— С тобой жить можно, — подвела итоги Ольга, — ты, оказывается, крепкий старик, Розенбом!

— Ты чего, забыла? — обиделся Леха. — Коровин моя фамилия, а Розенбаум — это певец…

Оба были в приятном состоянии легкой размеренности и уюта, закутавшись в махровые халаты.

— Не Розенбаум, а Розенбом! — хмыкнула Пантюхова, расчесывая волосы и подсушивая их феном. — Ты что, не читал эту сказку?

— Какую? — Вообще-то Леха сказки читал и даже начал припоминать, что где-то слышал насчет Розенбома.

— «Путешествие Нильса с дикими гусями». А у нас мультфильм был, «Заколдованный мальчик» назывался.

— А-а! — вскричал Леха. — Теперь вспомнил! Я мультик такой видел. Давно еще! Там был боцман деревянный, а король — железный. Король этого боцмана палкой по плечу — бац! — и говорит: «Ты еще крепкий старик, Розенбом!»

— Во-во, — кивнула она, стягивая волосы резинкой, — деревянненький ты мой. Кофе выпьешь?

— Я б еще и пожрал, — по секрету сообщил Леха, глядя на стенные часы. — Тебя когда эти гады кормили?

— Утром, — прикинула Ольга, — где-то за двадцать минут до взрыва. А тебя?

— Тогда же.

— В жизни бы не подумала, что сегодня домой попаду! — сказала она. — Все как во сне. Самое время с ума сходить. Интересно, Лидка выбралась или нет?

— Ее с тобой держали?

— В овощехранилище были вместе. А последние два дня, когда в новое место перевезли, — отдельно. Я там пыталась спросить, где она, — фига с два ответили. Мне вообще непонятно, зачем они ее утащили… Ладно, пошли кофе пить.

Кухня находилась на половине, которую занимало семейство самого Пантюхова. По площади она не казалась очень большой, но лишь потому, что со всех сторон была обстроена шкафами и столами. Тут столько всякой техники стояло — и холодильники, и печки, и всякие там комбайны. Но Лехе показалось, что пользовались этим редко.

Пока Ольга сыпала зерна в кофемолку, а затем молола, Леха с ее разрешения включил маленький цветной телевизор.

На ярком, пестром экранчике Леха разглядел корпуса родного (в прошлом орденоносного) предприятия. Народ толпился с плакататами, на которых были написаны разные суровые слова, типа таких: «ОТДАЙТЕ ДЕНЕЖКИ, ДОБРОМ ПРОСИМ!» Или еще круче: «ДЕНЬГЙ — НА БОЧКУ!» Несколько красных транспарантов и вовсе не мелочились: «ПРАВИТЕЛЬСТВО — В ОТСТАВКУ!» На фоне этой картинки звучал скучноватый, даже немного сонный голос ведущей:

— Господин Пантюхов, выступая перед рабочими машиностроительного завода, подчеркнул, что администрация делает все возможное для ускорения выплаты заработной платы. Он сказал, что забастовка, к проведению которой призывают некоторые, — это не путь разрешения проблем.

— Господи, — пробурчала Ольга, возившаяся с кофеваркой. — Куда лезет? Это ж не областного подчинения завод. Какой ему хрен, что там зарплату не платят?!

Картинка поменялась.

— Смотри, Спецовка! — воскликнул Леха, указывая пальцем на экран.

Действительно, там показывали руины, пожарных, разматывавших рукава, а также санитаров, запихивавших кого-то в «Скорую помощь». Комментарий был такой:

— Сегодня в подвале дома 19 по улице Малой Пролетарской произошел сильный взрыв. По предварительным данным, взрыв произошел в результате неосторожного обращения с огнем. Как пояснил представитель 34-го отделения милиции, в подвале этого дома, выселенного уже пять лет тому назад, самовольно поселились бомжи. Выяснилось, что по халатности одного из служащих Горгаза предназначенный к сносу дом до сих пор не был отключен от газовой сети. Пожарная охрана предполагает, что в результате коррозии произошла утечка газа в подвал, где содержание газа достигло взрывоопасной концентрации. Причиной взрыва могли послужить курение или попытка разжечь костер. К настоящему времени обнаружено двое погибших. Общее число пострадавших уточняется, спасательные работы продолжаются.

— Ой, — вскрикнула Ольга, когда камера показала тело, прикрытое чем-то вроде плащ-палатки. Из-под этого покрывала торчали ноги, обутые в шлепанцы.

— Это ж Лидка… Угробилась…

Но тут появилась еще более занятная картинка.

— Сегодня утром на улице Заводской произошло тройное убийство. По данным милиции, около девяти часов утра во двор дома номер 34 въехал автомобиль «ВАЗ-2109» красного или малинового цвета. Из него вышел человек и поднялся на четвертый этаж, к двери квартиры номер 14. На звонок открыл хозяин квартиры, генеральный директор ТОО «Роберт» Валентин Соловьев, и тут же был убит двумя выстрелами в упор. Пули попали в грудь и в голову. Однако успешно покинуть место преступления киллеру не удалось благодаря непредвиденному обстоятельству. К ожидавшей киллера машине, за рулем которой находился его подельник, подошли, по утверждениям немногочисленных свидетелей, мужчина и женщина, которые потребовали у водителя закурить. Тот отказал, и завязалась драка, в ходе которой сообщник киллера получил удар кирпичом по голове и через час скончался от кровоизлияния в мозг по дороге в больницу. Спустя несколько секунд из подъезда выбежал убийца Валентина Соловьева и был встречен выстрелом в живот, а затем добит пулей в голову. Мужчина и женщина скрылись с места преступления на автомобиле киллеров.

— Это же надо же! — пробормотал Леха, пока камера показывала последовательно труп застреленного бизнесмена в трусах и майке, затем скорчившегося на асфальте парня в кепочке — милиционер обводил его мелком, — наконец водителя, которого укладывали в санитарный автомобиль.

— Ничего не скажешь, — заметила Ольга, — поработали мы сегодня.

Закипел кофе. Телевизор переключился на РТВ и стал показывать что-то неинтересное.

— С молоком? — спросила она, разливая кофе по чашечкам. — Сгущенка есть в холодильнике. Невскрытая. А вообще-то — пусто.

— Денег не выплачивают? — поддел Леха.

— Просто тут неделю с лишним никого не было. Конечно, можно заказ по телефону сделать, но раньше, чем через час, не принесут. А потом, как только закажешь — Егорка примчится. Тут же доложат.

— Думаешь, охрана еще не доложила?

— Обычно они только вечером докладывают. Если кто-то у меня ночевать остается. — Ольга еще раз поглядела в холодильник. — Слушай, тут, оказывается, сало копченое есть. Будешь?

— Само собой. А хлеба нету?

— Сухари есть. «Осенние», в сахаре.

«Смех один, — подумалось Лехе, — дом — полная чаша, а жрать нечего». Он в это время открывал сгущенку консервным ножом.

Тем не менее сало напластали, разложили по сухарям, по мере возможности стряхнув с них сахарный песок, и кое-как подкрепились. Леха даже нашел, что блюдо получилось вполне съедобное.

— Чего дальше делать будем? — спросил Коровин.

— А тебе очень хочется что-то делать?

— Я не про то… — Леха замялся. — Сама ж говорила — наделали делов. А машина с пистолетами — во дворе стоит.

— Нашел из-за чего беспокоиться! — усмехнулась Ольга. — Она здесь простоит столько, сколько захочу. Думаешь, ее в розыск заявят? После того, как на ней киллеры поездили?

— Так киллеры ее и угнали небось. А тот, у кого угнали, мог и заявить.

— Нам от этого — не жарко и не холодно. Все обычные законы действуют по ту сторону забора. Здесь — другие.

В это время послышался лязг открываемых замков, и через пару минут на кухню вошел Пантюхов.

— Здравствуйте, дорогие товарищи, — сказал Георгий Петрович. За спиной главы просматривались два жлоба-охранника. Еще дальше маячила солидная фигура Воронкова.

— Привет, Егорка! — ослепительно улыбнулась брату сестрица. — Доложили, значит?

— Доложили. Охрана свободна, Воронков — останься. — Голос у главы был совсем не такой, какой Леха слышал на первой встрече. Страшноватый такой. Голос крутого-прекрутого начальника.

Молодцы-телохранители будто испарились, Воронков вошел в кухню, оставив дверь открытой.

— Кофейку налить? — спросила Ольга. Пантюхов кивнул, сел в кресло, посмотрел на Леху, потом на сестру.

— Володе тоже налей, — распорядился он.

Ольга поставила на стол две новые чашки.

— Приятно выглядите, — заметил Пантюхов, — чуть-чуть поцарапались. Можно подумать, на курорте отдохнули, если б еще загар был.

— Мы его отмыли, — ответила Ольга. Лехе показалось, что улыбка у нее злая и ехидная. — И оттерли.

— Уловил, — разводя сгущенку в кофе, произнес глава. — Не слишком терлись-то, не до дыр?

Леха не знал, можно сейчас улыбаться или нет. На всякий случай решил не реагировать никак.

— Нет, мы нежно, — сестричка явно наглела.

— Ладно, — ни один мускул на лице Пантюхова не дрогнул. — Эта тема не самая актуальная. Я думаю, что вы могли бы мне рассказать, как провели эту недельку. Вместе были или порознь, где, что видели, что слышали, о чем говорили. Может, вы, Алексей Иванович, начнете?

Коровин подумал, что врать не имеет смысла. Он стал рассказывать все подряд, от и до, начиная с ночного налета и кончая прибытием сюда. Только про траханье в ванной постеснялся рассказывать. Пантюхов слушал мрачно, но молча, не возмущаясь, не переспрашивая и вообще никак не выражая своего отношения к Лехиному докладу.

— Все? — спросил он, когда Леха закончил. — Теперь, Оленька, может быть, ты что-нибудь добавишь?

— Может быть. Но добавить мне нечего. Разве про то, как они меня на пленку записывали? А ты разве еще не видел? — Голосок звучал так нежно и приятно, что издевательская интонация сестрички для ее высокопоставленного братца не была загадкой.

— Нет, к сожалению, пока еще не знаю, видел или нет… — с истинно братской нежностью произнес Георгий Петрович. Если б он Лехе сказал такую фразу, то Коровин скорее всего заледенел бы от страха. Но Ольга, видно, ни черта не боялась.

— А ты подумай, поразмысли, напряги извилины, — с серьезной миной на лице, но с пакостной ухмылкой в глазах сказала Ольга. — У тебя их много, извилин этих, или только одна, на заседательном месте? Уточни, пожалуйста. Если больше, то, наверно, сумеешь определить, видел ты мою пленку или нет.

— Какая же ты вредная, Ольгушка-Лягушка. Я думал, что среди всех вредных женщин для меня самая вредная — Галя Митрохина, а оказывается — ты вреднее. И обе живы, как ни странно.

— Галя еще жива? Как же ты так?

Пантюхов посмотрел на нее уничтожающе.

— Ты ведь трезвенькая там, на пленке, — заметил он. — И сейчас не пьяная. Господина Коровина я понять могу и поверить ему могу. Он ведь, как попка, хотя и с выражением, текст озвучивал. Что написали, то и вякал. Но тебя-то кто за язык тянул? Можешь объяснить?

— Что? — Сестра изобразила на лице оскорбленную невинность, опять же явно издеваясь.

— Не кривляйся, сама знаешь. Никто, кроме тебя, не мог знать того, что прозвучало у них на записи. Не могли они про это дело узнать из другого источника.

— На моей или на Алешиной?

— Часть на твоей, часть на его. Но он, если и выговорил кое-как, то с чужой подсказки. А вот узнали они все от тебя. Я им ничего не сообщал.

— Все, — сказала Ольга, изобразив на лице неописуемый ужас. — Лешенька, давай помолимся! Он нас сейчас резать будет. Или четвертовать. Егор такой, я его с детства знаю. Владимир Евгеньевич не даст соврать. Верно?

Воронков был явно растерян и ни подтверждать, ни опровергать ничего не собирался.

— Ты брось кривляться, — с угрозой произнес глава. — Между прочим, мне уже сейчас пятки поджаривают. Они дали его, — Пантюхов мотнул головой в сторону Лехи, — в эфир. Ненадолго, но дали. Если здесь им это больше не удастся, обещали провернуть через Москву. Может так получиться, что мне будет нечего терять.

— А ты в Компартию вступи. Там все такие, у которых ничего, окромя цепей… Ой, я ж забыла — ты там уже был. Небось и билет далеко не спрятал. Ты ж запасливый.

— Если они дадут твою запись, — Георгий Петрович прищурился, — мне придется все концы отрубить…

— И свой личный? — сочувственно вздохнула Ольга. — Ужас какой! Придется Машеньке любовника подыскивать.

Но Пантюхов и на этот раз не дал ей по морде, хотя Леха, если б какая-то стерва с ним так разговаривала, возможно, уже отоварил бы ее как следует. Конечно, если б занимал такую должность, как Георгий Петрович.

— Не надо клоунады, Оля, — посоветовал глава. — Я ведь не пугаю, я ситуацию объясняю. Конечно, мне многого будет жалко, но уйти я сумею. Далеко. И не пустой.

— Никуда ты не уйдешь, — очень жестким и трезвым голосом, совсем не тем, девчачье-кривляющимся, каким говорила минуту назад, возразила Ольга. — Пустой номер. Ты ж на виду, наверху. Твой же Воронков тебя и сдаст. Но если даже и уйдешь, найдут тебя, выпотрошат и закопают. Или эти, которые нас похитили, или московские, которые за ними стоят.

— Ты уверена, что за ними московские? — У Пантюхова явно сел голос.

— Уверена. Сам же сказал, что они тебя пугали показом ролика по ОРТ.

— А блефовать они не могут?

— Нет. У меня было впечатление, что та команда связана с газовиками. А они многое могут.

— Откуда ты знаешь, с кем они связаны? Что, докладывали тебе?

— Обмолвились пару раз.

На минуту установилась напряженная тишина. Воронков, пришедший в себя после того, как Ольга заявила, будто он может «сдать» Пантюхова, сделал преувеличенно веселую улыбку.

— В шестидесятых годах, помнится, говорили, что в мире есть три самых мощных террористических группировки: ОАС, Баас и Мосгаз. Вы, случайно, не эту шуточку вспомнили?

Пантюхов посмотрел на Воронкова вовсе не поощрительно.

— Не отвлекайся на ерунду. Оленька, хорошо подумай и вспомни: насчет чего они там обмолвились.

— Насчет того, что надо позвонить Ринату. Краем уха слышала, через дверь. Еще там, в овощехранилище бывшем. Второй раз уже здесь, в Спецовке, охранник по сотовому спрашивал: «Это Равиля Ибрагимовна? Будьте добры Рината Фаридовича». Больше ничего. Но такое сочетание редко встречается, верно?

— И что, — спросил Воронков заинтересованно, — больше вы ничего не услышали?

— Нет, только это. Они отходили от дверей подальше. Но, по-моему, догадаться, что речь идет об Ильдаровых, несложно.

— Вот именно, — согласился Воронков, — только вот не очень понятно, как это ребята, судя по всему, очень профессиональные, такой прокол допустили? Может, им просто надо было, чтоб вы об Ильдаровых подумали?

— Резонно, — кивнул Пантюхов, — подставить Рината — ход хороший. Но тогда это вовсе не газовики.

— А кто?

— Те, кому выгодно, чтоб Георгий Петрович столкнулся с Ильдаровым, — улыбнулся Воронков. — Учитывая дополнительные факты — брошенная в лесу машина службы «04» и таинственное подключение выселенной под снос Спецовки к газовой сети, — можно сказать, что подставка хорошая.

— Стало быть, они должны были меня отпустить? — удивилась Ольга. — Чтоб я могла вам все это рассказать?

— Наверно, и отпустили бы, если б какой-то бомж не закурил в подвале. Может, и еще какой фактик против Ильдарова подбросили. Бывает, что случайные обстоятельства мешают.

— Вообще, господа, — сказал Пантюхов, — весь этот разговор не по делу. То есть, конечно, по делу, но не по самому актуальному. Кто за всем этим стоит — мне уже давно ясно, а будет он здесь через Рината действовать или через кого-то еще, это дело техники. Давайте лучше всем коллективом поразмыслим, что делать и с чего начать. Пока в эфире был только кусок с выступлением Алексея, причем не такой уж и большой. Воронков клянется и божится, что облТВ под контролем и ничего похожего больше не будет. Даже если Москва начнет что-нибудь этакое показывать, в области этого не увидят. Вкладчики «Статус-банка» пока еще за деньгами не побежали, но требуют встречи с председателем правления. Их вообще многое заинтересовало. Например, кто такой Коровин и откуда он взялся. Митрохина они знали хорошо, а тебя — нет. Пока там все разъяснения давал Антонов. Плохо или хорошо — трудно сказать, только в течение этих двух дней они продолжают ходить. Так что нужно, чтоб ты снова выступил по телевидению. С опровержением, естественно, того, что тогда, в первый раз, наговорил.

— А поверят? — спросил Леха.

— Поверят. Скажешь всю правду, что, мол, заставили говорить, хотя на самом деле ты знать ничего не знал.

— Я там, — Коровин наморщил лоб, — вроде бы говорил, что не надо верить слухам насчет того, что банк разоряется. Это тоже опровергать надо?

Ольга хихикнула и изобразила негромкие аплодисменты.

Пантюхов нахмурился.

— Нет, это опровергать не надо. А вот все прочее — надо. Главным образом то, что ты говорил насчет требований, к которым надо прислушаться.

— Позвольте заметить, Георгий Петрович, — вмешался Воронков, — что Алексей Иванович не в курсе того, что прошло в эфир, а что нет. И вообще эта идея с повторным выступлением мне кажется невзвешенной. Намного проще поступить так. Вырезать все, что касалось рассказа о похищении, а остальное превратить в рекламный ролик. Я уже проинструктировал и облТВ и Антонова, чтоб они объясняли этот случайный выход в эфир технической ошибкой, когда на экран вывели рабочий материал к рекламному ролику.

— Глупее ничего не придумал? — нахмурился Пантюхов.

Воронков сделал обиженное лицо и произнес:

— Почему вы считаете это глупым? Вовсе не так. Я уж давно думал над этим делом. У меня даже смонтирован текст.

— А почему ничего не сказал?

— Кто ж знал, что они сегодня вернутся? На будущее запасался. У меня и кассета при себе.

— Пойдем посмотрим.

Кассету Воронков достал из своего кейса и, включив видеодвойку в гостиной, зарядил. Леха впервые увидел себя на экране и услышал со стороны собственный голос, правда, очень уж на себя непохожий.

— Я, Коровин Алексей Иванович, председатель правления «Статус-банка». Сейчас, насколько я информирован, вокруг «Статус-банка» развернулся весьма нездоровый ажиотаж. В ряде областных газет муссируются слухи о том, что банк находится на грани разорения ввиду якобы моего бегства на Запад после перевода всех активов на транзитные счета подставных юридических лиц, которые, в свою очередь, обязаны перевести эти деньги на мои секретные личные счета в швейцарские банки. Поэтому я

прежде всего заявляю: эти слухи ничего общего с действительностью не имеют…

Тут должен был вроде бы начаться тот самый кусок, где Леха начинал рассказывать про похищение, про условия освобождения и так далее. Но вместо этого куска, после небольшого мигания, обозначавшего разрыв в записи, экранный Леха проговорил то, что было после убранного отрывка:

— Всем вкладчикам и партнерам «Статус-банка» я еще раз должен заявить, что положение банка стабильно, все операции проводятся в обычном порядке и никаких оснований для беспокойства за судьбу вложений нет.

— Вот так, — сказал Воронков, выключая видик и вынимая запись. — Аранжировку вокруг этого ролика сделать недолго. Прогнать ежедневно по пять-шесть раз — и никто про первую демонстрацию не вспомнит.

— Мысль хорошая, — одобрил Георгий Петрович, — хотя, конечно, нуждается в проверке. Заказывай аранжировку, представишь в законченном виде, увидим, как это все смотрится.

Он прошелся по комнате и сказал после некоторых раздумий:

— Значит, как я понял, господа-товарищи, вы с Ольгой свои отношения определили и теперь их надо, так сказать, оформлять. Я все правильно понял?

— Ты вообще все правильно понимаешь, — брезгливо произнесла Ольга. — Мы еще подумаем и скажем своевременно… А может, несколько позже. Нерасписанными приятнее, между прочим.

— Заткнись, — посоветовал братец. — То, как вы будете ноченьки проводить, меня не волнует. Мне важно, чтоб вы были расписаны по всей форме. Завтра вы появитесь вместе у старика. В смысле у старого Коровина. Якобы вернетесь из Сибири. Что рассказывать ему, узнаете вечером. Я сюда еще заеду часикам к восьми. Прибарахлитесь, подштукатурь-тесь где надо.

— Чем же вы тут его развлекали? — спросил Леха, дипломатично промолчав при разговоре о грядущей женитьбе.

— Ну, повозили по городу, прокатили по окрестностям. На охоту свозили в заказник. Пару уточек отстрелял, лосика ему завалить помогли. Рыбалку организовали, пяток лещей выудил на озере.

— С коляски?

— А ты думал! Он и охотился с коляски, и рыбачил. Конечно, восхищался все время. Мол, какие вы радушные, добрые люди, а я-то думал всегда, что большевики сволочи. Пил, правда, крепко. По-русски. Его команда, конечно, что-то возражала, но остановить не могла.

— «Моему ндраву не препятствуй…» — ухмыльнулась Ольга. — Вы все такие крутые, Коровины?

— Когда при деньгах, — философски заметил Леха, — на всех крутость нападает. Это не мы такие, это жизнь такая.

— Рано тебе еще о крутости рассуждать, — сказал Пантюхов. — Ты еще мне родней не доводишься. Вот женишься на Ольге, получишь от дяди миллионы — и раскручивайся, если сможешь… А пока ты — еще никто.

— А Митрохин доводился? — Леха сам удивился своей смелости.

— Митрохину надо было нормально обращаться с пистолетом, — сказал Пантюхов. — Барону его смерть была не нужна. Во всяком случае, он это дело не ускорял. И вообще, господин Коровин, хотя мы с вами почти родственники, а теперь так крепко повязаны, что мне лично даже противно, но все же — держите дистанцию. Не торопите события… О, время поджимает! Нам пора, Володя.

Георгий Петрович решительно повернулся к

выходу и покинул помещение в сопровождении Воронкова и мордоворотов.

— У нашего Егорки, — хмыкнула Ольга, — один глаз шибко зоркий. Одна беда — глядит не туда.