Глава 6. Перед отплытием.
Словно таран Саян нагло вклинился между кузнецом и покупателем. Рюкунцы тут же брызнули в разные стороны. Торговец скобяными товарами льстиво заулыбался. Перед ним на прилавке разложены ножи, ножницы, иглы и прочие изделия из железа. Причём, Саян пригляделся, похожи друг на друга как братья близнецы. Саян взял кухонный нож с простой деревянной рукояткой. На широком лезвии большая овальная печать с надписью на фатрийском: «Братья Мильен и Ко».
Фатрийцы! Кухонный нож выпал из рук, широкое лезвие со звоном воткнулось в деревянный прилавок. Саян схватил незамысловатый подсвечник из тонких железных полос с острыми иголочками для свечей. На донышке та же печать с той же надписью.
Теперь понятно, почему местный кузнец не может продать свои ножи и гвозди, а местный покупатель упорно отказывается их приобретать. За час один фатрийских паровой станок наштампует кухонных ножей больше, чем один рюкунский кузнец накуёт их за неделю. Фабричный товар очень, очень дёшев даже с учётом доставки через Южный океан.
Получается замкнутый круг: местные кузнецы не могут продать свои ножи и гвозди, потому что у них слишком высокая себестоимость как и у любого товара ручного производства. Местные потребители вынуждены покупать более дешёвую продукцию из-за моря. В итоге фатрийцы богатеют, а рюкунцы нищают.
- Брать, желать? – на дурном фатрийском произнёс торговец.
- Нет, - Саян бросил дешёвый подсвечник на прилавок.
Местных ткачей фатрийцы уже разорили и добили голодом, на очереди кузнецы. Господи! А это что? Саян остановился перед очередной лавкой.
На широких гладких досках разложены характерные длинные трубки с округлыми керамическими выпаривателями для курения опиума. На любой вкус и кошелёк, начиная от примитивных из дерева и до изысканных из слоновой кости с позолоченными мундштуками. За спиной торговца узенькие полочки забиты маленькими масляными лампами для выпаривания, от простых из глины с примитивным геометрическим узором и до самых настоящих произведений искусства из стекла с красивыми рисунками на стенках. Слева на деревянном щите развешены маленькие блюдечки, щипчики, иголочки и прочие приспособления для зарядки трубок.
Скрутить из опиума маленький шарик и заправить его в керамический выпариватель весьма непростое дело. Часто бывает, что наркоманы доходят до самой тяжёлой стадии зависимости от опиума, однако так и не овладевают искусством заряжать опиумные трубки. Богатые курильщики нанимают специальных слуг. В притонах наркоманам победнее выдают уже заряженные трубки.
Но больше всего настораживает другое: ассортимент этой лавки рассчитан на все слои населения. Вряд ли незадачливый вор, бывший ткач, может позволить себе стеклянную лампу для выпаривания с красивыми синими цаплями на стенках. А вот четырёх фельсов вполне хватит на глиняный примитив с фитильком.
- Хорошая трубка есть, - торговец приспособлениями для курения опиума на свой лад расценил задумчивое молчание Саяна. – Вота! – торговец подхватил с прилавка трубку с позолоченным мундштуком. – Хорош сушить. Услада быть.
- Не нужно, - Саян отвернулся.
И этот говорит на ломаной фатрийском.
Дальше по проходу между лавками жалобно заблеял баран. Следом подал голос ещё один и ещё. Точно! Саян прибавил шагу. За загонами торговцев скотом должен быть тот самый притон, о котором говорил бывший ткач.
Курильня опиума – притон в самом худшем значении этого слова. Просторный сарай с крышей из соломы, плетёные стены обмазаны глиной. Над входом вместо двери слабо колышется занавеска с большими дырами. Рядом, под навесом, на низеньком стульчике с высокой резной спинкой восседает надменный торговец в дорогой рубахе, на голове плотно смотанный тюрбан идеального белого цвета. Тут же прямо на земле расположился тощий мальчишка с выпуклыми глазами. Убогий нищий трясущимися руками с глухим стуком уронил в широкую глиняную тарелку перед торговцем пару медных фельсов. Толстые пальцы с золотыми кольцами небрежно сгребли медяки, торговец лениво кивнул. Тощий мальчишка тут же протянул поцарапанную трубку для курения опиума с обкусанным мундштуком. Нищий жадно схватил заряженную трубку и торопливо шмыгнул в сарай. Драная занавеска бессильно повисла за его спиной.
- Уважаемый! Курить будь? Услада во! – надменность тут же слетала с упитанного лица торговца, едва Саян подошёл ближе.
И этот говорит на ломаной фатрийском. Саян, не обращая внимания на торговца, сдвинул драную занавеску в сторону. Внутри сарая полумрак, вонь давно немытых тел и характерный запах паров опиума. Прямо на земле друг на дружке валяются наркоманы. То тут, то там словно яркие звёзды во тьме беспроглядной нищеты горят лампы для выпаривания. В неровном свете мелькают перекошенные давно небритые лица, запавшие глаза, гнилые зубы. В полумраке под ботинком скользнула чья-то нога, Саян едва не упал. Наркоман лишь слабо дёрнулся и невнятно прошлёпал губами.
Нищий, что только что забежал в курильню, уже примостился среди таких же убогих наркоманов. Испаритель мелко трясётся над огоньком глиняной лампы. Нищий жадно втянул в себя пары опиума. Саяна подошёл ближе, под левым башмаком проскользнула рука. Нищий на миг отвёл трубку от лампы. Язычок пламени высветил косматую бороду и грязные щёки. Под задранной рубашкой проступили выпирающие рёбра человека на последней стадии истощения. Зато глаза нищего так и светятся блаженством и умилением, той самой последней усладой, о которой твердил бывший ткач.
- Э-э-э… - грязный нищий неловко качнулся на локте и вновь протянул трубку к масляной лампе.
На душе чёрной липкой грязью скопилось презрение. Правая нога так и чешется подойти ближе и вмазать падшему наркоману башмаком под выпирающие рёбра. Вместо того, чтобы купить хоть немного хлеба, этот нищий отдал последние деньги торговцу опиумом. Не исключено, что эта трубка станет последней в его жалкой и никчёмной жизни.
- Где ханку берёшь? – Саян навис над торговцем опиумом.
- Господин уважаемый, разрешение иметь, иметь, - торопливо затараторил торговец. – Вот! Смотреть, документ порядок полный.
Пухлой рукой с золотыми кольцами торговец вытащил из под стульчика серый кусок пергамента.
- Витуса Илнара, Фатрия купца, лично мне давать, - торговец затряс куском пергамента. – Аргуния, море возить. Ханка хорошо, не врать. Честно, честно моя продавать.