Часть третья
2090+

«Экспресс Поддырья», как обычно, плавно набрал скорость и мягко пошел между куполами окраин Крэбтри. Белла пристегнулась к сиденью и удостоверилась, что все ее вещи надежно зафиксированы на складном столике.

– Перед тем как вы заснете, мне нужно ваше согласие, – сообщила Лиз Шен, передавая Белле живой флекси.

Белла пробежала взглядом по документу: разрешение на исследовательские работы по проекту «Второй ярус» – заселение внешней поверхности «железного неба». Белла подписала его с обычной размашистостью и вычурностью, хотя из-за артрита писать становилось все трудней. Конечно, разрешение – формальность. У проекта «Второй ярус» были влиятельные сторонники в Крэбтри и наиболее значительных форпостах, и простого нежелания Беллы поддержать проект не хватило бы для его прекращения.

– Еще что-нибудь? – осторожно спросила она.

– То, что Эвери Фокс хотел обсудить с вами. Могу вкратце рассказать.

– Не сомневаюсь, он мне расскажет все до последней мелочи, когда я прибуду в Поддырье. Но полагаю, основы знать нелишне.

– В общих чертах: они кое-что обнаружили, загоняя вглубь сваи для новых построек. Никто не знает, что именно, но мы почти не сомневаемся: найденное лежит там не так давно. Скорее всего, его спрятала Светлана перед тем, как ей пришлось убираться из Поддырья.

Белла вспомнила те события. После стольких лет, право же, описание их можно уместить всего в несколько слов.

– С какой стати ей что-то прятать? Я дала ей достаточно времени, чтобы собраться. Надеюсь, это не бомба?

– Эвери сказал, что не бомба. Чем бы это ни было, оно просто лежит там. Штука очень тяжелая даже при гравитации Януса. Может, потому Светлана и оставила ее.

– Ладно, детали расскажет Эвери. Скорее всего, ничего особо важного. Есть что-нибудь, требующее моего вмешательства? Ведь есть?

Элегантная девушка переключила флекси в режим экономии и сунула его под жакет, расшитый цветами.

– Вы проницательны. У меня с собой бумажная черновая версия последнего отчета по делу Бэгли. Хотите взглянуть?

– Заходим на очередной круг? Покажите мне ее, когда в ней окажется что-нибудь пригодное для суда. Тогда я и подумаю насчет возобновления следствия.

– Очень многие надеются, что следствие так и не возобновят. Конечно, если вы не хотите и взглянуть, то им точно не о чем будет беспокоиться…

– О, ладно, давай сюда, – проворчала Белла, зная, что Шен права.

Пока поезд несся к Поддырью на приличной скорости – сто восемь километров в час, лишь чуть ниже первой орбитальной, – Белла просмотрела отчет об убийстве Бэгли. Бумага слегка пахла мятой. Прошло двадцать восемь лет с тех пор, как Мередит Бэгли нашли мертвой, раздавленной огромной шестерней зубчатой передачи во время рутинного техобслуживания. А пять лет назад Хэнк Дуссен из прежней шахтерской команды Перри сознался, что он – один из троицы убийц. Признание Хэнк сделал на смертном одре, в агонии от карциномы, развившейся от многих лет облучения в открытом космосе. Адепт одной из самый дремучих ветвей секты символистов, он отказался довериться омолаживающей медицине «фонтаноголовых». Предпочел покаяться, чтобы получить отпущение грехов, но соучастников так и не назвал.

Дело застопорилось из-за отсутствия других улик. А потом, неожиданно, Аш Меррей обнаружил журнал учета неисправностей с записями о трех скафандрах, выданных в день убийства. Записи были сделаны разными почерками. Один совпадал с почерком на документах, подписанных именем Хэнка Дуссена. Другие тоже совпали с почерками подозреваемых. Проработав всю жизнь в скафандрах, эти люди чисто автоматически, бездумно заполняли журнал учета после каждого выхода.

Вздохнув, Белла отложила документ.

– Ты и в самом деле думаешь, что мне стоит ковырять старую зарубцевавшуюся рану как раз тогда, когда мы смогли помириться и зажить спокойно и все наконец улеглось?

– Это нужно.

– Да знаю, знаю. Просто… – Белла тяжело вздохнула. – Начнется сущий ад. Двумя именами дело не ограничится. Черт знает сколько людей помогало скрывать правду столько лет.

– Это нужно, – повторила Шен сурово.

Как всегда, она казалась слишком уж мудрой и рассудительной для своего возраста – будто старшая сестра, какой у Беллы никогда не было.

– И мы доведем дело до конца, – добавила она. – Может, именно этого нам и не хватало, чтобы распрощаться с прошлым и двинуться вперед.

Теперь в колонии было много таких, как Лиз Шен, – быстро взрослеющих детей Януса. Многие уже обзавелись и своими детьми. Земля ничего не значила для них – будто невообразимо далекая, экзотическая, загадочная и не совсем понятная страна. Такими для Беллы в детстве были Япония и Китай. Дети Януса с радостью брали все доступное оттуда: моду, музыку, одежду, безделушки, но не испытывали особого желания посетить ее. Если поколение Шен и ощущало ностальгию, то по Янусу времен своего детства, с обманчиво простой жизнью и легко забывшимися невзгодами.

Все очень изменилось в лучшую сторону с тех пор, как «фонтаноголовые» просверлили дыру в «железном небе». После месяцев осторожных переговоров инопланетянам позволили погрузить энергозаборы в озаренные светом подвалы Януса. Взамен «фонтаноголовые» дали поселенцам доступ к технологиям, артефактам и данным, собранным при контактах с людьми. Ничто из этого не датировалось временем позже 2135 года – «Порогом», как его назвали колонисты. Но все же это восемьдесят лет человеческого прогресса. Не желая перегружать людей, «фонтаноголовые» выдавали новинки понемногу – само собой, за право все более активного доступа к недрам.

Лиз Шен являла собой наглядный пример того, насколько новинки вошли в жизнь нынешней колонии. Флекси девушка брала исключительно ради Беллы. К нему Лиз относилась с суеверным ужасом, с каким Белла, наверное, смотрела бы на паровую пишущую машинку. Вычислительные потребности Лиз удовлетворяла «умная» одежда и ядра «пограничного интеллекта», спрятанные в неброские, скромные украшения. И одежда, и бижутерия получали ту ничтожную энергию, какая им требовалась для жизни, от движений Лиз. Вычисляющие ткани обменивались сигналами со средой, неуловимо для глаза меняя узор и окраску. А окружающая среда так же незаметно кипела неистовым хаосом закодированных данных.

Одежда была прошита сверхпроводящими волокнами, воспринимающими миоэлектрические сигналы нервной системы. Она так поднаторела в считывании движений Шен, что девушке не требовалось доводить жест до конца. Когда Шен занималась делами, ее мускулы непрерывно сокращались, будто при терапии несильным электрошоком. У Лиз был мускульный тонус балерины. Как ни странно, люди вроде Лиз теперь заполнили колонию. Белла и прочие старики с их нелепой привязанностью к флекси казались живыми окаменелостями. Белла пыталась угнаться за новшествами, но к моменту встречи с «фонтаноголовыми» ей уже исполнилось шестьдесят восемь – трудный возраст для восприятия новинок. А теперь она стала на двадцать лет старше. Таких, как она, все еще было много. Они застряли в прошлом, одевались, как призраки исчезнувшей эпохи, и изумленно моргали, глядя, как жизнь проносится мимо.

Шен сняла противосолнечные очки и вздрогнула – приняла данные.

– Приближаемся к Поддырью. Пару часов назад была тревога, но теперь все в порядке.

Белла вернула черновик:

– Пока придержи у себя. Думаю, если подтянуть третью часть, получится как надо.

– Нужно вызвать Аша Меррея повесткой, – заметила Шен. – Если хотите, я могу начать оформление бумаг. Правда, ему это не слишком понравится.

– Конечно, ему не понравится. Мне кажется, он хотел пролежать мертвым не четыре года, а немного больше.

– Так ему и надо за то, что сделался «прогульщиком».

Шен оторвала лист черновика, запихала в рот и сообщила, не переставая жевать:

– Надо же, они зовут свою лень «экспортированием опыта в будущее». А по-моему, это социальная трусость.

– Не будь так жестока к ним, – посоветовала Белла. – Всем нам пришлось пережить далеко не лучшие времена. Людям вроде Аша… просто им уже хватило с лихвой.

– Я все-таки рада, что вы перекрыли эту лазейку. С какой стати нам волочить их мертвый вес десятилетиями? – Она оторвала угол от черновика и предложила Белле. – Вы не ели с утра. Хотите?

– Спасибо, нет, – ответила та, приложив руку к животу. – Я не перевариваю официальные бумаги.

Лиз вручила Белле пластиковый респиратор, когда женщины вышли из поезда на недостроенную вокзальную площадь Поддырья. Пыль висела в воздухе, плыла ленивыми обширными простынями, никогда полностью не оседая. Немногие рабочие управляли строительными машинами, шевелясь медленно всем телом, словно мастера тайцзицюань.

Подбежал запыхавшийся Эвери Фокс, на ходу сдирая респиратор, извиняясь за опоздание. Эвери был двадцати шести лет от роду. Он родился на седьмой год человеческой колонизации Януса – единственное дитя Реды Киршнер и Малколма Фокса. Они сошлись, несмотря на политическую рознь. Реда поддерживала Беллу, Малколм – Светлану.

– Мне сообщили, ты что-то нашел, – заговорила Белла.

– Я подумал, вы захотите это увидеть. Мы заказали тяжелый трактор, чтобы отволочь его в Крэбтри, но он вряд ли прибудет раньше чем через неделю.

– «Фонтаноголовые» уже очень долго ждут меня. Думаю, еще пару минут они потерпят.

– Так это правда? – спросил Эвери. – Вы и в самом деле собираетесь пройти процедуру?

– Даже старухи иногда меняют мнения, – ответила она и чуть улыбнулась.

В последние годы Белла стала подозревать, что ее лицо временами выглядит уж слишком суровым и мрачным.

– Эвери, годы нагнали меня. Посмотри на эти бесполезные старческие руки.

– Надеюсь, все пройдет как надо.

– Конечно. Они уже накопили изрядный опыт.

Фокс повел гостей в недра вокзального комплекса, сквозь заслоны, не дающие распространяться пыли, и через шлюзы. Вскоре показалась обширная пещера во льду, с дырой в полу. В пещере никто не работал. На льду лежала наспех сооруженная дорожка, закрепленная гекофлексом. Белла стиснула поручни слабыми старческими руками и посмотрела вниз.

– Это и есть ваша находка? – спросила она разочарованно.

Тут и смотреть не на что: черный куб размером с транспортный контейнер.

– Он тяжелее, чем кажется, – проговорил Эвери, от растерянности произнося слова в странной певучей, ритмичной манере, распространенной среди молодых. – Тонн двести, не меньше. На Янусе он весит полтонны. Даже если люди Светланы и хотели забрать его, нужна была целая толпа, чтобы погрузить на трактор. Проще выкопать яму и похоронить штуку там.

– Если Светлана не хотела, чтобы я нашла это, почему не уничтожила? – спросила Белла, не ожидая ответа.

– Кстати, а что это? – поинтересовалась Лиз Шен.

– Никто не знает. Там есть странность: гравюра на одной грани. Голый парень, вписанный в квадрат.

– Понятия не имею, что это такое, – отозвалась Белла, хотя память ее тревожно шевельнулась. – Насколько хорошо вы обследовали этот куб?

– Мы его тыкали и просвечивали достаточно, чтобы убедиться: это не бомба. Похоже, он сплошной от и до.

– А состав?

– Удивитесь, но мы так ничего и не отодрали для анализа. Штуковина тверже старых сапог. Может, потому Светлана ее и не уничтожила. Просто не смогла.

– И он лежит здесь уже двадцать лет?

– Наверное. Рассказывать про него не торопится пока никто. Если уж нужны факты, полагаю, лучше расспросить Светлану. Вы все еще хотите, чтобы мы отвезли куб в Крэбтри?

– Мы рискнем, если это даст больше возможностей изучить объект. Но прошу пока не распространяться о находке. Не хочу, чтобы весть о нем разошлась по всему городу к моменту, когда мы привезем куб туда.

– Я уверен, мы справимся без утечек информации, – пообещала Шен с самодовольством человека, трезво оценивающего свои исключительные способности и высочайший профессионализм. – А как насчет Светланы? Вы хотите привезти ее из Форпоста для допроса?

– Нет. Сначала выясни имена всех, кто был в Поддырье непосредственно перед сменой власти. С этого и начнем.

– Вы и в самом деле хотите заниматься этим одновременно с расследованием дела Бэгли? Вам недостаточно одного осиного гнезда?

– Очень хорошее замечание. Когда ты возьмешься за кого-нибудь – все равно за кого, – намекни, что это в рамках расследования дела Бэгли. Если понадобится, без сомнений садись на поезд до Эддитауна, но ни в коем случае не позволяй Светлане догадаться, что расследование имеет отношение к найденному кубу.

Белла вдруг обнаружила, что снова глядит на зловещий черный куб. Он будто магнетически притягивал мысли, завладевал вниманием.

– Кстати, кто-нибудь касался этой штуки? – проговорила она.

– Да. Я, – признался Фокс стыдливо. – Глупо, конечно, – надо было дождаться окончания тестов. Но мне это никак не повредило.

– И как он на ощупь?

– Очень холодный. И очень, очень старый. Намного старше двадцати лет.

Белла вздрогнула. Она ощущала неимоверную древность куба, даже не касаясь его. Но это же абсурд!