Несколько недель назад я получил письмо от одной православной русской женщины. Недавно ей исполнилось восемьдесят. На протяжении долгого времени мы с ней сотрудничали в структурах Организации Объединенных Наций. Я всегда ценил в ней — и продолжаю ценить — целеустремленность, веру и заботу о людях.

В письме сказано: «Завтра — воскресенье, у нас начинается пост, и готовясь к нему, как положено, прошу у Вас прощения за все мои прегрешения, вольные и невольные. Если можете, то, пожалуйста, скажите в ответ: Бог простит!»

Я ответил, что глубоко тронут обращением, тем более что и у нас есть такая же традиция — в преддверии одного из наших великих постов; Йом-Киппура (Дня примирения). Прежде чем вознести молитвы ко Всевышнему и испросить прощения за грехи, совершенные по отношению к Нему, мы просим прощения за прегрешения у всех, с кем сводила жизнь и при этом употребляем те же самые слова — за грехи «вольные и невольные».

Я позволил вам заглянуть в мою частную переписку (чего обычно не делаю), так как на меня произвело большое впечатление открытие, что Православная Церковь явно переняла, и в той же форме, заповедь и предание, в котором я, как верующий иудей, воспитывался с детства.

В этом виден знак близости между нашими двумя вероисповедными общинами. В этом виден также и яркий пример этического аспекта нашей ответственности, как рода человеческого, в отношениях друг ко другу и по отношению к Богу Творцу.

* * *

Память, при правильном понимании, учит ответственности. Поэтому память должна пониматься как сопричастность и осмысление. Когда мы помним о чем-то, это не означает, что мы живем в прошлом. Напротив, именно память позволяет сочетать воедино прошлое, настоящее и будущее.

Наша индивидуальная и коллективная ответственность как раз и покоится на том, как мы относимся к прошлому, настоящему и будущему, и следует исходить из того, что ни одно из этих трех измерений, не может быть отделено от двух других. В значительной мере то, что мы имеем в настоящем, есть следствие прошлого, никогда не исчезающего бесследно, а будущее в большой степени зависит от того, что именно мы, совместно или индивидуально, совершаем — или не совершаем — в настоящее время и в данном месте.

Весьма знаменательно, что заповедь помнить — захор — повторяется в Торе 169 раз. Более того, эта заповедь никогда не излагается в общем виде; напротив, она всегда конкретна. Соответственно перед нами отнюдь не некое расплывчатое или умозрительное предписание. Приведу примеры

При исполнении заповеди, как обходиться с чужаками, нам предписано помнить о собственном опыте пребывания в чужой стране. В Книге Исход (23, 9) говорится: «Пришельца не обижай (и не притесняй его): вы знаете душу пришельца, потому что сами были пришельцами в земле Египетской»; в Книге Левит (19, 34) читается: «Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш».

У нас есть заповедь всегда помнить конкретные события, являющиеся главными и определяющими вследствие их важности, — такие, как сотворение мира, исход из Египта, переход через Чермное (Красное) море, блуждания по пустыне на протяжении сорока лет.

Нам заповедано также помнить о событиях, случившихся с нами, — о рабстве и угнетении в Египте, эпизоде поклонения златому тельцу, войне с Амаликом как символом зла, — потому что они поучительны для нас. Мы должны также помнить о злодеяниях народа, жертвах клеветы и необоснованной ненависти.

Опять-таки нам заповедано помнить о Субботе как об определенном образце для нашего бытия и поведения, и она, что примечательно, одноименно напоминает о сотворении мира и об исходе из Египта. Или о Иерусалиме, потому что и он символически напоминает о многом — как частном, так и универсальном. Или о Земле Израиля. Но и мы напоминаем Богу о Его обетованиях Аврааму, Исааку и Иакову, Моисею и пророкам; напоминаем о страданиях народных.

Должное внимание мы обязаны уделять историческим дням нашего календаря. Например, через две недели мы, евреи всего мира, будем так праздновать Песах, Пасху, как будто это мы лично были освобождены от рабства, и мы расскажем детям, что и как произошло. Но мы также никогда не забудем о том, что случалось с нами, из поколения в поколение, в это время года, когда наш Песах совпадал с христианской светлой седмицей и становился поводом для гонений на евреев.

Через две недели мы будем поминать восставших борцов Варшавского гетто, равно как ужасное уничтожение в Фессалонике в 1942 и 1943 гг. наших братьев, далекие предки которых поселились здесь, после изгнания евреев из Испании в 1492 г., и за столетья создали одну из самых прекрасных еврейских общин мира. Сколь трагически малы её остатки на сегодня!..

* * *

Когда мы говорим о фундаментальных проблемах, не бывает самоочевидного.

Соответственно надо признать, что встречается и злоупотребление памятью, особенно когда пытаются её оторвать от ответственности и сделать самодостаточной, нарциссичной, и уж тем более когда она приобретает патологические черты. Наше учение и наши мудрецы постоянно предостерегают, чтобы мы не попадались в эту ловушку.

Память, понятая правильно, способна помочь нам принять для себя такой образ бытия и действия, который отвечал бы нашему призванию и предназначению как рода человеческого.

Если перефразировать французскую пословицу noblesse oblige, то полагаю, нам следовало бы всерьез говорить и о mémoire oblige.

Нам снова и снова напоминают, что мы были свидетелями событии сформировавших нашу идентичность, и поэтому мы призваны передать будущим поколениям свидетельство, которым обладаем.

Наше поколение, своими глазами видевшее такие события, как Шоа (Катастрофа) и возрождение Государства Израиль, должно быть особенно восприимчиво к словам, записанным в Книге Второзакония (4,9): «Только берегись, и тщательно храни душу твою, чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни жизни твоей; и поведай о них сынам твоим и сынам сынов твоих».

Не случайно, что человек великого масштаба, писатель Василия Гроссман, автор «Жизни и судьбы», одной из прекраснейших книг всемирной литературы, в самые черные времена сумел оживить понятия милосердия («mercy», «charity») и доброты («goodness»), столь новые и одновременно столь древние, а они за семьдесят лет почти совсем исчезли из русского словаря.

И только напоминая верным о случившемся с нами и передавая им нашу память, мы сможем внести вклад в совершенствование мира, в котором живем. Память учит, что у нас нет права недооценивать оба столпа нашей веры — надежду и ответственность.

Многозначительные уроки можно извлечь из нашего богослужения в Йом-Киппур, День примирения, когда нам предписано прочитывать 58-ую главу Книги пророка Исайи и Книгу пророка Ионы. В этом также можно видеть динамический аспект памяти, её образовательно-педагогическую функцию.

Чтобы мое выступление не отдавало провокацией, поделюсь мыслями, которые несколько лет назад, в 1985 г., высказал о. Михаил Евдокимов, православный христианский богослов. Мне представляется, что они весьма существенны для занимающей нас сейчас темы.

Призывы, адресованные церквам, особенно «Десять Зелисбергских тезисов» 1947 г., позиция, занятая христианскими церквами, — например, та, что отражена в Декларации об иудеях Второго Ватиканского собора (1965), — другие заявления, сделанные протестантами или православными деятелями, не говоря уж о резолюциях, принятых на ассамблеях Всемирного Совета Церквей, нуждаются в искреннем одобрении всеми православными верующими. Предстоит выполнить огромное дело катехизации, и только тогда мы сможем правильно оценить наследие, воспринятое от иудаизма, осмыслить ужасные проявления антисемитизма, имевшие место в истории, включая ответственность за них нашей церкви, — а именно за известные прискорбные литургические выражения, к тому же ещё исказившиеся на протяжении веков.

Хотя в догматическом богословии и в вероисповедных документах нет ни малейших признаков антисемитизма, всё же надо признать, что lex orandi, внося сумятицу в головы некоторых верующих, временами давал пищу и для lex credendi. В этом пункте мы присоединяемся к седьмому (Зелисбергскому тезису»: «Пора отказаться от представления пасхальных событий в таком виде, когда вина за убийство Иисуса возлагается на всех евреев или на одних евреев... ибо крест, которым искуплены все, свидетельствует, что Иисус Христос умер за грехи всех нас вместе».

Одной пассивной терпимости теперь мало. Её надо претворить в активное понимание и дружбу со стороны тех, которые причастны к подобному духовному наследию отцов и которые стремятся исполнять волю Единого Бога, Его правосудие по отношению к человеку и ко всему человечеству, присоединяясь к Его благодати, согласно благословению, преподанному Аврааму: «Благословятся в семени твоем все народы земли» (Быт 22,18).

Евдокимов подчеркнул, что в православном христианском молитвеннике заметна столь глубокая связь с еврейской Библией, столь трепетное отношение к Богу Авраама, Исаака и Иакова, столь пламенное вдохновение, идущее от псалмов, что книга эта сама по себе неким образом порождает элементы общей памяти. Если это так, то мы, следовательно, попутчики в молитве и вере, что придает больше конкретного смысла нашему совместному путешествию в мире сем.

Великий русский мыслитель, которого ныне многие заново открывают для себя, — а он действительно заслуживает глубокого изучения, — именно Владимир Соловьёв, христианскими аргументами убедительно обосновал важность того, чтобы нам внимательно «слушать Израиль». Он с большим пиететом относился к иудаизму, не только религиозно или философски, но также и экзистенциально. Полное собрание его сочинений свидетельствует, что он великолепно владел древнееврейским языком и читал в оригинале еврейские источники, включая и послебиблейские. За несколько месяцев до смерти он принял решение выполнить комментированный перевод Библии с иврита. На смертном одре Coловьёв просил окружавших его: «Не давайте мне засыпать, заставляйте меня молиться за еврейский народ, мне надо за него молиться». И после этого он вслух читал псалмы на иврите. Некоторые утверждают, что последними его словами были Шема Йисраэль, произнесенные также на иврите.

Согласно Соловьёву, еврейские пророки показали, что подлинный патриотизм ведёт к истинному универсализму. В своем исследовании «Духовные основания жизни» Соловьёв произносит слова, которые почти буквально повторяют еврейскую литургию на Рош ха-Шана и на Йом Киппур. В эти дни, как мы верим, «покаяние, молитва и благотворительность» могут отвратить тяжкий суд Божий, вызванный нашими пpeгpeшениями. Согласно собственным словам Соловьёва, «молитва, благотворительность и пост — это три главных деяния внутренней жизни по вере, три основы внутренней религии». Он вновь и вновь призывает христианских собратьев, чтобы они, если желают быть верными себе и собственному вероисповеданию, живо хранили память о еврейском народе и еврейской мудрости. Отсюда его хорошо известное высказывание: «Нет никакого еврейского вопроса, а есть вопрос христианский». Патриотизм, будучи, по его мнению, благотворением собственному народу, обязан вернуть себе этот подлинный смысл, — патриотизм не должен и далее вырождаться в ненависть к чужакам и другим верам. И именно память пpeтворяет человеческое достоинство в основную моральную ценность, в способ борьбы со злом.

Может быть, нам следует поразмышлять над следующим. Еврейское слово, которым обозначается религия, - это эмуна, что значит «вера», «уверенность», «доверие». Тем не менее семантическая насыщенность этого слова, как она разъясняется благодаря корню а-м-н, имплицируем что подлинное верование должно пониматься как произведение искусства (оманут) и поэтому для своего полнокровного бытия предполагает труд подготовленного умельца (умман).

У кого нет памяти, тот лишен и будущего. Хотим или нет, но все мы — свидетели, и на нас лежит груз свидетельства, и мы обязаны пополнять объем памяти.

А это учит нас, что перед лицом зла или несправедливости память несовместима с безучастностью и какой бы то ни было пассивностью. Современная всемирная угроза расизма, ксенофобии, фанатизма и антисемитизма ещё раз убеждает, насколько память важна для совершенствования мира.

Представляется, что следовало бы прислушаться к предостережению одного из наших великих мудрецов, Гиллеля, который говорил: «Если я не сам отвечаю за себя, кто же станет отвечать за меня? Если я только за себя — что я?» (Он не сказал: «кто я», а «что я», и это означает, что я утрачиваю свое человеческое достоинство.) «И если не теперь», то есть сразу же, «то когда же?» (Мишна Авот 1:14). Значит, ответственность моя неотложна и беспредельна.

Проф. Гальперин весьма объемно представил тему, и многое из того, что я собирался изложить, им уже сказано. Особо благодарю его за острое словцо, согласно которому память обязывает человека в той же степени, — если не больше, — что и благородство (noblesse oblige). Что касается меня, то поделюсь своими взглядами, личным свидетельством моей мерности, и, может быть, ещё раз привлеку внимание к тому, как память и ответственность в решающей мере сказываются на контактах и взаимопонимании между евреями и православными христианами. Вероятно, как раз здесь и открываются широкие возможности свидетельства современному миру и служения ему, и никто другой не исполнит их вместо нас.

Не раз и не два отмечалось, что современный мир почти полностью утратил память и, следовательно, ответственность. Это явственно и весьма болезненно подтверждается, стоит нам своими руками притронуться к кровоточащим ранам народа Божия или же, если употребить церковное выражение, вложить персты в гвоздиные язвы нашего распятого Господа! То же самое, несомненно, наблюдается и на земле моей родины, в бывшей Югославии: память и ответственность — вот ключи к разрешению кровавой и бесчеловечной трагедии, но, к сожалению, ни конфликтующие стороны, ни сторонние наблюдатели не усматривают здесь прямой связи с происходящим.

Прежде всего, подчеркну, что, как уже говорилось, память — это одна из самых важных составляющих еврейской традиции. Проф. Гальперин показал нам высокую частотность различных форм глагола помнить в книгах Ветхого Завета. Эти подсчеты имеют точно такое же значение и для нашей православно-христианской духовности. Действительно, память принадлежит к числу важнейших библейских и экклезиологических понятий, ибо она равнозначна преданию, которое определяет суть и границы двух наших религиозных традиций. Без памяти, безусловно, и сама традиция не может существовать. Лишь ранее усвоенные ценности наследуются, сохраняются в живой памяти и передаются грядущим поколениям. Всё, что уже было сказано относительно памяти и подтверждено ссылками на Библию, — всё это, выражая нашу суть, безусловно сохраняет свое значение и для нас.

Посему мне остается только согласиться, что (как следует из остроумной притчи, рассказанной нам) пять тысяч лет вполне могут быть прибавлены к возрасту любого еврея, пять тысяч лет предшествующей истории народа Божия. По аналогии, с христиано-православной точки зрения, пять тысяч лет, несомненно, следует причислять и к памяти каждого православного христианина, равно как и те годы, которые отмерены нам на будущее — вплоть до скончания века.

Действительно, взятая в библейской полноте, память (как о ней говорится в Новом Завете и в церковном предании) должна пониматься двояко. С одной стороны, это историческая память, в том смысле, что мы, будучи избранным народом Ветхого и Нового Заветов, никогда не забываем величия Божия, а его средоточием являются все действования Божественной любви ради жизни и искупления мира. С другой стороны, это вселенская и эсхатологическая память, та память, которая выражает, на церковно-богословском языке, духовность Христову, духовность Церкви. А она, в свою очередь, охватывает все деяния Божии, из которых лишь часть исторически завершена, тогда как другая часть, по Божественному промыслу и по любви Божией, завершится эсхатологически, — ведь все Его деяния уже совершены до начала времён, хотя полное откровение дела Божия и состоится, согласно христианской вере, лишь во времена Второго пришествия и скончания века. Мне представляется важным не упускать из вида этот аспект памяти, потому что лишь через вселенскую эсхатологию мы получим лидийский камень, способный быть критерием ценности исторической памяти.

Как правильно подчеркнул проф. Гальперин, исторической памятью можно злоупотреблять. Излишне вновь подчеркивать, насколько непосредственно в Новом Завете подхвачены и продолжены ветхозаветное понимание памяти и заповедь помнить, а также в какой мере литургический язык и жизнь Православной Церкви представляют собой единое непрерывное памятование.

Понятие ответственности мы относим к категории духовности и богословия, а философские и прочие его аспекты не рассматриваем. Ответственность должна пониматься в рамках библейской антропологии, а эта последняя является общей для обеих традиций. По суждению отцов Церкви, только человек, сотворенный по образу и подобию Божию и получивший в дар свободную волю, реально ответствен за свои поступки и начинания.

Не желая вдаваться в абстрактные рассуждения, хотел бы сейчас просто и прямо заявить, что, на мой взгляд, ответственность производна от памяти, причем от всей памяти народа Божия (но обратное утверждение было бы некорректно). Если общенародная память утрачена, то рано или поздно будет также утрачено и ответственное отношение друг к другу, к ближнему и к Подателю нашей жизни и нашего искупления. Конечно, в свою очередь и память не бывает успешной, если нет ответственности. Взаимосвязь памяти и ответственности настолько тесна и органична, что лишь схоласт отважится разделить их между собой. Я лично усматриваю истоки ответственности в той священной памяти, которая передается нам в предании.

Ситуация в современном мире, особенно после крушения коммунистической утопии и весьма невнятного провозглашения нового порядка, вошла в противоречие с названным главным иудейским и христианским смыслом священной истории и священной памяти, который равнозначен традиции. Действительно, современный мир проявляет интерес к экономической стабильности и экономическому благосостоянию, — если не для всех, то хотя бы для малого числа счастливцев, — и соответственно он отвергает любое памятование, которое могло бы прервать естественную цепь событий или повредить ей.

Приведу пример. Недавно мы в Белграде принимали визитеров из Северной Америки, прибывших, надо думать, по делам гуманитарной помощи. Наши контакты не имели ни церковного, ни политического характера, и не было, казалось, ничего, что могло бы привести к осложнениям Один наш приятель, православный из Америки, знающий православную ментальность, дал такой совет: не вспоминайте никаких исторических событий, не употребляйте даже и самого слова история в присутствии гостей. Иначе они станут нервничать. Не знаю, как расценить этот факт, - как позитивный или не очень. Но на самом деле, когда во время бесед мы все же пытались сослаться на исторические обстоятельства, вскрыть причины событий, ныне приведших нашу родину к трагедии, то визитеры нам настойчиво внушали, что необходимо позабыть о прошлом, предать забвению древние предания и всё, что было ранее, и сосредоточиться исключительно на настоящем и на будущем. И во время одной из дискуссий я не выдержал и заявил, что это-то как раз и пагубно, потому что именно забвение истории и потеря памяти привели к войне, охватившей страну. Народы, поднявшие оружие против друг друга, — хорваты, мусульмане и сербы, — говорят на одном и том же языке, проживают на одной и той же территории, имеют общую или похожую, пусть временами и горькую, историю, и вот теперь они не уживаются вместе, потому что как раз в сфере памяти и производного от неё чувства ответственности они себя радикально противопоставили друг другу. (К большому сожалению, пока что эти разногласия непреодолимы.) Каждый из трех народов по-особому подходит к памяти, а отсюда и к ответственности.

Проф. Гальперин, желая художественно оформить свои мысли, привел яркие примеры из русской жизни и литературы. А я хотел бы, на основе опыта моей мерности, привести горестный пример своей родины. Я не собираюсь отклоняться от темы ответственности и памяти, но всё же позвольте кратко разъяснить, почему народы нашей страны вступили в войну друг с другом.

Несомненно, ряд движущих обстоятельств, чуждых вере и судьбе нашего народа, привнесен извне. Откровенно, в здравой памяти и ответственно заявляю, что нашим общенародным исторического грехом, в большой мере ответственным за происходящее, является то обстоятельство, что сам народ позволил себе смешаться с чужаками в своей традиции и аутентичной памяти и истории.

Это прегрешение — потеря памяти, беспамятство в известный исторический момент после ухода турок с Балкан, что и привело к духовно-бытийной, а также и к исторической безответственности. За неё ныне приходится платить весьма высокую цену. Опустив множество подробностей, я говорю о следующем: сербский народ в первые десятилетия текущего века отказался от своей богатой памяти, от собственных традиций, от своего духовного наследства и стал полагаться только на общее этническое происхождение с другими народами Балкан и на языковую общность. Исходя из этого, мы попытались учредить государство Югославию, а это привело к тяжкой духовной утрате памяти и бесчувственности.

Когда завершилась Вторая мировая война, сербский народ ещё раз впал в тот же грех, но в ещё более тяжкой форме. Во время Второй мировой войны сербы, подпавшие под власть гитлеровцев, стали, подобно евреям и некоторым другим народам, жертвами геноцида. Но геноцид имевший место в хорватском государстве, — Хорватия тогда числилась среди сателлитов нацистской Германии, — не был нами осмыслен и осужден должным образом. Мы не сделали необходимых выводов и не стали освещать трагедию, как бы следовало, — конечно, отнюдь не призывай расплате и к ненависти. Напротив, сербский народ, угнетенный коммунистами, согласился предать забвению собственный геноцид и не вспоминать о нём, иллюзорно надеясь, что так удастся прийти к примирению. Нам бы взять пример с еврейского народа, вести бы себя так же, ибо наша судьба свидетельствует, к какой беде ведут легкомысленность и безответственность, проявленные сербским народом. Ссылки на режим, насилие, утеснение не извиняют ни наших вождей, ни весь народ, — как было можно полностью предать забвению примерно миллион сербов уничтоженных только за то, что они сербы?

Эрикос Йосеф, большой художник, духовный друг нашего народи в то же время крупная фигура в еврейской общине Белграда, часто повторяет, что в его глазах сербы — это один из тех редких народов на земле, которые подвергались тем же преследованиям и гонениям, что исторически выпали на долю Израиля. Кстати сказать, сербы — это тот народ на арене истории, в котором никогда не было антииудаизма, ни интеллектуального, ни бытового.

Позвольте ещё немного отвлечься и отметить, что в нашем диалоге едва ли следует держаться термина антисемитизм. Противники евреев считают их плохим народом или их недолюбливают отнюдь не за принадлежность к семитической расе. Ведь эти ненавистники не испытывают ненависти к другим семитам. Следовательно, правильнее говорить об антииудаизме, или иудофобии.

Для нас, христиан, по богословским основаниям нет причин преследовать иудеев за веру, хотя главная богословская трудность, разделяющая нас, заключается в несогласии относительно личности Иисуса Христа, то есть Мессии. Мы, христиане, веруем, что древний Израиль был избранным народом Божиим (о чем возвещали наши общие пророки), что Мессия, принятый (новым) Израилем, уже явился и что Им был Иисус Христос. Большинство евреев «во время оно» и вплоть до наших дней веруют иначе, а именно, что Мессия ещё не приходил. Но эти разногласия не представляют собой проблемы, существующей внутри (нового) Израиля. Действительно, первая по времени христианская церковь была сплошь иудейской. В неё входило лишь несколько христиан из язычников, и они, как видно из богословия ап. Павла и вообще из новозаветного богословия, считались и сами себя считали приходящими извне, переходящими к богоизбранному народу Израиля.

Вот почему для православных христиан Израиль не чужд. Напротив, мы подключены к Израилю по причине духовной идентичности и веры и потому что мы возводим свое родство к Аврааму и к праотцам Израиля. Отсюда мы не можем быть врагами евреев. Правда, в повседневной жизни, — я говорю о трагических событиях в Западной Европе, случающихся иногда также в Восточной Европе и в известных областях России, — действительно бывают преследования и погромы евреев. Но люди, идущие на подобные проступки, прегрешают не только против еврейского народа, но и против своей собственной веры и собственной Церкви. Следовательно, их деяния не могут ставиться в вину всей Православной Церкви.

Я несколько отклонился от основной темы, поскольку меня глубоко волнуют затронутые вопросы, но сейчас я вернусь к ней.

Позвольте, насколько в моих силах, показать вам, в каком положении находятся другие, также тяжко страдающие, народы нашей страны. После крушения коммунизма сербы принялись оживлять свою историческую и церковную память, чтобы вернуться к ответственности как за свое прошлое, так и за будущее. Но поскольку на многие десятилетия память, была утрачена и царила безответственность, возник конфликт, так как, с точки зрения некоторых, отсутствие устроения у сербов — в порядке вещей: у них нет-де памяти, нет традиций, нет духовности, нет ответственности, так что они якобы суть человеческое стадо, служащее чужим интересам.

А вот хорваты, наши соседи и братья, в отличие от нас, никогда не утрачивали своей памяти. Их грех, как я его расцениваю, состоит в том, что они отделили память от ответственности. Они хотя и хранили память, но на путях безответственности, не сознавая необходимости ответственности. В удобный момент хорваты осуществили вековую мечту, воспользовались своим правом и создали независимое государство, за что их никто не осуждает. Но, с другой стороны, разве это ответственно извлекать из исторической памяти идеалы и символы независимого хорватского государства, существовавшего во время Второй мировой войны и геноцида? Тогда в концентрационные лагеря были брошены сербы, евреи, цыгане и другие народы, потому что за ними не признавалось право на жизнь. Одним из таких символов является современный хорватский флаг — гитлеровской свастикой! Если бы не было ничего другого, — ни насилия, ни угрозы оружием, ни изгнания сербского народа из вновь созданной Хорватии, — одного этого факта безответственного обращения к исторической памяти было бы достаточно, чтобы спровоцировать войну. Мои дорогие еврейские друзья, присутствующие здесь, кто из вас, ваших еврейских братьев, ваших детей, согласился бы с указом главы государства (в котором вы проживаете в диаспоре), чтобы у вас в доме в качестве символа фигурировала гитлеровская свастика? Разве вы не пойдете лучше на мученическую смерть, чем видеть свастику над головой? Ответ для меня очевиден. Точно такие же чувства испытывали сербы, проживавшие в Хорватии. Вот почему я вновь и вновь подчеркиваю, что многие из нас, сербов, к несчастью, утратили свою память и ответственность, теперь нам тяжкими усилиями приходится возвращать себе это двоякое благо - ответственность и память.

Другие, у которых была память, но не оказалось ответственности очутились в той же самой или даже худшей ситуации.

В свете сказанного вам нечего опасаться или сомневаться, когда м возвращаем себе священную память и неотступно за неё держимся. Напротив, нам, православным христианам, от этого польза и ободрение. Ведь возвращение памяти не предполагает ни стремления отомстить, ни отвержения кого бы то ни было, но означает обязательное испытание ответственности памяти или священной памяти ответственности, как они согласуются с Божественным домостроительством и промыслом (действующим в исторических событиях) и со вселенской духовностью Христа, духовностью Церкви. Нам ещё предстоит многому научиться сделать выводы из событий, и не только прошлых столетий, которые и так хорошо помнятся и которые еврейская диаспора также сохраняет, но прежде всего мы должны возвратиться к памяти о геноциде во время Второй мировой войны. Наша забота и наше стремление состоит в то чтобы переписать имена всех жертв, чтобы погибшие не были забыты, чтобы их уделом стала (если прибегнуть к православному выражению) вечная память. Пусть их память будет вечной среди людей, а не только в памяти Божией, в которой и без нас все они поминаются вечно. Их имена должны быть внесены в список не мести ради, которая поставила бы под сомнение суд Божий, но исключительно ради того, чтобы трагические события никогда не повторялись. Я не знаю, какие усилия ради подобной цели прилагало государство Израиль, но мне известно, сколько сил (в области филологии и философии, а также в сфере практики) потратили выдающиеся представители еврейского народа, подобные Визенталю из Вены. Мы должны быть благодарны евреям за постоянные напоминания и за пример.

В заключение сошлюсь на спорадические дискуссии со своими еврейскими друзьями и выскажу мысль, что иногда возникает угроза собственной памяти, скрытая духовная опасность и искушение. Я имею в виду тех еврейских друзей, которые склонны расценивать руководителей Церкви и внутрицерковные события лишь через их отношение к государству Израиль, причем суть Израиля отождествляется с современным израильским государством. Так, если некто, словом и делом доказавший, что у него нет ненависти к кому-либо, тем не менее по невнимательности или увлеченности высказал или напечатал антиеврейские суждения, то такой человек не выражает ни церковной морали, ни (зачастую) своей собственной. Посему я полагаю, что хотя подобные ляпсусы и не следует игнорировать, — потому что мы призваны к памяти и ответственности, — тем не менее их не стоит раздувать до огромных размеров, тем самым создовая в нашем диалоге атмосферу недоверия или неискренности. А наш диалог, поскольку в нём царит библейский дух, должен быть открытыми честным. Уверен, что таким образом мы покончим с недоразумениями, которые возникают из-за дефицита как здравой памяти, так и ответственности.

Раввин Давид Линкольн (David Lincoln): Сербский архиерей говорил о проблемах своей страны. Полагаю, многие из нас способны правильно понять историческую память сербского народа по отношению к хорватам, особенно в связи со Второй мировой войной. Но что беспокоит современное мировое сообщество, — это не столько взаимоотношения Хорватии и Сербии, сколько этнические чистки и изнасилования боснийских женщин. Я не уверен, что их можно оправдать памятью сербского Народа. Всё это нас весьма огорчает, и непонятно, почему епископ совсем не затронул проблем Боснии и Герцеговины.

Проф. Илия Иконому (Elias Oikonomou): По поводу памяти и ответственности хотелось бы сказать несколько слов в связи с тем, что было изложено проф. Гальпериным, и, в частности, задать ему вопрос, как им понимается память: только как психологическое явление или же для него, в согласии с библейским смыслом, понятие памяти синонимично понятию веры, будь то генетивная объективная вера в Бога, — то есть что нам заповедано помнить о Боге, — или будь то вера субъективная, то есть что Бог помнит (о нас). Вы хорошо знаете, что это «помни», будучи заповедью для Израиля, снова и снова повторяется в Библии, являясь предупреждением не забывать Бога. Давайте обратимся к 9-й главе Второзакония, в которой дается оценка странствия иудеев в пустыне, — если иметь в виду библейский смысл, то перед нами вопрос веры и неверия. В таком случае память — это то же самое, что вера, поскольку забвение того, как Бог странствовал с Израилем в пустыне, равнозначно отсутствию веры. Следовательно, если мы говорим о библейском понимании, то в каком же именно контексте надо судить об исторических событиях с точки зрения ответственности? Ответственность — перед кем?

Если, однако, иметь в виду нашу память о человеке, а не о Боге, то мы отмечаем другие сопряженные значения: ведь припоминая, что некий человек соделал по отношению к нам, добро или зло, мы бываем или благодарны и обязаны ему, или испытываем желание ему отомстить (иногда определенные факты припоминаются и ради самокритики). Таковы три поведенческих возможности, которые даны людям.

Что касается первой, библейской, категории, то, представляется, из неё должна быть исключена месть как наказание обидчика обиженным, — мы помним речение: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим 12, 19, ср. Втор 32, 35). Здесь выражена готовность даровать обидчику прощение, причем в конечном итоге я бы подключил прощение к троице средств привлечения милости на сторону обидчика, а именно: поста, молитвы и благотворения. В свете сказанного хотелось бы узнать, что имеется в виду: память в библейском богословском смысле (право или нет мы стоим пред Богом) или же социальный подход к памяти (когда мы припоминаем поступки другого человека и, вероятно, платим ему той же монетой).

Полагаю, эта проблема жизненно важна как для иудаизма, так и для христианства, потому что память и непамятование (зла) — это стержневые богословские понятия. Кто помнит, тот принимает, что он помнит, а кто забывает, тот изглаживает из бытия то, что забывает, так что былое бытие больше не оказывает влияния на его внутренний мир и поступки. Вот почему когда кое-кто, подобно американцам, гостям епископа Иринея, призывает нас забыть прошлое, фактически высказывается призыв вообще не помнить об окружающих нас людях: не помнить как тех, которые согрешили против нас, так и тех, которые сотворили нам добро и которых за их великодушие надо благодарить (а ведь благодарность - это также библейская заповедь).

Воздерживаясь от суждения, какой выбор предпочтительнее, я просто указываю, к чему может привести определенный общий подход, изложенный в академических кругах.

Поэтому считаю, что нам следует глубоко продумать, в каком смысле мы говорим о памяти человека — социологическом или богословском. В конечном счете эти два уровня неотделимы друг от друга. Кто всегда помнит о Боге, тот и поступает соответственно. Так, во Второзаконии (8, 17-19) сказано: «Чтобы ты не сказал в сердце твоем: “моя сила и крепость руки моей приобрели мне богатство сие”, но чтобы ты помнил Господа, Бога твоего, ибо Он дает тебе силу приобретать богатство, чтобы исполнить, как ныне, завет Свой, который Он клятвою утвердил отцам твоим. Если же ты забудешь Господа Бога твоего, и пойдешь вслед богов других, и будешь служить им и поклоняться им, то свидетельствуюсь вам сегодня […], что вы погибнете». На мой взгляд, здесь перед нами известное послание к человечеству с предписанием не забывать Бога, послание, не зависящее от конфессии.

Проф. Рафаэль Сабетай (Raphael Sabethay): Хочу со всей решительностью выступить против попыток некоторых академических кругов иностранных университетов фальсифицировать историю геноцида евреев и изгладить память о нём. Епископ Ириней очень тщательно проанализировал и развил тему памяти. Тем не менее всё же какой должна быть реакция на злосчастные попытки ряда ученых дать ложную интерпретацию о трагическом феномене геноцида во Второй мировой войне и даже отрицать сам факт?

Митрополит Хризостом Перистерионский: Я не разделяю оценку проф. Гальпериным позиции Соловьёва, потому что ей свойственно преувеличение роли Израиля и иудеев без должного учета роли других стран и народов того же географического региона. Соловьёв придает большое значение геноциду евреев. Но как не бывает хорошей, так не бывает и плохой разновидности геноцида. Как иудеи и как христиане, мы обязаны осудить любой вид геноцида, потому что он направлен против человека, сущего образа Божия, и потому что геноцид преследует одну-единственную цель — уничтожение меньшинств. Поэтому мне и хочется сделать специальное упоминание о геноциде на Востоке, вследствие которого христианство было выкорчевано на территориях, о которых упоминается в Апокалипсисе.

Другим вопросом является экономика. Епископ Ириней упомянул, что современный мир прежде всего озабочен экономическим благосостоянием. Такова теория, провозглашаемая на Западе и в Америке, но в нейне упомянут духовный аспект экономики, а ведь в Ветхом Завете о нём говорится особо. В Ветхом Завете сказано, что человек не должен обладать собственностью. Всё существующее в мире принадлежит Богу и даночеловеку лишь в управление, так что тот обязан направить всё доброе на свое духовное преуспеяние.

Замечание относительно Евдокимова я не всё хорошо усвоил. Неужели Евдокимов намекает, что из литургической практики некоторых православных церквей определенные тексты были устранены по причине их антииудейского характера? Насколько я знаю, в корпусе литургических текстов Православной Церкви переформулировки, во всяком случае на официальном уровне, не производились.

Мы уже дискутировали вопрос динамического смысла традиции и говорили, что традиция — не статична, что она как раз динамична. Поэтому я хотел бы спросить проф. Гальперина: если иудеи согласны, что традиция динамична, то есть что она относится не только к прошлому, а формируется и в настоящем, то в чем состоят препятствия, мешающие рассматривать Новый Завет в качестве движения и расширения этой традиции?

Мое последнее соображение: нам нужна действенная память, а не готовность к забвению. Так, мир снова вступает на опасный путь, и представляется, что он так ничему и не научился на ошибках прошлого. Человек, как разумное существо и как индивид, всё ещё не усовершенствовал свою природу. Специально сошлюсь на послание Его Святейшества патриарха Сербского Павла: патриарх определенно говорит, что Церковь осуждает все преступления без различия, в том числе и преступления, совершенные по отношению к женщинам. В этом отношении история — вот лучший учитель и источник полезного опыта. Христиане и иудеи, народ Божий, обязаны построить общество, где больше счастья и мира.

Раввин д-р Джордан Перлсон (Jordan Pearlson): Проф. Гальперин в своей «Histoire et Mémoire», работе о коллоквиуме, который блестяще удался, и не без Вашего руководства, Вы, на мой взгляд, хорошо показали разницу между историей и памятью, а именно: история — это тщательное научное описание событий прошлого, а память — это включение исторических событий в конфигурации, имеющие важное значение для личности, нравственности и общества. Отсюда протягивается нить к тому, что Вы сегодня сказали во вступительном докладе: если слово помнить использовано в библейском смысле, то оно возводит нас к фактической ситуации, к исторической ситуации, к отправной точке запоминания, со всеми последствиями. Если это так, то возникает вопрос: не должны ли моралисты оценить историю и соответственно одобрить или отвергнуть тот вид общества и общественной памяти, который, как говорят, существует в Хорватии?

Раввин проф. Вальтер С. Вурцбургер (Walter S. Wurzburger): Память по своей природе избирательна. Отсюда вопрос: что мы обязаны хранить в памяти? Возникает и дальнейшая проблема: поскольку истории сама по себе не имеет никакого нравственного заряда, чему мы практически способны научиться от неё? Как нам, далее, интерпретировать историю? Мы не знаем, почему определенное историческое событие оценивается в том или ином свете, хотя оценки в конечном счете должны определяться нашими собственными нравственными суждениями, а эти последние, если исходить из религиозной перспективы, должны быть выведены из Свщ. Писания и из нашей традиции. Иными словами, когда оценивается историческая память, должна быть проявлена осторожность, так как голый факт («некое событие имело место») может привести и к ложным заключениям.

Безусловно, Библия вновь и вновь напоминает нам об определенных исторических событиях, и проф. Гальперин прав, ссылаясь на множество библейских текстов, в которых говорится о памяти. Но по большому счету исторические события, о которых мы, по Библии, должны всегда помнить, — будь то откровение на горе Синай, или бесчинства Амалика по отношению к нам, или исход из Египта, — эти события не суть простые факты, но факты исторические, несущие определенную оценку и имеющие религиозное назначение. Например, мы должны помнить об «Амалике» не просто ради сохранения в сознании события, но ради того, чтобы наше противодействие злу было совместимо с общей линией наших религиозных императивов.

Хочу пояснить одно место из своего собственного выступления, которое, вероятно, было неправильно воспринято. Я не намеревался утверждать, что наша древняя традиция полностью текуча. Существует диалектическое противоречие между одним рядом определенных элементов, являющихся неотъемлемой частью нашего религиозного наследия, и другим рядом, элементы которого зависят от интерпретации Библии. Одновременно я отметил, что вопрос имеет и второй аспект, что не всё динамично. Лишь часть элементов в рамках традиции динамична. Отсюда понятно, что мы, как иудеи, не можем принять Новый Завет, потому что, с нашей точки зрения, Евангелие не принадлежит к числу интерпретаций, которые были бы допустимы в качестве составной части нашей веры и нашего упования. Соответственно текучесть нашей традиции — не безгранична. Есть жесткие границы даже по отношению к тому, как может интерпретироваться любой конкретный закон.

Собственно, я не хотел утверждать более того, что многие герменевтические принципы находят себе динамическое применение, оставаясь в рамках еврейской традиции. Один из них или два позволяют временами осуществить учет изменившихся обстоятельств. Тогда вследствие такой внешней перемены получает импульс для развития и наше религиозное учение. Тем не менее не должно создаваться ложного впечатления: я не отстаивал идеи, что иудейская религия — только динамична. В ней есть диалектическое противоречие между тем, что постоянно, что не меняется, и тем, что текуче и динамично.

Раввин А.Джеймс Рудин (A. James Rudin): У меня к епископу Иринею два вопроса.

Первый. Вы определили проблему для нас, исходя из своего видения. Но в чем состоит Ваш рецепт? Что мы, иудеи, и что вы, православные христиане, могли бы, по-Вашему, сделать в обрисованной ситуации, которая весьма трагична? Все мы, несомненно, веруем, что Бог действует в истории, и все мы стремимся содействовать улучшению мира (как об этом говорил проф. Гальперин); потому-то нам столь важно узнать, как ныне вести себя каждому на своем месте. Вы вполне внятно представили нам весьма печальную и тяжкую картину.

Второй вопрос. Вы обстоятельно говорили о своих воззрениях на ситуацию в Хорватии и Сербии. Мне бы хотелось узнать Вашу точку зрения нам мусульман, о которых часто сообщают средства массовой информации, особенно у меня на родине. Как обстоят дела у босняков, которые также вовлечены в разыгрывающуюся трагедию? Какую позицию должны занять верующие люди? Как нам, с Вашей точки зрения, следует вести себя по отношению к третьему участнику трагедии — к боснийским мусульманам?

Проф. Николай Братсиотис (Nicholas Bratsiotis): Позвольте мне, как председателю, призвать присутствующих не уклоняться от темы заседания. Нам понятно одушевление, с которым говорил владыка Ириней, и мы сделаем определенные выводы, но нам не следует привносить проблемы, о которых наши докладчики не говорили.

Г-н Михаил А. Членов: Проблема памяти — не только важна, но и чувствительна, а также опасна. Это не случайно, что самое опасное антисемитское движение у меня на родине выбрало для себя как раз имя «Память». Действительно, память в смысле захор имеет первостепенное значение, почему меня и потряс анализ владыкой Иринеем ситуации в бывшей Югославии, ныне в Сербии. Не надо упускать из вида, что границы, разделяющие народы, религии и республики на территории бывшей Югославии, — это границы, возникшие ещё во времена Римской империи. На практике здесь около 2000 лет назад была проведена граница между Западом и Востоком.

Пытаясь понять, что память реально означает в нашем контексте, я бы сказал, что по отношению к историческому диалогу между православием и иудаизмом следует различать несколько видов памяти. Память многообразна и имеет ряд проявлений. Есть историческая память, и она интенсивно обсуждалась. Полагаю, что существует и религиозная память — памятование о главных основаниях, на которых покоятся обе конфессии. Обе стороны отправляются от того вида памяти, который на самом деле их весьма сближает. Существуют, далее, стереотипы памяти, ибо память, подобно истории, не есть строго научный или хотя бы псевдонаучный перечень фактов. Памятование — это нечто вроде современной ретроспективной реализации прошлого, причем при обилии стереотипов.

Полагаю, что в России православие и иудаизм пребывают в ситуации постоянного диалога, начиная с крещения Руси. Полемика митрополита Илариона с иудаизмом, восходящая к X в., несомненно, свидетельствует, что диалог завязался очень рано. Он продолжается до сих пор. Православие выгадало от диалога, потому что он (в широком плане) обогатил духовную жизнь российских верующих. И здесь, я думаю, важно искать пути взаимопонимания, по крайней мере искать стереотипы, действительно сближающие нас, а это — взаимообогащение, взаимопомощь, взаимоподдержка, совместное горе в трагических и совместная радость в добрых обстоятельствах. Сколько вместе пережито на протяжении российской истории — как христианами, так и евреями!

Не думаю, что наш диалог должен стать продолжением средневековых диспутов между раввином и священником, когда обычно каждая сторона трубила о своей победе. Исходя из практических нужд, нам, конечно, надо искать прежде всего позитивные стереотипы. Это — единственный вид памяти, способный принести пользу. С другой стороны, никак не могу избавиться от чувства, что антисемитские движения у меня на родине в действительности выступают не против евреев, а против призраков, неких таинственных носителей зла, которые не живут по соседству, которые не являются гражданами той же страны, которые отнюдь не придерживаются религии, из которой некогда вышло христианство.

Д-р Джеффри Вигодер (Geoffrey Wigoder): Выступавшие говорили о противоположных пониманиях памяти, которая, с одной стороны, есть главное основание для нашей любви и нашей веры и которая, с другой, может быть основной причиной вековой ненависти и предубеждений. Приведу пример из сферы происходящего в современном еврейском мире, в частности, в Соединенных Штатах. Здесь в университетах и колледжах имеются сотни кафедр еврейских исследований. И учебные курсы, которые наиболее охотно избираются студентами по данным кафедрам, — это т.н. «изучение Холокоста». Здесь молодые евреи нередко обретают свою еврейскую идентичность, то есть, иначе говоря, они становятся евреями на фоне истории Шоа, на фоне антисемитизма. Вот почему они зачастую попутно усваивают и негативные представления об иудаизме, а позитивные иудаистские ценности проходят мимо них.

В раввинистической традиции, о которой мы сейчас говорим, раввины-герменевты указывали, что среди Десяти Заповедей есть две версии заповеди о Субботе: одна (Втор 5, 12) гласит: «Наблюдай день субботний», тогда как другая (Исх 20, 8) читается: «Помни день субботний». Они соединены в вечернем гимне на встрече Субботы (Леха Доди), написанном одним каббалистическим поэтом греческого происхождения. В гимне говорится: «Единый Бог дает нам слышать “наблюдай” и “помни” в одном речении». Таков завет, который мы ныне пытаемся передать молодым евреям, а именно: недостаточно вспоминать ради памяти как таковой, ибо самодовлеющая память способна на негативные импульсы (и об этом мы слышали от нашего друга из Сербии). Память должна сопровождаться позитивным аспектом соблюдения завета.

Проф.-прот. Феодор Стилиянопулос (Theodore Stylianopulos): Я весьма благодарен обоим докладчикам, и не только за то, что они представили нам значение памяти и ответственности, но и за то, что упомянули как о Шоа, так и о геноциде сербов, который осуществили хорваты во время Второй мировой войны. При всем уважении к проф. Братсиотису, нашему председателю, тем не менее наша академическая встреча не должна уходить от жизненных проблем и от практических задач. Мы не можем взирать равнодушно, когда наш ближний испытывает боль. Мы не можем не понимать, что это естественно, когда собственная боль волнует человека в первую очередь и он стремится донести её до других.

Откровенно говоря, меня немного огорчил раввин Линкольн, который лишь походя упомянул о геноциде сербов, а затем говорил только об этнических чистках мусульман в Боснии. Безусловно, наша достоверная память при обращении к прошлому включает в себя и мусульман. Всем известно, что на протяжении столетий мусульмане осуществляли этнические чистки христианского населения. Например, они практически ликвидировали общины христиан в Северном Египте, на Ближнем Востоке, в Малой Азии. Такова память, уходящая вглубь веков. Не будем выяснять, кто пострадал больше; просто отметим, что у нас есть и эта боль, которую мы также пытаемся выразить, в духе памятования и ответственности, обсуждаемых ныне. Действительно, в первую очередь, как подчеркнул проф. Иконому, мы должны помнить о Господе Боге. Но давайте всё же прислушиваться и к собственной боли, уделяя ей внимание, давайте делать должные выводы из памяти и ответственности.

Раввин Марк Л. Вайнер (Mark L. Winer): Наше сегодняшнее заседание называется «Память и ответственность», и название имплицирует диалектическую связь между двумя понятиями, так что на деле память, сколь бы болезненной она ни была, не может вводиться в жесткие рамки. Страдания сербов, обрисованные Вами, владыка Ириней, произвели на меня большое впечатление. И, естественно, я сознаю, что зачастую дается искаженная информация о происходящем в Вашей измученной стране.

Вы, как религиозный деятель, обращаетесь к нам, религиозным деятелям из разных стран, и соответственно нам было бы важно от Вас услышать, как в условиях тяжкого исторического периода и ужасных обстоятельств ведут себя иерархи сербской церкви, когда они, сознавая ответственность, переводят память о трагическом прошлом в поступки coвременности. Все мы придерживаемся заветов пророков, которые призывают нас находить в себе мужество и выступать с протестами, когда завет-союз с Богом кем-то нарушается, даже если он нарушается нашими земляками и соплеменниками. Многочисленные общеизвестные факты свидетельствуют, что ультранационализм бывает опасен.

Слова епископа, как я их понял, — это по сути попытка оправдать исторической памятью сербский национализм. Несомненно, нам представили лишь частичное объяснение происходящего. Соответственно и хотелось бы услышать, как сам епископ и его церковь реагируют на бедствия в целом, как они сознают свою религиозную ответственность за результаты происходящего сейчас и продвижения к справедливым целям.

Проф. Николай Братсиотис: Докладчики имеют возможность ответить на сделанные замечания.

Епископ Ириней Бачковский: Постараюсь кратко ответить на все вопросы, адресованные мне.

Раввин Линкольн, дорогой друг, задал вопрос относительно Боснии. Замечу, что в мои задачи не входило полное освещение проблем Боснии, равно как и Хорватии или всей бывшей Югославии. Я, на основе своего непосредственного личного опыта, всего лишь стремился показать, что стоит за понятиями памяти и ответственности. Ведь наша ответственность здесь и сейчас зависит от того, что мы считаем предметом памяти и как относимся к ней. Повторюсь, но скажу, что не ради тактических выгод, а ради личного свидетельства мне пришлось бросить горькие слова упрека своему народу, ибо отвергнув память, — речь идет не только об исторической памяти, но также и о памяти онтологической, библейской (о чем творил проф. Иконому), — сербы не справились со своей ответственностью и очутились в ситуации, навязанной им.

В этой связи я благодарен г-ну Членову, который правильно отметил, насколько глубока историческая память, сопряженная с нынешней территорией Югославии, поскольку именно здесь имело место размежевание между Западом и Востоком, а это обстоятельство в новейшей истории не принимается во внимание. Соответственно я имел в виду все народы, — сербов, хорватов и мусульман, — когда говорил, что они — частью по причине безответственной потери памяти, частью из-за недостатка чувства ответственности и т.д. - оказались в более или менее одинаковом положении, трагическом и болезненном.

Что касается насилия над женщинами, то отношение Церкви вполне ясно. Все преступления, и особенно наиболее отвратительные, одинаково подлежат осуждению. Следовательно, и сербы, совершившие преступления, осуждаются за бесчеловечность. По критериям памяти и ответственности их преступления отвратительны не только перед лицом истории, но прежде всего по суду нашей веры в Божественную справедливость. Как бы то ни было, я, обращаясь специально, хотел бы просить наших друзей из Америки и из других стран не доверять ложной антисербской информации и пропаганде. Зло творят все три противоборствующие стороны, а между тем, по заданным вопросам, можно судить о впечатлении, которое сложилось у части присутствующих, будто войну ведут одни сербы и будто только они совершают жестокости и насилия, тогда как другие здесь как бы ни при чем. Но это же не так. К несчастью, нет сомнения, что все творят то же самое, и кто творит больше или меньше зла, об этом судить Божественному правосудию. Его Высокопреосвященство митрополит Хризостом, сославшись на послание Его Святейшества Патриарха Сербского, уже осветил эту тему.

Другого важного вопроса коснулся проф. Сабетай: находятся люди, стремящиеся замолчать трагический геноцид евреев, совершенный в нашем столетии, или приуменьшить его масштаб. Мое мнение, — я полагаю, что выражаю позицию своих единоверцев, — состоит в том, что лицо, которое предает забвению такое тяжкое преступление, каким является геноцид, или, ещё хуже, снимает ответственность с совершивших его, само соучаствует в преступлении, и даже в большей степени, потому что совершается геноцид самой священной памяти жертв. Бесчеловечные преступники, совершившие массовые убийства, может быть, виновны меньше, чем те, кто пытается изгладить память о жертвах. Сказанное, конечно, относится к Холокосту еврейского народа, равно как и ко всем холокостам, о которых упомянул проф. Стилиянопулос, — в том числе к геноциду христиан, то есть азиатских и ближневосточных православных греков.

Думаю, трагедия, переживаемая сербским народом, ясна каждому. Конечно, как подчеркивал раввин Вайнер, совершенно недопустимо интерпретировать память об бесчинствах прошлого как разрешение на безнравственные или безответственные действия в настоящем. С этим я согласен безусловно. Когда мы сами виновны в преступлениях против человечности, лишь духовный, по сути онтологический, аспект памяти, — по ту сторону истории и психологии, то есть речь идет о нашей вере и церковном предании, — способен избавить нас от искушения предъявлять алиби, от самооправданий страданиями наших предков или событиями прошлого. Позвольте напомнить, что это искушение таит в себе опасность и для всех нас, если только мы не воспрянем духовно. Мы, христиане и иудеи, обязаны противостоять этому искушению, ибо мы придерживаемся библейского и традиционного понимания памяти, сопряженной с ответственностью (о чем здесь подробно говорилось).

При всем уважении к вопросу, заданному раввином Перлсоном, моя мерность всё же ждет от нас всех, христиан и иудеев, по отношению к трагедии моей родины прежде всего именно здравого подхода к памяти и ответственности. Сейчас самым отравленным оружием является ложная информация, злоупотребление или безответственное пользование средствами массовой информации. Разве создатели нового порядка вещей — Гитлер так и называл свою систему новым порядком — не способны в любой момент приписать дьявольские черты тому, кого изберут мишенью? Разве не злоупотребляют они — безответственно и безнравственно — современными технологиями и средствами массовой информации? Ведь ещё вчера кое-кому удавалось — удается в ряде случаев и ныне — представлять евреев как воплощение зла на нашей планете.

Думаю, что в настоящее время Запад потому выступает против сербов, что они не вписываются в уготованный порядок вещей. Поэтому их и малюют как носителей зла, совершенно так же, как это ранее болезненно испытал на себе еврейский народ. Завтра в таком же положении окажется какой-либо другой народ. Нам же, несомненно, следует выступить в защиту основных принципов, о которых говорилось, в поддержку истинной памяти и ответственности. Сказанное относится и к мусульманам, которые так же являются страдающей стороной в Боснии, причем этническим чисткам не может быть оправдания. Всё сказанное, конечно, приложимо не только трем противоборствующим сторонам в Боснии, но, к сожалению, и ко всем войнам на земле, начиная с самой первой, между Авелем и Каином, и вплоть до современных. На земле жили всего двое братьев, и один убил другого, потому что ему было мало места, — вот вам первая чистка! Соответственно вплоть до сегодняшнего дня этнические чистки устраиваются на любой войне. Не желая никого обидеть, напомню, что американцы осуществили чистку населения в Северной Америке. Но это, естественно, не означает, что кто-то сейчас имеет право предпринимать аналогичные акции против американцев. Чтобы этнические чистки не повторялись (хотя такова грязная история войн), и требуется священная память, памятование о Боге, памятование об искуплении. В равной мере нужна и ответственность.

Проф. Жан Гальперин: Признаюсь, подобной дискуссии не ожидал. Мне казалось, что рассматривая тему «Память и ответственность», выбранную для заседания, мы ограничимся повторением очевидного. Вот почему испытываю глубокое удовлетворение. Судя по многочисленным и серьезным вопросам, поднятым в дискуссии, ещё многое по данной теме предстоит обсудить. Почему бы, Ваше Высокопреосвященство митрополит Дамаскин, не созвать через какое-то время специальную консультативную встречу, в программе которой был бы всего один вопрос — «Память и ответственность».

Упомянув об этом, скажу, что я, конечно, не в состоянии остановиться на всех заданных вопросах, но мне хотелось бы подробнее рассмотреть то, что сказал проф. Иконому. По моему мнению, распределить понятие памяти по категориям очень сложно. Вы интересовались, какой вид памяти я имею в виду — психологический, религиозный, объективный, или онтологический, и т.д. Между тем, когда я произношу слово память, я имею в виду явное сочетание всех этих смыслов и, вероятно, ещё и многих других.

Я тронут словами проф. Стилиянопулоса, призвавшего нас чувствовать боль ближнего. Мне пришла на ум хасидская история: в ней говорится, что если кто-либо не чувствует боли, испытываемой его другом, то он и не друг. Дружба покоится на восприятии боли другого человека, так что нам надо сделать и следующий шаг. Сейчас хочу напомнить, как один из моих друзей и учителей, Эммануэль Левинас, великолепно учит нас не надеяться, что Бог будет действовать вместо нас. Каждый несет полную ответственность за то, как он поступил или чего не сделал, и за то, как он усвоил преподанные ему уроки истории. Левинас, подытоживая, говорит нам, что если мы желаем быть вполне достойны звания человека, то мы обрекаем себя на бессоницу, инсомнию, потому что тогда у нас нет права растратить хотя бы минуту, — каждая нужна для заботы о ближнем и дальнем.

По-прежнему имея в виду тему проф. Иконому и совсем не стремясь развлечь вас, приведу ещё один эпизод из Свщ. Писания. В начале 18-й главы Книги Бытия мы застаём Авраама в жаркий день, когда он вышел посидеть на пороге своего шатра, и вот Бог предстал перед ним. Авраам поднял глаза и увидел трех мужей. Много лет тому назад Франц Розенцвайг (Rosenzweig), Морис Бланшо (Blanchot) и другие любили толковать эту простую и прекрасную встречу в пустыне: Авраам обратил слова приветствия чужакам, совсем не подозревая, кто они такие. Но этим поступком он засвидетельствовал присутствие Бога, ибо Сам Бог виден в том, как я обращаюсь к другому.

Следовательно, если вернуться к разговору о памяти, то мы должны извлечь ещё один урок из наставления, преподанного нам нашей верой и нашим опытом истории: равнодушие, каким бы оно ни было, — недопустимо. Ибо, как я уже и раньше говорил, мы своими глазами видели, к чему ведут равнодушие, индифферентность и самодовольство. Нам не дано до конца проникнуть в смысл Шоа, но эта грандиозная трагедия, научила нас, что следует приложить все усилия, чтобы она никогда не была забыта, и не просто ради памятования, но чтобы повторение было заведомо невозможно.

Отвечаю на вопрос относительно забвения, заданный проф. Иконому. Вы правильно подчеркнули: мы не должны смешивать память с жаждой мести. Но я полагаю, что готовность изгладить памятование может зависеть от размеров события. Я пытался утверждать, — и приятно отметить, насколько в этом отношении мы с епископом Иринеем близки друг другу, — что амнезия (беспамятство) сама по себе уже есть потеря идентичности и ответственности. Следовательно, память есть фактор верности, сохранения верности и постоянное продолжение учения и научения. Следовательно, — и здесь мне придется разойтись с моим другом раввином Вурцбургером, — я не думаю, что следует безоговорочно согласиться с идеей, что будто бы бывает только селективная память. Мы сами обязаны проявлять осмотрительность и спрашивать себя, почему мы запомнили именно данные события, а не другие. Вот потому-то нам, когда говорим о памяти, и следует внимательно наблюдать, чтобы не допускалась её инструментализация, не допускалось манипулирование ею, хотя бы это делалось в наших интересах и ради нас самих.

Митрополит Хризостом затронул тему динамического характера традиции и задал вопрос, не соглашусь ли я с ним в том, что Новый Завет есть расширение или развитие Первого Завета. Не думаю, что сейчас уместно включаться в дискуссию по этой вполне определенной теме. Но отмечу, что когда я читаю христианское Свщ. Писание, всегда поражаюсь, как много материала прямо почерпнуто из нашего Свщ. Писания. Поэтому хотя я не хочу быть арбитром и не берусь судить о качестве обеих книг или двух традиций, тем не менее мне не думается, что различия в природе между первой и второй следует преувеличивать.

Завершая, сошлюсь на хорошо известный диалог между одним ру ским евреем и одним православным русским. Я имею в виду диалог между Львом Карсавиным и Аароном Штейнбергом. Оба выдающихся человека отличались большой искренностью. Они состояли в интересной переписке, в которой взаимно поведали друг другу, что значит быть евреем в России и каков образ еврея в представлении православного христианина.

Проф. Николай Братсиотис: Позвольте поблагодарить докладчиков за ответы на вопросы и извиниться перед теми, кто из-за не хватки времени не получил слова. Благодарю вас.