Эпилог

– Коль, постой. Ты слышишь? – Приглушенный противогазом голос прозвучал тревожно.

– Чего? – Разведчик недовольно обернулся.

– Ребенок плачет!

– Слава, ты совсем свихнулся, что ли? Какие, нахрен, дети? На дворе ночь непроглядная, за окном монстры шарахаются, а тебе дети слышатся. Перегрелся? – фыркнул Николай.

Двое разведчиков города Мытищи поднимались в заброшенную квартиру по растрескавшимся стертым ступеням, чтобы дождаться, пока с крыши соседнего дома улетит крылатая тварь и дорога станет свободна. За окном по подоконникам и листьям деревьев барабанил дождь, с костюмов химзащиты стекала вода, оставляя влажные дорожки на потрескавшихся ступенях. В Мытищи медленно приходила осень. Зарядили дожди, срывая вылазки сталкеров, подтапливая вентиляционные шахты и размывая знакомые тропинки. Начало октября встретило обитателей города холодом и ночными заморозками, сквозь пелену дождя не было видно мутантов, скрывающихся в остовах домов, вода смывала кровь и бурными потоками уносила путевые знаки, оставленные товарищами.

Этот дом, окруженный непролазной чащей, давно стал пристанищем для многих экспедиций на поверхность. По счастливой случайности в нем не поселились монстры, и он был ближайшим к бункеру, расположившемуся на территории Конструкторского бюро.

Вылазки в город, за железную дорогу, где чернели навеки застывшие вагоны электричек, обычно проходили бурно и тяжело. Мытищи намного быстрее, чем Москва, поглощались природой, поэтому и мутантов здесь расплодилось больше. Насаждения деревьев, скверы, окруженные кустами, превратились в непроходимые заросли, где самых отчаянных разведчиков подстерегали смертельные опасности.

Из города обычно тащили одежду, технику и книги из многочисленных библиотек и школ. Последним рубежом, который становился почти непреодолимой преградой, была лесная полоса, вымахавшая из насаждений вокруг домов и небольшого парка вокруг городской больницы. Там, в вечной тени деревьев, расставляли ловушки гигантские пауки. Каждая ниточка их паутины была толщиной с канат. Прозрачные, невидимые в темноте, они опутывали тропинки своими смертоносными сетями. Стоило разведчику нечаянно задеть такую паутинку – можно было смело сочинять себе некролог. Нитка сворачивалась, и неудачник оказывался прикованным к месту. По прочности паутина не уступала медному тросу.

Паук обычно появлялся сверху, его живот был закрыт чешуйчатыми пластинами, которые не пробивал даже «калашников». Единственным уязвимым местом были четыре пары глаз, но попасть в них не представлялось возможным.

Сколько бесстрашных разведчиков погибли, перед смертью видя отвратительные жвала, покрытые липкой слюной… Но это не умерило пыла разведчиков. Экспедиции шли и возвращались. С потерями, с ранеными молодыми ребятами, стонавшими на самодельных носилках, наспех скрученных из курток и ремней, возвращались в родные убежища и бесшабашные смельчаки, искатели наживы, и умудренные опытом разведчики.

Мытищи продолжали жить. Система из четырех убежищ, расположенных в разных концах города, успешно функционировала, разведчики держали связь, обменивали скудные товары местного производства, делились нажитым опытом. Но, как и везде, случись на КБ АТО беда, едва ли соседи пришлют на помощь вооруженный отряд. Пока бункеры справлялись. Скрытые под военными объектами, пристанища более чем полутора тысяч мытищинцев существовали, посылали экспедиции, сражались за квадратные метры жилого пространства.

Первое из них расположилось почти у самого въезда в Москву, недалеко от метро Медведково, на территории бывшей теплоцентрали. На огромной площади, среди труб котельных поселились мутанты, однако они были сравнительно безопасны для людей.

Второе убежище – «Метровагонмаш» – занимало огромное подземное пространство под заводом. Бывшие строители вагонов метро, простые обыватели, кому посчастливилось спастись в этом бункере, составляли почти треть населения близлежащего микрорайона, порядка пятисот человек.

Третье – на территории военного городка и старой военной части. Совсем маленькое, не более чем на сто человек. Там власть крепко держали военные. Эта структура почти не выходила на контакт, полностью обеспечивая себя самостоятельно.

И наконец, укрытие КБ АТО, большой бункер на триста человек, куда в день катастрофы успели спрятаться сотрудники бюро и жители ближайших домов.

Именно им, автоконструкторам и обитателям стареньких пятиэтажек, выпала самая тяжелая судьба. Чтобы пробраться в город, им приходилось делать либо огромный крюк по шоссе, где практически не было возможности спрятаться от тварей, пикирующих с воздуха, либо пробираться через непролазную чащу, сражаясь с пауками.

Еще одной большой неприятностью для жителей бункера КБ АТО стали разрушенные до основания дома от улицы Попова до их убежища. Как и на дороге, здесь негде было прятаться, а на крыше соседнего дома постоянно дежурила летучая бестия.

Дом № 14, последняя целая пятиэтажка, стала их перевалочной базой. Здесь они оставляли излишки вещей, принесенных из города, и в бинокли разглядывали соседний дом, дожидаясь, пока мутант улетит на охоту, чтобы успеть проскочить.

Соседство с крылатым монстром оказалось очень на руку разведчикам. Сама тварь на пятиэтажку не совалась – боялась поранить тонкие крылья об деревья, которые выросли значительно выше дома. Зато все остальные мутанты не решались показаться в зоне видимости бестии. Квартиры стояли целыми, в них никто не поселился, экспедиции из других убежищ сюда не доходили. Здесь, в штаб-квартире, как назвали свою перевалочную базу молодые ребята-разведчики, обычно было тихо и спокойно. Но не сегодня.

Двое мужчин поднимались по лестнице, когда с верхних этажей отчетливо послышался детский плач.

– Ну, слышал? – тревожно переспросил Слава, прижимаясь спиной к перилам лестницы.

Николай торопливо кивнул, передергивая затвор.

– Это чего? Кто там орет? Откуда тут дети?

– Тихо ты! Поднимемся и посмотрим. Патронов хватит отстреляться, если что. Глянем, если мутант, то пересидим в квартире. Может, просто ветер в трубах воет, коммуникации-то каждый месяц обваливаются, мало ли. Давай за мной, только тихо! – потребовал Николай, осторожно ступая по стертым ступеням.

На пятом этаже он резко остановился, и Слава налетел на него, едва не сбив с ног.

– Что за черт? – тихо выругался мужчина. – Смотри!

– Твою мать! Это как же так? – было видно, как у парня побелели сжатые противогазом щеки.

Металлическая дверь была приоткрыта, и в замке торчал ключ.

– Это что ж такое! Кто мог явиться сюда – в Мытищи – с ключом от квартиры? Такого не бывает!

Разведчики замерли в нерешительности. Их, опытных, переживших многие опасности и ловушки разрушенного города, уже не пугали мутанты. Но сейчас что-то пошло не так. Торчащий в двери ключ нарушал все законы постъядерного мира, и бесстрашным разведчикам стало жутко. Если бы дверь была взломана, распорота стальными когтями, это было бы проще объяснить. Но то, что происходило на пятом этаже заброшенного дома, не укладывалось ни в какие законы логики.

А за дверью продолжал надрываться ребенок.

В голову разведчикам лезли самые невероятные версии. Вдруг туда пришла женщина-разведчик, бывшая хозяйка этой квартиры, и родила там ребенка? Но тогда как же маленький комочек дышит зараженным воздухом? И зачем ей это было нужно?

Или кто-то явился в квартиру с малышом – но как тогда, опять же, он может плакать? Или его бросили там умирать?!

Не сговариваясь, почти синхронно ребята шагнули к двери. Любопытство разгорячило молодую кровь, на мгновения пересилив инстинкт самосохранения. И все же интуиция настойчиво шептала: «Быть беде!»

Николай заглянул в квартиру сквозь дверной проем, отстранив молодого напарника, дал знак молчать.

В темной прихожей на слое пыли ясно отпечатались следы лап, намного крупнее, чем у человека, но, как и положено, с пяткой и пятью пальцами. На растрескавшемся линолеуме были видны следы когтей.

Крик младенца стал громче. Ребенок рыдал за стенкой, за тонкой дверью ванной комнаты.

Слава поднял голову и сдавленно охнул. На зеркале липкой застывшей слизью было написано: «Беги!»

– Коля! – прошептал он. – Мне это не нравится…

Опытный разведчик огляделся. В квартире явно ощущалось чужое присутствие. И незаменимое шестое чувство подсказывало, что в комнате кроется смертельная опасность.

Тихо-тихо, едва ступая, Николай прокрался в ванную. На полу, завернутый в полусгнившую тряпку, лежал крохотный комочек: маленький мальчик с большой головой и широким подбородком, покрытый той же самой сероватой субстанцией, что была на зеркале. Не задумываясь, что делает, разведчик подхватил ребенка на руки, прижал к себе и бросился прочь.

А из комнаты доносились гипнотические завывания, от которых кровь стыла в жилах…

Николай увидел тварь, сидящую на задних лапах. Она раскачивалась из стороны в сторону, ее красные пульсирующие зрачки поймали взгляд Славика. Парень стоял, завороженный, и на его лице не отражалось ничего, кроме парализующего ужаса. Глаза остекленели, руки, уже не повинуясь юноше, опустили автомат.

Голову Николая будто сдавило тисками. Мысли стали тяжелыми и неповоротливыми, разум затягивала вязкая трясина безразличия. И вдруг на бесстрашного разведчика накатилась жуть. Задрожали колени, сердце зашлось в бешеном галопе, плексиглас мгновенно запотел. Мужчина замер, прижимая к себе ребенка. Он понимал, что это конец. Звуки, которые издавала бестия, лишали воли к сопротивлению, парализовали страхом.

И вдруг замолчавший было малыш на руках заревел с новой силой. Его крик разорвал завораживающую песню смерти. Мутант утих, неотрывно глядя на ребенка, и в его глазах медленно проступала осмысленная, человеческая боль.

– Спа-си… его… – по слогам, с огромным трудом, но вполне осознанно прошептал монстр, протягивая лапы к Николаю.

Двое мужчин замерли, не в силах двинуться с места. А мальчик всё надрывался в плаче.

Бестия бросилась на Славу, распорола ему плащ химзащиты на ноге, чуть задела плоть и тотчас отскочила. Боль мгновенно отрезвила парня. Он заорал и за рукав дернул напарника к выходу из квартиры.

А тварь уже утратила способность мыслить. Она бросилась в погоню, рыча и урча, и в ее намерения явно входило поужинать разведчиками.

Николай и Слава влетели в квартиру этажом ниже и захлопнули хорошо смазанную дверь. Провернулся закрывающийся изнутри замок. А снаружи металась бестия.

Ее гипнотические вопли слышались в квартире, лишали сил и разума. Мужчины вместе с ребенком спрятались в ванной и закрылись на шпингалет. Так было почти не слышно ужасных звуков. Так было не страшно…

– Что за черт?! – выругался Николай, отдышавшись. Сердце продолжало бешено колотиться в груди, глаза заливал липкий пот.

Мужчина стащил с себя противогаз, в ноздри хлынул невыносимый запах сероводорода. Разведчик закашлялся и поспешил натянуть маску респиратора, которую достал из вместительного рюкзака.

– Я не знаю, – чуть слышно выговорил Слава. От пережитого ужаса у него тряслись руки. – Кто это был?

Николай вытащил из кармана кусок ткани и отер взмокший лоб.

– Я ничего не понимаю. Мы с тобой разом свихнулись, что ли? Оно ж по-человечески говорило! Ты такое видел когда-нибудь? – мрачно спросил он.

Страх медленно уходил, уступая место любопытству.

– Оно сказало: «Спаси его». Пять лет в разведчиках хожу, а говорящих тварей еще не видел, – пробормотал Слава, отхлебнув из походной фляги.

– Да фигня твои пять лет, я пятнадцать скоро с мутантами на короткой ноге, сколько их перестрелял, а такого не видел. Эта дрянь здорово на мозги действует. Может, глюки это, послышалось? Я думал, мы с тобой живыми оттуда не выберемся. Сильно она тебя? – спросил Николай, осторожно укладывая затихшего малыша на сложенную куртку.

– Ерунда, завтра заживет. Меня боль отрезвила. В мозги будто клея налили, вообще соображать не мог. А еще воняет она, сил нет. И ребенка слизью заляпала. Сейчас задохнусь, – пожаловался молодой разведчик. – И кто же это у нас такой? Откуда он взялся?

В свете фонарика Коля оглядел ребенка. На запястье малыша оказалась резинка, под которую был подоткнут тетрадный лист.

«Сергей Евгеньевич Иваненко, октябрь 2033 по старому календарю», – гласила надпись.

– И что это значит? – спросил Слава, рассматривая корявые, прыгающие буквы. Детсадовец написал бы красивее.

Николай стащил с головы противогаз и заменил его респиратором.

– Это значит, что в наших рядах пополнение. Мальчик Сережа Иваненко, который, непонятно как, появился в запертой мытищинской квартире, – устало ответил разведчик. – С каждым днем в этом поганом городе происходит все больше и больше какой-то чертовщины. Вчера пауки и крылатые твари, сегодня эта зараза, а завтра что?

– Не ворчи. Лучше смотри, что тут такое, – парень распеленал ребенка и брезгливо отбросил в угол зловонную тряпку. В руках сталкера оказалась исписанная толстая тетрадь.

Страх окончательно растворился в темноте запертой комнаты. Здесь, в безопасности, в юноше вновь пробудился молодой авантюрный дух.

– И что это? – недовольно поинтересовался разведчик, забирая у парня блокнот, заляпанный серой слизью.

– Всего скорее, послание от нашей нежданной гостьи. Кажись, эта бестия еще и писать умеет. А я-то думал, хуже монстров, чем наши пауки в городской больнице, уже не встретим. А фиг, эта гадость еще веселее будет. Открывай, что ли, времени полно. Может, что-то станет ясно?

– Мутант, умеющий писать? – недоверчиво переспросил Николай. – Это все очень странно. Ладно, времени у нас полно, все равно сидеть тут, пока монстр нас караулит. Давай почитаем.

Мужчина укутал ребенка в тряпки, которые нашлись в его рюкзаке, нацепил ребенку на лицо белую маску респиратора. Малыш затих и уснул на руках.

Разведчики склонились над блокнотом, с трудом разлепляя склеенные кровью и слизью страницы. И чем дальше они читали аккуратный рукописный текст, тем больше удивления появлялось у них на лицах.

Среди ровных строчек выделялась кривая карандашная запись, заляпанная побуревшими пятнами крови.

– А вот и папа нашего мальчика нашелся, – вздохнул Николай. – И похоже, его все-таки съела эта бестия.

Последние строки были написаны прыгающим, неровным почерком, и мужчинам стоило больших усилий разобрать их.

«Мне больно. Родить малыша оказалось невыносимой пыткой. Он человек. Я боялась этого. На короткий миг ко мне вернулся рассудок, я смогла написать несколько строк. Спасите его. Помогите ребенку выжить. Он последний из нас, из жителей про́клятого бункера. Его зовут Сергей Евгеньевич Иваненко. Когда он вырастет, отдайте ему блокнот. Помогите!»

– Марина Александровна Алексеева, начальница бункера Гуманитарного института… Какой кошмар… Неужели так бывает?! – испуганно переспросил Слава.

– В этом мире и не такое бывает. Разве ты не понял? Мы теперь живем в одной сплошной фантастической истории. Знаешь, дружище, что забавно? Я же до Войны учился на биолога. Генетика, происхождение видов и все такое прочее. Молодой был, наивный, думал, что человек все законы природы познал. Формулы всякие, строение клетки, ДНК, эволюция. А сейчас понимаю, что ничего мы не знали. Тыкались, как слепые котята, слова разные умные придумывали, а толку? Все научные труды человечества насмарку. Теперь природа вытворяет такое, что ни одному ученому не снилось. Мутации не происходят быстро, говорили они. Требуются годы отбора, наследственность, изменчивость. Куда уж там. Сегодня мы не можем даже предположить, какие еще сюрпризы преподнесет нам завтра новый мир. Не станется ли так, что через пару дней мы не сможем даже носа показать из своих подземных укрытий? А ведь как старались, экспериментировали, скрещивали в лабораториях морковь с тараканами! А уж чего в военных лабораториях делали, страшно представить. Биологическое, химическое оружие разрабатывали… Атомную бомбу совершенствовали, чтобы одним ударом половину города с землей сровнять. И гордились! Как мы, горе-ученые, гордились новыми открытиями! За что боролись, на то и напоролись. Никогда часть не станет больше целого. Человеку никогда не покорить природу. Одна фатальная для всего рода людского ошибка – и эволюция пошла таким путем, какой нам не снился в самых страшных кошмарах. И вон тебе живые примеры. Один за дверью скребется, другой спит, как ни в чем не бывало. Довыдумывались. Пластохинон, сверхчеловек. Доигрались в царей природы, – после пережитого стресса Николая потянуло на философию.

Разведчик невесело усмехнулся, глядя на малыша, укутанного в грязную брезентовую куртку.

– Я читал в книжке, что однажды ученые рассчитали, будто по законам физики шмель не может летать. Не знаю, кто такой этот шмель, но он же летал. А потом, когда наука развивалась дальше, они свою ошибку поняли, – возразил его молодой напарник.

– Шмель… Да, слышал. Сначала рассчитали формулу для крыла самолета и только потом уже сообразили про то, что бедное насекомое ими еще и машет. Наверное, ты прав. Может быть, наши далекие потомки смогут описать ту фантасмагорию, которая творится сейчас. Хотя по мне, это все больше похоже на бред. Демиург спятил, комедия превратилась в драму, – непонятно ответил Николай, вновь погружаясь в чтение.

Разведчики еще раз пролистали блокнот, рассматривая ровные ряды букв в неровном свете фонарика. На последней странице, прилипшая к бумаге, лежала фотография. Казалось, ее торопливо сорвали со стены, где она провела долгие годы. Пожелтевший от времени, выцветший снимок запечатлел девушку и молодого мужчину, стоявших обнявшись на фоне моря. Сзади можно было разобрать расплывшуюся надпись синей ручкой: «Марина Алексеева и Женя Иваненко, Крым».

Слава во все глаза разглядывал юные лица, улыбавшиеся ему с карточки.

– Это они? – тихо спросил парень. В его глазах отразилась буря чувств.

Николай кивнул, с жалостью глядя на своего товарища. Нет, мальчишка, родившийся в бункере, никогда не поймет глухое, беспробудное отчаянье потери. Те чувства, которые сейчас бушуют в молодой душе, ничто в сравнении с тем, что пережили тогда двадцатилетние, такие же, как он, ребята.

«Доведись мне в его годы увидеть такое, я бы сошел с ума. Милая девочка, превратившаяся в ужасное, дикое существо, сожравшее отца собственного ребенка. Психбольница отдыхает! Но мне довелось увидеть столько, что даже это почему-то совсем меня не удивляет. Я притерпелся ко всему. Очерствел. Психика выдала защитный рефлекс. Да уж, человеку никогда не познать природу. Он себя-то познать не может…» – думал разведчик, удобнее устраиваясь на жестком полу. Его мысли были заняты другим. Не повторит ли младенец судьбу его несчастной матери? Марина не исключала этой возможности. Не отразится ли мутация на его внешнем виде и развитии? Этот вопрос тревожил мужчину. Принести ребенка в убежище означало подвергнуть всех жителей опасности. Выживет ли мальчик без радиации? Кто он – человек или мутант?

– Итак, что мы в итоге имеем? – вслух спросил Николай. – Когда-то под учебным корпусом Гуманитарного института был бункер. Его снабжение прекратили из-за того, что сломались радиационные фильтры. Потом грянула катастрофа, и там спаслись студенты – историки, философы и политологи. Они все дышали зараженным воздухом и пили зараженную воду. Марина Александровна Алексеева, та тварь, которая на нас бросилась, – это и есть она, – добыла пластохинон, или же эс-кей-кью-один, чтобы замедлить метаболизм и остановить мутацию. Почти двадцать лет они жили в благоденствии и счастье, построили безденежное общество со всеобщей трудовой повинностью, с развитой наукой и культурой. Но потом случилась беда. Дети заболели и мутировали в монстров. Они сожрали командование бункера, все старших, тех, кто помнил мир до Катастрофы, и разбрелись по окрестным районам. А Марина задалась целью вернуться в Мытищи. Здесь она родила ребенка, Сергея, и тогда рассудок ее окончательно покинул. Мне, как бывшему биологу, это никак не понятно. Как, черт дери этот спятивший мир, существо одного вида может родить существо другого вида?! Это все равно что кошка родила бы собаку! Странно, что бестия не сожрала малыша тотчас же. Видимо, какая-то генетическая связь между матерью и ребенком мутантам все же доступна. Бред и сумасшествие! Вот и скажи мне, дружище, кто это такой, человек или тварь?

– Он не может быть чудовищем! Посмотри на него! Это наш, человеческий малыш! Ты же можешь отличить его от мутанта! – горячо воскликнул Слава.

Николай молчал, раз за разом перечитывая несколько последних страниц заветного блокнота.

– У отца мальчика была очень сильная южная генетика, – наконец заговорил мужчина, – поэтому малыш родился не мутантом, а человеком. Это не поддается никаким законам логики. Ребенка зачала обычная женщина, а родила хищная тварь-людоед. Алексеева успела запереть ребенка от самой себя. Смотри, последняя дата – четвертое октября этого года. Он родился вчера. И ему несказанно повезло, что мы возвращались из экспедиции именно сегодня. У мутантов рождаются совершенно иные дети, Сережа бы погиб. Но его хранит звезда. Меня тревожит только то, не проявится ли мутация, когда он попадет туда, где нет радиации.

– И что нам делать? Мы не можем бросить его здесь!

– Марина хранила много тайн, – не торопился с ответом разведчик. – Она умерла как человек, но успела передать нам разгадку главного секрета бункера. Может быть, этот мальчик станет шагом к спасению человечества? Я не могу ответить на этот вопрос. Но раз Судьба отправила нас сюда именно в этот момент, значит, так было нужно. Опрометчиво не верить в предопределение в нашем мире. Нам с тобой придется взять на себя ответственность за ребенка. Даже если случится беда и он станет опасен для нашего убежища. Это будет потом, а сейчас мы не имеем права бросить беззащитное существо. Тем более… Мы же видели фотографии. Такая очаровательная женщина просила нас спасти его. Разве можно отказать ей в последней просьбе? Теперь Сережа будет жить с нами.

– И что все это значит? – нервно спросил Слава, в свете фонарика разглядывая светло-рыжие волоски на головке спящего мальчика.

Николай улыбнулся. Тяжелый груз непринятого решения свалился с его плеч.

– Это значит, Славик, что в этой жизни начинается новая, чистая страница, которую нам предстоит открыть, – спокойно сказал мужчина.

Он еще раз посмотрел на фотографию. Счастливые юноша и девушка улыбались, не ведая собственного страшного конца.

– Будьте спокойны, друзья, – обратился к ним Николай. – Поверьте, ваш мальчик оказался в надежных руках.

Он открыл первую страницу блокнота и прочитал первые несколько строк, написанные мелким почерком с кокетливыми завитками.