Глава 17
В районе полуночи я приоткрыла дверь в комнату Дегтярева.
– Ты спишь?
– И какого ответа ты ждешь? – мигом огрызнулся полковник. – Да, дрыхну без задних ног, беседую с тобой, идя под руку с Морфеем?
Я вошла в спальню, толстяк лежал на кровати.
– Что за манера вламываться без предупреждения! – рассердился он, пытаясь спрятать под плед, которым был прикрыт, свой айпад.
Полковник не очень расторопен, а когда он спешит, то непременно что-нибудь уронит. Вот и сейчас планшетник начал падать, но я успела подхватить его и засмеялась.
– Оооо! Да ты суперигрок в Angry birds! Все твои птички имеют статус «лазурь». И пижамка у тебя с изображением зеленых свинок.
Дегтярев изобразил удивление.
– Да? Не обратил внимания на принт. Купил первый попавшийся на глаза домашний костюм.
Мне стало смешно. У Александра Михайловича большой размер, в московских торговых центрах есть вещи с изображением персонажей популярной компьютерной игры, но они рассчитаны на подростков. А вот в Америке можно купить их даже на слонов. На что угодно готова спорить: полковник специально заказал себе пижаму в Штатах.
Дегтярев сел и локтем столкнул с тумбочки пластиковый сундучок с надписью «Трюфели со сливочной начинкой».
– Лакомишься конфетами перед сном? – с укоризной осведомилась я.
– Пришла читать мне лекцию о необходимости диеты? – огрызнулся Дегтярев. – Можешь заглянуть в коробку, там нет ни одной конфеты.
– Конечно, – согласилась я. – Ты же их все съел?
– Не знаю, откуда взялась эта коробка, – зашумел полковник. – Вернулся домой, а она тут, пустая! Может, Мафи принесла?
– Конечно, – кивнула я. – Псинка купила трюфели в магазине при поселке, слопала их, а порожнюю тару подкинула тебе, чтобы отвести от себя подозрения в обжорстве. Давай забудем о конфетах. Что с Марфой?
– Она в коме, – вздохнул Александр Михайлович.
– Врачи объяснили, отчего девочка оказалась в тяжелом состоянии? – поинтересовалась я.
– Наговорили массу непонятных слов, – поморщился полковник. – Когда медики начинают жонглировать терминами, я понимаю: они не смогли установить точный диагноз.
– А как себя чувствует Екатерина? – продолжила я.
– Находится все в том же состоянии, в себя не пришла, – ответил Дегтярев.
Я села в кресло.
– Собачка Трикси, на ошейник которой прикрепили медальон, скоропостижно скончалась, хотя, по словам Марии Ивановны, йорк на здоровье не жаловался. Правда, она была почтенного возраста, и ее смерть вполне могла быть естественной. А теперь о людях. Вика Федорова, здоровая, активная, внезапно покидает наш бренный мир, Катя и Марфа лежат в коме. Тебе это не кажется странным? Что объединяет йорка, женщину и подростков? Медальон, который Леонид Перфильев дал Геннадию Борисовичу, чтобы тот сделал копию для прежней владелицы «Нарцисса» Ангелины Волковой.
– Ну и что? – зевнул Дегтярев.
– Может, ювелирное изделие убивает тех, кто к нему прикасается? – предположила я.
Полковник закатил глаза.
– Судя по услышанному мной заявлению, ты прочитала очередной шедевр Смоляковой.
– Нет, – возразила я, – то есть да, роман Милады лежит в спальне, но он тут ни при чем. Согласись, подозрительно, когда происходит столько нехорошего с людьми, которые держали украшение в руках.
Дегтярев слез с кровати и подошел к окну.
– Ты склонна делать скоропалительные выводы. Насчет собаки ничего не скажу, но если она была старая, то чему ты удивляешься?
– Пожилая, но здоровая, – ответила я. – Трикси никогда не болела.
– Вика Федорова – наркоманка со стажем, – не обращая внимания на мои слова, продолжал полковник. – Внешне она выглядела хорошо, но! Иногда возьмешь спелое румяное яблоко, разрежешь его, а внутри оно гнилое. Такова старшая Федорова. В ее крови нашли коктейль из разных препаратов, не дама, а аптека, чего только не глотала: болеутоляющие, антидепрессанты, у светской львицы почти полностью разрушена перегородка в носу, что свидетельствует о любви к кокаину, который она ежедневно употребляла в немалых дозах. У Вики были проблемы с сердцем, легкими, печенью, почками. И мне ее смерть не кажется странной. Теперь о Екатерине. Девочка алкоголичка.
– Ей всего пятнадцать лет, – притормозила я полковника.
Тот прислонился спиной к подоконнику.
– По мнению врача, младшая Федорова начала принимать спиртное лет эдак шесть назад.
– В девять лет? – не поверила я.
Александр Михайлович крякнул, подошел к письменному столу, открыл ноутбук и подозвал меня.
– Смотри сюда. В особняк Федоровых неизменно прикатывала «Скорая» из центра «Гио», там специализируются на опохмелке детей и подростков. В последнее время алкоголики помолодели. Катю и Вику много фотографировали на мероприятиях, мать и дочь всегда запечатлены с бокалами. Многие считают маргариту-дайкири-пинаколаду и прочие смеси невинной забавой. Это же не водка, не коньяк, разве можно напиться такой ерундой? Но давай изучим состав, например, «Голубой лагуны». В одной порции – пятьдесят миллилитров водки, двадцать крепкого ликера Блю Кюрасао, лимонный сок, примерно сто миллилитров швепса или спрайта плюс долька фрукта по вкусу бармена. Смесь имеет голубой цвет, выглядит по-детски, но мозг рушит по-взрослому. В моей юности таких компонентов не было, но бедные советские студенты нашли свой рецепт повеселиться. Мы покупали бутылку самого дешевого портвейна ужасного качества и прогоняли его через сифон. Вино делалось газированным, и даже от небольшого количества выпитого все падали пьяными. А в «Голубой лагуне» – соединение водки и ликера с лимонадом, вкус «беленькой» заглушен Блю Кюрасао. Мало кто ограничивается одним коктейлем, опрокинут два-три-четыре, и бумс! Уже под столом. Четырнадцатого апреля к Федоровым в районе полуночи из «Гио» примчалось аж три машины. Меня сей факт удивил. Зачем столько для одной Кати? Потом выяснил: оказывается, девочка отмечала день рождения. Школьники упились. Судя по анализам, сделанным сейчас в больнице, у Кати цирроз печени, большие проблемы с почками, поджелудочной железой и остальными органами. Лечащий врач сказал: «Кабы кровь брали не в моем присутствии, я бы мог подумать, что медсестра перепутала и сделала забор не у подростка, а у женщины лет семидесяти».
– Ага, – пробормотала я. – А что с Марфой?
– В лаборатории установили, что девочка принимала в больших дозах антидепрессанты, – пояснил Дегтярев. – Но мать клянется, что дочери их не прописывали.
– Катя могла поделиться с подругой своими запасами, – предположила я.
– Да, я тоже так думаю, – согласился Дегтярев. – У Вики по всему дому раскиданы упаковки лекарств, она их не в России приобрела, привозила из Европы или Америки. Некоторые препараты в нашу страну не завозят, например анаронин, его в некоторых странах отпускают без рецепта. Именно он найден в крови как у Вики, так и у Кати с Марфой. Анализы Демидовой лучше, чем у ее одноклассницы, она не алкоголичка. За Марфой дома присматривали, девочка не могла злоупотреблять спиртным, родные мигом бы почувствовали запах.
– А вот пилюли они учуять не могли, – вздохнула я.
– Доктор считает, что Марфа глотала лекарство месяца три, оно не успело глобально навредить ее здоровью, девочка в хорошей форме, – проговорил Дегтярев. – С ней другая проблема. Михаил не родной отец Марфы.
– И как это узнали? – подпрыгнула я.
Полковник сел в кресло.
– Марфу поместили в медцентр «Роуз», там всегда при поступлении больного берут анализ крови у его ближайших родственников: отца, матери, братьев, сестер. Объясняется это просто: вдруг срочно потребуется переливание, тогда не станут тратить время на определение лучшего донора, он уже известен.
– Впервые о такой практике слышу, – удивилась я.
– В каждой клинике, если она не государственная, свои заморочки, – пожал плечами Дегтярев. – Ну и обнаружилось, что у Марфы первая группа, а у Михаила – четвертая, это исключает его отцовство.
– Кажется, Геннадий в курсе того, что девочка не от его младшего брата, поэтому он так резко отреагировал на глупость, совершенную ею, – сказала я.
Александр Михайлович скривился.
– Женщинам свойственно считать подлые поступки подростков глупостью, а самих тинейджеров умильными малышами. Совершенно правильно Геннадий разозлился. Его бизнес зависит от заказов богатых людей, для которых он реплики антиквариата изготовляет. Станут толстосумы пользоваться услугами мастера, у которого племянница драгоценности клиентов ворует? Нужны им неприятности и немалые хлопоты по возврату своей собственности? Подвеска, купленная Перфильевым на аукционе, обнаружена в доме Федоровой, медальон висел на ее шее в момент смерти. Сейчас украшение считается собственностью Вики. Леониду ее назад вернуть непросто будет.
– Но мы же знаем, что Катя ее украла, – перебила я.
– Это по словам Марфы, – возразил мне Дегтярев. – А вдруг она врет? Возможно, Катя пообещала что-то подруге за медальон, сказала ей: «Отдай мне украшение, а я сделаю так, что твое фото появится на обложке журнала «Вог». Думаешь, мечтающая увидеть свой снимок в прессе Демидова отказалась бы?
– «Вог» никогда не опубликует фото Марфы, – возразила я. – Это респектабельный журнал, флагман фэшн-прессы. Чтобы стать его лицом, надо быть знаменитой артисткой или моделью.
– Федорова могла соврать, чтобы заполучить подвеску. Марфа сама вручила подружке медальон, рассчитывая увидеть свое фото на обложке журнала, – остановил меня Александр Михайлович.
– Закрой окно, – попросила я, – сыро стало. Глупо же так поступать. Геннадий заметил бы пропажу медальона, начал бы искать его, а Вика отправилась бы с «Нарциссом» на какой-нибудь светский раут, как всегда, попала бы в объективы папарацци. Не прошло бы и дня, как Перфильев узнал бы, на чьей шее теперь болтается украшение.
Дегтярев захлопнул раму.
– А умно обвинить тебя в краже драгоценности с ошейника собаки?
– Федорова спокойно носила «Нарцисс», – запоздало удивилась я. – Мать не поинтересовалась, где дочь раздобыла медальон? Неужели ей не пришло в голову, что он краденый?
– А у бабы была голова на плечах? – рассердился полковник. – Сделала из дочери алкоголичку! Ох, уже поздно, завтра вставать рано.
Я сделала вид, что не понимаю намека на то, что мне следует убраться прочь.
– Смерть Вики не считают убийством?
– Найди хоть одну причину, чтобы заподозрить криминал, – зевнул полковник. – Мне сначала повторить? Вика – наркоманка, а Катя – алкоголичка. Нюхая кокаин и употребляя вместе с ним болеутоляющее и антидепрессанты, долго не проживешь. Спокойной ночи!
Я пошла к двери, но у створки притормозила.
– Они все, включая собаку, носили медальон. «Нарцисс» сделан в давние века, до того как попасть к Перфильеву и к Вере Карауловой, он побывал во многих руках. Ангелина Семеновна Волкова рассказала, что подвеску ее прапрапрадед приобрел у какого-то грека.
– Короче, – потребовал Дегтярев.
– Интересно, где сейчас перстень папы римского Александра Шестого, урожденного Родриго Борджиа, с помощью которого он отравил кучу людей? – вздохнула я. – Говорят, он протягивал впавшему в немилость руку для поцелуя таким образом, чтобы человек непременно коснулся губами кольца на пальце папы. Спустя несколько дней несчастный умирал. Драгоценность была обмазана ядом. Хорошо известно, что некоторые отравляющие вещества не теряют своих свойств столетиями. Перстень Борджиа затерялся где-то. А ну как он всплывет на аукционе? И кто-то купит его, наденет, и… все! Может, и с «Нарциссом» та же история?
Дегтярев подошел к двери и открыл ее.
– До завтра.
– Согласись, странная история с медальоном, – сопротивлялась я.
Александр Михайлович издал протяжный вздох.
– Певица Караулова жива-здорова, а она носила украшение на шее, ее любовник Перфильев тоже здравствует, Геннадий Борисович держал медальон в руках, и с ним ничего не случилось. Спокойной ночи!