Глава 10
То, чего нет
Меня невежливо дернули за руки, и я проснулся. Распахнув глаза, я с удивлением обнаружил, что две огромные летучие обезьяны подняли меня с дивана и волокут по полу.
— Прекратите! — крикнул я. — Мы почетные гости! Нас нельзя таскать за руки!
Меня тянули к выходу из-за зала, несмотря на протесты. В отчаянии завертев головой, я надеялся увидеть того, кто мне поможет, но ни боцмана, ни феи в зале не оказалось.
— Куда все делись?
Двери распахнулись и меня вынесли в длинный, темный коридор.
— Это беззаконие! Я не потерплю такого обращения! Что вы себе позволяете!
Перехватив инициативу, продолжил возмущаться голем. На него, так же, как на меня, не обращали внимания.
Пройдя до поворота, мы поднялись по ступеням. Меня, как и прежде тащили. Хорошо еще, что поджав ноги, я не дотягивался до пола. Иначе не смог бы избежать ушибов. Хотя, иногда обезьяны нарочно задевали мною ступени.
Я крепился, убеждая себя, что скоро все закончится. Начали ныть вывернутые руки, но как я ни крутился, легче не становилось. Когда мы добрались до большого зала без окон, я уже выл от боли.
— Куда вы меня тащите, обезьяны? — не особенно надеясь на успех, в очередной раз завопил я.
Меня вытащили из зала. Пронесли под аркой и выволокли на широкий парапет. Он тянулся вдоль стены замка, похожий на недостроенный балкон, только без перил и ограждений, и вертикально обрывался вниз.
Открытую площадку обдувал соленый, теплый ветер. Под стенами замка, насколько хватало глаз, тянулся яркий, заросший цветущими лианами лес. Из его дебрей слышались пересвисты птиц и шум деревьев. Пахло гнилой листвой.
Обезьяны освободили меня из железной хватки. Я коснулся пола и самостоятельно встал. Мои руки отпустили. Я даже успел с наслаждением их потереть. Разглядеть под ногами, прилепленные к стене замка, выступы. Я чуть наклонился, пытаясь разглядеть квадратные каменные карманы. Но рассмотреть, не успел. Меня подтолкнули в спину, и я полетел вниз. Точнее спланировал, как осенний лист сорванный с дерева. Я даже не испугался, события развивались слишком быстро. А вот голем себя не контролировал, истерично вопил, болтаясь на цепи.
— Архимагово седалище! Касты неразборчивые! Хаос беспорядочный!
Плавно покачиваясь, я падал. Меня бережно поддерживала в воздухе магическая сила, без нее тут явно не обошлось. Несла в один из каменных карманов. Другие скрывала серая пелена.
Расправив руки, я мягко приземлился на живот. А голем прочистил горло и заворчал:
— Согласись, в Тринадцатом Темном Объединенном мире тюрьма комфортабельнее.
Он так буднично бубнил, будто пикантные вопли раздавались не из его рта.
— Здесь же ничего нет. Даже элементарных удобств. А как же самое необходимое?
— Мы арестованы? — спросил я, чтобы перебить его болтовню.
— Крысеныш, я тебя задушу!
Я приподнялся, встав на четвереньки, и поглядел направо, вверх. Недружелюбный вопль раздался оттуда. Стена, между соседними карманами, не превышала человеческого роста. Я увидел плечи и голову мастера Оливье. Судя по выражению лица и глаза, он действительно собирался меня убить.
— Об одном жалею! — продолжал реветь дядя. — Что не выкинул тебя за борт!
— Да что я сделал-то? — спросил я, отползая к противоположной от него стене.
Перемещение внутри каменного кармана не простое занятие. При размере три на три метра центр камеры занимало отверстие в полу. Если захотел, я бы просунул в него голову. Неудобное препятствие пришлось обползать вокруг.
— Я убью тебя! — взвыл Оливье и, подтянувшись, полез ко мне.
Оседлав стену, он перевалился на мою сторону. Отверстие в полу камеры, мгновенно увеличилось вдвое, еще до того, как дядя спрыгнул вниз. А после его приземления, дыра заняла большую часть камеры, оставив ободок по периметру. Поднявшись на дрожащих ногах, я вжался в стену. Из прорехи в полу задувал ветер. Внизу, у подножия замка, виднелись крошечные деревья и очень острые, даже на вид, камни. Я не сомневался, что если свалиться туда, то не спланируешь. Наоборот, быстро полетишь навстречу скалам.
— Это не я! — отчаянно пропищал я.
Дядя не отвлекался на разговоры. Обходя отверстие в полу слева. Я в свою очередь двигался вправо. Пройдя полный круг, мы остановились.
— Меня не было десять минут!
— Иногда, этого достаточно. — веско заметил незнакомый голос.
Я обернулся. Из-за левой стены моей камеры на нас смотрел, заросший грязными, скомканными седыми волосами, человек. Между ними торчал горбатый нос и пронзительные синие глаза.
— Не лезь не в свое дело! — грозно прикрикнул на него дядя.
— Прошу прощения. — ответил незнакомец. — Я бы ни в коем случае не стал вмешиваться, но я соскучился по человеческому общению. Я здесь уже двадцать пять дней и мне осталось совсем чуть-чуть.
— Рад за вас. — бросил Оливье и уставился на меня.
— Я ничего не делал. — не слишком уверенно повторил я.
— Я могу подтвердить. — влез Евлампий.
— Ты, подтверждалка, рассыплешься в пыль на его костях!
— Я бы попросил мне не тыкать!
— Какая у вас содержательная беседа, господа. — заметил незнакомец из соседней камеры.
Дядя бросил в его сторону испепеляющий взгляд и снова повернулся ко мне.
— Боишься? — спросил он, двигаясь в обход дыры.
Я кивнул и пошел на противоположный край.
— Мало. — тихо проговорил он. — Я хочу, чтобы ты умирал от страха. Желаешь узнать, что ты сделал? Хорошо. Я тебе скажу.
Дядя продолжал продвигаться вдоль стены и мне приходилось отходить в другую сторону.
— Король Дарвин. — приступил Оливье. — Седьмой год начинает празднование дня рождения с дегустации торта. Ему приносят целый торт. Он собственноручно отрезает маленький кусочек и кладет в рот. Медленно пережевывает и…бац…
Оливье так громко и звонко хлопнул в ладоши, что я с перепугу чуть не свалился в дыру.
Замерев на мгновение, дядя разочарованно посмотрел на меня и продолжил движение.
— Надеялся, ты упадешь. Ну ничего, месть особенно сладка, когда ее долго дожидаешься. Король Дарвин пережевал кусочек торта, — продолжил Оливье, — и уже вставал, собираясь провозгласить начало праздника, но не объявил!
Дядя сорвался на крик.
— Потому, что он застыл над своим золотым троном! Окаменел! Тогда все повернулись ко мне!
— Вы потрясающий рассказчик, вы оказали бы честь даже Большому репертуарному театру! — восторженно воскликнул седой незнакомец.
— Он стоял, ни на что не реагируя, как мраморное изваяние в свою честь! — ни на кого не обращая внимания говорил Оливье. — Все гости, даже жалкие слуги, показывали на меня пальцами. Они кричали «Мастер проклял нашего короля своим тортом».
— Это серебряная пыльца. — деловито проговорил голем. — Мы же видели такое во время охоты на левиафана. Фея должна подуть…
— Она дула! — заорал Оливье. — Тысячу раз дула!
— Не помогло? — спросил я.
— Он стоит над троном, как статуя! Что ты натворил? Мой торт! Меня не было десять минут!
— Я ничего не делал. Фея испугалась, когда голем попал в сосуд своим снарядом и начала сыпать серебряной пыльцой. Я ее успокоил и она перестала.
Оливье смотрел на меня так, словно я объявил, что командую поглотителями магии.
— Ты же уничтожил меня, понимаешь? Стрескал и не подавился, проклятущий оборотень! — отчаянно крикнул он. — Не пройдет и двух дней, как все тридцать миров узнают, что я отравил своего лучшего клиента!
Дядя сел на пол, свесив ноги в дыру, и закрыл лицо руками.
— Потрясающе! Репертуарный театр меркнет! Какая живость языка и страсти! Позвольте поблагодарить вас! Я покорен! Прошу прощения, с моей стороны не вежливо вмешиваться в вашу беседу, тем более не представившись. Меня зовут Мровкуб Тридцать Первый, бывший архивариус Магистрата.
Он попытался поклониться, чуть не ударившись о стену за которую держался.
— Что такое магистрат? — пробормотал я.
— Очень приятно, господин бывший архивариус Мровкуб Тридцать Первый. — отозвался голем. — У моих спутников плохо с хорошими манерами, поэтому прошу их простить. Меня зовут Евлампий, исполнитель третьей категории канцелярии исполнения приговоров высшего суда Тринадцатого Темного Объединенного мира.
— Большая честь. Прошу прощения, господин Евлампий, у меня скверное зрение не извольте на меня оскорбляться, но должен признаться, к моему глубочайшему смущению, что не могу вас разглядеть.
— В том нет вашей вины, господин бывший архивариус, я столь мал, что для господина со слабым зрением, неразличим. Я имею несчастье быть прикованным к цепи оборотня и сопутствовать в его странствиях. — скромно ответил голем.
— Как все интересно и смешанно в реальном мире. Я отвык от всего настоящего. До случайного стечения обстоятельств, приведших меня в столь плачевное положение, я длительное время не покидал стен архива магистрата.
— Прискорбно слышать…
— Заткнитесь! От ваших светских бесед тошнит! — заорал Оливье.
— Вынужден представить и этого господина. — со вздохом сообщил Евлампий. — Он хорошо известен в тридцати мирах, как браконьер, пьяница и нарушитель общественного спокойствия…
Дядя зарычал.
— Но прежде всего, — поправился голем. — Он знаменит своим кулинарным мастерством. Мастер Оливье, и его ученик и помощник…
— Проклятый вредитель! — отчаянно взвыл дядя.
— Ужасно, что вы попали в столь щепетильную ситуацию. — не обратив внимания ни на тон, ни на оскорбления, уважительно проговорил архивариус. — Мое сочувствие с вами, поверьте. Мне жаль, что известный ученик подставил своего знаменитого учителя…
— И вышел сухим из воды! — выкрикнул дядя, и добавил чуть слышно. — Мы будто поменялись местами.
— Я должен обратить ваше внимание на то, что любое событие, долженствующее произойти в тридцати мирах в ближайшем будущем, не имеет для нас значения. Попавшие на каменную террасу, так летучие обезьяны, не без иронии, называют нашу тюрьму, смертники. Из этих камер нельзя выбраться. Путь один, вниз.
— Мы умрем? — дрожащим голосом спросил я.
— Рано или поздно, юноша, всех ждет смерть, таков закон нашей вселенной. — заметил архивариус.
Оливье громко вздохнул.
— Когда же вы заткнетесь? — спросил он, сдавив лицо руками.
— Позвольте спросить, господин бывший архивариус, почему вы так убежденно говорите о смерти? — уточнил Евлампий.
— Я в камере двадцать пять дней, к счастью, местная природа богата влагой и дожди, в здешних краях, не редкость, иначе, я давно бы погиб от жажды. Все, с кем я имел честь отбывать наказание, уже погибли. Скоро придет и мое время.
— Прошу вас, господин бывший архивариус, мы хотели бы услышать доскональный рассказ. — попросил голем.
— Конечно. — согласился я.
— Чтобы вам стало ясно, я расскажу устройство тюрьмы. Она пропитана древним колдовством, поверьте мне, я в этом разбираюсь. Пространство над нами, до карниза с которого сбрасывают смертников, зачаровано заклятьями отнятия веса. Поэтому, заключенные не разбиваются, а медленно падают, как невесомые пушинки. Пространство под нами, до земли, зачарованно противоположными заклятьями и прибавляют вес. От этого, падая, совершенно невозможно спастись.
Мровкуб Тридцать Первый прочистил горло.
— Прошу прощения. Я так давно не говорил, что мне тяжело произносить длинные речи.
— Ну и заткнулся бы. — проворчал Оливье.
— Заключенных не кормят и не поют водой. — как ни в чем не бывало продолжил архивариус. — Каждое утро проход в полу расширяется. Я здесь двадцать пять дней. Мне приходится стоять в углу на одном единственном камне. К счастью, в стене удобные выщерблины и я могу держаться. Уместно будет сообщить, что вам лучше разойтись по разным камерам, иначе, проход расширится слишком быстро.
Я посмотрел на дядю. Он никак не отреагировал на слова архивариуса.
— Спасибо. — искренне сказал я Мровкубу.
— От крысиного хвоста, больше толку, чем от твоего спасибо, крысеныш. — взревел Оливье.
— Позвольте с вами не согласиться…
— Не позволю! — заорал дядя. — Я никогда не говорил спасибо тому, кто обещал, что я сдохну!
— Извиняюсь за негативную оценку, но в данных обстоятельствах, я могу себе это позволить. Вы слишком прямолинейно и узко мыслите. — ответил архивариус.
— Ну что же, подыхайте вместе со своими широкими взглядами. У меня другие планы! — надменно проговорил Оливье, странно посмотрев на меня, и подтянувшись, перелез обратно в свой каменный мешок.
— Грубые, но истинные слова! Надежда прекрасное, вдохновляющее чувство! — заявил архивариус. — Если бы я не верил в возможность спасения, давно бы разомкнул руки и бросился в пропасть.
Меня мало волновал гипотетический шанс на спасение. Больше радовало то, что сразу, как Оливье переправился в свою камеру, дыра в полу уменьшилась. Став небольшим отверстием в центре. Я сполз по стене и сел на холодный камень.
— А спать как? — спросил я.
— Неудобно, юноша. — печально проговорил архивариус. — Я сбился со счета и точно не скажу, сколько времени меня не посещало прекрасное отдохновение, именуемое сном.
— За все приходится отвечать. — сказал голем, глядя на меня. — Ты не хотел спасать фею и теперь…
— Ей ничего не угрожало! — перебил я. — Если бы я начал спасать ее, нас посадили бы еще раньше!
— Еще недавно, я защищал тебя перед Оливье. Убеждал его, что поступок значимее чем намерение. Теперь, я понимаю, что не прав. — гордо заявил Евлампий. — Да. Я умею признавать ошибки. Намерения, должны быть приравнены к поступкам.
— Извините архивариус, вы не знаете, как уничтожить голема? — спросил я.
— Есть несколько способов уничтожения голема или, если говорить точнее, лишение его возможности активного существования. Ибо уничтожить то, что итак не живое, нельзя. Уничтожить, буквально означает превратить в ничто, ни-что-же. А превратить в ничто то, что…
— Мы поняли, господин бывший архивариус, прошу прощения, что перебиваю, но мы отклонились от основной мысли и цели нашего диспута, к которой способы уничтожения големов не имеют никакого отношения. — вмешался Евлампий.
— Простите великодушно мою словоохотливость, виной тому длительное отсутствие общения с реальными собеседниками. — согласился архивариус.
— Иногда, лучше быть одному, иначе какой-нибудь оборотень превратит тебя в камень. — проворчал голем.
— Прекрати нести чушь. — разозлился я. — Я не виноват в том, что случилось с королем Дарвином. Это ты начал палить во все стороны, попал в сосуд и напугал фею! Поэтому…
— Поэтому, не надо было мне мешать! — резко ответил Евлампий.
Я вздохнул. Что за бред? Почему я вечно виноват? Повернувшись, я презрительно посмотрел на голема. Хотел сказать, что он лучше всех признает свои ошибки, но не успел. В дядиной камере сверкнуло, и вверх поднялся столп черного дыма.
— О источник магии, какая незадача. — запричитал архивариус. — Это моя вина, я должен был предупредить!
Над стенкой, между камерами, показалась голова Оливье. Его лицо покрывал толстый слой сажи. Он обвел нас затуманенным взглядом и спросил:
— Что произошло?
Я даже не узнал его голос, так мягко и растерянно прозвучал вопрос.
— Прошу прощения, я должен был предупредить. — зачастил архивариус. — В произошедшем, полностью моя вина господин…
— Мастер Оливье. — подсказал Евлампий.
— Благодарю вас, господин голем. — вежливо кивнул Мровкуб. — Мастер Оливье! Тюрьма нашпигована заклятьями, как фаршированная утка яблоками. Сожалею, я не опознал в вас мага, поэтому не акцентировал внимание на защитных чарах. Каменная терраса защищена от колдовства узников. Любое чародейство нейтрализуется. Артефакты, как правило взрываются, уничтоженные обратной амплитудой заклинания, а на творившего ворожбу накладываются чары спокойствия и повиновения.
— Я использовал перстень связи, хотел отправить сигнал на корабль. — сонно проговорил дядя.
— Хорошая попытка, мастер Оливье. Вы все-таки не чародей. Поэтому, я не почувствовал в вас источника магии. Вы используете артефакты и магические вещи? — спросил архивариус.
— Не совсем.
Мровкуб пожал плечами.
— Мне не ловко пользоваться сложившейся ситуацией и допрашивать вашего друга. — признался он.
— А он будет об этом помнить? — уточнил я.
— Скорее всего, да. — неуверенно проговорил архивариус. — Признаться, я не полностью читаю, а тем более расшифровываю запутанную систему заклятий. Последовательность наложения и другие неизвестные факторы, сильно усложняют топологию магических процессов.
— Жаль. — вздохнул я, из всего сказанного, поняв только, что на дядино беспамятство рассчитывать не приходится.
— Ради благого дела можно пожертвовать принципами. — громко сказал Евлампий и продолжил допрос вместо архивариуса. — Мастер Оливье, что вы собирались делать?
— Установить связь с кораблем. — вяло повторил дядя.
— А дальше? — не унимался голем.
— У него обширные магические возможности. На небольшие расстояния он может создавать перемещательные порталы.
— Как любопытно. — продолжал допытываться Евлампий. — А что еще может ваш корабль, капитан?
— Очень многое. Круг чернокнижников вживил в мою шхуну душу гремлина. Поэтому, корабль практически живой и способен…
— Это отвратительно! — взвился голем. — Запирать душу живого существа в предмете, это преступление!
— Позвольте с вами не согласится! Все естествоиспытатели единогласно заявляют, что гремлины любят устраивать свои обиталища в технических изобретениях. — заметил архивариус. — Обычно, это предметы небольшого размера.
— Любят? — бушевал Евлампий. — У них что, спрашивали?
— Существует огромное количество трудов на тему одержимости предметов гремлинами. В Королевском университете исследований Черной империи проводили опыты с часами. Так экспериментаторы установили прямую связь между гремлином и захваченным предметом. Если часы уничтожали, живший в них гремлин, спустя несколько дней, умирал.
— Какое это имеет значение? — попытался я урезонить спорщиков.
— Что горит? — громко спросил Оливье и его голос больше не звучал растерянным.
— Это моя вина. — снова начал архивариус.
Дядя не дал ему закончить.
— Меня тоже начинает интересовать, как уничтожить голема! — закричал он.
Лицо Оливье покраснело от ярости.
— Будь уверен! — проревел он. — Мне это не составит труда! Меня ведь не интересует, останется ли в живых оборотень!
Я вздрогнул, но промолчал. Чтобы не происходило, я всегда оказываюсь крайним.
Дядя скрылся за стеной, а я приподнялся и бесшумно подобрался к архивариусу. Голем молчал. Угроза Оливье заставила его задуматься.
— Простите, — прошептал я, — вы пытались бежать?
Задумавшийся архивариус взглянул на меня так, словно первый раз увидел.
— Юноша, я правильно понимаю, что вы имеете ввиду побег с каменной террасы? Тогда, нет. Лично я не пытался, но наблюдал неоднократные попытки своих товарищей по несчастью. К моему величайшему разочарованию, все они закончились провалом.
Я вздохнул.
— Мне жаль, юноша. Я не могу вселять в вас обманчивую надежду на спасение.
— Но вы же сами говорили, что это прекрасное чувство! — возмутился я.
— Прекрасное, без сомнения. Жизнь, в отсутствии надежды, тягостна и невыносима, но бессмысленное упование на не исполнимое спасение, которому не суждено сбыться. Еще хуже! Я предполагаю, что способ покинуть нашу темницу есть, но я его не знаю и не могу им с вами поделиться.
— Грязные макаки! — взревел Оливье.
Я невольно оглянулся. Дядя стоял у стены и смотрел вверх.
В небе, на полоске светящейся воды, снизу выглядящей туманным малахитовым свечением, летучие обезьяны атаковали черную шхуну. Корабль защищался. Канаты душили нападавших и сбрасывали с палубы. Реи на мачтах крутились, словно деревянные руки, сбивая нападавших. С носа судна выстреливала лодка. Попадая в обезьян, она цепляла их снастями и утаскивала на корабль. С палубы бил фонтан воды, наверное, из бочки бесконечных запасов. Несмотря на то, что больше отпугивал, чем причинял реальный вред, он все же вносил свою лепту в оборону судна, не давая нападавшим построить боевой порядок.
— Никогда не видел ничего подобного! Корабль висит кверху дном в небесах и ведет бой с крылатыми созданиями. — вздохнул архивариус. — Как глуп я был, что потратил жизнь на хранение и классификацию древних знаний!
Несмотря на ухищрения черной шхуны, нападающие прибывали. Со стороны замка, к кораблю, нескончаемым потоком летели обезьяны.
Гремлин, управляющий кораблем, тоже понял, что сражение ему не выиграть. Черная шхуна, от кончиков мачт до ватерлинии, затряслась. Мелкая дрожь заволновала, наполняемые свежим ветром, паруса. Корабль закачался. Нападающие, чтобы избежать столкновения с мачтой, вынужденно отступили.
— Давай, давай! — крикнул дядя. — У тебя получится!
Один из бортов коснулся, невидимой снизу, воды. Шхуна преодолела преграду и перевернулась. Оставив для наблюдения свое дно.
— Поглотителя лысого они получат, а не мой корабль! — радостно провозгласил Оливье.
— Куда он поплывет? — спросил Евлампий.
— Куда надо. — огрызнулся дядя.
Некоторое время, с деланным равнодушием рассматривая нас, он спросил:
— Крысеныш, хочешь спастись или будешь до конца своих дней слушать этих самодовольных психов?
— Я бы попросил… — начал Евлампий.
— Хочу! — закричал я.
— Тогда подойди.
— Не соглашайся. — прошептал голем.
Я и сам понимал, что рассчитывать на дядино благородство не стоит. Однако, надежда на спасение перевешивала всю имевшуюся у меня осторожность. Даже если он задумал очередную подлость, лучше умереть быстро, чем мучиться от голода и бессонницы, как архивариус.
Я приблизился к стене за которой стоял Оливье.
— Ни чему тебя жизнь не учит! — гаркнул дядя и дал мне подзатыльник.
Я ожидал чего-то подобного, поэтому стойко перенес звон в ушах.
— Это задаток! — предупредил Оливье. — Остальное, сполна получишь позже. А сейчас, слушай сюда.
Я послушно склонился ближе к нему. Пришлось встать на цыпочки и навалиться на стену.
— Я всегда таскаю с собой бездонный кошель, мало ли, что понадобится.
— Магия здесь не работает! — встрял голем.
— Один раз, я тебя уже предупреждал. — строго сказал дядя. — Это второй. Третьего не будет!
Евлампий, насупившись, замолчал.
— Когда ты притащил на корабль кощея, я бросил его в кашель и так и не нашел времени переложить в хранилище.
— Вы предлагаете… — я не смог этого выговорить.
— Да. Это единственный путь к спасению. Испытаем на архивариусе?
— Никто не знает куда мы попадем? — испугался я.
— Во-первых, не мы, а архивариус. Во-вторых, мы привяжем к нему веревку, подождем часок другой и вытянем обратно. Разузнаем, как там в мире кощеев и тогда решим, идти туда или умирать здесь. — Оливье поднял палец, пресекая мою попытку вставить слово. — В-третьих, если мы не попробуем, то точно знаем куда попадем.
Он показал на дыру в полу.
Я кивнул и глядя на архивариуса спросил:
— Вы думаете он согласится?
Дядя вытаращился на меня единственным глазом, а голем печально вздохнул.
— Мастер Оливье не собирается спрашивать его согласия. — сказал он.
— Иногда, ты потрясаешь своей тупостью. — проговорил дядя, доставая веревку.
Она, видимо, тоже лежала в кошеле, на всякий случай.
— Держи, — проговорил он, — скажи, для его же безопасности, пусть обвяжется. Тогда не упадет, даже если исчезнет весь пол.
— Но…
— Иди.
— Но если…
— Крысеныш, сколько у тебя времени до начала трансформации?
Я опустил голову и, намотав веревку на руку, пошел к архивариусу.
— Извините. — невольно перенимая форму общения, проговорил я. — У нас нашлась веревка. Мы предлагаем вам…
Я запнулся. Не выходят у меня длинные, запутанные фразы. Не мое это. Не мое.
— Повеситься. — усмехнулся за моей спиной Оливье.
Как всегда, на помощь пришел Евлампий. Поддержкой, то что он делает назвать трудно, но иногда его болтовня бывает полезной.
— Господин бывший архивариус, поскольку вам, в любом случае умирать, мы предлагаем вам шанс на выживание!
Дядя за моей спиной выругался. Припомнив первого мага в чью тупую голову пришла мысль оживить камень.
— Я вас слушаю, господин Евлампий. — серьезно ответил Мровкуб.
— У мастера Оливье, по счастливой случайности, при себе кощей. Поскольку у нас нет другого выхода, а вы из всех нас в самой безнадежной ситуации, вам первому предоставляется честь быть проглоченным этим существом.
— Заманчивое предложение, господин Евлампий. Исходя из архивных источников, я могу сделать однозначный вывод, что у существа, именуемого кощеем, нет желудка. Все проглоченное им попадает в некую точку, местонахождение которой, пока неизвестно. Однако, по сведениям магистрата, экспедиций для нахождения и исследования Родины кощеев не предпринималось.
— Вы согласны? — уточнил голем.
— Естественно! Подобная авантюра опасна и эксцентрична, но в моей, как вы правильно заметили, безнадежной ситуации, она представляется увлекательным путешествием.
— Мы обвяжем вас веревкой. — пролепетал я, протягивая моток.
Архивариус принял веревку и, держась одной рукой за стену, начал затягивать ее на поясе.
— Может вам залезть на стену, сверху удобнее будет? — спросил я.
— Нет, юноша, устроители нашей тюрьмы предусмотрели все. На стене можно сидеть несколько мгновений. Ровно столько секунд, чтобы иметь возможность ее преодолеть. По истечению предусмотренного времени, поток воздуха, именуемый магической оплеухой, сбрасывает седока вниз. Если отверстие в полу достаточно большое, летального исхода не миновать. Я видел подобные несчастья.
— Понятно. — промычал я в ответ.
— Мы попытаемся вытянуть вас обратно, господин архивариус. — пообещал Евлампий.
— Я готов, господа! — сообщил Мровкуб и подергал веревку, проверяя узел на прочность.
— Полундра! — крикнул дядя и перелез в мою камеру.
Я едва успел прижаться к стене. Даже не стал оглядываться, почувствовав спиной сырой сквозняк из дыры.
Оливье обошел отверстие в полу и приблизился.
— Давай, крысеныш, хватай веревку и держи крепче. Ты! — он ткнул пальцем в Евлампия. — Молчи! Архивариус, готовсь!
Не озаботившись исполнением своих команд, дядя достал коробочку и, подставив ее к лицу архивариуса, открыл.
Я вцепился в веревку, но кощей бездействовал.
— Может он умер от голода? — предположил Евлампий.
— Он на меня смотрит. — возразил архивариус.
— Напишем письмо в Королевский университет исследований. — съязвил дядя. — Кощеи не жрут архивариусов мифических организаций!
— Позвольте с вами не согласиться, мастер Оливье! — возмутился Мровкуб. — Вы что, сомневаетесь в существовании магистрата?
Он хотел добавить что-то еще, но его рука дернулась, как от спазма, и потянулась к коробочке. За рукой наклонилась голова и вторая конечность. Архивариус попытался что-то сказать, но верхняя часть его тела, вместе со ртом, втянулась в коробочку. Там же исчезли ноги.
— Оле, оп! — радостно воскликнул Оливье и попытался захлопнуть кощееву ловушку, но у него не получилось, мешала веревка.
— Что будем делать? — завопил Евлампий.
Я тоже вопросительно уставился на дядю. Веревка натянулась, и я почувствовал, что меня прижимает к стене.
— Не удержу! — заорал я.
— Старайся. — посоветовал голем.
Если вытащим архивариуса, надо узнать все способы уничтожения големов.
Оливье пытался справиться с коробочкой, прижав ее к стене. Давил двумя руками, но успеха не добился. Способ оказался не лучше предыдущего. Веревка не давала захлопнуть крышку, цеплялась за края коробочки и продолжала втягиваться внутрь.
— Не удержу! — истерично закричал я.
Не знаю, как Оливье умудрялся держать кощееву ловушку, пока я перетягивал веревку. Казалось ему не сложно. А я держался из последних сил. Жесткие волокна обдирали кожу на ладонях, выскальзывая из рук.
— Не удержу! — повторил я.
— На руку намотай. — посоветовал голем.
— Я сейчас тебе на голову намотаю. — просипел я, упираясь ногами в стену.
Веревки становилось меньше. Хотя Оливье старался изо всех сил, даже я понял, что у него не получится.
— Помогите мне, учитель! — простонал я.
Дядя отпустил коробочку и схватился за веревку чуть выше меня.
— Фатальная ошибка. — сказал голем.
Падая, крышка коробки приоткрылась. Я успел увидеть тонкое серое тельце и распахнутую пасть с торчащей веревкой. Кощей сглотнул и вокруг нас потемнело.
— Не отпускай веревку! — орал Евлампий мне в ухо. — Ни за что не отпускай!
Мы падали или летели в окружающей нас мгле. Не разберешь. Точно скажу, что не чувствовал опоры под ногами.
Я вспомнил неудачное перемещение в Черногорск.
— Мы в чистилище? — спросил я голема.
— Откуда я знаю. — ответил он. — Нас проглотил кощей.
— Похоже на чистилище, только темнее.
— Мы в междумирье. — подал голос дядя.
Я сразу вспомнил его слова: «твой прадед помог мне выбраться из междумирья».
— Не бывает никакого междумирья! — взбунтовался Евлампий. — Между мирами ничего нет. Это все знают!
Я не видел дядю, но мне показалось, что он усмехнулся.
— Некоторые господа считают, что и магистрата нет, но поверьте слову потомственного архивариуса, это не так. Я не мог всю жизнь проработать в несуществующем месте.
Голос Мровкуба звучал издалека, но хорошо слышался многократно усиленный эхом.
Я чуть не схватился за голову, но вспомнил, что надо держать веревку. Мы находимся неизвестно где. Летим поглотитель знает куда. Может прямо на твердые, острые скалы. На которых разобьемся и моментально погибнем, а они спорят о том, что существует, а чего нет.
— Именно. — прокричал в ответ голем. — Магистрата не существует. Я не стал возражать вам, лишь из уважения к вашему возрасту и тяжелому положению в котором вы оказались.
— Образец такта! — поддел его Оливье.
— Да! Я горжусь своим культурным и интеллектуальным уровнем! — взъярился Евлампий. — В отличие от вас, у меня есть и то и другое!
Дядя лишь засмеялся в ответ.
— Что же, высококультурный интеллектуал! Если ты все на свете знаешь и мы вовсе не в междумирье. Тогда где мы? Как нам отсюда выбраться?
Голем молчал. Признаться, что не знает не только где мы находимся, но и как нам выбираться, выше его сил. Я изучил его повадки.
— Ну что ж. — подождав, проговорил дядя. — Поскольку, напыщенный болтун расписался в своей неосведомленности. Ой! Я хотел сказать невежестве. Ну да ладно, не буду говорить. Пожалею чувства бесчувственной каменюки. Слушаем меня!
— Я весь внимание! — раздался голос архивариуса, уже ближе.
— Мы в междумирье. Я бывал здесь, и моментально узнал это место. — значимо сказал Оливье и сделал длительную паузу, провоцируя возражения. — Здесь не действует магия. Не работают артефакты и зелья. Скажу больше, механизмы тоже не действуют. Здесь ничего нет! Почти никто не живет!
— Могу ли я полюбопытствовать, господа, почему такое многозначительное почти? — уточнил архивариус совсем рядом.
— Не можешь! У нас не много времени. Если ты не хочешь встретиться с многозначительным почти, лично!
— Я бы непременно…
— Нет, не хочешь! — закричал Оливье. — Потому что если я не хочу, никто не хочет!
— Я тоже не хочу. — согласился я.
От одной мысли, что во мраке и пустоте кто-то живет, становилось жутко и тоскливо.
— В некоторых местах, стенки миров сильно истончаются… — продолжил дядя.
— У миров нет стен! — простонал Евлампий.
Оливье выдержал паузу.
— Мне показалось, — мягко проговорил он, — кто-то, что-то сказал. Я наверно ослышался? Ну, тогда продолжим. Там, где стены тонкие, можно заглянуть в один из тридцати миров, не знаю в какой именно. Как повезет.
— Понадеемся на удачу! Да окропит нас источник магии! — поддакнул архивариус.
— Как нам искать эти тонкие места? — не понял я.
— В этом вся сложность! В прошлый раз, я пробыл в междумирье достаточно долго, чтобы научиться. К тому же, я бежал в одиночку. Не представляю, сможем ли мы сделать это вместе.
— Что именно? — уточнил я.
— Для начала, надо заснуть.
— Здесь? — ужаснулся я.
— Конечно, крысеныш! Заткни свои комментарии, если ничего умного сказать не можешь! Нужно начать засыпать и остаться в пограничном состоянии между сном и явью.
— Я никогда не сплю. — сообщил Евлампий.
— Техника правильного сновидения распространена в гильдии иллюзий, я имел честь посещать их занятия и немного умею контролировать погружение в сон. — сказал архивариус.
— Это упрощает нашу задачу. — обрадовался Оливье. — Крысеныш, обвяжись веревкой и ничего не делай. Учудишь что-нибудь, брошу здесь!
— Да, учитель. — заверил я, старательно затягивая петлю.
Проверив узел, я как следует дернул.
— А как же вы, учитель?
— Я пристегнулся карабином, крысеныш, и сказал тебе ничего не делать!
— Я и не делаю. — отозвался я.
— Молчи. Не выводы меня! Так, архивариус. Начнешь засыпать, все вокруг изменится. Ты не должен бояться или сопротивляться. Как говорят в мире летающих городов, ляг на облако и следи за радугой. Понимаешь?
— Да. Я должен держаться между сном и явью и ничему не удивляться, чтобы не происходило. Могу ли я узнать, что именно изменится?
— Все! — не выдержал Оливье. — Ты увидишь тридцать миров!
— Исследователи отрицают возможность сверхмагического пространства между мирами! — вскрикнул Евлампий.
— Глаза разуй или чем ты там видишь! Ты сейчас находишься между мирами в своем сверхмагическом пространстве. — гаркнул на него дядя.
— Прошу прощения, но я хотел бы узнать, что произойдет дальше, после того, как окружающая нас действительность изменится? — вмешался архивариус.
— Выбирай самый яркий мир и ползи к нему! — сказал Оливье.
— Я в замешательстве, ваши инструкции такие путанные и не позволяют мне составить четкого представления о том, что должно произойти, а главное, что я должен делать…
— По ситуации будешь действовать! — вспылил дядя. — Хватит ныть! Чем дольше мы здесь торчим, тем сильнее привлекаем внимание.
Я вздохнул. Ужасно себя чувствуешь, когда непонятно, что тебя ждет. При этом, ты ни на что не влияешь. Тебя несет по течению. Плывешь крохотной лодкой в бурном потоке. Кто-то сдвигает за тебя руль и гребет твоими веслами.
Мы продолжали болтаться в темноте. Все попытки заговорить, незамедлительно пресекал Оливье. Мне уже досталась оплеуха. Совершенно обычная, не магическая, но в голове звенело не меньше. Мне есть с чем сравнить.
Из-за установившейся тишины, мне казалось, что я один. Точнее не один. Я чувствовал, что рядом кто-то есть. Мое воображение рисовало не дядю или архивариуса. Мне представлялись огромные твари, состоящие сплошь из зубов и когтей. Они принюхивались и подбирались ближе.
Чтобы не паниковать, я схватился за веревку и постарался отвлечься. Представить что-нибудь приятное. Из недр памяти всплыл образ Оксаны. Я отогнал его прочь. Неизвестно, что хуже. Чудовище убьет или сожрет, но никогда не предаст. Не разрушит твои надежды и зарождающуюся любовь. Невозможно вообразить, как слюнявая тварь с оскаленными клыками говорит:
— Прости милый, сегодня я покусаю другого! Останемся друзьями.
У монстров все честно, без обмана. Сказал сожрет, будет жрать. Без всяких там, я еще не готов. Давай привыкнем друг другу.
Вместо страха, на меня навалилась беспробудная тоска.
Нельзя о ней думать. Надо вспомнить что-нибудь нейтральное и одновременно приятное. По крайней мере, не мучительное. Спокойное и милое. Отстраненное.
Я представил черную поверхность книги рецептов. Забавную мордочку с заспанными глазами.
Начистить моркови, картофеля и нарезать соломкой. Подготовить бульон, снять образовавшуюся пенку и процедить…
Облака, на фоне разгорающегося неба, выглядели полупрозрачными, легкими и воздушными. Подкрашивающее их солнце еще не поднялось, но воздух уже налился багрянцем. Подрумянился, застыв золотистой корочкой по краям. Сквозь облачный покров проглядывали зеленые деревья, реки, луга с сочной травой. Яркие краски разгоняли темноту, наполняя душу надеждой.
Я понял — это не облака. Слишком правильная овалообразная форма. Одухотворенный своей догадкой, я посчитал. Тридцать. Все сходилось. Калейдоскоп миров крутился над моей головой. Я чувствовал, как мы двигаемся. Плывем в темноте. На самом деле, кто-то тянул веревку, а я лишь дрейфовал за ней.
— Ничего не делать. — повторял я про себя.
Среди прочих миров, один блестел интенсивнее других. Облака, окутавшие его со всех сторон, подсвечивались сапфировым сиянием и изливались дождем. Только не во внутрь сферы, а наружу. Переливаясь в лучах невидимого солнца, капли разлетались кругом. Одна приземлилась на мой нос.
Мир притягивал, и я приближался к нему. Став баржой, которую волоком тащили вверх по течению.
Чем ближе мы подходили, тем ярче сверкала ультрамариновая сфера. Тьма закрыла другие миры. Они потускнели и растворились в черноте.
Сапфировое свечение приближалось. Облака перестали брызгаться дождем, побледнели и растаяли в насыщенной голубизне. Остатки белесых шлейфов больше не перегораживали наш путь. Именно наш, потому что тьма поредела настолько, что я увидел Оливье и архивариуса.
Они держались за веревку, сосредоточив внимание на приближающемся хрустальном шаре. Карабкались, перебирая ногами и отталкиваясь от пустоты. Судя по их напряженным лицам, ползти к самому яркому миру, тяжело.
Мне хотелось поделиться впечатлениями. Подбодрить их, но поминая дядины слова, я молчал. Как не странно, безмолвствовал и голем. Со своего последнего протеста, он не произнес ни слова.
Сверкающий овал увеличился. Оливье протянул вперед руку. Я смотрел из-за его спины, поэтому создавалось впечатление, что он касается поверхности сферы. Я видел под его пальцами темное пятно, похожее на ручку, и даже не удивился, когда оно сместилось вниз. Дядя открыл, состоящую из светящихся голубых нитей, дверь. Она вибрировала и мигала в такт собственным подергиваниям. В проеме появились заросли травы. Налитые соком стебли перегораживали проход.
Оливье набрал воздуха и дунул. Трава закачалась и загнулась в стороны, освобождая тропинку, через десяток шагов, упирающуюся в заросшую одуванчиками, поляну. Они уже сменили желтую шапку на белую и готовились к путешествиям. От малейшего дуновения ветра семена разлетались вокруг.
— Кощея мне на праздник урожая! — выругался Оливье. — Этого только не хватало!
— Что-то идет не так? — взволнованно произнес архивариус.
— Это мир фей, грёбаный Фейри Хаус!
— Что в этом ужасного? — не понял архивариус.
— Помощи от них не добьешься, а по-другому нам не выбраться!
— Прошу прощения, мастер Оливье, но я не понимаю, что вы имеете ввиду, потому как не владею полной информацией и опасаюсь сделать неверные выводы.
— Нужно, чтобы нас потянули снаружи. — ответил дядя, задумчиво разглядывая поляну.
Я не понимал, что он рассматривает в траве, пока не заметил движение. Ветер качнул длинные стебли одуванчиков. Одна пушистая белоголовая семянка оторвалась от ложа и теперь парила. Ее хохолок изгибался, словно она отталкивалась от воздуха. Под пушистым лилейным куполом летела крошечная фея. Она отчаянно работала крыльями, стараясь развернуть семянку в нужную сторону.
— Какая махонькая! — воскликнул я.
Оливье вздохнул.
— Угораздило же. — протянул он. — Попасть прямо в ясли.
— Как нас должны тянуть? — уточнил архивариус.
— Кого как. — промычал дядя. — Кого за поводок, кого за бороду!
— Полностью разделяю ваш подход. Ирония помогает нам мягче реагировать на негативные жизненные ситуации. — согласился Мровкуб. — Но один юмор, к сожалению, не позволит нам выбраться.
— Точно. — согласился Оливье. — Давай, заморыш, освобождайся быстрее.
— Отвязываться? — испуганно переспросил я.
— Живо! — повысил голос дядя.
Я начал распутывать узел. Пальцы дрожали, отказываясь повиноваться. Зачем мне отвязываться, неужели нельзя без этого. Я не хочу остаться здесь.
— Да не мандражируй, ты первый вылетишь отсюда!
— Вперед ногами! — подбодрил Евлампий.
Я злобно зыркнул на голема. От него, такое пожелание особенно неприятно услышать. Весь такой серьезный и напряженный. Судя по каменному выражению лица, готовится прочесть некролог.
Справившись с веревкой, я вопросительно посмотрел на дядю. Вместо ответа, он протянул руку.
— Хватай за левую! — скомандовал он, обращаясь к архивариусу. — А ты ногами отталкивайся! — добавил он, повернувшись ко мне.
Я попытался. Получалось не очень.
— Что ты лягаешься! — вскипел Оливье. — Отталкивайся говорю, будто плывешь!
Я старался. Распластавшись между дядей и архивариусом, я дергал ногами, пытаясь никого не задеть.
Мне удалось. Один раз. Второй.
— Давай! — крикнул дядя.
Они резко дернули меня за руки, и я полетел в открытую учителем дверь.
Хотя Оливье орал, чтобы я не шевелился, мое тело самостоятельно, на инстинктах, изогнулось и распластало конечности. Я ударился об дверное полотно и плашмя упал в проем. Не смог пролететь в него и застрял в прозрачной липкой субстанции, загораживающей Фейри Хаус.
— Меня не пускает! — пожаловался я, пытаясь отлепиться от склизкой поверхности.
— Ты муха. — философски заметил Евлампий. — Ты застрял в паутине и чем сильнее будешь дергаться, тем быстрее прибежит паук!
— Какой паук? — завопил я. — Не надо паука!
Я перестал освобождаться и застыл.
— Что делаешь? — взревел дядя.
— Ничего! — ответил я.
— Крысеныш! Ты должен привлечь внимание, попробуй просунуть руку.
— А паук?
— Какой паук? Якорь тебе в заливное! Пихай руку!
— Я не могу.
Меня схватили за лодыжку. Я взвизгнул и лягнулся свободной ногой.
— Юноша, прошу вас поосторожнее, я всего лишь пытаюсь закрепить веревку у вас на щиколотке.
Я перестал болтать ногой. Уж кто-кто, а архивариус страха у меня не вызывал.
— Толкай правую руку. — распорядился Оливье у моего уха и надавил на плечо.
Сначала, сквозь липкую завесу проскользнул палец, а потом и вся ладонь. Только дальше, как мы не упирались, как не толкали, рука не лезла.
— Ладно. Так сойдет. — сдался дядя.
— Что дальше? — спросил я.
— Мы выберемся, если кто-нибудь с другой стороны, потянет тебя за руку.
— Прошу прощения, за свою безмерную любознательность, но как все это выглядит из Фейри Хауса? — вмешался Мровкуб.
Оливье усмехнулся.
— Его рука. — кивнул он в мою сторону. — Торчит посреди поляны, из воздуха.
— Тогда. — заметил архивариус. — У меня есть сомнения, что за нее решится кто-нибудь тянуть.
— Если только укусить. — меланхолично добавил голем.
Я вздрогнул.
— А другого способа нет?
— Можем вытащить туда, другую часть тела. — зловеще проговорил Оливье.
Я замотал головой.
— Тогда помалкивай и шевели пальцами. Маленькие феи умом не блещут, может заинтересуются.
— Совершенно верно. В младенческом возрасте феи обладают легким нравом. Им присуще непомерное любопытство, подвижность и склонность к экспериментам. К тому же, они обладают большим запасом неизрасходованной магической энергии.
— Слышал? — рявкнул дядя. — Шевели лапами!
Я заработал пальцами, сжимая и разжимая их в кулак.
Постепенно, феи выбрались из своих укрытий и приблизились. Их оказалось несколько сотен. Обратив внимания на мою руку, они бросили катание на одуванчиковых семянках и порхали вокруг, пока самая смелая не села на указательный палец. За ней бросились остальные.
— Щекотно. — пожаловался я.
— Лучше терпи. — посоветовал Оливье.
Он не стал добавлять про последствия. Я сам догадался.
Феи, так облепили мою руку, что я не мог ее разглядеть.
— Как заставить их тянуть? — спросил я, стараясь не шевелиться.
— Юноша, в данной ситуации, есть несколько приемлемых вариантов. — встрял архивариус.
Дядя, отчего-то не велел ему заткнуться. Я обернулся. Оливье настороженно смотрел в темноту. Мровкуб тоже замолчал, прислушиваясь.
— У меня неприятное ощущение, словно я съел что-то не то за завтраком. — тихо проговорил он.
Я тоже почувствовал, как сжимается желудок.
Вдалеке раздался странный звук. Вроде, кто-то провел по стеклу, когтями.
Меня передернуло. Горло высохло, а внутри похолодело.
— Вы сказали, что здесь нет магии! — напомнил Евлампий.
— Я сказал, что она здесь не действует. — ответил Оливье.
— Почему же, я чувствую сильное магическое возмущение? — возразил голем.
— Потому, что нас заметили. — севшим голосом сказал дядя.
Мне стало не по себе. Я понял, Оливье боится.
Скрежет приближался. Темнота оставалась непроглядной.
Я обернулся к двери. Спасение совсем рядом.
Феи все еще игрались с моей рукой, но тянуть не собирались.
Лязг когтей резал уши, продолжая нарастать.
— Я не вернусь! — закричал Оливье во тьму.
В ответ раздался смех, похожий на захлебывающийся крик утопающего. Только сомнений, в том, что это именно хохот не возникало.
Со страху, я дернул рукой и сжал ладонь. В кулаке осталось несколько фей. Естественно они испугались, начав, как говорил архивариус, со всей нерастраченной магической энергией пытаться вырваться из ловушки. Активно работая крылышками, феи распространяли оглушающий звон.
Меня, не то что потянуло, потащило, понесло через барьер. В междумирье остались лишь ноги, а все, что выше пояса уже наслаждалось природой Фейри Хауса. Блаженствовать, я конечно не мог. Это уже чересчур. Один вид, моего собственного тела, висящего посреди одуванчиковой поляны в окружении орды бушующих фей, нагонял ужаса больше всех когтей междумирья.
— Старайся. — бормотал голем, таким натужным голосом, будто помогал мне.
За телом появилась правая нога. Чтобы удобнее цепляться, я разжал кулак. Вырвавшиеся феи, мгновенно улетели прочь. Я схватился за траву и потянул. Отталкиваясь освобожденной ногой и размахивая рукой, я пытался вытащить из междумирья оставшуюся часть тела. Липкая завеса недолго сопротивлялась, отпустив меня целиком.
Левая нога выскользнула вдогонку за правой, потащив веревку и рукав зеленого дядиного камзола. Нащупав в нем руку, я дернул со всех сил. Из пустоты появилось плечо, а за ним, принявшаяся орать голова:
— Тащи быстрее!
Я обхватил его руками и поволок. Получалось очень шустро, даже не смотря на мешающих фей. Они кружили вокруг, непрестанно пища. Из-за их тонких голосов, я не разобрал ни единого слова. Хотя, они наверно говорили на своем языке.
Затянув дядю, я схватился за веревку.
— Обрежь ее! — завопил Оливье.
— Не позволю! — вмешался Евлампий.
— На него напали, мы не поможем!
— Попытаемся. — хладнокровно ответил голем.
Я поднажал. Дядя бросился ко мне, на ходу вытягивая саблю. Увидев его с оружием, я решил бросить веревку, но не успел. На меня, из неоткуда, вывалился архивариус.
Мы упали. Старик оказался легким. Почти невесомым. Высвободившись из его балахона, я сел. Оливье стоял над нами с обнаженной саблей и пристально разглядывал Мровкуба.
— Он не поменялся? — сосредоточенно проговорил он.
— Нет. — ответил я.
Архивариус остался прежним. Таким же заросшим и худым.
— Если на него напали, — спросил Евлампий, — почему на нем нет ран, да хоть каких-нибудь повреждений?
Оливье не ответил. Взяв архивариуса за руку, он нащупал пульс и считал, причмокивая губами.
— Что с ним? — спросил голем.
— В отключке.
Я огляделся. Феи кружили вокруг нас, но уже не подлетали близко.
— Кто на него напал? — строго спросил Евлампий. — Кто?
— Решето́ — золото́, нажито́, да пропито́! — брякнул Оливье. — Никто! Мы прошли сквозь то, чего нет. Зачем тебе знать о тех, кто живет в месте, которого не существует?
Голем собирался с мыслями, не сразу сообразив, что ответить.
— Вот ты, например, веришь в междумирье? — спросил дядя.
— Да. — честно ответил я.
— А хочешь узнать кто там живет?
— Нет. — содрогнувшись, проговорил я.
— А он не верит, но узнать хочет. Парадокс!
— Что? — не понял я.
— Про решето повторить? — уточнил Оливье.
Я отрицательно замотал головой.
— Тогда идем.
— А как же архивариус? — спросил я.
— Если хочешь, неси его. — смилостивился дядя и зашагал через поляну.
Я стоял над бесчувственным Мровкубом и нерешительно смотрел вслед Оливье.
— Чего уставился, подымай! — зашипел голем.
Я наклонился, но архивариус застонал и пошевелился. Сев, он оглядываясь, потер глаза.
— Вы вытащили меня! — удивленно проговорил он. — Признаться, я не ожидал, что выберусь. После того, как появились те твари. Я понял, что мастер Оливье взял меня с собой, чтобы принести им в жертву.
— Именно так. — холодно сообщил Евлампий. — Вам повезло.
Архивариус улыбнулся.
— Я знал. — прошептал он. — Верил.
— Во что? — не понял голем.
Мровкуб нерешительно оглядел меня.
— Вы спасли мне жизнь, я могу довериться вам. — вымолвил он. — Я никому не говорил. Боялся.
Короткие фразы в его устах, звучали словно плевки.
— Два года назад, я проснулся среди ночи из-за кошмара…
— Простите, но нам лучше догнать дядю. — тревожно проговорил я, глядя на дальнюю часть поляны.
Оливье пропал из виду.
— Вы можете договорить по дороге. — согласился со мной голем.
Я помог архивариусу подняться.
— Кто на вас напал? — спросил Евлампий.
— Не знаю. — виновато пробормотал Мровкуб. — К моему сожалению, я не разглядел нападавшего, но его приближение вселяло ужас.
— Почему вы назвали их тварями? — не понял я.
— А как еще назвать столь жутких существ? — задумчиво протянул бывший архивариус. — Я так испугался, что незамедлительно бросился вслед за вами, но у меня не получилось, я не мог протиснуть в дверь, даже руки.
— Как же вы выбрались? — удивился голем.
— Мне неловко признаваться, но в моем спасении не только ваша заслуга, юноша. Я вам, конечно же премного благодарен, но ваши усилия пропали бы даром, если бы меня не подтолкнули в спину.
— Как? — поразился я.
— Совершенно не представляю, юноша. Меня, как бы вытолкнули наружу, я правда, думаю, что не потяни вы за веревку, я бы не выбрался. Как собственно, без его помощи не получилось бы у вас…
— Поспешим! — перебил я.
Его странности, меньше беспокоили меня, чем возможность потеряться в незнакомом мире. Мы продвигались через заросли, а Оливье еще не было видно. Чтобы догнать дядю, я ориентировался по примятой траве. Он не мог далеко уйти. По крайней мере, я на это надеялся.
— Вы хотели нам что-то рассказать. — напомнил голем.
— Да? — удивился архивариус и задумался. — Да, конечно. — воскликнул он. — Я расскажу вам свой секрет. Тяжело в одиночестве противостоять давлению тайны.
Стараясь его не слушать, я сосредоточился на следах Оливье. Гораздо сильнее, желая выбраться из мира фей, чем слушать россказни сумасшедшего старика. Уверен, с дядей покинуть Фейри Хаус будет вразы проще.
— Два года назад, я проснулся ночью, мучимый кошмаром. Мне снился сад, заросший одуванчиками. Увядшая, пепельно-серая трава. Опаленные огнем цветы. Изогнутый корень, обвитый плющом.
— Безусловно странный сон. — согласился Евлампий, напряженно оглядываясь по сторонам.
— Сад находился на ступенях гигантской лестницы, спускающейся к морю. Дующий ветер сносил меня вместе с семенами вниз. Я упал на следующую площадку. Похожую на ячейку каменной террасы.
— Бесспорно странно. — проговорил голем.
— Очень. — закивал архивариус. — Я обошел камеру, а потом пол пропал и я вывалился на другую ступень. Точнее в келью над библиотекой архива.
— Вы проснулись? — разочарованно спросил Евлампий.
— Я тоже сначала так подумал. — кивнул Мровкуб. — Сел на своей кровати и вытер выступившую на лбу испарину. Я всегда держу на тумбочке набор платков. — смущенно добавил он. — Но потом, оказалось, что в комнате я не один.
Мы продвигались вглубь поляны, и я разглядел дядину спину. Облегченно вздохнув, я прибавил шагу, но с висящим на мне архивариусом сильно ускориться не получилось.
— Существо сидело в кресле напротив моей кровати. Я долго не понимал на кого оно похоже. Вместо лица серая потрескавшаяся маска. Одето в длинную истертую шубу, такого же пепельного цвета. К моему сожалению, я не разбираюсь в мехе, поэтому не могу предположить из какого животного ее сшили.
— Из волка. — подсказал я, ради шутки.
— Похоже вы правы, юноша. Мех серый и грубый.
— Шуток не понимаешь. — испугавшись, грубо вскрикнул я.
— Немедленно извинись. — взвился голем.
— Это совершенно лишнее. — проговорил архивариус. — Я слишком углубился в детали. Важно другое! Существо направило на меня бугристую руку с длинными черными ногтями и повелительно сказало низким каркающим голосом.
— Что сказало? — уточнил Евлампий.
После волчьей шубы, я тоже внимательно слушал беседу, не забывая следить за перемещениями Оливье.
— Оно сказало. Наступит время, когда ты встанешь на свой путь. Твоя жизнь бессмысленна и пуста, поэтому тебя наполнит сила, в ее абсолютном проявлении. Ты освободишь хранителя силы! Я приду к тебе снова, когда наступит время отправиться в путь.
— И все?
— Нет. Он вскочил и набросился на меня, расцарапав мне грудь своими черными когтями, я проснулся от собственного крика.
— Давайте поторопимся. — предложил я.
Его история жутко напугала меня. Отец, еще совсем маленького, водил меня к шаману. Старик носил волчью шубу, и руки у него были морщинистые с черными загнутыми ногтями. Откуда Мровкуб мог узнать о нем?
— Я никому не рассказывал. — пояснил архивариус.
— Ничего ужасного. — подбодрил его Евлампий. — Нет заклятий проникающих в сны, даже в гильдии иллюзий не способны на такое! А хранители, до сих пор снятся чародеям в кошмарах. Еще бы, этот враг пострашнее поглотителей…
Архивариус расшнуровал балахон и откинул бороду. Его бледную, впалую грудь перечеркивали рваные белесые шрамы.
— Я проснулся весь в крови. — проговорил он. — Ни одна книга, ни один свиток не смогли дать мне ответ. Заклятья и знахари, так и не залечили шрамов.
— Пожалуйста, пойдемте. — потянул я за его руку.
Мне очень хотелось узнать о таинственных хранителях, неожиданно давших фору поглотителям, но я боялся упустить Оливье.
— Никогда о таком не слышал. — неуверенно проговорил голем, разглядывая ужасающие отметины.
Я тащил архивариуса по протоптанной Оливье стезе. Что-то в его истории мне не нравилось. Зачем он рассказал свой кошмар двухлетней давности? Чтобы не говорил Евлампий, а в сны есть путь, и в Тринадцатом Темном Объединенном мире его знают. Надели же на меня голема, одновременно выведя нас на поверхность.
— Во время приведения в исполнение моего приговора. Мы вылезли на гору, а проснулся я в камере…
— Это совершенно другое! — закричал голем. — Ты ничего не понимаешь!
Я попытался договорить, но Евлампий начал лопотать без остановки.
— Господин бывший архивариус магистрата Мровкуб Тридцать Первый. Я сильно извиняюсь за то, что мы постоянно перебиваем и не даем закончить ваш интересный рассказ. — зачастил голем. — Мы не будем прерывать вас, пожалуйста, расскажите историю до конца. Мы почти догнали Оливье, и у нас не много времени, чтобы побеседовать в спокойной обстановке.
Я посмотрел на дядин след. Поляна заканчивалась. За ней начинались непролазные кусты. Дядя уже скрылся в зарослях, и я снова потерял его из виду.
— Я бы не стал рассказывать о сне, только чтобы продемонстрировать старые шрамы. — пояснил архивариус. — Месяц назад все повторилось. Я стоял на берегу моря, у самого начала лестницы. Накатывали темные волны, вгрызаясь в камни у моих ног. Дул бешеный ветер, приносящий соленые брызги. Самое жуткое, что над головой не было неба. Только черная пустота, как в междумирье.
— Что-то мне это напоминает. — тихо проговорил голем.
— Так описывают Отдельный мир, — сказал Мровкуб, — но дело не в этом. Передо мной стояло то самое существо в серой шубе. Надо признаться, я страшно испугался. Мне казалось, что он снова бросится на меня и на этот раз прикончит, но он еле держался на ногах. Истертая маска истончилась и стала почти прозрачной. Сквозь нее просвечивало лицо. Бледное, словно в нем не осталось ни капельки крови.
Мы добрались до зарослей. Теперь, нам не на что ориентироваться, и найти Оливье будет сложнее.
— Он протянул руку и сказал, что я должен отправиться в Изумрудный мир, немедленно. Иначе, он придет снова и тогда, пощады не будет. Он добавил, чтобы я лично передал королю Дарвину о грозящей опасности. Тот, кто доставлял ему огромную радость, станет причиной его неволи.
— Вы так и поступили? — спросил Евлампий.
— Да. — еле слышно проговорил архивариус. — Мне очень стыдно, но я испугался. Я, ни на миг, не сомневался, что он вернется и убьет меня. Воспользовавшись порталом, я отправился на Изумрудный остров и попросил аудиенции короля. Он меня не принял. Я пытался, пока не навлек на себя гнев монарха. Услышав мое предупреждение, король Дарвин приказал бросить меня в тюрьму.
— Грустная история. — посочувствовал голем.
— У нас тоже невеселая. — вставил я. — Мы заблудились, и потеряли Оливье.
Меня словно не слышали.
— Вы считаете, что вас отправили на Изумрудный остров, чтобы вы встретились с нами? — спросил Евлампий.
— После того, как мы попали на одуванчиковую поляну, я уже ни в чем не уверен.
— Все очень странно. — согласился голем.
— А о чем говорил мой спаситель, вспоминая происшествие в Тринадцатом Темном Объединенном мире? — задумчиво произнес архивариус.
— Он путает понятия. — начал оправдываться Евлампий. — Его можно простить, ему совершенно неизвестна магическая теория.
Невдалеке хрустнула ветка. Я обернулся на звук.
— Когда не обладаешь достаточными базовыми знаниями, можешь сделать совершенно неверный вывод.
За хрустом, на грани слышимости, раздался еле различимый шелест. Он переместился и прозвучал из кустов перед нами.
Я смотрел во все глаза, пытаясь что-нибудь приметить.
— Как говорится, именно неверные выводы отличают студиозуса от архимага!
Я не сразу понял, что это шум листьев. Слишком складная и знакомая мелодия получалась. Расшевеливший кусты ветер принес памятный мотив и золотую пыльцу. Огромное облако, облепившее нас.
— Как мы здесь оказались? — удивился архивариус.
Пыльца забивалась под одежду, лезла в рот, нос. Залепляла глаза.
— Берегись! На нас напали! — завопил голем.
Я попытался прикрыться рубахой, но опоздал. Золотая пыль проникла внутрь, разгоняя по телу эйфорию. Я почувствовал, что могу взлететь и кружиться над одуванчиковой поляной, купаясь в лучах нежного солнца.
— О источник магии, как прекрасен этот мир! — бормотал рядом со мной архивариус.
Глаза защипало. Я попробовал их закрыть, и не смог. Попытки протереть пыль рукавом рубахи, тоже не возымели результатов. Начала кружится голова. Ноги перестали слушаться. Меня шатнуло в сторону и я упал, царапаясь об ветки. Я чувствовал каждое прикосновение к коже. Самое приятное касание в моей жизни. Незабываемое, ни на что непохожее. Будто колючие кусты, не рвали мою шкуру, а ласкали ее нежными, маленькими бархатными пальчиками.
Точно не уверен, память покинула меня, но кажется, я катался по земле пока не закончились силы, но даже окончательно вымотавшись, я не затих, а продолжил непроизвольно дергать руками и ногами. В голове билась одна мысль «я хочу умереть, чтобы больше не чувствовать себя, как раньше». Ведь новые ощущения, ни в какое сравнение не шли с прежними. Даже когда меня подняли и понесли, я думал совсем о другом.
Чужое, не подвластное мне тело, долго тащили, потом перевернули кверху ногами и облили водой.
Намокшая одежда, не огорчила меня, скорее развеселила. Я хохотал, хотя смеяться, вися вниз головой, крайне неудобно. Необоснованная радость продолжалась, пока поток не смыл пыльцу. Я мгновенно почувствовал сильную усталость и уныние. Влажная рубаха прилипла к телу. От попавшей воды, в носу першило. Хотелось кашлять, но я сдерживался.
Снова проскользнула мысль о притягательности смерти.
Я встряхнул головой. Веки разлепились, под ними перестало зудеть, и я открыл глаза.
