Узел связи находился в тускло освещенной комнате с низким потолком. Из коридора я видела только белеющую в полумраке рубашку Бёрра и валяющийся на полу прямоугольник смартплекса. Он еще показывал сцену, как меня пытают.

– Нам нельзя туда входить, – сказала я. – Нам нельзя.

Но ничего другого не оставалось.

Первым пошел Грего – думаю, чтобы загладить впечатление от своего неуверенного «А не то…».

Толливер Бёрр выстрелил ему в шею.

Пуля чиркнула сбоку. Грего обернулся, словно кто-то похлопал его по плечу, и осел. Тихо, без шума.

– Грегори! – закричала Да Ся, бросившись к нему.

Элиан выпрыгнул из темноты на Бёрра. Вырвалось пламя из дула, раздался такой громкий звук, словно Элиана поразила молния. Да Ся вскрикнула. У меня подкосились ноги, и я опустилась прямо на настил.

В нескольких дюймах от меня Зи склонилась над Грего. Кровь била у него из раны, как из горячего источника. Грего поднял к ней руку, но не зажимал. По крайней мере, уже не зажимал. Имплантированные радужки были широкими и черными, он щурился, словно от любопытства. Да Ся нерешительно подняла руку с негнущимися пальцами. Потом прижала обеими ладонями рану. Темная кровь текла у нее между пальцев. Грего поднял взгляд на Да Ся и прикрыл глаза.

– Все хорошо, Грегори, – сказала она. – Все хорошо.

Элиан и Бёрр боролись. Пистолет пролетел по полу и ударился мне в ногу. Я посмотрела на него. Потом согнула локоть и вытянула правую руку из перевязи. Вес руки потянул плечо. От боли я разинула рот, но не издала ни звука. Рука ничего не чувствовала, в ушах звенело. Я неловко потянулась к пистолету.

– Грегори? – срывающимся голосом позвала Да Ся. – Грего?

Я посмотрела на них. Марля, повязанная у Грего вокруг шеи, впитала кровь и стала красной, как цветной шейный платок. Черная блестящая кровь разлилась на полу, огибая серый рельефный узор. Пахло как от монет, когда их долго подержишь в руке.

А потом… Я видела, как это было. Грего умер.

Его глаза из настоящих стали рисованными. Черными иконками.

– Нет! – крикнула Зи. – Нет…

Я сомкнула пальцы на пистолете и поднялась на ноги, как Дева Озера.

Держа в руке пистолет, я пересчитала живых: пятеро. Я, Да Ся, Элиан, Бёрр и мое изображение, от которого шел такой звук, будто что-то перепиливают пополам. А Грего уже не посчитала… Звуки борьбы почти прекратились. Я ступила на настил и ощутила между пальцами ног кровь. Теплую.

Из темноты выплыла белая рубашка Бёрра. Элиан победил и теперь держал его, заломив ему руку за спину. Второй рукой Элиан прижимал нож к шее Бёрра. Я безучастно отметила, что Элиан неправильно держит нож: тупой стороной к коже. Элиан явно знал о ножевом бое столько же, сколько я о пистолетах.

Хотя, с другой стороны: если говорить о пистолетах, чего там знать?

Передо мной были сцепившиеся Элиан и Бёрр. Я наставила на них пистолет, не чувствуя его в ладонях. Плечо стало похоже на мяч из какого-то твердого, как резина, вещества – вероятно, так и выглядит боль.

– Грета, – выдавил Бёрр.

– Толливер, – ответила я.

Послышался отдававшийся в пол стук копыт – эпизод появления Талиса. А потом кто-то принялся кричать.

– Боже, да выключите же это! – Элиан обхватил Бёрра за шею и отвернулся вместе с ним.

Но планшет лежал рядом с Да Ся, по другую сторону от тела Грего, Элиан был занят, а я не обращала на запись внимания.

– Грета, чего ты хочешь?

У Бёрра был натужный голос, потому что Элиан давил ему на кадык, но сам пленник казался спокойным.

Я откровенно не имела представления, чего хочу. Валявшаяся на полу запись невыносимо орала. Потом умолкла.

– Глушилка – которая? – задыхаясь, спросил Элиан.

У него голос звучал намного более сдавленно, чем у человека, которого он душил.

Толливер Бёрр ткнул большим пальцем свободной руки в какой-то агрегат.

– Вон та. Я вам все выключу. Я не присягал на верность Камберленду. Нет нужды разыгрывать драму.

– Драму?! – вскричала Да Ся. – Вы только что застрелили Грего!

Запись стала проигрываться с начала.

«Милочка, это очаровательно, – произнес голос Бёрра. – Просто великолепно!»

– Я пытался защититься. Попытка не пытка, – хихикнул Бёрр. – Я подумал, вы так рассердились, что можете убить меня. Грета, но ты ведь не сердишься? Ты ведь настоящий пацифист.

– Зато я не пацифист. – Элиан крепче прижал тупую сторону лезвия.

Да Ся встала.

– Если вы так считаете, мистер Бёрр, значит вы не понимаете Детей перемирия.

«Мы все тебя слышим, Грета, ты просто звезда!» – говорила запись.

– Грета, дай мне пистолет, – попросила Зи.

Но я не шевельнулась. Вся моя рука, вытянутая, неподвижная и заканчивающаяся пистолетом, была мне как чужая.

«Грета, ты великолепна!» – донеслось до меня бормотание записи.

– И ты действительно великолепна, – эхом отозвался сам себе Толливер, лучась улыбкой. – Ты воспитана так, что умеешь быть выше всего.

Я закрыла глаза.

Крик, звук борьбы – я открыла глаза и увидела, что Толливер Бёрр несется на меня, как бешеный пес.

Я подняла пистолет, и он дрогнул у меня в ладони. И я… я…

Я не застрелила его. Настал подходящий момент, он тянулся и тянулся, но за все это бесконечное мгновение я так и не застрелила Толливера Бёрра.

Элиан схватил его и прорычал:

– Я тебе, к чертям, глотку перережу!

«Быть выше всего этого».

– Вы не поняли меня, мистер Бёрр. – Мой голос звенел, словно я говорила внутри колокола. – Вы совершенно ничего обо мне не знаете. И я искренне надеюсь, что это вас пугает.

Я передвинула пистолет градусов на десять и выстрелила в темноту. Бёрр взвизгнул и дернулся – но я целилась в машину, которую он назвал глушилкой. Пуля выбила из металла искру и расплющилась, и огоньки генератора помех стали один за другим гаснуть.

Отец как-то сказал мне одну вещь. Тихой ночью, на его яхте, которая неслышно скользила по глади моря. Он рассказал мне о «le point vierge», «неприкосновенном уголке» – потайном месте в глубине человеческой души, в которое может войти лишь Бог. Находясь в этой маленькой темной комнатке, с выпачканными кровью носками, в это бесконечно растянувшееся мгновение я попала в тот неприкосновенный уголок. И снова стала настоящей Гретой, цельной, самой собой. И бояться было больше нечего.

Я протянула Зи пистолет.

Она взяла его и выстрелила по очереди во все машины вдоль стен комнаты. Мы же не знаем, сказал палач правду или нет.

Звук рассыпался. В ушах стоял звон. Я с трудом вдела руки обратно в перевязи. Боль утихла. Я ничего не слышала, мне не было больно, и я не боялась.

И в этом странном состоянии я кое-что поняла. Кое-что увидела. Я увидела выход. Способ спасти Элиана, и Питтсбург, и собственную душу – пусть не жизнь. Главное, выход.

И это было восхитительно прекрасно!

Когда в помещении дымились все до одиной машины, Да Ся направила пистолет на смартплексовый планшет у моих ног. Он разлетелся вдребезги. Каждый фрагмент продолжал играть свой кусок записи, где Толливер Бёрр меня пы тает. Но это были маленькие кусочки. Я чувствовала, что с ними справлюсь.

Я уже увидела выход.

Словно просматривая видео без звука, я отметила, что Бёрр продолжает сопротивляться. Элиан дернул его заведенную за спину руку, и палач вдруг обмяк. И рот у него раскрылся от боли. Должно быть, что-то сломалось, порвалось или сместилось. Не могу сказать, что я пожалела его.

Элиан уже пытался не сдерживать Бёрра, а удержать его в вертикальном положении.

– Что нам делать с…

Элиан замялся, спросить ли ему сперва про тело Бёрра или про тело Грего. Но это уже было не важно, потому что в эту секунду в комнату ворвались солдаты.

Солдаты держали ружья наготове, но, к счастью, не стреляли. Не знаю, что подняло их по тревоге – может, обнаружили ампулы козьих феромонов, может, звукоизоляция корабля не заглушила выстрелов, может, уничтожение генератора помех запустило сигнализацию. Какая разница. Они уже были здесь – пятеро солдат, с оружием на изготовку. Сзади маячила Бакл – скорее усталая, чем готовая к бою.

Завидев их, Да Ся сразу бросила оружие и подняла руки. Ладони были все в крови, как в перчатках. Элиан замешкался, что-то буркнул и отпустил Бёрра. Специалист по коммуникациям шлепнулся на пол, как снятая с крючка рыба. Мне по-прежнему не было его жаль.

Но я не хотела, чтобы они прикасались к Грего. И шагнула к нему, заслонив тело. Зрачки ружей следили за мной.

– Я Элиан Палник – внук генерала! – крикнул Элиан поверх голов отряда.

– Да, – вздохнула Бакл. – Я знаю, кто ты.

Судя по тону, она предпочла бы не знать. И тогда могла бы просто приказать его пристрелить. Или хотя бы посадить под замок. Ведь есть же у нас и тюрьма, в конце концов.

– Мне нужно с ней увидеться, – потребовал Элиан.

– А мне нет, – сказала я, все еще размышляя о «моменте истины», об увиденной мною двери, которая поможет всем нам выбраться из этой передряги живыми. – Я хочу видеть Талиса.

– Чего? – воскликнул Элиан. – Зачем?

Да Ся повернулась ко мне. Я видела в ее глазах стремительные прикидки, догадки, но вслух она ничего не сказала.

– Грета… – начал Элиан.

Он бы сказал что-то еще, если бы его не оборвала Бакл.

– Покинуть помещение, – приказала она своему отряду и прижала руку к уху. – Клэнси? Разбудите генерала.

Камберлендцы стали поднимать тело Грего.

– Не трогайте его! – в ярости рявкнул Элиан. – Я возьму! Я сам его понесу!

Они не стали ему мешать.

Элиан нес Грего по квадратному металлическому коридору на руках, как до того нес меня. Шествовал, как принц во главе процессии. За ним шли Зи и я. Дальше – солдаты. Наверное, они держали нас на мушке, но я не стала оборачиваться. Я смотрела на Грего. Пучок светлых волос, зацепившийся за плечо Элиана. Бессильно свисающая рука.

Весь корабль пах порохом и кровью.

Внезапно нам навстречу распахнулась ночь, и мы очутились на трапе, а потом на траве, и нас обдувал бесшабашный сладкий ветер.

Снаружи нас тоже встречали солдаты, а с ними – Хан, Тэнди и Атта.

Атта опирался на Тэнди, у него были затуманенные глаза и из-за уха капала кровь. Тэнди молчала и была мрачной, как грозовая туча. А Хан – милый, наивный Хан, удивительный раздолбай, – его охраняли тщательнее всех, и он один был закован в кандалы.

Но тем не менее именно Хан отделился от остальных и побежал к нам. Именно Хан, который – как обычно – сказал то, что все мы думали, но не осмеливались произнести вслух.

– О нет! – воскликнул он. – Нет, нет, нет.

Он с трудом поднял руки и дотронулся до лица Грего. Железо на запястьях звякнуло.

– Нет… – повторил он.

– Прости, – сказал ему Элиан. – Прости. Я знаю, ты его любил.

Окружавшие их солдаты отодвинулись назад, оставив всех троих – Элиана, Хана и Грего – в их собственном маленьком мирке.

– Хан, он был такой храбрый, – продолжал Элиан. – Просто молодец. Боялся, но вел себя храбро.

– Он шел первым, – добавила Зи.

Медленно, с почтением, Элиан положил тело Грего на сухую траву. Рядом с Грего – телом Грего – встал на колени Хан, а затем и все мы, один за другим.

Ткань хамо – и, наверное, в этом ее главное достоинство – незаметно впитала почти всю кровь. Осталось просто темное пятно, расплывающееся по плечу, груди и спине, как короткая накидка. Только на белоснежных волосах она была яркой, да и там тускнела. Кожа Грего стала бледной, как плафон погасшей лампы.

– Грего… – сказала Зи.

И один за другим все остальные повторили это имя.

У него были приоткрыты глаза, совсем чуть-чуть. Длинные, удивительно длинные белые ресницы.

На нас упал лунный свет. Камберлендцы отошли назад, оставив нас семерых – теперь шестерых. Дети перемирия, как всегда, в одиночестве.

Атта покачивался, стоя на коленях. Зи поддержала его за талию.

– Ты нормально себя чувствуешь? – негромко спросил Элиан.

Атта кивнул, не поднимая головы.

– Думаю, что это сотрясение мозга, – очень тихо сказала Тэнди. – Он вырубился ненадолго. И стошнило его.

– Надо его вымыть. – Хан подался вперед, закрывая собой тело Грего, забирая его в собственный мир.

– Да, – поддержала Зи. – Надо.

На ней самой так и были надеты кровавые «перчатки».

Но Хан еще раз повторил:

– Нам надо его вымыть.

– Что здесь произошло? – спросил новый голос.

Мы подняли головы. На жухлой траве стояла Уилма Арментерос. В халате.

– Грего погиб, – ответил Элиан. – Твой палач его застрелил. И теперь Грего мертв.

– Мистер Бёрр! – позвала Арментерос.

Я невольно вскинула голову, но Бёрра не было. Должно быть, камберлендцы унесли его, пока мы были с Грего.

– Бакл, где мистер Бёрр?

– Не надо. – Да Ся встала. – Не ищите виновных. Посмотрите сюда. Взгляните на него. Взгляните на то, что вы сделали.

И Арментерос – надо отдать ей должное – глядела. На то, как ветер ворошит белые волосы, переплетая с травой. На удивительно беззащитные ресницы. И рану на горле.

– Его зовут Грегори Калвелис, – сказала Да Ся. – Грего.

– Грего, – повторила Арментерос. С интонацией доброй бабушки. Потом отвела взгляд и снова стала генералом. – Кто он? Какой страны заложник?

Из всех присутствующих она почему-то спрашивала именно меня.

– Он был сыном Великого герцога Балтийского альянса.

– Камберленд не находится в состоянии конфликта с Балтикой. Его смерть была…

– Убийством, – договорила Зи. – Его убил Толливер Бёрр, которого наняли вы и который выступал под вашим флагом в театре боевых действий. Поэтому его поступки попадают под вашу ответственность.

Разве что параграф договора не назвала. И все точно.

– Мальчик был одет как солдат, – сказала Бакл.

Да Ся, с окровавленными руками и коленями, развернулась к ней. Самообладание Синей Тары дало трещину.

– На нем не было вины. – Голос у нее звучал тоже надтреснуто и сорвался на шепот. – Он рассказывал анекдоты, он всего боялся, даже яйца из-под курицы не любил забирать. – Она подняла подбородок, снова становясь богиней, и повернулась к Арментерос. – Генерал, какие бы титулы мы ни носили, мы не солдаты. И не правители. Мы – невинные заложники. Мне кажется, вы об этом забыли.

Арментерос прищурила усталые глаза.

– Тут ты ошибаешься. – Она подняла глаза от бледного, как луна, тела Грего, которое захлестывали волны диких трав. – Дети перемирия. Заключаю вас под домашний арест в ваших кельях. У меня не хватит людей охранять вас, если вы будете тут хозяйничать. С вами оказалось больше проблем, чем я рассчитывала. О еде и прочем я позабочусь.

– А что делать с вашим внуком, сэр? – спросила Бакл.

Арментерос глянула на Элиана. Вздыхать не стала.

– Его тоже.

– Но… – возразил Элиан. – Я имею в виду, я должен сказать тебе, что я…

– Я знаю, что ты сделал, – перебила его Арментерос. – И знаю, что благодаря тебе у нас остается примерно два часа до того, как Талис взорвет город. Я этим сейчас занимаюсь. Наши личные дела мы с тобой можем решить потом.

– Нет. Не можем. Ты должна уступить. Тебе надо уйти отсюда.

– Нет, – сказала я. – Надо только, чтобы вы дали мне поговорить с Талисом.

Элиан энергично замотал головой. Тэнди в последнюю секунду сумела не схватить меня за перевязь. Ее пустая рука сомкнулась в воздухе.

– Грета, что ты делаешь?

Я постаралась ни на кого не обращать внимания – а у Зи, которая не спускала с меня глаз, блеснуло во взгляде понимание.

– Генерал, – сказала я. – Вы должны отвести меня на разговор к Талису.

Арментерос внимательно оглядела меня. Ее крупное лицо сморщилось, словно она изнутри прикусила щеки. Она задала тот же вопрос, что и Элиан, но теперь от ответа мне было не уйти. Генерал сейчас походила на медведя гризли: территория принадлежит ей, бежать некуда. Она спросила:

– Зачем?

– Затем, что он не даст вам уйти. А вы именно этого и хотите, правильно я понимаю? Вы делали ставку на то, что Талис не нанесет удара, пока вы держите его заложников в заложниках. И что моя мать будет…

Я не собиралась делать здесь паузу, но так получилось. Конечно, она любит меня. Конечно.

– Будет что-то предпринимать ради моего спасения. Вы просчитались в обоих случаях. Вы проиграли. Поэтому лучшее, на что вы можете сейчас надеяться, – это выбраться отсюда. Вам даже вода больше не нужна. Ваше население сократилось на… – Я остановилась, не имея ни малейшего представления, сколько человек жило там, где когда-то стоял Индианаполис.

– Триста семьдесят тысяч, – нехотя проворчала Арментерос.

– И ваши потребности в воде – соответственно, – закончила я.

Арментерос хмыкнула и сунула кулаки в карманы халата. Он был белый, так что генерал и сама походила на заложника – пожалуй, заложником она и была.

– Почему Талис? Зачем тебе встречаться с Талисом?

– У меня есть то, что ему нужно. Из всех, кто здесь находится, – только у меня.

Уилма не спросила, что это. Вместо этого ее взгляд опустился мне на руки – сжавшиеся и распухшие.

– Ваше высочество, я не понимаю, зачем вам вставать на сторону Камберленда.

– Ваше королевское высочество, – поправила я. – Потому что если вы, генерал, сможете выбраться, то сможете забрать с собой Элиана.

– Что?! – вскричал Элиан, которого кто-то (возможно, Бакл) уже заковал в кандалы. – Грета!..

Я продолжала смотреть на генерала.

– Если он останется, они его убьют. Отправят в серую комнату.

– Генерал, Талис никогда на это не пойдет, – сказала Бакл. – Этот мальчик – заложник!

– Грета, что ты делаешь? – спросил Элиан.

Арментерос ответила не сразу. Она стояла в мятом халате, у ее ног лежало тело Грего, и ее могучий ум медленно перебирал все варианты. Наконец она повернулась к Элиану.

– Знаешь, я дала обещание твоей матери. Сказала, что без тебя не вернусь.

Элиан изменился в лице. Он стоял как громом пораженный.

– Так вот. – Уилма Арментерос снова повернулась ко мне. – На самом деле, ваше высочество, вы не единственная, у кого есть то, что нужно Талису. Если тебе не удастся его убедить, скажи ему, что я предлагаю мою личную капитуляцию. Не моих людей – только меня. Пусть делает что хочет. Это может ему понравиться.

– Генерал! – запротестовала Бакл.

– Нет! – воскликнул Элиан.

Я вспомнила, как загорелся Талис идеей отомстить Арментерос. Настолько, что утратил свой и без того непрочный человеческий облик. «Она у меня станет историей. Мифом!»

Господи боже!

Было совсем темно, правда, птицы уже пели. Через два часа – рассвет и дым над Питтсбургом. И ничего не поделаешь, и никто не в силах что-то изменить. Элиан снова закован в цепи. Зи вся в крови. Аббат умирает. А Грего мертв. Остаюсь только я.

– Хорошо, – ответила я. – Скажу.

Камберлендцы отвели меня в мизери, потом запустили в узкую дверь позади рабочего стола аббата. Вдоль коридора шли отсеки, как кельи в катакомбах, в каждом из которых хранился один из наших учителей, со сложенными руками и прижатой в глубоком сне головой. Позади них в стене должны были мигать огоньки заряжающих их установок, но они не горели. Здесь был только один источник света – ручной фонарь, водруженный на гору мешков с песком. Посередине пустого, гулкого коридора сидели солдаты. Они устроили блокпост, оснастив его мелкими укреплениями, и зафиксировали ружье нацеленным на скромную дверь кельи аббата в конце коридора.

За этой закрытой дверью и находился Талис.

Мне подумалось, что камберлендцев не спасут никакие мешки в мире. Но что только не помогает солдатам чувствовать себя увереннее.

Мы вышли в круг света.

– Генерал приказывает отвести ее к нему, – сказала сопровождавшая меня женщина солдатам в карауле.

Она показала головой на дверь аббата, на тот случай если кто-то сомневался, кто или что заслуживает так веско произнесенного местоимения. Талис!

– Я хочу идти одна, – прибавила я.

Парень в карауле – вздрогнув, я узнала в нем того самого юношу, который стал зеленым при мысли о том, что меня начнут пытать, – посмотрел на меня расширившимися глазами, но лишь на мгновение, после чего смог отыскать в себе силы для бравады.

– Лучше вы, чем я, принцесса.

Он напомнил мне Грего. Надеюсь, Талис его не убьет.

Командир блокпоста нахмурился, глянув на остальных двоих, затем кивнул.

Меня пропустили.

Солдаты и фонарь остались позади; моя безрукая покачивающаяся тень шла впереди меня. Перед дверью я задержалась, чтобы глазок осмотрел меня – один раз, другой. Какой интеллект сейчас управляет этим глазком? Дверь открылась.

Внутри была только тьма.

– Талис? – негромко позвала я, словно обращаясь к львиному логову.

Несколько секунд стояла тишина, потом послышался шорох, блеснули глаза. Рядом со мной кто-то стоял – девушка – Лебединая Всадница, в белой рубашке, ставшей от грязи цвета сепии, и в выцветших джинсах. От нее до сих пор исходил запах лошади. Но как только это существо за говорило, Всадница исчезла. Она снова стала Талисом, полубогом, который со взъерошенными волосами стоял в дверях.

– Грета Густафсен Стюарт. – Он медленно расплылся в улыбке. – Входи, я очень рад.

Я вздрогнула. Но вошла. Дверь за мной задвинулась.

Келья аббата была совершенно пуста. Прожить двести лет – и иметь пустую келью. Четыре стены. Без окон. Простой непрозрачный потолок, который давил на меня своим весом.

Кто-то – наверное, сам Талис – притащил сюда кресло с памятью формы. Его плащ валялся рядом на полу, сброшенный, как… одеяло? Неужели такое создание спит?

Он оперся о стену и поджал одну ногу, как цапля.

– Грета, что привело тебя сюда? И в столь странный час.

Нога, опирающаяся о стену, была босой. Я с удивлением увидела женскую ступню, изящную, с высоким подъемом и аккуратно обрезанными ногтями.

– Талис, я хочу, чтобы вы меня убили.