Глава 15
Желание Киры
Мой первый отпуск в новом году по иронии судьбы совпал со школьными весенними каникулами. Узнав, что я свободен, племянница сразу попросилась в гости, а я не смог отказать. Периодически Кира звонила, рассказывала о своей жизни, которая, по моему мнению, напоминала войну на два фронта: с одной стороны – родители, с другой – школа. Каждая тройка в их семье становилась предметом разборок с неизменным криком и руганью. Более того, Люба могла вспоминать любую оплошность дочери месяцами, вне зависимости от того, был проступок исправлен или нет. Кира была для нее то слишком резкой, то слишком послушной. В разговорах со мной племянница сравнивала свою мать с минным полем: заряжена на поражение, а где рванет – непонятно. В спорах Люба часто приводила аргументы в стиле «я из-за тебя ночей не спала», хотя количество ночей, которые Кира из-за нее плакала в подушку, явно было больше.
Меня воспитывали с мыслью, что ударить женщину может только полный дегенерат-импотент, но, признаюсь, мне периодически хотелось дать Любе пощечину со всего размаха, а потом запихать ей в рот кляп, чтобы она наконец перестала фонтанировать раздражением. Кроме громкой брани в арсенал Любы входила обида: если ор не срабатывал, она делала лицо великомученицы, демонстративно уходила в себя, а на любой вопрос отвечала коротко и раздраженно. Такое поведение продолжалось до тех пор, пока окружающие не начинали прыгать вокруг нее, пытаясь хоть как-то искупить вину перед Миссис Уксус. Неделя, месяц, полгода – у Любы были железные нервы, а перемолчать ее мог разве что покойник. Когда Валера и Кира уже были готовы сделать все что угодно, Люба великодушно их прощала, чтобы тут же взорваться по выдуманному ее неисчерпаемой фантазией поводу.
Возможно, я кажусь категоричным. Наверняка у Любы было тяжелое детство (куда же без него?), но, на мой взгляд, никакая личная трагедия не дает права отравлять жизнь близких. Мне часто случалось видеть жертв, подобных Любе: все они пережили страшное несчастье или были больны, но при каждом удобном случае такая побитая жизнью жертва преображалась в тирана-преследователя, играя на сочувствии окружающих или чувстве вины, а свою трагедию преподносила, как джокер, при любой попытке критики.
Отношения Любы и моего двоюродного брата Валеры давно трещали по швам. В январе, сразу после праздников, он, наплевав на ипотеку, ушел жить на съемную квартиру, но на развод официально не подал, из-за чего у меня сложилось впечатление, что ему нравятся психологические игры в стиле садо-мазо. Удивительно, но изводившая Киру напряженность в семье почти не трогала ее младшего брата; истеричный, капризный, он мог орать еще громче своих родителей, не испытывая при этом чувства вины. Правильно говорят, что дети – чистые листы, только бумага разная.
В первый день школьных каникул я, предварительно договорившись с Любой по телефону, заехал к ним домой, чтобы забрать племянницу. Зайдя в квартиру, я поразился царившей в их доме больничной чистоте, за нарушение которой Люба казнила без суда и следствия. Для детей пролить что-нибудь было еще более страшным преступлением, чем плохая оценка. Осторожно встав на коврик у двери, я не решился проходить дальше, чувствуя себя микробом. Люба встретила меня в своем любимом домашнем халате, которому было больше лет, чем ей самой. Ее волосы были наспех собраны в пучок, а на лице застыло выражение вселенской усталости.
– Привет, Джерри, – поздоровалась моя двоюродная невестка. – Неужели ты все-таки решил почтить нас своим присутствием?
– Кира готова? – Я старался не замечать обвиняющие нотки в ее голосе.
– Кира! – позвала Люба. – Ты в этом веке соберешься или нет?!
Из дальней комнаты мигом выскочила моя испуганная племянница с рюкзаком.
– Где Антошка? – поинтересовался я, чтобы разрядить обстановку.
– У бабушки, – бросила Люба, – отдохну хоть немного. Сил уже нет терпеть!
«Как будто ты когда-то что-то терпела», – мысленно прокомментировал я.
– Ничего не забыла?! – рявкнула Люба, строго посмотрев на дочь.
– Нет, – поспешила ответить Кира.
– Ладно, смотри. – В голосе Любы слышалась угроза.
– Пойдем. – Я взял рюкзак племянницы, и, простившись с ее матерью, мы направились к машине.
– Не переживай, – я решил подбодрить Киру, – если что-то забыла, просто купим. По дороге зайдем в Subway, перекусим, а то у меня холодильник пустой. А еще я недавно приобрел приставку, новый Playstation. Приедем – будем играть!
– Хорошо. – На бледном лице Киры появилась едва заметная улыбка.
После кафе мы немного погуляли, а потом поехали ко мне. Ближе к вечеру к нам присоединился Ренди. Кира сразу его узнала и после дежурных приветствий неожиданно задала вопрос:
– Ты действительно исполняешь желания?
– Да, если они меня заинтересуют, – последовал четкий ответ.
– Только взрослых или детей тоже? – снова спросила Кира.
– Обычно желания детей примитивны, – рассуждал Ренди. – Например, мир во всем мире или «пусть моя мама/бабушка/папа перестанет болеть». Детьми движет доброта, но благотворительность не по моей части. Бывают и мелочные просьбы, вроде «пусть в меня влюбится мальчик с третьей парты». Такая ерунда не стоит внимания.
– У меня другое желание, – настаивала Кира. – Можешь сделать так, чтобы из всех чувств у меня осталось только чувство долга.
– Неожиданно! – Теперь в глазах Ренди читался явный интерес. – Зачем тебе это?
– Хочу стать как робот и ничего не чувствовать, ни гнева, ни грусти, ни вины. Однако я не хочу превращаться в сволочь, поэтому пусть чувство долга останется, – объяснила моя племянница.
– А как насчет радости, любви, нежности? – предупредил Ренди. – Вместе с «плохими» эмоциями исчезнут и «хорошие».
– Ну и пусть! – уверенно произнесла Кира. – Редкие просветы не стоят того, чтобы все это терпеть.
– Сейчас ты вымотана, – вмешался я, – но детство рано или поздно закончится, а такое желание уже не отменить.
– Когда оно закончится?! – Голос девочки звучал обреченно. – Допустим, после школы я поступлю в институт, потом пойду работать. Когда я смогу зарабатывать достаточно, чтобы жить отдельно? Можно, конечно, учиться и работать, но такого дикого темпа я не выдержу, потому что постоянно болею.
– Годам к двадцати пяти ты точно обретешь полную независимость, – предположил я.
– Я больше не могу, – прошептала Кира.
В ее тихом голосе слышалось больше отчаяния, чем бывает в истерике и громком крике.
– Согласен, – неожиданно произнес Ренди. – Более того, я выполню еще одно твое желание.
– Какое? – Теперь пришла очередь Киры удивляться.
– Ты никому не говоришь о нем, даже самой себе, – объяснил Ренди. – За эту неделю я покажу тебе, какое удовольствие могут доставлять истинные чувства; если по окончании каникул твое первое желание останется в силе, я его выполню.
– Ладно, – согласилась Кира.
Весь оставшийся вечер мы проиграли в карты. Постепенно племянница расслабилась, начала шутить и смеяться. Она радовалась, когда выигрывала, и просила отыграться в случаях поражения. Увлекшись процессом, мы не заметили, как стрелки часов перешли за полночь. Около часа ночи я обратил внимание Киры на то, что пора ложиться спать, иначе у нее не хватит сил для предстоящих приключений. Девочка быстро заснула, а я и Ренди еще долго говорили на кухне.
– Ты действительно хочешь исполнить желание Киры? – сомневался я. – Ей даже нет пятнадцати.
– Думаешь, я на такое способен? – Ренди слегка прищурился.
– Да, – подтвердил я. – Не знаю, кто ты – демон, инопланетян или джинн без лампы, но точно не обычный человек. Ты знаешь мой адрес и номер телефона, хотя я их тебе не сообщал, и каким-то образом попадаешь в мою квартиру без ключей.
– Может, я работаю в ФСБ.
– Не важно, – отмахнулся я. – Я не собираюсь выпытывать у тебя все секреты. Сейчас речь о будущем Киры. В подростковом возрасте мир видится в черных и белых тонах, она может еще десять раз передумать, а ты, насколько я понял, вторых попыток не даешь.
– Да, загадать желание можно лишь раз, а потом нужно будет смириться с его последствиями, – подтвердил Ренди. – Скажи, когда тебе было столько же лет, сколько сейчас Кире, ты тоже видел мир в черных и белых тонах?
– Нет, я тогда в полной мере осознал магию двойных стандартов – можно смело плевать на всеми декларируемые правила, но, если нарушить негласные обычаи, начнутся крупные проблемы. В школе можно смело бить стекла и материться – отчитают ради приличия, а потом отстанут. Более того, если ты хулиганишь с душой, то в скором времени прослывешь интересной личностью, к которой нужен особый подход. Но если вместо рока тебе нравится классика и ночью ты предпочитаешь спать дома, а не шататься по подворотням, то звание белой вороны или даже душевнобольного тебе обеспечено.
– И какой вывод?
– Нужен компромисс, – заключил я. – Быть собой – большая ошибка, гораздо эффективнее при взаимодействии с людьми подобрать для себя подходящий имидж или маску. Но такую, чтобы было легко ее поддерживать и чтобы она хотя бы частично соответствовала двойным стандартам.
– Вот видишь, ты не был похож на бунтаря, у которого играют гормоны, Кира такая же. Она мыслит гораздо глубже, чем многие взрослые. Когда семья и школа атакуют с двух сторон, взросление происходит быстро, а на детские капризы не остается ни времени, ни ресурсов. Еще вопрос: помнишь фильм «Эквилибриум»?
– Конечно. Там в постапокалиптическом мире люди будущего пили специальные таблетки, чтобы не чувствовать эмоций, потом главный герой случайно начал чувствовать – и понеслось: борьба с системой и всякое такое.
– Ответь честно, что ты о нем думал, когда смотрел фильм?
– Думал, что главный герой дурак и что я бы хотел жить в таком будущем, где все четко и понятно, – ответил я после непродолжительного молчания.
– Вооот, – протянул Ренди. – Я дам Кире возможность понять, от чего она отказывается, но не собираюсь лишать ее права выбора. Кстати, ты знаешь, что на южном побережье Крита можно купаться уже с апреля?
– Мне-то с этого что? – Я не понял смысл неожиданного вопроса.
– На выходных мы втроем туда едем.
– Ренди, ты серьезно?! Кто тебе сделает шенгенскую визу за один день? К тому же у Киры нет загранпаспорта, и вообще, чтобы вывезти ребенка за границу, нужно разрешение родителей.
– Ты, видно, забыл, с кем говоришь. – Ренди положил ладони мне на плечи. – Бюрократия – изобретение человечества, которое на меня не действует.
Слова моего любимого не были пустым бахвальством. Утром он дал Кире хорошенько отоспаться, а потом мы поехали по магазинам. Я поразился тому, как преобразилась племянница, когда началась примерка юбок, платьев, туфель и прочих женских вещей. От цен меня бросало в дрожь, но за все платил Ренди, и продавцы неизменно окружали нас заботой. Кире особенно понравилось выбирать первый бюстгальтер, она выглядела тогда такой счастливой и гордой. А еще я поразился тому, что Ренди мог без тени пошлости, смущения или презрения говорить с девочкой о ее месячных. За один день племянница из угрюмой девочки-подростка превратилась в красивую девчушку-хохотушку.
После рейда по магазинам мы отправились в спа-салон, чтобы насладиться успокаивающими процедурами. Пока Кире делали прическу, мы с Ренди валялись в ванне с какой-то особенной водой – кажется, такая процедура называется талассотерапией.
– Ты потрясающий! – восхищался я. – Никогда раньше не видел племянницу такой радостной!
– Вообще период, когда девочка постепенно превращается в девушку, один из самых приятных и волнительных, – отозвался Ренди. – Правда, в случае Киры родители по каким-то причинам решили лишить дочь юности. За что такая месть, только они могут ответить. Я всего лишь привел внешние обстоятельства в соответствие с возрастом девочки.
Так в покупках и спа-процедурах прошел четверг. В пятницу мы встали рано, но при этом совсем не чувствовали усталости. Ренди вручил Кире загранпаспорт с визой, что еще больше укрепило мою мысль о том, что я влюбился в демона. Как истинная женщина, племянница собрала в дорогу тяжелый чемодан, который таскал Ренди, а мы с ним уложились в одну сумку.
В аэропорту все было как обычно и в то же время по-другому: никакого волнения или дорожных споров. Рейс задержали на час, и все это время мы спокойно провели в уютном баре за игрой в карты. Сам полет также прошел незаметно – в шутках, играх и разговорах. На Крите в аэропорту нас уже ждала машина. Ренди выбрал великолепный отель на южном побережье, оформленный в лучших традициях пяти звезд.
Людей было не очень много, так как купальный сезон только начался. Наш распорядок дня включал: теннис – утром, свежие морепродукты, купание и коктейли с музыкой – вечером. Прошлое потерялось в звуках сиртаки, а будущее растворилось в безмятежности качающихся пальм. Существовало только прекрасное настоящее, где я, Ренди и Кира были одной семьей, а самое главное, счастливой семьей.
Многие, чтобы осмотреть остров, брали напрокат машину, но Ренди предпочел небольшую яхту. Захватывающая рыбалка и живописные пейзажи вызвали у нас с Кирой нескончаемую волну энтузиазма, а капитан яхты, довольно сносно говоривший по-английски, с удовольствием рассказывал о тонкостях морского дела и даже разрешил племяннице на некоторое время взять штурвал.
После обеда мы лениво расположились на палубе, подставив лица критскому солнцу.
– Все волшебно! Я как будто попала в сказку! – Кира лениво поправила солнечные очки.
– Это волшебство эмоций, – сказал в ответ Ренди.
– Наверное, – нехотя согласилась моя племянница. – Расскажи что-нибудь.
– Да, самое время, – поддержал я Киру.
– Сначала скажите, – начал Ренди, – задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что чувство привязанности порой не позволяет нам отпустить человека, даже если он стремится к собственному счастью, и тогда человек вместо помощи получает от близких палки в колеса с аргументом…
–…для твоего же блага! – хором произнесли я и Кира.
– Идеологию привязанности под названием «Вход – рубль, выход – два» в полной мере ощутил на себе Эдгар.
– Когда родители умерли, – начал Ренди, – Эдгару было всего семь лет. Мальчика взяли на воспитание соседи-фермеры, являвшиеся крестными сироты. Они были любящими и разумными людьми и хорошо относились к маленькому Эдгару, а их старшая дочь Феми очень привязалась к мальчику, они стали неразлейвода. Игра в мяч, плавание в горной речке и даже драки… Феми разделяла все интересы своего названного брата, и только одно из его увлечений она считала ненормальным и даже страшным.
Все началось, когда Эдгару исполнилось тринадцать лет. На краю ущелья много лет стоял полуразрушенный замок, но внезапно за одну ночь руины обрели прежнее величие. Поползли слухи о том, что там поселился ужасный колдун. Люди боялись подходить к восстановленному замку и скоро начали обвинять таинственного жителя во всех неприятностях: перестала доиться корова – точно проделки колдуна, муж изменил – это колдун его сглазил, вскочил прыщ на подбородке – без колдуна не обошлось. Сидя за прялками, деревенские кумушки сходились во мнении, что их жизнь могла бы быть гораздо лучше без обитателя замка, а в трактирах местные пьяницы в один голос утверждали, что это колдун внушил им непреодолимую тягу к спиртному.
Конечно, находились храбрецы, желающие вытравить хозяина из замка; одни из самопровозглашенных героев надеялись на свой крепкий кулак, другие – на молитвы и распятия. Местный верзила Грем похвалялся перед девушками, что притащит колдуна в клетке, как зверя. Два дня спустя парень стал тише воды ниже травы, а на все расспросы о своем несовершенном подвиге отговаривался тем, что наткнулся на целую армию чертей и призраков. Пастор Йозеф, еще молодой человек, также решил попробовать себя в роли воителя. Он отправился поджигать злосчастный замок очистительным огнем, но в результате в прямом смысле позеленел. Через день кожа пастора снова стала обычного цвета, но желание бороться с нечистой силой пропало.
После всех таинственных происшествий и пересудов замок и его обитатель стали вызывать у тринадцатилетнего Эдгара глубочайший интерес. Мальчику казалось странным, что, когда сварливая молочница обвинила колдуна в своей бездетности, все сразу с ней согласились. И никого не смущал тот факт, что женщине исполнилось уже пятьдесят шесть лет, а колдун поселился рядом с деревней только год назад. Много раз Эдгар подходил к воротам замка, но зайти не решался. По привычке мальчик пробовал поделиться своими мыслями с названой сестрой Феми, но та всякий раз просила его бросить глупую затею и не подвергать себя опасности лишний раз.
Внимательный человек сразу заметил бы, что Эдгар отличается от других деревенских мальчишек: с детства он был очарован Красотой, мог часами рассматривать прожилки на цветке или слушать бьющиеся о камень капли дождя. Еще он любил рисовать, а также играл на самодельной дудочке. Эдгар был искренне благодарен своим крестным за заботу, но бесконечные разговоры о кукурузе и удобрениях действовали на него как снотворное, не вызывая никакого интереса. Мальчику-подростку хотелось волшебства, приключений, чудес.
Как-то раз, поссорившись с Феми, Эдгар, назло ей, отправился в замок колдуна и впервые перелез через ограду. Стоило нарушителю границ спрыгнуть по другую сторону забора, как вьющийся плющ ожил и, крепко схватив мальчика за ноги, оставил его висеть вниз головой. Едва Эдгар успел прийти в себя, как из кустов с малиновыми цветами выбежало странное существо ростом не выше метра с львиной головой, кошачьим туловищем и крыльями за спиной. Необычное создание остановилось около висящего Эдгара и звонко залаяло. Вскоре дверь замка сама открылась, и оттуда вышел темноволосый господин, которому на вид было не больше сорока лет. Поняв, что перед ним тот самый колдун, висящий нарушитель границ замер – мальчик к тому времени серьезно испугался и несколько раз отругал себя за неосмотрительность.
– Похоже, у меня гости, – медленно произнес незнакомец, подходя к побелевшему Эдгару. – Что бы мне с тобой сделать? Может, превратить в жабу? Как думаешь, Фифи? – Он посмотрел на странное животное, которое в ответ высунуло язык и облизнулось.
У Эдгара екнуло сердце при мысли, что сейчас его съедят, но Фифи только подпрыгнула и лизнула мальчика в нос, как комнатная собачка.
– Она принадлежит к химерам, – пояснил колдун. – У них чрезвычайно развиты интуиция и обоняние. Сейчас Фифи хочет сказать, что у тебя нет злых намерений.
– Н-е-е-е-т, – протянул Эдгар. – М-м-м-не просто б-было лю-любопытно.
– Мог бы и постучаться, – вежливо заметил хозяин замка.
Он слегка приподнял пленника, чтобы тот не стукнулся, упав вниз головой, потом щелкнул пальцами, и плющ отпустил ноги мальчика. Фифи тут же прыгнула к Эдгару на ручки, а когда подросток осторожно погладил пушистую гриву, животное принялось издавать похожие на мурлыканье звуки.
– Химеры от природы очень ласковы и привязчивы, – продолжил колдун, – но их врожденную игривость ошибочно принимают за агрессию. Фифи еще детеныш, а когда вырастет, станет больше медведя, но общительность и дружелюбие сохранятся на всю жизнь.
– Извините, что пришел без приглашения, – произнес Эдгар, в то время как маленькая химера щекотала его по лицу кисточкой на конце своего хвоста.
– Тебя не насторожило все то, что говорят обо мне в деревне? – Хозяин замка хитро прищурился.
– Разное болтают. Пастор Йозеф говорит, что вы наслали на него зеленую болезнь, а пропойца Джек уверяет, что вы каждую ночь приносите ему виски и заставляете напиваться.
– Сам-то ты как думаешь?
– Думаю, многие хотят за ваш счет оправдать собственное бессилие, а что касается пастора, то, если бы кто-то хотел поджечь мой дом, я бы точно так же поступил. К тому же Йозеф через день выздоровел, значит, вы только слегка его проучили.
– Здравая мысль, – похвалил колдун. – Раз ты такой умный, можешь быть моим гостем.
Будто подтверждая его слова, Фифи громко залаяла.
Так Эдгар стал учеником колдуна. Возможности добиться власти с помощью магии или побеждать в битвах мало интересовали мальчика, гораздо больше ему нравилось творить. Эдгар познакомился с жителями леса, о которых раньше слышал только в сказках, научился играть на музыкальных инструментах, используя свое воображение. Когда Фифи подросла, Эдгар стал часто летать, сидя на ее спине, в то время когда никто не мог его видеть. За три года химера превратилась в большое, сильное животное, которое может одним ударом лапы убить взрослого медведя, но ее характер остался прежним: иногда, не осознавая своих размеров, Фифи по своей привычке пыталась запрыгнуть к хозяину на ручки.
По мере обучения Эдгара поражало, как много суеверий, которыми пугают детей, оказывалось полным бредом. Юноша узнал, что все химеры вегетарианцы, а оборотни, как и другие животные, нападают только при необходимости защиты. Погружаясь в мир легенд, он постепенно отдалялся от Феми. Их простые детские игры стали казаться Эдгару скучными по сравнению с многообразием волшебства. Пару раз он пытался приобщить Феми к своему новому увлечению, но девушка испугалась и стала просить брата как можно скорее прийти на исповедь к пастору Йозефу. Эдгар тогда здорово обиделся и пообещал названой сестре, что перестанет с ней разговаривать, если в его дела вдруг начнут вмешиваться крестные родители или пастор Йозеф. Волей-неволей девушке пришлось смириться и молчать. Отца и маму Феми личная жизнь Эдгара мало интересовала, фермеров устраивало то, что их крестник почтителен и не отлынивает от работы. Юноша, в свою очередь, выполнял их просьбы, но стоило выдаться свободной минутке – бежал в замок колдуна.
Своей первой любовью Эдгар выбрал необычную девушку. От наставника он услышал о празднике эльфов. Обычно представители дивного народа предпочитают держаться подальше от людей, оставаясь незримыми, но раз в год их все же можно увидеть во время праздника летнего солнцестояния; в этот день эльфы собираются, чтобы отметить самый долгий день в году, играют и веселятся.
После рассказа колдуна желание познакомится с эльфами, считавшимися непревзойденными мастерами искусств, захватило сердце Эдгара. В двадцать лет после нескольких неудачных попыток ему удалось вычислить место, где собирались эльфы. Тогда он не решился выбраться из укрытия, а только смотрел на праздник со стороны. Эдгара пленили их музыка и танцы, но больше всего ему запомнилась девушка-эльф, прекрасная, как луна, и грациозная, как тонкая камышинка. Когда Эдгар описал все увиденное своему наставнику-колдуну, тот ответил, что это могла быть только Линетт, принцесса эльфов. Всех влюбленных, кто просил ее руки, король и королева эльфов подвергали разным испытаниям, и если кандидат их не проходил, его с позором выгоняли.
Весь следующий год влюбленный по уши Эдгар готовился к празднику летнего солнцестояния, мечтая добиться руки Линнет, совсем не страшась проверок ее родителей. Один раз он случайно проговорился о своем плане Феми и сразу получил ворох предупреждений, вызванных не только беспокойством или предубеждениями, но и безответной любовью. Между Феми и Эдгаром не было кровного родства, и по мере своего взросления девушка увидела в нем не брата, а любимого, но для Эдгара она по-прежнему оставалась девчушкой-подружкой. Оставшись наедине с собой, Феми часто задавала себе вопрос, что же с ней не так. Желая понравится Эдгару, девушка начала учиться играть на скрипке, но ее неловкие попытки вызвали у молодого человека только улыбку. Феми тогда всю ночь проплакала в подушку, в то время как Эдгар даже не догадывался о ее обиде.
Когда настал долгожданный день летнего солнцестояния, Эдгар снова отправился в долину и увидел там эльфов. На этот раз юноша не хотел прятаться, но первым эльфы заметили не его, а любопытную Фифи. Молодая, смелая химера подлетела к королю эльфов и, решив его обнюхать, сдула с головы диадему и растрепала волосы. Все вокруг по-доброму засмеялись, а правитель эльфов стал чесать Фифи за ушком, после чего немедленно был облизан ласковым животным.
– Она ручная! – воскликнула Линнет. – Слишком ухожена для дикой химеры. Интересно, кто ее хозяин или хозяйка?
– Фифи моя. – Эдгар решился заявить о себе.
После недолгих приветствий юноша честно рассказал о своей влюбленности и поклялся сделать все, чтобы добиться руки принцессы.
– Удиви нас, – сказала королева эльфов после недолгого раздумья.
Тут-то Эдгару и пригодились наставления колдуна, предупредившего своего ученика о том, что эльфы гораздо больше ценят красоту, чем грубую силу. Так, один жених принес к ногам принцессы голову морского чудовища, но Линетт, вместо того чтобы влюбиться, сбежала от страха. Другой рыцарь, желая продемонстрировать свою храбрость, поймал и удерживал в оковах северный ветер борей, но, узнав об этом, Линетт поспешила освободить пленника, а потом сурово отчитала несостоявшегося жениха, сказав, что нехорошо так обращаться со стариками.
Игнорируя скептические взгляды королевской четы, Эдгар тихо произнес заклинание, и тотчас же лунный свет вокруг него стал сгущаться, образуя тонкие нити. Постепенно из этих нитей стали вырисовываться отдельные музыкальные инструменты: скрипка, альт, арфа, рояль. Полилась чудесная мелодия, хотя Эдгар лишь слегка шевелил пальцами и смотрел вдаль, не отрываясь. В чарующей музыке нашли отражение все чувства юноши: сначала счастливое детство, которое он едва помнил, потом резким аккордом вмешалась смерть родителей, мягкие звуки скрипки отобразили дружбу с Феми и постепенное заживление раны, потом ритм стал более быстрым, чтобы соответствовать тому периоду жизни Эдгара, когда появились новые интересы и страсть к познанию волшебства красоты, а потом любовь к Линетт и связанные с ней надежды.
После того как была сыграна последняя нота, эльфы еще долго не могли прийти в себя, находясь под впечатлением музыки сердца. Гордую принцессу покорили искренность и ум Эдгара, а ее родители с радостью согласились отдать свою дочь замуж за молодого волшебника, при условии, что тот станет одним из них. Эдгар понимал, что если согласится, то больше никогда не сможет вернуться к людям, но, как ни печально было оставлять добрых крестных и подружку Феми, жизнь в мире легенд с любимой женщиной манила его больше, чем перспектива стать простым фермером.
Когда наутро Эдгар не вернулся домой, Феми серьезно забеспокоилась и быстро поставила на уши всю деревню. Пропавшего юношу искали безрезультатно две недели. Постепенно его крестные родители и их соседи пришли к выводу, что Эдгар погиб, а пастор Йозеф даже отслужил по нему панихиду. Только Феми не могла успокоиться, тяжело переживая потерю возлюбленного. Девушка стала подобна тени – спала, ела и работала. Несмотря на уговоры родственников, сердце подсказывало ей, что Эдгар жив.
Преодолев свой страх, Феми даже пошла в замок колдуна, но обнаружила там лишь руины; таинственный обитатель исчез так же внезапно, как и появился. В деревне никто открыто не сознавался, что скучает по колдуну, но в душе каждый мечтал о его возвращении. Общий враг долгое время сближал жителей, помогая забыть мелкие бытовые разногласия, а еще колдун был беспроигрышной темой для разговоров, так как на его проделки можно было списать все свои промахи. С уходом хозяина из старого замка вспомнились обиды, и соседи, еще недавно ходившие друг к другу в гости и устраивавшие совместные ночные дежурства, стали смотреть друг на друга волками из-за метра спорной земли.
Даже Феми, ранее бывшая ярой противницей колдуна, теперь всем сердцем желала его возвращения, так как он был последней ниточкой, связывающей ее с Эдгаром. Возможно, со временем девушка смирилась бы с потерей, но жизнь распорядилась по-другому. Как-то родители послали ее в город по делу, и так получилось, что в это же время туда приехал цыганский табор. Феми всегда испытывала перед этим народом суеверный ужас, считая, что цыгане могут в любой момент обмануть или наслать порчу, но на этот раз желание узнать хоть что-нибудь о любимом Эдгаре заставило девушку преодолеть страх, и она сама пришла к престарелой цыганке-гадалке.
Осторожно отодвинув занавеску шатра, Феми зашла внутрь. Вокруг витал запах неизвестных благовоний, повсюду стояли свечи, а в углу находился череп, заметив который девушка вздрогнула и поспешила отвести глаза.
– Заходи, нечего стоять в дверях, – бойким голосом позвала гостью сидящая за круглым столом старушка в ярко-красном платке с узорами.
Феми сделала несколько шагов и, глубоко вдохнув, произнесла:
– Я ищу одного человека.
– Возлюбленного, – с ухмылкой сказала цыганка. – Вы с ним росли вместе, но он всегда видел в тебе лишь названую сестру.
– Да. Откуда вы узнали? – изумилась Феми.
– У тебя все на лице написано. Садись здесь. – Гадалка показала девушке на место напротив себя. – Может, я увижу, где он находится, но сначала позолоти ручку.
Феми уселась на мятую подушку и подала цыганке кошелек золотых. Эти деньги девушка заработала сама, продавая вышивки, а теперь золото, ради которого ей пришлось трудиться целый год, ушло в руки гадалки за несколько секунд.
Убедившись, что монеты не фальшивые, цыганка достала ступку и стала кидать туда какие-то травы и ягоды, потом она растолкла полученную смесь, высыпала ее в небольшую чашу, залила водой и начала водить по кромке указательным пальцем, что-то нашептывая.
– Ох, – вздохнула гадалка, – плохо дело.
– Что с моим Эдгаром?! – заволновалась Феми. – Он жив?!
– Да, но сейчас он с эльфами.
– С кем?! – Глаза девушки округлились.
– Лесным народом, или дивной расой, как их еще называют, – уточнила цыганка. – Царство эльфов отделено от нас завесой, которая приоткрывается только раз в год во время летнего солнцестояния.
– Эдгар пропал именно тогда, – подтвердила Феми.
– Твоего возлюбленного увели эльфы, но у тебя еще есть шанс его вернуть.
– Как? – с надеждой спросила девушка.
– Приходи в ночь солнцестояния на праздник эльфов в долину. Заметишь среди них своего возлюбленного, хватай его и держи крепко до самого утра. Если сумеешь удержать, он вернется к людям, но если за пять лет тебе это не удастся, Эдгар больше никогда не сможет снова стать человеком.
– Я так и сделаю! – уверенно заявила Феми. – Но как мне справиться с эльфами? Они наверняка не захотят так просто отпустить Эдгара?
– На такой случай я могу подсказать особое заклинание, – цыганка хитро прищурилась, – только еще позолоти ручку.
Вечером Феми вернулась домой посвежевшая и бодрая. Ее родители даже подумали, что девушка начала забывать свое горе, хотя на самом деле надежда найти Эдгара и чувства к нему вспыхнули в ее сердце с новой силой. Как и многие безответно влюбленные, Феми предпочла самообман здравому смыслу. Даже не подумав, что Эдгар мог уйти от людей добровольно, девушка заверила себя в том, что эльфы увели его насильно.
В то время как Феми ломала голову над возвращением своего возлюбленного, ничего не подозревающий Эдгар весь год до праздника летнего солнцестояния счастливо жил со своей женой, предаваясь любви и творчеству. По своей прежней жизни он тосковал примерно неделю, а потом со всей юношеской страстью окунулся в новый мир. За год только один раз его заставила поволноваться домашняя любимица, исчезнув на целый месяц. Опечаленный Эдгар уже было решил, что Фифи его покинула, но спустя еще два дня химера вернулась и привела с собой совершенно черного самца своего вида. Эдгар обрадовался появлению нового питомца, полностью понимая желание Фифи создать свою семью. Все эльфийское королевство с нетерпением ждало появления детенышей, так как многие, включая правящую чету, хотели завести себе домашнюю химеру.
Муж Фифи, в отличие от нее, обладал спокойным, вальяжным характером, за что эльфы назвали его Друид. Он мог подолгу валяться на солнышке, несмотря на постоянно крутящихся вокруг маленьких эльфят. Только когда ребятишки переходили все возможные границы, Друид начинал осторожно махать кисточкой хвоста, мешая детям по себе лазать.
Эдгар также начал изучать традиции своей новой родины, самой важной из которых было празднование летнего солнцестояния. Считалось, что, если не провести в этот день нужные ритуалы, завеса царства эльфов начнет разрушаться. Проверять верность этого утверждения на практике никто не хотел.
Спустя год после своей женитьбы на Линетт, в заветный день солнцестояния, Эдгар вместе с другими эльфами беззаботно веселился на празднике, как вдруг, откуда ни возьмись, появилась его подруга детства Феми. Прежде чем Эдгар успел сказать хоть слово, девушка крепко схватила его и громко прокричала слова цыганского заклятия. Моментально вокруг нее появилась темная аура, мешающая подойти другим эльфам.
– Феми! Что ты делаешь?! Отпусти! – сопротивлялся Эдгар, но девушка держала его крепко.
В свои чары Феми вложила всю свою глубокую печаль и нерастраченную любовь, поэтому, несмотря на то что колдовала названая сестра Эдгара впервые, ни Линетт, ни ее родители не смогли разрушить темную ауру. При малейшей попытке приблизиться эльфов обжигало огнем. Только одного Феми не предусмотрела: то, что действовало на эльфов, было бесполезно против химер. Заметив, что хозяин в беде, Фифи и ее супруг молниями бросились на помощь. Вдвоем мощные животные легко преодолели ауру и злобно зарычали. Феми, никогда раньше не видевшая химер, испугалась и ослабила хватку, что дало Эдгару возможность вырваться и убежать.
Так первая попытка Феми «спасти» любимого провалилась, но у девушки осталось еще четыре. Разругав себя за страх, она дала слово во что бы то ни стало вернуть Эдгара к людям. То, что ее возлюбленный не горел желанием идти вместе с ней обратно, девушка объяснила не его выбором, а чарами коварных эльфов.
А в это время в царстве эльфов король сообщал своему зятю неутешительные новости:
– Сынок, обращение происходит за пять лет, ускорить этот процесс никак нельзя. Если за это время Феми удастся удержать тебя до рассвета, ты снова станешь обычным человеком и больше никогда не сможешь вернуться к нам.
– Не понимаю, что на нее нашло, – сокрушался Эдгар, – мы же были так дружны.
– Поэтому, мой мальчик, она и не может тебя отпустить, – объяснила королева эльфов. – Сила ее привязанности так велика, что даже мы не смогли разрушить заклятие.
– Но оно не действует на химер, – напомнила Линетт, – пока с нами Друид и Фифи, все будет хорошо.
– Это заклятие не действует, но есть те, которые действуют, – вздохнул король. – Феми каким-то образом узнала одно, научится и другим, ей поможет ее одержимость.
– Может, Эдгару пока не праздновать с нами? – предложила Линетт.
– Нельзя, – возразил король. – Ритуалы солнцестояния – важная часть обращения.
– Почему сестра не может быть счастлива без меня? – задумался Эдгар. – Должен быть способ сделать так, чтобы она меня забыла и начала жить своей жизнью.
– Есть синяя роза забвения, – вспомнила королева эльфов. – Стоит понюхать цветок, и воспоминания уходят. Увы, роза хранится у дочери ветров Ольны, а дорогу к ее владениям мы не знаем.
– Ну, кто-то же должен знать, – предположил Эдгар.
В следующее мгновение юноша почувствовал, как ему в руку ткнулась мягкая морда.
– Друид, что ты хочешь? – Эдгар погладил химеру.
В ответ черный муж Фифи стал переступать на своих лапах, как бы зовя за собой.
– Ты был у дочери ветров? – догадался Эдгар. – Знаешь дорогу?
Друид громко залаял и стал тянуть хозяина за рукав одежды.
– Умница! У Фифи отличный вкус на мужчин! – обрадовался Эдгар.
– Не забудь, – предупредил король эльфов, – найти чертоги Ольны – только половина дела, нужно еще добиться ее расположения, а пока это никому не удавалось.
– Мне поможет моя любовь, – уверенно заявил Эдгар, глядя на жену.
Не желая откладывать дело в долгий ящик, юноша вскоре уехал, а точнее, улетел, сидя на спине Друида. Дом Ольны, дочери ветров, располагался высоко в небе. Подняться туда Эдгару удалось лишь с шестой попытки. Только после того, как первые пять едва не закончились обмороком от перепада давления, юноша догадался привязать себя к спине химеры. В шестой раз он попросил Друида не останавливаться.
От перепада высот Эдгар упал в обморок. Очнувшись на черной спине химеры, он обнаружил, что Друид лежит на поросшей абсолютно белой травой скале. Осмотревшись, Эдгар заметил, что вокруг прямо в воздухе парят точно такие же скалы, окруженные облаками. На самой большой из них располагались напоминающие башни строения, которые, казалось, были сделаны из монолитного камня. Эдгар отвязал себя от спины химеры, но при попытке встать на ноги он почувствовал сильное головокружение и был вынужден опуститься на колени.
– Это и есть замок Ольны? – спросил юноша, стараясь дышать ровно.
Друид кивнул своей мохнатой головой.
– Похоже, придется сначала привыкнуть к здешней атмосфере. – Эдгар улегся рядом со зверем.
Только спустя два дня юноша смог начать ходить без опоры. Немного окрепнув, он попросил химеру перевезти его к замку Ольны, и Друид с удовольствием выполнил пожелание хозяина. Несколько часов Эдгар бродил среди высеченных из цельного камня башен и совершенно белых растений. Несколько раз юноше показалось, что он заметил женщину, но видение быстро исчезало. Вспомнив предупреждение тещи о том, что дочь ветров неуловима, Эдгар попытался найти розу забвения самостоятельно, потом начал объяснять свою ситуацию вслух, но ответом ему был лишь шум ветра.
Пока Эдгар думал, как же заговорить с Ольной, верный Друид со своим философским отношением к жизни мирно валялся на плоских камнях, совершал тренировочные полеты или щипал белую траву, пришедшуюся химере по вкусу.
Эдгару хотелось как-то остановить хозяйку парящих скал, задержать на одном месте. Мысль нарисовать ее портрет стала не результатом логических рассуждений, а скорее неожиданным озарением. С помощью колдовства Эдгар начал переносить на холст те мгновения, когда ему удавалось заметить Ольну: на его картинах получили свое физическое воплощение кисти рук, изящный профиль, небольшие ступни женщины. Чем больше изображений рисовал Эдгар, тем дольше он видел Ольну. Смотря на портреты, дочь ветров наконец увидела себя со стороны.
На последней картине Эдгар нарисовал эфемерную женщину в полный рост, когда она сидела на плоском камне. Как только был поставлен последний штрих, похожая на призрака Ольна заговорила со своим гостем и внимательно выслушала просьбу юноши.
– Я хочу, чтобы сестра продолжила жить без меня, – закончил свой рассказ Эдгар.
Ольна слегка улыбнулась, а потом сильный порыв ветра превратил в пыль все картины, а сам художник вынужден был прижаться к земле. Как только буря стихла, Эдгар, подняв голову, увидел на месте, где сидела Ольна, синюю розу.
– Благодарю, дочь ветров! – обрадовался юноша.
В ответ он услышал только шелест белых листьев. Осторожно взяв розу, Эдгар положил ее в банку, чтобы случайно не вдохнуть пыльцу самому. Не теряя времени, он и Друид отправились обратно. Несмотря на то что зверь старался лететь медленнее, его хозяин снова упал в обморок от перепада высот, а очнулся уже на земле с жуткой головной болью.
Надо ли говорить, как были рады жены оттого, что их мужчины вернулись домой целыми и невредимыми. Узнав, что Эдгару удалось добиться благосклонности дочери ветров, король и королева эльфов еще раз похвалили себя за правильный выбор зятя. Месяц спустя Фифи осчастливила супруга рождением четырех детей: три девочки родились разноцветными, как их мама, а четвертый мальчик – совершенно черным, с белой кисточкой на хвосте и таким же пятнышком на груди. Что касается характеров маленьких химер, то здесь все было наоборот: девочки больше походили на своего флегматичного папу, а их брат не только унаследовал жизнерадостный нрав мамы, но и преумножил его: он не мог сидеть на одном месте дольше двух секунд и все время норовил учинить какую-нибудь шалость.
Как и Эдгар, Феми, готовясь к летнему солнцестоянию, не теряла времени зря. Научившись бороться со своим многолетним страхом перед потусторонними силами, девушка стала обращаться к цыганам, колдунам и знахаркам, чтобы узнать, как бороться с монстрами, помешавшими ей удержать любимого. Многие из ее советчиков на поверку оказывались обычными шарлатанами, но попадались и действительно знающие люди. Разумеется, подобные исследования требовали от Феми не только моральных сил, но и денег, поэтому девушке приходилось работать в три раза больше. Иногда она падала на кровать совершенно вымотанная, но на следующее утро снова ощущала силы бороться за свою любовь.
Обеспокоенные родители много раз говорили Феми, что труд на износ также вреден, как и лень. Не зная об истинной цели дочери, они стали часто отправлять ее в город, чтобы девушка больше развлекалась, а Феми первым делом узнавала, не объявился ли очередной маг или ведьма. Одна из таких колдуний продала девушке ценный оберег, защищающий от химер. Когда ведьма в точности описала «монстров», Феми поверила, что та не лжет, и отдала за оберег больше половины своего годового заработка.
В ночь летнего солнцестояния девушка была во всеоружии. Снова она увидела эльфов и Эдгара среди них и снова крепко схватила своего любимого. На этот раз Фифи и Друид только беспомощно прыгали вокруг, но не могли приблизиться из-за оберега на шее Феми. Не подготовься Эдгар заранее, вторая попытка упрямой девушки несомненно сделала бы его снова человеком. Выбрав удачный момент, юноша сунул под нос Феми синюю розу.
– Забудь меня! – воскликнул Эдгар.
Громко чихнув, Феми стала медленно оседать на землю. Эльфы заботливо укутали заснувшую девушку в теплое одеяло и до утра следили, чтобы с ней ничего не случилось. С первыми лучами солнца Эдгар ушел вместе со своей новой семьей, чтобы больше никогда не вернуться к людям, а проснувшаяся на заре Феми ничего не помнила о своей любви. «Должно быть, я и вправду слишком много работаю», – подумала девушка, не найдя другого разумного объяснения странному месту для сна.
Феми снова начала общаться с подругами и ходить на праздники. Довольно скоро один молодой вдовец сделал девушке предложение, и она согласилась. Родители очень обрадовались, что у Феми наконец-то появится своя семья, но сама невеста на свадьбе почему-то грустила.
Постепенно забота мужа и новые обязанности не оставили Феми времени для печали. Через год после свадьбы у нее родился сын, которого молодая мама захотела назвать Эдгаром и напрочь отказалась рассматривать другие варианты. Причину, по которой ей так нравится это имя, Феми объяснить не смогла. Впрочем, вспомнив, что так звали его прадеда, ее муж не стал возражать против выбора жены.
Сын Феми рос веселым и любознательным мальчиком, порой доставляя родителям не только радость, но и хлопоты. Войдя в подростковый возраст, юный Эдгар начал проявлять непослушание и тягу к приключениям. В возрасте четырнадцати лет в ночь летнего солнцестояния мальчик убежал в лес искать цветок папоротника. Его отец тогда был в отъезде, а Феми с ног сбилась, разыскивая сына, и поставила на уши всех соседей. Когда утром чадо вернулось само, женщина начала его отчитывать.
– Мамочка, прости меня, – оправдывался Эдгар, – но ты не представляешь, что я видел!
– Надеюсь, свою заблудившуюся совесть! – Феми еще сердилась.
– Я дошел до самой долины. Там под чудесную музыку танцевали необычные люди с острыми ушами.
Услышав эти слова, Феми почувствовала волнение, поднимающееся из глубин ее сердца, а мальчик продолжил свой рассказ:
– Вместе с ними играли мохнатые животные с львиной гривой, лающие, как собаки. Музыкальные инструменты были сделаны из лунного света, а управлял оркестром человек, похожий на портрет моего дяди Эдгара, пропавшего много лет назад. Скоро меня заметили девочки-близняшки и стали звать присоединиться к празднику. Мама, они такие забавные и милые! Оказалось, что все эти люди на самом деле эльфы, человек, исполняющий музыку, их принц и папа моих новых подружек, а странные звери называются «химеры». Было так здорово! На следующий год меня опять пригласили! Еще я хочу завести себе химеру! Мама, можно?
Феми не ответила. Поднявшиеся воспоминания хлынули в ее сознание бурным потоком, заставив женщину заново пережить безответную любовь и тяжелую борьбу. Поняв, что шанс вернуть Эдгара упущен, Феми громко вскрикнула; ее разум не выдержал обрушившегося груза прошлого, и женщина сошла с ума. С тех пор, несмотря на старания своей семьи, докторов и состарившегося пастора Йозефа, Феми жила в своем собственном мире, как блаженная, подолгу смотрела в одну точку и все время шептала себе под нос бессвязные слова.
Безумная Феми так и не смогла преодолеть болезненную привязанность. – Ренди закончил свой рассказ.
– Как печально, – произнесла Кира. – А что стало с ее любимым Эдгаром?
– Он прожил жизнь в радости, так никогда и не узнав о судьбе названой сестры.
– Значит, безответные чувства так и остаются без ответа? – снова спросила Кира.
– Как правило, да, – подтвердил Ренди. – Их следует выдергивать из своего сердца с корнем, иначе начинаются пытки надеждой, а потом заведомо проигрышная борьба. Но когда человек находит в себе силы отказаться от подобных чувств, он обретает власть над самим собой.
– Не только романтическая любовь бывает безответной, – с невозмутимым видом продолжила рассуждать девочка. – Желание дружить тоже может быть не взаимным, и родители не всегда отвечают на любовь детей. Разве нет?
– Об этом мы поговорим в конце недели, как я и обещал, – мягко произнес Ренди, – сейчас не время.
В ту ночь, когда мы вернулись в отель, я долго стоял на балконе в одиночестве, вглядываясь в ночное небо. Отчетливо видя звезды, образующие созвездия, я старался запечатлеть в памяти красоту и тишину критской ночи, проникнуться ею, чтобы ощущение умиротворения навсегда осталось со мной.
По возвращении в Москву сюрпризы не закончились. До конца недели я, Ренди и Кира успели прокатиться на лошадях, погонять на картинге, сыграть в боулинг и даже полетать в аэродинамической трубе. Утром мы просыпались рано без всяких усилий, зная, что новый день принесет удовольствие. В эти дни я остро чувствовал себя живым.
В пятницу вечером после катания на воздушном шаре Ренди попросил нас одеться торжественно. Я нарядился в смокинг, а Кира надела новое платье с рюшами. Довольный нашим внешним видом, Ренди отвез меня и Киру в один помпезный ресторан. В просторном зале на сцене играли музыканты, за столиками сидели женщины в вечерних платьях и мужчины в смокингах и фраках; некоторые пары танцевали под мелодичную музыку. Втроем мы ужинали, наслаждаясь обстановкой, когда к Кире подошел симпатичный мальчик примерно ее возраста.
– Вы такая красивая! – с восхищением произнес он.
– Правда? – Щеки Киры загорелись румянцем.
– Можно пригласить вас на танец? – спросил мальчик.
Выглядевшая совершенно счастливой Кира последовала за своим юным кавалером.
– И что это было? – искренне удивился я.
– Какой же бал без принца, – напомнил Ренди. – В жизни «Золушки» так и остаются разгребать пыль, но на этот раз я решил исполнить мечту маленькой девочки, потому что, возможно, она последняя.
Слова Ренди были подобны отрезвляющему душу. «Неужели после такой ударной дозы радости, – задумался я, – Кира не откажется от своего желания?»
В последнюю ночь каникул, перед тем как племянницу должны были забрать родители, мы втроем не спали. Ренди принес целую коллекцию любимых девчачьих сериалов: «Чародейки», «Винкс – школа волшебниц», «Сабрина – маленькая ведьма» и, конечно, «Сейлормун». Мы посмотрели их все, перескакивая с одной серии на другую, на полном серьезе обсуждали, кто из парней подходит фее Блум, а Ренди даже позволил развеселившейся Кире заплести себе косички. Моя взрослая не по годам племянница превратилась в девочку-ангелочка, которая носит одежду розового цвета, любит играть и всегда может положиться на своих близких. Румяная, загорелая, светящаяся жизнелюбием, Кира была настоящей Мисс Очарование.
Под утро час или два мы все-таки поспали. Когда до приезда родителей осталось совсем мало времени, племянница вышла в ванную и переоделась в свою старую одежду.
– Пора тебе выполнить обещание. – Кира посмотрела на Ренди.
– Даже сейчас ты все еще хочешь отказаться от эмоций? – переспросил ее мой любимый.
– Особенно сейчас, – подтвердила Кира. – Пусть мои последние чувства будут радостными. Не желаю снова возвращаться в полную жести реальность и поливать слезами краткие просветы в общем мраке.
– Каждый волен самостоятельно определять свой путь, – согласился Ренди.
Преображение Киры длилось меньше секунды, но мне показалось очень долгим. Я видел, как румянец исчез со щек девочки, кожа стала бледной, а взгляд холодным, как скальпель хирурга. Когда через несколько минут приехали родители Киры, Люба по своей привычке раздраженно спросила дочь, почему та еще не собрала вещи.
– Мне понадобится восемь минут, – спокойно произнесла Кира, окатив мать такой волной холода, что Люба моментально притихла.
Тембр голоса девочки остался прежним, но интонации приобрели пугающий механический оттенок. Валера и Люба смотрели на дочь так, будто видели ее впервые. Ошарашенные преображением, они даже не поинтересовались, кто такой Ренди. Все наши подарки, включая красивые платья, Кира оставила у меня, в новой жизни они ей были не нужны.
* * *
– Подождите. – София прервала писателя. – Еще раз, как фамилия вашей племянницы?
– Буланова.
– Ну, конечно! – воскликнула девушка. – Кира Буланова! Генеральный прокурор Российской Федерации! Она легенда! Пересудила многих влиятельных чиновников.
– Так племянница выполняла свой долг перед страной, – пояснил Джерри. – Бесчувственному человеку неведомы страх, стыд, обида, лень, впрочем, как и сострадание. Кира, движимая единственным оставшимся чувством долга, училась и работала по многу часов, не зная усталости.
– Журналисты называли Киру Буланову совершенной машиной правосудия, – вспомнила София. – Говорили, что после допросов, которые она проводила, даже матерые зэки выходили едва ли не в слезах. Как умерла ваша племянница? Кажется, было заказное убийство?
– Да. Ей к тому времени исполнилось всего сорок три года. – Джерри печально опустил глаза. – Мой двоюродный брат Валера тоже рано умер, а перед этим долго мучился, так как к пятидесяти годам его медицинская карта доросла до размеров «Войны и мира».
– А мать Киры, Люба?
– Пережила всю свою семью. В старости она постоянно жаловалась на холодность дочери. Из чувства долга Кира покупала ей лекарства, готовила, убиралась, но любую попытку Любы поплакаться останавливал легендарный взгляд прокурора. Я не сочувствовал Любе, так как она получила по заслугам.
– А что младший брат Киры, Антошка?
– До сорока пяти лет он путешествовал, постоянно клянчил деньги, все искал себя. Потом женился на женщине, у которой скоро начались проблемы с алкоголем. Антон развелся. Однажды, желая вспомнить молодость, он полез на стройку заниматься паркуром и разбился насмерть.
– Знаете, – сказала София, – а я могу понять желание Киры.
– Я тоже, – невозмутимо ответил писатель.
