должен я. Но мы не сделали ничего противозаконного. Фактически мы сделали намного более того, что нам было предписано. «ЭДС» получила этот контракт, поскольку мы являемся единственной компанией в мире, способной выполнить эту задачу, – создать полностью автоматизированную систему социального обеспечения в неразвитой стране с тридцатью миллионами крестьян, едва сводящих концы с концами. И мы успешно решили ее. Наша система обработки данных выдает карточки социального обеспечения. Она ведет учет всех депозитов в банке на счетах министерства. Каждое утро система выдает общий отчет по требованиям по социальному обеспечению, поданным за предыдущие сутки. Распечатываются платежные ведомости для всего Министерства здравоохранения и социального обеспечения. Выдаются недельные и месячные финансовые отчеты для министерства. Почему бы вам не пойти в министерство и не взглянуть на распечатки? Нет, подождите, я еще не закончил, – сказал он, когда Дадгар открыл было рот. – Я еще не кончил.

Дадгар пожал плечами.

Пол продолжил:

– Там имеется наглядное свидетельство того, что «ЭДС» выполнила свои обязательства по контракту. Равным образом несложно установить, что министерство не выполнило свою часть сделки, то есть не заплатило за шесть месяцев и в настоящее время задолжало нам более десяти миллионов долларов. Теперь на минутку подумайте о министерстве. Почему оно не заплатило «ЭДС»? Потому что у него нет денег. Почему нет? И вам, и мне известно, что оно потратило весь бюджет в первые шесть месяцев текущего года, а у правительства нет денег, чтобы дотировать его. К тому же некоторым отделам присуща определенная степень некомпетентности. Как насчет тех людей, которые допустили перерасход по своим бюджетам? Возможно, они ищут предлог для оправдания – возложить на кого-то вину за то, что все пошло наперекосяк, – другими словами, на козла отпущения. И разве не подвернулся удобный случай, когда под рукой оказалась «ЭДС», – капиталистическая компания, американская компания, – как раз работающая с ними здесь? В теперешней политической атмосфере люди жаждут услышать о злонамеренности американцев, они готовы поверить в то, что мы обманываем Иран. Предполагается, что лично вы не верите в вину американцев, пока тому нет улик. Не пора ли вам задать себе вопрос, почему кто-то должен выдвигать фальшивые обвинения против меня и моей компании? Не пришло ли время заняться расследованием в чертовом министерстве?

Женщина перевела последнее предложение. Пол испытующим взглядом уставился на Дадгара: выражение на его лице вновь застыло. Он произнес что-то на фарси.

Госпожа Нурбаш перевела:

– Теперь он хочет повстречаться с другим человеком.

Пол уставился на нее.

До него дошло, что он зря потратил свое красноречие. Он мог точно так же читать детские стишки. Дадгар был неуязвим.

Пол оказался во власти глубокой подавленности. Он лежал на своем матрасе, не сводя глаз с фотографий Карен и Энн-Мари, которые прикрепил ко дну койки, расположенной над ним. Отец невыносимо скучал по дочерям. Невозможность видеть их заставила его осознать, что в прошлом он воспринимал их существование как само собой разумеющееся. Да и Рути так же. Пол бросил взгляд на часы: в Штатах сейчас была полночь. Рути спит одна в огромной постели. Как хорошо было бы забраться рядом с ней и обнять ее. Он прогнал эту мысль из головы: жалость к себе лишь унижала его. У него не было необходимости заботиться о них. Девочки были далеко от Ирана, далеко от опасности, и он знал: что бы ни случилось, Перо позаботится о них. Вот что было ценно в Перо. Босс требовал от вас многого – ребята, он был самым требовательным работодателем, которого только можно отыскать, – но, когда вам надо было положиться на него, Перо был надежен как скала.

Пол зажег сигарету. Он был простужен. В тюрьме ему никак не удавалось согреться. Он слишком пал духом, чтобы заняться хоть чем-нибудь. Ему не хотелось идти в «комнату Чаттануга» и пить чай; не хотелось смотреть теленовости на тарабарском языке, не хотелось играть в шахматы с Биллом. Не хотелось идти в библиотеку за новой книгой. Он прочел «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу. Пол нашел ее чрезвычайно эмоциональной книгой. Там шла речь о нескольких поколениях семей, и это заставило его вернуться в мыслях к своей собственной семье. Главный герой был священником, и Пол, как истовый католик, был способен на более глубокое восприятие сюжета. Он перечитал эту книгу трижды. Пол также прочитал «Гавайи» Джеймса Митченера, «Аэропорт» Артура Хейли, «Книгу рекордов Гиннесса». Ему больше не хотелось брать в руки ни одну книгу до конца своих дней.

Иногда он размышлял о том, что будет делать, когда выйдет на свободу, и позволял себе перебрать в уме свои любимые способы времяпрепровождения – катание на лодке и рыбную ловлю. Но это действовало угнетающе.

Он не мог припомнить то время в своей взрослой жизни, когда был совершенно неспособен делать что-либо. Он всегда был занят. В офисе у него, как правило, объем работы накапливался на трое суток. Но никогда, никогда не доводилось ему праздно валяться, покуривая и гадая, каким образом взбодрить себя.

Однако хуже всего оказалась беспомощность. Хотя Пол всегда был наемным работником, отправлявшимся туда, куда его пошлет босс, и выполнявшим то, что ему прикажут делать, тем не менее он всегда знал, что может в любой момент сесть на самолет и улететь домой, или уволиться со своей должности, или сказать боссу «нет». В конечном счете принятие этих решений принадлежало ему. Теперь же он не был волен принимать какие-либо решения, связанные со своей собственной жизнью. Пол даже не мог ничего предпринять по собственному трудному положению. По каждой проблеме, с которой Чьяппароне когда-либо приходилось сталкиваться, он был в состоянии работать, делать различные попытки, пойти в наступление на эту проблему. Теперь он был вынужден просто сидеть и страдать.

До него дошло, что он никогда не осознавал значения свободы, пока не утратил ее.