Глава 13
Миша оказался студентом музыкального колледжа. Он лабал в ресторане, когда Ксюха оттягивалась там с Огурцовой. Их обеих тронули Мишина красота и его нежный девичий румянец. Но у Огурцовой шансов не было – крупновата в размерах и не умеет танцевать. Ксюшка же – миниатюрная, пластичная – всегда добивалась того, кого хотела.
Миша играл, а она танцевала. К ней приставали восточные парни, а она смотрела на юного музыканта и всех посылала подальше.
Из «Разгуляя» они ушли вместе и отправились прямиком в Поле Чудес.
Через неделю Ксюха подъехала к общаге музыкального колледжа на своем «пежо», чтобы забрать Мишу с вещами.
Поглазеть, как нищий музыкант отправляется в логово богатой любовницы, высыпала вся общага, включая вахтершу. Кто высунулся по пояс в окно, кто выполз на крыльцо. Все смотрели на Ксюху с почтительным любопытством и завистью. Кто-то завидовал Ксюхе, кто-то Мише. Лично я уверена, что Мише подфартило больше.
Мою подругу общагино любопытство не раздражало, она его просто не заметила. В поле ее зрения сейчас помещался лишь Миша со своим аккордеоном.
– Сынок, сыграй на прощание, – попросила вахтерша.
И общага завыла, засвистела, заплакала, поддерживая идею.
Миша уселся на услужливо подставленную табуретку и, потряхивая головой, виртуозно исполнил «Полет шмеля».
Мишу провожали аплодисментами.
Ксюха взяла его под свою опеку – кормила с ложечки, сопровождала на концерты, возила в колледж и домой. А вечером сидела рядом с ним в филармонии и слушала скрипичный концерт.
Тетя Таня рыпнулась было вклиниться в сиреневый туман дочкиного романа, но получила такой отпор, что быстро завяла и сникла. Пришлось довольствоваться возможностью обсуждать наглость «этого бродяжки» с моей мамой и бабушкой. Нужно отдать должное моей маме – она Мишу защищала. Мама любила музыкантов и несколько лет, помнится, заставляла меня учиться в музыкалке.
– По крайней мере этот юноша скрасит ее одиночество, – сделала вывод Кира.
С этим трудно было не согласиться. Ксюха порхала как мотылек и, кажется, напрочь забыла, что недавно так много пережила.
Она еще не подозревала, какие тучи сгустились у нее над головой. О них намекал Женя, но я не захотела с ним встречаться. А к Ксюхе он не поехал.
И вдруг мою подругу вызвал к себе следователь. Тот самый, который вел дело Вадика.
После беседы со следователем подруга прямиком прилетела ко мне на продленку. Я не люблю, когда ко мне на работу приходят и начинают отвлекать. Ксюха это знает лучше других, потому что все свои жалобы на этот счет я обычно вываливаю ей. А тут сама приехала, прямо по дороге из колледжа. Забрала из колледжа Мишу и не удержалась – свернула к интернату.
Я видела в окно, как Миша под зонтиком прогуливается вокруг машины.
Ксюха была бледна, глаза ее сухо сверкали.
– Выйди на минутку, – попросила она.
Я хотела возразить, но Карина опередила меня – подпрыгнула, повисла на моей подруге и задала ей сто вопросов, ни на один из которых не получила ответа.
– Карина, перепиши упражнение, – попросила я и вышла в коридор.
Мы встали у подоконника, напротив стеклянных дверей игровой. Детям за зиму надоели все игры и игрушки этой комнаты. Они хотели на улицу, но там шел дождь. Мальчишки рассматривали комиксы и дурачились. Девочки стащили с моего стола журнал мод и теперь листали его. Только Грошева не сводила с нас жадных глаз.
– Нет, ты прикинь, – начала Ксюха, пытаясь унять дрожь в голосе. – Он теперь намекает, что это я могла убить мужа. Чтобы стать наследницей.
Ксюха нервно теребила свой яркий шарфик, весь в пластиковых блестках. Дурацкий аксессуар. Я бы никогда такой не надела. Но Ксюха есть Ксюха.
– Нет, прикинь – я и Вадик.
– Слон и Моська, – подтвердила я. – Следователь – дурак. Или на него сильно давят.
– Вот именно! – прошипела Ксюха, отчаянно теребя блестки. Вероятно, всю дорогу от колледжа и до интерната ей приходилось держать лицо, щебетать со своим мальчиком, имитируя полную безмятежность. Теперь эмоции выбивались из нее, как пар из кастрюли.
– Почему вдруг? – удивилась я, начиная соображать, о чем хотел предупредить Женя. – Почему раньше ты была вне подозрения?
– Следователь сказал, что я не была вне подозрения! Он всегда подозревал меня!
– А Женя подозревал Горина, – зачем-то сказала я. Мне хотелось как-то утешить подругу или отвлечь.
– В это еще можно поверить! – подхватила Ксюха. – Они оба – психи. И силами равны.
– Я все равно не понимаю, – рассуждала я. – Как они это себе представляют?
– Как-как! – психовала Ксюха. – Вадик будто бы напился, стал набрасываться на меня, а я его будто бы ножиком-то и завалила.
– Но ты же на танцах была?
– Я ехала с танцев. Была в дороге. Следователь считает, что могла как-то домчаться. Оставить машину в чужом дворе… Понимаешь, полная туфта и чушь собачья. Но мне страшно! Он так говорит, понимаешь, Свет, что мне страшно! Я и сама начинаю верить, что могла человека убить… Понимаешь?
– Нет! – жестко сказала я.
Прямо напротив нас находилось лицо Карины Грошевой. Она стояла, прижав лоб к стеклянной двери игровой. На ее лице отражалось Ксюхино страдание. Грошева готова была заплакать. Но Ксюха Карину не видела.
– Могла! – перейдя на шепот, утверждала моя подруга. – Как убила свою девочку…
Ксюха вытащила из сумки сигареты. Я забрала у нее пачку и вернула в сумку.
– Твою девочку убили врачи, – поправила я.
– Я! – возразила Ксюха. – Она была беззащитная, маленькая, ни о чем не подозревала… А я отдала ее на растерзание. Она… знаешь, она мне снилась столько раз!
– Ксюш, перестань, – попросила я и взяла ее за руку, – дети смотрят…
– Она, бедняжка, так и не поняла ничего… А сейчас была бы старше твоей Иришки… Знаешь, я теперь поняла – когда Вадик бил меня и… ну, когда он чуть меня не утопил, помнишь? Это мне было за нее!
– Да ну тебя! – охнула я.
– Да, за нее! Вот только он лучше меня, он меня не убил до конца, а я…
Я закрыла своей рукой Ксюхин рот. Я не могла это слушать.
И тут Карина распахнула дверь, выскочила из игровой, подлетела к Ксюхе, обхватила ее и заревела в голос.
– Те-о-тя К-ксе-е-н-ничка! – зарыдала она. – Будьте моей мамой! Я вас буду любить! Я все-все делать буду!
Обитатели продленки, бросив свои дела, вытаращились на нас.
Ксюха ошалело уставилась на меня. А я смотрела в конец коридора, где вырос стройный юношеский силуэт.
– Миша! – шепнула я подруге и стала потихоньку оттаскивать от нее Карину. Но это было непросто. У той начиналась истерика, а это значит, силы девочки утроились. Она крепко держала «объект» и упрямо прижималась головой к Ксюшкиному животу.
Ксюха высвободила одну руку и вытянула из сумки пачку одноразовых платков. В пару секунд она справилась с собой, промокнула слезы, вернула лицу то милое беспомощное выражение, которое подобало моменту.
– Ну что такое, Ксю? – спросил Миша, кивком поздоровавшись со мной.
– Небольшая заминка, – улыбнулась я. – Ксюшу обожают второклассники.
Миша вежливо скривился в улыбке.
– Кушать хочется, – псевдовиновато признался он.
– Сейчас мамочка накормит своего птенчика, – заворковала Ксюшка, не сводя глаз с возлюбленного.
Карина подняла на нее заплаканные глаза. Она хотела увидеть, к кому обращены эти нежные сюсюканья. Убедившись, что не к ней, отлепилась и отошла на шаг. Я тут же обняла ее и дала возможность спрятать у меня на животе заплаканное лицо.
– Посмотри, Мишенька, какая хорошая маленькая девочка, – продолжала ворковать моя подруга. – Она просится ко мне в дочки…
Кокетство так и перло из моей подруги. Ни следа только что пережитых эмоций.
– Скажи девочке, что у тебя уже есть сыночек, – промурлыкал Миша, мило улыбнувшись Ксюхе, а заодно и мне. – И он умирает с голоду!
– Мой милый одаренный сыночек! – подхватила Ксюха. – А он машинку на сигнализацию поставил?
– Поставил…
Они уже уплывали по коридору, продолжая нежно ворковать, а Карина все прятала лицо.
Провожая детей в спальный корпус, я вела Карину за руку. Я совершенно не знала, что можно сказать в утешение. В ее глазах, когда она на меня их поднимала, был вопрос, на который я не могла ответить.
В полном смятении я вернулась в класс.
Телефон отчаянно выводил мелодию. Ксюха.
Моя подруга говорила шепотом, но очень настойчивым шепотом:
– Свет, позвони, пожалуйста, Жене! Попроси его…
– Я не буду ни о чем просить Женю! – отрезала я.
– Свет, ты с ума сошла? Ты хочешь бросить меня в беде? Он Игорю помог, пусть поможет и мне! Я заплачу ему! Я хорошо заплачу! Только чтобы Миша ничего не знал!
– Ну и задачки ты мне задаешь, – съязвила я, но подруга уже отключилась.
Я позвонила Жене, и он тут же примчался. Как будто стоял за углом нашей школы. Может, так оно и было.
– Ты в курсе, что твоя подруга Ксюша этой зимой ходила в «качалку»? – с ходу поинтересовался он.
– А это запрещено?
Я старалась смотреть мимо Жени. Его руки перебирали авторучки на моем столе.
– Так ты знала или нет?
– Нет.
– А почему она тебе не сказала? Помнится, ты уверяла, что вы подруги не разлей вода.
– Какой криминал в том, что она занималась своей фигурой?
– Криминал в том, что она это скрывала. Я на этот факт напал одновременно со следователем.
– Но следователь ей об этом даже не заикнулся! – Я не совсем понимала Женю. Мне казалось, он нарочно придает лишнюю значимость пустяковым фактам, чтобы привлечь к себе внимание.
– Он же не дурак. На следующем допросе выложит. Следователь заставляет ее нервничать, чтобы она ненароком себя выдала.
– Не думает же он, что Ксюха действительно могла завалить Вадика?
– Сама – нет. Но человечка из той же «качалки» могла нанять.
– О-о… – только и смогла вымолвить я и ошарашено замолчала.
В голову поползли сомнения. Выходит, я многого не знаю о своей подруге. Всю зиму она жила какой-то двойной жизнью, а я – ни сном ни духом! Опасность, вдруг нависшая над подругой, повеяла на меня холодом.
– Глупости! – вскочила я. Возмущение заставляло меня двигаться. – Подумаешь – ходила в спортзал! Да в наши дни каждая девушка должна быть сильной! Я, например, очень жалею, что у меня…
– Что ты злишься? – Женя с улыбкой наблюдал за мной. – Я что, по собственной инициативе в это дело ввязался? Твой муж не убивал – это доказано. Значит, под подозрением все остальные. Дело-то не закрыто!
– Она – моя подруга. – Я подошла и нависла над учительским столом. Я смотрела Жене в глаза, мне сейчас было все равно. – Даже если она трижды убила Вадика! Даже если она наняла для этого бригаду киллеров! Я не хочу, чтобы она попала в тюрьму! Я ее все равно люблю!
– А я тебя люблю, – тихо сказал Женя. И поймал мою руку.
Я опешила и почему-то начала краснеть пятнами. Я, может, и краснела-то больше от своей гневной речи, чем от Жениных слов. Но, краснея, я слышала шаги по коридору. Иришкины – дробью, и Игоря – размеренные и твердые.
Я выдернула руку и приложила обе ладони к щекам. Но это было бесполезно. Иришкин нос уже прижимался к стеклу игровой со стороны коридора. Она корчила рожицы. Рядом вырос Игорь. Женя вздохнул и опустил голову.
Игорь держал в руках букет хризантем и все еще улыбался по инерции, вероятно, шел сюда в хорошем настроении. Купил цветы. Белые хризантемы очень шли к его темному пальто. Едва скользнув взглядом по игровой, Игорь стал меняться в лице. Прежде чем я успела шагнуть навстречу, он положил букет на подоконник и быстро пошел к выходу.
– Игорь, подожди!
Я кинулась за ним. Он шагал не оглядываясь.
– Ну зачем ты так?
Я догнала его у выхода, вцепилась в рукав:
– Давай поговорим.
– Тебе есть с кем разговаривать. – Он дернул рукой, стряхивая меня, как насекомое. – Не буду тебе мешать. Если не возражаешь, давай разведемся.
– Я возражаю! – крикнула и наткнулась на его взгляд. – Игорь! Прости меня! – с ужасом и настойчивостью одновременно попросила я. – Ты говорил… Вспомни, ты говорил, что смог бы простить меня!
Я уже ревела.
Кто-то из учителей остановился и уставился на нас, не дойдя до учительской.
– Я ошибался, – сухо сказал мой муж. – Я не смогу жить с тобой после того, что ты сделала.
– Я?! – закричала я ему в спину. – Это ты все сделал! Ты!
Игорь посмотрел на меня. У него дрожал нерв на щеке. Он что-то хотел сказать, но передумал. Уже в следующую секунду он покинул школу.
Когда я вернулась в игровую, Женя складывал с моей дочерью цветную мозаику.
– Извини, – поднялся Женя, – я не хотел…
– Ты здесь ни при чем, – убито изрекла я. – Это я сама виновата. Ну что ж… нам пора домой.
– Вас подвезти?
Вместо меня ответила Иришка. Она схватила Женю за руку и потащила к выходу.
– Куда? – спросил он.
Девочка с хитрым видом продолжала его тащить.
– Куда? – упирался Женя.
Иришка начала злиться и вдруг отчетливо, громко произнесла:
– Туда!
– Куда? – спросили одновременно я и Женя.
– Туда! – повторила Иришка.
– Туда, – многозначительно разулыбался Женя. – Туда, где машина, туда, где дорога, туда, где дома…
Я не могла слова вымолвить от переполнявших меня эмоций. Она сама сказала, без просьб и понуканий! Мне не показалось, это слышали мы двое!
– Такое событие надо отметить. – Женя повернулся ко мне: – Приглашаю вас в кафе.
– Пойдем в кафе? – Я подхватила дочь и затормошила. Мне хотелось немедленно услышать от нее что-нибудь еще, хоть слово! Но эта хитрюга молчала как партизан.
Я вытащила ее в коридор и закружила.
– Туда! Ту-у-да… – пела я на разные лады, пока Женя вез нас сквозь весенние сумерки. Туда, где тепло. Туда, где огни. Туда, где музыка.
В кафе оказалось уютно, имелся аквариум с рыбками. К нему-то и устремилась моя дочь, проявив равнодушие к сладким шикарным десертам.
Я села так, чтобы не выпускать ее из поля зрения. Я смотрела за дочерью, а Женя смотрел на меня. Мы пили кофе.
– Свет, знаешь что? Бросай своего Игоря и выходи за меня замуж, – вдруг сказал Женя.
Я посмотрела на него. Лучше бы то, что он сказал, окрасилось бы тоном шутки. Меньше всего сейчас мне хотелось объясняться и задумываться.
Но у Жени было серьезное усталое лицо и грустные глаза.
– У тебя есть жена, – напомнила я.
– Это только так называется. Мы живем в одном дворе, но в разных подъездах. Мои с тещей живут, а я один. Сын ко мне ходит. Я его не брошу – это однозначно. А с женой все с самого начала было не так.
– Все еще наладится, – зачем-то сказала я.
– Ничего не наладится. Какое – наладится… Любви-то нет. Я любил совсем другую девчонку, когда в армию уходил. Ждать обещала, все такое… Ну а вернулся, у нее уже и муж, и ребенок. Ну, я с горя загулял с ее подругой Надькой. Назло. А когда опомнился – Надька моя уже беременная. Деваться некуда, женился. Потом Степка родился. С ним проблем полно, тут уж не до любви. Терпел. Когда скандалы достали, ушел в родительскую квартиру. Так и живем…
Я слушала Женю, и мне кажется, я его понимала. Говорят, что мужчины и женщины – разные существа и понять друг друга не могут. Нет, я понимала. Все хотят любви. Человек не может без любви, как не может без пищи и тепла. Можно, конечно, привыкнуть жить в холоде. Но это трудно и неудобно. Говорят, и без пищи проживешь. Какая-то женщина вообще перешла на песок. Ест один песок – и ничего. Ее даже по телевизору показывали. Но ведь это не нормально. Так и без любви: можно, но – не нормально.
Иногда вместо любви может сойти и сочувствие. Сострадание. Жалость. Страсть. Но только иногда. Ненадолго. А так – нужна любовь. И это неправда, что мужчины не ищут любви. Ищут. Голый секс не заменит любви.
– Жень, я хочу быть с тобой честной.
– Я понял. – Он кивнул. – Только, пожалуйста, не говори, что я такой хороший, что у меня все еще будет…
– Я совсем другое хотела сказать. Я Игоря люблю. Мне плохо без него…
Женя крутил в руках чашечку с кофе и грустно улыбался.
– Это я понимаю. Вопрос в том – любит ли он тебя?
Моя дочь насытилась созерцанием сомиков и золотых рыбок. Подбежала к нам и повисла у меня на шее.
– Нам пора, – извинилась я.
Женя довез нас до дома, и, когда мы уже выпрыгнули на площадку перед подъездом, он, как ни в чем не бывало, напомнил:
– Ты все-таки поинтересуйся у Ксении, почему она держала в тайне от всех свои занятия в «качалке». Это так, на всякий случай.
Я пообещала. Но думать о Ксюхе я сегодня уже не могла. Слова Жени взбудоражили меня. «Вопрос в том – любит ли он тебя…» Вопрос в том…
Я думала об Игоре и о том, что он сказал про развод. Это слово впервые прозвучало между нами. Игорь впустил его в нашу жизнь. Или я?
Раньше это слово даже не задевало меня. Потому что это не про нас. Развод может случиться с кем угодно, но только не с нами! Я должна немедленно убедиться в этом.
Телефон Игоря молчал. Я попыталась представить, что он делает сейчас там, в квартире Никиты Рощина. Сидит перед компьютером? Смотрит телевизор?
А может, он носится в машине по ночному городу, чтобы унять ту же боль в душе, что сейчас терзает меня?
Я вспомнила день нашего знакомства. Когда мы ссоримся, мне всегда вспоминается этот день.
Я помню его так ясно и подробно, точно это было вчера. Например, совершенно четко могу описать погоду – это была золотая осень. Теплый день. Я ехала в университет и думала о предстоящем семинаре, о том, как бы отмазаться от должности старосты, которую я мужественно несла третий семестр…
На какой-то остановке… Нет, точно знаю на какой – это была остановка «Поликлиника». На этой остановке в автобус всегда набивалась толпа. Я решила пройти на заднюю площадку, но не тут-то было. Меня остановил встречный поток. Сзади тоже подпирали, и путь был отрезан. Меня прибило к молодому человеку, который изловчился и одной рукой уцепился за поручень. Хоть какая-то точка опоры. Я оказалась прижатой к груди молодого человека так плотно, что практически трогала носом его шею. Он же лицом зарылся в мои волосы, и это было волнующе и смешно.
Он начал шутить. Спрашивал, не мешает ли мне его портфель, и просил не стесняться, держаться покрепче.
Позже я где-то читала статью о химии любви. Там было написано, что все дело в каких-то ферментах и обонянии. Запах сам делает свое дело. Он даже в носу остается и напоминает потом об «объекте», требует снова и снова видеть этот «объект».
Так вот, жизнь так тесно прижала нас друг к другу в миг знакомства, что не оставила выбора. И запах, и шершавость его пиджака, и тембр голоса – все разом впечаталось в мозг и завладело мной на сто процентов.
Игорь позже не раз говорил мне, что у него голова кружилась от запаха моих волос и он едва удержался, чтобы не полезть с поцелуями прямо в автобусе.
Надо ли говорить, что из автобуса мы выскочили вместе и больше не расставались? Вернее, расставались, конечно, но очень неохотно и по необходимости.
Долгое время мы могли находиться именно в той мизансцене, в которой нас застигла судьба, – тесно прижавшись друг к другу.
В универ в автобусе мы ехали в обнимку, даже если в салоне было пусто и имелись свободные места.
Много позже мы наконец смогли отклеиться друг от друга и стали как-то участвовать в окружающей жизни. Стали ходить в кино, на вечеринки. И все же больше мы любили бывать вдвоем.
И теперь, вдруг оставшись одна, я не могла представить свою дальнейшую жизнь без него.
Необходимо было срочно найти выход из создавшегося лабиринта.
На другой день я на большой перемене сидела в кабинете Анжелы и ждала от нее помощи.
– По-моему, сейчас любая школьница знает, что признаваться в измене нельзя даже под пытками, – справедливо изрекла она.
– Дело сделано, – вздохнула я. – Посоветуй что-нибудь.
– Во-первых, не распускайся, – велела она. – Во-вторых, ты можешь сказать, что нарочно наврала. Наговорила на себя.
– Он не поверит.
– Поверит – не поверит, а задумается.
– Но как я ему это скажу? По телефону? Нужно же встретиться, повод какой-то нужен.
– Повод найдется всегда, – перебила меня Анжела. – Ты должна привлечь внимание. Поработать над внешностью. Что это за хвостик? Завтра же сходи сделай прическу, макияж поярче.
– Когда мне?! – вздохнула я. – Школа, продленка, детсад, занятия с дочерью…
– Ну, знаешь! – Анжела развела руками. – Хочешь вернуть мужа? Извернись.
В общем-то Анжела не сказала ничего нового. Я эти советы могла бы почерпнуть из любого дамского журнала. И все же она дала толчок, который, вероятно, был мне просто необходим. На следующее утро, собирая дочь в детсад, я проговаривала вслух свой план. Я как бы уговаривала сама себя. Воодушевлялась.
– Ну вот, мамочка пойдет на работу, а Ирочка в садик. Вечером за Ирой придет тетя Ксюша и возьмет погулять.
Иришка вскинула на меня удивленные глаза.
– Маме нужно в парикмахерскую, – объяснила я. – Мама сделает красивую прическу. И мы вечером пойдем с папой в ресторан… – На этом мой монолог иссяк.
Мы вышли из дома. День обещал быть солнечным и теплым. В ветвях у детсада гомонили птицы. На лужайке перед детсадовским крыльцом зеленела первая трава и пробивались желтые пятна мать-и-мачехи.
– Куда Ира пойдет? – спросила я дочь, замирая от желания услышать незамысловатое «туда».
Но моя дочь разгадала хитрость и в ответ лишь махнула рукой в сторону крыльца. И побежала к воспитательнице, окруженной детьми.
В парикмахерскую я записалась на пять часов. И целый день меня не покидало волнение. Я мысленно выстраивала предстоящий разговор с мужем: что я ему скажу, что он мне.
Я даже ширяевскую брань мимо ушей пропускала. На продленке я усадила на первые парты своих отстающих. Открыла журнал.
– Карина, если так будет продолжаться, ты останешься на второй год, – горестно вздохнула я, созерцая оценки.
– Ну и что? – услышала в ответ. – Вам-то какая разница?
– Хоть бы и осталась! – шепнул кто-то из девочек.
Сзади кто-то хихикнул и плюнул из трубочки. Мятая мокрая бумажная пулька застряла в рыжих волосах.
Карина вскочила и в долю секунды оказалась рядом с партой Скворцова. Схватила его за грудки и начала раскачивать и трясти.
– Пошла ты… – Скворцов оказался не готов к такому натиску. А может, находился в хорошем настроении. – Это не я…
Но услужливая Таня Репина, сидящая за одной партой со Скворцовым, вытащила из-под его дневника злосчастную трубочку и показала Карине.
Секунда – и Грошева вцепилась ногтями в лицо благодушно настроенного Скворцова.
– Прекратить! – тщетно потребовала я.
Началась потасовка. Когда на крики 2-го «Б» прибежали завуч и медсестра, в моем классе была куча-мала, посреди которой верещала я, растрепанная, красная – никакая.
Потом Анжела отпаивала меня валерьянкой и утешала тем, что учебный год подходит к концу, что осталось совсем немного потерпеть, а там – лето… И что вообще мне сейчас нужно думать о своей семье в первую очередь, а проблемы школы оставить в школе.
И вот мой рабочий день прожит. Я сижу в крутящемся кресле перед зеркалом. Сто лет здесь не была!
Салон в салатово-рыжих тонах. Все здесь напоминает: скоро лето! На стене высоко – телевизор. Идет сериал.
Я ловлю себя на мысли, что не отказалась бы с недельку полежать на диване перед телевизором, посмотреть какой-нибудь иностранный бесконечный сериал, переживая чужие страсти. Не свои. И чтобы никуда не бежать, ни на кого не кричать, ничего плохого не ждать…
Девушка-мастер расчесала мои волосы. Она что-то говорила о том, что после зимы волосы нуждаются в поддержке. Что-то о бальзамах и масках… Мне было хорошо и приятно, и я ее почти не слушала. Она возилась с моими волосами, а я закрыла глаза и окунулась в предстоящую встречу с Игорем. Я пустила свой сценарий по тому руслу, которое мне больше нравилось. В нем мы легко перескакивали неприятный разговор и находили понимание друг у друга в объятиях. Прежде так и случалось. Наши размолвки всегда легко преодолевались силой притяжения…
Мастер закручивала прядь электрощипцами, и та превращалась в локон. Половина моей головы уже была в локонах.
Звонок мобильного прервал процедуру. Звонила воспитательница из детского сада. У меня сердце оборвалось, когда я услышала ее голос. Он дрожал и срывался.
– Светлана Николаевна, Ирочка не с вами?
– Со мной? – растерялась я. – Почему она должна быть со мной? Кто за ней приходил?
– Никто… – пробормотала воспитательница. – Пока никто. Вы только не волнуйтесь, Светлана Николаевна, миленькая! Но мы были на прогулке и…
– Что с Ирой? – завопила я, уже догадываясь, что она скажет. – Где моя дочь?!
Я металась по салону, а девушка-мастер бегала за мной со щипцами.
– Мы гуляли во дворе, Ира всегда была возле меня… А когда мы возвращались, то ее уже не было. Я подумала: может, она к вам в школу отправилась?
– В милицию сообщили?
– Я сначала к вам, – заикаясь, ныла воспитательница. – А может, ваш муж в курсе? Я слышала, вы развелись? Может, девочка к отцу пошла?
– Я не знаю… – холодея от предчувствий, сказала я. – Сообщите в милицию и ждите меня!
Пулей вылетев из парикмахерской, стала звонить Игорю.
– Ира с тобой? – спросила я, чувствуя, что ноги не хотят меня держать.
– Почему она должна быть со мной? – моими же словами ответил муж. – Что случилось?
– Ира пропала… – Я заревела, прислонившись спиной к березе. – Воспитательница позвонила…
– Ты где? Жди, я сейчас приеду.
Я обзвонила всех поочередно – нашу соседку, Ксюху, Лену, маму… Даже Гориным позвонила и сторожу интерната. Все напрасно.
Иру никто не видел. Мой ребенок пропал!
Когда приехал Игорь, я металась перед крыльцом парикмахерской, как раненая тигрица.
– Почему ты не забрала ее? – задал мне муж законный вопрос.
– Ее должна была забрать Ксюшка!
– Что ты здесь делаешь? Что у тебя с головой?
Я не видела, что у меня с головой. Что я могла ответить? Что записалась в парикмахерскую, как дура, чтобы ему понравиться?
– Мать шлындает по салонам красоты, а дочь забирает Ксюша! Да твоей Ксюше собаку нельзя доверить, не то что ребенка!
– Хватит болтать! – разозлилась я. – Сделай что-нибудь! Найди ее!
– Поехали.
Мы сели в машину.
У детсада Игорь остановил.
– Ты иди в сад, а я проеду по ближайшим дворам. Звони.
У сада стояла машина моей подруги. Ксюшка разговаривала с воспитательницей, а Миша сидел в салоне.
– Так, – увидев меня, решительно заявила Ксюха. – Мы сейчас домой, посмотрим, вдруг Иришка к нам отправилась. Дорогу-то она хорошо знает.
Ксюшкина идея меня обнадежила. На самом деле Иришка могла ждать, ждать, да и решить прийти в Поле Чудес самостоятельно. Играет теперь во дворе, спокойно ожидая Ксюшу.
– Мы тут с ума сходим, а она, может быть, у нас.
Они уехали.
В пустом детском саду остались убитая горем воспитательница и бледная как полотно заведующая.
– Никогда у нас такого не было, – повторяла заведующая. – Никогда…
Воспитательница плакала и пересказывала весь режим дня.
Приехала милиция. Милиционер, неповоротливый, толстый, был спокоен как танк. Мне хотелось накричать на него, как только что я кричала на мужа. Но он остановил меня жестом:
– По порядочку, мамаша. Сначала спросим воспитательницу.
Милиционер спрашивал так, будто не ребенок пропал, а курица.
Он беседовал неторопливо и обстоятельно. А между тем вечерело, сгущались сумерки. Я живо представляла все ужасы, которые могли случиться с моей дочерью.
– Вы не нервничайте, мамаша. Приметы ребенка у нас есть. Сейчас сообщим во все отделения. Участковый уже пошел по дворам… Сейчас дежурная группа подъедет. Прочешем все ближайшие магазины… Может, заходила, спрашивала мороженое там, жвачку…
– Да вы поймите – девочка не говорит. Она не пойдет одна в магазин…
– Глухонемая, что ли? – не понял милиционер.
– Нет, Ирочка слышит, но не говорит, – торопливо пояснила воспитательница. – Она такой… особенный ребенок.
Меня трясло. Хотелось бежать куда-то и орать. У меня болело сразу все, будто через меня пропускали электрический ток.
Милиционер внимательно посмотрел сначала на меня, затем на воспитательницу. Кивнул:
– Существенная деталь. Вы, мамаша, вспомните все, что было утром.
– Утром все было как обычно, – торопливо вспоминала я. – Мы собирались. Я предупредила Иру, что за ней сегодня придет Ксюша.
– Кто это?
– Моя подруга. Она не успела приехать.
– Так. Адрес и координаты.
И в это время зазвонил телефон.
– Вот как раз моя подруга звонит, – обрадовалась я. С замиранием сердца я нажала кнопку.
– Свет, ее здесь нет…
– А у Гориных? Зайди к Гориным! – заорала я.
– Была уже. У Гориных Ира не появлялась.
Я опустилась на стул. Воспитательница несла мне воду в стакане.
Медлительность милиционера убивала. Он осмотрел детский сад, двор, территорию вокруг двора.
– Кто-нибудь подходил к саду? – спросил он воспитательницу. – Во время прогулки вы никого подозрительного не заметили?
– Нет, что вы?! Я бы сразу… Мы ведь телевизор смотрим, знаем, что творится…
– Может, кто-то подходил посторонний во время прогулки?
– Да нет, ну что вы?! – испугалась воспитательница, будто он ее в чем-то обвинял. А заведующая ходила за ним по пятам и повторяла:
– У нас никогда дети не пропадали… Это первый раз.
– Все когда-то бывает первый раз, – изрек милиционер и заявил: – Значит, так. Вы, мамаша, сейчас отправляйтесь домой и ждите.
– Да вы что?! – возмутилась я. – Я не смогу сидеть и ждать!
– А если ребенок нагуляется и придет домой, а там нет никого?
Его слова меня почему-то обнадежили.
Я помчалась домой. Вбежала в подъезд, стала звонить всем соседям. Их непонимающие лица отнимали у меня надежду капля за каплей. Я поднялась на пятый этаж и снова спустилась вниз.
Пустота нашей квартиры оглушила меня. Я снова стала обзванивать родных. Приехали родители и Лена.
Я металась по квартире, скулила и скребла стены. Сама себе напоминала кошку, у которой отняли котят.
Когда вошел Игорь и я убедилась, что он один, ноги отказались держать меня, и я опустилась на пол в прихожей.
– Дворы ближайшие объехал. Нет. Дай фонарик.
– Зачем фонарик?
– Нужно пройти по подвалам.
Лена охнула. Мама убежала на кухню. Она не хотела, чтобы я видела ее слезы.
Я не смогла подняться. Фонарик принесла Лена.
– Игорь, я с тобой, – сказал папа, и они ушли.
– Я тоже должна что-то делать, – заявила я.
– Пойдем вместе, – поддержала меня Лена. – Нужно обойти все места, где вы любили гулять.
– Лена, а если ее увезли? – холодея от ужаса, спросила я. – Посадили в машину и увезли?
– Детский сад как на ладони, – возразила Лена. – Кто-нибудь бы увидел.
– Но машина могла стоять во дворе, среди домов.
Мы стали обходить ближайшие к саду дома – квартиру за квартирой, пока мне не позвонили из милиции.
– Светлана Николаевна, вам нужно приехать в отделение на освидетельствование.
– Что? – не поняла я.
– Тут привезли нескольких женщин с детьми. Приметы схожие.
– Да, да, я еду.
Я позвонила Ксюхе, и она приехала на своем «пежо», повезла нас в милицию. Я ничего не соображала, плохо помню последующие события. Там были какие-то перепуганные женщины, каждая – с ребенком. Одна все время твердила, что хозяин ее убьет, что она няня, вышла с ребенком погулять и зашла по своим делам в магазин, где ее и повязали.
Я ничего не воспринимала из того, что говорил мне милиционер и все эти женщины. Я понимала одно – моей дочери здесь нет.
Потом уже Лена объяснила мне, что милиция так старалась, что задержала всех подозрительных женщин с детьми. Потом их благополучно отпустили.
Я без конца звонила Игорю, а мне без конца звонили мама и Кира. На город неумолимо надвигалась ночь.