В творчестве русского философа В.С.Соловьева тема христианского единства занимает значительное место. По существу, он обращался к ней на протяжении всей жизни и явился первым среди русских мыслителей XIX в., кто указал пути к примирению восточного и западного христианства. В одном из исследований, посвященных его творчеству, справедливо указывается, что Соловьев первым понял, что для эффективной деятельности церкви в социальной и международных сферах требуется предварительно восстановить церковное единство, и что в этой связи его можно считать предтечей современного экуменического движения.

Обратиться к экуменической проблематике Соловьева во многом побудили политические события последних десятилетий XIX в. — это прежде всего русско-турецкая война и непрекращающаяся борьба вокруг так называемого польского вопроса. Оба события, по мнению философа, явились наглядным выражением «вековечного спора» Запада и Востока, и решение его возможно только в результате свободного соглашения между Православной и Католической церквами. А до тех пор, считал Соловьев, ни о каком действительном примирении ни на социальной, ни на политической почве говорить не приходится. Есть только одна почва, на которой мы можем сойтись, писал он, — это «почва религиозная». Соловьев был убежден, что такое примирение «неизбежно предстоит для России», поскольку без него «она не может послужить делу Божию на земле». «Задача России есть задача христианская, и русская политика должна быть христианской политикой», читаем мы в одном из его произведений.

Требования христианского подхода в международных отношениях и внешней политике явились для современников Соловьева откровением и были встречены с большой долей недоверия. Многих, в особенности славянофилов, шокировало его предложение о примирении Православной и Католической церквей на «основе свободного соглашения» и при равенстве условий. По этому поводу Соловьеву пришлось выслушать немало, в том числе, и обвинений в измене православию и в пристрастии к католицизму. Отвечая одному из своих оппонентов (Н.Я. Данилевскому), он решительно отвел эти обвинения. «... Нет у меня никакого побуждения становиться на одну сторону или жертвовать одним для другого», — заявил Соловьев. Главным и обязательным условием в религиозном диалоге он считал «беспристрастие и справедливость», в связи с чем писал: «Если бы сочинения католических писателей имели к нам свободный доступ, если бы, с другой стороны, хотя кто-нибудь из писавших у нас об этом предмете сделал справедливую и доброжелательную оценку положительных религиозных элементов, представляемых католичеством, тогда и мои рассуждения могли бы иметь менее апологетический характер».

В развернувшейся полемике со славянофилами Соловьевым был выдвинут ряд принципиальных соображений, получивших в дальнейшем теоретическое обоснование в его фундаментальных трудах. Вплоть до начала 80-х гг. он сам был тесно связан со славянофилами и разделял вместе с ними взгляд на исключительную роль Православной церкви в христианском мире. Позднее Соловьев подверг основательной корректировке этот взгляд и даже позволил себе выразить мнение, что в случае если «мы теперь не откажемся от своей религиозной исключительности и предубеждения (в отношении Католической церкви. — А.К.), Россия не будет в состоянии явиться как всемирно-религиозная сила для служения вселенскому христианству».

В ходе полемики он не раз упрекал своих оппонентов в узком национализме и нежелании принять ответственное решение в «великом споре» между Востоком и Западом. В серии статей под общим названием «Национальный вопрос в России» он подверг обстоятельному критическому анализу взгляды славянофилов на проблему церковного раскола 1054 года. Вопреки распространенному мнению Соловьев считал, что в «грехе раскола» виновны обе стороны, и восточная церковь заплатила за него не менее дорогую цену, чем западная. Отойдя от традиционной позиции в отношении католицизма, Соловьев уже не мог относиться к западным христианам как к отступникам от истинной веры, на чем настаивали славянофилы. Их тезису об исконной противоположности духовных начал православия и католицизма он противопоставил свои соображения, согласно которым «восточное православие и западное католичество по своим образующим началам не исключают, а восполняют друг друга. Их враждебное противоположение не вытекает из их истинной сущности, а есть лишь временный исторический факт». И хотя Соловьев смотрел на этот факт как на трагическое событие в истории христианства, поскольку в результате была нарушена целостность Церкви, а с ней—утрачена способность к вселенскому действию, однако, не терял надежды, что со временем будет восстановлено «нарушенное единство между нашею восточною (греко-русскою) и западною (римско-католическою) церквами».

Соловьев начинал свою борьбу за христианское единство, еще будучи тесно связан со славянофилами и находясь под сильным влиянием А.С.Хомякова, с которым его связывала вера в единство Церкви, в ее соборность. В развитие этой идеи Соловьев выдвинул концепцию «всеединства», которая стала центральным положением его философии. Представляя собою сферу абсолютного, Божественного, «всеединство», согласно Соловьеву, раскрывает себя в обществе как богочеловеческий союз, или свободная теократия, под которой следует понимать взаимодействие Творца со своим творением. Впоследствии Соловьев не раз высказывал мнение, что «свободная теократия» может явиться результатом объединения западной и восточной церквей в рамках церковно- монархической государственности.

В работах 80-90-х гг., в первую очередь в «Истории и будущности теократии» и «Оправдании добра», Соловьев убедительно показал, что свои надежды на восстановление единства церквей он связывал не с компромиссом в вопросах вероучения и не с церковной реорганизацией, но целиком полагался на кафоличность Церкви, поскольку именно в ней, по его словам, в полной мере выражена «сознательная и преднамеренная солидарность всех членов вселенского тела в единой безусловной цели существования при полнейшем разделении духовного труда». Соловьев уповал на «положительный универсализм» христианства, благодаря которому, как он верил, оно преодолеет разобщенность церквей и при этом сохранит все их особенности и различия.

Горячо веря в истинность цели, стоящей перед человечеством, Соловьев всю свою энергию направлял на разрушение вековых барьеров, которые разделяли Православную и Католическую церкви. Он продолжал свою борьбу, несмотря на глубокое разочарование позицией Православной церкви, отстранившейся от вселенского движения и превратившейся, как считал Соловьев, в «простой атрибут или придаток русской государственности». Поэтому в своих планах создания «свободной теократии» он более уповал на союз папы Римского и русского императора, нежели на Русскую православную церковь.

На пути реализации объединительных планов Соловьева ожидали суровые испытания и горькие разочарования; отдалялись друзья, с которыми его связывали прошлые увлечения славянофильством, множилось число идейных противников, не проходило ощущение окружавшей его на родине подозрительности и даже враждебности. Осложнились отношения философа с Православной церковью. Вновь назначенный обер-прокурор Священного Синода Константин Победоносцев запретил публикацию книги Соловьева о теократии, усмотрев в ней извращение идеалов православия. Несмотря на усилия его новых друзей католиков, в особенности епископа из Хорватии Штроссмайера и каноника Франциска Рачкого, Соловьеву не удалось всерьез заинтересовать Запад идеями воссоединения церквей. По словам епископа Штроссмайера, Лев ХIII, ознакомившись с проектом создания «свободной теократии», заметил: «Прекрасная идея, но нереальная, разве что случится чудо...». И тем поставил крест на реализации соловьевского проекта.

Деятельность Соловьева по воссоединению церквей закончилась, не принеся ощутимых результатов и оставив в душе философа горький осадок. Он осознал тщетность своих усилий по примирению католичества и православия, когда воочию убедился в отсутствии у обеих церквей в тот период искреннего желания быть воссоединенными. Однако до конца дней своих он не переставал верить в спасительную силу христианского единства. В пророческой книге «Три разговора», опубликованной незадолго до своей смерти, Соловьев писал, обращаясь к поколениям, которым еще только предстояло испытать на себе «всемирно-объединяющую власть» тоталитаризма: «...В теснейшем сближении и мирном сотрудничестве всех христианских народов и государств я вижу не только возможный, но необходимый и нравственно обязательный путь спасения для христианского мира от поглощения его низшими стихиями».

Таким образом, Соловьев вплотную подошел к идее экуменизма как наиважнейшей цели и миссии христианства в современном мире. Несомненно, что своими трудами он оказал большое влияние на экуменическую мысль XX столетия, в которой нашли развитие многие его идеи, представившие новое видение проблемы христианского единства. В связи с этим известный оптимизм внушают последние высказывания папы Иоанна Павла II относительно единения Католической, Православной и Протестантской церквей через общее их участие в деле «справедливости и мира, в деле устроения земного порядка на христианских началах».