Книга: Свидетельница
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17

Глава 16

После этих событий все как с ума посходили. Каждый по-своему.
Моя подруга Ксюха с таким рвением вдруг занялась делами покойного мужа, что говорила теперь только на темы бизнеса, акций и инвестиций. Конечно, ее речи о бизнесе прерывались бурными монологами о Мише, но легче от этого не становилось. Подруга зациклилась на том, что, став крутой бизнесменкой, она обязательно добьется возвращения блудного Миши.
Временами она говорила:
– Ничего, он еще поймет, что потерял… Он еще приползет.
А временами делала вид, что совсем не думает о бывшем возлюбленном, и строила из себя деловую женщину.
– Ты понимаешь, мне хочется открыть что-то свое. Но я пока еще не решила, что именно. Массажный салон? Школу танцев? Ресторан?
Я только плечами пожимала – какой из меня советчик?
– Нет, ты мне посоветуй, – приставала она. – Я обязательно хочу открыть что-то новое. Возьму к себе на работу вас с Леной.
– Я разве ищу работу?
– Тебе и не надо ничего искать, – остановила меня подруга. – Работа сама тебя найдет. Из интерната надо бежать, пока детки всю твою кровь не выпили. И потом, на что ты собираешься жить, если Игорь… Ну, если он не вернется к тебе?
Ксюха была прямая и несентиментальная, когда дело касалось других. Но я привыкла. К тому же я тоже об этом думала. В какой-то момент почувствовала, что от меня теперь мало что зависит. Я не владею ситуацией, мне не у кого просить помощи, не на что надеяться. Игорь был далеко и только изредка присылал мне сухие эсэмэски.
Ксюха была права – пора мне подумать о будущем без него.
Кончался учебный год, и за лето предстояло решить – вернусь я в школу или уйду в Ксюхин зарождающийся бизнес. Обе перспективы меня мало радовали.
К концу последней четверти я так устала, что думала – не дождусь каникул. А мне еще грозила работа в летнем лагере!
* * *
Второй после подруги меня удивила моя мама. В очередной выходной, когда мы с дочерью заявились в родовое гнездо, мамино настроение мне показалось каким-то странным. Она выглядела притихшей, задумчивой и в то же время напряженной.
Мы стояли с ней на застекленной террасе и наблюдали, как Иришка трогает ладошками молодую траву в палисаднике. Рядом работал мой отец – расчищал граблями землю под елкой от прошлогоднего мусора. Иринка подолгу могла так играть – трогать траву, гладить цветы мать-и-мачехи, дуть на одуванчик. Рядом Кирюша, высунув от усердия язык, красил забор. Эта работа считалась его привилегией – он никому ее не доверял.
– Светочка, мне надо с тобой посоветоваться, – начала мама, совсем как Ксюха. Я невольно насторожилась. – Ты знаешь, мы с папой тут как-то думали… Ты у нас одна дочка. Выросла уже, стала самостоятельная. А мы… В общем, мы хотим взять на воспитание девочку.
– Что? – Я не поверила своим ушам. Мне показалось заявление мамы блажью. Детским лепетом, капризом ничего не смыслящего ребенка. Что значит – взять девочку на воспитание? А как же – Иришка?! Или она уже не считается? А Кирюша? Неужели он не нуждается больше в их любви? Нет, им мало своих, нужно еще чужую девочку!
Я так разволновалась, что не могла говорить, только смотрела во все глаза за окно, на папу и свою дочку, сидящую у его ног. Обида душила меня.
– Ты пойми меня правильно, дочка. Прошлый раз, когда мы с тобой поехали в интернат и я увидела, как они все спят в огромной убогой спальне…
Я повернулась и взглянула на маму. Она очень волновалась, пытаясь объяснить мне то, что уже стало для нее естественным.
– У большинства из них живы родители, – угрюмо напомнила я, – и прекрасно себя чувствуют! И живут в свое удовольствие!
– Да, да, я знаю, – мягко перебила меня мама, – это наша беда, это отличие нашего времени – дети-сироты при живых родителях.
То, что мама пыталась все обобщить и подвести под единый знаменатель, меня еще больше раздражало. Она плохо представляла, чего на самом деле хотела!
– Вы хотите взять ребенка из Дома малютки? – уточнила я.
– Нет. Мы решили взять девочку из твоего интерната.
О! Они уже все решили, все детали продумали. Меня только ставят перед фактом! А туда же – «посоветоваться».
– Если ты действительно ждешь моего совета, мам, он будет такой: оставьте эту затею. Влезть в ситуацию легко, а вот выбраться из нее – гораздо труднее.
– Ты сейчас говоришь совсем как Кира, – усмехнулась мама. – Но представь себе, даже Кира одобрила нашу с папой «затею».
– Кира одобрила? – не поверила я.
– Да, – кивнула мама.
Я не знала, что сказать. Вот уж от Киры никак нельзя было ожидать чего-то подобного.
– А я думала, ты нас поддержишь, – робко улыбнулась мама, дотрагиваясь до моей руки. – Ты всегда с такой болью рассказывала о своих учениках, что мне казалось…
– Мам, но это другое! – возразила я. – Это работа.
– Да, неравнодушный учитель очень много значит в жизни человека. Когда ты привезла Карину в аквапарк, я поняла, что моя дочь – именно такой неравнодушный учитель. Я горжусь тобой и хочу как-то тоже… поучаствовать.
Я с трудом это слушала. Мамин пафос был неприменим ко мне. И вовсе я не какой-то особенный учитель, и успехов у меня в воспитании моих трудных подопечных куда меньше, чем хотелось бы. И люблю я их не в равной степени, а иногда мне кажется, что некоторых просто ненавижу! Мудрости у меня совсем не хватает. Я – совсем не то, что думают обо мне родители, увы…
Размышляя подобным образом, я почти не слышала того, что говорила мама. Только конец фразы долетел до моих ушей и застрял в мозгу:
– Вот мы и решили взять к нам Карину.
– Кого? – тихо переспросила я.
– Карину Грошеву, – повторила мама. – Твою ученицу…
Я ушла в комнату и опустилась на диван.
Рой противоречивых мыслей и чувств овладел мной. В чем-то я понимала родителей. Я ведь сама привела Грошеву в наш дом, сама искренне жалела ее, когда Ксюха так запросто, наигравшись, оттолкнула девочку. Но, хорошо зная Карину, могла в полной мере представить, что именно ожидает моих родителей. Да что там – родителей, нас всех!
– Ты видишь в этом что-то противоестественное? – грустно спросила мама, придя вслед за мной в комнату. Конечно, она ожидала другой реакции. Я не оправдала ожиданий.
– Это так странно, мам, – устало отбивалась я. – Ну разве ты в школе не утомилась от детей? Я, например, честно говоря, к концу учебного года видеть никого не могу.
– Это другое, – с готовностью возразила мама. – В школе я – завуч. И устаю не от детей, а от учителей больше. И еще – я ведь не вечно буду работать. Пора и о пенсии подумать. Возьму опекунство над девочкой, буду ее воспитателем.
– Неужели папа согласился, что в доме будет чужой ребенок?
– Карина нам всем очень понравилась, – подтвердила мама.
Да уж. Кто бы сомневался… Как вы потом запоете, когда она покажет себя?! Надолго ли вас хватит?
Я поймала себя на том, что в моей душе медленно и горячо растекается яд ревности. Да, да! Я ведь единственный ребенок у своих родителей. Выросла в лучах их любви и неотступного внимания. Теперь хотела, чтобы те же любовь и внимание достались моему ребенку, и только ему! Я вынуждена была признаться, что неожиданное заявление родителей заставило меня ревновать.
– Значит, Кирюши с Иришкой вам мало, – не без яда в голосе уточнила я. – Они уже не нуждаются в вашей любви и заботе… Ну что ж, ничего, мы как-нибудь сами справимся…
Не сумела сдержать обиду. Мне так и хотелось противоречить, хотя лучшая моя часть понимала, что я не права.
– Светланка, ну зачем ты так? – Мама села рядом. – Мы все любим вас с Иришкой, Кирюшу… Но неужели в нашем большом доме не найдется немного тепла еще одному человечку? Подумай.
И она вышла из комнаты.
Завернувшись в плед, пахнущий моей бабушкой Кирой, я слушала шуршание маятника старых дедушкиных часов. Вспоминая дедушку, я мысленно видела его у этих часов. Он, помнится, никому не доверял их заводить. И я любила смотреть, как он тянет цепочки с гирьками на концах, как пальцем задает ход маятнику. И маятник начинал шуршать, пропуская через себя время. Вот жил дед, был таким крепким, умным, талантливым. По его проектам построена масса зданий в нашем городе. Он умер, а дома остались. Выходит, его часть осталась… В его жизни был смысл. А наша жизнь, моя, например? Вот я живу, куда-то бегу, с ума схожу от проблем. И конца-края не видно этому бегу. В чем смысл? Зачем это все? И почему смысл жизни одного человека виден всем, даже посторонним, а смысл другого так глубоко скрыт?
Не правильнее ли было в самом начале жизни приоткрыть человеку его жизненную программу, чтобы уж он не метался? А то загадки жизни иногда просто выводят из себя. Вот моя мама, кажется, во всем состоялась. В школе – уважаемый человек, первое лицо после директора. Есть муж, дочь, внучка. Все как надо, как только можно мечтать. И вдруг решает взвалить на себя чужой крест. Значит, чего-то ей в жизни недостает… А может, родив меня, потом она не решилась завести других детей по каким-то причинам? И теперь в ее жизненной программе остались пустоты, которые она и пытается заполнить?
Или это что-то другое?
Взять Киру. Кажется, жизнь свою она прожила правильно, без зигзагов. Никогда ни в чем не сомневалась, всегда знала, как поступить. И все у нее должно быть в жизни объяснимо, если взглянуть со стороны. Но вот в потомстве у нее появляются сразу два больных ребенка… Два необычных ребенка – Кирюша и Иришка.
Да, в тот момент, закутанная Кириным пледом, я подумала именно так. Впервые призналась себе, что моя дочь – больной ребенок, и восприняла эту мысль без паники.
И впервые я подумала о наших детях не как о наших с Леной, а как о потомстве Киры. Как о знаке с Небес. Но о чем тогда это двойное предупреждение? О чем?
Я даже села и тряхнула головой посильнее. Нужно было срочно поделиться с кем-то мыслями. На кухне мама готовила обед.
– А где Кира? – поинтересовалась я.
– В церкви, – ответ прозвучал так буднично, словно Кира всегда по воскресеньям отправлялась в церковь.
Кира! В церкви! Обалдеть. Да у нее весь кабинет забит книгами по научному атеизму и философии марксизма.
– Мир движется к катастрофе, – изрекла я и стащила из миски горсть нашинкованной капусты.
Вопросы распирали меня, и я решила, что только Анжела способна разложить по полочкам темный хаос моей души.
Я вышла в прихожую и схватила плащ.
Нет, я не забыла о ее странности. Ну, о том, что Анжела никого не приглашает к себе домой в выходные. Эта ее категоричность казалась причудой, которая в сравнении с мучившими меня вопросами выглядела незначительной. Она – психолог, мне срочно понадобилась ее помощь, и если я сейчас не получу внятного ответа на мои сомнения, то просто взорвусь!
Набрала номер телефона коллеги, но ответа так и не дождалась. Если Анжела не берет сотовый, то скорее всего она дома и просто не слышит звонка.
Я решила отправиться к ней пешком – проветрить мозги. Погода стояла самая что ни на есть майская. Улица пестрела от детских курток и цветных колясок. Весной все время кажется, что детей вдруг стало втрое больше, чем зимой.
Анжела жила в новой красивой девятиэтажке возле зеленого сквера. Этот дом считался очень престижным. Самый центр города, а место тихое.
Здесь обосновались разные шишки города – бизнесмены, судья, заместитель мэра, прокурор, ректор университета и прочие. И Анжела. Она никогда не распространялась, кто ее муж, но мне приходилось слышать, что вроде как он бизнесмен, но не такой крутой, как его отец. Фамилия Анжелиного свекра была у нас в городе, что называется, на слуху.
Надо отдать должное Анжеле, она никогда не кичилась подобным родством, вела себя скромно.
Я шла и думала о жизни. Только оказавшись перед домофоном, поняла, что мне могут и не обрадоваться.
Однако отступать было поздно.
– Анжел, это я, Света, – сообщила я в домофон.
– Какая Света? – после небольшой заминки поинтересовались у меня.
– Светлана Николаевна.
Снова пауза. Мне стало так неудобно, что захотелось развернуться и убежать. Надо же было поставить себя в такое дурацкое положение.
– Чего ты хотела, Свет?
Я опешила. По домофону объяснять, чего я хотела? Можно ведь догадаться, что если уж к тебе человек пришел домой, нарушив запрет, значит, ему очень надо.
– Свет, ты извини, мне сейчас некогда… Давай завтра поговорим?
В этот момент кто-то вежливо постучал мне по плечу:
– Девушка, вы не закончили?
Я отошла от двери. Стояла на крыльце, что называется, пыльным мешком стукнутая. Пока в моем кармане не запел телефон. Звонила Анжела. Первым порывом было – не отзываться. Но звонки не прекращались, и я решила все же послушать, что она скажет.
– Свет, ты еще не ушла? Ты не подумай… Короче, поднимись на минутку, если не ушла.
В первую секунду я точно была уверена, что подниматься не стану. Но что-то в голосе коллеги насторожило, и я все же решила перешагнуть через обиду.
Открыла Анжела, пропустила меня в просторную прихожую. Я сразу оценила размеры и удобство этого жилья. В коридоре можно в мяч играть, а кухня вполне заменит столовую. Конечно, это не Ксюхины хоромы, но тоже вполне ничего.
– У тебя уютно, – заметила я.
– Свет, что-то случилось? – поинтересовалась Анжела, не приглашая меня пройти дальше. Я все еще ждала, что она объяснит мне свое странное поведение. Ну хоть как-то оправдается. Я подумала, может, у нее гости? Но похоже, она была в квартире одна.
– Мои родители решили взять опекунство над Кариной Грошевой, – сообщила я.
– А-а… – протянула Анжела.
Мне показалось, что она не услышала меня. Вдруг до меня дошло – она нервничает.
– Свет, давай, ты завтра ко мне на большой перемене придешь, и мы все обсудим, – не глядя на меня, быстро заговорила Анжела. – Мне сейчас и в самом деле некогда. Ты только не обижайся.
Я только открыла рот, чтобы ответить, как в дверь позвонили и Анжела метнулась открывать.
Дверь распахнулась, Анжелу буквально втолкнул в квартиру мужчина лет пятидесяти пяти. Может, чуть старше. Мужчина был хорошо и дорого одет, но его лицо с подрагивающими скулами говорило о большой, едва сдерживаемой буре.
– Слушай, ты… – не обратив на меня никакого внимания, прошипел он в лицо Анжеле. – Если еще раз заговоришь с моим сыном о деньгах, ты его больше вообще не увидишь! Поняла?
– Сергей Петрович, успокойтесь, – попробовала обороняться Анжела.
Но мужчина был разъярен.
– Денег захотела? – задыхаясь, продолжал он. – Скажи спасибо, что в квартире тебе остаться позволили! Начнешь рыпаться – в однокомнатную хрущобу пойдешь!
– Я ничего не говорила! – оправдывалась Анжела. – Это Коля, Петин друг… вы его знаете. Это он с Петей в прошлую субботу разговаривал…
– Я все сказал, – выравнивая дыхание, подвел черту Сергей Петрович. – Наш сын признан недееспособным. Я – его опекун. А ты кто? Ты – мать его ребенка. Вот и занимайся своим делом. А в мои дела не лезь.
Я уже догадалась, что это и есть знаменитый свекор.
Большими шагами он переместился на кухню.
– Если ты не понимаешь, что Петю нельзя волновать, то у него, слава Богу, есть мы с матерью, и уж будь спокойна, мы об этом позаботимся. Где Даша? Гуляет?
Зажурчала вода, свекор звякнул стаканом. Анжела стояла как провинившаяся школьница, опустив голову.
– На танцах, – сквозь зубы пробормотала она.
Я хотела потихоньку уйти, но на площадке раздались голоса, дверь приоткрылась, и вошли еще трое – хорошо одетая ухоженная дама средних лет, молодой высокий мужчина, которого держала за руку девочка лет девяти. Девочку я уже видела раньше и знала, что это Даша, дочка Анжелы. Она иногда брала с собой дочку на дежурства в интернат.
Мужа я видела впервые, но сразу заметила в нем что-то странное. Его лицо не выражало никаких эмоций. Совсем никаких, даже притворных.
– Здравствуйте, – сладко заворковала дама, окинув меня приторным взглядом. – Анжелочка, у тебя гости?
– Это с работы, – буркнула Анжела, принимая из рук мужа зонт. – По делу пришли.
– Я как раз собиралась… – подала я голос.
Анжела не дала мне договорить:
– Пройди, пожалуйста, в гостиную, Свет.
Я ретировалась в гостиную. Но и оттуда мне было прекрасно видно действо, развернувшееся в прихожей.
– А как дела у моей внученьки? – просюсюкала дама. – Как занятия? Когда концерт?
– Спасибо, хорошо. Концерт в следующую пятницу.
– Ты не устаешь на танцах, детка? Нет? Вот умница! Посмотри-ка, что бабушка с дедушкой тебе привезли…
Девочке протянули огромный пакет, в который та даже не заглянула.
– Спасибо…
– Ну, веди папочку в свою комнату, почитай ему книжку…
Девочка послушно взяла за руку безучастного мужчину и увела.
В прихожей все еще раздавалось воркование свекрови Анжелы, изредка прерываемое баском свекра. Наконец гости благополучно удалились.
Я сидела в гостиной и ругала себя на чем свет стоит. Вечно я во что-нибудь влипну!
В квартире было тихо. Может, про меня благополучно забыли? Все же уйти по-английски – невежливо. Нужно попрощаться с Анжелой. Я отправилась на поиски.
Анжела стояла на кухне у открытого окна и курила. Она выглядела такой усталой и подавленной, что сомнения не оставалось – я влезла в то, что тщательно скрывалось от посторонних глаз.
– Анжел, я пойду?
– Подожди, я тебя провожу.
Мы вышли на улицу, и Анжела предложила немного посидеть в сквере. Сели на свободную лавочку и стали смотреть, как на площадке за прозрачной сеткой подростки катаются на скейтах. Я чувствовала: надо что-то сказать, но что?
– Извини, что так получилось, – нарушила молчание Анжела.
– Это ты меня извини. Я пришла не вовремя. Я, наверное, тебя страшно задерживаю…
– Нет, подожди. Я сейчас тебе все расскажу. Мне нужно с кем-то поделиться. Больше не могу тащить этот груз в одиночку.
И Анжела рассказала мне свою историю – с самого начала, с тех времен, когда они познакомились с Петей. Правильнее сказать, это получилась уже не история Анжелы и даже не история любви, а история Пети.
Он с детства рос мальчиком послушным и умненьким. Папа занимался бизнесом, а мама – сыновьями. Их в семье было двое – Петя и его брат Сережа. Петя, как старший, был надеждой и опорой родителей. Поступил, как отцу хотелось, в финансово-экономический военный институт. Учился блестяще, окончил с красным дипломом.
Пока учился, на девушек не смотрел. Мать его даже беспокоилась по этому поводу, приводила домой дочек своих подруг – знакомиться. Но однажды Петя заявил:
– Мам, расслабься. Девушку себе я найду сам.
И нашел Анжелу. Он – косая сажень в плечах, а она – хрупкая, как Дюймовочка, миниатюрная. Мать так и не поняла, что он в ней нашел. Ну, выбрал так выбрал. После военного института в армии Петя не задержался, уволился вскоре – нужно было вытаскивать отцовскую фирму, которая стояла на пороге банкротства. Помочь отцу у Пети получилось, они стали партнерами, дело пошло.
Родилась дочка, молодым помогли купить квартиру, а родители выстроили себе дом за городом.
Петя тоже хотел дом. Хотелось жить рядом с родителями за городом, чтобы белки прыгали по участку. Анжела с Петей накупили каталогов, журналов, выбрали проект.
Отец выкупил соседний участок. Начали строить. Все средства молодые вкладывали в будущий дом.
Бизнес у отца и сына процветал, они пропадали на работе. Младший брат Пети, Сережа, к родным не примкнул. Все искал себя. Пожил в Чехии, загрустил, перебрался в Германию, работал там по контракту, не понравилось, поехал в Швейцарию и там задержался. Родители его метаний не одобряли, ворчали. Отец мечтал объединить сыновей в одну компанию и назвать свою фирму «Дюльдин и сыновья». Анжелин свекор был тщеславен. Но говорят, тщеславие – это двигатель больших людей. А он, бесспорно, человек большой. В то время свекор уже владел (совместно с сыном) сетью магазинов, ресторанами, строил гостиницу, что-то еще…
Бизнес отнимал все время у Петра, но она терпела. Знала, что муж живет на пределе – он не любил работать вполсилы, чем бы ни занимался.
Анжела сидела с дочкой, на работу не торопилась, училась заочно в институте. По выходным ездили на свой участок, смотрели, как идет строительство, планировали дизайн ландшафта. И все у них было в шоколаде.
Пока вдруг не случилась с Петей беда. Что послужило причиной, так до конца никто и не понял. Только вдруг, в один миг, активного финансиста Петра Сергеевича Дюльдина словно подменили. Он перестал реагировать на окружающий мир.
Это случилось весной, когда на дачах близ новенького, только что отстроенного двухэтажного особняка зацвели вишни и в воздухе стоял одуряющий медовый дух. Намаявшись в заграницах, вернулся домой Сережа, да не один. Привез с собой девушку – модель, подзабывшую русский язык и говорившую с нарочитым заметным акцентом.
Все собрались у родителей на даче, жарили шашлыки, пили вино. Всем было весело. Девушка-модель картаво восхищалась природой, домами, весной. Посидели и разошлись. А неделю спустя свекор заявил, что свежепостроенный дом, предназначавшийся старшему сыну, он отдает Сереже, поскольку тот вернулся на родину и собрался жениться. А Пете они построят новый, но – позже. Свекор сказал – как отрезал. Спорить с ним бесполезно. Анжела, конечно, возмущалась, но ее монологи слушал только муж на кухне их трехкомнатной квартиры. Она не молчала – сказала все, что думает, о Сереже, о Сергее Петровиче, о свекрови и о девочке-модели, которая за три года работы в Швейцарии умудрилась забыть русский язык, карьеры не сделала и вот теперь явилась на все готовое.
Говорила и говорила, пока не поняла, что муж-то ее как бы и не слышит. Или не слушает. Сидит и смотрит в одну точку. Тогда Анжела позвала его спать. Он послушно поднялся и пошел в спальню, разделся и лег. Как солдатик.
Анжела испугалась, но виду не подала. Она уже училась на психолога и знала, что от переутомления или нервного потрясения человек может впадать в апатию или даже в ступор. Лечится это покоем и сном.
И она решила дать мужу выспаться и даже утром не будить на работу. А речь о загородном доме пока вообще не заводить.
В ту ночь Анжела долго не могла заснуть. Все вспоминала последние дни. Может, у мужа на работе неприятности? Вспоминала его телефонные разговоры, обрывки невзначай брошенных фраз… Складывала это все в голове, перетасовывала, но пасьянс не выстраивался. Она никогда не старалась вникать в дела бизнеса мужа и свекра. «Утро вечера мудренее», – вспомнила Анжела, выпила успокоительное и уснула.
Утром поднялась тихонько и собралась на цыпочках выйти на кухню, чтобы приготовить завтрак. И увидела, что Петя не спит. Лежит и смотрит в потолок.
– Петь, ты спал? – заволновалась Анжела, подозревая, что муж всю ночь так и пролежал с открытыми глазами.
– Спал, – ответил он странным голосом. Как под гипнозом.
Анжела внимательно посмотрела на мужа:
– Тогда одевайся и идем завтракать.
Обычно первым делом после пробуждения Петя тянулся за телефоном, смотрел неотвеченные вызовы, делал несколько звонков. С телефоном он шел в ванную. Потом – на кухню.
В тот день он не вспомнил про телефон, а только сел на кровати, надел носки и остался так сидеть, пока за ним не вернулась Анжела. Увидев мужа, неподвижно сидящего в носках на разобранной постели, она запаниковала. Стала звонить свекру. Тот, конечно, приехал, но сделать ничего не смог. Ничего не смогли сделать и врачи, по которым всю весну, а потом и все лето таскали Петра Сергеевича. Его показывали разным светилам, возили в Москву. Но доктора разводили руками и говорили, что медицина здесь бессильна. Скорее всего Петр таким теперь и останется.
Верить в это никто не хотел, но время шло, а в поведении мужа Анжелы ничего не менялось. Теперь он жил у родителей, а жене и дочке его привозили по выходным. Свекор привозил Петю на машине в субботу, приводил в квартиру и оставлял на сутки. В воскресенье вечером они вместе с супругой приезжали, заваливали внучку подарками, забирали безучастного, бессловесного Петю и уезжали.
Свекор и прежде не очень-то считался со снохой, а теперь уж и подавно ни во что ее не ставил. Родители мужа именно ее обвинили в случившемся. Они считали, что она скрывает, что произошло между ней и Петей в тот злополучный вечер.
Еще в самом начале болезни сына свекор подготовил и сделал так, что Петя подписал все документы фирмы, из которых следовало, что его часть бизнеса переходит к отцу. Трехкомнатная квартира, где теперь жили Анжела с Дашей, была тоже оформлена на имя свекра.
Анжела осталась ни с чем. Раз в месяц родители мужа привозили ей «помощь» на ребенка – три тысячи рублей. Она осталась без денег, без мужа, без работы и без поддержки.
Правда, один раз за нее вступился друг семьи, однокурсник Пети, – Николай.
Друг мужа был военным, тоже финансистом, кое в чем разбирался. Узнав о том, что произошло, несказанно возмутился. И на кухне, упорно глядя на безучастного, отсутствующего Петю, долго втолковывал бедолаге о том, как подло и безжалостно поступили родители с его семьей.
Петя ничего не сказал. Казалось, Коле не удалось пробить броню его стойкого аутизма.
Но выходит, Коля все же проковырял маленькую дырочку в этой броне, поскольку свекор на другой же день позвонил Анжеле и долго кричал в трубку примерно те же слова, что я услышала нечаянно, став невольной свидетельницей воскресного свидания родственников. Получается, что Петя передал содержание разговора с другом и потребовал у родителей объяснений.
– Понимаешь, мне иногда кажется, что он не безнадежен, – горячо проговорила Анжела, доставая новую сигарету. – Ведь понимает же он! Понимает, только не чувствует. Словно загородился от всего мира.
– А как же ты? Как ты с этим всем живешь?
Я была поражена. Ведь на работе мы все привыкли видеть успешную, уверенную в себе Анжелу-психолога, которая всех выслушивала, старалась разобраться в проблеме, проводила с нами разные тренинги и тесты. Учила позитиву! А сама несла такой груз…
Анжела помолчала, покуривая. Потом призналась:
– Поначалу трудно приходилось. На работу без стажа никуда не брали. Устраивалась, куда возьмут, без разбора. Ребенок внимания требует, а я на трех работах. В торговом центре полы мыла и несколько дней в неделю няней подрабатывала. Потом вот в интернате место освободилось, спасибо – взяли.
– А я не могла понять, зачем тебе, жене бизнесмена, подрабатывать дежурным воспитателем по сменам? Да еще ребенка таскать с собой…
Анжела на мое замечание лишь усмехнулась невесело:
– Дашке это на пользу. Она у меня – человек. Однажды на Новый год свекор со свекровью притащили ей мешок игрушек. Ну, не знаю, зачем так много. Наверное, хотели внучку уверить в своей любви. А она, когда они ушли, грустно так говорит мне: «Зачем, мам, мне столько игрушек? Давай их девочкам в интернат отнесем, им ведь никто не подарит». Представляешь?
– Отнесли?
– Да. В следующее мое дежурство собрали мы этот мешок и отвезли в интернат. Она сама всех первоклашек одарила.
– Все понимает…
– Да, она у меня рано повзрослела. Иногда так скажет, совсем как большая. Ну вот, ты теперь все про нас знаешь, – грустно улыбнулась Анжела. – А ведь у тебя какое-то дело ко мне? Ты чего хотела-то, Свет?
– Я к тебе завтра на большой перемене приду, – пообещала я.
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17