Белла с Шен взошли по крутому временному пандусу к ожидающей кабине лифта. Там же стояла небольшая группа охраны. Теперь состарившимся мышцам и суставам Беллы было легче передвигать тело. Гравитация пока оставалась обычной для Януса. Когда строительство завершится, машины под нею заставят создать локальную зону повышенной гравитации – в половину земной. Этой несложной хитрости обращения с Янусовыми машинами научили людей «фонтаноголовые».

В Крэбтри гравитацию уже довели до нормального уровня. Последнюю центрифугу остановили и демонтировали три года назад. Люди ворчали и жаловались, но медицинские преимущества постоянной высокой гравитации были слишком уж весомы, чтобы отказаться от них из-за удобства. К тому же рождаемость повышалась, и центрифуг все равно бы не хватило надолго.

Белла и Шен зашли в кабину вместе с охранником и уселись в кресла. Вскоре кабина тронулась и пошла под звякающий жестяной перепев «Девушки с Ипанемы». Кабина вышла через шлюз в открытое пространство. Белла посмотрела в окно на раскинувшееся внизу Поддырье, представляя шахты его основания, протянувшиеся сквозь километры льда к спиканской породе. Если сторонники «Второго яруса» добьются своего, Поддырье станет жизненно важной артерией колонии, мостом между внутренними и внешними поселениями, которые возникнут на наружной стороне «неба».

А пока там дела, мягко говоря, не впечатляли. Кран пронес кабину над двадцатикилометровым провалом, развернулся и поставил ее у группки куполов, едва ли большей давнего поселения под дырой в «небе». Белла и Шен прошли сквозь шлюз в гостиную. Мебель потекла, меняя форму, стараясь угодить гостям. В ногу Беллы со щенячьей простодушной назойливостью ткнулось кресло. Та раздраженно его отпихнула. Ник Тэйл ожидал их – седовласый и величественный, будто древний мудрец. Он уже подбирался к шестому десятку, но отказывался от всех предложений омолодиться, говоря, что лучше уж выждать еще двадцать лет на случай непредвиденных осложнений с процедурой.

– Белла, давненько не виделись! – изрек он. – Тебе следовало бы почаще заглядывать к нам.

– Вы бы знали, как трудно вытащить ее из офиса, не говоря уже про Крэбтри.

Белла искоса глянула на девушку. Это что, попытка сострить или беспардонная констатация факта? Может, стоит переменить свое мнение о Шен?

– Ник, у меня очень много работы. Надеюсь, ты держишь под контролем дела этой стороны «неба»?

– Стараюсь как могу. Что там в Крэбтри?

– Тебе следовало бы заглянуть к нам, пройтись по новым биомам. У нас теперь деревья – настоящие от корней до последнего листочка. Можжевельник, дубы. Я и представить не могла, что снова увижу живое дерево.

– Сделанное генетической инженерией из материала оранжереи?

– Нет. С теми растениями не получилось ровно ничего. Оказалось, что все взятое нами с собой уже было генетически модифицировано, чтобы защитить патенты «Глубокой шахты». Длинные куски кода удалены, генетика обеднена. Работать практически не с чем.

– А деревья?

– Созданы напрямую из данных, выменянных у «фонтаноголовых». Коды растений оказались в последних порциях переданных сведений, добавленные словно бы в нагрузку, будто инопланетяне не надеялись, что мы заинтересуемся этой информацией.

– Хотел бы я снова прикоснуться к дереву, – мечтательно выговорил Ник.

– Тогда приезжай в Крэбтри. Я сама устрою тебе экскурсию. Там жизнь кипит. Крэбтри стал настоящим городом.

– Так города выглядят воскресным вечером, когда все, вплоть до продавцов мороженого, уже разбрелись по домам.

– Он заполняется с каждым годом. Ник, ведь появляются дети. И внуки. Моргнуть не успеешь, а появятся и правнуки, ребятишки, для кого и «Год железного неба» – древняя история. Земля для них будет… ну, не знаю. Как Спарта или Месопотамия – места и времена, про которые читают в книжках с картинками, а потом улыбаются и переворачивают страницу в поисках чего-нибудь поинтересней.

– Белла, ты меня порой пугаешь.

– Я ощущала, как мир ускользает из-под ног еще до «Хохлатого пингвина». Теперь это ощущение усилилось, только и всего.

Тэйл повел ее по стеклянному коридору в посольство «фонтаноголовых», а Лиз Шен осталась в куполе-приемной. Белла надеялась, что ее волнение не слишком заметно, но с каждым шагом к инопланетянам ее решимость слабела. Она долго откладывала визит туда и продолжала бы откладывать, если бы Чисхолм не потребовал явиться немедленно. Хотя технически он оставался ее подчиненным, но она уже давно усвоила: иногда лучше послушаться его ради своей же пользы.

Посольство занимало место, где впервые сел корабль «фонтаноголовых». В некотором смысле оно и оставалось тем самым кораблем, но из-за волшебной пластичности инопланетной техники и постоянных изменений трудно было определить степень отличия одного ее варианта от другого.

Хотя, без сомнений, посольство размерами значительно превосходило корабль, в поперечнике достигая половины расстояния до отверстия в «небе» и будучи намного выше. Но оно сохранило прежний слоистый архитектурный стиль, с множеством похожих на канделябры выступов, выгибающихся вверх, утончающихся, превращающихся в шпили, образующих густую рощу светопреломляющих башен вокруг эллипсоидного ядра. Иногда от посольства отделялись или приставали к нему сходные по архитектуре структуры, временами не уступающие величиной прежнему кораблю. Способ их перемещения, как и все прочее в технике «фонтаноголовых», говорило о научном прогрессе, намного опередившем человеческий ко времени «Порога».

Стеклянная труба коридора вывела в купол у нижнего яруса посольства. Его окружали слои прозрачного материала, излучающие мягкий, успокаивающий фиолетовый свет. Перед гостями из пола выдвинулись два цилиндра – гладкие, без какого-либо зазора между собой и полом. В них открылись двери, и Ник с Беллой ступили внутрь – каждый в свой цилиндр. Белла замерла, ожидая, пока дверь закроется, затянется без следа. Тут же цилиндр сжался так, что до тела осталось всего несколько сантиметров. Через прозрачные стены было видно, как цилиндр Ника тоже сжался, став чем-то вроде толстопузой бутыли.

Гости пошли – и каждый ужавшийся цилиндр менял форму, приспосабливаясь к движениям рук и ног, причем так стремительно, что Белла не могла коснуться стенки. Тэйл вывел Беллу из купола на покатый спиральный пандус, поднимающийся к верхней части посольства. Очевидно, атмосфера снаружи менялась на плотный ядовитый коктейль газов и химикатов, необходимый для жизни «фонтаноголовых». Гравитация тоже возрастала, но ни давление, ни тяжесть не ощущались внутри защитной стеклянной оболочки-скафандра. Спиральный подъем вывел гостей к помещению, которое Белла всегда считала посольской гостиной: обширной, занимавшей, наверное, треть внутреннего пространства ядра. Так выглядел бы изнутри лишенный этажных перекрытий небоскреб. Излучающие мягкий пастельный свет стены казались Белле огромными витражами с причудливым абстрактным рисунком. С потолка свисали колючие остроугольные сталактиты, пронизанные неяркими светящимися нитями. Спокойно, умиротворяюще. Но лучше не думать о том, какая вокруг гравитация. «Фонтаноголовые» еще не явились, но, как Белла и предполагала, встречать гостей вышел Джим.

Он еще выглядел человеком, хотя, возможно, сходство было лишь поверхностным. Ему не требовалось никакой визуально заметной защиты в присутствии «фонтаноголовых». В Крэбтри он наведывался все реже. Однажды во время такого визита Эксфорд сумел убедить его пройти тестирование. Доктор не обнаружил аномалий, не открыл ничего, указывающего на негуманоидную природу, вплоть до клеточного уровня, а инструменты и приборы Эксфорда стали куда совершеннее прежних, с «Хохлатого пингвина». Но ведь проверялся Джим, явившийся в Крэбтри, а не Джим из посольства. И один не обязательно равнялся другому.

Он улыбнулся, разведя гостеприимно руками, приглашая пройти дальше в гостиную.

– Белла, я очень рад, что мы смогли наконец убедить тебя, – проговорил он нормальным четким голосом, будто его от гостьи отделял лишь кофейный столик, а не метры плотной токсичной атмосферы.

– Ты всегда умел убеждать, – ответила Белла.

– Бояться нечего. Абсолютно. Со времен моего воскрешения они стали намного искуснее в обращении с нами. Представляешь, тогда им потребовалось целых три дня!

– Большая практика помогает стать искуснее.

– Надо думать.

Его одежды, свободные, развевающиеся, бежево-кофейные, напоминали Белле облачения младшего служки какого-нибудь религиозного ордена. Джим теперь носил волосы длиннее, чем на «Хохлатом пингвине», зачесанные назад, пышные. За двадцать лет он практически не постарел. Добавилась складка-другая у рта, пара морщин на лбу – и все. Все омоложенные и воскрешенные старели гораздо медленней обычного, по крайней мере внешне. Очки с линзами-полумесяцами Джим носил лишь по старой привычке.

– Белла, когда все закончится… когда они омолодят тебя…

Она по тону определила, к чему он клонит.

– Джим…

– Знаешь, никто и ничто не запрещает тебе жить дальше…

– Я понимаю: ты желаешь для меня только хорошего.

Он говорил так, будто остался наедине с нею.

– Конечно, никто и не ожидал, что ты начнешь новую жизнь спустя пару дней после возвращения из ссылки, но сколько уже прошло лет? – Он развел руками. – Извини, риторический вопрос.

– Да, риторический.

– Разве есть закон, обязывающий тебя провести остаток жизни в одиночестве?

– Никто и никогда не говорил, что он есть.

– Но ты иногда ведешь себя так, будто он существует.

Джим не впервые заводил такой разговор, и Белла знала: он говорит не об их возможных отношениях. Он имел в виду то, что ей следует выбрать спутника среди доступных мужчин. Как будто так легко создать семью и вытащить давнюю боль, засевшую внутри, так глубоко, что она почти уже сделалась своей, родной, временами даже утешающей и успокаивающей.

Чисхолм вернулся от чужаков одаренный странной мудростью, знанием, о каком не осмеливался говорить. Но иногда казалось, что о людях он теперь знает меньше, чем в прошлой жизни.

Наверное, он заметил что-то в ее лице.

– Я не хотел навязывать тебе свою волю. Просто напомнил.

– Джим, я – это я. Я была такой до того, как попала на Янус. С тех пор не случилось ничего, что заставило бы меня изменить себе.

– Прости.

– Да не за что. Может, как-нибудь со временем.

– Никто не знает, сколько нам дано времени. Меняется все. То, что мы представляли вечным и постоянным, оказывается жертвой времени. Но иногда, а в особенности сейчас, нам всем стоит ловить момент. Белла, конечно, непростительно с моей стороны лезть в твою личную жизнь и читать лекции, но, надеюсь, ты понимаешь мою озабоченность.

– Значит, что-то случилось? И это заставило тебя посоветовать мне брать от жизни все в самое ближайшее время?

– Кое-что появилось на горизонте.

– Плохое или хорошее? – спросил Ник Тэйл.

– Точно не хорошее, – ответил Джим, глянув косо на Тэйла. – Но пока по его поводу тревожиться не стоит.

Разумеется, Белла предпочла бы приятные новости, но обрадовалась возможности поговорить не о своей скудной личной жизни. Что угодно лучше, чем это.

– Твои попытки успокоить нас производят в точности противоположный эффект, – заметила она.

– А в чем дело? – спросил Ник.

– Они взбудоражились. Не знаю, отчего именно. До сих пор мне удалось вызнать лишь то, что их встревожила находка в глубине трубы. «Фонтаноголовые» нашли объект, какого не видели раньше при обследовании ближайшего пространства.

– И что за объект? – не отставал Ник.

– Пусть лучше сами расскажут. Они уже направляются сюда.

Сталактит опустился на пол, из отверстия луковичной формы на конце вышли трое «фонтаноголовых» и двинулись через зал. Они приблизились, скользя, будто призраки, издавая множеством нитей-щупалец шелестящий шепот.

Трехметровой высоты, более широкие у основания. В нормальном их состоянии снаружи виднелись только движущие щупальца. Эти конечности выходили из центрального ядра и затем изгибались, чтобы соприкоснуться с полом. Щупальца относительно толстые, способные цеплять и хватать, поддерживали большую часть веса «фонтаноголовых» и позволяли перемещаться и манипулировать предметами. Внешние волокна постоянно и волнообразно колебались, даже когда их хозяин оставался на месте. Поселенцы полагали, что подобное движение связано с терморегуляций, дыханием и переносом крошечных частичек мусора от ядра наружу.

Следующий слой состоял из бахромы потоньше, всего в миллиметр диаметром, казавшейся полупрозрачной, как оптические волокна. Этот слой видели лишь мельком. Проблески зеленого и красного в нем, наверное, соответствовали эмоциональным состояниям. Тонкие щупальца служили также в качестве более деликатных манипуляторов для работы, с какой не могли справиться грубые наружные. Эти щупальца выказывали высокую степень функциональности. Некоторые оканчивались ресничками разной длины, по-видимому позволявшими «фонтаноголовым» воспринимать звуки и различать их по частоте. Другие щупальца имели тактильные подушечки, должно быть приспособленные определять разные химические соединения. На концах иных же виднелись темные продольные линии – функциональные эквиваленты глаз. Хотя одна линия давала лишь одномерный срез окружающего, постоянное перекрывающееся движение множества щупалец-глаз позволяло, предположительно, синтезировать многоцветную и детальную картину, подобно тому, как радар обращающегося по орбите спутника позволяет составить рельефную карту поверхности. «Фонтаноголовые» временами фокусировали внимание на чем-либо, и тогда несколько визуальных щупалец быстро переплетались, образуя нечто вроде сита сантиметров тридцати диаметром. Так они, наверное, переходили к «зрению высокого разрешения», как окрестили это явление исследователи, работавшие под началом Беллы. За занавесом сенсорных щупалец проглядывал второй слой движущихся конечностей. Возможно, они служили для обмена репродуктивным материалом. В центре существа находилась картофелеобразная сердцевина, откуда исходили все щупальца, поддерживая тело в пяти—десяти сантиметрах над полом. Как все думали, она содержала центральную нервную систему. Окаймленный бахромой «рот» у ее основания служил для прикрепления существа к пьедесталообразным возвышениям – что-то вроде стульев у «фонтаноголовых». На них они могли дать отдых двигательным щупальцам. Также исследователи думали, что через этот «рот» принимается пища. Конечно, если она не поглощается специализированными щупальцами. А еще выделяются отходы и, возможно, рождаются детеныши либо откладываются яйца.

Хотя большинство соображений об устройстве «фонтаноголовых» опиралось скорее на домыслы, чем на факты. Ученые Беллы даже не знали состава атмосферы внутри посольства, не говоря уже о биологических особенностях, позволяющих выживать в ней. Не было данных о свойствах и расположении родного мира «фонтаноголовых», а также о том, как давно они покинули его. Всякая попытка расспросов об этом заканчивалась либо вежливым молчанием, либо несерьезными и непонятными ответами. А может, инопланетяне и сами не знали.

Одно из трех приближающихся существ опередило остальных. По уверенности движений и чуть большей доле рубинового оттенка в сенсорном слое Белла определила в нем Маккинли – такое имя избрал этот «фонтаноголовый». Остальные двое наверняка Канченджанга и Дхаулагири, хотя она и не могла различить их. Белла не знала, как относиться к выбору инопланетянами названий земных гор в качестве имен. Имена гор для фонтанов… В этом глубокий смысл или случайная прихоть?

Двигательные щупальца Маккинли разошлись, словно театральный занавес, внутренний слой щупалец переплелся, образовав «глаз высокого разрешения». Он мгновение созерцал Беллу, затем повернулся к Нику:

– Здравствуйте, Белла. Мы всегда рады видеть вас тут. И вас тоже, Ник.

«Фонтаноголовые» порождали звуки человеческой речи, потирая щупальца друг о друга и формируя акустические резонаторы в толще щупалец. Метод работал на удивление эффективно, хотя речь звучала жутковато, призрачно и нереально – словно шелестел человеческим голосом ветер в кронах деревьев.

Впрочем, тем очевидней подчеркивалась бездна абсолютно чужеродного сознания за попыткой изобразить человечность.

– Маккинли, спасибо. Если бы Джим не был настолько отличным и надежным, я бы постоянно торчала здесь, у вас, якобы проверяя его работу.

Маккинли расплел «глаз высокого разрешения», спрятал сенсорные щупальца за занавесом двигательных.

– Нам не на что жаловаться. Мы рады тому, что Джим здесь, с нами. И тому, что вы посетили нас в очень подходящее время. Вы же не хотите стать слишком сложной задачей для нас?

– Конечно нет. У меня ни малейшего сомнения в ваших способностях.

– И уж поработайте как следует, – вставил свое Ник Тэйл. – Ее друзья потратили столько времени и энергии, уговаривая ее, что многие уж точно не отважатся на такой подвиг второй раз.

– Мы уж постараемся, – выговорил инопланетянин, изображая странно знакомый жест: вытягивая два двигательных щупальца и потирая их друг о друга – будто человек, собирающийся приступить к делу. – В любом случае беспокоиться о процедуре нечего.

– Рада слышать, – ответила Белла, слегка лукавя.

– Но есть еще кое-что, что нужно обсудить. Полагаю, Джим уже дал вам понять, – заговорил Маккинли, поворачиваясь всем телом, изображая, будто повернулся к Чисхолму. – Да, Джим?

– Я пересказал Белле то, что вы сообщили мне. Простите за прямоту, но в этом мало конкретного. «Вы что-то нашли». И все.

– Да, нашли. И не одно.

– И где же? – спросил Ник, глянув на Беллу.

– В сопредельной трубе, не более чем в четырех световых минутах отсюда.

– Это вдвое дальше границы наших исследований, – сказала Белла, надеясь, что «фонтаноголовые» не заметили легкой нотки раздражения в ее голосе.

Инопланетяне осторожно, но упорно убеждали людей не путешествовать далеко по спиканской структуре, туманно намекая на опасности, подстерегающие несведущих.

– Наш совет имеет веские причины, – ответил Маккинли с отчетливой укоризной. – Вы хорошо развивались в последние двадцать лет, но ваши технологии еще очень ограниченны по сравнению с большинством тех, кого вы можете повстречать в структуре. Двери открываются и закрываются внезапно. Мы живем в стабильной области, но у других случаются и силовые конфликты, нередко перебрасывающиеся на сопредельные регионы. Вам крайне нежелательно оказаться вовлеченным в конфликт.

– Но вы же не страшитесь конфликтов.

– Даже нам приходится соблюдать осторожность. Хотя вы абсолютно свободны в ваших исследованиях. Мы никогда не мешали и не запрещали вам что-либо.

Да, они не мешали и не запрещали, но отлично умели убеждать. Причем так аргументированно и веско, что исследователи всего пару раз пробовали пойти наперекор рекомендациям хозяев. В обоих случаях администрация Беллы быстро и эффективно пресекала эти попытки.

– Так что же вы нашли?

– Мусор. Технологический мусор. Остатки приборов и материалов, с высокой вероятностью принадлежащих другой цивилизации, обитающей в Структуре, – проговорил Маккинли и махнул пренебрежительно щупальцами, словно отгоняя назойливую муху. – Они неряшливы. Повсюду оставляют за собой мусор.

– Кто они?

– Ближайшее человеческое определение для них – «мускусные собаки».

– Эти существа опасны?

– Сами по себе они не особо воинственны или агрессивны. Уровень их развития не слишком высок по стандартам Структуры. Просто они… хм, создают проблемы. Нечистоплотны и беспардонны в обращении с менее развитыми культурами. Им случалось уже причинять огромный вред. Некоторые цивилизации оказывались в достаточной мере устойчивыми, чтобы выдержать контакт с «мускусными собаками». Но большинство жестоко пострадало от них. Другие вовсе вымерли.

– Вы считаете, «мускусные собаки» направляются сюда?

– Обнаружение их мусора, без сомнения, тревожный знак. Значит, они посылали разведывательные экспедиции в эту часть Структуры. Возможно, их обратили в бегство… Изгнали из прежних районов их обитания. Теперь, когда «вырвавшиеся» снова на свободе, меняется баланс силы в больших областях Структуры.

Раньше они никогда не упоминали о «вырвавшихся».

– Маккинли, вы пугаете меня.

– И меня тоже, – добавил Ник. – Когда же ожидать их появления?

Щупальца инопланетянина колыхнулись медленно.

– К сожалению, точно предсказать невозможно. Ведущие к ним двери сейчас закрыты, но могут открыться в любое время. Другая культура Структуры – «шепчущие» – обладает ключами, позволяющими когда угодно открывать некоторые двери. «Мускусные собаки» договорятся с «шепчущими» либо просто подождут у дверей. А те непременно откроются – либо завтра, либо через пятьдесят лет. Но откроются. «Мускусные собаки» придут к вам. И надо быть готовыми к встрече с ними.

– Как же нам подготовиться?

– Ваше общество должно полностью отвергнуть идею контакта с «мускусными собаками». Пусть никто не поддается на их посулы. Исторические данные указывают, что безопасных контактов с «мускусными собаками» не бывает.

– А если эти существа явятся без предупреждения? – спросил ужаснувшийся Ник. – Если станут навязываться?

– Нет, если вы не откликнетесь на их авансы.

– И что остановит их? – поинтересовалась Белла.

– Мы. Если они окажутся настолько глупы, что захотят навязать вам контакт силой, мы защитим вас. Но они не окажутся, поскольку достаточно умны, хитры и коварны. Знают свои сильные стороны. «Собаки» постараются втереться к вам в доверие. Опорочить нас, принизить наши мотивы, заставить вас сомневаться в наших намерениях.

– Да вы их ненавидите, – заметила удивленно Белла.

– Мы ненавидим их дела, а не их. Это не одно и то же. Они просто бродячие, неприкаянные создания, как-то сумевшие освоить межзвездные перелеты. Если бы «мускусные собаки» остались в своей области пространства, то не причиняли бы вреда.

– Думаю, нам стоит всерьез отнестись к опасениям Маккинли, – заметил Джим, сложив руки, почти спрятавшиеся в широких бежевых рукавах. – Мы уже двадцать лет привыкаем к тому, что «фонтаноголовые» не собираются кушать либо порабощать нас. Я заверил вас в их благонамеренности в тот же день, когда покинул их корабль, и с тех пор не случилось ничего, дающего повод для сомнений.

– Знаю. – Белла кивнула трем инопланетянам. – И повторю снова: мы очень благодарны вам. Скорее всего, если бы вы не прибыли, мы бы уже погибли. И спасибо большое за предупреждение о «мускусных собаках». Но прошу вас – попробуйте взглянуть на происходящее и с нашей стороны.

– Я всегда именно это и пытаюсь делать. – Маккинли взмахнул двигательными щупальцами, что очень походило на демонстрацию раздражения.

– Дело в том, что… В общем, вы дали нам так много, но рассказали так мало, – проговорила Белла, даже внутри защитного кокона почувствовав, как проступает на лбу холодный пот. – Я понимаю, у вас есть причины скрывать определенную информацию. Вам известна наша история и то, на какие глупости мы способны.

– Но раз уж вы упомянули сами…

– Да, но мы оставили эту историю позади, покинув родную звездную систему. Прошлое уже не управляет нами. Мы смогли прожить тринадцать лет на Янусе до вашего прибытия и при том не уничтожить себя. Мы научились уживаться друг с другом.

– В некоторой степени да, – согласился «фонтаноголовый». – Но вы до сих пор в значительной и опасной мере склонны к общественным расколам и взаимной вражде. Вы отчаянно пытаетесь скрыть это от нас, но мы все замечаем. «Мускусные собаки» тоже заметят и обратят себе на пользу. Они преуспели в подобном – их общество не менее склонно к расколам, и фракции постоянно враждуют друг с другом.

От слова «тоже» Беллу пробрало холодом, но она заставила себя говорить спокойно и уверенно.

– Да, нам еще нужно многое исправить и улучшить. Но это не значит, что нас следует держать в невежестве. Как бы там ни было, знания помогут нам сделаться мудрее.

– Или разрушат ваше общество.

– Пожалуйста, просветите нас. Вы проникли в Структуру гораздо дальше нас. Вы встречали другие культуры. Это вы уже рассказали нам.

– Да, рассказали.

– Тогда скажите, зачем мы здесь. Зачем Янус протащил нас двести шестьдесят световых лет? Что это значит для вас? У вас же, наверное, есть какая-то идея.

– У нас есть кое-какие данные. И гипотезы. Но вы еще не готовы.

– А когда мы будем готовы?

– В свое время. Пока вы еще учитесь на уроках вашего оставленного позади прошлого. Новое знание – а в особенности того сорта, какой вы хотите, – способно катастрофически дестабилизировать вас.

– Маккинли, и когда «свое время», по-вашему, настанет? – спросил Тэйл.

– Через несколько десятилетий. Через полвека. Может, и дольше.

– А если «мускусные собаки» явятся раньше? – осведомилась Белла.

Маккинли вздрогнул. По двигательным щупальцам прокатилась мощная волна, раскрывшая внутренний сенсорный слой, расчерченный рубиновыми полосами, – единственный из жестов «фонтаноголовых», какой Белла научилась распознавать. Она не сомневалась: все остальные – сознательное подражание человеческим жестам, не имеющее отношения к истинным эмоциям инопланетян. Но волна дрожи означала беспокойство и тревогу.

– «Мускусные собаки» предложат вам целый мир, – ответил Маккинли. – И если вы примете предложенное, то потеряете все.

«Фонтаноголовые» сделали ее молодой. Вернее, омолодили. Белла не согласилась на полную программу – лишь на возвращение к физиологическому возрасту, в каком была на момент прихода первых известий о Янусе. Кое-кто, возможно, посчитал ее решение эксцентричным, ведь можно было вновь стать подростком. Но ей свой средний возраст нравился гораздо больше юного. Белле было хорошо в пятьдесят пять – вот она и вернулась к пятидесяти пяти. Хотя память последующих тридцати пяти лет никуда не ушла и давила на череп, словно мигрень.

О самой трансформации она не помнила почти ничего. Никто не помнил. Белла попрощалась с Ником и Джимом, и «фонтаноголовые» сопроводили ее к вершине спустившегося с потолка сталактита. Тот поднялся, унося Беллу внутрь посольства.

Инопланетяне привели ее в подобие сада за стеклом, в место, где тек ручей, питая каменистые заводи, звенели на ветру колокольчики, растения глянцево поблескивали голубоватой зеленью. «Фонтаноголовые» остались за стеклом, осторожно прижав к нему постоянно шевелящиеся двигательные щупальца. Помимо воли Белла вспомнила то, чего не видела уже почти полвека: крутящиеся щетины автомойки, скользящие по ветровому стеклу.

Скафандр-кокон раскрылся, позволяя выйти наружу. Воздух сада был вполне нормальным, растекались приятные ароматы. Захотелось дышать глубоко, полной грудью. Журчание воды, перезвон колокольчиков внушали неодолимое ощущение безграничного покоя, расслабленности. Наверное, инопланетяне уже разобрались в человеческой психике и отыскали параметры максимально расслабляющего окружения. Знание о том, что это окружение – продукт сознательного и, скорее всего, безжалостно прагматичного расчета, отнюдь не снижало воздействия.

Вероятно, не обошлось и без химии в атмосфере. Белла быстро пришла в состояние полной гармонии. Сомнения ушли. «Фонтаноголовые» попросили ее раздеться, улечься в заводь. Камень казался очень гладким, вода журчала и ласкала плечи. Прохладная влага бодрила, заставляла кровь прилить к коже, но не холодила. В такой заводи запросто можно было бы пролежать весь день. Но вскоре подступила приятная, соблазнительная дремота. Не хотелось ни двигаться, ни даже думать. И ее нисколько не встревожила прибывающая вода, накрывшая в конце концов с головой. Правда, когда Белла очнулась, остались смутные воспоминания об утоплении. Но в них не было страха или тревоги, только ощущение спокойного согласия, детское доверие сильным и знающим взрослым.

Однако ей запомнился еще и сон.

В нем ее окружала кромешная тьма, и там затерялся ребенок – маленькая девочка в снегу, в разреженном воздухе и жестоком холоде Гиндукуша. Она надеялась и молила о том, чтобы тьму рассеяли огни приближающихся спасателей.

Затем свет стал ярким, дневным, и Белла обнаружила себя лежащей на спине в мелкой заводи. Она подняла руку к свету. Да, «фонтаноголовые» все сделали. Но из сна в явь просочился ледяной холод, и, когда ее попросили встать, она еще чувствовала его в новых крепких костях.

– Белла, настало время возвращаться домой, – сказал Маккинли, и на мгновение она подумала, что речь идет о Земле, а не о Крэбтри.