Глава пятая

Весна 1944 года застала Овидия в Тарасовке, где он отдыхал с небольшой группой вернувшихся недавно из вражеского тыла разведчиков. Сидя у раскрытого окошка украинской мазанки, Астангов слушал по радио сообщения из Москвы.

Оперативные сводки Совинформбюро, как и вчера, как и неделю назад, говорили о том, что на фронтах существенных изменений не произошло. Но фронт жил напряженной боевой жизнью. Советские воины ежедневно отражали многочисленные атаки немецко-фашистских войск, вели танковые бои. Наша авиация наносила бомбовые удары по скоплениям вражеских войск, зенитчики множили счет сбитых самолетов люфтваффе. Партизанские отряды громили гарнизоны фашистских войск, пускали под откос эшелоны противника. И в это же самое время в Люблине, в мрачном каменном здании на аллее Пилсудского, у командира дивизии группенфюрера СС Герберта Гилле с утра шло обсуждение планов уничтожения партизан, активизировавших действия против гарнизонов оккупационных войск, разрушающих линии связи, совершающих диверсии на железных и шоссейных дорогах.

В тот же день в Бресте у шефа местного управления СД собрались представители тайной полевой полиции, несколько старших офицеров, чины СД и гестапо. К их удивлению, ни виселицы, ни расстрелы, ни пепелища уничтоженных карателями сел и деревень не дали ожидаемых результатов. Репрессии привели к тому, что жители многих населенных пунктов ушли в леса, к партизанам. Не оправдали надежд и другие меры устрашения, использованные карательными отрядами СС, вроде бригады Дирлевангера, специально обученными приемам ведения войны с партизанами.

Как же быть, господа? — требовал шеф СД ответа у подчиненных. С партизанами пора кончать! Это позор перед историей, перед нацией, что мы не можем справиться с партизанским движением.

— Предлагаю немедленно выставить усиленные засады на всех лесных тропах, дорогах, у всех мостов, переправ, на хуторах, всюду, где только возможно появление партизан! — высказался представитель тайной полевой полиции.

— Более энергично, круглосуточно бомбить леса с воздуха, — требовали те, кто боялся ступить ногой в таинственные и грозные леса Белоруссии.

— Срочно вызвать регулярные войска и прочесать все леса! — вставил представитель жандармерии.

Встав с массивного кресла, шеф СД сказал:

— В создавшихся условиях требую от вас самых решительных и активных мер. Не забывайте наших давно оправдавших себя испытанных методов! — Шеф сделал многозначительную паузу, внимательно обвел суровым взглядом собравшихся. — Прежде всего усилить контроль за эфиром! Это очень важно. Пеленгаторы СД и люфтваффе, сеть которых необходимо значительно расширить, обязаны контролировать эфир круглосуточно!

— Да, это верно! Выявив все партизанские радиостанции, мы уничтожим их огневой мощью артиллерии, бомбежками с воздуха.

— Да, но… — шеф СД изобразил на своем продолговатом лице улыбку, — не забывайте, что нам нужно фактическое уничтожение партизан. Ваши сводки, господа… Если им верить, то вы истребили уже все население Белоруссии. Кто же в таком случае взрывает наши поезда, бьет из засад по нашим автоколоннам, громит наши гарнизоны?..

Участники совещания склонили головы.

Шеф СД продолжал:

— Внедряйте активнейшим образом своих агентов к партизанам! — Он сел в кресло, перенес взгляд на портрет фюрера. — Подбирайте надежные кадры из числа пленных, местных жителей и готовьте их для внедрения… Но со всей серьезностью отнеситесь к подбору кандидатов!.. Их следует искать только среди идейно близких нам людей. Находите обиженных Советами. Не забывайте, наконец, уголовных преступников.

— Трудная задача, — пробормотал представитель жандармерии. — Все они тут большевики.

— Да, задача трудная, но ее надо решать! Займитесь всерьез лагерем военнопленных. Направьте туда под видом пленного проверенного агента, дайте ему верных помощников. Организуйте фиктивный побег группы в десять — двадцать человек… Пусть наши агенты возглавят эти группы. В лесу они должны найти партизан и присоединиться к ним. Ну, а затем наш человек должен будет войти в доверие к партизанам и приступить к выполнению заданий…

— Опробованная делом идея! — оживился представитель жандармерии.

— Операция «Троянский конь».

— Вот именно, — сухо проговорил шеф СД. — А сейчас, господа, еще об одной нашей возможности… — Он достал сигарету из золотого портсигара, постучал ею по массивному перстню на левой руке, обвел всех холодным взглядом. — В моем распоряжении есть около тридцати— сорока так называемых бывших русских. Мы их разыскали в Европе. Они окончили разведшколу. Нам необходимо эффективно использовать этот бесценный капитал. Предлагаю из указанных лиц создать несколько групп численностью по десять — пятнадцать человек, одеть их в обмундирование солдат и офицеров Красной Армии, вооружить русскими винтовками, пистолетами, автоматами и направить в выбранные нами районы лесов. Они должны будут в лесу искать контакты с местными партизанскими отрядами, а затем доносить нам о дислокации, численности и вооружении этих отрядов. По нашему приказу они смогут нанести по руководству партизан смертельный удар. Все остальное беру на себя я сам. Понятно ли вам направление работы?

— Да, понятно!

— Имейте в виду, что мы заинтересованы прежде всего в выявлении крупных партизанских отрядов в районе наших основных железнодорожных и шоссейных магистралей. Особое внимание надо обратить на те отряды и разведгруппы Красной Армии, которые имеют радиостанции для связи с Москвой. При разгроме партизан при всех обстоятельствах вы должны брать в плен командиров, комиссаров и радистов. Они нам нужны живыми. Не давайте им возможности уничтожить радиостанции и шифры…

Отдых Астангова, предоставленный ему после выхода из тыла, окончился. Теперь он с утра до поздней ночи занимался подготовкой к выполнению очередного задания. На этот раз его подключили помощником к офицеру штаба фронта подполковнику Николаю Александровичу Леонтьеву. В первой декаде мая им и еще двум разведчикам предстоит десантироваться в оперативный тыл гитлеровской группы армий «Центр» и вести боевую работу в районе Минска и в других районах Белоруссии, расположенных на важном направлении будущего наступления советских войск. Группа Леонтьева, наделенная большими правами, должна тщательно проанализировать обстановку в западной части республики.

Овидию предстояло забыть навсегда, что он был Александром Васильевичем Астанговым, теперь он стал Евгением Александровичем Кульчицким, который в любой момент мог принять снова имя «Спартака» или Войцеха Прокопюка.

В конце апреля Леонтьева срочно вызвал заместитель начальника штаба фронта генерал-майор Чекмазов.

— Товарищ генерал, подполковник Леонтьев по вашему приказанию прибыл! — доложил подтянутый, плотный, невысокого роста офицер с аккуратно зачесанными назад прямыми русыми волосами.

— Николай Александрович, вы знакомы с обстановкой в районе действия партизанской бригады под командованием Каплуна?

— Да, знаком, товарищ генерал.

— Вам известно, что Каплун в течение последних дней ведет тяжелые оборонительные бои с карателями, блокировавшими бригаду в Михеровском лесу?

— Донесения подполковника Каплуна читал… Знаю, что положение бригады тяжелое.

— Каратели зажали Каплуна в небольшом лесу, окруженном болотами, недалеко от местечка Малорита. Маневр затруднен… Вот, взгляните на карту. Бригада Каплуна действует недалеко от Буга, близ государственной границы СССР.

Генерал показал Леонтьеву район дислокации бригады. После небольшой паузы добавил:

— В марте — начале апреля противник усилил свои войска на ковальском направлении десятью дивизиями. Танковая дивизия СС «Викинг» тоже переброшена сюда.

Иными словами, совсем рядом, в десятке километров, а то и того меньше, гитлеровцы держат резервы, которые в любую минуту могут быть использованы против Каплуна.

— Вы имеете в виду и гарнизон в Малорите?

— Да. Но это не все. При необходимости фашисты могут вызвать подкрепление из Бреста. Каких-нибудь сорок — сорок пять километров до него. А там у них многочисленный гарнизон. И Ковель рядом.

— Надо полагать, товарищ генерал, гитлеровцы будут принимать меры для разгрома партизанской бригады. Поэтому мы продумаем мероприятия по оказанию ей необходимой помощи.

Генерал оторвал взгляд от карты и внимательно посмотрел на Леонтьева. По этому прямому и требовательному взгляду, выработанному у генерала многолетней военной службой, подполковник понял, что разговор еще не окончен. Генерал поглощен какими-то серьезными думами.

Заместитель начальника штаба ознакомил Леонтьева с последними донесениями Каплуна об обстановке в районе действия бригады и ориентировал о возможных изменениях ее в ближайшее время.

— Ну, Николай Александрович, теперь вы знаете, в каких условиях находится бригада Каплуна. Обстановка, как видите, чрезвычайно серьезная: непрекращающиеся изнурительные бои…

Генерал протянул руку к «Казбеку», предложил Леонтьеву закурить и взял папиросу сам.

— Нам необходимо срочно направить к Каплуну кого-нибудь из ответственных работников штаба для выполнения одного очень важного поручения командования. Скажу больше. Это — задание Москвы. Кого бы вы порекомендовали?

— Товарищ генерал, прошу доверить мне. Я хорошо знаю подполковника Каплуна по документам, мне будет легко работать с ним.

— Ну что же, я ожидал такой реакции. Хотя мы собирались послать вас на другое большое дело, но это задание у нас сейчас самое важное.

— Когда прикажете лететь?

— Вы еще не знаете задачи, ради которой направляетесь в тыл. — Генерал доброжелательно улыбнулся и, прикурив папиросу, не спеша начал рассказ: — В Варшаве, по инициативе Польской рабочей партии создана Крайова Рада Народова, являющаяся временным органом демократических сил Польши, антифашистского национального фронта страны. На первом же заседании Крайовой Рады Народовой, состоявшемся в ночь с тридцать первого декабря сорок третьего года на первое января сорок четвертого года, был принят временный устав этого органа, декрет о принципах организации Армии Людовой и декларация с призывами к польскому народу вести борьбу в союзе с СССР за изгнание гитлеровских оккупантов, создание демократической Польши. Как стало известно в Москве, этот орган стремится поскорее установить деловую связь с правительством Советского Союза. Для ведения переговоров Крайова Рада Народова назначила специальную делегацию в составе четырех человек, которая с шестнадцатого марта сорок четвертого года пробирается в нашу страну. Делегация уже достигла линии фронта, но никак не может перейти через нее. Поляки преодолели неимоверно трудный путь по территории оккупированной Польши, используя помощь местных патриотов, и последние три недели находятся в партизанской бригаде Каплуна. Восьмого апреля польские товарищи, сопровождаемые специально сформированной Каплуном группой партизан, отправились в дальнейший путь в надежде перейти линию фронта. Две недели они шли по лесам и болотам в прифронтовой полосе, насыщенной гитлеровскими войсками, но вырваться из немецкого тыла так и не смогли. Делегаты вернулись в бригаду Каплуна как раз в разгар карательных операций фашистов, нахлынувших из Малориты. Их нужно срочно и любыми средствами выхватить из-под носа у немцев и переправить на советскую территорию. Выполнение этой важной и, не скрою, сложной операции поручается разведчикам. Лучшим из них.

Генерал сообщил Леонтьеву, что 24 апреля штаб фронта информировал Каплуна о решении Центра вывезти членов польской делегации из тыла самолетами. Каплуну даны указания срочно готовить посадочную площадку для двух самолетов У-2.

— Ваша задача состоит в том, чтобы в кратчайшие сроки обеспечить перелет самолетов за линию фронта, установить связь с Каплуном лично и на этих же двух самолетах отправить польскую делегацию на Большую землю. Это — главное. А потом вы останетесь в тылу в качестве командира самостоятельной группы. Будете заниматься сбором информации.

— Ясно, товарищ генерал. Я готов приступить к выполнению задания.

— Подберите себе энергичного, опытного помощника и двух хороших радистов, которые должны обеспечить постоянную радиосвязь с нами. Мы должны знать каждый шаг ваш в ходе проведения операции.

Разрешите в качестве помощника взять Горчакова.

— Не возражаю.

Старшим радистом прошу назначить лейтенанта Киселева. Думаю, что очень полезной для нас была бы и радистка Потупова. Разрешите ее включить в состав группы.

— Разрешаю. Оформляйте документы и немедленно вылетайте на аэродром «подскока» под Ковель. Там вас уже ждет специально прибывший из Москвы представитель, который будет непосредственно руководить переправкой делегации в Москву.

Когда Овидия вызвали в штаб фронта, он удивился: «Странно. Зачем? Я же готовлюсь к заданию».

Ясность внес подполковник Леонтьев, который заехал за ним в Тарасовку на штабном «виллисе».

— Намечавшаяся поездка отменяется. Сдайте полученные для подготовки материалы.

— Как? — не сдержался Овидий. — Столько сил потрачено на подготовку, и вдруг…

— Планы изменились. Вы включаетесь в состав группы, которой предстоит срочно вылететь в тыл противника.

И подполковник рассказал ему о новом задании.

Выслушав Леонтьева, «Спартак» понял, что задание у них очень ответственное. И риск, разумеется, большой. Но он уже привык к риску. Такова служба разведчика. Чем больше он думал о предстоящем задании, тем отчетливее представлялась ему огромная ответственность, которую возлагает командование на группу Леонтьева.

— Главное сейчас в быстроте наших действий. Надо скорее лететь…

Полевая посадочная площадка, именуемая в документах штаба фронта аэродромом «подскока», находилась рядом с деревней Велица, расположенной чуть подальше на запад от поселка Камень-Каширский. В сорока километрах на юго-запад, за линией фронта — сильно укрепленный гитлеровцами город и железнодорожный узел Ковель.

Глухой ночью на аэродром «подскока» сели два самолета У-2. Они доставили к фронту группу разведчиков, возглавляемую подполковником Орловым. Никто, кроме членов этой группы, не знал, что настоящая фамилия подполковника — Леонтьев. Леонтьев Николай Александрович получил паспорт Орлова перед самым вылетом. Члены группы были людьми совершенно разными по возрасту и характеру, но теперь они спаяны одним заданием, и все было подчинено выполнению задания. Командовал группой Орлов. Он родился в городе Соликамске за восемь лет до Октябрьской революции. Кадровый командир Красной Армии. Теперь он и сам должен был забыть свою настоящую фамилию.

Самым молодым в группе был Горчаков, он же Кульчицкий Евгений Александрович, он же «Спартак». Когда будущего «Спартака» мама еще водила за руку в первый класс школы, Леонтьев уже служил в Красной Армии.

На четыре года старше «Спартака» была радистка группы Валентина Потупова. Эту темноволосую, добродушную, с большими серыми глазами девушку радисты штаба фронта знали под псевдонимом «Лена». Она пришла в Красную Армию в первый год войны. И уже в том же году из тыла противника на Большую землю летели ее радиограммы со сведениями о вражеских войсках. В 1942 году командование наградило Потупову орденом Красной Звезды.

Старший радист лейтенант Киселев, он же «Вова», маг и чародей эфира, гроссмейстер телеграфного ключа, военную службу начал за три года до войны.

У командира группы и старшего радиста партизанские тропы проходили через Брянские леса. «Спартак» действовал в соседнем Клетнянском лесу. «Лена» находилась почти рядом — в районе Почепа. В ноябре 1943 года группу, в составе которой была «Лена», блокировали эсэсовцы. Вражеское кольцо неумолимо сжималось. Во время боя «Лена» оказалась отрезанной от своих товарищей. Губительный огонь противника нарастал. Взрывы артиллерийских снарядов и мин, казалось, заполнили весь лес. В эти опасные минуты она по профессиональной привычке думала не о своей жизни, а о рации. И ей удалось сохранить ее в целости и исправности. Вскоре она сумела соединиться со своей группой…

Такова в кратком «писании» была группа Орлова.

На аэродроме «подскока» разведчиков встретил представитель Центра майор Савельев.

В сорока пяти километрах юго-восточнее Бреста, в небольшом Михеровском лесу партизаны бригады подполковника Каплуна нашли окруженную болотами поляну с твердым грунтом. Под самым носом у гитлеровцев они тайно, по ночам, выравнивали поляну и удлиняли ее. Для этого им пришлось выкорчевать немало пней, спилить несколько деревьев, вырубить кустарник, снести большие кочки… Через несколько дней ничем не приметная поляна стала превращаться в «стол», на который по замыслу партизан можно будет принять легкие самолеты, посланные Большой землей. А всего в двух километрах от партизанского аэродрома, в деревне Ляховцы, располагались каратели. Над Михеровским лесом то и дело кружили вражеские самолеты-разведчики, выискивавшие районы базирования партизан. Но народные мстители давно привыкли к самолетам с черными крестами на крыльях и научились маскироваться от них.

Каплуновцы подготовили в укромных местах по краям расчищенной поляны сухой смолистый хворост для четырех сигнальных костров, выбрали точки для пулеметных гнезд, продумали план обороны посадочной площадки на случай нападения противника.

Когда ночная тьма окутала партизанскую базу в лесу, подполковник Каплун вызвал к себе поляка Николая Козубовского, командира одного из пяти отрядов бригады.

— Не исключено, — сказал он, — что сегодня ночью прилетят самолеты с Большой земли за твоими соотечественниками. Следовательно, тебе надо срочно сформировать дежурную группу и отправиться с ней к «столу». — Каплун подумал и добавил: — Знаю, заслуживаете отдыха после боев с карателями и тяжелых переходов, но вынужден просить тебя, Николай, найти силы для выполнения задания. Другого выхода нет.

— Товарищ комбриг, я готов.

— А бойцы?

— И бойцы тоже выполнят задание.

— В таком случае подбери ребят покрепче и через часок отправляйся. Поближе к полуночи подойду и я.

— Ясно. Но погода-то не очень хорошая. Смотрите, как небо затягивает.

— К сожалению… Но майская погода переменчива.

— Будем надеяться.

В установленное время дежурная группа была на партизанском аэродроме. Козубовский приказал бойцам занять места у сигнальных костров, еще раз предупредил всех о том, чтобы огонь не разжигали без его команды, и ушел на свой наблюдательный пункт.

В ночном небе из-за леса выплыла большая черная грозовая туча. Вдали, на восточном горизонте, то и дело вспыхивали синие всполохи молний. Со стороны линии фронта донеслись глухие раскатистые звуки грома. Но через час усилившийся было сырой ветер стал стихать, а туча, не разлив накопившуюся в ней влагу, проплыла над «столом» и исчезла, открыв звездное небо. Настроение партизан поднялось: самолеты могут прилететь.

После полуночи партизаны услышали в воздухе мерный стрекот, а вскоре увидели медленно и низко летевший самолет У-2. Николай Козубовский приказал тут же зажечь сигнальные партизанские костры.

Но самолет сделал круг над поляной и улетел. Потом он вновь появился в небе, сделал второй круг, третий…

— Почему не садится? — спрашивали друг друга ничего не понимавшие партизаны.

— А может быть, это не наш?

— Вот черт! — раздосадовано произнес кто-то. — Выходит, поторопились с кострами. Только выдали себя. Теперь придется искать другую поляну.

— Замолчите! Тихо! Не горячитесь, товарищи. Не зря же он тут крутится.

— Нас изучает. Чего еще? Партизан высматривает, гад.

— Чего он, действительно, вертится, скорее садиться надо! — вырвалось у Козубовского, упорно верившего в то, что самолет послан Большой землей за польской делегацией. — Давай снижайся! — шептал он, словно летчик мог его услышать. — Ну что ты медлишь? Фашисты же рядом… — Но самолет, сделав еще один круг над поляной, снова улетел.

Однако через несколько минут У-2 появился опять. На этот раз неожиданно пошел на снижение и пронесся над кострами, над самыми головами партизан. И ушел на восток. Больше в ту ночь он не появился.

Расстроенные неудачей партизаны потушили костры. А эсэсовцы в Ляховцах, встревоженные появлением советского самолета над Михеровским лесом, до самого рассвета освещали небо ракетами…

К утру дежурная группа партизан во главе с Козубовским возвратилась на свою временную базу.

Большая земля в ночь на 5 мая направила к партизанам не один, а два самолета.

Но летчик У-2, на котором летел радист «Вова», не смог найти «стол». А возвращаясь назад, он сбился с курса и сделал вынужденную посадку где-то в районе деревни Крушино, западнее Мозыря, к счастью, на нашей стороне фронта. По этому поводу «Вова» сообщил в Центр:

«Сигнальных костров у цели не обнаружил. Место нахождения Леонтьева не известно. Наш самолет произвел вынужденную посадку в 38 км западнее Мозыря. Прошу прислать нам горючее и пропеллер. Ваш самолет можем принять на поляне в 2 км западнее Крушино. Взлет будет возможен с грунтовой дороги. 6.5.44. „Вова“».

А Леонтьев в тот же день доложил:

«5.5.44 в 24.00 был над точкой посадки. Поляна выбрана удачно. „Вова“ на „подскок“ не вернулся. 6.5.44 повторим вылет…»

Изменчивая майская погода спутала планы разведчиков. Лазурное небо затянулось черными тучами, и на несколько дней обрушился проливной дождь. Леонтьеву со своей группой, а вместе с ними и представителю Москвы майору Савельеву ничего не оставалось делать, как коротать время в сарае близ аэродрома «подскока», на дверях которого кто-то из летчиков-остряков мелом написал: «Отель „Веселая жизнь“».

Представитель Центра и Леонтьев доложили:

«На точку летели два самолета У-2. Задание осталось невыполненным. Для партизан сбросили вымпел о необходимости подрубить лес. Один самолет на аэродром „подскока“ не вернулся. Ввиду плохой погоды 6 мая не летали. Просим организовать дежурство партизан в точке посадки каждую ночь…»

В последующие дни в штабе фронта читали радиограммы Савельева и Леонтьева.

«7.5.44 вылет не состоялся в связи с плохой погодой…»

«8 мая была нелетная погода. Прошу указаний Каплуну подрубить деревья, мешающие посадке самолетов».

«С 9 по 12 мая не летали ввиду плохих метеоусловий».

«Дайте указание Каплуну свалить лес в северном направлении на 100 м. Ширина вырубки — 50 м».

«Самолет с Вовой вернулся на аэродром „подскока“… Погода улучшается. Планирую предпринять попытку вылета в точку. На первом самолете полетят Спартак и Лена. На втором пойду я с Вовой. 13.5.44. Леонтьев».

К вечеру 13 мая подполковник Леонтьев заболел. Утром 14 мая он почувствовал себя совсем плохо. Штаб фронта не разрешил ему лететь за линию фронта, но и вылет срывать нельзя. Выход видели в одном: командиром группы назначить «Спартака». С ним в тыл направить и радистку «Лену». Надо лететь незамедлительно. Днем Николай Александрович доложил командованию:

«13.5.44 не летали. При хорошей погоде 14 мая к Каплуну полетят Спартак и Лена. Командиром группы назначается Спартак. Он сориентирован после отправки на Большую землю четырех польских представителей остаться в тылу противника и вести работу самостоятельно. В соответствии с вашими требованиями Спартак мною проинструктирован. Он заверяет командование, что поставленные группе задачи будут выполнены…»

В тот же день Леонтьев и «Вова» уехали в штаб фронта. Так ответственность за обеспечение вывоза самолетами польской делегации из-за линии фронта легла на плечи девятнадцатилетнего московского комсомольца «Спартака» и его помощницы радистки «Лены».

Не легкое это дело в разгар операции заменить неожиданно выбывшего из строя командира. У «Спартака» появились обостренные чувства долга и ответственности. Когда он в первый раз добровольно изъявил готовность лететь в тыл немецко-фашистских войск, он, безусловно, имел еще довольно туманное представление о фронте и вражеском тыле. Теперь же, после нескольких заданий, после двух ранений и тяжелого обморожения, После бессчетных встреч с карателями в бою он каждый свой шаг делал продуманно, осмотрительно, хладнокровно. Да, «Спартак» возмужал, окреп, накопил опыт. Ему оказано большое доверие как разведчику, положительно зарекомендовавшему себя при выполнении заданий.

Кто бы мог подумать, что юноша, который два года назад кропал романтические стишки, сломя голову вечерами бегал в литературную студию при Центральном Доме пионеров в Москве, станет разведчиком и совершит свой первый в жизни прыжок с парашютом в тыл противника! Эх, жаль, что не знают друзья в Москве, как изменился он! Не узнали бы его ни школьные учителя, ни безгранично уважаемые Константин Паустовский и Лев Кассиль, у которых Овидий занимался в литстудии. А ведь в том, что «Спартак» становится настоящим бойцом, есть, наверное, заслуга и их, добрых и терпеливых воспитателей.

Уходили еще одни тревожные сутки мая. Весенний норовистый ветер расчищал над Волынью хмурое ночное небо. Кое-где замигали звезды. «Спартак» одиноко бродил по раскисшему от дождей аэродрому, по мокрой рощице, укрывшей самолеты. Потревоженные ветром белоствольные березы шептали ему о родных краях, напоминая о прошлом, о доме, о друзьях, о Москве… Как-то совершенно неожиданно пришли ему на память слова одного командира. Он говорил, что на фронте, перед ответственным боем, настоящий солдат всегда вспоминает родных и друзей, у него как-то невероятно остро проявляется в это время любовь к дому, к семье, к друзьям, к Родине. И в этой любви не найти рубежа, где кончается любовь к родным и где начинается любовь к Родине. Чувства эти сливаются воедино. Их разделить невозможно.

«Спартак» закурил, прикрыв огонь ладонями, — на аэродроме соблюдалась строгая светомаскировка — и медленно зашагал в «Отель».

— Женя! Же-ень! Где ты? — дошло до сознания поглощенного воспоминаниями «Спартака».

— Здесь я. Что случилось? — отозвался Овидий.

— Иди скорей сюда!

Когда Овидий подбежал к девушке, то заметил, что она, обычно невозмутимая и спокойная, сейчас была взволнована.

— Вылетаем! Бежим!

«Спартака» и «Лену» встретил Савельев. Проинструктировав, он сказал:

— Командование надеется на вас, хоть вы и молоды. Первая часть задания — поляки. Посланцев народной Польши заждались в Москве. Если обстановка позволит, отправьте делегацию незамедлительно. До рассвета. Если это не удастся сделать сегодня, вы должны будете с помощью Каплуна обеспечить ее отправку при первой же возможности.

— Летчики об этом предупреждены? — спросил Овидий.

— И летчики и Каплун соответствующие указания получили. На базе Каплуна организуйте надежную охрану самолетов. В руки врага они не должны попасть. Уничтожайте их только в случае чрезвычайных обстоятельств. Иначе вам все придется начинать сначала. Главное — безопасность наших польских друзей. Все ясно?

— Ясно, — в один голос ответили разведчики.

— Вот и прекрасно. Отправите поляков, приступайте к выполнению второй части задания — к разведке. Это так же важно…

Ночную тишину разбудил гул двух взлетевших самолетов У-2. В первом находилась «Лена». Во втором «Спартак». Набрав высоту, самолеты легли на заданный курс, к Михеровскому лесу.

Овидий напряженно всматривался в окружившую его тревожную темноту. Внизу медленно, — ох, как медленно! — проплывали немногочисленные извилистые ниточки рек и струны дорог. Но вскоре исчезли и они — самолет нырнул в облака. Через некоторое время внизу засверкали багровые вспышки, вокруг У-2 стали рваться зенитные снаряды — это давала о себе знать линия фронта. К счастью, ни один из снарядов не причинил самолетам вреда. Прошло еще несколько минут, и У-2 начали снижаться. Вскоре Овидий неожиданно для себя увидел внизу четыре светящиеся точки. По расположению они соответствовали сигналу, который должен быть выложен партизанами бригады Каплуна.

Да, это вспыхнули сигнальные костры каплуновцев, терпеливо ждавших две недели самолетов с Большой земли.

У-2 спустились еще ниже. Разведчик теперь отчетливо разглядел очертания поляны, куда должны были садиться самолеты. Совсем рядом пролегала железная дорога, по которой медленно тянулся к Ковелю из Бреста вражеский эшелон. Около деревни Ляховцы взвились ракеты…

Летчики не сразу решились садиться на крошечный пятачок. Несколько минут они летали по кругу над Михеровским лесом, приглядывались к месту посадки.

Наконец У-2, на борту которого находился «Спартак», пошел на посадку. Вскоре машина сделала несколько прыжков на ухабах и замерла, едва не уткнувшись носом в лес.

— Ну, вот и порядок, — с радостью произнес Овидий.

— Костры горят, а где же партизаны? — полушепотом проговорил насторожившийся летчик.

«Спартак» быстро отцепил привязные ремни и с автоматом в руках выскочил из самолета. Он отбежал немного в сторону и укрылся за стволом дерева. Сразу же приготовил оружие к бою. Но вокруг стояла необычная тишина. Слышался только стрекот второго самолета, кружившего над лесом, да потрескивание костров на поляне.

Около костров пробежало несколько вооруженных мужчин. Они бросились к самолету. Тотчас же вблизи «Спартака» неожиданно мелькнула чья-то тень.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул в темноту Овидий. — Пароль!

— Свои, свои! — веселым голосом ответил приближавшийся партизан. Это был Николай Козубовский. Последовали обмен паролем и отзывом, затем крепкие рукопожатия.

— Каплун здесь? — спросил «Спартак». — Помогите немедленно связаться с ним.

— Все в свое время, — предупредил Козубовский. Он строго выполнял инструкции командира бригады.

«Спартак» видел, как подбежавшие к самолету партизаны откатили машину на подготовленную стоянку.

Второй самолет, сделав еще один круг, тоже пошел на посадку. Опытный пилот искусно посадил У-2 на бугристую поляну и, подрулив к первому самолету, выключил двигатель.

Тотчас же потухли костры, а вдали послышались выстрелы.

— Что это? — спросил Овидий.

— В двух километрах отсюда — гитлеровцы. Видимо, заметили самолеты. Вот и палят наугад по лесу, — ответил Козубовский.

Стрельба со стороны Ляховцев усилилась. «Спартак» крепче сжал в руках автомат. Бойцы подразделения, обеспечивающего посадку самолетов, заняли оборону вокруг «стола».

— Кто здесь Кульчицкий? — спросил твердым голосом коренастый мужчина среднего роста в форме советского офицера с полевыми погонами на плечах. Он появился у самолетов как-то неожиданно и тихо.

— Это наш комбриг, — пояснил Козубовский прибывшим с Большой земли лицам.

— Я — Кульчицкий! — ответил Овидий, вглядываясь в лицо партизанского комбрига.

— Здравствуйте! — Я — Каплун.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — ответил Овидий, энергично пожимая руку таинственного Эспека — так звали партизаны Степана Павловича Каплуна.

— Давно мы вас ждем! Как долетели?

— Нормально. А где гости?

— Скоро будут здесь. — И, обращаясь к летчикам, комбриг спросил:

— Как, самолеты в исправности? Бензин есть?

— Все в порядке. Лететь можем, — ответил пилот. — Но аэродромчик маловат для взлета. Придется спилить несколько деревьев и выкорчевать парочку пней.

— Козубовский! Срочно мобилизуйте бойцов на работу, — распорядился Каплун. И пилотам: — Товарищи, командуйте! Козубовский со своими хлопцами в вашем распоряжении.

Через некоторое время взлетная полоса была удлинена, а самолеты доставлены на стартовую позицию.

— Товарищ подполковник, — обратился к Каплуну летчик. — Крайне желательно улететь до рассвета: утром через линию фронта не перескочить.

— Понимаю, понимаю. Улететь надо во что бы то ни стало сейчас. Ждать следующей ночи — рискованное дело. Эсэсовцы наверняка начнут с рассветом очередное наступление.

— Где же пассажиры? — спросил Овидий.

— Скоро будут здесь.

Комбриг познакомил подошедших членов делегации народной Польши с разведчиками и летчиками и распорядился начинать посадку. Вскоре польские товарищи заняли места в самолетах.

«До свидания!», «Счастливого пути!» — послышалось в ночном лесу.

— Ну, кажется, первая часть задания выполнена, — сказал «Спартак» «Лене», облегченно вздыхая, когда самолеты исчезли в ночной мгле.

— Будет выполнена, когда узнаем, что они благополучно добрались до Москвы, — заметил Каплун, стоящий рядом с ними.

— Это верно. Но то от нас не зависит. Жаль, не знаю фамилий летчиков. Обязательно разыскать их надо после войны. Геройские ребята.

Каплун после некоторого раздумья спросил Овидия:

— Что думаете делать дальше, товарищ Кульчицкий?

— Мне с радисткой приказано вести разведку…

— С обстановкой знакомы? Знаете, что гитлеровцы постоянно прочесывают Михеровский лес?

— Знаю.

— В таком случае, — посоветовал Каплун, — лучше всего вам, Кульчицкий, держаться ближе к начальнику разведки бригады Ободовскому. Человек он знающий, поможет.

— Большое спасибо, товарищ подполковник.

— Имейте в виду: обстановка здесь сложная. Постоянно поддерживайте с нами связь.

К рассвету прибывшие с Большой земли разведчики были на лесной базе партизанской бригады Каплуна.

Лес, в дебрях которого расположился лагерь, был наполнен русской, украинской, белорусской, польской речью. Кое-где слышалась негромкая песня. У разведчиков сразу же появились новые друзья.

Позже Овидий и «Лена» узнают, что тридцатидевятилетний комбриг родился в бедной крестьянской семье в селе Понинки Каменец-Подольской области. Его отец погиб в первую мировую войну. С 1927 года Каплун в Красной Армии. Стал кадровым военным. Начал службу с красноармейца. Воюет с первого дня Великой Отечественной войны. Пережил горечь отступления и окружения. В лесах Белоруссии встретился с партизанским отрядом и вступил в него. Тяжело заболел. Но выжил. В 1942 году создал небольшую партизанскую группу, стал ее командиром. Позднее каплуновцы встретились с действовавшим во вражеском тылу партизанским отрядом, возглавляемым Антоном Бринским, одним из помощников «Бати» (Линькова), и влились в этот отряд. Степан Павлович стал заместителем командира отряда. В начале 1943 года Каплуна назначили командиром бригады. Совершая рейд по тылам противника, бригада Каплуна вышла в район Малориты и расположилась в урочище Михерово… Только после войны Горчаков узнает, что Степан Павлович за выполнение заданий командования во вражеском тылу награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, орденом Красной Звезды и медалями. Польское правительство наградило его высшим военным орденом — крестом «Виртути милитари».

Вернувшиеся в лагерь партизаны, изучавшие обстановку в районе базы, рассказали, что в окрестных деревнях продолжают свирепствовать фашисты. Они забирают лошадей, коров, свиней. Непрерывно устраивают облавы. Всех пойманных расстреливают без суда. А партизан карателям приказано казнить через повешение.

Во второй половине дня нежданно-негаданно небо прояснилось, ярко засветило солнце. Свободные от боевых дел партизаны вылезли из палаток, развесили на кустах одежду на просушку. Кое-кто совсем по-дачному растянулся на солнцепеке, подставив спину ласковым, щедрым лучам, словно рядом, в нескольких километрах от базы, не было карателей.

«Спартак» и «Лена» знакомились с партизанским лагерем. Мимо них проскакали всадники на конях. Около штабной землянки стояла группа молодых партизан. У них на груди — ППШ или немецкие автоматы. На шапках и фуражках алели ленты.

Прошла группа подрывников с тяжелыми мешками за спинами. Чей-то требовательный голос напомнил о смене караула…

В Михеровском лесу стояла партизанская гвардия — народные мстители начали борьбу с врагом с первых дней войны. Ядро партизанских отрядов составляли коммунисты.

С незапамятных времен стоит Михеровский лес, но никогда не видал он таких боев, какие развернулись в нем в ходе борьбы с гитлеровцами.

Смуглолицый, бритоголовый комбриг в первые же дни пребывания разведчиков у партизан произвел впечатление человека неиссякаемой энергии. Они видели его всегда в действии. Каплун, казалось им, работал круглые сутки. Днем, когда чаще всего партизаны отдыхают, он сидел над картой, беседовал с командирами подразделений. Ночью инструктировал и провожал группы бойцов на боевые задания. Голубые глаза комбрига глубоко запали от недосыпания, но горели ярко. В их упорном взгляде чувствовалась мудрость, отвага, решимость. Под стать ему были и командиры отрядов. «Спартаку» особенно понравились молодые ребята из подразделения разведки.

Необычной показалась «Спартаку» жизнь в бригаде. Он привык действовать в составе небольших групп, где все знают друг друга, каждому бойцу известно все, а здесь — сотни незнакомых лиц. В большом коллективе у «Спартака» постепенно возникало совершенно новое чувство: приятно было обосноваться в партизанской группе, способной выполнить крупную боевую операцию. Впервые в жизни у «Спартака» появилось такое множество друзей: украинцев, белорусов, поляков, грузин, армян, узбеков, туркменов.

Многонациональная бригада Каплуна стала для «Спартака» символом интернациональной дружбы братских народов. Весь уклад жизни бригады помогал укреплять силы, преодолевать трудности боевой жизни в непосредственной близости от карателей.

Для «Спартака» и «Лены» жизнь в бригаде Каплуна стала новой большой, незаменимой школой. Как и на предыдущих заданиях во вражеском тылу, здесь у них появились друзья и товарищи, служившие примером, у которых можно было многому научиться. Люди, пережившие плен, фашистские застенки, попав к партизанам, спешили раскрыть свои души, излить чувства. «Спартак» и «Лена» были всегда в гуще этих людей.

Несмотря на большую занятость, уделял им внимание и комбриг. Он при необходимости выделял им в помощь партизан, знакомил с обстановкой в районе действия бригады.

Вечером, когда в лесу уже веяло прохладой, Каплун и Кульчицкий отправились по лесной тропе в сторону Малориты. В километре от базы они встретили Козубовского.

— Давайте присядем, — предложил, оглядываясь по сторонам, Каплун.

— Прошу, товарищ комбриг, разрешить мне идти на базу. Через тридцать минут должен буду инструктировать своих разведчиков перед выходом на «железку», — сказал Козубовский.

— В таком случае поторапливайтесь. До свидания.

Когда Козубовский ушел, комбриг и Кульчицкий уселись на ствол давно упавшей высохшей сосны.

Каплун рассказал, как местные патриоты под руководством партийных органов ведут борьбу с оккупантами.

Степан Павлович рассказал Овидию, что в борьбе с партизанами фашисты устраивали «прочесы» лесов, засады, облавы в лесных деревнях и на хуторах. Несмотря на карательные операции гитлеровцев, партизаны все активнее развертывали борьбу. Гремели взрывы на железных и шоссейных дорогах, взлетали мосты, обрывались линии связи, горели полицейские участки, штабы, казармы с гитлеровцами…

— Большую работу по организации партизанского движения выполнил наш «Батя» — Линьков Григорий Матвеевич, — говорил Каплун. — Коммунист с первых лет Советской власти. Участник гражданской войны, еще в те годы партизанил. Так что имеет большой опыт ведения партизанской войны в тылу врага. Это человек железного характера и большой личной смелости, с блестящими организаторскими способностями. В Белоруссии он возглавлял специальный отряд. К весне сорок второго, когда широко разлилось по белорусской земле партизанское половодье, он создал несколько боевых отрядов. Во главе их «Батя» поставил стойких бойцов, отличившихся в нелегкой борьбе в тылу противника.

Каплун подумал о чем-то и продолжил:

— В начале сорок третьего Григорий Матвеевич был вызван на Большую землю. А вскоре вновь направлен в тыл противника. Он действует сейчас по соседству с нами, под Брестом, под именем полковника Льдова.

Высыпали звезды. Ярко мерцали они за черными кронами неподвижных сосен. Где-то вдалеке протарахтела пулеметная очередь.

— По соседству с вашей бригадой, надо полагать, есть какие-нибудь партизанские формирования? — поинтересовался «Спартак».

— Как же. Есть, конечно. Совсем недалеко от нас активную работу ведут партизаны под командованием польского офицера Юзефа Собесяка, известного под псевдонимом «Макс». В его отряде кроме поляков есть русские, украинцы, белорусы…

За боевыми делами разведчики не замечали времени. Кульчицкий в лагере почти не находился: он выполнял поставленные ему задачи. Нередко, укрывшись вблизи дороги, вел наблюдение за перебросками вражеских войск. А вечером по предложению комбрига Кульчицкий принимал участие в операции другого характера. Группе партизан, в которую включили и его, предстояло ночью отправиться к дороге на Брест и устроить засаду.

Пятнадцать теней осторожно скользят по лесным тропам, оставляя позади километр за километром. Пятнадцать бойцов группы цепочкой выходят к дороге и ложатся вдоль нее совсем недалеко от окраинных строений деревушки. Им известно, что в этой деревне расквартирован небольшой немецко-фашистский гарнизон. Там же разместился и штаб полевой жандармерии, контролировавшей движение по дороге.

Справа от засады смутно белеет восстановленный гитлеровцами мост, взорванный партизанами несколько дней назад. У моста, как и раньше, маячат часовые.

Сквозь лесную испарину над деревьями пробивались первые солнечные лучи. Чем теплее становилось, чем резче вырисовывались тени деревьев, тем властнее одолевала дремота.

Неожиданно послышался быстро приближающийся гул автомобильного двигателя. Из-за поворота со стороны деревни вылетают на большой скорости два грузовика с солдатами. И сразу же в звонкой утренней тишине раздается лязг затворов. Дула автоматов, пулеметов нацелены на шоссейное полотно. Последние долгие секунды ожидания встречи с противником… И вот почти одновременно все пятнадцать человек нажимают на спусковые крючки. За грохотом стрельбы слышится звон стекла, его осколки разлетаются сверкающими брызгами. Шипят пробитые шины. Пули прошивают кузова.

— Эх, пушку бы! — произнес молодой партизан, оказавшийся рядом со «Спартаком».

Овидий, метнув гранату, улыбнулся:

— А пикирующий бомбардировщик не хочешь?

Уже к концу мая на карте Кульчицкого стали появляться нанесенные синим карандашом условные значки, указывавшие дислокацию частей танковой дивизии СС «Викинг», пехотных дивизий, обнаруженных в треугольнике Брест — Ковель — Влодава…

Хорошим товарищем «Спартака» по работе стал в это время Николай Ободовский, начальник разведки бригады Каплуна, бывший школьный учитель математики из местечка Столина.

Среднего роста, со светло-русыми волосами, Ободовский сразу понравился «Спартаку», хотя ничего внешне особенно привлекательного у него и не было. Видимо, опыт жизни Ободовского и был основной притягивающей к себе силой. «Спартаку» нравилось и то, что у его старшего товарища было чутье и способность быстро анализировать сведения о вражеских войсках. Сложные задачи партизанской борьбы он решал уверенно, как алгебраические уравнения.

С большим уважением «Спартак» относился к начальнику разведки бригады. Он часто советовался с ним, обменивался информацией о противнике.

Однажды Ободовский и Овидий, возвращаясь из штаба бригады, встретили группу партизанских разведчиков. Среди них бойко шагал подросток с автоматом в руках и над чем-то задорно смеялся. Шустрый малый.

— А этот курносый юнец чего тут вертится? Да еще и с оружием, — спросил Овидий начальника разведки.

— Наш юный разведчик Иосиф Дежурко, — пояснил Ободовский. — Ему бы за партой сидеть, а он вот уже около года воюет.

— С родителями в бригаду пришел?

— Отца у него давно нет. Мать гестаповцы схватили за связь с партизанами. Погибла. Фашисты казнили всех родственников. Только он один чудом остался в живых. Пришел к нам. Зачислили в разведгруппу.

— Совсем ведь пацан еще…

— Четырнадцать с небольшим. Но в его биографии главное не возраст. Такие, как он, у нас уже научились прожитое время измерять совершенными делами.

«С ним надо в таком случае познакомиться, — подумал „Спартак“».

— Смелый мальчишка. В разведку ходит с семечками в карманах. Для дела носит. Предположим, наблюдает он за шоссейной дорогой, по которой проходят войска.

Как запомнить, сколько насчитал вражеских танков, грузовых автомашин, орудий? Он это делает очень просто: сколько танков прошло в восточном направлении, столько тыквенных семечек положит в правый карман брюк. На запад идут танки — тыквенные семечки откладывает в левый карман. Счет автомашинам ведет семечками подсолнуха. Орудиям — шелухой…

— Молодец.

— Партизан из него получится неплохой. Принимал участие в разрушении линий телефонной связи, разборке железнодорожного полотна. Обстрелян в боях на Бухлических хуторах, в схватках с карателями, блокировавшими Михеровские леса. Думаю представить к медали «За отвагу».

Начальник разведки внимательно посмотрел на Овидия, улыбнулся. Понравился ему Кульчицкий. Видел он в нем хоть и молодого, но уже вполне сложившегося разведчика.

К «Спартаку» подошли двое партизан из новеньких. По возрасту они были чуть моложе его.

— Браток, — попросил один из них. — Ты, видать, с комбригом на «ты», попроси, чтобы разрешил пойти на серьезное дело. А то нас на «железку» не берут, в бой не пускают. Сидим на базе, хлеб едим да листовки пишем. Разве это дело?

— Эх, хлопцы! Не горюйте — и на вашу долю фашистов хватит.

Каплуновцы помогали «Спартаку» держать под контролем перевозки гитлеровцев по железной и шоссейной дорогам на Варшаву, некоторые вражеские гарнизоны. Добытые сведения «Лена» незамедлительно передавала в штаб фронта.

Обстановка в районе действий разведчиков с каждым днем осложнялась, но «Спартак», используя любую передышку в боях с карателями, шел в район расположения немецко-фашистских войск и уточнял состав и дислокацию их частей. Пропуском ему служило удостоверение, в котором указывалось, что Войцех Прокопяк является «форствартерем» — лесным охранником лесничества Медна генерального комиссариата Волыни и Подолии.

Над Полесьем пламенело лето 1944 года. Каплуновцы вели активную борьбу с оккупантами. Они группами уходили с базы и громили оккупантов вдали от Михеровского урочища. На партизанских минах подрывались железнодорожные эшелоны и автоколонны противника, партизаны взрывали мосты, выводили из строя линии связи. Разведчики добывали необходимые для штаба фронта сведения о вражеских гарнизонах, оборонительных сооружениях на Буге, в Бресте и Ковеле.

Но вскоре бригада Каплуна, отбив несколько вражеских атак, была вынуждена уйти из урочища.

Каплуновцы колоннами ушли на запад. Но где-то недалеко за их спиной войска 1-го Белорусского фронта непрерывно преследуют противника. Позади остались бои за освобождение от оккупантов Могилева, Витебска, Бобруйска, столицы Советской Белоруссии — Минска. 6 июля освобожден Ковель. Ликовала вся Волынь, торжествовали победу каплуновцы.

В начале июля «Спартак» и «Лена», сопровождаемые группой партизан из пятнадцати молодых бойцов, выделенных Каплуном, направились на разведку к Бугу.

Ночь. По небу бегут темные облака. В их просветах время от времени показывается луна. Она бросает отсвет на леса и поля, на тихие деревни, из которых сейчас, возможно, скрытно выступают карательные отряды. Луна сейчас совсем не нужна партизанам. Они остановились на короткий отдых. На привале в перелеске слышится сдержанный говор.

— Эй, Степан! Отставить храп!

— А что, я тебе мешаю? — заплетающимся спросонья языком спрашивает партизан.

— Кончай, кончай храпеть, а то фашисты в соседних селах, чего доброго, еще подумают, что сюда танковая дивизия прорвалась…

«Спартака» беспокоит, как бы гитлеровцы не обнаружили их. Задерживаться не следует. Он командует подъем.

Группа поднимается, осторожно выходит из кустарника. На луну снова наползла огромная туча, сразу стало темно.

— Быстрей, товарищи!

К «Спартаку» подбежал партизан. Он сообщил, что обнаружил коровью тропу.

— Ребята! — сказал негромко «Спартак», — мы проходим вблизи населенного пункта. Быть начеку, прекратить всякие разговоры!

Его приказ передан по цепочке. По едва слышным знакомым звукам «Спартак» догадался, что бойцы снимают с плеч автоматы, винтовки.

Уже перевалило далеко за полночь, а никакой деревни партизаны не встретили, по-видимому, она осталась в стороне.

Через несколько минут группа вышла к шоссейной дороге.

И вдруг — выстрел! В трехстах метрах взмывает ракета. Недалеко слева, за дорогой «Спартак» увидел освещенный ракетой хутор. Ракета погасла. Все сразу потонуло во мраке. Новая ракета снова выхватила из Темноты хутор.

— Ложись! — скомандовал «Спартак».

Переход группы через шоссейную дорогу занял несколько секунд. Охрана не обнаружила партизан.

За дорогой высилась черная стена леса. Партизан тут же поглотил осинник.

— Держаться вместе! — отдал команду «Спартак» пробираясь ощупью в кромешной тьме.

Выглянула луна. Группа собралась на небольшой лес ной прогалине. Пересчитали бойцов, все в сборе.

Отдышавшиеся после перебежки бойцы повеселели.

— Здорово мы перемахнули шоссе, — сказал кто-то, вытирая рукавом лицо.

Да, было бы совсем плохо, если бы их обнаружили, Группа избегала боев с фашистами. Их задача — пройти незамеченными. Но их все время сопровождали далекие И близкие выстрелы, пролетающие самолеты с черными крестами на крыльях, вой дизелей. Иногда попадались наклеенные немецкие приказы с имперской печатью: «За связь с партизанами — расстрел!»

Миновали проселочную дорогу. К «Спартаку» подошел партизан, сказал:

— Видать, войска недавно перебрасывали по шляху. Вон как дорога укатана. Видал?

— Видал, видал.

— Судя по следам копыт лошадей — на юг двигались. Эх, заминировать бы шлях. Сколько бы фрицев отвоевалось…

Бесшумно и плавно заскользили по седой мерцающей траве тени. «Спартак» не переставал ломать голову, как побыстрее выйти к Бугу.

Группа ускорила темп движения. Тропа привела их к оврагу. У густых кустов валялась изрешеченная пулями каска, стояла искореженная и опаленная взрывом сорокапятимиллиметровая пушка, лежал на боку передок телеги с исковерканными колесами. Судя по всему, здесь гремел бой, была жаркая схватка с врагом. Чем она закончилась?

«Как много еще таит героических и трагических тайн война! — думал Овидий. — Как много отважных подвигов осталось безвестными. Сорок первый год, расколовшийся на самом длинном дне на две половины — на радость и горе, а для многих — на жизнь и смерть, — стал особой вехой в жизни нашей страны. И вот теперь, спустя три года, мы идем через горе и смерть, через бессчетные лишения на запад — навстречу нашей победе…»

На привалах «Лена» разворачивала свой «Северок» и передавала радиограммы.

Через несколько дней впереди показалась река Западный Буг. У «Спартака» взволнованно забилось сердце: впереди чужая земля. С того берега в любую минуту могут раздаться выстрелы… Но все-таки это здорово, что они на Буге!

— Государственная граница Советского Союза. Наконец-то мы дошли до нее, — с чувством нахлынувшей гордости сказал «Спартак», обращаясь к «Лене».

— Здорово! — ответила обрадовавшаяся девушка.

— Да, очень здорово!.. А ночью мы с тобой будем уже в Польше.

— У меня это будет первой в жизни заграничной «командировкой».

Река затянулась белесой дымкой. Ни луны, ни звезд не видно. Группа залегла на отлогом берегу. Легкий ветерок шевелил прибрежные кусты. Сгустившийся вскоре туман скрыл противоположный берег.

— Интересно, есть на том берегу наши? — спросила «Лена».

— А как же, конечно…

«Спартак» знал, что уже «Макс» был за Бугом, там были и разведчики во главе с Иваном Черным. В начале весны за Буг переправились несколько советских разведгрупп.

В те дни, когда подполковник Леонтьев, Кульчицкий, «Лена» и «Вова» сидели на аэродроме «подскока» под Ковелем, на люблинском направлении действовали группы, возглавляемые их товарищем— Героем Советского Союза Николаем Федоровым. Они не давали покоя оккупантам: взлетали в воздух вражеские железнодорожные эшелоны, полыхали огнем склады оккупантов.

В апреле каратели напали на их след. То в одном месте, то в другом вспыхивали жаркие схватки. В бою у одного польского села смертью храбрых погиб командир. Он был погребен с воинскими почестями возле польского хутора Войсловицкого на Люблинщине.

Через несколько лет «Спартак» узнает и о том, что в старинном польском селе Градзаново Серпцкого повята покоится прах советской разведчицы Героя Советского Союза Анны Афанасьевны Морозовой. Совсем рядом, в местечке Бежунь, похоронен гвардии майор Герой Советского Союза Геннадий Иванович Братчиков. Три Героя Советского Союза, три разведчика, удостоенные польской награды — ордена «Крест Грюнвальда», навеки остались в братской польской земле. Они погибли в борьбе, выполняя свой интернациональный долг…

— Послушай, Женя, а Буг, по-моему, красивая река, — сказала Овидию «Лена».

Разведчики, убедившиеся в отсутствии на берегу вражеской охраны, начали переправу на заранее подготовленных партизанами лодках.

Бесшумно скользят лодки. «Спартак» настороженно прислушивается к журчанию воды и плеску ее на перекатах. Нервы напряжены. Слева, в двух-трех километрах, город Влодава. Каждую секунду оттуда могут прогреметь выстрелы.

Наконец лодка чиркнула днищем по прибрежному песку. На польской стороне тихо. «Лена» обернулась. Советский берег уже скрылся в тумане… Разведчики быстро спрятали в прибрежных кустах лодки и укрылись в лесу. Кульчицкий обеспокоенно посмотрел на небо. Уж очень быстро оно светлело. В это время над рекой вспыхнула ракета, затем другая.

— Только этого не хватало. Неужели нас обнаружили? — забеспокоился кто-то из партизан.

Польша. Люблинское воеводство, незнакомая земля, на которой разведчикам предстоит жить и действовать. Они шли по угрюмому Парчевскому лесу. Неожиданно хлынул проливной дождь. Решили переждать под огромной развесистой елью. Уселись под плащ-накидками. Проверили оружие…

— Дождь к счастью, — заметил «Спартак».

— Будем надеяться.

Шли дни… Появились первые знакомые среди местных жителей поляков. Нашлись люди, знающие русский язык. Совместная борьба против общего врага роднила людей разных национальностей, разных стран.

Весть об успешном наступлении Красной Армии уже докатилась и до поляков. Всюду слышалось слово «победа». Советские разведчики вместе с поляками переживали радостные дни. Непрерывные облавы, блокады карателями района базирования разведгруппы в Парчевских лесах казались сейчас чем-то малозначащим в сравнении с успехами на фронте.

А между тем в штабе фронта командование отмечало, что «Спартак», находясь в сложных условиях блокады… работает активно и передает ценные сведения…

Поток передаваемой «Спартаком» информации с каждым днем нарастал. Он постоянно освещал действия вражеских войск в районе Брест, Влодава, Парчев.

— Ну что же, «Лена», скоро и нам придется вызывать огонь на себя, — сказал Овидий как-то с тревогой и гордостью.

— Вот и прекрасно! — улыбнулась радистка. — Значит, скоро наша Родина полностью освободится от фашистов. Но мы-то с тобой еще повоюем. Правда?

— Конечно, повоюем…

18 июля советские войска начали Люблинско-Брестскую операцию. В ней приняла участие и 1-я армия Войска Польского. Войска ударной группировки, прорвав оборону противника, форсировали Западный Буг и вошли на территорию Польши. 22 июля они овладели городом Хелм, а на следующий день — Люблином.

Красная Армия неудержимо продолжала движение на запад. Начался великий подвиг освобождения братских народов от гитлеровского ярма. В ожесточенных боях наступающие части Красной Армии километр за километром очищали от оккупантов территорию Польши. Гитлеровцы оставляли после себя бесчисленные пепелища уничтоженных хуторов, деревень, разрушенные города…

Район базирования бригады Каплуна был освобожден от оккупантов наступающими войсками Красной Армии. Бригада вскоре была расформирована, комбриг получил новое назначение.

Были освобождены от гитлеровской оккупации и Парчевские леса. «Спартак» и «Лена» покинули свою базу. Им было приказано явиться в штаб 1-го Белорусского фронта.

28 июля «Спартак» и «Лена» прибыли в волынский городок Рожище, а оттуда уехали в освобожденный Брест, где находился штаб 1-го Белорусского фронта.

Увидев Овидия, подполковник Леонтьев не удержался и стиснул его в своих медвежьих объятиях.

— Молодец! — сказал он. — Задание выполнил прекрасно! За все сведения, что вы передали, огромное спасибо!

В личном деле «Спартака» появился документ, в котором говорится:

«…работая командиром спецгруппы в период летнего наступления (1944 г.) в районе городов Влодава, Ковель… своевременно передавал командованию данные о действиях немецких войск и укреплениях противника…»

Валентина Потупова, она же «Лена», вскоре тяжело заболела. Овидий проводил ее на родину.

В Бресте, рядом с исторической крепостью-героем, «Спартак» вступил кандидатом в члены ВКП(б). Рекомендации ему дали его боевые товарищи — разведчики. Однако кандидатскую карточку получил он не сразу. Снова открылась рана, ему пришлось лечь в Бресте в госпиталь.

В тот памятный день, 19 октября 1944 года, утром, в адрес начальника госпиталя № 2252, в котором находился на лечении «Спартак», из штаба 1-го Белорусского фронта нарочный привез письмо.

«…Прошу Вашего разрешения отпустить находящегося на излечении во вверенном Вам госпитале младшего лейтенанта Кульчицкого Евгения Николаевича на день 19 октября 1944 года с 12 часов по 18 часов в расположение войсковой части, для вручения ему партийного документа…»

На этом письме начальник госпиталя написал: «Отпустить до 18.00…»

В этот же день в штабе 1-го Белорусского фронта Овидию вручили партийный документ.