Гантанас, как и остальные наставники, жил во внутреннем пристрое к северной башне. То есть его окно должно было выходить или на скалы, или во внутренний двор крепости. Но Гаота, которая в те дни только-только начала улыбаться, не решилась войти в обиталище взрослых, хотя знала, что ее меч почему-то хранится у наставника каллиграфии. Она поймала Гантанаса у выхода из обеденного зала. Выскочила из коридора, ведущего в среднюю башню, хотела что-то сказать, но так и замерла в растерянности, почти уткнувшись носом ему в живот. Годом позже Гаота бы прыснула от смеха от такого зрелища, особенно от встречи двух взглядов, когда один наклонил голову, упершись подбородком в собственную грудь, а другая задрала подбородок так высоко, словно высматривала звезды над головой. Но тогда она просто замерла и не знала, что должна говорить.

– Добрый день, Гаота, – сказал Гантанас и сделал то, чего она не только не ожидала, но и что заставило ее мучительно покраснеть, тем более что мимо них проходили и другие наставники, и стражники. Обеденный зал не был так уж мал, но воспитанники ели первыми, и только после них за столы садились взрослые. Гантанас присел и оказался почти одного роста с Гаотой. Даже наоборот, теперь ей пришлось смотреть на него сверху вниз. Но разговаривал он с ней не как с ребенком, а как со взрослым человеком.

– Я слушаю тебя и прошу меня простить за мой высокий рост. Хотя конечно же ты вовсе не маленькая, просто я такой вымахал, что ни в одну дверь не могу войти, не пригнувшись. Что случилось?

– Пайсина, – выдохнула Гаота. – Она сказала… Несколько дней назад она сказала, чтобы я шла к Гантанасу, то есть к вам… И чтобы вы отдали мне мой меч. Она сказала, что я должна привыкать к нему, и он должен быть со мной. И чтобы я была всегда готова.

– К чему? – спросил Гантанас.

– К чему угодно… – прошептала Гаота.

– Что ж. – Гантанас задумался. – Это серьезная причина. Я и сам подумывал о чем-то подобном, хотя некоторым из наших воспитанников оружие следует выдавать, только намертво прикрепив ножны к эфесу, но так не затем ли мы все здесь собрались, чтобы воспитывать мудрость и выдержку в вас? Кто твои соседки по комнате?

– Йора и Дина, – сказала, слегка приободрившись, Гаота.

– Йора и Дина, – кивнул Гантанас. – Что ж, этим девчонкам, пожалуй, я и так доверился бы в первую очередь. Давай сделаем так. Скажи им, что я жду их вместе с тобой сегодня вечером после ужина. Но не сразу, а через полчаса после него. Мне они потребуются, чтобы подняться к себе. Заходите в дом наставников и шагайте наверх. Как ступени кончатся, там и моя келья. На самом верху. Поняла?

– Да, – закивала Гаота и уже было бросилась бежать, но обернулась на поднявшегося Гантанаса и, удивляясь собственной смелости, спросила: – Зачем мы все здесь? Только чтобы воспитывать мудрость и выдержку?

– А что по этому поводу говорит наставник Бейд? – поинтересовался Гантанас.

– Он говорит, что мы должны восхвалять благодеяния Священного Двора Вседержателя и тех королей, которые помогают нашему приюту, потому как благодеяния без восхвалений растворяются без следа, – наморщила лоб Гаота. – И еще о том, что каждый из нас после обучения будет представлен тому королю, из королевства которого мы попали в приют. И что мы будем служить своим королям и славить Священный Двор. Все правильно?

– Отчасти, – улыбнулся Гантанас. – Но к этому разговору мы еще вернемся. Одно я тебе могу пообещать точно – никто и никого из вас не будет представлять кому-либо против его воли. Тебя это устраивает?

– А меня и некому представлять, – вовсе осмелела Гаота. – Мой отец был подданным Ашара, и мама… Мама, наверное, тоже, но я не знаю точно. Мы странствовали.

Слезы подкатили к ее глазам. Верно, Гантанас почувствовал это, потому что выпрямил ладонь, со строгим видом поднес ее к собственному уху и смешно щелкнул им, заставив Гаоту прыснуть от смеха.

– Можешь странствовать до вечера, – серьезно сказал Гантанас. – А королю Ашара мы ничего не скажем. Зачем ему такая красивая девушка? Она нам самим нужна!

Остаток дня пролетел незаметно. Сначала был утомительный, но веселый бег по переходам замка вслед за Пайсиной. Бег, который за несколько дней уже стал привычным. Затем час визга и шума в зале, в котором, против ожидания, Пайсина устраивала не томительное сидение, а веселые игры, которые возвращали Гаоту к жизни почти так же, как и появление Юайса. Потом, после обливания водой, был час с наставником Граном. Улыбчивый седовласый красавец, как обычно, никуда не спешил и преподавал порученные ему науки – знахарство, травоведение, веществологию, устное и начертательное колдовство – самым непостижимым образом. Или он не признавал никакой теории и не имел системы собственных знаний, или намеренно испытывал способности воспитанников, но всякий раз Гран рассказывал о чем-то отдельном, не продолжая прошлое наставление и не намекая на последующее. В один день он мог говорить о свойствах морской смолы и, к примеру, серы, объединяя их между собой только цветом и ничем больше. В другой день он вдруг обращался к полевым цветам и степенно прогуливался между столами с пучками засушенной травы, которую все должны были нюхать и разглядывать. В третий вдруг расчерчивал одну из стен кельи мелом и вырисовывал не вполне понятные линии силы и действия и объяснял принципы накопления в них магической энергии. В этот раз Гран посвятил свое наставление рассказу о том, что колдовство подобно парусу, который ловит ветер и влечет судно туда, куда нужно его капитану. Захваченная предстоящей встречей с Гантанасом, Гаота слушала наставника вполуха, тем более что вопросы ему, как и всегда, принялся задавать Флич, но все сказанное и наставником, и неугомонным воспитанником она тут же запоминала. Правда, поняла далеко не все, хотя и отметила, что подул этот ветер шестнадцать тысяч лет назад. Было и в самом деле интересно, откуда Гран может знать о том, что происходило шестнадцать тысяч лет назад и что скажет об этом сроке Гантанас, который, собственно, и проводил раз в неделю наставление по истории? Впрочем, все это занимало Гаоту в самой меньшей степени. Она полуобернулась к сидящим за ее спиной Йоре и Дине и прошипела, что есть важное дело, о котором она расскажет за ужином.

Почему-то только теперь Гаота поняла, что, пробыв в стенах Приюта Окаянных почти два месяца, она еще ничего не знает о других воспитанниках. Да, их все еще было немного, вместе с нею всего лишь пятнадцать человек – первый поток, как говорил о них Брайдем. Но для нее они только-только начали разделяться из безликой массы на отдельные имена, лица, голоса и даже привычки. А ведь за каждым из них тоже была какая-то история, хотя бы потому, что тот же Юайс однажды сказал Гаоте, наклонившись к ней в обеденном зале:

– Почти все здесь сироты.

Вряд ли он хотел ее обидеть, но сказанное резануло ее в самое сердце. Она была готова разрыдаться прямо над собственной тарелкой, но остановили взгляды Йоры и Дины. Они всегда садились напротив нее, хотя и не заводили с ней разговоров. Ну точно, она их запомнила раньше других, потому что именно они были ее соседками по небольшой, но уютной келье, где стояли три лежака, три узких платяных шкафа, стол для работы и небольшой камин с поленницей дров между ним и углом. Обе девчонки были ее ровесницами, такого же роста, как и она. Обе обладали темными волосами и темными ресницами. Обе были милы и улыбчивы. Разве только одна, Дина, чуть остроноса и похожа на замышляющую какую-то пакость лисицу, а другая, Йора, имела удивленный вид, как у степного зверька, который выбрался поутру из норки и обнаружил у входа гору сладкой моркови.

И вот однажды Гаота нашла в себе силы улыбнуться и прошептала:

– Меня зовут Гаота. Можно короче – Гао.

– Да, – прищурилась Дина. – Еще короче было бы неуместно. Получилось бы – Га. А меня зовут Дина. Можно короче – Ди.

– Это что же получается? – добавила удивления на собственное лицо Йора. – Я теперь просто Йо?

Тогда они расхохотались, а теперь то и дело тыкали в спину Гаоты пальцами и ныли, что еще за важное дело и почему об этом можно говорить только за ужином? Гаота молчала, тем более что и Гран погрозил ей пальцем, успевая еще и отвечать Фличу о какой-то эпохе первой тьмы, последующем возрождении и эпохе второй тьмы. Наставление закончилось, едва по коридорам Стеблей разнеслось гудение снокской трубы, которую книгочей Скриб носил на поясе. (Сам-то он называл себя мастером книгохранилища, и никак иначе.) Гаота выскочила из учебной кельи первой, первой добежала до обеденного зала, который на ближайший вечер становился «ужинным», и заняла стол в дальнем углу.

– Ну, говори! – потребовали подбежавшие к ней Йора и Дина.

– Сначала принесите еду на всех троих, – сложила на груди руки Гаота.

– Ты маленькая и хитрая мисканская лиса! – скорчила гримасу Дина, но побежала вместе с Йорой к окошку Хилы. Вскоре исходящие немыслимым ароматом блюда стояли перед подругами.

– Через полчаса после ужина мы идем втроем в келью к Гантанасу! – торжественно объявила Гаота.

– Это еще зачем? – вытянулось лицо у Дины. – Пожалуй, грязную посуду относить обратно к Хиле ты будешь одна.

– И еще поможешь ее вымыть! – добавила Йора.

– Пайсина сказала, что я должна получить обратно свой меч, – прошептала Гаота. – И ходить с ним всегда. А он хранится у Гантанаса. Я к нему подошла, и он сказал, чтобы мы приходили к нему втроем.

– Тогда все понятно, – пожала плечами Йора. – Он хочет получить от нас согласие на то, чтобы ты нас зарезала своим мечом.

– Или взять с нас слово, что мы не отнимем его у тебя и сами не зарежем тебя! – сделала страшное лицо Дина.

– Не знаю, – призналась Гаота, – но он сказал, что без вас этот вопрос решить нельзя.

Дина и Йора расправили плечи.

– В любом случае, разве не интересно зайти в дом наставников? – добавила Гаота. – Мы там еще не были.

– Мы много где не были, – нахмурилась Дина. – На скальных бастионах, которые прикрывают Стебли со стороны гор, – не были.

– В еще не расчищенных подземельях – не были, – добавила Йора.

– И на верхних дозорах – тоже не были, – заключила Дина.

– Не были почти нигде, – заключила Йора. – Не жизнь, а тоска.

– Что же, – пожала плечами Гаота. – Сегодня она может стать чуть интереснее.

Они выбежали из зала первыми и еще почти час изнывали в крепостном дворе, потому как то Гантанас не мог зайти в обеденный зал, разговаривая по пути с ключником Тайсом, словно Гантанас был главой Приюта, а не Брайдем, то рассматривал какие-то пергаменты, что разворачивал перед ним Синай, который появлялся в Стеблях только затем, чтобы привести очередной обоз с продуктами и еще чем-то важным, укрытым в толстых мешках. Правда, пергаменты вместе с Гантанасом уже рассматривал и хромой Брайдем. Наконец, уже разделавшись с ужином и вытерев губы неизменным платком, Гантанас не меньше пятнадцати минут обсуждал что-то с мастером стражи Домханом, пока тот не оставил наставника в покое и не ушел, звеня шпорами, которые бравому воину уж точно не нужны были в Стеблях. Разве только для того, чтобы звенеть ими и загодя будить заснувших в дозоре стражников.

– Странно, – пробормотала Дина. – В Стеблях – восемь наставников.

– Брайдем, Брейд, Гран, Роут, Деора, Пайсина, Гантанас и Юайс, – тут же перечислила Йора.

– И восемь стражников, – подняла палец Дина.

– Домхан, Киуин, Крэйн, Айран, Крайса, Скин, Купан и Спрай, – наморщила лоб Йора.

– Еще скажи, что восемь работников, – пробурчала Гаота, которую просто распирало от нетерпения.

– Если считать этого вечно отсутствующего Синая, то да, – не замедлила показать язык Йора. – Хина, Капалла, Габ, Скриб, Ориант, Уинер и Тайс.

– Чего же тут странного? – не поняла Гаота.

– Воспитанников только пятнадцать, – объяснила Дина.

– Точно! – воскликнула Йора. – Восемь мальчишек и семь девчонок.

– Должно быть шестнадцать, – заключила Дина. – И шестнадцатая – непременно девочка.

– Ничего не значит, – улыбнулась Гаота. – И Юайс прибыл всего лишь месяц назад, и Пайсина недавно. Да и я. Так что воспитанников явно прибавится. Идем.

– Полчаса разве прошло? – удивилась Йора.

– Смотря от чего отсчитывать, – улыбнулась Дина.

Все-таки тяжелую дубовую дверь, что вела в дом наставников, они приоткрыли с замиранием сердца. Зато уж вбегали наверх по темной лестнице – с хохотом и наперегонки. Замолчали только на самом верху, где имелась всего одна дверь, и она была так низка, что чуть-чуть наклониться пришлось бы даже и любой из девчонок.

– Заходите! – послышался голос Гантанаса из-за двери. – Только наклонитесь, а то ударитесь головой. Мне так и вовсе почти заползать приходится. Пола рукой касаюсь в любом случае.

За дверью, которую девчонки открыли с трепетом, неожиданно оказалось просторное помещение, размеры которого диктовались кровлей дома наставников. В середине его высоты было достаточно, чтобы поставить друг на друга сразу трех Гантанасов, а вот по сторонам, где в том числе и находилась дверь с лестницы, кровля была низка. Но она почти сразу взмывала вверх, чтобы соединиться балками, к сущему восторгу воспитанниц, с прозрачным застекленным куполом, в самый центр которого упиралась толстая каминная труба. Вокруг этого камина стояло множество шкафов и сундуков, периметр жилища Гантанаса ограждали низкие полки, заполненные опять же сундучками, ларями, горшками и корзинами, но все было чисто, тщательно разобрано, а вознесенный вместе с камином на трехступенчатый постамент огромный дубовый стол сиял резными ногами и спрятанными под него тумбами, как склеп какого-то божества. За столом сидел Гантанас, перед столом стояла обитая войлоком скамья для дорогих гостей.

– Огляделись? – спросил наставник. – Лежак не высматривайте: он за камином, и да, длиннее обычного на полтора локтя. Пришлось добавить пару табуретов. Заходите.

Гаота сделала шаг вперед, почувствовала сопротивление, словно паутина легла на ее лицо и зазвенела в напряжении, грозя или обжечь ее и подруг, или разорваться с грохотом и пламенем. Секунду она помедлила, потом протянула руки за спину, поймала ладони Дины и Йоры и медленно пошла вперед, представив невидимое препятствие болезнью или даже раной и исцеляя его каждым своим прикосновением.

– Однако, – оторопел Гантанас, когда девчонки предстали перед ним. – Я мог предположить все что угодно. Попытку сжечь преграду. Смыть ее. Сорвать. Раздвинуть. Поднять и пройти под ней. Но вылечить? Вот уж не мог даже предположить! И как тебе это удалось? Бог мой, да ты должна с ног валиться!

– Нет, – смутилась Гаота. – Чуть-чуть кружится голова. Мне помогли Дина и Йора.

– А ты им, – улыбнулся Гантанас. – И они тебе, сами того не зная. Ты ведь не ждала от них помощи?

– Я не думала об этом, – призналась Гаота. – Я решила, что это испытание. Это ведь я их сюда привела…

– У нас тоже кружится голова, – заявили, переглянувшись, Йора и Дина. – Что это было такое? Липкое что-то!

– Чудеса, – развел руками Гантанас. – Мало того что вы удивили меня обращением с незнакомой магией, находясь в самом начале обучения, вы еще и преподали урок и мне, и друг другу, что такое рука помощи. Что ж, я очень рад, хотя мне теперь и придется придумывать новую защиту для моего жилища.

– От кого тут защищаться? – не поняла Дина. – Мы же в неприступной крепости!

– И что тут защищать? – добавила Йора. – Золото и драгоценные камни?

– Ну конечно, – рассмеялся Гантанас. – Садитесь напротив, мне придется кое-что сказать вам, но должен сразу отметить, что нужно быть готовым защитить себя и других, где бы ты ни находился. Что неприступных крепостей не бывает. И что есть многое гораздо ценнее, чем золото и драгоценные камни.

Троица, присевшая напротив наставника, замерла.

– Я долго думал, – продолжил, потирая короткую седую бородку, Гантанас, – как мне говорить с вами. Я сейчас не только о вас троих, но и о всех воспитанниках, которых пока только пятнадцать, но может быть и пятьдесят, и сто, потому как келий свободных достаточно, а не будет хватать – мы всегда сможем построить и новые. Тут между мной и Гаотой случился разговор, и она спросила, зачем мы здесь все собрались. Только ли для того, чтобы воспитывать мудрость и выдержку в детях, которым Стебли дали приют, или и еще для какой-то надобности…

Гантанас помолчал, поднял глаза вверх, словно мог увидеть через окна над головой что-то еще, кроме холодного неба, затем сказал следующее:

– Не спешите передавать то, что я вам скажу, вашим друзьям. Так получается, что разговор, который я начал с вами, мне предстоит провести с каждым в ближайшие дни. Начать пришлось с вас, и это хорошо, я понял, что откладывать его нельзя. Хотя бы потому, что знание – это такое же оружие, как и меч, который я должен вернуть Гаоте.

Гантанас положил руки на длинные свертки, что лежали перед ним, ощупал что-то и вздохнул.

– Конечно, я не все могу сказать вам, но скажу главное. Вас пока всего пятнадцать. И мы не собираем только сирот. Тем более что не все из пятнадцати, я не говорю о вас, сироты. Нет, здесь только те, кто несет в себе частицу древней силы, и те, кто подвергается опасности, потому что есть зло, которое ищет отмеченных силой, чтобы взять их себе на службу.

– Значит, – прошептала Йора, – мы здесь вовсе не для того, чтобы служить нашим королям?

– И что, почти все отмеченные силой – сироты? – нахмурилась Дина. – Или это необязательно?

– И почему мы должны быть уверены, что зло где-то еще, а не в Стеблях? – совсем тихо произнесла Гаота.

– Святой Вседержатель, – расплылся в улыбке Гантанас. – Кажется, я и в самом деле не ошибся. После разговора с вами мне будет куда легче говорить с прочими воспитанниками. Необязательно складывать в голове стройное здание рассуждений, куда проще отвечать на ваши вопросы. Впрочем, одно другому не помеха. Я буду короток и честен. Хотя вам и придется поверить мне на слово. Йора. Вы здесь вовсе не для того, чтобы вырасти в воинов и магов и служить вашим королям. Вы здесь для того, чтобы вырасти в воинов и магов и служить тому, кто служит нашей земле. Тому, кто хочет ей благоденствия. Может быть, и вашим королям. Дина. Не все отмеченные силой – сироты. Больше того, не все из них и дети, хотя все были когда-то детьми. Но все они, тем более дети, находятся в опасности, поэтому, увидев такого ребенка, мы всегда говорим с его родными. Обычно родители отказываются отдавать ребенка к нам на воспитание. Мы не настаиваем, но рассказываем, каким опасностям он подвергается. Иногда помогаем скрыться, спрятаться. Подсказываем, как скрывать способности ребенка, поскольку на такого ребенка будет объявлена охота неизбежно. Иногда для этого достаточно хороших оберегов. Но главное – скрытность, потому что охранять такого ребенка – бесполезно. Силы зла – сильны. Они справятся с любой охраной.

– Даже с целым войском? – удивилась Дина.

– Даже с целым войском, – кивнул Гантанас, – но особым образом. Став его частью. Пусть даже одним человеком. К тому же наши враги всегда готовы убить того, кем не могут завладеть. И уж во всяком случае, им ничего не стоит убить его родителей и друзей.

Девочки затаили дыхание.

– Самый сложный и самый легкий вопрос задала Гаота, – продолжил Гантанас. – Действительно, откуда вам знать, кому мы служим? Вдруг мы поливаем вас словесным медом, завлекая в стальные сети, и готовимся вылепить из вас черных колдунов и убийц? Так вот, смотрите и слушайте. Пусть ваше сердце вам подскажет – зло ли властвует в Стеблях или что-то иное. Наконец, любой из вас может уйти прочь. И он даже получит с собой еду, одежду и кошель с серебром. Хотя это и не значит, что я буду рад такому исходу.

– А зло все-таки есть в Стеблях? – прошептала Гаота.

– На этот вопрос я могу сказать только одно, – вздохнул Гантанас. – Зло есть всюду. В сердце каждого из нас. Порой оно подобно движению руки, которая отдергивается от раскаленного камня. Главное, чтобы оно не правило нами. Но давайте все же вернемся к главному: зачем вы здесь. Для чего восстановлены Стебли и Приют Окаянных открыт для таких детей, как вы.

Голос Гантанаса стал тише, он прикрыл глаза и скрестил на груди руки.

– Очень давно… Так давно, что мы с вами не только не начали изучать это время, но даже и не заговаривали о нем, Талэм накрыла беда. Но еще чуть раньше, спасаясь от такой же или от этой же беды, в наш мир пришли люди, похожие на нас. Такие же, как мы, и не такие же, как мы. Но беда шла за ними по пятам, и она оказалась здесь. Все это кончилось очень плохо для нашей земли, но те, давние беглецы сражались с этой бедой долгие годы еще не под этим небом. Но так как эта земля стала их новой родиной, а бежать больше было некуда, они стали защищать ее так же, как защищали свой прежний дом.

– Тот, который не смогли защитить? – прошептала Гаота.

– Да, – кивнул Гантанас. – Но тот дом был брошен, а этот все еще нет. Поэтому надежда жива. Я сейчас не буду углубляться в подробности, но очень давно, когда эта земля ненадолго вынырнула из тьмы, и перед тем, как ей пришлось вновь окунуться во тьму, по заветам древних пришельцев – айлов – начали строиться семь крепостей, семь столпов, которые должны были сохранять Ардану и весь Талэм. В союзе с ними потомки хозяев этой земли – даланы – поднимали великий город Бейн, руины которого и по сей день скрыты среди гор за Бейнским лесом. И эти крепости, и этот город почти возродили прежнее великолепие Талэма. Айлы и даланы все еще были обособлены, но жили в мире. И продлилось это светлое время две тысячи лет.

– Возрождение, – прошептала Йора. – Перед второй тьмой.

– Точно так, – кивнул Гантанас. – Итак, крепостей было семь. Их магия, их защита строилась на поклонении великому древу, которое враг срубил в том мире. Поэтому крепости так и назывались. Корни, Стебли, Ветви, Листья, Цветы, Плоды и Крона. Они были брошены и частично разрушены в начале второй тьмы слугами Дайреда. Все, кроме Стеблей.

Гантанас помолчал.

– Прошли годы. Много лет. Вторая тьма длилась шесть тысяч лет. За ее время Ардана стала безлюдной. А те люди, что выжили, смешались. Перестали отличать айлов от даланов. Может быть, это было единственным положительным итогом. Но четыре тысячи лет назад началось пробуждение, которое не только вернуло надежду, но и не один раз умыло кровью эту землю. Зло никогда не исчезало полностью. Оно овладело руинами всех столпов и вышибло последних защитников из Стеблей. Хотя и в темное время столетиями здесь не было ни души. Но магия Стеблей и отголоски магии остальных крепостей все еще дают о себе знать.

– Я почувствовала, – скривила губы Гаота.

– Разве может магия жить столько времени? – удивилась Йора.

– Что ее питает?.. – прошептала Дина.

– Неизвестно, – сказал Гантанас. – Есть легенда, что вера в великое древо, которую вынесли из другого мира предки некоторых из нас, не пустые слова. Талэм имеет собственное сердце, но, может быть, где-то в горах или где-то в низине. Неизвестно где – но живет, тянется к солнцу спасенный росток великого древа. В таком случае сила Стеблей становится объяснима.

– И огородник Ориант старательно сажает кедры, чтобы никто не смог найти среди них росток великого древа! – улыбнулась Дина.

– Если бы так, – рассмеялся Гантанас. – Нет, когда мы пришли в Стебли, чтобы создать Приют Окаянных, здесь не было даже травы. Лес, который поднимается на неудобьях за крепостью, это результат многих лет тяжкого труда. Но мы подходим к самому главному. Что нужно сделать, чтобы сохранить нашу землю от новой крови, от очередной великой тьмы, а может быть, и от гибели?

– Восстановить все крепости? – предположила Йора.

– Построить тысячу новых крепостей, – вдруг сказала Гаота. – Маленьких. Которых было бы невозможно отыскать всех, как нельзя найти росток великого древа. И которые были бы неприступны для врага, а если гибли бы, то сломав ему зубы.

– Да, – кивнул Гантанас. – И каждый из вас должен стать такой крепостью. Это понятно?

Они молчали. Каждой было по десять с небольшим лет. Они сидели напротив высокого, нескладного человека с седой бородой и молчали. Может быть, думали о чем-то. Гаота закрыла глаза и попыталась представить лица своих соучеников, но почему-то вспомнила лица сестер и матери, которые готовились умереть за нее.

Гантанас какое-то время смотрел на них, переводя взгляд с одной на другую, потом вздохнул и, произнеся важные слова, поочередно выдал каждой из троих по одному мечу, оставив на столе серый сверток.

– А что это? – спросила Дина, кивнув на него.

– А вот это уже для вашей помощи мне, – проговорил Гантанас. – Это кинжал, вырезанный из обломка колеса Нэйфа. Из настоящего обломка, уж поверьте. Но всему свое время. Видите корзину у серого шкафа? Там поясные ремни с кольцами для мечей. Подберите себе по вкусу, а Пайсина потом поможет их приспособить на ваши тонкие талии. А теперь о вашей помощи. Брайдем! – крикнул Гантанас. – Иди сюда! Заждался уже?

– Иду, – буркнул наставник Брайдем, открывая дверь. – Как же мне надоело сгибаться на этом входе… Что? Нет уже твоей паутины? Не люблю твои ловушки, Гантанас. К лицу липнут. Ну что, выдал оружие? Лучшие мечи?

– У меня много хорошего оружия, – улыбнулся Гантанас и посмотрел на Гаоту, которая уже выбрала простой мягкий пояс из черной кожи без каких-либо украшений. – Подойди сюда. Садись рядом с Брайдемом. Я ведь рассчитываю на тебя.

– Ты исцелила Пайсину? – спросил Брайдем.

– Да, – покраснела Гаота. – Но я не ради чего-то…

– Брось, – поморщился Гантанас. – Я думал исцелить ее сам, но магия была замкнута на ее сердце. Мне бы потребовалось не меньше года. Я сейчас не спрашиваю, как ты это сделала. Я примерно представляю, тем более что кузнец долго размахивал передо мной оплавленной подставкой для лампы. Я скажу вот что. Однажды великое зло пришло в один дом. Оно убило в этом доме всех. Всех, кроме троих. Двоих – ранило. Один быстро выздоровел, на удивление быстро. А другой хромает до сих пор. И я бы понял, если бы было повреждено сухожилие, или кость, или те тонкие нити, по которым наше тело управляется нашим духом. Но ничего этого нет.

– А что есть? – покосилась на Брайдема Гаота.

– Есть нога, которая не слушается меня, – пробурчал Брайдем и вдруг заорал: – Демон меня раздери, Гантанас! Она еще ребенок!

– Этот ребенок на днях спас Пайсину! – повысил голос Гантанас. – Ты уверен, что хворь не остановила бы ее сердце? И уж поверь мне, я бы скорее смирился с тем, что ты корчишься от боли, чем с тем, что я не вижу причины твоей хромоты! Ты забыл, кто нанес тебе удар?

– Но ведь Бейд был ранен так же, но пережил это без последствий! – взмолился Брайдем.

– Не тычь мне Бейдом! – ударил кулаком по столу Гантанас. – Если бы не… Если бы не Священный Двор, я бы и близко его к Стеблям не подпустил!

– Вообще-то здесь дети, – кашлянула Дина, выбравшая себе самый красивый пояс, сплетенный из цветной кожи.

– И даже девушки, – добавила Йора, сверкая заклепками на своем.

– Сейчас, – пробормотала Гаота. – Я знаю, что искать.

– Откуда? – не понял Гантанас.

– Брайдем же меня вез в Стебли, – проговорила Гаота. – Не один день толкал меня коленями. Я, конечно, мало что соображала, но не могла не почувствовать, что одно из коленей холодное, а другое горячее. Но то, которое холодное… оно было очень холодным.

– Холодным, холодным… – бормотал Гантанас, словно пробовал это слово на вкус. – Ты хочешь сказать, что здоровое колено было холодным, а больное – горячим?

– Нет, – мотнула головой Гаота. – Больное было холодным. Как лед. Я видела, что Брайдем прихрамывает, и даже подумала, что он приложил лед, все ждала, что мой бок намокнет. Но лед не таял и не таял. И я стала пихать под бок платок.

– А я-то думал, что это ты делаешь? – удивился Брайдем. – Разве одно мое колено острее другого?

– Я ничего не понимала тогда, – призналась Гаота.

– А ну-ка… – Гантанас снял со стола последний сверток, положил его на каминную полку, шагнул в сторону и подхватил корзину, набитую свечами.

– Йора! Дина! Быстро! Берите свечи и зажигайте! Брайдем! Ложись на стол!

– Ты ополоумел! – почти зарычал Брайдем.

– Я не шучу, – грозно произнес вдруг оказавшийся не только выше, но и могучее кряжистого смотрителя приюта наставник по каллиграфии.

– Эх!.. – хотел произнести что-то смачное Брайдем, но махнул рукой и, кряхтя, полез на стол, бурча: – Вот для чего ты заказывал такую громадину? Тут не то что меня, и тебя можно распластать, и еще место останется для какой-нибудь Капаллы!

– Потом будешь шутки шутить, – пробормотал Гантанас. – Нога у него болит… Сейчас посмотрим на твою ногу. Не волнуйся, раздеваться не придется. Девушки! Свечи ставить по краю стола! И чтобы вплотную! Не хватит свечей – вон еще две корзины! И поживей!

– Мне что делать? – спросила Гаота.

– Пока ничего, – вытер пот со лба Гантанас. – Я скажу. Ты успокойся. Покажи ладони. Ну, отлично. То, что надо. Надень-ка вот это…

– Что это? – Она с удивлением рассматривала поданные ей серебристые перчатки.

– Это защита для рук, – объяснил Гантанас. – Если разбираешься с поганью, лучше не рисковать. Обычно маг способен устоять от заражения, но в любом случае враг будет знать, кто исцелил его противника.

– Или кто загубил его, пытаясь исцелить… – проворчал Брайдем. – Гантанас! Твои подопечные не спалят мне остатки волос на голове? Да что ты собираешься делать? Ну, хромаю. Боли-то нет!

– Лучше бы она была, – огрызнулся Гантанас. – Не зли меня.

– Велики! – показала Гаота руки в перчатках.

– Ничего страшного… – прошептал Гантанас, выхватил из-под стола короткую скамейку и с грохотом поставил ее точно над чреслами Брайдема.

– Гантанас! – завопил Брайдем. – Это ж тебе не… каллиграфия! Осторожнее надо!

– В другой раз буду осторожнее, – уверил Брайдема Гантанас. – Так, свечи все? Заканчивайте! И следите, чтобы ни одна не погасла! Держите наготове! Гаота. Заверни манжеты, еще раз. Не упадут. Теперь запоминай. Подожди! Сними пока меч!

Гантанас подхватил девчонку, вознес ее над пылающим огнями свечей краем стола и посадил на скамейку.

– Долго еще? – простонал Брайдем. – Горячо тут! Словно на алтаре лежу!

– Потерпи, – сказал Гантанас и посмотрел на испуганную Гаоту. – Ищи холод. Шрам – на правой ноге выше колена с внешней стороны, но мне нужен только холод. Больше ничего.

Холода не было. Ей не нужно было для этого ощупывать Брайдема, сейчас, когда рядом потрескивали свечи и наполняли теплом, жаром все тело, холод отозвался бы мгновенно, но его не было.

– Я сейчас испекусь!.. – заныл Брайдем.

– Не чувствую, – призналась Гаота, опустившись на скамейку животом. – Нет холода.

– Ладно, – вздохнул Гантанас. – Но проверим на всякий случай. Открывай рот, Брайдем.

– Это еще зачем? – не понял смотритель.

– Открывай! – потребовал Гантанас. – Я капну тебе в рот зелья, ты проглотишь. А ты, Гаота, следи за ним. Да закрой глаза, Брайдем. Если брызну случайно в глаз, глаза лишишься! А так-то… никакого вкуса…

Брайдем послушно зажмурил глаза, открыл рот, а Гантанас перегнулся через стену пламени, вытянул руки, сверкнул серебряным ножом, рассек мякоть собственной ладони и пролил несколько капель крови в рот Брайдему.

– Что за дрянь? – поморщился тот, глотая, и в тот же миг Гаота закричала:

– Здесь оно! В сердце!

– Быстро! – рявкнул Гантанас. – Опять в сердце… Брайдем! Рви рубаху на груди! Гаота! Лови нож! Запомнила где? Режь!

– Как это? – не понял Брайдем.

– Не насквозь, – нехорошо засмеялся Гантанас. – Нарисуй ножом крест, девочка. Кровь будет, но немного. При бритье иной раз больше выходит. Просто проведи крест, и нажимать не нужно. Нож хороший.

– Я убью тебя, Гантанас! – пообещал Брайдем.

– Главное, чтобы не полез с поцелуями… – проскрипел Гантанас, поспешно разворачивая убранный недавно на каминную полку сверток.

Гаота наклонилась над широкой грудью смотрителя приюта, сглотнула и, чувствуя, что слезы сию минуту хлынут из ее глаз, сделала два быстрых движения. На могучей груди сначала выступили кровяные точки, потом набухли капли, а затем, едва начала нарастать алая лужица, что-то зашевелилось, заблестело, вспухло, как будто откуда-то со дна кровавой реки стал подниматься оторвавшийся от красного ила кусок льда.

– Есть! – крикнул Гантанас, вытянулся над огнем и наколол тошнотворный блеск на острие деревянного кинжала. Оглушительный визг разорвал уши. Гаота соскочила со скамьи. Брайдем выпрямился, как пружина, а там, где только что была его голова, визжала и извивалась пригвожденная деревянным клинком к дубовому столу студенистая, полупрозрачная мерзость, напоминающая крохотную отвратительную ящерицу с огромной, усыпанной множеством ледяных игл пастью.

– Нэйф благословенный!.. – оторопел Брайдем и, подхватив Гаоту, сиганул через пламя под ноги Гантанасу. А между тем кинжал, пробивший чудовище, почернел, пошел дымом и занялся пламенем, и в этом пламени утих визг, сам нож осыпался пеплом и застыл белой кучкой среди огня, потому что уже весь стол горел.

– Все, – сказал Гантанас. – Не бойтесь. Пол под ногами каменный, пока прогорит столешница да переломится, ножки только займутся. Их я брошу в камин. Тяга тут отличная, даже теперь дым уходит. Но стол придется заказать новый.

– И стол! И лежак! Все сделаем!.. – пробормотал Брайдем.

– Ловлю на слове! – поднял палец Гантанас.

– Что это было?.. – растерянно прошептала Дина.

– Что ты вытащил из Брайдема?.. – пролепетала Йора.

– Глаза и уши Олса, – мрачно заметил Гантанас. – И ведь они были с нами двенадцать лет! Ты понимаешь, Брайдем?