В моменты опасностей Гласс проявлял себя исключительным человеком. Смелый, дерзкий, безрассудный, в высшей степени эксцентричный, тем не менее он был человеком великих дарований, интеллекта и, конечно, здоровья.
Из дневников Джорджа Юнта
1859 год. Долина Напа
Генри Дана остался погостить на ранчо Джорджа Юнта на несколько дней. Старый фермер казался ему настоящим кладезем историй о великих путешественниках. Биография Гласса, которую Юнт умело переплетал с тысячей других историй, и вовсе завораживала. Моряк, пират, индеец… Эта история вполне могла посоревноваться с биографией легендарного Джона Колтера, которую вот уже несколько десятилетий подряд не уставали пересказывать во всех бара Дикого Запада.
В первый же день Юнт повел писателя знакомить со своими угодьями. Всего за несколько лет Джордж Юнт умудрился превратить никому не нужные земли в настоящий город. Здесь исправно работала лесопилка, на которой трудилось несколько десятков человек. В другой части долины работал завод по переработке зерна. Огромная территория была отдана под виноградные угодья. Причем на урожай, судя по всему, владелец ранчо не жаловался. Во всяком случае по приезде жена Юнта угощала его молодым вином, явно собственного приготовления. Оставалось загадкой одно: как этот прирожденный фермер умудрился много лет скитаться по диким землям?
– В те годы все считали, что трапперство – отличный способ разбогатеть. Единственно возможный, – пояснил Джордж Юнт. – Вернее, я стал охотником на исходе этой моды, как и Гласс.
Первопоселенец долины Напа вновь пустился в воспоминания. История пушного промысла началась с основания небольшого города Сент-Луис. Отсюда началась знаменитая экспедиция Льюиса и Кларка. Впоследствии именно здесь обосновался обосновались Мануэль Лиза, основатель «Пушной компании Миссури» и Джон Астор, знаменитый британский выскочка сумевший благодаря своей «Американской пушной компании» вскоре стать одним из богатейших людей Штатов.
Сент-Луис в те годы служил прибежищем для самого разного сброда. Поначалу здешняя публика казалась очень похожей на людей с острова Галвестон, да и на Филадельфию времен детства Гласса тоже. Здесь было очень много беглых рабов, недавно переквалифицировавшихся в трапперов. Не меньше было и тех, кто с радостью доставит рабов их законным владельцам, за что получит хорошую награду. Причем доставить раба хозяину мог точно такой же беглый раб. Не меньше тут было и беглых преступников. В те годы тюрьмы охранялись плохо, и бежал оттуда чуть ли не каждый второй. Пересечение границ штатов автоматически снимало все обвинения.
Городом в полном смысле этого слова Сент-Луис можно было назвать с большой натяжкой. Местное население в первой четверти девятнадцатого века едва ли превышало тысячу человек. В те годы жив был еще основатель города Огюст Шуто – политик, бизнесмен, один из самых прославленных в истории торговцев мехом. В конце XVIII века, с большим трудом добившись разрешения на торговлю с коренным населением, то есть с индейцами, он вместе со своим другом организовал на берегах Миссури свое предприятие, а рядом с ним небольшое поселение для рабочих.
Выгодное географическое положение привлекало в Сент-Луис все новых людей. Город был основан на берегу Миссисипи, рядом с местом ее слияния с рекой Миссури. Именно здесь процветал бобровый промысел, поэтому поселение постепенно превращалось в город. Небольшой и не самый процветающий городишко имел важное стратегическое значение, поэтому привлек к себе внимание англичан. Вместе с другими добровольцами Шуто принимал активное участие в защите города, за что и заслужил особое расположение властей, а вскоре после 1816 года отошел на покой. Жена и дети уговаривали его переехать из этой глуши в более подобающее их финансовому положению место, но Шуто всем сердцем любил эти хмурые пейзажи Великих Равнин, поэтому наотрез отказался переезжать отсюда.
По-настоящему разросся город всего за несколько лет до того, как сюда прибыл Гласс. Случилось это в 1803 году, когда в город приехали Мэриуэзер Льюис и Уильям Кларк. Именно отсюда началась знаменитая экспедиция Льюиса и Кларка, спустя двадцать лет превратившаяся в легенду о храбром Джоне Колтере и кучке других безумцев, бросивших вызов Дикому Западу Америки.
В 1803 году по приказу третьего президента США Томаса Джефферсона личный секретарь президента Мэриуэзер Льюис бросил клич о начале самой крупной экспедиции за всю историю. Основной ее целью было освоение диких территорий, поиск торгового пути к Тихому океану. То есть по факту целью Льюиса было узнать, что же все-таки принадлежит Штатам после покупки Луизианы. Территории эти вызывали массу политических разногласий, хотя никто и понятия не имел о том, что это за земли, да и стоят ли они всех этих проблем с Испанией и Великобританией. Вполне могло оказаться, что не стоят. Эти земли принадлежали коренному населению США – индейцам, а далеко не все они были настроены вступать в переговоры с неизвестно откуда взявшимися здесь белыми людьми. Даже более того, большинство из них были настроены на войну, меньшинство рассчитывало обокрасть белых и пустить их нагишом до самого Тихого океана, как и заказывали.
Впрочем, все эти глобальные цели мало кого могли вдохновить на несколько лет скитаний по землям, куда еще не ступала нога белого человека. Да и инвесторов на подобное предприятие найти было бы сложновато. Просто открывать новые земли – дело, конечно, благородное, но совершенно не прибыльное. А вот пушной промысел тогда только зарождался. Бобровые шкурки были на вес золота, если не дороже.
Именно возможность подзаработать на пушнине привлекла целый отряд искателей приключений. Сорок три добровольца приехали в Сент-Луис в 1803–1804 годах. Местные жители по большей части подсмеивались над ними или же попросту крутили пальцем у виска. В конце концов, можно было бы и более легкий способ самоубийства найти. Они ведь даже не знали, что их ждет. Никакой карты начиная с реки Платт просто не было, туда никто не ходил, рисовать карты было некому. Ходили слухи о том, что ровно середину пути экспедиции перерезают гигантские горы, через которые просто невозможно пройти, но так ли это на самом деле или это страшные сказки индейцев, никто не знал.
14 мая 1804 года началась история покорения Дикого Запада. Великий мечтатель двадцати девяти лет, личный секретарь президента Мэриуэзер Льюис, отчаянный искатель приключений и сослуживец Льюиса тридцатичетырехлетний Уильям Кларк со своим верным чернокожим рабом Йорком, доставшимся ему в наследство еще в детстве, стали сердцем этой экспедиции. Практически все сорок три члена экспедиции были членами армии США, поэтому Кларку пришлось приврать насчет своего звания, чтобы его тоже почитали за главного. Сержанты Чарльз Флойд и Джон Ордуэй, рядовые Джон Коллинз, Хью Холл, Александр Уиллард, Мозес Рид, Джордж Шеннон и пр. Перед самым началом похода в экспедицию попросился рейнджер Джон Колтер. Веселый и совершенно не понимающий того, что его ждет на пути к Тихому океану, он все-таки умудрился убедить Льюиса записать его в корпус Открытий (так Льюис назвал свой отряд).
Подготовка шла долго и тщательно. Поскольку их ждали неизведанные земли, неясно было и что нужно брать с собой. С одной стороны, багаж должен быть минимальным, с другой – нужно было собрать достаточно провизии, оружия, исследовательского материала и подарков для индейцев. Также президент распорядился изготовить для экспедиции специальные медали мира, которые предполагалось дарить вождям дружественных племен индейцев.
Наконец две баржи и несколько каноэ были загружены до предела, и сорок три человека во главе с Льюисом и Кларком отправились в путь. Первой остановкой стал форт Сент-Чарльз. Здесь корпус Открытий пробыл чуть меньше недели, после чего отправился вверх по Миссури. Поначалу этот великий поход больше напоминал веселое приключение, нежели великое путешествие. Они прошли реки Осейдж, Канзас, Платт и в июле 1804 года вскоре должны были ступить на землю опасных и суровых индейцев сиу.
Оставшись на ночлег, корпус Открытий вконец расслабился. Льюис хотел побыть в одиночестве и ушел вглубь леса, а остальные достали невесть откуда взявшийся алкоголь. Моментально выпив все, что хотя бы теоретически могло гореть, люди корпуса пришли в добродушное и миролюбивое состояние. Тяготы походной жизни уже не казались им такими уж страшными, а перспектива доплыть до Тихого океана почему-то стала вполне реальной. К сожалению, алкоголь далеко не на всех действует одинаково. Сержант Джон Ордуэй выпил лишнего и стал говорить всем все, что он о них думает. Колтера он недолюбливал с самого начала их пути. Он казался каким-то скользким типом. Да и к тому же всего лишь какой-то там рейнджер.
Когда Мэриуэзер Льюис вернулся к лагерю, то застал чудную картину: Колтер и Ордуэй дрались не на жизнь, а на смерть, остальные радостно глазели на происходящее, а Кларк мирно спал в лодке.
Организатор экспедиции пришел в бешенство. От его криков все немного протрезвели. Инцидент вроде бы был исчерпан, но Колтер и Ордуэй навсегда впали под опалу Льюиса.
Поскольку, несмотря на рейнджерство, Колтер совершенно не умел стрелять и к охоте был не приспособлен, его стали засылать на разведку. В его задачи входил поиск удачных мест для охоты и переговоры с индейцами. Вот что-что, а договариваться он умел. Пару раз этот его талант спас весь корпус от неминуемой гибели.
Вплоть до середины осени они двигались согласно заранее намеченному маршруту. Не считая нескольких незначительных стычек с индейцами, особенных неприятностей не наблюдалось. Разве что члены экспедиции все больше разочаровывались в самом мероприятии. Льюис день за днем говорил свои пламенные речи о том, какое значение имеет их поход для правительства Штатов, что они обязаны найти водный путь к побережью Тихого океана, ибо только так Штаты победят в этом вечном противостоянии между Испанией и Великобританией, и прочее. О возможностях подзаработать он говорил все реже, а это настораживало.
Индейцы в основном относились к корпусу миролюбиво. Во-первых, потому, что у корпуса было полно оружия, а значит, преимущество было не на стороне индейцев, а во- вторых, потому, что Льюис дарил всем индейцам самые разнообразные подарки и торжественно вручал медали мира.
В сентябре они добрались до земель индейцев Лакота. Вождь племени пустил всех своих воинов защищать земли. Уильям Кларк отправился на переговоры с вождем, взяв с собой человека, кое-как разговаривающего на одном из языков индейцев. Знаний переводчика оказалось явно недостаточно. Он понимал лишь незначительную часть слов вождя. Тем не менее переговоры увенчались относительным успехом. Индейцы потребовали огромное количество пороха, провизии и других товаров за возможность корпуса отправиться по отрезку реки, принадлежащего индейцам Лакота. Ночью индейцы напали на корпус. Атаку удалось отразить, но на следующий день сумма, требуемая вождем, возросла втрое.
Эта тихая война продолжалась чуть более недели, но закончилась безоговорочной победой корпуса Открытий.
Постепенно они приближались к неизведанным землям. По словам индейцев, вскоре они должны были достигнуть Скалистых гор, преодолеть которые человеку не под силу. Даже оптимистично настроенный Льюис понимал, что в чем-то они правы. Приближалась зима. Они не знали, куда идти. Впереди их ждали незнакомые земли, племена, которые говорили на незнакомых языках и настроены были совсем не дружелюбно, неизвестное количество дней пути. С таким раскладом, пожалуй, преодолеть Скалистые горы действительно не под силу даже корпусу Открытий.
Вскоре после пересечения владений племени Лакота корпус вошел на земли племен Хидатса и Манданов. Оба племени отнеслись к туземцам более чем дружелюбно. Манданы даже предложили остаться у них в лагере на какое-то время.
Льюис отправил отсюда вести в Сент-Луис и задумался над тем, что ему делать дальше. Зима обещала быть холодной, а его люди уже изрядно подустали от походной жизни. Несколько человек мучились от сыпи неизвестного происхождения, месяц назад умер его давний товарищ Чарльз Флойд. Умер он от перитонита, образовавшегося на базе воспаления аппендикса, спасти бы его вряд ли удалось, но дух команды это сильно подорвало.
– Вы можете остаться здесь на зиму, – спокойно и величественно заявил вождь манданов. Мнения Льюиса, кажется, уже даже никто не спрашивал. Все были счастливы хоть пару месяцев пожить в относительно человеческих условиях. Хотя уклад жизни манданов был мало похож на жизнь в Сент-Луисе, все-таки здесь были теплые земляные дома, вдоволь еды и воды.
Льюис поселился в доме вождя. Здесь же ему выделили отдельную комнату для работы. Здесь он по несколько часов в день вел записи в своем дневнике. Президент просил узнать и записать о землях Дикого Запада как можно больше. Причем интересовало его все: какие здесь обитают животные, какая растительность, почва, есть ли плодородные земли и прочее.
– Можно к вам? – поинтересовался уже вошедший в комнату человек. Льюис нехотя оторвался от своих записей и уставился на гостя. Это был европеец, причем очень неприятного вида. Одутловатое лицо выдавало в нем любителя выпить, грузная фигура говорила о том, что посетитель значительно старше Льюиса. Сильно заношенный сюртук делал его похожим на старую, больную луговую собачку, коих здесь водилось великое множество. В своих дневниках Льюис обозвал этих животных тявкающими белками, но суть от этого не менялась.
– Переводчик Туссен Шарбонно к вашим услугам, – насмешливо поклонился гость. – Вы не будете отрицать, что для продолжения пути вам понадобиться переводчик?
– Не буду, – настороженно ответил Льюис.
– В таком случае у меня есть для вас предложение, от которого вы просто не имеете права отказаться, – весьма самонадеянно заявил Шарбонно. – Я знаю несколько наречий индейцев и готов с вами сотрудничать. Более того, волею судьбы я выиграл у хидатса себе жену, она из шошонов, знает несколько наречий, утверждает, что она дочь вождя шошонов, но вы не обращайте на этот бред особенного внимания. За скромное жалованье в тысячу долларов, а также небольшое имение по возвращении в Сент-Луис, мы готовы сопровождать вас в пути.
– Пятьсот, – достаточно резко ответил Льюис. Шарбонно был прав, его услуги были жизненно необходимы корпусу Открытий, но вид Туссена был столь отвратителен, что вежливо разговаривать с ним не хотелось. – Пятьсот, и я хочу познакомиться с твоей женой.
Шарбонно попытался поторговаться, но, увидев, что ничего не выйдет, согласился на пятьсот долларов и обещал на следующий день привести с собой жену. Обещание он свое выполнил. Наутро явился с новой женой.
В комнату вошла совсем юная девушка лет шестнадцати со скорбным и решительным выражением лица. Свободное платье девушки не смогло скрыть сильно выпирающего живота.
– А ничего, что она беременна? – весьма бесцеремонно спросил Льюис. Его настолько поразил вид столь юной и прекрасной особы рядом с этим отвратительным типом, которому, судя по всему, было глубоко плевать на ее жизнь.
– Ну, так и родит скоро. Думаете, у меня она одна такая? Да их тут как грязи, если что, еще найду, – противно расхохотался Шарбонно.
– Сакагавея, – тихо и величественно представилась девушка.
«4 ноября 1804 года. К нам заходил француз по имени Шарбонно, который говорит на языке большебрюхих, он хотел наняться и сообщил, что его две скво были из индейского племени шошонов, мы наняли его, чтобы он пошел с нами и взял одну из своих жен для перевода с шошонского» (Мэриуэзер Льюис).
Уильям Кларк вместе со своим верным рабом Йорком поселился в соседнем доме. Узнав о том, что у них появится свой переводчик, да еще с женой из числа шошонов, он пришел в полный восторг и тут же вознамерился познакомиться со странной парой. Юная Сакагавея очаровала его, а Шарбонно привел в ярость. Туссена совершенно не волновало, что у него скоро родится сын, равно как его не волновало и состояние здоровья Сакагавеи.
Несколько месяцев в поселении манданов Кларк и Сакагавея постоянно общались. День ото дня девушка восхищала его все больше. Когда родился ребенок, он первым рвался его увидеть и впоследствии при любой возможности старался помочь Сакагавее с сыном. Девушка, правда, любую помощь воспринимала как угрозу нападения. Об этом Льюис подробно написал в своих дневниках.
Раб Кларка Йорк за эти несколько месяцев превратился в истинного мандана. Все индейцы с особым интересом относились к появлению темнокожего Йорка, нередко его принимали за индейца. Члены корпуса Открытий считали его своим, но все же именно у манданов Йорк в полной мере ощутил, что значит быть свободным человеком. Джон Колтер тем временем заскучал. Ему виделось, что путешествие будет диким и опасным, и вот они сидят в теплом доме, возле уютно потрескивающего костра, и рассказывают страшные истории, пока на улице бушуют дикие морозы. В ту зиму температура опускалась до немыслимых в здешних краях минус тридцати градусов по Цельсию.
Все рано или поздно приходит к концу; отступили и холода. Уже в начале марта погода стала вполне приемлемой для продолжения пути. Льюис, который не меньше Колтера изнывал от скуки и бездействия, тут же объявил дату отправления в путь – 13 марта.
В назначенный день все сорок два члена экспедиции, а также Туссен Шарбонно и Сакагавея, собрались возле двух пирог и нескольких каноэ. Путь предстоял неизведанный, тяжелый и опасный. Миссури в этих местах извивалась, словно змея перед тем, как ужалить, пороги здесь были огромные, а течение быстрое. И все же путь нужно было продолжать по воде, ведь именно в этом и состояла их главная задача.
«13 марта 1805 года. Наша флотилия состоит из шести каноэ и двух больших пирог. Это не флот Колумба, но на него поместилось все, что нам нужно. Мы наняли француза Шарбонно и одну из его жен – индианку Сакагавею из племени Шошона – совсем девочку. Она несет в мешке за спиной своего двухмесячного сына Жана-Батиста. Команда прозвала его Помпа. Кларк питает к нему особую слабость. Надеюсь, Сакагавея будет нашим переводчиком. Все люди здоровы и рвутся вперед, хотя даже воображение не может нарисовать картин будущего. Ведь мы входим в мир, куда не ступала нога цивилизованного человека. Этот момент отплытия в неизвестное – счастливейший момент моей жизни» (Мэриуэзер Льюис).
Никакие уговоры не могли заставить Сакагавею отдать своего ребенка нести кому-то еще, хотя Уильям Кларк то и дело порывался помочь девушке. Туссен Шарбонно не одобрял такого поведения и даже несколько раз подходил к Кларку и высказывал ему:
– Ты относишься к ней, как человеку, а они этого не понимают. Уж поверь мне. Они созданы, чтобы помогать нам, как коровы, козы там… – говорил он. Порой цинизм в его речах поражал даже бывалых трапперов.
Сакагавея мужественно переносила все невзгоды и по большей части молчала. Остальные члены корпуса явно приободрились. Земля здесь была живописная, а пушного зверя водилось невиданное количество. Чуть ли не каждый день они охотились то на бобра, то на лося. Это увлечение не сошло им с рук. Несколько раз члены экспедиции нарывались здесь на медведя, но, завидев величественного зверя, они тут же ретировались подальше. Несколько удачных охот и опыт жизни с индейцами воодушевил отряд настолько, что они решились на опасное и глупое развлечение – охоту на медведя. Выследив медведя гризли пегой окраски (Льюис в своих дневниках обозвал его «белым медведем»), они решили подкрасться к нему и расстрелять, подобно тому, как индейцы закалывают крупного зверя своими копьями или расстреливают из лука.
Один из членов экспедиции, обычно тихий и незаметный Хью Макнил, оказался на расстоянии вытянутой руки от медведя. Гризли заметил его, и раздался один из самых опасных звуков в мире – рык медведя. От страха Макнил попятился и свалился в реку. Он тут же отчаянно задвигал руками и ногами, желая уплыть от медведя, но гризли плавал значительно лучше незадачливого траппера.
Все остальные члены отряда на минуту впали в оцепенение. Наконец один из трапперов, веселый и незадачливый Джон Колтер, сообразил перезарядить винтовку и выстрелить в медведя. Он попал точно в цель, что с такого расстояния, казалось бы, практически невозможно.
Раздался робкий хлопок, и уже через секунду все аплодировали Колтеру.
«5 мая 1805 года. Мы проходим мимо лесистых берегов, на которых охотится, судя по рассказам, слышанным нами в Мендене, злобное племя Осинибоинз. Но пока наш единственный враг – Миссури. Что за река? На ней через каждую милю пороги, и она несется, подмывая высокие песчаные берега, которые иногда обрушиваются прямо перед нашими лодками вместе с прибрежными деревьями. Нечего и думать отправлять кого-то назад. Да и люди здесь нужны все до одного. Все они с утра до ночи живут в мокрой одежде, гребут иногда под снегом, который идет, несмотря на май месяц. Но они хотя бы не голодны. Река кишит бобрами, а прибрежные леса полны дичи. Лоси, олени. А недавно мы решились подстрелить чудовищного медведя. Охотились на него, как индейцы – группой» (Мэриуэзер Льюис).
Спустя несколько дней случился еще один инцидент, связанный с неудачной охотой. Отряд остановился на берегу Миссури, и несколько человек отправились на охоту. Мэриуэзер Льюис не пошел с остальными. Спустя пару часов он решил отлучиться по личной надобности.
Чья-то тень промелькнула в кустах, и охотник принял ее за лося в кустах. Прицелившись, траппер выстрелил. Слава Богу, стрелок из охотника был паршивый. Пуля прошла насквозь, оставив небольшую царапину на ноге Льюиса.
После этого инцидента Льюис стал запрещать своим людям охотиться. Запреты эти особенного эффекта не имели. Люди продолжали выслеживать бобров, лосей и бизонов; медведей, правда, все-таки обходили стороной.
Встреченные на пути племена индейцев при виде Сакагавеи тут же расплывались в улыбке. Даже самые осторожные и враждебно настроенные к белым индейцы при виде краснокожей девушки с ребенком разрешали корпусу Открытий пройти по их землям.
Всем дарили медали мира, которые должны были свидетельствовать о том, что индейцы поддерживают власть Штатов в этом регионе. Названия племен Льюис добросовестно вписывал в дневник. Впоследствии именно по этим записям определяли дружественные к Штатам народы, что естественно, было ошибкой. Индейцы хорошо относились к Сакагавее, терпели отряд Льюиса и Кларка, но это вовсе не значило, что они так же отнесутся и к другим белым людям на их землях.
«10 мая 1805 года. Страна по обоим берегам райски красива. Это холмистые луга, покрытые таким количеством цветущих трав, каких я не видел за всю свою жизнь. Они простираются, насколько хватает глаз. И, насколько хватает глаз, не видно, до самого горизонта, ни куста, ни дерева. Но равнина эта таит опасность. Уже чуть отдалившись от реки, ты теряешь представление о времени и пространстве. И одиночество твое безмерно» (Мэриуэзер Льюис).
Туссен Шарбонно хуже всех переносил тяготы походной жизни. Он был уже слишком стар и слишком любил вкусную еду и удобства. В отряде он по большей части служил поваром. Готовка его увлекала, а вот необходимость грести по Миссури он считал чудовищной несправедливостью. Он ведь переводчиком нанимался, а не гребцом. Тем вечером они не заметили приближения грозы. Все произошло слишком быстро, чтобы успеть среагировать. Буквально в одну минуту небо над ними почернело, а река взметнулась новым, особенно крутым порогом. Туссен Шарбонно, Сакагавея с Жан-Батистом за спиной и еще двое членов экспедиции плыли в небольшом каноэ. Порог они прошли, но впереди замаячила новая, еще более крутая ступень. Вдобавок ко всему подул резкий ветер и с неба хлынула вода. Дождем это было нельзя назвать: ливень буквально выстроил стену между каноэ и другими лодками отряда. Они быстро потеряли всех из вида. Все вокруг что-то кричали. Туссен неосторожно махнул веслом, и каноэ накренилось под опасным углом. Сакагавея решительно встала, не обращая внимания на маленького Жан-Батиста за спиной, и с силой оттолкнуло Шарбонно. Девушка выхватила весло из рук мужа и с удивительной ловкостью выправила каноэ. Она гребла ровно до тех пор, пока ливень не закончился и вдалеке не показались уже успевшие встать на мель лодки других членов отряда.
Поступок Сакагавеи члены экспедиции сочли за подвиг. Естественно, единственным человеком, который не оценил поступок девушки, был ее муж. Туссен отвел ее в сторону и с силой ударил у всех на глазах. Он считал, что ее надо проучить за неподобающее отношение к мужу. Уильям Кларк такого уже допустить не смог. Он накинулся на Туссена с кулаками и избил его. Верный Йорк сумел растащить двух сцепившихся мужчин. Отдышавшись, Туссен вдруг встал и сказал:
– С меня хватит, разбирайтесь дальше сами. Сакагавея, за мной, – сказал он и решительно направился вглубь леса, окаймлявшего берега Миссури. Девушка тяжело поднялась и со скорбным видом побрела вслед за мужем. Несколько минут все молчали, а потом Уильям Кларк решительно зашагал в ту же сторону, куда удалились Туссен с женой.
Льюис опешил от такого поведения друга. Ничего не оставалось, нужно было сделать привал. Ночь они провели в тревожном ожидании Кларка. Более всего переживали Льюис и Йорк. Когда хмурые берега Миссури осветил рассвет, Йорк поднялся и сказал, что должен найти и привести Кларка. Льюис не стал спорить.
Их не было два дня. Мэриуэзер уже было собирался продолжить экспедицию, хотя даже малейшего представления не имел о том, куда ему идти. Наконец все пятеро показались из леса: Сакагавея с Жан-Батистом, Туссен Шарбонно, Уильям Кларк и Йорк.
Шарбонно мрачно оглядел всех, извинился за произошедшее. В качестве примирительного жеста он взялся приготовить свое фирменное блюдо – колбасу из мяса бизона. Благо мяса этого у отряда было предостаточно.
Дни бежали подобно реке Миссури – слишком быстро для жизни. Вдали замаячили пугающие очертания Скалистых гор. Льюис и Кларк были поражены их величием. Острые пики гор буквально пронзали небо. Казалось, человеку не под силу покорить их. Во всяком случае, с таким количеством снеди это сделать было невозможно. Без лошадей к тому же.
Пейзажи тут сменились. Причем эти изменения не были так уж заметны невооруженным глазом, а вот опытным охотникам было ясно – долго они здесь не протянут. Тут водилось очень мало дичи, а съестные запасы у отряда были уже на исходе. Люди стали слабеть и болеть. Тяжелее всех приходилось Сакагавее. Девушка так и не оправилась от грозы и пары ночевок в лесу. Она заболела и день ото дня чувствовала себя все хуже. Уже через неделю она не могла даже подняться. Льюис стал всерьез опасаться за ее жизнь. А ведь именно от нее зависела судьба всех участников экспедиции. Чтобы преодолеть Скалистые горы, им необходимо было добыть лошадей. Сделать они это могли только у племени шошонов, только вот где эти шошоны живут, знала одна Сакагавея. И только она могла договориться с индейцами могущественного племени.
– Нужна настойка из опиума, – со знанием дела заявил Йорк, когда дела были уже совсем плохи. Спорить никто не решился. Отряд остановился на привал, и в течение трех дней Йорк и Уильям Кларк боролись за жизнь девушки всеми доступными им способами. В своем дневнике Уильям Кларк во всех подробностях описал то, как лечил девушку. То ли помогла настойка, то ли просто Сакагавея слишком нужна была экспедиции, чтобы умереть здесь, в местах, знакомых ей с детства.
Девушка пошла на поправку, и отряд двинулся в путь. Спустя пару дней они достигли места, где Миссури распадалась на три рукава. Все участники экспедиции в недоумении стали оборачиваться в сторону каноэ с Льюисом, Кларком, Сакагавеей, Жан-Батистом и Шарбонно. Те никак не реагировали. Наконец Льюис махнул рукой в сторону берега. Решили сделать привал.
– Ты знаешь, куда нам идти? – как можно более мягко поинтересовался Уильям Кларк у девушки.
– Я помню эти места, я была здесь в детстве, – чересчур решительно ответила девушка и замолчала. Она пристально вглядывалась в каждый из протоков Миссури. Это гнетущее молчание длилось минут пятнадцать, пока, наконец, девушка не указала рукой на самый дальний от них рукав реки.
Льюис сомневался в том, действительно ли Сакагавея вспомнила это место, а не просто ткнула пальцем в небо, вернее, в реку. В любом случае выбора не было. Она была единственным человеком, который имел хоть малейшее представление о здешних местах.
«18 июля 1805 года. Горы, которые мы видим впереди, явно тот самый водораздел, за которым реки уже текут в Тихий океан. Но Миссури, кажется, никогда не кончится. Она вьется и вьется в бесконечных каньонах и никаких следов шошонов. Я тревожусь, что мы не перейдем горы до зимы. Люди наши болеют. От жары, от усталости. Их ноги изрезаны ядовитым терном, кожа покрыта сыпью. Вчера река разделилась на три одинаковых рукава. Мы пошли по тому, который указала Сакагавея. Не ошиблась ли она? В последний раз она была здесь ребенком. Если мы не найдем шошонов и не купим у них лошадей – мы погибли.
9 августа. Вчера около полудня Сакагавея вдруг вскрикнула, затанцевала, засмеялась, начала посасывать пальцы в знак радости и указывать мне на один из утесов над рекой. Я взглянул и увидел индейского война на коне. Шошон! Я три раза взмахнул пледом в знак мира и стал выкрикивать слово, выученное у Сакагавеи, – табабоне! табабоне! Что значит: белый человек. Воин постоял минуту, повернул коня и скрылся. Завтра беру троих человек и иду по его следу. Я должен найти шошонов, иначе нам конец» (Мэриуэзер Льюис).
Почти три недели тревожного ожидания лишили Льюиса столь необходимой здесь осторожности, а заодно и выбили из головы те несколько слов на языке шошонов, которые его заставила выучить Сакагавея. «Табабоне» на языке этого народа означало не «белый человек», а «чужой», то есть «враг».
По вполне понятным причинам индеец, которого они увидели, скрылся из виду. На следующий день Мэриуэзер Льюис, Туссен Шарбонно, Сакагавея с ребенком и Уильям Кларк отправились на поиски шошонов. Остальные члены экспедиции остались ждать их на берегу.
Поиски продолжались где-то неделю. Наконец они набрели на отряд охотников-шошонов, которые были готовы к нашествию белых людей на их землю. Они уже нацелили на них луки и готовы были ринуться в бой. Шарбонно несколько раз порывался сбежать, но Кларк цепко держал его за плечо.
Когда они приблизились вплотную, воцарилось какое-то гнетущее молчание, которое вдруг прервалось диким радостным визгом Сакагавеи. Она буквально повисла на шее индейца. Вождь шошонов оказался братом Сакагавеи. Та сцена произвела на Льюиса сильное впечатление.
«17 августа 1805 года. Встреча этих людей была по-настоящему трогательна, особенно между Сакагавеей и индианкой, которая попала в плен в одно время с ней, потом бежала от миннетари и вернулась к своему народу» (Мэриуэзер Льюис).
Естественно, шошоны с распростертыми объятиями приняли у себя всех членов экспедиции Льюиса и Кларка. Они накормили их, дали ночлег и согласились продать столько лошадей, сколько потребуется. Вдобавок ко всему Сакагавея поклялась, что прекрасно помнит все здешние места.
Время поджимало, идти через горы зимой было бы величайшей глупостью, поэтому очень скоро пришлось вновь отправляться в путь. Дорога через Скалистые горы чуть не убила их. Вместо недели пути, на которую рассчитывал Кларк, и трех дней, на которые надеялся Льюис, они долгие недели шли по узким, скользким тропам. Ширина иных дорог едва превышала десяток сантиметров. С одной стороны – скала, с другой – обрыв. А слишком рано начавшиеся дожди превращали дорогу в настоящий грязевой каток.
И все-таки они преодолели этот путь. Спустя год пути они все-таки достигли побережья Тихого океана. Льюис был восхищен и поражен. Более прагматичный Кларк понимал, что, несмотря на то, что они благополучно добрались до океана, своей задачи они не выполнили. Никакого водного пути к океану просто нет. Торговлю наладить будет невозможно, а значит, и все их мучения гроша ломаного не стоят.
«19 ноября 1805 года. Мы дошли до западного океана. У меня духу не хватает назвать его Тихим. За все наше пребывание вблизи него мы не видели ни одного тихого дня. Его пенные воды налетают на камни и скалы с такой яростью, что, кажется, вот-вот разобьют их вдребезги. Тихий? Бушующий и ужасный!» (Мэриуэзер Льюис)
Экспедиция добралась до реки Колумбия, и Уильям Кларк решил отправить нескольких особенно ловких трапперов на разведку. В числе небольшой группы был и Колтер, выбранный не столько по причине ловкости и скорости, сколько из-за того, что Льюис на дух его не переносил. Несмотря на все заслуги Колтера в экспедиции – а тот не раз и не два помогал им договариваться с племенами и даже вручал медали мира, – Льюис не переваривал вида этого человека. Джон Колтер отправился на исследование местности, которая сегодня относится к штатам Орегон и Вашингтон.
Сакагавея не подвела и на этот раз. Обратный путь пролегал по другим тропам. Несколько раз именно она указывала нужные пути через Скалистые горы. По дороге они встречали уже другие племена индейцев. Более всего Льюиса впечатлили плоскоголовые. Люди этого народа имели особую, вытянутую форму черепа, которой они добивались с помощью чудовищной пытки: детей клали меж двух досок, зажимали голову и давили, благодаря чему у них изменялась форма черепа. Эти люди считали, что таким образом люди становятся по-настоящему достойными членами общества: умными, смелыми и решительными.
По дороге обратно оказалось, что Сакагавея беременна вторым ребенком. Поговаривали, что его отцом был не Шарбонно, а Кларк. Последние месяцы пути дались девушке особенно тяжело.
За неделю пути до ставшего им родным селения манданов их догнали Джон Колтер с двумя приятелями, исследовавшими побережье Тихого океана. Команда была рада встрече старых товарищей. Они стали радостно приветствовать их, обниматься и подшучивать друг над другом. Когда на стоянку вернулся Льюис, исследовавший здешние места, все замолчали. Трапперы сразу же начали рыться в карманах и доставать клочки бумажек. Льюис непонимающе смотрел на это священнодействие. Охотники стали распаковывать личные вещи. Папки со скомканными, заполненными второпях бумагами прояснили ситуацию. Карты, короткие записи о почве, растительности и животных, населявших вверенную трапперам территорию, буквально заполонили все вокруг. Мэриуэзер Льюис с горящими глазами стал одну за другой хватать бумаги. Он требовал подробностей и уточнений к каждой бумаге. В итоге они просидели чуть ли не до утра. Каждый раз, когда Льюису попадалась карта, составленная Колтером, Мэриуэзер недоверчиво поднимал глаза и спрашивал:
– Ты хочешь сказать, что здесь действительно обрыв? Да не может этого быть, тут озеро.…Опять нашел каких-нибудь индейцев и проторчал у них все дни, а потом нарисовал картинки из головы?
С легкой подачи Льюиса сведениям Колтера доверять было не принято. Джон всегда предельно точно рассказывал о том, что важно, но не упускал возможности приукрасить события, которые уже не имели принципиального значения для отряда. Поэтому истории у него всегда были такими, что в них просто невозможно было поверить.
На сей раз Колтер обиделся не на шутку. Он убил на это чертов месяц, а в результате ничего, кроме насмешек в свой адрес, не получил, даже обещаний о прибавке к жалованью не было. Только пламенные речи о судьбах Америки, как и всегда.
Спустя неделю пути они добрались до селения манданов. Сакагавея была безумно рада вновь увидеть брата. На сей раз, правда, радость эту омрачал тот факт, что с братом ей вскоре придется расстаться, и теперь уже навсегда. Шарбонно не собирался оставлять жену здесь.
Когда первые восторги от появления трапперов поутихли, Льюис заметил в толпе два новых лица. Он опешил от неожиданности: это были два белых человека, судя по всему, трапперы. Во всяком случае, одеты они были соответствующе.
– Откуда вы? – опешив, поинтересовался Кларк.
– С фронтира, на пушного зверя охотимся, – пожал плечами тот, что выглядел постарше.
Это были трапперы Форест Хэнкок и Джозеф Диксон. Они вот уже пару лет как занимались добычей пушного зверя. За это время они успели сколотить небольшое состояние и подумывали открыть свое дело. Для этого требовалось лишь несколько удачных сделок и удача в охоте. Колтер моментально нашел общий язык с трапперами и ко времени отправления из селения манданов твердо решил, что не пойдет с остальными в Сент-Луис. Он им не нужен, а они – ему.
Диксону и Хэнкоку было по пути с корпусом Открытий, и выдвинулись они вместе. Приблизительно к середине августа они дошли до селения хидатса, где и решили задержаться.
– Дальше пойду с ними, хоть подзаработаю на пушнине немного, – сообщил Колтер Льюису. Мэриуэзер неожиданно серьезно кивнул. У хидатса корпус пробыл пару дней и двинулся дальше, оставив трех вольных трапперов позади.
На этом история великого Джона Колтера только начиналась. Вместе с Диксоном и Хэнкоком он исходил множество троп, но верховья Миссури казались Хэнкоку слишком опасными. Вдобавок ко всему Колтер привык охотиться в одиночку, и наличие двух вечно мешающих и попадающихся под руку людей нестерпимо раздражало. Абсолютное нежелание подчиняться раздражало Хэнкока. В конце концов Колтер и Хэнкок подрались. Такие потасовки случались с ними регулярно, ничего в этом страшного не было, но Колтер больше не намерен был спускать Хэнкоку с рук его откровенно хамское отношение. Тем более дело происходило как раз на стоянке, где Миссури разделялась на три рукава. Колтер помнил эту дорогу и, хоть и приблизительно, знал, как отсюда добраться до Сент-Луиса. Хэнкок и Диксон собирались исследовать берега третьего, пока неизвестного им притока великой реки. Колтер сказал, что с него хватит и дальше он пойдет один. Все равно Диксон и Хэнкок только мешают и в охоте, и по жизни.
Плюнув напоследок, Колтер собрал свои вещи и добытые шкурки и двинулся в путь. Уже через неделю одиноких скитаний он горько пожалел о своем решении. Один в поле, может, и охотник, но уж точно не жилец. Его то враждебно настроенные индейцы засекали, то от медведя приходилось прятаться. Спать он стал очень плохо. Без дозорного сон превращался в бесконечный разговор со страхом и разумом.
Завидев на дороге отряд белых людей, Джон был вне себя от радости. Он стал махать им руками, но в ответ люди только перезарядили ружья и настороженно наставили на него. Побежать не получилось. Пришлось подходить к ним медленно и с поднятыми руками.
– Колтер?! – раздался знакомый голос откуда-то из-за спины невысокого и слишком старого для походов человека, возглавлявшего отряд.
– Поттс? – не веря своим глазам, воскликнул Колтер.
Джон Поттс был участником экспедиции Льюиса и Кларка. Он вместе с остальными покинул тогда селение хидатса и отправился в Сент-Луис. Вскоре после этого корпус Открытий столкнулся с отрядом Лиза, и Поттс тоже решил не возвращаться в Сент-Луис. По его словам, он просто с трудом себе представлял, как сможет жить в большом шумном городе после нескольких лет скитаний по местам, куда не ступала нога белого человека.
Поняв, что Колтер не представляет опасности, охотники тут же опустили ружья, и Мануэль Лиза, командир отряда охотников, принял решение сделать привал. Лиза долго расспрашивал Колтера о том, почему тот решил повернуть обратно и как смог выжить в одиночку в здешних весьма опасных местах. Колтер не очень понимал сути вопросов. Скучно и страшно – это да, опасно – отчего? Не опаснее, чем везде на Диком Западе.
Оказалось, что тут неподалеку живут воинственно настроенные индейцы, скальпировавшие уже изрядное количества людей Мануэля Лиза. После допроса об одинокой жизни Лиза перешел к вопросам о побережье Тихого океана. Он уже слышал многое из того, что сообщил Колтер (Поттс рассказывал), но все-таки были и новые сведения. В те времена, как, впрочем, и всегда, информация могла стоить дороже любых денег, просто потому, что ценные сведения способны были спасти тебе жизнь, а вот деньги – далеко не всегда. Если уж совсем честно, то они здесь и нужны-то не были. Индейцы торговали только бартером: меняли свои товары на ружья и ножи, ну а больше здесь платить было некому.
– Мы идем к Йеллоустону, собираемся строить форт вблизи слияния с Бигхорном. Будем рады, если такой охотник присоединится к нам, – сказал Колтеру Мануэль Лиза.
Джон согласился. Идти в Сент-Луис он, по большому счету, не хотел, просто выхода другого тогда не было.
Колтер и Поттс за несколько лет экспедиции превратились в первоклассных охотников, поэтому путь до Йеллоустона не показался таким уж трудным. Недостатка в еде они не испытывали. Пеший путь по Миссури, а затем и Йеллоустону таил в себе куда меньше опасностей, чем опасные пороги буйных вод Миссури. Спустя пару месяцев они добрались до пункта назначения и приступили к строительству форта Реймонд. Лиза умудрился наладить торговые связи с местными индейцами. К зиме было уже построено несколько небольших домов, в которых вполне можно было перезимовать.
Холодные месяцы жизни в форте дались Колтеру тяжело. Порой он просто не знал, куда себя деть. Лиза много всего слышал о том, что здесь неподалеку живут индейцы кроу, но ни разу их не встречал. Тот факт, что на стройку несколько раз нападали и даже однажды подожгли, говорил о том, что кроу знают о приходе белых людей, а вот Лиза о кроу не знал ничего.
С наступлением марта Колтер вызвался отправиться на поиски кроу. Лиза не возражал. Несмотря на свою любовь к путешествиям в одиночку, Колтер удивительным образом умел находить общий язык с индейцами. Правда, благоразумный Лиза приставил к Колтеру в напарники Поттса. Не желая портить отношения с одним из крупнейших в стране торговцев пушниной, Колтер согласился.
Кроу были кочевниками, славящимися своей любовью к лошадям. Люди большой вороны (так переводится название племени) умели мастерски маскироваться благодаря своим шапкам с чучелом вороны на голове. Шли недели. Иногда Колтеру казалось, что он видел тень гигантской вороны, но им так ни разу и не удалось встретить кроу.
Лишь спустя полтора месяца они вышли на лагерь кроу. Расположен он был на берегу реки Йеллоустон, на очень приличном расстоянии от форта Лиза. Индейцы приняли Колтера и Поттса достаточно гостеприимно. Они выслушали рассказ о строящемся форте, который даст возможность индейцам увеличить свою торговлю во много раз, и пообещали больше не чинить препятствий его строительству. Вождь племени, правда, упомянул, что кроу миролюбивый народ, а вот черноногие точно форту покоя не дадут.
Прожив в лагере кроу чуть больше месяца, Колтер и Поттс покинули его лучшими друзьями индейцев. Небольшие типи из бизоньих шкур и табуны лошадей остались позади. Нужно было возвращаться в Реймонд. Помимо прочего кроу рассказали Колтеру о местах к северу от реки Йеллоустон. Там, по их словам, водилось огромное количество бобров и другой живности. Лелея мечту о богатстве, Колтер вознамерился исследовать эти места. В худшем случае он потом все равно сможет подзаработать проводником по тем местам.
Вернувшись в уже почти построенный форт, Колтер сообщил о своем намерении Мануэлю Лиза. Тот покрутил пальцем у виска, а потом посоветовал хотя бы весны дождаться. Колтер ждать не собирался. Поттс слишком устал от их поисков кроу, поэтому идти с ним отказался.
Джон Колтер пересек американский континентальный водораздел, вышел к озеру Диксон. Здесь действительно водилось много пушного зверя. Бобровые норы были буквально на каждом шагу. Воодушевившись, Колтер продолжил путь через Титон-Пасс… Он преодолел дикое расстояние, пересек современные границы штатов Вайоминг и Айдахо и вышел к величественному озеру Йеллоустон, о существовании которого никто и не подозревал. Зима в том году началась рано. Снег плотным покрывалом укрыл все дороги. Метели продолжались несколько недель. Температура редко поднималась выше минус тридцати. Колтер потерял всякое представление о том, где он сейчас находится. Ему повезло встретить отряд индейцев, выбравшихся на охоту. Те спасли Колтера от гибели и привезли в свой лагерь. Там он пробыл до тех пор, пока температура воздуха не показалась ему пригодной для жизни. Индейцы подсказали ему дорогу, предупредив про загадочную землю дьявола, куда нельзя ступать человеку.
Колтер вышел к реке Шошона на территории современного Вайоминга и побрел по берегу. Холода немного отступили, но для жизни погода явно не подходила. Тем более с учетом того, что ночевать приходилось на голой земле. Поначалу Колтер не заметил перемен в пейзаже. Лишь ступив на неожиданно мягкую, дымящуюся и какую-то бурлящую землю, он осознал свою ошибку. Вот она – земля дьявола. Будто в подтверждение мыслей Колтера земля выплюнула первую струю кипятка. Колтер стал судорожно оглядываться по сторонам, но повсюду был лишь пар от горячей воды, то и дело вырывающейся из адского жерла.
Неизвестно, каким чудом, но Колтер все-таки смог преодолеть фумарольную зону на реке Шошона. Весной 1808 года он, едва живой, добрался до форта Реймонд. Мануэль Лиза уже мысленно похоронил Колтера, поэтому был несказанно удивлен, увидев его возле ворот форта. Он искренне не понимал, почему нельзя было начать опасное путешествие хотя бы весной, а не осенью.
Первые дни в форте Колтер наслаждался достижениями цивилизации и залечивал раны. Он с наслаждением спал на кровати, ел за столом и пил очень много виски. Друзья, желавшие послушать его легендарные байки, не скупились не бесплатную выпивку.
– То есть ты хочешь сказать, что там вход в ад? Земля дымится и струи кипятка из-под ног вырываются? – ехидно интересовались у него друзья, подливая очередную порцию виски.
– Да, я хочу сказать именно это, – твердо заявлял Колтер, со стуком ударяя стаканом о поверхность стола.
Все покатывались со смеху. Мануэль Лиза потребовал по свежей памяти нарисовать карты местности, что Колтер и выполнил. Рассказы о вратах в ад у Лиза тоже вызвали сомнения. Сейчас Колтер казался нормальным, но мало ли что может выкинуть разум человека, который в тридцатиградусный холод многие месяцы брел по берегу реки?
Торговля с кроу потихоньку налаживалась, но все карты путали черноногие, не желавшие признавать белых людей на своей территории.
Однажды Мануэль Лиза объявил о том, что хочет купить у кроу крупную партию лошадей, а для этого желает лично побеседовать с вождем племени. Колтер вызвался отправиться к кроу с этой новостью.
– А с тебя не хватит? – с сомнением поинтересовался Мануэль Лиза
– Я похож на человека, с которого хватит? – усмехнулся Джон Колтер
– Нет, ты похож на придурка, которому мало, – хмыкнул Мануэль Лиза.
До кроу Джон Колтер и Поттс добрались без приключений. Назад они ехали в сопровождении нескольких кроу, в том числе и первого помощника вождя. Неожиданно на них напали черноногие. Бой разгорелся так быстро, что Колтер и Поттс просто не поняли, что произошло, пока Колтера не ранили в ногу. Им удалось скрыться в кустах. Поттс получил легкое ранение в руку, а вот Колтер истекал кровью. До форта оставалось не больше часа пешего пути, но оба они понимали, что Колтер вряд ли успеет добраться, прежде чем истечет кровью.
Поттс крепко-накрепко перевязал рану, и им все-таки удалось дойти до форта. Когда ворота Реймонда открылись, Колтер потерял сознание от боли и облегчения. На несколько месяцев атака черноногих отбила у Колтера всякое желание покидать стены форта. Черноногие вознамерились выжить белых людей со своей территории и предпринимали все новые атаки. Винтовки и пушки пугали индейцев, поэтому к форту подойти они не решались, но практически все, кто выезжал на охоту, либо спасались от индейцев бегством, либо прятались. К весне ситуация немного улучшилась. Нога Колтера зажила, и он уже даже перестал хромать.
Провести жизнь за стенами форта Колтер был не намерен, поэтому с марта 1808 года он стал выезжать на охоту и потихоньку оправлялся от страха перед черноногими.
В мае 1808 года Джон Поттс и Колтер отправились на охоту. Путь их пролегал по реке Джефферсон. На сей раз они заметили неожиданный треск веток со стороны леса.
– Черноногие, – успел шепнуть Колтер Поттсу, и те тут же высыпали на поляну. Один из индейцев повалил Колтера на землю и замахнулся на него ножом. Колтер успел остановить руку индейца и скинуть его с себя. Двое других напали на Джона Поттса. Тот умело справился с одним, а вот со вторым драка затянулась. Когда Колтер обернулся, Поттс уже выхватил нож из рук индейца. Джон со всей силы ударил ножом черноногого, и тот бессильно упал на землю. К этому времени подоспели остальные. Новый виток драки выиграли черноногие. Джон Поттс был убит. Колтер поднял руки вверх и начал пятиться. Индейцы решили не убивать его, а доставить к главе их отряда. Они связали Колтеру руки и потащили за собой, словно барана на веревке. Тело Поттса погрузили на шкуры бизонов и тоже потащили к главе отряда.
Глава отряда велел доставить тело Поттса и еще живого Колтера в лагерь. Там у Колтера на глазах индейцы расчленили тело лучшего друга Джона. Самого Колтера привязали к столбу. Спустя несколько минут к нему подошел вождь. Внимательно осмотрев его, тот поинтересовался о чем-то у своего помощника, кивнул и велел развязать Колтера.
Ничего не понимающий Джон Колтер, морщась, потер запястья и уставился на вождя племени. Тот жестом показал на одежду Колтера. Джон непонимающе изобразил, что снимает одежду. Вождь кивнул. Джон пожал плечами и снял рубаху. За ней последовали штаны и белье. Неловко прикрывая причинные места, Колтер во все глаза уставился на вождя. Индеец кивнул кому-то из своих людей, и мальчик лет двенадцати на ломаном английском объяснил, что Колтеру решили дать шанс на жизнь. Если убежит от черноногих, то будет жить.
Шансов выжить не было никаких. Это была своего рода издевка от вождя, не больше. Но и сдаваться Колтер был не намерен. Вождь сосчитал до трех и ударил о землю своим посохом. Джон Колтер побежал что было силы.
Он бежал за пределом человеческих возможностей. Так продолжалось минуту, две, час… За траппером гнался отряд из пяти лучших бегунов племени черноногих. Он был на достаточно большом расстоянии от индейцев, но те уже начали сокращать разделявшее их расстояние. Неожиданно Колтер вспомнил о том, что недавно получил ранение в ногу, и рефлекторно нога подвернулась. Он захромал. Индейцы сбавили скорость. Они были уверены, что Колтер сам сейчас упадет и начнет умолять о том, чтобы его прибили. Дыхание траппера выровнялось, а мысли очистились. Когда индейцы уже были в десятке метров от него, Колтер побежал быстрее прежнего. Вскоре двое черноногих все-таки начали догонять Джона Колтера.
Позади было уже много километров пути. Организм Колтера не был подготовлен к таким нагрузкам, но разум его отчаянно желал жить. От нагрузки сосуды лопнули, и у Джона потекла кровь из носа. На абсолютно голом теле ярко-алые струи крови стали отчетливо видны. Индеец уже прицелился в него копьем, как вдруг заметил искаженное злостью лицо Колтера. Все тело траппера покрывали сейчас тонкие потеки крови, а глаза были больше похожи на глаза дьявола, а не человека. Испугавшись, индеец промахнулся на пару сантиметров. Копье воткнулось в землю в полуметре от Колтера. Джон ухватился за ручку. Та неожиданно легко поддалась, и тут Колтер заметил, что наконечник копья остался в земле. Он успел выдернуть его и сжать в кулаке, как индеец настиг его. Собрав последние силы в кулак, Джон ударил индейца в висок. Наконечник копья помог Колтеру. Индеец упал на землю. К Колтеру подоспел второй индеец, но вид окровавленного лица Колтера и товарища, которого Джон убил одним ударом, сделали свое дело. Индеец вдруг попятился назад, а затем и вовсе развернулся и побежал в противоположную сторону. Колтер подошел к лежащему замертво индейцу и снял с него одеяло, служащее черноногим чем-то вроде верхней одежды.
Бег Колтера продолжился. Лишь спустя час позади не было видно индейцев. Колтер заметил справа от себя овраг и буквально рухнул в него. Вскоре послышались голоса черноногих. Те поняли, что Колтер решил где-то спрятаться, и начали ходить по поляне. Когда рука индейца уже потянулась, чтобы раздвинуть ветви кустарника, Колтер вскочил и побежал снова. Впереди замаячила река. Шансы на жизнь таяли с каждой секундой. Джон добежал до берега. У него была фора минут в пять, не больше. Тяжело дыша, он пытался сфокусировать свой взгляд на реке. Тут уставший разум заметил характерную дыру на берегу. Бобровая нора. Колтеру каким-то чудом удалось влезть в нору, как вдруг он понял, что если он с головой спрячется в норе, которая под водой, дышать ему будет нечем. Если закидать нос водорослями, то черноногие рано или поздно его заметят. Буквально в последнюю секунду Колтер увидел какую-то ветку. На деле это оказалось уже встречавшееся ему растение с полым внутри стволом. Названия его он не помнил. С помощью него он мог дышать под водой.
Когда индейцы подошли к реке, Колтер уже успел спрятаться в бобровой норе. Там он провел несколько часов. Когда стало понятно, что индейцы больше не рыщут по берегу реки, еле живой Колтер переплыл небольшую реку и буквально упал на берегу. Еще через несколько часов он нашел в себе силы встать. Поморщившись от боли в содранных до крови ступнях, он осторожно побрел в сторону ближайшего форта. Спустя одиннадцать дней обернутый в одно лишь одеяло Колтер постучался в ворота форта Литтл-Бигхорн.
Вид Колтера настолько впечатлил всех обитателей форта, что уже через час о подвиге Колтера знал весь форт. А через месяц слухи о легендарном беге Колтера доползли до Сент-Луиса.
Даже это не отвратило Колтера от пустынных земель Дикого Запада. Он вернулся в форт Реймонд, затем отправился на строительство нового форта, где-то в Монтане, и лишь в 1810 году, когда нападения черноногих вновь участились, Колтер решил, что с него хватит. Пора было возвращаться домой. Где он, дом? Только сейчас Колтер четко осознал, что его место в Сент-Луисе.
Прибыв в город трапперов спустя четыре года после окончания экспедиции Льюиса и Кларка, Колтер с удивлением обнаружил, что его имя здесь стало нарицательным. Он стал здесь звездой номер один. Решив выяснить, как поживают другие члены великой экспедиции, Колтер с удивлением узнал о том, что Сакагавея умерла. Туссен Шарбонно женился сразу на двух девочках индейского происхождения, обеим не исполнилось и четырнадцати лет, когда он их купил у кого-то. Детей Сакагавеи он отдал в приют. Об этом быстро стало известно Уильяму Кларку. Тот был в бешенстве. На следующий же день он приехал в сиротский приют и забрал детей Сакагавеи на воспитание. Кларк по окончании экспедиции получил почетную должность суперинтенданта по делам индейцев, это сделало его одним из самых высокопоставленных людей Сент-Луиса, а благодарность президента за успешную экспедицию – еще и самым богатым. А вот Мэриуэзер Льюис так и не нашел своего места в жизни. По окончании путешествия его назначили губернатором Луизианы. Великий мечтатель и путешественник, он всегда хотел совершить что-то великое и запомниться людям. Тяга к путешествиям сжигала его, но ему хотелось пройти дальше и увидеть больше. Что может быть дальше, чем экспедиция через весь материк? Он уже видел шумные воды Тихого океана, он побывал на краю земли, а дальше-то куда? Только за край… Льюис не смог справится с постом губернатора. Он стал все чаще прикладываться к бутылке, вскоре он попросту перестал трезветь. Люди так и не оценили его достижений. Торговый путь так и не нашли, ну а то, что все вернулись живыми и здоровыми… Молодцы, конечно, но какой от этого прок? Льюиса обвинили в растрате государственных денег, а этого пережить он уже не мог. В 1809 году он застрелился. Джон Колтер был поражен, когда увидел карты, составленные Льюисом. Мэриуэзер учел все детали планов и карт, составленных Колтером во время его путешествия по побережью Тихого океана. А ведь тогда он даже не поверил, что Колтер и правда там был.
За время отсутствия Колтера Сент-Луис вырос и стал еще многолюднее. Впрочем, все равно городом в полном смысле этого слова его назвать было сложно. Пара факторий по выделке меха, установленных на берегах Миссури, покосившиеся дома, в которых жили рабочие, ночлежки и мотели для трапперов – вот и весь город. Лишь несколько домов богатых торговцев, не желавших уединяться на своих ранчо, украшали город. Ну и, конечно, с десяток совершенно непотребного вида баров, в которых всегда было многолюдно. Здесь экспедицию Льюиса и Кларка так и не смогли понять. Она больше напоминала дешевый сериал, нежели суровый поход: люди влюблялись, женились, рожали, болели, богатели, стрелялись… А зачем? Два года дороги ради того, чтобы раздать медали мира индейцам? Не многовато ли сил и времени ушло на это? Мэриуэзер Льюис стал для трапперов посмешищем, особенно после того, как провалился на посту губернатора и застрелился в номере отеля. Уильяма Кларка все же уважали, но не так, как Джона Колтера, сумевшего убежать от черноногих.
Оказавшись в положении знаменитости, Колтер пару раз заходил в бар и, устав слушать небылицы о себе, эффектно вставал и представлялся. Люди начинали забрасывать его вопросами, чествовать и покупать выпивку. Потом этот трюк Колтеру надоел. Он нашел милую девушку, на которой и женился. Поселился на небольшой ферме на отшибе и стал лишь изредка заходить в бары Сент-Луиса. Он с любопытством слушал истории о себе и разглядывал лица уставших и потерявшихся в жизни трапперов. Колтеру так и не удалось осуществить мечту своей жизни – он так и не разбогател, в конце жизни довольствуясь скромным доходом от фермы.
Никто не знает даты смерти Джона Колтера. По неподтвержденным данным, он умер 7 мая 1812 года.
В тот год, когда Хью Гласс прибыл сюда с делегацией индейцев пауни, Джона Колтера уже давно не было в живых. Вопреки множеству красивых рассказов и повестей начала и середины ХХ века, Гласс и Колтер никогда не встречались.