Книга: Яд власти
Назад: Глава 22. «Совиный скипетр»
Дальше: Глава 24. «Лавка старого Биота»

Глава 23. «Публичная казнь»

Последние три дня то на Торговой площади в Чёрном городе, то на площади Трёх домов в Белом идут показательные казни. Сколько именно человек рассталось с головой под топором палача или, высунув язык, закончило земной путь в петле – один Великий Создатель ведает. Но каждый раз поглазеть на очередную казнь собирается уйма народу.
Вот и сейчас на площади Трёх домов огромная толпа давит со всех сторон. Саян локтями и плечами отбивается от наседающих горожан. Селёдкам в бочке и то просторней. На этот раз должны казнить трёх или около того писцов. Поверх лохматых голов, бараньих шапок и тёплых платков отлично виден высокий деревянный помост со столбом, плахой и небольшой переносной плавильной печью. Из закопчённой трубы струится серый дым, помощники палача, здоровенные парни в чёрных полушубках с бурыми пятнами, греют над печкой руки. Говорят, осуждённых будут поить золотом, такого за последние дни ещё не было.
Лёгкий сухой снег засыпал Тивницу. Зима упорно напоминает людям, что её время ещё не закончилось. Пасмурно, но ветра нет. За зиму Саян поднакопил честно заработанных виртов и купил в лавке портного отличную тёплую куртку. Пусть не такую шикарную и дорогую, как плащ, в котором сбежал с Утёса, зато теперь никто не обзывает витусом. У куртки есть очень важное дополнение – внутренний карман. А то в такой давке прозевать кошелёк, как чихнуть ненароком.
Неделю назад, в ночь со 2 на 3 апреля, Саяна разбудил сильный шум с наружи. По улице, в полном боевом облачении, громыхая металлом, прошла целая манипула. Жаль, в темноте не получилось разглядеть подробностей, только лес копий над головами воинов.
Кто прошёл? Преторианцы Гарнизона? Или Легиона? А, может быть, манипула одного из штатных легионов? До Удубы недалеко, витус Юкож вполне мог вызвать на подмогу Первый легион.
Прошла манипула и прошла. Саян не стал ломать голову и забрался обратно под тёплое одеяло. Беспорядков в Чёрном городе не наблюдается, на улице вновь тишина и спокойствие, можно спать дальше. Но одно стало понятно абсолютно точно – развернулась самая решительная часть схвати за власть. Просто так манипула в полном боевом облачении по ночному городу разгуливать не будет.
Утром, вместе с перепуганной и возбуждённой Ленаей Геврар, в мастерскую ремесленника ворвалась сногсшибательная новость – ночью в Тивницу в полном составе вошёл Легион Преторианцев. По приказу витуса Нарта, преторианцы в буквальном смысле вырезали под корень высших сановников вместе с их семьями. Ещё говорили, будто на площади Трёх домов всю ночь шли упорные бои. Будто охранники трёх Домов запёрлись в Доме оружия, а преторианцы штурмовали его долго и упорно. Ну и прочий бред типа о разрушении половины Белого города и кучах трупов на каждом углу. Горожане даже успели придумать название для минувшей ночи – «Ночь синих мечей». Быстрей всего именно под таким именем финальная схватка за власть и войдёт в историю.
Как обычно людская молва раскормила муху до размеров быка. Острый недостаток фактов обыватели с лихвой восполнили буйной фантазией. Что правда, а что ложь – пришлось разбираться самому. То, что семьи высших сановников вырезали под корень – правда. Пьяный вдрызг служитель из Погребального храма Белого города рассказал, как всю ночь и большую часть следующего дня ему лично пришлось отправить в огонь немалое количество женских и детских трупов в дорогих платьях и рубашках. Правдой оказалась отставка витуса Туманха, прежнего Коменданта Тивницы, но он и его семья избежали кровавой мясорубки. Преторианцы на площади Трёх домов провели всю ночь, только никакого штурма Дома оружия не было – легионеры сами сложили оружие. Но ради одного фантастического слуха Саян не поленился прогуляться до площади Трёх домов.
И в самом деле возле южного торца Дома казны, едва прикрытые свежим снежком, нашлись две большие лужи высохшей крови. На беловатом скальном основании Утёса бурые пятна выделяются, как бурый медведь на званном обеде. Сколько именно человек ушло на этом месте к Великому Создателю понять трудно. Но ясно одно – их казнили сразу, как только сдались легионеры из Дома оружия. Очень даже возможно, что сам витус Юкож закончил здесь земной путь.
Догадка подтвердилась несколько позже. Витус Нарт организовал целую серию показательных казней. Только под топор палача пошла одна мелкая рыбёшка. Казнили тех, что сидел под доминистами и не имел сил сопротивляться их воле. Сами доминисты как в воду канули. Витус Нарт поступил очень мудро: наиболее опасные противники нового правителя Вилуры умерли быстро, тихо и без лишних свидетелей.
Народ на площади Трёх домов пришёл в движение. Размеренный гул голосов разорвал шквал воплей и грязной ругани. Так и есть, Саян приподнялся на цыпочках. На площадь вступила целая манипула. Преторианцы неторопливо, но быстро вклинились в бурлящую толпу и разошлись в стороны. Меньше чем за минуту в плотной толпе возник широкий проход, по которому тут же покатила телега палача.
Как жаль, что преторианцы пробили проход не на той стороне. Ни самой телеги, ни тех, кого везёт палач, не видно. Наконец четырёх несчастных жертв показательной казни помощники палача вывели на высокий помост. Главные герои представления выглядят неважно. Немолоды изрядно потрёпанные мужики, отросшие и давно нечёсаные волосы распущены, синие от холода и страха лица, да ещё босиком по мёрзлым доскам. Только на одном из них лохмотья дорогой рубашки и оборванные до колен штаны из тонкого сукна нежно-зелёного цвета. Не иначе благородный. Трое остальных простые писари, может быть даже простолюдины. И опять все четверо мелкие сошки.
Точно так же жалко и нелепо выглядел повешенный вчера на Торговой площади владелец «Тихой пристани», небольшого постоялого двора. Вина бедняги лишь в том, что он имел несчастье оказаться каким-то боком причастным к смерти витуса Окрена, прежнего Легата Легиона Преторианцев. Несчастный смешно дрыгал ногами под восторженные вопли зрителей, когда палач плавно вздёрнул его на верёвочной петле. Но, нужно отдать должное прозорливости витуса Нарта, родственники повешенного не долго убивались от горя. Особенно его сын, которому по наследству перешла «Тихая пристань».
Городской палач, высокий широкий в плечах мужик, не смотря на холод голый по пояс, поднялся на помост. Лёгкие снежинки цепляются за его волосатую грудь и тут же тают. И зачем он закрыл голову огромным, по самые плечи, колпаком с прорезями для глаз, если его и так все знают? Утус Тсен с Кузнечной площади, прилежный муж и отец троих детей. Без всякой иронии вполне уважаемый житель города. Традиция, наверно.
Палач, уперев руки в бок, внушительно и грозно обозревает толпу. Его выход наступит чуть позже. На помост поднялся городской глашатай в зелёной куртке и заострённой шапочке. Развернув широкий лист, глашатай заговорил звонким от важности голосом:
– Внимание! Внимание! Слушайте все! Приказ витуса Нарта!
Ернаева, бывшего старшего писца Дома казны, за растрату казённых денег, за укрывательство налогов, за укрывательство денежного воровства, приговорить к смертельной казни через утоление жажды золота!
Толпа восторженно ахнула. Приговорённый к страшной и мучительной казни посинел ещё больше. Ернаев обязательно рухнул бы на промозглые доски, если бы подручные палача не удержали бы его за плечи.
Осуждённому насильно, прямо в горло, зальют расплавленное золото. Круче такого представления может быть только посадка на кол. Но там осуждённый умирает не сразу, а через час и более. Говорят, некий лихой атаман шайки разбойников просидел на колу целый день и умер только глубокой ночью.
Саян покачал головой. Мелкому чинуше приписали изготовление фальшивых денег, одно из самых тяжких преступлений, сродни покушению на самого Великого Сахема. Ещё интересный момент: глашатай произнёс обтекаемо «витус Нарт», без обязательной в таких случаях объявления должности. Впрочем, люди на площади и так прекрасно поняли, кто подписал Ернаеву смертный приговор.
Глашатай, хитрая бестия, выждал, пока толпа на площади наорётся от радости, и продолжил:
– Но!!! За глубокое осознание своей вины, за помощь в разоблачении других преступников, Ернаев приговаривается к милостивой казне через отсечение головы топором!
Толпа разочаровано загудела и засвистела – накрылось редкое зрелище. Зато сам Ернаев заметно приободрился и даже заулыбался. Без прежнего страха, приговорённый сам подошёл к низкой плахе и смиренно положил голову на ровный срез. Ернаев, отвернув лицо, обоими руками обнял плаху.
Только теперь, на фоне тёмной плахи, можно заметить, насколько же поседел этот далеко ещё не старый мужчина. В городской тюрьме Ернаев натерпелся столько страху и пыток, что саму казнь через отсечение головы воспринял как долгожданное избавление.
Палач подхватил тяжёлый двуручный топор с длинным прямым лезвием. На его обнажённых руках заиграли мускулы. Медленный замах… Толпа на площади притихла. На бесконечный миг топор замер над головой палача и тут же ухнул вниз. Глухой стук пролетел над площадью Трёх домов.
На первый взгляд ничего не изменилось. Только бледная шея казнённого потемнела от крови. Но вот тело Ернаева отвалилось в сторону, а голова так и осталась лежать на широкой плахе. Толпа восторженно загудела, закричала и заулюлюкала. Даже на весеннем празднике Единения, самом большом и важном в религиозной жизни людей, так не радуются.
Подручные оттащили тело в сторону. Палач поднял отрубленную голову за волосы. Но глашатай, развернув широкий лист, уже читает приговор следующему осужденному:
– Внимание! Внимание! Слушайте все!
Но смотреть дальше уже неинтересно. Напиться до самой смерти золотом – сомнительная привилегия благородных. За позорные или особо тяжкие преступления простолюдинов сажают на кол или, как оставшейся на помосте троице, отрубят головы. Только, Саян с сожалением огляделся по сторонам, выбраться из толпы безнадёжное дело. Придётся терпеливо ждать, когда трём ещё живым преступникам оттяпают головы. Лишь после, насытившись кровавым зрелищем, толпа зрителей начнёт расходиться.
Что удивляет больше всего, так это как простые труженики восприняли смену власти. По началу, когда Саян глупо свалился с лошади и свернул шею, была растерянность. Потом напряжённое ожидание, пока страной руководил пресловутый Совет доминистов. И восторженное облегчение, когда появился новый правитель, который совсем скоро станет Великим Сахемом. Люди привыкли чувствовать над своей головой твёрдую единоличную власть. После «Ночи синих мечей» никакого выступления возмущённых масс не последовало. Наоборот! Горожане радостно приветствовали витуса Нарта, когда он, в плотном кольце телохранителей, проезжал по Торговой площади к своей невесте вигоре Окрен, дочери убитого Легата витуса Окрена.
Правда, это только столица рукоплещет витусу Нарту. Что творится в других городах, в Удубе, Нестоле и особенно в Оршеке, бог его знает. Очень даже может быть, что наипервейшей задачей новоявленного Великого Сахема станет приведение к спокойствию и повиновению взбунтовавшиеся навы. Не исключено, что местные благородные воспользуются смутой и попытаются отложиться от Вилуры. Пусть подобных прецедентов в истории ещё не было, но быть в своём маленьком уделе полновластным сахемчиком и никому не платить налоги – очень и очень большой соблазн.
По началу очень не хотелось признаваться даже самому себе, но решительность витуса Нарта пришлась по душе. Легат не побоялся крови. Одним решительным ударом он разрубил тугой узел противоречий между высшими сановниками. Вот уже вторую неделю, как новые доминисты не заседают в пустопорожнем Совете, а беспрекословно выполняют волю витуса Нарта. В кратчайший срок государственный аппарат заработал вновь. Саян лично несколько раз наблюдал, как в начале рабочего дня толпа писцов разного ранга и достатка разбегается по площади Трёх домов на работу. Эх! Саян вздохнул. Ещё бы отчеты почитать. Но, простолюдинам не положен совать нос в государственные дела.
Далеко не все благородные с радостью и песней воспримут нового Великого Сахема. Витус Нарт – простолюдин. Саян сам слышал, как в кабачке «Вдрызг пьяный» совершенно седой старик вспоминал босоногое детство Тау Нарта. В захлёб и с весьма сочными эпитетами старик рассказывал, как будущий Легат таскал дрова и выносил вёдра с помоями.
Но вот на высоком помосте палач последний раз гулко рубанул топором по плахе. Вздохи, ахи и восторженные вопли ещё летают над толпой зрителей, но люди уже начали расходиться. Среда, середина недели, работать надо. Да и самом Саяну пора возвращаться в мастерскую ремесленника. Утус Геврар с большой неохотой отпусти его на площадь Трёх домов.
Назад: Глава 22. «Совиный скипетр»
Дальше: Глава 24. «Лавка старого Биота»