Дорога оказалась не шибко долгой. Леха чутьем догадался, что повезут его в тот самый загородный дом Митрохина, о котором он слышал от Галины, но почему-то не подумал, что эта самая банкирская дача может оказаться так близко и вдобавок — в том же поселке, что и «отель», где Леха две ночи ночевал. Правда, догадываясь о том, что его везут на эту дачу, Коровин кое в чем сомневался. Например, судя по сведениям Митрохиной, там, на дачке, мог Барон, например, появиться или еще какие люди из «Гладиатора». Опять же не очень ясно было, как это Леху собрались женить на Ольге Пантюховой, когда, опять-таки по данным от вдовы банкира, получалось, что сестра главы вроде бы дудела в одну дуду с Бароном и Митрохиным. Хорошо, если с ней разъяснительную работу провели и она все осознала, а если она и по сей день «свой человек в чужой команде»? Впрочем, Леха мог сколько угодно думать, но изменить ничего не мог.

Дачка была не шибко большая, хотя и кирпичная, и двухэтажная. Примерно восемь на восемь метров по фундаменту. Над вторым этажом еще мансарда была, но, должно быть, только на лето. Гараж бетонный, но не подземный. Участочек при даче, конечно, имелся приличный, соток полета, а то и больше. Но в целом это сооружение подходило именно под традиционное понимание слова «дача», и ни «виллой», ни «особняком» ее называть не стоило.

Ворота отпирались обычным засовом, хотя были довольно крепкие, из прочной стали сваренные. Охранник поглядел в дырочку, прикрытую бляшкой-заслонкой, убедился, что свои приехали, и пропустил. На сей раз Леху везли без эскорта, в скромненькой «Волге».

Высадили у крыльца. Шофер погнал машину обратно, а Леха с двумя сторожами поднялся в дом. Обувь заставили снять в тамбуре между крыльцом и прихожей, тут же выдали теплые домашние туфли без задников. Прямо из прихожей его отвели на второй этаж по деревянной лесенке с желто-черными перилами, ошмаленными паяльной лампой и покрытыми лаком.

— Сюда, — приказал охранник, открывая перед Лехой дверь в одну из комнат. — Здесь будете находиться постоянно, до получения команды. Тут — все удобства.

Он указал на дверцу, за которой размещался совмещенный санузел.

— Наш парень будет за дверью, — сообщили Лехе напоследок, — если чего надо — все через него. Насчет самостоятельности вам товарищ Воронков объяснял, поэтому ничего лишнего не делайте.

Ушли. Леха остался в комнатке площадью два на три с половиной метра плюс три квадратных метра на санузел. Кровать, телевизор с маленьким видеоплейером на общей тумбочке, пустой платяной шкаф с парой-другой плечиков, два стула и небольшой столик. Единственное окно было закрыто железной ставенкой и решеткой.

Короче, режим содержания ему за что-то усилили. Скорее всего, чтоб не болтал отсебятины для зарубежного дядюшки. Хотя, как лично Лехе казалось, ничего уж очень лишнего он не сказал. Впрочем, небось если б сказал, то уже среди живых не числился. Наверно, Воронков решил, что не стоит рисковать, а потому утащил Леху со сцены. В конце концов, и так трепались с дядюшкой достаточно. Даже о загадочной славянской душе поговорили. И самое главное — выяснили, что у дядюшки уже написано завещание и он, если строго говорить, сюда помирать приехал. Правда, как там по нашим законам все это завещание пройдет и сколько миллионов с Лехи как с наследника сдерут — неясно. В принципе какая печаль? Все равно он этих денег не увидит. Ясно ведь, что через недельку-другую после того, как Коровин-советский вступит в права наследника, с ним чего-нибудь случится… Стоп! Но ведь ему еще надо церковь во имя Александра Невского поставить и школу открыть, не говоря уже о том, чтоб дядюшку похоронить. А это так сразу не сделать, хотя и два года отпущены.

Но два года ждать эти ребята не приучены. Пантюхов в качестве главы администрации вечно не просидит. Перевыборы должны быть скоро, давно ведь уже хозяйничает. Конечно, может быть, вместо него еще какого-то своего заготовили, но нынче демократия, всякое бывает. Народ не сброд, международные наблюдатели наезжают, а их всех не перепоишь, обязательно какой-нибудь ловкий найдется. Да и вообще, в декабре Думу выбирать будут, летом — Президента. Телик на эту тему уже сейчас надрывается. Дума-то ладно, там одна говорильня, сколько бы законов ни придумала, ловкачи эти законы объедут на кривой. А вот Президент — это круто. Тут и старый, для поднятия авторитета, начнет своих помощников и подчиненных шерстить, а уж новая метла и вовсе по-новому метет. Тряханет так тряханет. И как в таких случаях на Руси ведется, начнет новый начальник выяснять, кто из старых сколько и у кого брал, на какие шиши дачи строил, за рубеж ездил и машины покупал. А по нынешним частнособственническим временам наверняка начнет ковырять и акции там всякие, прихватизации-перехватизации. Так что два эти года им всем еще пережить надо.

Стало быть, надо им как-то все форсировать. Поскольку все наследство покамест в Штатах, а дядюшка еще не помер, то русская липа туг не поможет. Там, в Америке, небось тоже есть охотнички на халяву заработать. Может быть, детишки этих самых казенсов, которые помогали Александру Анатольевичу после того, как он из Германии смотался, еще какая-то седьмая вода на киселе — разом все разыщутся, если узнают, что 56 «зеленых лимонов» на дереве висят. Это когда нет денег, то и родня не находится, а когда баксами пахнет, тут долго искать не придется. Моментом пришлют проверить, как тут, в России, завещание исполняется. И ежели унюхают, что с храмом или школой не все в порядке, тут же в суд подадут. У них в Штатах наши жулики разжиться не сумеют. Там на нашей кривой кобыле не подъедешь и нашего барашка в бумажке не принесешь. Поэтому надо приложить весь советский опыт ударных строек, но храм сдать раньше намеченного срока и с высоким качеством. А самое главное, чтоб по смете ни сучка ни задоринки не было. Ежели какая комиссия из Москвы приедет, так это ерунда. Они им пару банкетиков организуют, охотку с шашлыками и баньку с девочками. С импортными такое не пройдет, тем более что они пришлют таких, которые лично заинтересованы ухватить за руку. И вряд ли там попадутся такие тупари, которым можно будет отремонтированную церковь вкрутить как новостроенную.

Нет, конечно, когда наших припекает, они быстро ворочаются. И ясно, что уже сейчас какие-нибудь архитекторы начинают мараковать проект храма, а сметчики-расчетчики прикидки делают, во что это все выльется. Само собой, что Лехин банк финансировать будет, в авансовом порядке, еще и в глаза тех долларов не видя, которые ему только после дядюшкиной смерти начнут переводить под это дело. И Лехе небось по-быстрому начнут бумажки на подпись приносить: штампуй, паря! И может быть, школу тоже какую-нибудь лепят на типовом фундаменте, но по оригинальному проекту.

Этот самый «Статус-банк», конечно, при таком финансировании долго не протянет. Тут ведь не торгашам взаймы давать, на короткий срок и под бандитский процент. Дал «лимон» в начале месяца, в конце взял два. Только клади, клади и еще раз клади — на зарплату, на технику, на горючее, на материалы и прочие прибамбасы. А оборота — фиг дождешься. Ни храм, ни школа дохода не дадут — не ресторан и не супермаркет. И как недвижимость они тоже пустое место. Храм теперь под склад не сдашь, а школу, пожалуй, сами торгаши еще подумают, брать или нет. Детишки теперь аховые пошли. Если подвернется — выпотрошат этот склад за милую душу и фиг найдешь, куда твои плейеры и «сникерсы» рассосались.

Из этих дел следовал такой вывод, что ждать долго, пока Александр Анатольевич соберется помереть, никак нельзя. Но и торопить его на тот свет рискованно. Дело международное, так просто не делается. К тому же это не Чехия и не Латвия, а Ю Эс Эй.

В принципе проблемы эти Леху особо не колебали. Кого волнует чужое горе? У него были свои, более простые соображения на уме. Лехина продолжительность жизни напрямую зависела от трех обстоятельств. Первое — когда дядюшка помрет, второе — когда Леха станет полноправным наследником и третье — когда его заставят писать завещание в пользу супруги Ольги. После того, как этот последний документ будет завизирован, вся Лехина жизнь, как выражался Говорящий Сверчок из книжки про Буратино, «не стоила и одной дохлой мухи».

Само собой, что вся система зависела от главного из трех обстоятельств, то есть от того, когда дядюшка решится на эту свою… Короче, на самоубийство. Похоже, он еще не совсем мучается. Может, ему чего-то обезболивающее колют, и он держится. Правда, с ним вроде бы врача не было и даже сестры, но это ему пара пустяков вызвать. А может, и уже привез, Леха же не рассматривал всех, кто на его самолете прилетел.

Но раз ихние врачи сказали, что ему в ближайшие два месяца придут кранты, то тут двух мнений быть не может. Прихватит, допустим, Александра Анатольевича очередной приступ, и он, чтоб не мучиться, глотанет свои самоубийственные таблетки. Это дело может проскочить уже сейчас, пока Леха тут под домашним арестом сидит. Тогда, конечно, все пойдет автоматом, без участия товарища Коровина. Он и в права наследства быстренько войдет, и обженят его на скорости. В принципе, наверно, можно и не ждать, пока он достроит все эти самые школы и храмы. Главное, чтобы Ольгушка-Лягушка, или как ее там, уже была расписана и могла, в свою очередь, наследство получить. А каким образом Лехе помереть, Пан придумает или Воронкову даст команду. Может, инфаркт организуют, а может, простенько из автомата расстреляют — кто ж сейчас удивится, что банкира пристрелили? Дело житейское.

Размышления были грустные. А самое главное — безнадега страшная, никуда не денешься. Хорошо, конечно, что при такой дурной башке сумел приблизительно вычислить ситуацию. Вот что значит почти сутки — ни грамма. Хотя сейчас очень даже в кайф было бы принять пару стаканчиков. Попросить, что ли?

Пока Леха раздумывал, дадут ему здесь сто граммов или в отсутствие Воронкова это дело не пройдет, со двора донесся шум подкатившей машины. Хлопнула дверца, и тут же Леха услышал пьяный женский хохот и фальшивое, но очень громкое пение:

— «Ромашки спрятались, поникли лютики…»

У каждого пола в поддатом состоянии есть свои коронные песни. В старину любимой песней мужи-ков-алкашей всех стран СНГ был знаменитый романс «Шумел камыш, деревья гнулись…» В нынешние времена у допившихся до неприличия баб — «Ромашки спрятались…». От такого пения не только ромашки спрячутся и лютики поникнут, но и Шамиль Басаев подальше в горы уйдет.

— Ольга Петровна, — очень вежливо забормотали сразу несколько мужских голосов, судя по всему, принадлежащих охранникам, — осторожнее, пожалуйста, не оступитесь…

— А идите вы все на х…! — весело, громко и откровенно объявила невидимая дама.

Так. Вот она какая, стало быть, будущая гражданка Коровина, в девичестве, если можно так сказать, Пантюхова Ольга Петровна. Прибыла к месту постоянной дислокации.

Судя по часам, которые Лехе выдали в порядке экипировки, было всего около двух, а бабонька уже нарезалась до зю-зю.

— Ольга Петровна, — нежно увещевали мордовороты, — осторожней ради Бога, тут ступенечки крутые… Мы вас поддержим…

— Вы чо, козлы, думаете, что я пьяная? Хрен вам! — визгливо проорала Ольга Петровна, после чего посыпала бойцов таким забористым и трехэтажным, что Лехе показалось, будто известная на всю деревню пьянь и потаскуха Милка-самогонщица супротив этой раскрасавицы-блондинки, которую Леха видел на фотографии, просто наивная девочка. Фотка, кстати, была неподалеку, и Леха даже решил на нее поглядеть, чтоб попытаться представить себе, как же такая краля должна выглядеть в пьяном виде. Посмотрел, но представить ее в том виде, который прослушивался со двора, мозги отказывались — воображения не хватало.

Шум и матюки переместились в тамбур, потом в прихожую. С грохотом полетела одна туфля, потом вторая, после этого затрещало что-то из одежды. Послышался еще шум, а затем визг на полную катушку:

— Ты, сука, меня толкнул?! Убью! — и звонко хряснула оплеуха, пришедшаяся, поди-ка, по роже одного из холуев.

— Что вы, Ольга Петровна, он вас не трогал… — забормотал кто-то. — Это вы нечаянно споткнулись…

— Блин! А я говорю — он толкнул! Понял, козел вонючий?! Я не споткнулась, это он, засранец, мне ножку подставил! Дай ему в рыло! Быстро! Иначе я вас всех разгоню, суки! Под забором сдохнете, падлы!

— После, после, Ольга Петровна, мы с ним разберемся… — успокаивал охранник. — Мы ему всю морду разобьем.

— П-правильно! — порадовалась госпожа Пантюхова. — Нормалек!

То, что охраннику, которого она обвинила, разобьют морду, ее немного успокоило. Правда, ненадолго. Судя по всему, Ольга рвалась на второй этаж, а ее хотели уложить на первом.

— Дерьмо собачье! А я хочу наверх! — верещала она. — Вообще охренели, м…ки! Вы кто такие, блин, чтоб командовать? Кто?!

Полетел на пол стул, еще раз донесся звук оплеухи, потом жалобно зазвенело что-то бьющееся, угодившее под горячую руку.

«Да, — подумалось Лехе, — круто! Неужели мне хоть пару дней с такой заразой жить придется?»

— Отступись, — донесся до Лехи приглушенный голос одного из охранников, — пусть лезет наверх, подстрахуем, если навернется с лестницы. А то не дай Бог долбанется или перебьет чего-нибудь — не рассчитаться будет…

Судя по тому, как затопали нетвердые шаги по ступенькам лестницы, охранники отступились, и буйная женщина в данный момент приближалась к Лехиной резиденции. Леха, правда, надеялся на то, что к нему ее не допустят.

Дама благополучно взобралась на второй этаж, ухитрившись не сверзиться с лестницы. Она появилась где-то за дверью и запела все то же, насчет ромашек и лютиков.

— Ты чего здесь сидишь, лапонька? — спросила она, должно быть, обращаясь к охраннику, который сторожил Леху. — Ну-ка посторонись. Я туда пойду.

— Ольга Петровна, — с перепугом в голосе пробормотал сторож. — Нельзя туда. Владимир Евгеньевич запретил.

— Что-о? — заорала баба. — Этот козел что-то запрещать может? Да кто он такой, блин? Гэбист траханый! Да я его в рот…

Леха не знал, что будет. Он лично не собирался выслушивать от этой дряни ругань, а тем более получать по роже так спокойно, как получали охранники. Все-таки он в деревне жил. Там такое поведение бабам не прощалось.

— Ты чего дверь закрыл, недоносок е…? — рявкнула Ольга. — С дороги! Ты что, не понял?

Хлысь! И этого отоварила…

— Нельзя, Ольга Петровна, — срывающимся голосом пробормотал мужик. Леха помнил, что это был парнишка не хилый, за метр восемьдесят ростом, накачанный. Такой при желании мог бы трех Лех по стенке размазать, а эту дуру пьяную, видать, до жути боялся. Должно быть, сестра Пана была в шибко большой цене, раз даже такие детинушки перед ней трепещут. С другой стороны, пропустить ее к Лехе — она, конечно, не именно к Лехе прорывалась, а просто желала утвердить свое право ходить куда вздумается — охранник не мог, потому что тогда б ему Воронков нахлобучку устроил. Вот и разрывался, бедняга, между выполнением приказа и страхом прогневить эту Панскую сестру. Леха ему не завидовал при всем своем собственном незавидном положении.

— Так ты, значит, не понял? — прорычала эта зверюга.

Бац! Бац! — кулаками по роже, это Леха по звуку рассек. А мужик только охал и крякал, даже рожу, поди, не прикрывал.

— Вали с дороги, сказала! Я хожу где хочу, уловил? Нет, ты уловил или нет? — тут Коровин явственно услыхал металлический щелчок. Явно какое-то оружие к делу готовилось…

— Вы осторожнее, Ольга Петровна, он у вас заряжен… — пролепетал парень. — Не дай Бог, нажмете.

— А мне ничего не будет. Понял, ты? Проверну дырку — и все. Иди вон отсюда! Быстро!

Парень не выдержал, отошел, Ольга, тяжко толканув дверь, вломилась в комнату. Лехе сразу поплохело, потому что в руках у этой милой девушки был револьверчик. Хрен его знает, газовый или боевой, но если обещала охраннику дырку провернуть, значит, не игрушечный.

Смотрелась потенциальная невеста не больно красиво. Волосья растрепались, свалялись и спутались. Какие-то нитки в них вплелись, а одна из прядей была оплетена растянутой жвачкой. В одном ухе была серьга, и похоже, золотая с натуральным камешком, а в другом серьги не было. Дорогой и модный плащ желтого цвета был без пуговиц начисто, а карманы от него оторваны. Кроме того, на нем было солидное винное пятно спереди, а сзади — коричнево-зеленые пятна от валяния на траве и глине. На колготах были такие дыры, будто их собаки рвали.

Под плащом на ней просматривался темно-зеленый костюм — жакет и юбка. Жакет каким-то образом был застегнут со смещением аж на две пуговицы, а потому было видно, что шелковая оранжевая блузка не застегнута вовсе. Больше того, можно было заметить, что черный титешник надет сикось-накось и из-под него все так и прет в глаза. Юбку, застегивавшуюся на хлястик и на «молнию», бабонька — или тот, кто ее одевал по пьяному делу — умудрились нацепить задом наперед, причем хлястик застегнули, а «молнию» — сантиметров двадцать длиной — забыли. Поскольку юбка была сшита по фигуре, то ей было вовсе не все равно, как надеваться. Зад, оказавшись спереди, превратился в мятый пузырь, и через прореху, не затянутую «молнией», проглядывали черные трусики, скатавшиеся в жгут гораздо ниже пупка. Этот самый пупок, а также верхушка волосяной метелочки то и дело выглядывали наружу, потому что колготки в этом месте были разодраны по шву.

Конечно, будь Леха милиционером, он мог бы признать в этой даме жертву изнасилования. Правда, те обычно заходятся плачем и истерикой, а эта только матом крыла на все четыре стороны.

Вообще-то на таких жениться не стоит. Но сейчас речь шла не о том, жениться или нет. Тут бы живым остаться. Тем более что револьверчик так весело болтался на пальце, что жуть брала. Конечно, револьверчик так просто, как автоматический пистолет, не стреляет, это Леха знал. Однако что этой бухой шалаве взбредет в голову — не угадаешь.

— Ты кто? — размазанные зенки Ольги, сильно припухшие и с темными пятнами-подглазниками, тупо поглядели на Леху. — Кто тебя взял?

— Евгеньич, — ответил Леха, опасливо поглядывая на пушечку. Маленькая, похоже, под мелкашечный патрон, но ежели долбанет, то может вполне хватить.

— Как зовут? — присаживаясь на стул, спросила невеста и крепко выдохнула на Леху густой водочно-табачный перегар.

— Алексей.

— Алексей? — на морде появились признаки какого-то размышления и безуспешной попытки припомнить нечто. — Н-не п-помню…

В дверь просунулась настороженная рожа одного охранника и сразу за ним — другого. Этот второй скрипнул дверью и привлек внимание Ольги.

— Ты, топтун гребаный! — заорала она, обернувшись к двери. — Ушел отсюда, быстро! Дай с человеком поговорить!

Леха порадовался, что его за человека считают, но не очень сильно, потому что у Ольги в глазах промелькнула сумасшедшина. Охранник, как видно, стоял под дверью, хотя и спрятал физиономию.

— Я тебе что сказала, козел?! Ушел отсюда! Отвали от двери и не дыши в ухо, блин!

Холуй прикрыл дверь плотнее, но от двери не ушел.

— Тебе по-хорошему сказали? — Ольга навела на дверь револьвер и нетвердой рукой надавила на спуск. Бах!

Леха аж подскочил с перепугу. Слава Богу, зараза была пьяней вина, и пуля, пущенная пляшущей рукой, тюкнула в филенку. Но охранники за дверью, дружно матернувшись, шарахнулись в стороны от двери — и спьяну, бывает, попадают. А Ольга с неожиданной прытью подскочила к двери и заперла на задвижку.

— Только попробуйте ломануть, суки! предупредила она. — Всех поканаю, б…!

Поскольку теперь Леха точно уловил, что револьвер не газовый, а боевой, и пулька ушла в дерево на порядочную глубину, то компания невесты не показалась ему сильно приятной. Ему не надо было много ума прикинуть, что если б эта курва сдуру в него бабахнула, то провернула бы насквозь.

— Курить есть? — спросила Пантюхова.

— Есть, — сказал Леха, доставая пачку «Мальборо», которую ему вручили перед встречей с дядюшкой.

Ольга вытянула двумя пальцами сигарету, сунула ее в рот вперед фильтром и полезла куда-то в карманы своего жакета. Сперва вытащила тюбик помады, потом какие-то ключи, облатку анальгина и запечатанный презерватив с цветной фотографией полнотелой девицы на упаковке.

— Ни хрена… — пробормотала она и полезла в другой карман. Оттуда Ольга вывалила носовой платок, из которого на стол липко шлепнулись еще три, правда, уже отработавших свое, но еще довольно свежих резиновых инструмента. Коллекцию, что ли, собирает?

— Блин! — скрипнула зубами Ольга. — Зажигалку посеяла…

Леха решил, что лучше пусть она закурит, сам знал, как хреново, когда сигарета есть, а огня нету.

— На, — сказал он, доставая зажигалку.

— С-спасибо. Ты настоящий друг… — пробормотала Ольга. — А эти все, — она мотнула головой в сторону двери, — пидоры! Верно? Верно, спрашиваю?

Леха не знал, как охранники отнесутся к тому, что он согласится с Ольгой, но все-таки кивнул утвердительно.

— Поверни сигаретку, — осмелился посоветовать он, — фильтр сожжешь.

— В-верно… — согласилась Ольга и, к великой радости Лехи, положила револьверчик на стол. Потом сунула фильтр в рот, запалила сигарету, затянулась. Видать, пошло не в кайф. Она дернулась, рыгнула. «Лишь бы на меня, курва, не блеванула!» — Леха отодвинулся в сторону, но Ольга привстала со стула, зажала рот и, шатаясь, потопала в направлении ванной. Дернула дверь, та открылась слишком легко, и Пантюхова с размаху плюхнулась задом на пол. Муть изо рта плеснула на одежду, но, как ни странно, не попала на пол.

— Убью… — пробормотала она сдавленно. Леха не очень хотел, чтоб она его сочла виноватым и, упаси Господь, до револьвера дотянулась. Поэтому он, скинув пиджак, чтоб не уделать его в блевотине, подхватил бабу под мышки и поволок в санузел, где благополучно нагнул над толчком. На ногах она не устояла, осела коленями на кафель и, держась руками за унитаз, вывернулась наизнанку.

Пока ее рвало, Леха оглядывал себя — нет, не извозился, слава Аллаху! Отчего-то вспомнилось, как сам в таком же виде приходил домой. Жене тогда, поди-ка, не легче было. Правда, Леха без пистолета гулял.

Рыганья кончились. Начались какие-то шорохи и шевеления. Леха заглянул в туалет, беспокоясь, чтоб дура в толчке не захлебнулась.

А она, оказывается, раздеться пыталась. Плащ уже содрала и, скомкав, пихнула в ванну. Когда Леха заглянул, пыталась из жакета выпутаться. Невнятно материлась, елозила по полу. С треском отлетела пуговица.

— П-помоги, а? — пробормотала она. — Ни ф-фига с-себе…

Язык заплетался, похоже, она здорово плыла, а соображала совсем плохо. Леха выдернул ее из облеванного жакета, а заодно и из незастегнутой блузки. Бюстгальтер сам свалился. И тут из-под нее потекло…

— Ешь твою двадцать! — только и выговорил Леха. — Зассанка!

— Пошел ты на… — адрес был прежний.

Проще всего было запереть ее тут и вызвать охранничков. В конце концов, подтирать за дурой Коровин не нанимался. Но тут эта пьянь попыталась встать на ноги и едва не долбанулась башкой об умывальник. Могла бы и в пустую ванну спиной грохнуться — хребтину бы сломала.

Тут Леха решил, что самое надежное — усадить дуру в ванну и окатить холодным душем — глядишь, поможет. Засучил рукава, подцепил одной рукой под мышки, другой — под коленки. Перевалил через край ванной, не слушая вялые, бессвязные матюки, прямо в мокрой юбке.

— Ну и что? — спросила она. Леха пустил воду, струйки холодной воды хлестнули по Ольгиной физии, потекли по голым плечам и грудям.

— Ой! Холодно! — немного более трезво произнесла дура. Леха покрутил другой кран, пошла горячая, потом теплая.

— Нормально… — просопела она. — Юбку сними…

— Ладно, — согласился Леха.

В это самое время в дверь задубасили. Коровин выскочил из санузла и побежал открывать.

Оказалось, что это Воронков, пара охранников (те самые, что заглядывали минут двадцать назад), а так же какая-то баба в джинсовом костюме, невысокая, толстенькая и кудрявая.

— Где Ольга Петровна? — сурово спросил Воронков, который выглядел так, будто пробежал 10 000 метров на одном дыхании.

— Отмокает, — лаконично ответил Леха.

— Лида! — полковник бросил приказывающий взгляд на вновь прибывшую даму, и та торопливо побежала в санузел.

— Пошла вон, корова! — донеслось оттуда. — Не подходи! Убью!

Воронков поморщился, будто проглотив целиком недозрелый лимон.

— Сильно пьяная? — спросил он озабоченно.

— В дымину, — сказал Леха, внутренне радуясь тому, что может сообщить полковнику эту очень приятную новость.

— Пошла отсюда, зар-раза! — прорычала Ольга. — Где этот, новый? Который мужик?

Леха поежился. Речь явно шла о нем.

— Пусть он меня моет! — на сей раз это было уже не рычание, а визг. Лида, которая, должно быть, была какой-то прислугой, пролепетала:

— Ольга Петровна, это неудобно…

— Ты заткнешься или нет, овца?! Сказала — хочу, чтоб он! А ты мне на хрен не нужна. Угребы-вай!

В ванне развернулась какая-то суровая возня, сопровождавшаяся плеском воды, а потом из помещения санузла испуганно выскочила Лида. Судя по внешнему виду, буйная Ольга не раз и не два ее макнула в ванну, облила шампунем и поцарапала руку.

— Владимир Евгеньевич, — пожаловалась Лида, — она прямо невменяемая какая-то… Не знаю, что делать.

— Оставьте вы ее в ванной, — посоветовал Леха, — еще чуток — и протрезвеет.

— Нельзя оставлять, — возразила Лида, — заснет и утонет.

— Тогда вытащить и спать уложить, — предложил Коровин.

— Попробуйте… — зло сказала Лида. — Совсем сдурела!

— Ну, тогда сидите под дверью и караульте!

Воронков глухо кашлянул. Его мозги явно производили какие-то сложные мыслительные операции, но при этом еще и сомнениями терзались.

— В общем, так, — сказал полковник не просто веско, а даже увесисто, — пока не будем обострять ситуацию. Ты, Алексей, сейчас на нее имеешь наибольшее влияние. Поэтому попробуешь ее уложить отдыхать.

— Вы чего, Владимир Евгеньевич? — оторопел Леха.

— А ничего! — рявкнул полковник. — Иди и мой, раз приказывают. Не так уж и противно. Даже приятно небось бабе спинку потереть.

— Может, ее и трахнуть можно? — поиздевался Леха.

— Можно, — вполне серьезно сказал Воронков, — только не по голове. Учти, она и пьяная хорошо все помнит. И не прощает.

— Порадовали, — проворчал Леха, — спасибо, предупредили!

— Любовь зла… — осклабился Воронков. — Хотя тут скорее коза… В общем, разбирайся. Упаси Господь, если с ней что нехорошее случится. Понял? А ты, Лидия, побудешь тут для контроля. Ребята будут в соседней комнате, на всякий случай. Мне надо съездить кой-куда. Смотрите, чтоб все было в порядке.

Он удалился, охранники убрались за дверь, прихватив для порядка Ольгин револьверчик.

— Ой, а чего она молчит-то? — воскликнула Лида и побежала к ванной. Леха подумал, что вообще-то такие существа, как Ольга, в воде не тонут, но все-таки решил глянуть.

Ни шиша она не утонула. Задремала, но голову в воду не опустила. Юбку и все прочие остатки одежды с нее, должно быть, Лида сняла. Голышом она получше смотрелась. Фигуристая, все при ней, и мордашка в сонном состоянии вполне симпатичная, даже не злющая, но Лехе не до этого было. Конечно, если ненадолго, жениться можно, но только под дулом пистолета, не иначе.

— Давайте вытащим ее, — предложила Лида, — пока не сползла. Только осторожнее, не разбудите…

Черта с два! Едва Леха попробовал прикоснуться, как мутноватые глаза распахнулись, и мамзель Пантюхова сделала что-то вроде улыбки.

— А-а-а… Пришел. Как тебя зовут, а?

— Алексей Иванович, — на этот раз Коровин решил полным титулом представиться, хотя по обширнейшему опыту своего общения с бухим народом знал, что, возможно, еще и третий, и даже десятый раз знакомиться придется.

— Ты вообще-то мужик или как? — строго спросила Ольга.

— Вроде бы, — пробурчал Леха.

— Ты знаешь, кто я? — это так прозвучало, будто она минимум королевой Непала числилась, а по максимуму — Екатериной II.

— Сестра Пантюхова Георгия Петровича, — показал эрудицию Коровин, — главы нашей родной областной власти.

— Т-точно! — просияла Ольга. — Знаешь. Тогда лезь ко мне.

— Зачем? — спросил Леха, ничуточки не испытывая желания подчиниться.

— Поплаваем… — подмигнула красавица.

Тут она заметила Лиду, прятавшуюся за Лехиной спиной.

— Тебе чего тут надо, блин? Я тебе сказала: вали отсюда! Подсматривать пришла, да? Закладывать? Стукачка!

— Ольга Петровна, вам надо отдохнуть, — произнесла Лида самым рабским тоном. — Давайте я вас ополосну скоренько, в халатик одену и спать отведу, а?

— Не хочу, не нужна ты мне… — вяло пробормотала Ольга. Похоже, что она уже совсем разварилась в горячей воде и теперь ее можно было без опаски вынимать из воды.

— Возьми меня на ручки! — потребовала она, и Леха это задание выполнил. Пока он ее поддерживал, Лида протирала мокрую хозяйку махровым полотенцем, а затем кутала в махровый халат.

Из санузла Лида смогла ее вывести, а вот дальше не получилось. Ольга плюхнулась на кровать, предназначавшуюся Лехе, и развалилась, распахнув халат. Само собой, пришлось ее обратно заворачивать и снова брать на руки. Леха был вовсе не амбал, чтобы таскать по 60 кило на руках, а потому быстро сообразил, что лучше тащить это чучело на плечах, как мешок с картошкой. Так действительно оказалось сподручнее.

Лида показала, куда тащить, охранники не вмешивались. Тащить пришлось недалеко, через пару комнат, тут же, на втором этаже. Спаленка была маленькая, но уютная. Разглядывать, правда, некогда было. Леха поторопился свалить уже спящую Ольгу на наскоро расправленную Лидой кровать и скромненько удалиться. Точнее, вернуться в свою «камеру».

Лида пришла туда минут через двадцать и облегченно вздохнула:

— Уснула. Я сейчас ее одежду унесу и ванну помою.

— Часто она так?

— Не очень. Пару раз в неделю, может быть.

— А ты тут кто? — поинтересовался Леха.

— Девочка на побегушках. Стираю, убираю, мою. Готовлю еще. Домработница.

— Ясно.

После того, как Лида унесла ухрюканное одеяние Ольги, Леха получил, выражаясь по-импортному, тайм-аут. В смысле, перекур. Часа три подряд его никто не беспокоил, не ломился к нему в дверь и не требовал от него куда-либо ехать, во что-то переодеваться или кому-то спину тереть. Правда, все это время никому и в голову не приходило предложить Коровину чего-нибудь пожрать. Леха, конечно, с голодухи не помер, но пустоту в брюхе ощущал.

По прошествии этих самых трех часов жратва все-таки появилась. Принесла ее Лида. Она поставила на стол салат из огурцов, помидоров и лука, залитых постным маслом с уксусом и заманчиво посыпанных укропом. Борщец, поджарочка с картошечкой, компотик — Леха только пузо поглаживал после того, как все это умял.

С Лидой он заговаривать и не пытался. Уже чувствовалось, что ей строго-настрого запретили болтать много и вообще как-либо общаться с Лехой, кроме как по части выполнения служебных обязанностей. Так что надеяться на то, что Коровину удастся узнать что-нибудь новое насчет ситуации, в которую он попал, не приходилось.

То, что ситуация изменилась, и, судя по всему, не в лучшую сторону, Леха догадывался интуитивно (хотя даже толком не знал такого слова — «интуитивно»), Конечно, должна была быть какая-то причина тому, что его перевезли из «отеля» на эту дачу. Кстати, в том, что она митрохинская, Леха уже сомневался. Ему, между прочим, никто прямо об этом не говорил. Зато на сто процентов ясно было, что дачу сторожат не частные охранники, а казенные чекисты, которыми командует Воронков. Опять же то, что дачка находилась в поселке больших начальников, тоже смущало. Наконец, то, что Ольга Петровна Пантюхова вела тут себя как хотела и командовала охраной вовсю, а та только пыталась понемногу вякать, наводило на мысль о том, что она тут не какая-нибудь приживалка, любовница уже убиенного банкира. Нет, она тут издревле хозяйкой была. А раз и Воронков, и охрана ходили перед ней на задних лапках, то Леха помаленьку допер, что эта дачка именно ее и никого больше. Конечно, любопытно бы узнать, откуда она сегодня прикатила такая хорошенькая. Но, несмотря на то, что Коровин этой дуре в женихи намечался, такой информацией с ним бы делиться не стали. Впрочем, и того, что он узнал про свою суженую-ряженую, было больше, чем достаточно.

Напряженное мышление в совокупности с общим утомлением от сытного обеда Леху сморило. Он заснул, хотя за окном только-только стало смеркаться.