С работы Иванцов вернулся разбитым и унылым. Расстройство не было вызвано разговором с начальником областного ФСБ. Нет, беседа с Рындиным прошла именно в том ключе, в каком надо. Конечно, для того чтобы строить отношения «на уровне существующих с Найденовым», чекист еще не созрел. Но уже то приятно, что Рындин не стал давить, лезть в лобовую, грубо шантажировать. Нет, он культурно рассказал о том, что у него подсобрано против прокурора, хотя, может быть, кое-что и попридержал. Всеми козырями не бросаются. Так и не выяснил Иванцов, знает ли ФСБ о липовом расстреле Клыка и о его роли в этом деле. Зато узнал, что у Рындина немало накопано о связях прокурора с Черным. Правда, в основном косвенных доказательств. Главным свидетелем, которым располагали чекисты, оставался Малыгин. Во всяком случае только о нем, не считая молдавского гражданина Домициану, Рындин счел нужным поведать прокурору. В «загашнике» у чекиста мог оказаться еще кто-то. Вот это и было главной опасностью.

Но ведь договорились. Рындин пообещал, что окажет конфиденциальную помощь в розыске Ворожцова, Кузьмина и Дерюгина, а также иконы, которую они предположительно похитили. За это на один малозаметный счет в «Прим-банке» авансом надо перевести пять тысяч баксов и начисто закрыть дело об убийстве прежнего председателя правления этого самого банка. О Клыке в разговоре, естественно, никак не упоминалось. Но сомнения в том, что Рындин ничего не знает, все-таки оставались.

И все же беседа с Рындиным оказалась не самым неприятным событием этого дня. Когда Иванцов уже собирался выходить из кабинета, позвонили из Москвы. Отправленный туда товарищ полюбовался на тех, кого приняли за беглецов, и разочаровался. Едва закончился междугородный разговор, как позвонила жена, вторично съездившая за своим «уазиком» в соседнюю область, и сказала, что у нее есть очень важные, но не слишком приятные новости. Вот от этого-то известия Виктор Семенович порядочно приуныл.

Ужинали вместе, но поскольку около стола все время крутилась домработница, чета Иванцовых беседовала на околовсяческие темы, не затрагивая главной. Лишь после того, как не в меру услужливая Лена удалилась к себе на первый этаж, Ольга Михайловна сказала:

— Мне тебя жаль, но, по-моему, придется разводиться. Иначе можно потерять все.

— Оленька, времена конфискаций имущества прошли, по крайней мере в нашей губернии… — попытался пошутить прокурор.

— Сейчас, Витя, ты висишь на волоске. И я вместе с тобой. Порознь будет легче выкручиваться.

— Ты бы сперва объяснила, отчего такая уверенность?

— Сегодня я была там, «на грековской территории». Знаешь, что они установили? Машина с болота была угнана какими-то сопляками пятнадцати-шестнадцати лет. Пошли с утра в лес за грибами, около одиннадцати вышли на просеку и обнаружили там уазик» с незапертой левой дверцей и ключами в приборном щитке. Эти придурки решили прокатиться до шоссе и обратно. Пока ехали, нашли в бардачке бутылку водки «Белый орел» и из чисто спортивного интереса ее выдули. Потом море стало по колено, и ни решили ехать дальше, к себе в Лутохино…

— В Лутохино? — удивился Иванцов. — А почему же их Бугровск задержал?

— Потому что они мало того, что пьяные, так еще машину водить не умели. Ехали по трассе, как выразился один гаишник, «противолодочным зигзагом», но и при этом под сто километров. Когда за ними погналась ГАИ, с перепугу проскочили поворот на Лутохино и поехали в «Память Ильича», там бросили машину и через лес пошли домой. Какая-то бабка видела, как они из «уазика» выскакивали, и, когда гаишники, поменяв колесо после прокола, подъехали, указала, в какую сторону эти парни пошли. Ну, гаишники их догнали, положили на землю, слегка побили дубинками и надели наручники. Документов у ребят не оказалось, спрашивать было лень, решили, что они местные. Посадили в машины: двух в «Жигули», двух других в «уазик» и отвезли в Бугровск. Все равно надо было заправляться, видишь ли, до Сидорова бензина не хватило бы. Поэтому-то с этих угонщиков бугровский дознаватель и снимал показания. Сейчас они уже в КПЗ при Сидоровском райотделе. Хлопотов вмешался. Но в «уазике», видишь ли, следы ружейной смазки нашли — это уж кто-то из бугровских решил талант проявить… Вот и утащили «уазик» в область на осмотр и экспертизу. Ничего другого не обнаружили, но чехол с правого переднего сиденья забрали.

— А это точно те парни? — прищурился Иванцов. — Та бабулька не могла ничего перепутать?

— Не могла. Да мне уже Мирошин сообщил, что эти мальчики там везде свои отпечатки оставили. 212-прим обеспечена. Они уже и не отпираются. А вот другое дело, Витюша, что все так и рвались уточнить, отчего моя машина стояла в лесу на просеке… Пришлось соврать, что разрешила сотрудникам съездить на ней за грибами.

— Для экспромта неплохо. Дело они обязаны передать Хлопотову, подозреваемые — из Сидоровского района, преступление произошло там же. А уж тут, у себя в области, мы как-нибудь разберемся…

— Виктор, но ведь выходит, что ни Паша, ни остальные ребята машину не угоняли.

— Да. — Иванцов даже рассердился на себя за то, что на самую главную неприятную новость истекающего дня обратил внимание не он, а его супруга.

Машина есть, а людей нет. Странно. Конечно, Ворожцов — калач тертый. На машине ехать удобнее, но «уазик» — штука довольно приметная. Во всяком случае их намного меньше по области, чем «Жигулей», да и в соседней области тоже. Найти легче. А пешочком, не привлекая внимания — три мужика не толпа, — могли бы дойти до ближайшей автобусной остановки, докатить до какой-нибудь небольшой станции… Это один вариант. Он означает, что троица сейчас может быть уже в столицах и пытается найти оценщика для своего трофея. Есть шанс, что попадутся тем, кому прокурор ставил соответствующие задачи, но могут угодить и к «чужим», так что обеспечат немало нервотрепки и неприятностей.

Второй вариант по сравнению с первым показался грустным, разочаровывающим, но вполне безопасным лично для Иванцова. Бог, возможно, внял до определенной степени молитвам Клыка и поселил в голову прокурора эту «утешительную версию». Имелся в виду тот несчастный случай, если бы Ворожцов, Кузьмин и Дерюгин провалились в топь Черного болота вместе с Клыком и нычкой. Поверить в него, как это ни странно, несмотря на всю невероятность такой ситуации, Иванцову очень хотелось. Подсознательно, но хотелось, хотя разумом он понимал, что подобный исход не мог иметь места в действительности. Сразу четверо, здоровые, ловкие мужики… Но ж очень соблазнительно, конечно: Клык — на том свете, где ему и положено быть по закону; те трое, — которые знают о том липовом исполнении смертного приговора и могли бы при благоприятных условиях шантажировать Иванцова, — там же. А иконка эта — черт с ней! Возни с таким предметом много, пока превратишь ее в миллионы, недолго инфаркт нажить. Конечно, жалко, если утонула, не каждый день идет в руки такой куш, но сесть и потерять все из-за какой-то старинной деревяшки, если вдруг какому-то Найденову или товарищу Рындину захочется прокатить прокурора на вороных, Иванцову не хотелось.

Но не мог прокурор поверить в такое простое разрешение всех проблем. Не любил он самоуспокаиваться. И поэтому мозг вопреки подсознательному желанию поверить в то, будто все концы ушли в топь, начал строить новые версии.

Может быть, все-таки сговор? Пожалуй, это самый опасный из всех вариантов. Иванцов почти наизусть помнил личные дела Ворожцова, Кузьмина и Дерюгина. Он точно знал, что раньше они с Клыком не встречались и уж тем более дружбы не водили. Шансов, что они каким-то образом могли сдружиться за те два дня, что Клык находился у них под охраной, было мало, но все же… Ставить на карту свое достаточно прочное положение ради сомнительной возможности разбогатеть, продав икону? К тому же почти ни у кого, кроме Сени Дерюгина, не было в этом деле опыта. Да и у того — печальный. Молдавский покупатель Домициану, судя по всему, не мог встретиться ни с кем из ныне исчезнувших. Он ехал только к Черному и ничего не знал о том, что в деле с нычкой замешаны прокурор и охранники его жены. Если Рындин со своей конторой взяли Домициану на контроль, то они непременно отследили бы его контакт с Ворожцовым или с кем-то из двух остальных. Но Рындин получил информацию об участии Иванцова только от Малыгина. Один-единственный из всех «бригадиров» Черного, который не поехал за Клыком в охотничий домик. Как и почему — непонятно. То ли узнал что-то, то ли догадывался, то ли случайно все получилось? А может, он попросту был рындинским осведомителем? С чего бы это он так запросто попался в аэропорту, хотя куда безопасней было укатить на автобусе, на поезде или на его собственной «Волге»? Может, он и не попался вовсе, а просто прибежал прятаться под крыло к шефу, чуя, что ни от милиции, ни от Курбаши ему не спастись?

Но это все догадки не по делу. Надо сосредоточиться, не отвлекаться на побочные рассуждения. До них еще дойдет. Итак, если представить себе почти невероятное, то есть то, что Клык и его конвоиры нашли общий язык, крепко подружились и решили совместно увезти икону в неизвестном направлении, сразу же возникает вопрос: зачем трем охранникам мог понадобиться живой Клык? Вся потребность в нем начисто отпадала после изъятия нычки и выхода на твердую землю с болота. И — что очень важно — отпадала необходимость делить выручку на четыре части вместо трех. Кроме того, Клык явился бы очень неудобным спутником. Слишком уж его рожа привлекательна для правоохранительных органов — это раз, и слишком он опасен — четверых замочил — это два. Доверять такому парню и честно делиться с ним, не рассчитывая на возможный подвох, мог только очень наивный мужик. Ни Ворожцов, ни остальные таковыми не были. А потому если бы они и рискнули, решив надуть своего патрона, то вряд ли взяли бы в долю Клыка. Клыка они должны были пристрелить или зарезать сразу же по выходе из болота, и то, если нм не удалось пометить обратную дорогу. Если же они хорошо запомнили дорогу через топь, то Клык сейчас гниет где-то в середине болота. Впрочем, почему Клык? А что, если не они — его, а он — их?

Подобная мысль уже приходила в голову Виктора Семеновича перед вчерашней встречей с Найденовым. Всерьез он ее принимать не стал — слишком уж невероятно. Конечно, мог этот пройдоха завести кого-то одного на гиблое место, мог и второй провалиться, бросившись на помощь первому, но уж трех сразу… Вооруженных крепких ребят голыми руками он не одолел бы. И потом, уж этот-то наверняка постарался бы воспользоваться машиной. В армии Клык имел значок водителя 1-го класса, как правило, прибывал на место преступления и уходил с него на угнанных автомобилях. После этого машину бросал.

Ни разу не попадался гаишникам. Будучи местным, отлично знал все проселки, просеки…

Зазвонил телефон. Ольга Михайловна сняла трубку.

— Алло! Валера? Да, он дома. Позвать? Пожалуйста, заходи… Ждем.

— Найденов? Мы ж только сегодня договаривались, чтоб поменьше встречаться!

— У него какие-то очень важные новости. Явно волнуется.

Найденов подъехал минут через пятнадцать, не больше. Должно быть, он звонил по радиотелефону из машины. Еще с порога на лице его были заметны озабоченность и тревога. На ногах — грязные болотные сапоги, на сером милицейском камуфляже присох мох, лысину украшало несколько волдырей от комариных укусов.

— Чем еще обрадуешь? — спросил Иванцов, чувствуя, как садится голос и сохнет во рту.

— Ну, решил я все-таки собрать небольшую группу, взять собачку и аккуратно отработать на Черном болоте. Все надежные ребята, сам лично поприсутствовал…

— Ну и?

— Нашли Ворожцова, Кузьмина и Дерюгина. В болоте. Убиты пулями 5,45. Почти в упор. В каждом по нескольку штук.

— Да… — провернув язык, выдавил Виктор Семенович нечто неопределенное.

— Ничего при них не нашлось. Ни оружия, ни денег, ни «дипломата». Вот так. Кто-то их как следует запрятал, почти на полтора метра под ил. Еле выудили. Гильзы нашли — четырнадцать автоматных и одну от «ПМ». Но ни одного ствола. Окурки нашли, следы крови…

— Не определили, сколько было нападавших? — спросил Иванцов.

— Нет. Только одно смогли установить, Семеныч. С ними четвертый был. Может, ты мне сам объяснишь, кто?