Глава 27
Она решила рано или поздно перебраться в больший офис. Иначе придется распроститься с планами на устройство аквариумов. Старый бак все еще оставался здесь. Белла привезла его в Крэбтри, вернувшись к власти. Теперь он составлял лишь малую часть объединенной системы. Аквариумы занимали три стены и почти весь потолок, постоянно отбрасывая дрожащие блики на усеянный бумагами стол. Где-то за аквариумами пряталось окно, куда никто не заглядывал уже двадцать лет. Даже ночью, отключая освещение аквариумов, Белла предпочитала призрачный рыбий мир виду Януса.
Генетические манипуляции с земными рыбами дали сотни удивительнейших созданий. Утомившись бумажной работой, Белла могла подолгу увлеченно рассматривать хромово-желтых стремительных сиганов с лисьими мордочками и лазурных роскошных рыб-ласточек. У «фонтаноголовых» не оказалось генетических карт многих рыб, но инопланетяне знали, как сделать точные их копии, способные размножаться.
Было уже поздно. Погасив освещение аквариумов, Белла рассеянно листала историю Земли до Порога. Она делала пометки на полях молочно-белой, выращенной в наноплавильне бумаги, отмечая периоды, о которых можно без изменений рассказывать всем, и подчеркивая то, что подлежало цензуре.
Цензура истории не доставляла удовольствия, но была печальной необходимостью. Конечно, правда выплывет рано или поздно, но лучше ее преподносить отмеренными дозами, как очень сильное лекарство. У Беллы имелись досье на всех выживших членов команды «Хохлатого пингвина»: имена, национальности, места рождения, более-менее полные биографические данные. Взять, например, Габриэлу Рамос, недавно ставшую бабушкой. Она вполне довольный, счастливый и надежный член общества. Хотя Габриэла и приняла сторону Светланы в мятеже, Белла не видела ни единого повода для неприязни. Но Рамос родом из Старого Буэнос-Айреса, и там осталось большинство ее родных, когда она отправилась на Янус.
Как и всем остальным, Габриэле пришлось смириться с тем, что она никогда больше не увидит родных. Далось примирение с жестокой реальностью нелегко, но вся команда, так или иначе, нашла способ успокоиться и жить дальше. Однако в основе этого способа лежала уверенность, что дома все нормально, а родные и любимые тоже смогли успокоиться и жить дальше. Если поверить, что дома все хорошо, а существование оставленных на Земле не исполнено горечи, можно и на Янусе ощутить себя счастливым. Никто не забывал родных, и боль разлуки не уменьшалась, но добрые вести о доме – будто благословение для затерявшихся в космосе. Жизнь продолжается, и в ней есть место радости.
Но в Буэнос-Айресе жизнь не продолжилась.
В 2063 году, всего через полдюжины лет после отлета «Хохлатого пингвина», хакеры завладели управлением орбитальной электростанции. Они направили пучок ее излучения, несущий на Землю выработанную энергию, на Старый Буэнос-Айрес. Два миллиона восемьсот тысяч людей погибло в страшных пожарах, уничтоживших город. Большинство жертв пришлось на трущобы с деревянными лачугами.
Семья Рамос тоже наверняка погибла. Белле и думать не хотелось о том, какую боль причинит новость о трагедии города Габриэле. Такое известие может раздавить, уничтожить ее. Горе коснется всех на Янусе. А это не нужно никому, и прежде всего – самой Габриэле.
Потому Белла каждый вечер засиживалась допоздна, просматривая очередную порцию переданных «фонтаноголовыми» данных, удостоверяясь в том, что автоматические цензоры не пропустили лишнего. Временами кое-что проскальзывало, ведь даже косвенная отсылка к событию, не указывающая прямо на Буэнос-Айрес, может побудить человека к розыску опасных сведений. Белла вычеркивала все, имеющее хоть малейшее отношение к катастрофе.
Но одного лишь вычеркивания недостаточно. После него в земной истории оставалась зияющая дыра на месте Старого Буэнос-Айреса. А Рамос, конечно же, интересовалась будущим города своего детства. Потому Белле пришлось додумывать и доделывать историю, стараясь убедительно залатать прорехи, разбавлять настоящие известия толикой лжи, чтобы ни у кого и мысли не возникло докапываться до истины. Конечно, никаких выдумок о ее семье, но достаточно, чтобы решить – ее родные прожили нормальную счастливую жизнь, а не погибли в огненном аду.
И ведь дело не ограничивалось одной Габриэлой Рамос. Ее случай был крайностью, требующей грубого вмешательства. Но не только Габриэла заслуживала того, чтобы скрывать от нее жуткую правду об оставшихся на Земле. Шахтер из команды Перри, Майк Паскуалуччи, оставил на Земле сына. Потеря едва не уничтожила Майка, но он как-то сумел найти силы, продолжил жить, глуша себя постоянной, одуряюще монотонной работой. Теперь он вышел из тьмы, у него новая жена и сын. Но Белла знала: Майк не переставал думать об оставшихся на Земле.
А парень его пошел по скверной дорожке: серия изнасилований и убийств на трех континентах, затем арест в Стокгольме и, как обычно для Европейского союза в семидесятых годах двадцать первого века, – «ускоренное нейронное перепрофилирование». Майк Паскуалуччи не заслужил таких новостей о сыне. Путь лучше сохранятся воспоминания о маленьком мальчике, не омраченные знанием о том, какой из него вырос монстр.
Потому Белла подредактировала и эту часть истории, убирая все отсылки на серийные убийства и вписывая счастливый финал о том, как сын Паскуалуччи закончил свою карьеру хозяином прибыльного бизнеса по ловле омаров у Нью-Бедфорда. Белла отнюдь не афишировала выдумку, но аккуратно спрятала ее там, где Майк мог ее найти, – вставила сфабрикованную заметку в гастрономический раздел «Ньюйоркера». Просматривая историю поисков по базам данных, Белла обнаружила, что Майк нашел выдумку и много раз возвращался к ней, перечитывая, будто все убеждая себя в счастливой жизни сына.
Подобная правка истории поначалу казалась обманчиво легкой, но затем ручеек новостей превратился в поток, и сложность задачи выросла до невероятия. Белла знала: рано или поздно она обречена на ошибку, пусть в работе и помогает «пограничный разум». Раскрытая ложь обнажит другую, и по заботливо сконструированной истории пробежит трещина, как по айсбергу. Надежда была лишь на то, чтобы отсрочить неизбежный момент. Когда он наступит – через годы либо десятилетия, – опыт и память долгой жизни на Янусе смягчат травму. Конечно, пострадавшие возненавидят Беллу, но, как она надеялась, поймут мотивы: любовь к своим людям и долг перед ними, как у матери перед детьми.
Флекси запищал. Белла отодвинула последнюю порцию цензуры и приняла звонок от Лиз Шен.
– Так и знала: вы еще не спите, – упрекнула девушка.
– Ты позвонила лишь для того, чтобы удостовериться в этом?
– Вообще-то, нет. Я подумала, вам будет интересно услышать про расследование в Поддырье. – Лиз помолчала немного, затем напомнила тактично: – Я о кубе, который Светлана оставила там.
Да уж, Лиз не скоро избавится от привычки напоминать начальнице. Перед омоложением память Беллы работала все медленней и ненадежней. Но теперь-то она работает как часы!
Как ни странно, Белла совсем не думала о кубе после возвращения от «фонтаноголовых». Она помнила, как Эвери Фокс показывал куб, как сама давала задание Лиз найти всех, бывших в Поддырье во время эвакуации Светланы. Но с тех пор и секунды не уделила непонятному артефакту. И небрежение это показалось теперь странным и даже тревожным.
– Конечно, куб, – проговорила она поспешно. – И что ты нашла для меня?
– Имена. Было нелегко раскапывать события двадцатилетней давности. Пришлось выкручивать руки, припоминать одолжения. Но я отыскала старую команду Светланы.
– Так скажи.
– Дениз Надис, Иосиф Проценко и Кристина Офрия-Гомберг.
– Все упорные сторонники Барсегян, – протянула Белла разочарованно. – Расколоть их непросто.
– И вряд ли их присутствие там – совпадение. Светлана понимала, что имеет дело с чем-то важным и небезопасным. Потому и постаралась обойтись без Тэйла или Региса.
– Нужно поговорить с ними, – решила Белла и, засомневавшись, добавила: – Все ведь живы?
– Да, но Проценко и Надис непросто выловить, не поднимая шума. Они на маленьких форпостах, где слухи распространяются мгновенно.
– Думаешь, с Кристиной проблем будет меньше?
– Она сейчас в Крэбтри. И конечно, с ней вероятность договориться гораздо выше.
Белла рассеянно посмотрела на рыб: темные силуэты, плывущие в колыхающемся сумраке аквариумов.
– Она ведь еще в хороших отношениях с Ником?
– Насколько я знаю, да.
– Тогда поговори с ним. Посмотрим, сколько удастся вытянуть из нее, не прибегая к официальным мерам.
– Постараюсь, но не ожидайте, что справлюсь до завтра.
– Я и не ожидаю.
– И еще кое-что, – добавила Шен. – Вам нужно поспать. Серьезно. Если не будете следить за собой, доработаетесь до смерти.
* * *
Проходили дни, Белла занималась с утра до вечера административной текучкой: комитетами по проекту «Второго яруса», презентациями данных с проб глубокого бурения, ворчанием и жалобами форпостов, балансом потребления материалов и энергии. Успокаивалась она на прогулках по оранжерее, вспоминая, как много радости и покоя приносила аэропонная лаборатория на старом корабле. Свежие саженцы росли, будто собираемые из конструктора небоскребы, буквально не по дням, а по часам.
Пришло известие, что Ник Тэйл переговорил с Кристиной Офрия-Гоберг. Поначалу та не слишком хотела обсуждать события последних дней режима Барсегян, но Белла знала: она поддастся, если надавить правильно. Кристина с мужем Джейком до сих пор интенсивно изучали спиканский язык. Прибытие «фонтаноголовых» практически не уменьшило их интерес и энтузиазм, особенно потому, что центральная загадка осталась нерешенной. Конечно, «фонтаноголовые» могли уже расшифровать язык, но не спешили делиться знанием.
Двадцать лет супруги Офрия-Гомберг упорно трудились, подвергая данные все более сложным статистическим тестам в надежде хотя бы доказать осмысленность спиканских символьных последовательностей. Когда анализировали в особенности крупный блок лексических данных, заметно тормозилась вся работа сети. Вычислительные подсети в одежде не выдерживали перегрузки, зависали, система стартовала заново, и обычно безупречные рисунки мигали, корежились, искажались. По крайней мере, однажды случился эпилептический припадок из-за особенно долгого вычислительного процесса. Результатом стало неприятнейшее слушание в облицованном сделанной в наноплавильне древесиной зале Высокого суда.
Если кто-то и обронит слово «шантаж» – пусть. Белла всего лишь указала, что постоянное использование семьей Офрия-Гомберг вычислительных мощностей может оказаться связанным с помощью в деле о странном кубе.
– Я не знаю, чего вы ожидаете от меня, – сказала Кристина, когда они с Беллой гуляли по извилистой дорожке в оранжерее.
Вокруг царил полумрак – лампы едва светились. Кроме двух беседующих женщин, в парке не было больше никого – об этом позаботилась охрана Беллы.
– Мы обнаружили куб, – сообщила Белла. – Он лежал глубоко под Поддырьем. Конечно, его обязательно нашли бы – с таким-то строительством и вкапыванием в лед.
Кристина никогда не наведывалась к «фонтаноголовым», но казалась гораздо моложе своих лет. Хотя и седоволосая, она двигалась с элегантностью и грацией стройной юной девушки.
«Идеальная спина», – подумала Белла ни к месту.
На выразительном лице Кристины добродушная, чуточку лукавая усмешка сменилась гримасой презрения.
– И где он сейчас?
– Здесь, в Крэбтри. Я собрала команду исследователей для работы с ним. До сих пор они не отыскали ничего неизвестного нам месяц назад, но, полагаю, мы пока в самом начале пути.
– Что они пробовали?
– Кристина, вообще-то, это я хочу ответов от тебя.
– Вряд ли я вспомню что-либо полезное.
– Скажи мне, что ты помнишь, а я уж решу, полезно оно или нет.
– Это просто куб.
– Откуда он явился? Почему оказался в Поддырье?
Задав вопрос, Белла подождала, пока они обходили небольшой каменистый пруд. Она готова была потерпеть, но лишь немного.
– Кристина, начинай рассказывать мне что-нибудь дельное, а то я при следующей оценке пересмотрю ваш график распределения вычислительных мощностей.
– Твоя проблема в том, что ты всегда показываешь только кнут.
Гравий приятно похрустывал под туфлями Беллы. Замечательно гулять при половине g – ведь так легко и костям, и суставам!
– Хорошо, – проговорила она медленно, будто лишь сейчас придумав подходящий «пряник». – Я покажу тебе и большую вкусную сладость: расскажи мне про куб – и я предложу тебе место в команде его исследователей. У меня нет ни малейшего сомнения: ты можешь помочь им.
К тому времени, когда Кристина снова заговорила, женщины успели пройти весь ряд упрятанных в клетки и подвязанных саженцев.
– Он явился из космоса. После того как открылось отверстие в «железном небе», мы выслали роботов исследовать пространство снаружи.
– Да, выслали флаеры, – подтвердила Белла, довольная тем, что наметился хоть небольшой прогресс. – Тогда мы и обнаружили впервые, что находимся в трубе.
– Обнаружилось и кое-что еще. Мы получили радарное эхо от близкого объекта. Но тот исчез, а затем появился снова. Оказалось, он вращался вокруг Януса. Света выслала робота захватить объект, протащить через дыру и переправить в Поддырье.
В течение нескольких шагов Белла обдумывала услышанное.
– Сколько, по-твоему, он был там?
– Откуда мне знать?
– Я всего лишь спрашиваю о твоем мнении.
Глухая оборона Кристины, очевидно, дала трещину. Она тихо вздохнула, будто решила сдаться, и оттого испытала облегчение.
– У нас всего лишь догадки и домыслы, не более того. Мы теперь знаем: дыру прорубили «фонтаноголовые» и они же высылали беспилотники, которые мы стали замечать.
Белла кивнула, вспоминая рассказы о явлении инопланетян, что и привело к открытию дыры в «небе». Слухи об этом докатились и к изгнаннице.
– Вы подумали, что куб поместили на орбиту «фонтаноголовые»?
– Это одна из возможностей.
– Но не единственная.
– Если ты видела куб, то знаешь: он не похож ни на что встреченное нами. Он не спиканский. И не от «фонтаноголовых».
Белла подумала о «мускусных собаках». После возвращения из посольства «фонтаноголовых» она никому не рассказывала о предупреждении Маккинли.
– Могли его оставить другие инопланетяне?
– Наверное. Нам известно, что двери в конце трубы открываются время от времени. «Год железного неба» продолжался четыреста дней. Вполне может оказаться, что Янус остановился почти мгновенно – сбросив скорость за день, – а остальные триста девяносто девять дней мы провели, покорно ожидая, когда нас кто-нибудь освободит.
– Ты предполагаешь, что «фонтаноголовые» могли оказаться не первыми нашедшими нас?
– Я предполагаю, что эту возможность стоит рассмотреть всерьез, – ответила Кристина, застыв на мгновение. – Но тут есть еще и другая проблема. Если ты видела куб, то знаешь, что там изображено.
– Ты имеешь в виду гравюру да Винчи? – спросила Белла, тоже замерев.
– Белла, этот куб – послание людей людям. Нам.
– Что исключает «фонтаноголовых». Если бы они с самого начала распознали в нас людей, то использовали бы человеческий язык для контакта. А они не заговаривали с нами до тех пор, пока мы не отправили к ним Крэйга и Джима. Тогда до них и дошло, не раньше.
– Может, там есть кто-то еще?
– «Фонтаноголовые» никогда не скрывали того, что они не единственные разумные существа в Структуре.
– И часть этих существ может оказаться людьми. Белла, ведь этот символ определенно человеческий. Как он попал сюда, если не с людьми?
– «Фонтаноголовые» привезли с собой человеческие данные. А это значит, что они установили контакт с иной ветвью человечества. Если подобное случилось с ними – почему не могло с другой инопланетной цивилизацией?
– Если это визитка, то не слишком ли таинственная?
– Потому я и хочу узнать о ней побольше, – ответила Белла, пройдя по дорожке и обдумывая дальнейшие действия.
Над головой заухала сова, облетая едва различимые в сумраке купольные балки.
– Я рассказала все, что знала.
– А как насчет остальных?
– Не думаю, что ты выудишь из них больше. Даже из Светы. Мы докладывали ей обо всех находках, это да. Но и не более того. Света не занималась независимым расследованием.
– Я верю тебе и предлагаю обещанную позицию в исследовательской команде. Ты примешь ее? Конечно, это отнимет время от твоих языковых штудий, но уверена: твой муж сможет взять на себя часть твоей работы.
– В особенности если нам позволят сохранить выделенное вычислительное время, – торопливо вставила Кристина, боясь, что Белла передумает.
– Конечно. Это и подразумевалось сделкой.
Подумав немного, Кристина добавила:
– Ты не боишься, что я тут же доложу Светлане о твоей находке?
– Светлана уже знает о существовании куба. Принимая во внимание то, что она осведомлена о строительстве в Поддырье, – наверняка допускала и возможность обнаружения его нами.
– Возможно, – неуверенно проговорила Кристина.
– Ну, тогда твое молчание не важно. Можешь рассказать, если хочешь. Мне все равно. – Белла смотрела на собеседницу и пыталась изобрести способ убедить ее в своей искренности. – Выбор за тобой.
– Ты доверяешь мне?
– Я не хочу держать что-либо в тайне от Светы. Прошло уже двадцать лет. Время забыть старое и двигаться вперед. Я не чувствую ненависти к ней за то, что она сделала. Полагаю, у нее были на то причины. Честно говоря, в последнее время я вообще очень редко думаю о ней. И, да, я доверяю тебе. Вопрос в том, доверяешь ли мне ты?
– Иногда.
Белла улыбнулась:
– Это и есть самое лучшее отношение к власть имущим: доверять им, но делать это не безоглядно.
Затем они молча пошли к выходу из оранжереи. Тишину нарушал лишь хруст гравия под ногами – такой простой и откровенный.