Кто же сделал роковую фотографию, что заставила Джереми Фэллона отправиться из офиса прямиком в петлю? Этот вопрос не давал покоя политическим кругам Великобритании еще долгие месяцы, тогда как на зачарованном острове, откуда и росли корни скандала, лишь немногие смотрящие на север мудрецы озадачились им. То и дело пары за столиками в «Ле Пальмье» фотографировались — в той же позе, что и Мадлен Хэрт с Павлом Жировым, однако в остальном остров старался забыть о скромной роли, которую сыграл в смерти британского политика. С приходом зимы корсиканцы инстинктивно вернулись к прежним делам: жгли маккию в очагах, складывали пальцы в защитный знак при виде чужеземцев, а в уединенной долине у юго-западного побережья обращались за помощью к дону Антону Орсати, если никто другой помочь не мог.

Как-то в ветреный день посреди февраля дон, сидя у себя за дубовым столом в просторном кабинете, получил необычный телефонный звонок. Человек на том конце провода не просил никого убивать — чему дон не удивился, ибо собеседник мог и сам убить кого надо. Нет, человек на том конце провода спрашивал, не найдется ли у дона вилла, на которой они с супругой могли бы отдохнуть пару недель. В таком месте, где их никто не узнает и где им не потребуются телохранители. Дон ответил: такое местечко имеется. Правда, есть загвоздка: дорога к ней пролегает мимо трех старых олив, охраняемых козлом дона Касабьянки.

— Нельзя ли устроить бестии несчастный случай до нашего приезда? — спросил человек на том конце провода.

— Сожалею, — ответил дон Орсати. — Здесь, на Корсике, кое-что никогда не меняется.

На остров они приехали спустя три дня, маршрутом Тель-Авив — Париж, Париж — Аяччо. Дон Орсати оставил в аэропорту машину, блестящий серый седан «пежо», сев за руль которого, Габриель по-корсикански лихо отправился на юг, вдоль побережья. Потом свернул в глубь острова, через поросшие маккией долины. Когда они подъехали к трем старым оливам, козел угрожающе поднялся на ноги и преградил путь. Правда, стоило Кьяре прошептать несколько ласковых слов в его оборванное ухо, и зверь уступил дорогу.

— Что ты ему сказала? — спросил Габриель, трогаясь дальше.

— Извинилась за твое подлое поведение.

— Было бы за что. Он первый начинает.

— Он же козел, дорогой.

— Террорист он, а не козел.

— Как ты собираешься управлять Конторой, если даже с козлом справиться не умеешь?

— Резонный вопрос, — угрюмо заметил Габриель.

Вилла стояла примерно в миле от трех олив: маленькая, просто обставленная, с бледными известняковыми полами и гранитной террасой. Утром ее затеняли сосны, зато днем солнце нагревало камни. Было холодно и приятно. Ночами в соснах шумел ветер. Габриель и Кьяра сидели у камина и, попивая корсиканское вино, смотрели на колышущиеся тени за окном. Растопленный на маккии огонь горел сине-зеленым, дым пах розмарином и тимьяном. Скоро уже и сами супруги Аллон пропахли ими.

Они практически ничего не делали и не планировали. Только спали допоздна, пили утренний кофе на деревенской площади. Обедали рыбой у моря. Днем, когда было тепло, загорали на террасе, а когда холодно — шли в спальню и занимались любовью до изнеможения, пока не засыпали. Шамрон слал множество горестных сообщений, которые Габриель счастливо игнорировал. Еще годик, и каждый день для него будет начинаться с забот о защите израильского народа ото всех, кто посягает на его безопасность. А пока у него были Кьяра, холодное солнце и пьянящий аромат сосны и маккии.

Первые несколько дней Аллоны избегали газет, Интернета и телевидения, но постепенно Габриель восстановил связь с миром проблем, которые ему вскоре предстояло решать. Глава МАГАТЭ, атомный страж ООН, предсказывал: Иран через год станет ядерной державой. На следующий день был репортаж о том, как правящий режим Сирии передал «Хезболле» химическое оружие. Еще через день в Сети появилась запись: один из «Братьев-мусульман», правящих сейчас Египтом, обещал новую войну с Израилем. Единственные хорошие новости приходили из Лондона: Джонатан Ланкастер, пережив скандал, назначил Грэма Сеймура новым шефом МИ-6. Вечером Габриель позвонил другу и поздравил с назначением, хотя на самом деле хотел узнать, как живется Мадлен.

— Она справляется лучше, чем я ожидал, — ответил Сеймур.

— Где она?

— Некий друг впустил ее в свой дом у моря.

— Да ты что!

— Вопреки традициям, — уступил Сеймур, — мы решили, что это место ничуть не хуже любого другого.

— Ты не бросай ее, Грэм. У СВР руки длинные.

От этих длинных рук и прятались на Корсике Габриель с Кьярой. Виллу после захода солнца почти не покидали, а несколько раз по ночам Габриель выходил на террасу и прислушивался к звукам в долине. Через неделю после приезда он услышал знакомое тарахтение старого хэтчбэка «рено», и почти сразу же на вилле у Келлера зажглись огни. Габриель заглянул к нему лишь на следующий день, без приглашения. Келлер надел свободные белые брюки и пуловер в тон. Откупорил бутылку «Сансера» и выпил с Габриелем вина снаружи, на солнце. «Сансер» днем, корсиканское красное вечером — к такому и привыкнуть недолго. Впрочем, израильский народ нуждался в Габриеле, которого ждало исторически важное назначение.

— Сезанну не помешала бы рука реставратора, — между делом заметил Габриель. — Может, пока я здесь, займусь им? Подчищу?

— Он мне и таким нравится, — ответил Келлер. — К тому же вы приехали отдыхать.

— А вы — как же?

— Что — я?

— Отдыхать не намерены?

Келлер не ответил.

— Где вы были на сей раз, Кристофер?

— По делам мотался.

— Оливковое масло или убийства?

Келлер выгнул бровь, как бы говоря: последнее, — и Габриель укоризненно покачал головой.

— Пением денег не заработаешь, — тихо напомнил Келлер.

— Так ведь их можно и другим способом заработать.

— Только если ты не Кристофер Келлер и тебя не считают погибшим.

Габриель отпил еще вина.

— Я включил вас в команду не только потому, что нужна была помощь, — помолчав, сказал он. — Этим я хотел показать: в жизни есть еще кое-что, кроме убийства за деньги.

— Хотели восстановить меня? Так?

— Я реставратор, не забывайте.

— Кое-что нельзя восстановить. — Келлер помолчал немного и добавил: — Нельзя простить.

— Скольких вы убили?

— Не знаю, — резко ответил Келлер. — А вы?

— Я — другое дело. Я солдат, хоть и тайный. — Он пристально посмотрел на Келлера. — И вы им можете стать.

— Работу предлагаете?

— Для работы в Конторе вам придется принять израильское гражданство и выучить иврит.

— Я всегда считал себя немного евреем.

— Да, вы уже говорили.

Келлер улыбнулся. Двое мужчин умолкли. Ветер крепчал.

— Есть еще вариант, Кристофер.

— Какой?

— Знаете, кого назначили новым директором МИ-6?

Келлер не ответил.

— Я от вашего имени поговорю с Грэмом Сеймуром. Он даст вам новую личность, новую жизнь.

Келлер бокалом указал на долину.

— У меня есть жизнь. И неплохая, должен заметить.

— Вы наемный убийца. Преступник.

— Уважаемый бандит. Разница есть, и большая.

— Как скажете. — Габриель налил себе еще немного вина.

— Вы за этим приехали на Корсику? Уговорить меня вернуться домой?

— Наверное, да.

— Если позволю отреставрировать Сезанна, оставите меня в покое?

— Нет.

— Тогда предлагаю насладиться тишиной.