Глава 1
Вопрос о напитках
Взяв несколько пистолетных глушителей у девятипалого торговца оружием в Лас-Вегасе, Эван Смоак поехал домой в своем пикапе марки «Форд», стараясь не обращать внимания на ножевую рану.
Ему порезали предплечье во время ссоры на парковке для грузовиков. Обычно Эван старался не отвлекаться ни на что, кроме миссии, но в этот раз там была пятнадцатилетняя девочка и ей явно нужна была помощь. И вот теперь он здесь, старается не залить кровью приборную панель, пока едет домой, чтобы обработать рану. Эван смог лишь перевязать порез носком, затянув узел зубами.
Неплохо бы попасть домой. Эван не спал уже тридцать шесть часов. Он думал о бутылке водки тройной очистки, лежавшей в морозильнике. Он думал о горячем душе и мягкой постели. Он думал о телефоне в бардачке. О телефоне, который мог зазвонить в любой момент.
Пробравшись сквозь заторы Беверли-Хиллз, Эван въехал на Виллшир-Корридор, улицу, застроенную зданиями, считавшимися в Лос-Анджелесе высотными. Его дом со звучным названием Касл-Хайтс находился на востоке, и с верхних этажей открывался вид на Даунтаун. Здание не ремонтировалось с девяностых и сейчас казалось устаревшим, с медной арматурой и отделкой из розового мрамора. Не являющийся ни роскошным, ни модным в городе, ценившем и то и другое, Касл-Хайтс идеально подходил Эвану. Дом населяли старомодные жильцы с достатком выше среднего – хирурги, старшие партнеры в фирмах, седовласые пенсионеры с длительным членством в загородных клубах. Несколько лет назад тут поселился разыгрывающий защитник «Лейкерса», обеспечив Касл-Хайтсу пятнадцать минут пристального внимания прессы, но вскоре баскетболист съехал и жильцы облегченно откинулись на подушки, наслаждаясь тишиной и комфортом.
Эван проехал через порт-кошер, знаком показав швейцару, что припаркует машину сам, а затем направился в подземный гараж. Его пикап занял место между двумя бетонными колоннами, которое было скрыто от взглядов со стороны входа и не освещалось флуоресцентными лампами.
Сидя в грузовике, Эван развязал носок и осмотрел порез. Грязь не попала в рану, но зрелище было еще то. Кровь запеклась на коже, однако не закрыла рану полностью, и та все еще кровоточила. Порез, впрочем, был неглубоким. Понадобится шесть, а может, семь швов.
Эван достал из бардачка телефон, сделанный из резины и стекловолокна, с дисплеем из ударостойкого стекла. Он держал его при себе.
Всегда.
Посмотрев в зеркало заднего вида и убедившись в том, что гараж пуст, Эван переоделся в один из черных свитеров, которые хранились у него под сиденьем. Пистолетные глушители он положил в бумажный пакет, а сверху засунул окровавленную рубашку и носок.
Проверив батарею телефона (две полоски), Эван положил его в передний карман брюк и поднялся по ступенькам.
Оказавшись у двери в холл, мужчина глубоко вздохнул, готовясь перейти из одного мира в другой.
Тридцать два шага от двери к лифту, быстрый подъем наверх, и все.
Эван вошел в холл. Здесь было прохладно и пахло свежими цветами. Подошвы его туфель стучали по плиткам пола, пока он, вежливо улыбаясь, шел мимо спешащих по своим делам жильцов, несущих сумки с продуктами или говорящих по телефону. Эвану было за тридцать. Он был хорошо сложен, но недостаточно мускулист, чтобы выделяться из толпы. Просто очередной не слишком симпатичный парень.
Касл-Хайтс гордился своей системой безопасности, не последним элементом которой был пульт охраны, откуда просматривался лифт. Эван помахал рукой охраннику, сидевшему за высоким столом перед многочисленными экранами.
– Двадцать первый, пожалуйста, Хоакин, – сказал он.
– Почему бы вам просто не сказать «пентхаус»? – раздался голос позади. – Это ведь пентхаус.
Рука, похожая на клешню, сжалась на раненом предплечье, и Эвана будто обожгло. Он повернулся к сухой коренастой женщине, стоявшей рядом с ним (это была Ида Розенбаум из квартиры 6G), и выдавил из себя улыбку.
– Полагаю, мэм, вы правы.
– Кроме того, – продолжила та, – в конференц-зале в десять начинается встреча ассоциации жильцов. Это прямо сейчас. На последних трех встречах вас не было. – У женщины был плохой слух, поэтому ее голос разносился по всему холлу, информируя присутствующих о халатности Эвана.
Тем временем звонок оповестил о прибытии кабины лифта.
Хватка миссис Розенбаум стала сильнее. Женщина вперила в Хоакина повелительный взгляд.
– Он пойдет на собрание.
– Подождите! Придержите лифт! – Женщина из квартиры 12В – Мия Холл – толкнула бедром стеклянную входную дверь, в одной руке держа тяжелую сумку, в другой – ладонь сына, а плечом прижимая к уху айфон.
Эван устало вздохнул и осторожно освободился из хватки миссис Розенбаум, когда они вошли в лифт. Он чувствовал, что порез снова начал сочиться кровью и рукав свитера прилип к предплечью.
Мия неслась к лифту через холл, таща за собой на буксире восьмилетнего сына и напевая в телефон:
– С днем рождения с опозданием тебя, с днем прости-у-меня-сломалась-машина-и-я-поехала-к-механику-который-сказал-что-нужны-новые-тормозные-диски-и-поэтому-я-не-забрала-Питера-из-школы-так-что-ему-пришлось-идти-к-другу-из-за-чего-я-не-оставила-тебе-сообщения-раньше рождения тееееебя.
Она перестала прижимать телефон к уху, уронив его в свою вместительную сумку.
– Простите! Прошу прощения. Спасибо, – выдохнула Мия, вбегая в лифт. – Хоакин, у нас сейчас разве не собрание жильцов?
– Да, именно сейчас, – многозначительно сказала миссис Розенбаум.
Хоакин поднял брови, поглядев на Эвана – дескать, прости, брат, – а затем двери лифта закрылись. В замкнутом пространстве от духов Иды Розенбаум начиналась резь в глазах.
Молчание в кабине лифта длилось недолго.
– Все нынче ходят уткнувшись в свои телефоны, – сказала миссис Розенбаум Мие. – А знаете, кто предсказал, что так и будет? Мой Херб, царствие ему небесное. «Однажды настанет день, когда люди будут все время говорить с экранами, а не с другими людьми», – утверждал он.
Пока Мия отвечала, Эван опустил взгляд и посмотрел на Питера. Угольно-черные глаза мальчика поблескивали. Длинные светлые волосы топорщились во все стороны, презирая законы гравитации. Лоб был заклеен лейкопластырем. Питер наклонил голову и уставился на ногу Эвана. Только сейчас мужчина обратил внимание на то, что его щиколотки касается холодный воздух. На нем нет одного носка! Эван переступил с ноги на ногу, убирая ее из поля зрения мальчика, и обратил внимание на прозвучавший голос Мии.
Кажется, она задала ему вопрос. Эван поднял взгляд. Переносица Мии была усыпана веснушками, незаметными при слабом освещении. Блестящие каштановые волосы всклокочены. Эван привык видеть ее в режиме матери-одиночки – запыхавшейся, забегавшейся, жонглирующей коробкой для завтраков с изображением Бэтмена и школьным портфелем, но сейчас, в свете ламп лифтовой кабины, взглянул на нее совсем с другой стороны.
– Простите? – переспросил он.
– Не кажется ли вам, – повторила Мия, потрепав Питера по голове, – что жизнь была бы гораздо скучнее, если бы другие люди не осложняли ее нам?
Эван ощутил, как намокает от крови ткань его рукава.
– Да, конечно, – ответил он.
– Мам? Мам. Мааам. У меня пластырь отклеивается.
– Вот вам и пример, – сказала Мия, обращаясь к миссис Розенбаум, но та не улыбнулась в ответ. Мия полезла в сумку. – У меня тут где-то были еще.
– С маппетами. – У Питера был хриплый голос, отчего он казался куда старше, чем обычный восьмилетний мальчик. – Я хочу с Животным.
– У тебя уже есть с Животным. Прямо у тебя на башке.
– Тогда Кермита.
– Кермит был утром. Может, мисс Пигги?
– Да никогда в жизни. Гонзо!
– Значит, Гонзо.
Пока Мия приклеивала пластырь большим пальцем, одновременно целуя Питера в лоб, Эван рискнул бросить взгляд на свой рукав. Тот уже пропитался кровью, и черная ткань на предплечье казалась еще темнее. Эван повернулся, и пистолетные глушители звякнули в бумажном пакете, который он держал в руке. На пакете тоже проступило пятно – кровь стекала с окровавленного носка. Скрипнув зубами, Эван поставил пакет на пол, повернув его так, чтобы пятно оказалось со стороны стенки лифта.
– Вы Эван, верно? – Мия снова обратила на него внимание. – Напомните, чем вы занимаетесь?
– Импортом.
– Оу. Импортом чего?
Эван бросил взгляд на индикатор этажа. Лифт, похоже, никуда не спешил.
– Чистящих средств. Мы продаем их в основном гостиницам и ресторанам.
Мия оперлась плечом на стенку лифта. У нее на блейзере не хватало пуговицы, и сейчас его отвороты разошлись в стороны, открывая вид на ее блузку.
– Ну? Разве вы не собираетесь спросить, чем занимаюсь я? – В ее голосе прозвучало удивление, но она скорее была смущена, чем пыталась флиртовать. – Именно так происходит общение.
Окружной прокурор, суд Торранса. Овдовела чуть больше пяти лет назад. Купила небольшую квартиру на двенадцатом этаже на деньги, оставшиеся от страховки мужа.
Эван вежливо улыбнулся.
– И чем же вы занимаетесь?
– Я, – с напускной напыщенностью произнесла Мия, – окружной прокурор. Так что будьте внимательны.
Эвану оставалось лишь надеяться, что он изобразил удивление с должным усердием. Мия удовлетворенно кивнула и достала из сумки булочку с маком. Краем глаза Эван заметил, что Питер вновь с любопытством смотрит на его лодыжку.
На девятом этаже, только что выйдя из комнаты отдыха, в лифт вошла группа людей, возглавляемая Хью Уолтерсом, который был президентом ассоциации жильцов и прекрасным оратором.
– Великолепно, великолепно, – сказал он. – На сегодняшнем собрании должны присутствовать все. Мы поставим на голосование вопрос о том, какие напитки следует заказывать в холл.
– Вообще-то я… – начал было Эван.
– С кофеином или без кофеина.
– Разве кто-то пьет напитки без кофеина? – осведомилась Лорели Смитсон из квартиры 3F, чья-то там третья жена; ее лицо вследствие десятилетий пластической хирургии приобрело кошачьи черты.
– Люди с фибрилляцией предсердий, – вмешалась в разговор миссис Розенбаум.
– Бросьте, Ида, – сказала Лорели. – Вы огрызаетесь, потому что завидуете моей красоте.
– Я огрызаюсь, потому что ты дура.
– Я считаю, нужно подавать чайный гриб, – подключился к разговору Джонни Миддлтон из квартиры 8Е, который в сорок с чем-то лет уже облысел и вынужден был прибегнуть к трансплантации волос. Он въехал в этот дом несколько лет назад вместе с овдовевшим отцом, финансовым директором на пенсии. Как всегда, Джонни был одет в спортивный костюм с эмблемой какого-то клуба боевых искусств, который он посещал последние пару лет – ну, или, по крайней мере, непрерывно говорил об этом. – В нем есть пробиотики и антитела. Это куда полезнее, чем напитки без кофеина.
В лифт набилось еще несколько жильцов, и Эвану пришлось прижаться к задней стенке кабины. У него чесалась кожа, а кровь стучала в висках от нетерпения. В бою, в минуту опасности он всегда был собран, но бессмысленные разговоры в Касл-Хайтсе совершенно обезоруживали его. Мия взглянула на Эвана поверх булочки, которую ела, и демонстративно закатила глаза.
– Мы нечасто имеем удовольствие видеть вас, мистер Смоак, – со свойственным ему высокомерием заметил Хью, пристально глядя на Эвана сквозь очки в черной оправе, настолько старомодные, что сейчас они вновь были в тренде. – Хотите высказаться по поводу напитков?
Эван прокашлялся.
– Не чувствую особой тяги к чайному грибу.
– Возможно, если бы вы иногда делали зарядку вместо того, чтобы целыми днями пялиться в таблицы… – театральным шепотом провозгласил Джонни, что вызвало хихиканье Лорели и неодобрительные взгляды остальных.
Эван, стараясь держать себя в руках, опустил взгляд. Пятно крови медленно расползалось по рукаву. Стараясь вести себя как ни в чем не бывало, Эван скрестил руки на груди, прикрывая кровь.
– Ваш свитер, – прошептала Мия. Она наклонилась к Эвану, и он почувствовал исходящий от нее аромат эфирного масла. – Он намок.
– Я что-то разлил в машине, – ответил Эван и добавил, видя, что Мия все еще смотрит на его рукав. – Виноградный сок.
– Виноградный сок?
Внезапно лифт остановился.
– Эй! – сказала Лорели. – Что случилось?
– Может, вы своими силиконовыми губами случайно задели кнопку аварийной остановки? – буркнула миссис Розенбаум.
Жильцы переступали с ноги на ногу и толкались, будто скот в загоне. Внимание Эвана привлекло движение сбоку: Питер, присев, приподнял его штанину, глядя на голую щиколотку. Эван отдернул ногу и случайно толкнул пакет. Тот перевернулся, и один из глушителей покатился по полу.
Глаза Питера загорелись. Мальчик подхватил глушитель и засунул его обратно в пакет Эвана.
– Питер, – сказала Мия, – вставай. О чем ты думаешь? Приличные мальчики не ползают по полу.
Ее сын смущенно поднялся на ноги, обхватив рукой запястье.
– Я просто кое-что уронил, – сказал Эван. – А Питер это поднял.
– А что это, черт возьми, за штука? – спросил Джонни.
Эван предпочел счесть этот вопрос риторическим.
Джонни наконец удалось повернуть красный рычаг, и лифт снова начал подниматься. Когда он достиг десятого этажа, Хью придержал двери.
– Полагаю, вы не позаботились о том, чтобы найти няню для ребенка? – спросил он, глядя на Питера и Мию.
Восемь или около того женщин, стоявших рядом, нахмурились.
– Я мать-одиночка, – сказала Мия.
– Правила ассоциации жильцов четко говорят о том, что детям запрещено находиться на собраниях.
– Ну что ж, Хью. – Мия широко улыбнулась. – Во время обсуждения бегоний у бассейна тебе придется обойтись без моего голоса.
Хью помрачнел и вместе с остальными вошел в холл. Эван попытался отстать от группы и остаться с Мией и Питером, но миссис Розенбаум обернулась и вновь вцепилась в его руку, нарушая струп, покрывающий рану.
– Идемте, – сказала она. – Раз уж вы живете в этом доме, будьте любезны вносить свой вклад, как и остальные.
– Простите, – ответил Эван, – мне правда нужно вернуться к своим таблицам.
Он разжал пальцы миссис Розенбаум. Они были влажными от его крови. Эван, извиняясь, сжал ее ладонь в своих руках, одновременно стирая кровь с ее пальцев, и отступил в лифт.
Двери закрылись. Мия спрятала остатки булочки в бумажный пакет, засунула его в сумку и вздохнула, подняв глаза к потолку. Дальше они поднимались в тишине. Эван держал пакет, скомкав в руке его верхнюю часть, чтобы прикрыть пятно, и стоя так, чтобы его окровавленный рукав и лишенная носка нога были у стены, подальше от Мии и Питера.
Мальчик смотрел прямо перед собой. Лифт остановился на двенадцатом этаже, Мия попрощалась и вышла. Питер последовал за ней. Двери уже закрывались, но в последний момент тоненькая рука просунулась между ними, и они снова открылись.
Перед Эваном опять возникло лицо Питера, напускную торжественность которого подчеркивал взгляд Гонзо, нарисованного на пластыре.
– Спасибо, что прикрыли меня, – сказал мальчик.
Прежде чем Эван успел ответить, двери лифта захлопнулись.
