Глава тридцать восьмая
«… И был год Красного Дождя. Потому что Юнри оставил свой дом Спутанные Нити, наполнил колчан огненными стрелами и обновил тетиву на луке. Он вышел с тем, чтобы поразить дерзких Вауу-Гнриг, забывших о своём месте и попытавшихся снова, как и в начале всех времён, взобраться по нитям Опоры. Юнри поразил всех Вауу-Гнриг. И небеса отяжелели от их нечистой крови, опустились до земли, облака влачились по верхушкам деревьев и цеплялись за горы и крыши домов. Из них проливалась красная влага, которую нельзя было пить. И земля отвергала её, так что кровавые лужи не пересыхали в самый страшный зной, застаивались и обращались в смрадные мёртвые болота, которые не порождали ничего, кроме пауков и скорпионов. Поэтому на небесах нет ни одного вауу, даже самого маленького, зато на земле нет от них спасения.
В этот год, в месяц Жёлтых Злаков, в час полнолуния юйрзеогр Менугзаигви Громорукий возлёг с женщиной по имени Аудэ, дочерью гадателя по свиным внутренностям. В свой срок Аудэ родила ему сына, который поразил всех белым цветом кожи и розовым свечением глаз, отчего верховный жрец Дзеолл-Дзоамм нарёк его Светоносным ещё до того, как ребёнок получил имя от своего отца.
И Громорукий радовался в душе тому, что небеса одарили его первым наследником, потому что до сей поры не было у него сыновей. Но жрецам и врачевателям он повелел хранить тайну, а в столице объявить, что Аудэ родила дочь, вскорости умершую. Он сделал это, опасаясь за жизнь сына, имя которому нарёк Айлоуриндиаг.
И был год Сухих Северных Ветров. В течение месяца Ломаной Глины приютом наследнику и его матери служил сухой грот лабиринта Эйолудзугг, название которого было скрыто даже от самых близких к престолу людей. Затем, чтобы дать наследнику время созреть для власти, был снаряжён и втайне отправлен из столицы в западную провинцию Аэйнюймб караван буйволов и боевых носорогов. Караван сопровождали жрецы, и в их числе сын верховного жреца Дзеолл-Гзонр.
Но юруйаги, братья юйрзеогра, прознали об этом и пустились в погоню за караваном. Их возглавлял Гзуйюб Сын Смерти, вооружённый дубиной, утыканной медными шипами.
Однако Дзеолл-Гзонр был умён и хитёр. Он свернул с полпути и направил караван через горный перевал в монастырь Онганаам. В этот монастырь не проникал ни один из живых людей, кроме тех, кто посвятил себя богам и чёрному колдовству. Там Дзеолл-Гзонр укрыл наследника, а женщине Аудэ выколол глаза с тем, чтобы она никогда и никому не могла впредь указать путь к Онганааму. Но ей была сохранена жизнь, потому что в монастыре не было своих женщин, способных дать молоко Светоносному. Затем Дзеолл-Гзонр вернулся на дорогу, что вела в провинцию Аэйнюймб.
Вскоре юруйаги настигли ложный караван и повелели ему остановиться. Пока жрецы беседовали с Гзуйюбом Сыном Смерти, его спутники копьями пронзали повозки и мечами вспарывали мешки с поклажей. И Дзеолл-Гзонр предупредил Сына Смерти, что он творит бесчинство и будет наказан богами. Но Гзуйюб только рассмеялся в ответ. Ведь с детства он посвятил себя престолу Эрруйема и полагал, что ему некого опасаться на Теле Мбиргга, пока молот Эрруйема скрыт в Земле Теней. Между тем, один за другим к нему подходили юруйаги и говорили, что ребёнок не найден. И злоба Сына Смерти возрастала, пока не превзошла все пределы благоразумия.
И тогда он изрыгнул своими устами богохульство, призвав гнев Эрруйема на головы жрецов. Но от начала времён ведомо, что кара богов не рушится на тех, кто им посвящён, а падает на самого святотатца. И хотя Сын Смерти был посвящён Эрруйему, жрецом он не был и проводил свою жизнь в скверне. Он даже замахнулся медношипой дубиной на Дзеолл-Гзонра, но не отважился нанести удар. И разгневанные юруйаги пустились в обратный путь.
Жрецы же спросили Дзеолл-Гзонра, что им теперь делать. И тот приказал им продолжать путешествие на запад и сам был с ними весь день.
А затем наступила ночь, и юруйаги стали лагерем на обочине дороги, где пировали и предавались иным отвратительным занятиям. При этом они хулили богов, юйрзеогра и его отпрыска. И всякий говорил, что Гзуйюб Сын Смерти годится на престол не хуже Громорукого.
Едва лишь они уснули, как с вершины горы Бюмдзигм, что поросла густым лесом, спустился страшный демон Ргвамм. Лицом он походил на вауу, телом на человека, а росту в нём было тридцать локтей. Он был сыном одного из Вауу-Гнриг и женщины, но из-за безобразного облика не нашёл пристанища ни среди зверей, ни среди людей и был отвержен всеми. Оттого вечно мучился он злобой и нападал на всякого, кто становился на ночлег в окрестностях той горы. И демон Ргвамм схватил спящего Сына Смерти, оторвал ему голову, а тело сунул в костёр, чтобы зажарить. От шума проснулись остальные юруйаги и увидели, каков был конец их предводителя.
Насытившись, демон никого больше не тронул и вернулся в свой лес. Рассказывают, что там он вскорости нашёл свой конец и избавление от мук вечной злобы и одиночества. Эрруйем, которому посвятил себя Сын Смерти, нашёл время, чтобы призвать Ргвамма в свои чертоги на суд. И там он поразил демона своим молотом, после чего снял с него шкуру и бросил к своим ногам.
Потрясённые же юруйаги не могли сомкнуть глаз до утра. С первым же лучом солнца они поспешили в столицу, чтобы не покидать её пределов десять лет. Там они поведали юйрзеогру о случившемся, и тот назначил новым предводителем над ними своего брата Агэмболлама.
Вскоре вернулся и Дзеолл-Гзонр. И никто не знал о судьбе Светоносного все годы, пока тот не вступил в возраст власти. Только сам Громорукий получал вести о нём от верховного жреца Дзеолл-Дзоамма, а тот в свою очередь — от своего сына. Поэтому юные годы Айлоуриндиага скрыты от смертных пеленой тайны. Известно только, что когда Светоносный перестал нуждаться в материнском молоке, женщина Аудэ была умерщвлена жрецами из монастыря Онганаам, а тело её сброшено в пропасть, населённую хищными вауу. Это было проделано на глазах наследника с тем, чтобы внушить ему сознание власти над людьми и пренебрежение к женщинам. Ведь удел женщин — во всём служить прихотям мужчины и не уподобляться людям, а быть там же, где и домашняя скотина. Рассказывают, что Светоносный хлопал в ладоши, когда происходила казнь. Но этому можно и не верить, поскольку такие рассказы исходят отнюдь не из уст очевидцев.
И был год Белого Зверя. Потому что боевые носороги в загонах западной провинции Аэйнюймб породили сразу троих белых детёнышей. И в месяц Пыльных Столбов эти детёныши были доставлены в Эйолияме и там принесены в жертву Эрруйему.
И был год Голода. Потому что злаки не уродили зерна в достатке, и люди остались без лепёшек. Они ели падаль и охотились на такую добычу, которая прежде считалась нечистой и негодной в пищу. Некоторые приучились есть даже мерзких вауу. И земля дрожала от гнева Древних Пауков. Другие же люди охотились на себе подобных и навсегда отвратили от себя милость юйрзеогра и богов. И они не могли вернуться в стены городов, оставаясь скитаться в бесплодных степях Опайлзигг либо приумножая собой полчища людоедов буммзигганов.
И был год Великого Отдыха. Потому что богам наскучило испытывать своих рабов голодом и бедствиями. Либо же они чересчур были увлечены своими делами и не вспоминали о тех, кто населяет Тело Мбиргга. И люди вздохнули с облегчением. Это было время, когда никто не умирал от недоедания, никто не шёл войной на соседа, никто не говорил злобно. Жрецы, бродившие в потёмках лабиринта Эйолудзугг, натыкались на полусонных вауу, которые не бросались на них, а с миром уступали им путь. В столице появился один только вургр, да и тот злодействовал не более десяти ночей и вскоре умер, угодив в ловушку с отравленным копьём.
И был год Забытого Корабля. Потому что к пристани Йолрни, столицы Востока, причалил корабль, о котором забыли. Это был корабль морехода Дзунрэо, переплывший Океан Крови и доставивший драгоценности и диковины с острова Эйолбруогзамм. Дзунрэо сам сопровождал караван в Лунлурдзамвил и был принят юйрзеогром. Вместе с ним прибыли тусклоглазые островитяне, на удивление быстро изучившие язык зигганов в достаточной мере, чтобы понимать обращённые к ним вопросы. Но ответы их были невразумительны, и требовалось усилие, чтобы уловить их смысл. Они были отвратительны и внушали ужас даже воинам. И Громорукий повелел им удалиться из дворца в просторный дом без окон, выстроенный для них на окраине столицы. Только жрецы могли беседовать с ними подолгу. Вскоре островитяне исчезли, и никто не вспоминал о них с сожалением.
И были ещё два года Великого Отдыха.
И был год Саранчи. Потому что дикие племена буммзигганов, которые поклоняются лживым богам и не знают имён тех, кто создал этот мир, устремились на Лунлурдзамвил. И не было числа, чтобы измерить их войско. Во главе племён стоял великан Умаам, съедавший по одному человеку каждый день, так что от того оставались лишь белые обглоданные кости. Когда же не находилось невольника, чтобы утолить голод Умаама, к нему приводили воина из его же племени, на которого падал жребий. И Умаам съедал собственного воина. Рассказывают, что он был сыном демона, едва ли не самого Ргвамма. Но поверить в это нелегко.
В месяц Грязной Воды людоеды осадили город Йолрни, столицу восточной провинции Олмэрдзабал. И в городе не стало еды, а воды реки, питавшей Йолрни, были отравлены трупами зигганов и нечистотами. Тогда правитель Йолрни велел открыть ворота, а жителям умертвить всех детей и женщин, чтобы руки были освобождены для оружия, а сердца открыты для ненависти. Каждая улица Йолрни обратилась в могилу, каждый дом — в склеп. И на долгих три года обитателями города стали призраки растерзанных воинов, даже после смерти не прекращавшие боя с такими же призраками захватчиков.
Низвергнув и разграбив Восток, войска Умаама хлынули к сердцу империи. Скороход одолел бы это расстояние за пять дней. Но буммзигганы были отягощены добычей и незажившими ещё ранами. И весть о падении Йолрни опередила их, так что Менугзаигви Громорукий имел время подготовиться к осаде. Он мог бы направить навстречу Умааму армию, но понимал, что при всей своей доблести и отваге смертные люди не могли противостоять дикарям в открытом бою. Потому что те не ведали страха смерти, не знали чувства боли и могли сражаться даже лишившись частей собственного тела. И Громорукий укрыл армию за городскими воротами, а сам послал гонцов на Запад, чтобы те привели помощь из провинции Аэйнюймб.
В месяц Ломаной Глины войска людоедов окружили Лунлурдзамвил со всех сторон, и глаз не способен был охватить занятое ими пространство. Но буммзигганы не нашли источников, снабжавших город питьевой водой. Они не знали, что лабиринт Эйолудзугг полон бездонных и хрустально-чистых водоёмов.
Тогда в ярости Умаам велел поджечь посевы вокруг столицы. Но дым от пожара отнесло ветром на его же войска, а затем туда же покатилось и само пламя. Охваченные огнём дикари, глумясь над смертью, бросались на запертые ворота Лунлурдзамвила и умирали там в надежде прожечь в них хоть малейшую щель собственными телами. Громорукий и жрецы наблюдали за этим зрелищем с городской стены, и в сердцах у них поселился ужас. Только хлынувший с небес дождь прекратил это чудовищное жертвоприношение, а ночь скрыла следы пожара от людских глаз.
На следующее утро Умаам начал штурм стены и не прекращал его ни на миг в течение полугода. Раз за разом отряды буммзигганов врывались в город и учиняли там неистовую резню, потому что остановить их могла только смерть. Трупы оставались неубранными с улиц и площадей. И вауу беспрепятственно приходили за добычей даже средь бела дня, а затем, пресытившись, падали с ног там же, где ели. И запасы пищи, рассчитанные на пять лет, были осквернены. Защитникам города пришлось убить всех боевых носорогов и съесть, чтобы поддерживать силы. Только вода из подземелий лабиринта была чиста и вкусна, как и прежде.
Если бы Бюйузуо Многорукий, повелитель Ночной Страны Рбэдуйдвур, решил свести счёты с людьми в эти дни, он обошёлся бы малой кровью. Но он не ведал о творившемся в стенах столицы. Либо, как и всё живое, устрашился зверовидных захватчиков.
В то время, как главные силы обороняли городскую стену, отдельные отряды зигганов через ходы лабиринта проникали в тыл к людоедам и наносили немалый урон, хотя назад никто не возвращался. Ведь обратиться в бегство неминуемо значило открыть тайну лабиринта, а Эйолудзугг всегда оставался самым могучим оружием империи. И скоро не нашлось храбрецов для таких вылазок.
В месяц Пыльных Столбов юруйаг Яйянг тайно прокрался в лагерь Умаама и пообещал тому помощь в захвате города в обмен на престол. И Умаам дал ему своё слово, хотя и не ведал цены клятвам. Ночью Яйянг открыл ворота и впустил буммзигганов в столицу. Но Умаам обманул его. Он убил Яйянга копьём, вырезал ему сердце и утолил свой голод в то время, как его воины уже вступили в бой с защитниками Лунлурдзамвила. Затем Умаам спокойно переступил через останки предателя и тоже вошёл в город.
В страшной битве город был разрушен почти до основания. Только дворец Эйолияме ещё оставался нетронутым, потому что именно сюда сбредались израненные бойцы со всех улиц, по которым уже текли реки крови. Сам юйрзеогр Менугзаигви Громорукий вооружился мечом и арбалетом, чтобы защищать свой престол.
И когда казалось, что боги окончательно отвратили свой лик от империи, когда верховный жрец Дзеолл-Дзоамм был поражён брошенным издали копьём и умер у ног собственного сына, когда не оставалось ни сил ни надежд, разверзлись небеса и двузубая молния ударила в колодец. Это было грозное знамение, но никто не мог разъяснить, что же оно предвещает. И Дзеолл-Гзонр, не ведая истины, всё же велел юйрзеогру воспрянуть духом.
В этот самый час к окрестностям города подошло войско с Запада, во главе которого стоял Айлоуриндиаг Светоносный, достигший возраста власти. Сила его была достаточна, чтобы разить мечом и копьём, и вид струящейся крови не страшил его, а наоборот, пьянил и возбуждал. И разъярённые дурными вестями воины зигганов бросили на тылы людоедов боевых носорогов, опьянённых настоем травы зуггзугг. А затем они безжалостно вырезали всех, кто оказался на расстоянии выпущенной стрелы от городских стен, не исключая детей и стариков.
Но Умаам сумел пробиться к самому дворцу Эйолияме. Он был залит кровью с головы до ног. Шерсть, что заменяла ему волосы, слиплась, как у дикого зверя. И он вступил в бой с юйрзеогром, которому возраст и усталость воспрепятствовали выказать великую доблесть. И Умаам поразил Громорукого своим копьём. И не было никого рядом, кто уберёг бы повелителя империи от смерти и поругания.
Однако жрец Дзеолл-Гзонр, видя неминуемую гибель Менугзаигви, скрылся в лабиринте и там, в дальнем святилище, чудовищным заклинанием призвал на помощь Эрруйема. Сам повелитель Земли Теней не явился на зов. Но он разверз свои чертоги и позволил Дзеолл-Гзонру войти в обиталище мёртвых. И жрец пал ниц, не дерзая поднять головы и даже вдохнуть ледяного воздуха Чрева Мбиргга. Он слышал только громовой голос и сквозь сомкнутые веки видел ослепительное сияние. И Эрруйем повелел ему избрать воина для защиты престола. И жрец не глядя протянул руку и указал пальцем. Тогда Эрруйем удалил его вместе с тем, кого он выбрал, из Земли Теней и вернул в святилище. Когда же Дзеолл-Гзонр открыл глаза, то увидел, что перед ним стоит Гзуйюб Сын Смерти с запёкшейся раной на шее.
Превозмогая страх, жрец приказал Сыну Смерти идти и охранять юйрзеогра. Он не ведал, что тайные предначертания небес уже исполнились и Менугзаигви Громорукий пал от копья Умаама. И Сын Смерти покинул святилище, прошёл через дворец Эйолияме, спустился с крыльца и миновал Умаама, совершавшего надругательство над телом Громорукого. Обуянный страхом жрец потребовал от Сына Смерти покарать убийцу. Но глаза Гзуйюба были мертвы и не увидели противника. И он шёл молча, глядя прямо перед собой, переступая через ещё трепещущие тела, как будто этот мир не существовал для него.
Когда же он вышел из города, то юруйаги не узнали своего предводителя и напали на него, чувствуя в нём угрозу своей власти. Но ни один не смог причинить вреда Сыну Смерти. И он беспрепятственно дошёл до Айлоуриндиага, который сидел в своём шатре, и встал рядом с ним, обнажив меч.
Дзеолл-Гзонр поведал Светоносному о гибели его отца. И молодой юйрзеогр, охваченный скорбью, вышел из шатра, чтобы вступить в город, который отныне принадлежал ему одному. И юруйаги швырнули свои мечи к его ногам в знак верности. Потому что они видели: за спиной повелителя стоит Сын Смерти, мёртвый взгляд которого не замечает ничего, кроме врагов престола.
Но Умаам, подобный беснующемуся демону, в дыму и пламени появился из ворот Лунлурдзамвила, в одной руке сжимая копьё, а в другой волоча за бороду отрезанную голову Громорукого. Не было никого, что не устрашился бы в тот миг и не пожелал бы оказаться подальше от этого зрелища. И все воины Запада отпрянули, позабыв об оружии, утратив отвагу и честь. Умаам же издал леденящий душу вой, каким празднуют новую жертву ночные вургры, вскинул копьё и устремился на Светоносного.
Но Сын Смерти обратил на него мёртвые глаза. И, не позволив юйрзеогру даже пошевелиться, закрыл его собой. А когда Умаам уже занёс обагрённое кровью копьё для удара, Сын Смерти одним взмахом меча разрубил его гигантское туловище пополам. И Умаам умер. И не осталось больше ничего, что могло бы помешать Светоносному взойти на престол…»
Узорная Летопись. Двенадцатый белый свиток. Пересказ с зигганского В. И. Сорохтина. Материалы и исследования по истории и этнографии Опайлзигг, выпуск 1.
Комментарий пересказчика: на первый взгляд, обычная летопись, довольно последовательно излагающая, «откуду есть пошла зигганская земля и кто в Лунлурдзамвиле нача первее княжити». Даже мне, простому глупому ниллгану, становится ясно, кто были эти страховидные гости, прибывшие на корабле Дзунрэо, и почему они, собаки, все понимали, а их ответов, напротив, никто не понимал. И новелла о визите жреца к престолу Эрруйема поразительно напоминает мои первые впечатления от пребывания в мире собственных потомков. Жаль только, что летописец не задался вопросом: как же так? подземное, вроде бы, царство, темнотища должна быть, глаза выколи, а вместо того — какой-то там, на фиг, ослепительный свет… откуда? зачем?! И дату начала ниллганства можно, казалось бы, установить с точностью до года, но… Из отрывочных сведений, услышанных, обманом выведанных, клещами вытянутых из Ратмира, следует, что всё началось не так и не тогда. Кто же врёт? Ратмир или зигганы? О последних мне известно то, что, если можно говорить правду, они говорят — и, надеюсь, пишут! — чистую правду. О Ратмире такого утверждать не возьмусь. Или Гзуйюб Сын Смерти — тоже… след какого-то всеми забытого призрака?