Глава 35
Гимн свободе
Они вошли в квартиру 12В. Эван нес хрупкое тельце Питера на руках, сейчас они выглядели в точности, как герои пьеты Микеланджело. Мия тащила свою сумку и ранец Питера. На пороге она сбросила туфли.
– Поможете мне уложить его в кровать? Мне нужно поскорее раздеться. – Осознав, что она сказала, Мия залилась краской. – Не в том смысле. Ну, вы поняли…
– Да, без проблем.
Эван отнес ребенка в спальню и уложил на кровать, оформленную как гоночная машина. Он на мгновение застыл в этой комнатке, пытаясь понять, спал ли сам когда-то так крепко.
Затем Эван вернулся в гостиную. Откуда-то из глубины квартиры доносился джаз Майлза Дэвиса. На дверном косяке кухни красовалась новая наклейка: «Ведите себя так, будто вы – тот, кто обязан вам помочь».
Эван не вполне понял, что это означает.
Он направился к спальне Мии и чуть не столкнулся с ней в дверях. Нервно рассмеявшись, женщина отпрянула. Она переоделась в ночную рубашку, доходившую ей до середины бедра. Они с Эваном стояли так близко, что даже в слабом свете, лившемся из спальни Мии, он различал веснушки на ее носу. Распущенные волосы лезли ей в лицо, и она собрала их в хвост, подняв руку, так что облегающая рубашка немного задралась. Эван почувствовал легкий аромат лемонграсса. Запах ее кожи. Ее запах.
Мелодия затихла, затем послышались слабые звуки рояля.
– Ой, нет! – встрепенулась Мия. – Только не Оскар Питерсон. – Она слегка покачивалась в такт музыке. – Однажды в колледже я забрела на пару по психологии. Лекция была посвящена медитации. Вы когда-нибудь медитировали?
– Бывало.
– Преподавательница попросила нас разбиться на пары и задавать друг другу один и тот же вопрос, снова и снова: «Что делает тебя счастливым?» Только этот вопрос, опять и опять. А потом мы менялись. Когда очередь дошла до меня, я ответила: «Гимн свободе». Вот эта самая песня. Вы только вслушайтесь, как играет рояль.
Мия перенесла вес на одну ногу и опять распустила волосы. Из-за завитков виднелась родинка на виске. Мия смотрела Эвану прямо в глаза.
– Сыграем?
– Конечно.
– Что делает тебя счастливым?
«Стрельба из снайперской винтовки», – подумал Эван.
– Собаки. Особенно родезийские риджбеки.
Мия хмыкнула.
– Что делает тебя счастливым?
«Парирование двумя руками в джиу-джитсу», – подумал Эван.
– Французская пшеничная водка.
– Что делает тебя счастливым?
На этот раз не было разрыва между его мыслями и словами.
– Твои веснушки.
Рот Мии приоткрылся, она отпрянула в комнату, решила сказать что-то, но осеклась.
– Ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил Эван.
– Нет.
– Ты хочешь, чтобы я остался?
– Да. Да, хочу, да.
Она шагнула к нему, а он – к ней. Ее руки обвили его шею, скользнули по щекам. Их губы слились в поцелуе. Мия прижалась к Эвану всем телом: голова запрокинута, вьющиеся волосы нежно струятся между его пальцев. Эта мягкость губ… Мия прижалась лбом к его лбу, прекратив поцелуй.
– Нет, – мягко сказала она.
Эван отстранился.
Женщина поморщилась.
– Нет. Нетнетнетнетнет!
Эван ждал.
– Это большая ошибка. Огромная. У меня и так полно всяких сложностей в жизни, чтобы допустить возникновение еще одной… сложности.
– Ладно, – откликнулся он.
– Если Питер увидит нас, это собьет его с толку. Прости, но тебе лучше уйти.
– Ладно. – Эван повернулся к двери.
– Просто время сейчас неподходящее и… – Мия взмахнула руками, будто постовой на перекрестке, словно пыталась остановить этот разговор, остановить бешеный поток собственных мыслей. – О господи, ты такой… невозмутимый.
– А чего ты ожидала?
– Не знаю. Начни спорить со мной. Накричи на меня. Обвини. Разозлись.
– Ты этого хочешь?
– Нет. – Мия разочарованно вздохнула. – Да? Может быть?
– Мне неинтересно скандалить, – сказал Эван.
– Мам?
Оба повернулись к дверному проему. Питер сонно протирал глаза. Он устало посмотрел на взрослых.
– Что вы тут делаете?
– Ой, малыш, привет… Эм… Я попросила Эвана… помочь мне… – Мия взмахнула рукой, точно надеясь поймать хорошую отговорку в воздухе. – Помочь… передвинуть мебель.
– А зачем тебе его помощь? – спросил Питер. – Мебель настолько тяжелая?
– Ну, смею надеяться, что да. – Эван улыбнулся.
Мия напряженно рассмеялась, прикрыв рот рукой.
– Пойдем, – сказала она Питеру. – Тебе пора укладываться спать.
– Ладно… – Мальчик посмотрел на Эвана. – Спокойной ночи, Эван Смоак.
– Спокойной ночи. – Проходя мимо, Эван взъерошил ему волосы.
Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Эван очутился в неожиданной тишине. Он вошел в лифт и поднялся в свою квартиру. Лифт уютно гудел.
В пентхаусе слабый свет, проникавший в щели бронированных жалюзи, отражался в дверце холодильника, очерчивая отпечаток детской ладошки на нержавеющей стали.
Эван стоял в идеальной тишине своей квартиры, глядя на грязный отпечаток. Он чувствовал, как у него в груди что-то шевельнулось, эхо какой-то давней битвы в его душе – битвы, о которой он даже не подозревал. В зеркальной глади над отпечатком Эван видел свое отражение. На его лице читалось раздражение. Возле умывальника на стальной подставке заманчиво белели салфетки. Но вместо того, чтобы стереть отпечаток, Эван прошел по коридору к ванной. На краю умывальника все еще лежал окровавленный платок.
Эван прошел мимо, забрался в душ, опустил ладонь на кран горячей воды и провернул его не в ту сторону.
Просматривая записи из мансарды, он на ускоренной прокрутке проследил за действиями Кэтрин Уайт. Ничего подозрительного.
И все это время мысль о грязном отпечатке на дверце холодильника ворочалась где-то на задворках его сознания, копошилась, как червячок.
Эван сосредоточился на мониторах, стараясь отделаться от лишних мыслей. Промотав запись, он вышел из «хранилища», забрался в кровать, погасил свет. Но червячок все копошился в его мыслях, не давая уснуть.
Так прошел час. Другой.
Наконец Эван встал и прошлепал по бетонному полу на кухню.
Он намочил бумажную салфетку и стер отпечаток ладони с блестящей дверцы холодильника.
