1908
Гости с другой стороны
Секретные дневники Сары Харрисон Ши
25 января 1908 г.
Герти обожала стенные шкафы. Каждый из них был для нее, малышки, большим, как дом, как пещера, как сказочный за́мок. Она готова была сидеть там часами, чтобы, когда я полезу за одеждой или бельем, выскочить мне навстречу из-под кучи белья, застав меня врасплох. Однажды она так и заснула – в углу, на куче одежды, предназначенной в починку.
«Что ты здесь делаешь, моя козочка?» – спросила я.
«Я не козочка, – ответила Герти. – Я медведь в берлоге, который залег в зимнюю спячку».
Вот почем, проснувшись утром, я первым делом встала с кровати и направилась к стенному шкафу.
– Герти?! – позвала я. – Ты там?
Ответа не последовало, и я осторожно постучала.
Я была в одной ночной рубашке, и мне было холодно стоять босыми ногами на голом полу. В окно светило солнце, которое только что поднялось над холмами; его лучи заливали всю спальню мягким, розовым светом. В зеркале туалетного столика я увидела бледную, изможденную, болезненную женщину со спутанными волосами и темными кругами под глазами, горевшими лихорадочным огнем. Не удивительно, что Лусиус счел меня сумасшедшей.
Затаив дыхание, я ждала.
Прошла почти минута, прежде чем я услышала робкий ответный стук.
Герти!!!
Это была она, и никто другой!
Схватившись за ручку дверцы, я потянула ее на себя, но Герти крепко держала дверь изнутри. Я даже удивилась, откуда у такой маленькой девочки может быть столько силы.
– Герти, детка, пожалуйста…Выйди хоть на минуточку, я хочу на тебя посмотреть!
Но дверь по-прежнему не открывалась. Из шкафа донесся только негромкий шорох, и все стихло.
– Не бойся, – продолжала уговаривать я. – Папы нет. Он отправился в лес на охоту.
Я знала, что Герти не выйдет пока Мартин находится поблизости. Ночью мне пришлось подчиниться его настойчивым увещеваниям и вернуться в кровать, хотя я знала, что Герти уже здесь. Спать я, разумеется, не могла. Всю ночь я пролежала на боку, глядя на дверцу шкафа, и под утро увидела, как она приоткрылась примерно на дюйм, и в щели блеснули ее глаза.
Стараясь не разбудить мужа, я осторожно помахала Герти рукой.
«Здравствуй! – вот что означал мой жест. – Здравствуй, моя милая! Добро пожаловать домой, моя дорогая, любимая девочка!».
Наутро Мартин встал очень рано и сразу стал одеваться.
«Куда ты? – спросила я. – Еще даже не рассвело».
«Хочу подстрелить того большого оленя, – ответил он. – В лесу полно его следов, значит, он где-то близко. Хоть бы мне повезло, тогда нам хватит мяса до весны… Ты не волнуйся, прежде чем идти в лес я сам покормлю скотину и сделаю все, что надо. Ну а на обратном пути мне надо будет заглянуть в город – у меня там кое-какие дела, так что вернусь я только часам к восьми».
«Хочешь, я приготовлю тебе завтрак?» – спросила я и даже слегка приподнялась на локте. Я знала – ему будет приятно увидеть, что я не только могу встать с постели, но и готова заботиться о нем, как раньше.
Но Мартин покачал головой.
«Отдыхай. Я возьму с собой галет и кусок солонины», – сказал он и, прихрамывая, спустился в гостиную. Я слышала, как он выпустил собаку и стал возиться с дровами, разжигая огонь в печи. Потом Мартин собрал еду, снял с крючка ружье и, наконец, вышел, захлопнув за собой дверь. В окно я видела, как он идет через двор к хлеву. Как только Мартин исчез из вида, я выпрыгнула из постели и бросилась к шкафу.
Трудно передать, какое облегчение я испытала, когда убедилась, что все это не сон.
Но, как я уже говорила, дверь не открывалась.
– Ну хорошо, дорогая, – сказала я и, немного отступив от шкафа, села на пол. – Тебе виднее. Можешь не выходить, главное – я знаю, что ты там… – Я немного подумала и добавила: – Но мне, все-таки, очень хочется с тобой поговорить. Давай сделаем вот как: я буду задавать вопросы, а ты в ответ будешь стучать по двери. Один раз – «да», два раза – «нет». Хорошо?..
Тут я задумалась, что же мне спросить. Мне так много хотелось узнать у Герти: запомнила ли она, как падала в колодец? Было ли ей страшно? Больно?..
Нужно задавать такие вопросы, на которые она сможет ответить «да» или «нет», напомнила я себе.
– С тобой все в порядке, дочка? У тебя ничего не болит?
Нет ответа. Я вздохнула и попробовала снова, решив про себя, что не буду касаться последнего дня и ужасных подробностей ее смерти.
– Тебе что-нибудь хочется? Может, ты голодна?
Не успела я договорить, как раздался один сильный удар.
– Ну да, конечно!.. Прости меня, милая. Сейчас я принесу тебе что-нибудь поесть.
Я сбежала по лестнице, нашла в буфете пресные лепешки и варенье, достала из кладовки кусок сыра, потом подогрела молока и развела в нем ложечку меда, как любила Герти. Мое сердце пело от радости – ведь я снова готовила еду для моей девочки, но когда я возвращалась в спальню, меня неожиданно охватил страх. Я боялась, что найду шкаф пустым, боялась, что все это мне просто приснилось, и Герти по-прежнему мертва.
– Ну, вот и я! – громко сказала я, подходя к шкафу. – Я принесла тебе поесть. Я оставлю еду здесь, у дверцы, ладно?.. – Я прислушалась. – Хочешь, я уйду, пока ты будешь есть?
Один удар.
Всего один – но сколько радости он мне принес!
Я поставила тарелки на пол перед дверцей шкафа.
– Я буду в коридоре, – пообещала я, пятясь к двери.
Выскользнув из спальни, я плотно закрыла за собой дверь и затаила дыхание. От беспокойства и волнения я принялась обгрызать заусеницы на пальцах, и спохватилась, только когда из ранок проступили капельки крови. Чтобы отвлечься, я стала вспоминать, как мы с Герти когда-то играли в прятки в доме или во дворе. Тогда я точно так же ждала, закрыв глаза, и громко считала до двадцати. Наконец я выкрикивала последнее предупреждение «Пора-не пора, я иду со двора!» – и отправлялась на поиски. Когда мне удавалось ее найти, я крепко обнимала ее, поднимала на руки, а Герти смеялась и кричала мне: «Скажи, разве я не лучшая прячунья?»
«Да, милая. Конечно, ты – лучшая в мире!» – отвечала я.
Иногда, впрочем, игра начиналась без предупреждения, в том числе даже когда мы ездили за покупками в город. Бывало, в универмаге я оборачивалась, думая, что Герти идет следом, и обнаруживала, что она исчезла. Я, конечно, немного нервничала, но старалась не подавать виду и терпеливо, как делала дома, ходила между рядами и искала мою девочку. Дощатый пол слегка поскрипывал у меня под ногами, а я заглядывала под полки и стеллажи с мукой, сахаром, солью, содой и крупами, искала в углу за бочками с патокой, за прилавком, и даже в закутке возле угольной печки, где зимой старики любили посидеть, погреть свои старые кости и почесать языки. Я окликала Герти по имени, а другие покупатели – фермеры в комбинезонах или городские леди, зашедшие в магазин за нитками или коробкой стирального порошка – посмеивались и цокали языками. Многие даже принимали участие в игре, вставая так, чтобы закрыть убежище Герти своим телом, а Эйб Кашинг однажды позволил ей спрятаться за прилавком – прямо под кассовым аппаратом. Пока я ходила по всему залу, он знай посмеивался в усы, да кормил Герти ирисками и лакричными леденцами.
Но сегодня мы с Герти играли в новую игру, и я не была уверена, что знаю все правила.
Текли минуты. Я стояла неподвижно и прислушивалась.
Наконец я услышала скрип петель отворяемой дверцы, потом по полу заскребла тарелка, которую кто-то тащил. Мне ужасно хотелось увидеть Герти хоть одним глазком – увидеть и убедиться, что она действительно восстала из мертвых, но я не посмела. Собрав все силы, я сумела удержаться и не приоткрыть дверь. Я даже не попыталась заглянуть в замочную скважину, потому что не знала, к чему это может привести.
На некоторое время в спальне снова воцарилась тишина, потом раздался звон бьющегося стекла. Для меня это оказалось уже слишком, и я рывком распахнула дверь, но успела увидеть только, как закрывается шкаф. Тарелка была перевернута, лепешки, варенье и сыр валялись на полу, а стакан с молоком оказался разбит вдребезги.
– Мне очень жаль, что тебе не понравилась еда, – сказала я, прижав ладонь к дверце шкафа. – Но мы можем попробовать еще раз. Я приготовлю что-нибудь, что тебе точно понравится. Хочешь, я испеку для тебя твое любимое печенье с патокой?
Еще один удар – тише и слабее, чем первый.
Я снова села на пол, не обращая внимания на разлитое молоко, которое промочило мне ночную рубашку.
– Я очень рада, что ты здесь, что ты вернулась. Ведь ты здесь, правда?
Один удар.
Я снова прижала руку к дверце и погладила шершавое дерево.
– Ты останешься? Я имею в виду – останешься, насколько сможешь?
Удар.
Я знала, как отреагирует Мартин, если я все ему расскажу. Знала, но мне было все равно. Меня не волновала даже мысль о том, что, возможно, я действительно сошла с ума, как и предполагал Лусиус, и все это мне только мерещится. Главное, Герти вернулась.
Моя Герти!
Все остальное не имело значения.
Мартин
25 января 1908 г.
Все утро Мартин проблуждал в лесу. Он без труда обнаружил свежие следы крупного оленя и двинулся по ним, но зверь как будто дразнил его. Он выписывал круги и петли, но ни разу не показался Мартину на глаза, хотя каждый раз казалось, что стоит только охотнику прибавить шагу, и он увидит добычу вон за тем кустом, вон за той группой деревьев. Порой ноздри Мартина ловили даже запах – густой и острый, чуть мускусный запах дикого животного, но, увы – олень оставался недосягаем. А добыча была бы знатная, думал Мартин, разглядывая цепочку следов на снегу. Копыта у оленя были не меньше четырех дюймов длиной, значит, он действительно мог бы обеспечить их мясом надолго.
Не забывал Мартин и о Саре. Его пугала уверенность жены, что Герти жива и сидит в стенном шкафу в спальне, но что́ с этим можно поделать, он не представлял. Надо будет посоветоваться с Лусиусом, решил он наконец и, посмотрев на солнце, повернул назад, к дому. Торчать в лесу и дальше было, скорее всего, бессмысленно: олень не давался в руки, а Мартин действительно собирался в город по делам. Заодно можно и потолковать с братом.
Когда он вернулся домой, был, наверное, уже час пополудни, и Мартин понял, что должен спешить. Не заходя домой, он оседлал лошадь и вывел ее из хлева. Взгляд его непроизвольно устремился к окну их с Сарой спальни на втором этаже. На душе у Мартина было неспокойно; наверное, ему следовало бы проведать жену, но она, скорее всего, спала, а ему действительно нужно было поторапливаться. В конце концов, его разговор с Лусиусом может принести Саре большую пользу, а если он сейчас ее разбудит… Нет, лучше ее не беспокоить, подумал он и, сев в седло, выехал со двора.
До города было больше трех миль, но погода стояла ясная, хотя и морозная, а снег на дорогах был давно сметен или укатан, так что он мог ехать рысью и даже скакать галопом, если бы, разумеется, ему это понадобилось.
Поначалу дорога шла через лес, который подступал к ней почти вплотную. Светило солнце, зеленела хвоя молодых сосен, в ветвях перекликались синицы и белки. Потом навстречу Мартину попался фургон с тентом; возница приподнял шляпу в знак приветствия, и он помахал в ответ, хотя и не понял, кто перед ним: лицо мужчины было замотано шарфом чуть не до самых глаз. Вскоре лес кончился, и Мартин миновал ферму Тернеров, а затем и кузницу Лестера Джуитта, которая находилась уже на окраине Уэст-Холла. Еще немного, и впереди показалась центральная городская площадь с эстрадой для оркестра, на крыше которой лежала толстая снеговая шапка. Здесь Мартин свернул налево и поехал по Мэйн-стрит. Напротив единственной городской гостиницы, которой владели Карл Гони и его жена Ссали, он невольно придержал лошадь: на первом этаже гостиницы находился бар, в котором каждый вечер собирался за стаканчиком виски своеобразный «мужской клуб». Увы, денег на подобное времяпрепровождение у Мартина уже давно не было.
Сразу за гостиницей находилась лавка Джемисона «Овес и Упряжь», а рядом – швейная мастерская его жены. «ПЕРЕШЬЕМ. ПЕРЕЛИЦУЕМ. СОШЬЕМ НА ЗАКАЗ» – гласила вывеска. В витрине стоял старый портновский манекен, утыканный булавками, и висело детское бархатное платьице с отделанным кружевом подолом и крошечными перламутровыми пуговичками. Пустые рукава платья, казалось, тянулись к чему-то, что вечно оставалось недосягаемым. Говорили, когда-то это платье принадлежало маленькой Эстер Джемисон. Платье было очень красивым, наверное, ее бы в нем и похоронили, если бы к моменту смерти она из него не выросла. Мастерская была закрыта – как, впрочем, почти всегда в последнее время. Считалось, что мать Эстер страдает «периодическими недомоганиями», но Мартин знал, что после смерти дочери Кора Джемисон стала заглядывать в бутылочку.
Напротив «Овса и Упряжи» находился универсальный магазин. Когда Мартин посмотрел в ту сторону, из дверей как раз вышли Уильям Флери с сыном Райаном. Оба были тяжело нагружены ящиками с гвоздями и рулонами рубероида.
– Добрый день, Мартин, – поздоровался Уильям.
– Добрый день, Уильям. Привет, Райан. – Мартин слез с лошади. – Строиться собрались?
– Да нет. – Старший Флери покачал головой. – Ветер повалил один из старых дубов, и тот упал точнехонько на наш коровник. Слава Богу, ни одну корову не задавило, но стены и части крыши как не бывало.
– Вот незадача… – Мартин покачал головой. – Ладно, у меня тут есть одно дельце, как закончу – загляну к вам. Может, чем-то помочь нужно?..
Уильям тоже покачал головой.
– Думаю, мы и сами управимся. Младшие Бемисы обещали прийти. Для четверых там работы всего-то на пару часов. Скажи лучше, как поживает наша Сара? – В его голосе звучала искренняя забота, но в глазах горели любопытные огоньки, и Мартин невольно задумался, что́ болтают о его жене в городе. Догадаться, впрочем, было нетрудно, достаточно было вспомнить, как развивались события. Преподобный Эйерс, несомненно, рассказал жене, как Сара плюнула ему в лицо, а Мэри Эйерс поделилась с дамами в вышивальном кружке, так что теперь о том, что Сара Ши сошла с ума, наверняка знал весь город.
– Неплохо, спасибо, – ответил он сдержанно, но перед его мысленным взором сама собой предстала картина, которую он видел сегодня ночью: Сара в одной рубашке сидит на полу и прижимается щекой к дверце стенного шкафа.
«Наша Герти вернулась к нам!».
Он до боли прикусил губу, заставив картину исчезнуть.
Уильям кивнул.
– Рад это слышать. Ну, до встречи. Держись там, ладно?.. – Они с Райаном начали грузить рубероид и гвозди в фургон, а Мартин двинулся по улице дальше, ведя лошадь в поводу.
– Мартин?! – окликнул его еще кто-то. Голос был женский, и, обернувшись, он увидел Амелию, которая только что вышла из гостиницы. На ней был меховой жакет, щеки раскраснелись, глаза блестели.
– Привет, дядя Мартин! – сказала Амелия, подходя вплотную и целуя его в щеку. – Я обедала в гостинице с несколькими леди и увидела тебя в окно. Как поживает тетя Сара?
– Ей лучше, – ответил он. – Сегодня утром она даже хотела приготовить мне завтрак, но я сказал, чтобы она лежала, набиралась сил.
– О, это замечательная новость! – обрадовалась Амелия. – Пожалуй, завтра или послезавтра я ее навещу. Если тетя Сара будет хорошо себя чувствовать, мы, быть может, немного прокатимся по округе. Или даже заедем ко мне на чашку чая… Как тебе кажется, тетя Сара выдержит поездку в город и обратно?
Мартин кивнул.
– Я думаю, она будет очень рада. Мне кажется, ей будет полезно выбраться из дома и побыть на свежем воздухе. Пожалуй, я предупрежу ее, что ты приедешь… Когда, ты говоришь?.. Завтра?
– Да, лучше всего завтра, если вам обоим это удобно. Я приеду утром и приглашу ее на ланчеон, хорошо?
Мартин снова кивнул, с трудом спрятав недовольную гримасу. Он хорошо знал, что такое ланчеон. Так в городе называли обед, на котором присутствовали все богатые леди Уэст-Холла – леди в модных шляпках и тонких кружевных перчатках, леди, которым не нужно ни доить коров, ни печь хлеб. Бездельницы – вот как он их называл.
– Значит, будем ждать тебя завтра, – сказала он и слегка поклонился. Амелия тоже кивнула и вернулась в гостиницу к своим подругам.
Врачебный кабинет Лусиуса находился на первом этаже его трехэтажного дома на Мэйн-стрит. Это был чисто выбеленный особняк с резными ставнями и выскобленной кирпичной дорожкой перед входной дверью, на которой висела табличка: «Лусиус Ши, хирург и терапевт, доктор медицины». Привязав лошадь к коновязи, Мартин вошел и, повесив куртку на вешалку в прихожей, прошел в малую гостиную, переоборудованную под приемную.
Ему повезло: в приемной не было ни одного пациента, да и сам Лусиус был на месте. Сидя за столом в смотровом кабинете, он что-то писал, но, увидев брата в открытую дверь, отодвинул бумаги и поднялся ему навстречу.
– Входи, входи! – сказал он и улыбнулся. – Надеюсь, все в порядке?
Мартин машинально огляделся. Кабинет представлял собой просторную квадратную комнату с двумя высокими окнами, благодаря которым в ней было достаточно светло, хотя оба окна были до половины закрыты плотными белыми занавесками. Вдоль стен стояли стеклянные медицинские шкафчики, в которых лежали бинты, вата, различные флаконы и склянки с лекарствами, медицинские щипцы и пинцеты, зажимы, деревянные шпатели для отдавливания языка и другие инструменты. Центр комнаты занимал массивный диагностический стол из темного дерева, застеленный синей клеенкой. В углу стоял письменный стол из светлого клена, за которым Лусиус вел записи или читал. Над столом висели полки, прогибавшиеся под тяжестью медицинских справочников, а справа Мартин увидел картотечный шкаф со множеством ящичков.
– У тебя усталый вид, – сказал он, не ответив на вопрос брата. В самом деле, волосы Лусиуса были взлохмачены, а глаза покраснели.
– Я сегодня почти не спал. Бесси Эллисон никак не могла разродиться. Ягодичное предлежание, чтоб его!.. Пришлось, конечно, попотеть, зато теперь и она, и младенец в полном порядке. У нее мальчик, кстати…
Мартин покачал головой.
– Тебе нужно отдохнуть.
Лусиус кивнул.
– Как Сара?
Мартин опустил взгляд и стал смотреть на свои руки, которые он сложил перед собой. Пальцы рук были так крепко сплетены между собой, что побелели костяшки.
– Я боюсь за нее, Лус, – сказал он откровенно. – Очень боюсь.
– Вот как? А почему? Что-нибудь случилось? – С этими словами Лусиус вернулся за свой стол и сел, упираясь локтями в столешницу и слегка подавшись вперед.
– Этой ночью я проснулся и понял, что ее нет рядом. Сара… Она сидела на полу рядом с дверцей стенного шкафа. Она сказала… – Он неловко переступил с ноги на ногу, потом потер ладонью лицо. – Она сказала, что в шкафу – Герти.
Лусиус глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– И что ты сделал?
Мартин пожал плечами.
– Велел ей снова лечь. Как ни странно, она послушалась.
Его брат немного помолчал.
– Мы с тобой уже говорили о психиатрической клинике, – сказал он и погладил свои аккуратно подстриженные усики. – Ты не передумал?
– Сара… С ней уже было что-то похожее, когда умер Чарльз. Но тогда она поправилась.
– Я знаю. – Лусиус кивнул. – Как и ты, я надеюсь, что и на этот раз Сара выкарабкается, но… но если этого не произойдет, если твоя жена будет все глубже уходить в эти свои мрачные фантазии, мы… мы должны быть готовы действовать. Не хочу тебя пугать, но ей может стать хуже, Мартин. В конце концов, она может потерять всякую связь с окружающим миром, с реальностью, и тогда… тогда Сара может стать опасной.
Лусиус порывисто встал из-за стола и подошел к одному из стеклянных шкафчиков. Открыв звякнувшую стеклом дверцу, он достал небольшой флакон из темного стекла с плотно притертой стеклянной пробкой.
– Я дам тебе одно очень сильное лекарство. Каждый вечер ты должен будешь растолочь одну пилюлю из этого флакона и добавить ей в чай. С этим лекарством она сможет быстрее засыпать, да и спать будет крепко, без сновидений. В ближайшее время я постараюсь заехать к вам и посмотреть Сару, ну а до тех пор… В общем, если ей станет хуже – немедленно дай мне знать, договорились?
Мартин нехотя кивнул, и Лусиус покачал головой.
– Ты думаешь, что сможешь сам с этим справиться, верно? На твоем месте я бы не был так уверен. Положение довольно серьезное. Возможно, даже мне не удастся тебе помочь, так что… В общем, подумай насчет клиники.
Вернувшись домой, Мартин обнаружил Сару в кухне. На плите томилось овощное рагу, на столе лежали только что испеченные румяные лепешки, прикрытые полотенцем, а в воздухе пахло чем-то сладким. Заглянув в духовку, Мартин увидел почти готовое печенье с патокой.
– Я рад, что тебе лучше, – сказал он, целуя жену в щеку. – Да и насчет ужина, должен признаться, ты здорово придумала – я сто лет не ел горячего!
На самом деле ему казалось, что он видит чудо. Еще утром Сара лежала в постели исхудавшая, бледная, слабая, а сейчас щеки ее порозовели, и на губах появилась легкая улыбка. Мартин даже пожалел, что этого не видит Лусиус – уж тогда бы он сразу позабыл все свои дурацкие разговоры про сумасшедший дом.
Мартину не хотелось признаваться даже себе, что прошлой ночью Сара всерьез его напугала. И дело было даже не в том, что она вела себя странно, просто каждый раз, когда она совершала подобные необъяснимые поступки, Мартин чувствовал, что перестает для нее существовать. А сейчас он больше всего на свете боялся потерять Сару – пережить это Мартин бы не смог.
Но ведь в стенном шкафу что-то было! И оно скреблось и царапалось, пытаясь выбраться наружу.
Ерунда, подумал Мартин. Это была мышь. Или белка.
Но ведь он своими глазами видел, как повернулась дверная ручка!
Показалось, решил Мартин. Просто свет играл на металле, вот и все.
И он выбросил из головы все сложные вопросы, способные испортить ему настроение. Все это не важно, думал он. Главное – Сара вернулась, Саре стало лучше, и она снова с ним. Теперь все будет хорошо.
– Я встретил Амелию в городе, – сказал Мартин. – Она обещала заглянуть к нам завтра и отвезти тебя покататься. А если ты будешь хорошо себя чувствовать, она отвезет тебя к себе на ланчеон.
– Это замечательно, – кивнула Сара. – Просто замечательно. Я рада.
Потом Мартин сел на стул и постелил на колени салфетку, а Сара взяла большую тарелку, положила туда порцию рагу и поставила на стол блюдо с лепешками и сливочное масло. Мартин смотрел, как она хлопочет. Довольно скоро он заметил, что движения и жесты Сары стали какими-то странными – излишне суетливыми, и в то же время угловатыми, дерганными, как у подвешенной на ниточках марионетки. Казалось, ею владеет сильнейшее возбуждение, как изредка бывало накануне праздников: тогда Сара тоже не могла усидеть на месте. Вот она присела к столу и взяла в руки лепешку, но тотчас вскочила снова. Стоя возле буфета, она отламывала от лепешки маленькие кусочки и отправляла в рот. Куски Сара глотала, не жуя, что тоже было на нее не похоже. Еще какое-то время спустя, она принялась нервно расхаживать по кухне из стороны в сторону, засыпая пол крошками.
– Расскажи мне про Герти. Как она выглядела? – внезапно попросила Сара, и Мартин почувствовал, как у него по спине побежал холодок.
– Ты и сама прекрасно знаешь, как она выглядела, – пробормотал он с полным ртом.
– Я имею в виду – когда вы нашли ее в колодце, – уточнила Сара. Ее голос звучал как-то очень по-деловому, и это тоже очень не понравилось Мартину. В свое время он не разрешил жене даже взглянуть на тело, зная, что она слишком чувствительна, и подобное зрелище может ее добить. «Я хочу видеть мою маленькую девочку! Мою дочь!» – кричала Сара и все порывалась приоткрыть крышку маленького гроба, но Мартин помнил, как долго она не выпускала из рук труп Чарльза.
«Нет, Сара, – сказал он как можно тверже и покачал головой. – Нет. Поверь, так будет лучше для тебя».
«Но я хочу посмотреть на нее в последний раз. Ради Бога, Мартин, пожалуйста!.. Неужели ты не понимаешь?», – взмолилась она.
«Послушай, Сара, – вмешался Лусиус и взял ее за руку. – Мы только хотим, чтобы ты запомнила Герти такой, какой она была всегда. Живой. Поверь, так действительно будет лучше».
И сейчас, когда Сара столь неожиданно вернулась к этому тяжелому моменту, Мартин не нашелся, что ответить. Некоторое время он смотрел в свою тарелку, словно надеялся увидеть там какую-то подсказку, потом сказал:
– Она выглядела так, словно… словно уснула. Личико было такое спокойное… Лусиус сказал правду – Герти ни секунды не страдала.
Он зачерпнул ложкой рагу и отправил в рот, но проглотить не смог. Горло сжало судорогой, и ему пришлось приложить усилие, чтобы справиться с собой и успокоиться.
– А она… она сильно расшиблась?
Мартин поднял голову и посмотрел Саре в глаза.
– Конечно, она расшиблась. Колодец очень глубок – футов пятьдесят, не меньше. – Он зажмурился. Сам Мартин в колодец не спускался, но Джереми Бемис, который обвязывал тело веревкой, сказал ему, что Герти лежала на дне как живая. В первую минуту он даже подумал, что девочка жива и просто спит. Никаких ран Джереми не увидел, но когда Герти подняли наверх, им пришлось нести ее, взявшись за одежду, поскольку ни одной целой косточки в ее маленьком теле, похоже, не осталось.
Сара быстро кивнула несколько раз подряд.
– Но ведь Лусиус, кажется, ее осматривал. Он не заметил ничего… необычного? Я имею в виду повреждения, которые… которые появились не в результате падения?
Мартин открыл глаза и долго смотрел на жену. Наконец он спросил:
– Что ты имеешь в виду?
Она глубоко вздохнула и слегка вскинула голову.
– Мне кажется, Герти погибла вовсе не от того, что упала в колодец.
– Но…
– Я думаю, ее убили.
Мартин выронил ложку, и она, гремя, покатилась по столу и свалилась на пол.
– Ты… ты серьезно? – проговорил он, тщетно пытаясь взять себя в руки.
– Совершенно серьезно, Мартин.
– Но… С чего ты взяла?
Сара безмятежно улыбнулась.
– Так сказала мне сама Герти.
Мартин с шумом выдохнул воздух. В кухне как будто потемнело, а Сара вдруг отдалилась, стала совсем крошечной, словно до нее было несколько миль. Старый сосновый стол, тарелку с почти нетронутым рагу, керосиновую лампу и пляшущие в плите языки огня Мартин тоже видел будто издалека. Окошко над раковиной подернулось морозными узорами, и за стеклом стояла непроглядная, беззвездная зимняя ночь.
Привстав на стуле, Мартин потянулся к Саре, но она все еще была очень далеко. Ее лицо белело в сгущающейся темноте, словно взошедшая над горизонтом луна, а он все тянулся и тянулся к ней, пока ему не начало казаться, будто он, кувыркаясь, летит, проваливается куда-то в бездонный мрак…
В пропасть.
Или в пятидесятифутовый колодец.
Гости с другой стороны
Секретные дневники Сары Харрисон Ши
26 января 1908 г.
Сегодня утром я дождалась, пока Мартин выйдет из дома, и только потом бросилась к стенному шкафу и постучала в дверь, но ответа не было.
«Герти! – позвала я. – Это мама!..»
Тишина – и я нерешительно взялась за ручку шкафа, которая показалась мне холодной как лед.
Повернула.
Потянула на себя…
Дверь, скрипнув, приоткрылась, и я увидела, что внутри никого нет.
Герти ушла.
В отчаянии я сдвинула в сторону свои тускло-коричневые платья и клетчатые рубахи Мартина, уронила на пол стопку постельного белья, но Герти не было. Больше того, в неверном утреннем свете, проникавшем в шкаф сквозь открытую дверцу, я не видела никаких признаков того, что она здесь была.
Неужели мне это приснилось?
Нет, не может быть!
Но шкаф выглядел таким пустым…
«Герти! – крикнула я. – Где ты?! Куда ты подевалась?».
Нет ответа.
Я обыскала дом и двор, заглянула в хлев и в курятник, и даже доковыляла до леса, но так и не обнаружила никаких следов Герти. Ничего удивительного, утешала я себя. Моя девочка всегда умела прятаться; порой она забиралась в такие узкие щелки, куда не втиснулась бы и намыленная мышь, а значит, она может быть где угодно.
Потом мне пришло в голову, что Герти решила сыграть со мной в прятки, которые всегда были ее любимой игрой, и я продолжила поиски, заглядывая под кровати и столы, открывая дверцы шкафов и чуланов. Все это время я громко разговаривала с ней, а сама ждала, что Герти вот-вот выскочит мне навстречу из какого-нибудь укромного местечка, и мы с ней славно посмеемся над тем, какая я была глупая, что не догадалась заглянуть именно туда, где она спряталась на этот раз.
Время близилось к полудню, но я не сдавалась. Я как раз выгружала одежду из шкафа в прихожей, когда приехала Амелия.
«Здравствуй, тетя Сара, – сказала она, целуя меня в щеку, и покосилась на сваленную в кучу одежду и обувь. – Как я рада, что ты уже встаешь. А это что? Неужели ты затеяла уборку?»
«Нет. Просто я потеряла… одну важную вещь, – солгала я. – На обычном месте ее нет, вот я и решила проверить карманы наших курток».
«Иногда важные вещи находятся сами – стоит только перестать их искать, – заметила Амелия, и в ее глазах заплясали веселые искорки. – Разве ты не знаешь, что подобное случается достаточно часто?»
«Быть может, ты и права», – согласилась я.
«А раз так, давай я помогу тебе убрать эти вещи обратно, и мы с тобой поедем ко мне на ланчеон. Я приготовила тебе сюрприз. Это нечто совершенно удивительное!.. Я уверена – ты будешь довольна».
«Ну, не знаю… – проговорила я задумчиво. – Что если Герти вернется, пока меня не будет?»
Если мои слова и показались Амелии странными, она никак этого не показала.
«Но ведь нас не будет всего пару часов, – заметила она. – Мне кажется, тебе было бы полезно немного развеяться. И дядя Мартин тоже так считает… – Она немного понизила голос, хотя в доме мы были одни. – Только ты ничего не говори ему насчет сюрприза, а то он на меня рассердится».
Поездка в город и в самом деле доставила мне удовольствие. Солнце светило почти по-весеннему ярко, к тому же у Амелии был новенький экипаж с мягкими сиденьями из красной кожи. Племянница усадила меня назад, убедилась, что я застегнула все пуговицы на куртке, и, вдобавок, укутала меня теплым шерстяным одеялом, словно я была тяжело больной и совершенно беспомощной. Сама она села на козлы и взяла в руки вожжи. По пути Амелия без умолку болтала обо всяких пустяках и пересказывала городские сплетни, но я ее почти не слушала. Вместо этого я пристально смотрела на тянувшийся по обеим сторонам дороги лес, надеясь заметить под деревьями следы моей маленькой Герти или уловить движение в чаще.
«…Ты меня слушаешь, тетя?»
«Да, конечно, – солгала я. – Потрясающе интересная история!»
Обернувшись, Амелия странно посмотрела на меня, и я подумала, что впредь мне придется притворяться более убедительно.
Амелия вышла замуж за Теда Ларкина прошлой весной. Тед был сыном владельца единственной в округе паровой лесопилки и принадлежал к одной из самых богатых семей города. Теперь Амелия и Тед жили в большом викторианском особняке в конце Мэйн-стрит и, кажется, жили дружно, хотя, возможно, все дело было в том, что Тед часто отлучался по делам, предоставляя жене развлекаться так, как ей больше нравилось.
Когда мы подъехали, нас уже ждали другие гостьи – четыре хорошо одетых дамы в кружевных платьях и украшенных перьями шляпках. Я сразу поняла, что они очень богаты, хотя и видела их впервые в жизни. Держались они, однако, настолько приветливо и доброжелательно, что я даже слегка растерялась. Амелия представила меня, потом назвала имена дам: мисс Кнапп и миссис Кобб были из Монпелье, а миссис Джиллспи приехала из Барре. Четвертую леди – совсем пожилую, с желтым высохшим лицом и крючковатым носом – звали миссис Уиллард, и она была из Берлингтона.
«Мы очень рады познакомиться с вами, миссис Ши. Амелия так много о вас рассказывала!» – щебетали дамы, пока мы шли через роскошно обставленную гостиную в столовую, где был накрыт ланчеон: на застеленном накрахмаленной скатертью столе, на серебряных и фарфоровых блюдах лежали горы крошечных треугольных бутербродиков, стояли хрустальные салатницы с маринованными деликатесами и высокие бокалы с какой-то прозрачной желтоватой жидкостью, к поверхности которой поднимались тонкие цепочки перламутровых пузырьков. Как и в гостиной, на стенах столовой висели огромные картины в позолоченных рамах, а обои были очень красивого темно-синего цвета с узором из мелких золотых цветов.
«Вот как?» – только и сказала я и, сев за стол, стала накладывать себе на тарелку все, что мне передавали. Интересно, думала я, как только Амелии пришло в голову, что я смогу запросто общаться с такими важными леди? О чем я буду с ними говорить? И в лучшие времена мне было бы не по себе в таком блестящем обществе, а теперь… теперь мне и вовсе было не до болтовни. Больше всего на свете мне хотелось вернуться домой, чтобы продолжить поиски Герти.
«Ну да», – подтвердила мисс Кнапп, которая, похоже, была за столом самой младшей. На мой взгляд, ей едва ли исполнилось восемнадцать.
Я откусила кусочек сэндвича с цыпленком. Во рту у меня было сухо, поэтому жевать и, тем более, глотать, я могла с трудом. Отложив сэндвич, я подцепила вилкой кусочек маринованной свеклы, но она оказалась слишком острой, к тому же темно-красный маринад был слишком похож на свежую кровь.
«Не хотите ли чаю, миссис Ши?» – спросила миссис Кобб – полная женщина с круглым, румяным лицом.
Я подняла голову и увидела, что все женщины, включая Амелию, смотрят на меня.
Мне стало еще более неловко.
«Большое спасибо, – сказала я. – Но я, пожалуй, лучше…»
«Я хочу домой!» – вот, что хотелось мне сказать, но миссис Кобб уже наливала мне чай в красивую чашку из костяного фарфора.
«Нам рассказывала о вас не только миссис Ларкин, – проговорила она, явно продолжая начатый мисс Кнапп разговор. – Но и кое-кто еще… Не так ли, дамы?» – обратилась она к своим товаркам, и те согласно закивали.
«Боюсь, я не очень хорошо понимаю…» – проговорила я, опуская вилку на тарелку. Я не рассчитала движения: вилка звякнула слишком громко, и я почувствовала, что у меня начинают дрожать руки. Я была уверена, что эти богатые леди надо мной насмехаются. И зачем только Амелия притащила меня сюда?
Теперь заговорила миссис Уиллард. За столом она сидела напротив меня и вот уже несколько минут довольно беззастенчиво меня разглядывала.
«Вы только не волнуйтесь, милая, но… У нас есть для вас послание».
«Послание? – переспросила я, поднося к губам накрахмаленную салфетку. – От кого?».
«От вашей дочери. – Миссис Уиллард так и впилась в меня взглядом своих маленьких, острых глазок. – От Герти».
Я негромко ахнула и выронила салфетку.
«Вы… вы ее видели?» – Так вот куда отправилась моя Герти! К этим дамам! Но зачем?..
Миссис Кобб негромко хихикнула, и ее щеки порозовели еще больше.
«Слава Богу – нет, мы ее не видели, – сказала она. – Ду́хи никогда нам не показываются. Мы общаемся с ними несколько иначе».
«Но как же…»
«Ду́́хи могут проявлять себя по-разному, тетя, – мягко произнесла Амелия, и я с благодарностью взглянула не нее. – Наш спиритический кружок собирается примерно раз в месяц. Обычно мы усаживаемся вокруг стола и просим духов, которые к нам расположены, присоединиться к нам. Но иногда мы вызываем вполне определенный дух…»
«Но как они с вами разговаривают?» – спросила я.
«Чаще всего духи стучат по столу, за которым мы сидим. Один удар означает “да”, два – “нет”.»
Услышав эти слова, я невольно вздрогнула. Только вчера я разговаривала с Герти с помощью именно такой нехитрой азбуки.
«Иногда духи разговаривают с нами через миссис Уиллард, – продолжала объяснять Амелия. – Она – медиум, и очень одаренный».
«Медиум?» – Я посмотрела на старуху с крючковатым носом, которая не сводила с меня глаз.
«Мертвые разговаривают со мной. Я слышу их голоса с детства», – проговорила миссис Уиллард. Ее темные, почти черные глаза обладали почти гипнотической силой, они прожигали меня насквозь. Под их взглядом у меня начинала кружиться голова, во рту снова пересохло, и я поспешно поднесла к губам бокал с прозрачным вином, которое оказалось до приторности сладким.
«Вот что велела передать вам ваша Герти, – сказала миссис Уиллард. – “Голубая собака шлет привет”».
Я невольно ахнула и прижала ладонь к губам.
Миссис Уиллард, внимательно следившая за моей реакцией, удовлетворенно кивнула.
«Еще она сказала: то, что вы делаете – вы делаете неправильно. Герти это не нравится». – Ее собственные глаза стали сердитыми, но я уже не обращала на лицо старухи никакого внимания. В ее словах, в том, как она их произнесла, я узнала интонацию Герти и почувствовала, как стул, на котором я сидела, покачнулся. В панике я поставила бокал на стол, он опрокинулся, и я, вскочив, попыталась вытереть лужу салфеткой, но покачнулась и едва не задела чайник. В глазах у меня потемнело, воздуха не хватало, а по спине ручьями стекал пот.
«Что с тобой, тетя?! Ты так побледнела! Тебе нехорошо?..» – услышала я встревоженный голос Амелии.
«Я… Можно мне воды?» – пробормотала я слабым голосом.
«Ну конечно! Я сейчас… Миссис Джиллспи, помогите, пожалуйста, тете Саре сесть».
Чьи-то руки подхватили меня и усадили обратно на стул, который, к счастью, больше не качался, но накренился так сильно, что я все время с него сползала. Потом я увидела перед собой встревоженное лицо Амелии. В одной руке она держала стакан с водой, а другой протирала мне лоб влажной салфеткой.
«Я… я что-то плохо себя чувствую, – прошептала я и выпила несколько глотков воды. – Отвези меня поскорее домой, ладно?»
«Конечно, отвезу. Ты только не спеши, тетя, я сейчас тебе помогу… вот так…» – Поддерживая меня под руку, Амелия помогла мне подняться и, извинившись перед дамами, повела к выходу.
Оказавшись на улице, я несколько раз глубоко вдохнула холодный свежий воздух. Головокружение почти сразу прошло, и я почувствовала себя настолько бодрой, что сумела сделать несколько шагов по направлению к экипажу. Увы, взобраться на сиденье сил у меня не хватило, и Амелии пришлось меня подсадить. Откинувшись на мягкую спинку, я с удивлением заметила, что солнце все еще стоит довольно высоко – похоже, в гостях я пробыла совсем недолго.
«Ты уж прости, что я так тебя подвела, – сказала я. – Но мне действительно стало немного нехорошо».
«Нет, тетя Сара, это я виновата, – ответила Амелия. – Наверное, ты еще не совсем поправилась, и подобные прогулки тебе пока не под силу».
«Наверное». – Оглянувшись, я увидела, что все четыре гостьи высыпали на крыльцо и машут нам на прощание руками. Лица у них были озабоченные; похоже, они всерьез за меня беспокоились. Я хотела помахать им в ответ, но и на это у меня не хватило сил.
Пока мы ехали в обратную сторону по Мэйн-стрит, я увидела немало знакомых. Эйб Кашинг вышел из своего универсального магазина и почтительно приподнял шляпу. Салли Гони, вытиравшая столы в ресторане гостиницы, выпрямилась и глядела на нас сквозь витрину, сурово сжав губы. Эрвин Джемисон тоже смотрел на меня в окно своей лавки с противоположной стороны улицы. Наткнувшись на мой взгляд, он поспешно отвернулся и даже отошел от окна, сделав вид, будто перекладывает что-то на прилавке, но я знала, что все они думают: «Бедная Сара Ши! Она совсем свихнулась от горя!»
Когда мы вернулись на ферму, Амелия чуть не силой уложила меня в постель и предложила разыскать Мартина.
«Он, наверное, снова отправился на охоту, так что ты все равно его не найдешь, – сказала я. – К тому же, в этом нет никакой необходимости – мне уже намного лучше. Вот отдохну немного, и вечером снова буду в полном порядке».
Должно быть, я действительно выглядела неплохо. Амелия, во всяком случае, не стала настаивать и скоро уехала. Убедившись, что она не вернется, я выскочила из постели и снова обыскала дом от чердака до подвала. «То, что ты делаешь – ты делаешь неправильно», – сказала мне Герти через старуху Уиллард, но я понятия не имела, что она могла иметь в виду. В чем была моя ошибка? Что именно не понравилось моей Герти?
До темноты оставалось еще довольно много времени, и я, надев куртку и снегоступы, отправилась в лес. Я дошла до старого колодца, но Герти не было и здесь.
Заглядывать в колодец было жутко. Выложенные камнем круглые стены уходили в темноту, напоминая глотку голодного великана.
Все время, пока я продиралась через лес на гребне холма, – сначала по направлению к колодцу, потом обратно, – меня не оставляло ощущение, будто на меня кто-то смотрит. Поблизости, однако, не было ни единой живой души, и мне казалось, будто за мной наблюдают камни и деревья, благодаря какому-то злому волшебству обретшие глаза. Их ветки, словно тонкие, кривые пальцы, пытались вцепиться мне в лицо или схватить за одежду, чтобы не пустить меня дальше, камни так и норовили поставить подножку…
«Герти! – несколько раз громко позвала я, остановившись посреди небольшой полянки сразу за Чертовыми Пальцами. – Где ты?!..»
Тишина в ответ. Пять огромных каменных столбов отбрасывали длинные тонкие тени, которые тянулись через горбатые сугробы, превращая пальцы в когти. И из этих когтей мне было не вырваться.
Потом я услышала за спиной хруст веток и тяжелые шаги. Затаив дыхание, я резко обернулась, разведя руки как можно шире, чтобы обхватить, обнять мою девочку.
«Герти?..»
На поляну выступил Мартин. В руках он держал ружье, и выражение лица у него было странным.
«Герти умерла, – сказал он. – Тебе придется с этим смириться».
С этими словами Мартин двинулся ко мне. Шагал он осторожно, почти крадучись, словно я была добычей, которую он боялся вспугнуть.
«Ты что, следил за мной?» – спросила я, не в силах сдержать раздражение и злобу. Да как он только посмел?!
«Я… беспокоюсь о тебе, Сара. В последнее время ты… сама на себя не похожа».
Я расхохоталась.
«Не похожа сама на себя?!» – Я попыталась припомнить ту Сару Ши, какой я была несколько месяцев назад, когда Герти была жива, и поняла, что муж прав. Я изменилась. Мир вокруг изменился, и теперь я смотрела на него широко открытыми глазами.
«Идем домой, – сказал Мартин. – Я уложу тебя в постель и позову Лусиуса, чтобы он тебя осмотрел».
Он обнял меня за плечи, и я поморщилась.
По правде говоря, я едва не отдернулась, настолько неприятным показалось мне прикосновение собственного мужа. Должно быть, Мартин почувствовал мое движение, поскольку обхватил меня крепче, словно я была упрямой лошадью, и повел по тропе вниз.
Пока мы спускались с холма, пока шли через старый сад, через лес и поля, ни он, ни я не произнесли ни слова. Наконец мы добрались до дома, и Мартин сразу отвел меня наверх.
«Я знаю, ты плохо спишь по ночам. Приляг, отдых пойдет тебе на пользу, – говорил Мартин, продолжая крепко держать меня за руку. – Я думал, поездка в город с Амелией поможет тебе отвлечься, но, похоже, у тебя еще слишком мало сил».
Он открыл дверь спальни, и мы оба увидели это. Я ахнула, а Мартин застыл, и только его пальцы сильнее впились в мое плечо.
Дверь стенного шкафа была распахнута настежь. Вся одежда была разбросана по полу, словно через комнату пронесся ураган. Я, впрочем, довольно скоро заметила, что из шкафа были выброшены только рубашки и брюки Мартина. И не просто выброшены: прочная ткань была разодрана в клочья, словно здесь бесновался какой-то большой зверь с острыми когтями.
Я перехватила взгляд Мартина. В его глазах я прочла удивление и ярость. Наклонившись, он подобрал с пола оторванный рукав своей лучшей воскресной рубашки, и я увидела, что пальцы его дрожат.
«Зачем ты это сделала, Сара?» – тихо спросил он.
Именно в этот момент я поняла, чем я для него стала. Я больше не была его женой и матерью его детей, превратившись в тяжелобольную, безумную женщину, способную на самые дикие выходки.
«Это не я!» – воскликнула я и попыталась заглянуть в шкаф, но внутри никого не было. Потом, воспользовавшись тем, что Мартин выпустил мою руку, я шагнула к кровати, чтобы заглянуть под нее. Там, среди остатков располосованного рабочего комбинезона Мартина, я увидела клочок бумаги, на котором детским почерком было накарябано:
«Спроси, что́ он закопал в снегу!».
Осторожно, словно хрупкую бабочку, я взяла записку двумя пальцами и протянула Мартину. Он выхватил у меня бумагу, поднес к глазам и побледнел.
«Кольцо… – пробормотал он и как-то странно съежился, словно пытаясь укрыться от моего взгляда за этим крошечным обрывком бумаги. – Это было кольцо… Я все сделал, как ты мне велела…».
Но я уже знала, что он лжет. Его выдало непроизвольное дрожание какого-то мускула в уголке левого глаза. Точно так же глаз Мартина подергивался и тогда, когда он поклялся, что закопал кольцо в поле. Значит, он обманул меня и тогда, как обманывал сейчас.
Интересно, в чем еще Мартин мне солгал?
