Глава четырнадцатая
… семинар шестой. Языки, наречия и диалекты империи Опайлзигг. Мы вдвоём с мастером Сергеем Сергеевичем Погорельцевым, доктором лингвистики, разгуливаем по пустынному, как водится, парку «Саратова-12». Между ровных, ухоженных, подстриженных по канадку клёнов, что отчаянно тянутся к бетонному самосветящемуся небу.
— Как вы, наверное, уже обратили внимание, — вещает Погорельцев, худой, сутулый, но такой же загорелый и такой же лишённый возраста, как и все, кто меня окружает, — столичный, светский диалект чрезвычайно беден глухими контоидами… простите, согласными. Шипящие отсутствуют совершенно. Взрывные — редкость. В то же время в восточных районах империи существуют говоры, где эксплозивные контоиды не только преобладают, а и совершенно вытесняют все остальные фонетические типы. Образно говоря, на востоке зигганы «рычат», на западе — «жужжат», а в столице — «лязгают»… Разумеется, вам нет необходимости уделять этой особенности повышенное внимание, поскольку цель вашей миссии — столица, где к носителям периферийных диалектов относятся по меньшей мере с недоверием. Впрочем, информация о специфике произношения той или иной социальной или территориальной общности иногда может сослужить добрую службу.
— Должно быть, я буду говорить с «лёгким прибалтийским акцентом», — неуклюже пытаюсь пошутить я.
— Не думаю, — отвечает мастер абсолютно серьёзно. — Как ни удивительно, артикуляционная база зигганского языка сильно приближена к типическому русскому. За упомянутыми исключениями, разумеется. При желании и небольшом напряжении органов речи любой зигган в состоянии без акцента произнести «чушь чеширская», «мопс взбесился», или даже «Кшиштоф Бженчочкевич из Пшибышева».
— Это даже я не смогу…
— Отчего же не сможете? Некоторое сознательное усилие артикуляторов… Но, в отличие от вас, любой зигган может такое произнести, но, если угодно, не хочет. Для вас это фонетическая шутка, а для него — бессмысленный набор звуков. Потому что зигганы не знают польского языка, не знают английского, не знают русского — что вполне извинительно, ибо этих языков нет ещё и в помине… и даже не подозревают, что существуют какие-то другие языки, кроме зигганского. Помните анекдот про глобус Америки? Если американцы эгоцентричны, то зигганы эгоцентричны вдвойне. Хм… да. Вы когда-нибудь задумывались, отчего так неистребим грузинский акцент?
— Оттого, что грузинам нравится, когда их принимают за грузин.
— Вы опять-таки будете поражены, но в этом есть доля истины. Не следует преуменьшать влияние этнологических аспектов взаимодействия различных фонетических сред. Казалось бы, устройство речевых органов стандартного славянина ничем не отличается от аналогичного аппарата стандартного грузина или англосакса. Между тем, ничто не даётся с таким трудом, как полное преодоление интерфонетического барьера.
— Значит, там мне не грозит внезапно столкнуться с коллегой из Тбилиси или какого-нибудь Сан-Франциско?
Сергей Сергеевич изумлённо вскидывает брови:
— Как вам такое могло вообще прийти в голову? Вы, коллега Змиулан, будете там в совершенном одиночестве, причём по нескольким причинам. Во-первых, исследования на территории Опайлзигг — абсолютная монополия нашего департамента. Во-вторых, таковой она является потому, что соблюдается режим глубокой, неукоснительной секретности исследований, исключающий саму возможность утечки информации о проекте, и я не думаю, что в Лэнгли или каком-либо другом примечательном месте даже подозревают о самой возможности темпоральных акций. В-третьих, это весьма дорогое удовольствие, чтобы направлять в прошлое более одного человека за цикл. Разве Ратмир вам не говорил?
— Мне он говорил совсем иное. Что они обшарили все закоулки древнейшей истории, по ранний палеолит включительно…
— Коллега Ратмир преувеличил масштабы нашей темпоральной экспансии. Хотя и не слишком. Однажды возникли некоторые обстоятельства препятствующего свойства… впрочем, мы изрядно отвлеклись от темы семинара, вы не находите, коллега?
Я давно уже это находил, но активно и беззастенчиво старался извлечь максимум информации из нежданно подвернувшейся золотой жилы. «Абсолютная монополия… режим секретности… обстоятельства препятствующего свойства»… Вот как. Это любопытно. Неужели в России наконец-то научились держать язык за зубами? Судя по Сергею Сергеевичу, не очень-то похоже… Зато похоже, что мне следует больше внимания уделять семинарам мастера Погорельцева, который спокойно, по всей видимости — сам того не замечая, фонтанирует маленькими местными секретами, как прохудившийся рог изобилия. И очень надеюсь, что нас не подслушивают. Потому что, если вдруг выяснится, что наивняк Погорельцев преступил какие-то корпоративные нормы словоблудия, — а что таковые существуют, я уже давно понял из опыта общения с Ратмиром, да и из упоминания о бронированном колпаке секретности над проектом, — ему грозят большие неприятности. А мне… мне, наверное, прочистят мозги в ходе ближайшего сеанса гипнопедии. Не убивать же им меня, в самом деле… коли уж сразу не убили.
— Странное исключение из общего правила — название самой империи, — продолжает мастер, — где присутствует глухая «п». Есть гипотеза, что это наследие какого-то праязыка, канувшего в Лету. У вас, друг мой, есть редкая, ни с чем не сравнимая возможность исследовать это предположение. Я был бы вам безмерно признателен за любые новые данные на сей счёт, хотя… вряд ли мне представится случай… по вашем возвращении…
— Что вам мешает самому проверить гипотезу? — пожимаю я плечами. — По-моему, у вас не должно быть никаких проблем. В любой момент вы можете извлечь из прошлого достоверные сведения о чём угодно. Предложите себя в одну из миссий — в качестве пассажира-исследователя. Помните, как мы возили в космос всяких там афганцев, сирийцев?
— Позвольте, разве такое было?!
— Ещё как! Мы даже англичанку выгуляли в космос за свой счёт… Думаю, от вас было бы больше пользы, чем от этих «космонавтов-исследователей» из «Интеркосмоса».
— Многие специалисты… и ваш покорный слуга в их числе… строили весьма амбициозные планы, когда была успешно испытана первая темпоральная установка. Пережили, так сказать, приступ археологической эйфории. Пока проект не был внезапно засекречен. И пока темпотехники не обнародовали стоимость одного пуска своего монстра…
— Но если это сложно и дорого, тогда за каким же дьяволом туда отправляют меня? Не специалиста, не энтузиаста той эпохи, а совсем постороннего человека? Да ещё в качестве телохранителя!
— Извините, коллега Змиулан, но вы хотя бы историк. До вас же в Опайлзигг направляли вообще непонятно кого…
У меня на языке прямо-таки вертится вопрос: так какого же, простите великодушно, хрена?! Но мастер, словно спохватившись, возвращается на излюбленную стезю, к своим контоидам, вокоидам, всяким там аффрикатам.
Между прочим, если кто не понял, беседа ведётся на упомянутом светском диалекте. Привнесение в него лингвистических анахронизмов обращает нашу речь в любопытный постороннему слуху сленг. В малолетстве мне смешно и занятно было слушать общение между собой коми-пермяков или, к примеру, молдаван. Половина слов — русские, фразы вполне привычным образом сцементированы матюками межнационального общения, и всё же ни рожна не понятно…
Может быть, поэтому Сергей Сергеевич так разболтался, что в службе безопасности проекта нет специалистов по зигганскому языку. Или… у него есть какие-то свои соображения.
— Жаль, друг мой, страшно жаль, — убивается мой наставник, — что я не успею настроить ваш собственный, неповторимый идиолект. Ничто так не способствует языковой адаптации, как разработка индивидуализированной речевой характеристики! А ведь это самая интересная, самая ювелирная работа для практического лингвиста-зигганолога!
Нет, пожалуй, у него никаких соображений. Просто фанатик своего дела и… болтун, находка для шпиона. Его счастье, что я не шпион, а тоже в деле…
