Глава 19. Возвращение
Джонка именовалась «Изумрудное облако», а ее не особенно дружелюбного хозяина звали Лоу Цзи.
Как понял Ивар из его путаных объяснений, корабль возвращался с верховьев реки в Цзянье. С низовий привез редкие чужеземные товары, а обратно пошел, заполнив трюм шкурами, драгоценными камнями и прочими редкостями, что дают обширные леса и дикие горы.
Лоу Цзи хотел отдать священномудрому старцу и его спутнику единственную каюту, но Нефритовая Жаба сказал, что им довольно будет места в трюме, рядом с матросами. Но против чайника с подогретым вином и ужина возражать не стал.
Разносолов на джонке не водилось, но вино у ее хозяина было неплохим, а вдобавок он развлекал пассажиров беседой, так что тем оставалось лишь слушать да поддакивать.
Узнали, что Сын Неба, да править ему тысячу лет, так и не отправился в поход на южных варваров, да поразит их тысяча болезней. Но те вроде бы сами присмирели, и вообще напасти перестали терзать Поднебесную, да простоит она десять тысяч лет, утихли бесчинствовавшие демоны и духи, улеглась усобица на севере, и даже погода этим летом стоит на диво…
Спать укладывались не только сытыми и немного пьяными, но и с гудящими от изобилия сведений головами.
Проснувшись, Ивар не сразу понял, где находится – душно, вода плещет где-то неподалеку, но ее не видно, рядом деревянная стенка. Потом вспомнил и про «Изумрудное облако», и про то, как оказались на ее борту, и сообразил, что они там, где уснули – в отведенном для людей закутке трюма.
Даоса рядом не было и, конунг, встряхнувшись, полез по лестнице вверх.
Выбравшись на палубу, оказался в перекрестье изумленных взглядов – вчера, в темноте матросы не разглядели, кто попал к ним на борт, и сейчас вытаращились, дивясь росту и ширине плеч варвара, светлым волосам до плеч и глазам, похожим на два куска голубого льда.
Джонка двигалась под всеми парусами, ползли назад берега, на правом виднелся небольшой городок.
– А, встал? – спросил подошедший Нефритовая Жаба. – Сейчас завтракать будем. Почтенный Лоу Цзи утверждает, что, если ничего не случится, в Ваньсяне будем через четыре дня.
Купец немного ошибся, и стены города, ставшего летней резиденцией Сына Неба, они увидели утром пятого дня путешествия. За проведенное на борту «Изумрудного облака» время Ивар отдохнул, отъелся, так что ребра перестали натягивать кожу, и даже начал скучать.
Левая рука по-прежнему слушалась плохо, хотя он пытался ей двигать, даже брал в нее меч и размахивал, морщась от боли, скрежеща зубами от невозможности как следует сократить мускулы.
Нефритовая Жаба пытался помочь, втыкал в плечо и локоть иголки, прижигал какие-то точки на спине конунга. После этого делалось лучше, но затем пострадавшая в схватке с Сян-лю конечность вновь «замерзала», становилась вялой, хотя и не так, как раньше…
По крайней мере, Ивару очень хотелось в это верить.
С того момента, как покинули Ваньсянь, порт его не изменился – те же корабли у причалов, суета на берегу. Ивар попытался разглядеть драккар, но не смог, тот скрывали высокие борта больших джонок.
– Спасибо, что путешествовали с нами, – кланяясь, забормотал Лоу Цзи, когда на борт с грохотом легли сходни. – Да благословят вас все боги долголетия и счастья, а зловредные призраки бегут прочь.
– А ты не забывай пить ту настойку, что дал тебе я, – напомнил Нефритовая Жаба, – и тогда твоя печень будет кротка, словно молодая жена.
– Спасибо, спасибо… – заблеял им в спины купец.
Под ногами заскрипели доски причала, Ивар ощутил запах грязной воды, рыбьих внутренностей. Мимо протопала вереница полуголых грузчиков, сутулых, широкоплечих, и они оказались на берегу.
– Я отправлюсь во дворец Сына Неба, – сказал Нефритовая Жаба. – Мы вернулись, и правителю Чжунго лучше узнать об этом из первых уст… Ты можешь пойти со мной, если хочешь.
– В таком виде? – Ивар оглядел себя: одежда поношенная и грязная, один сапог порвался так, что пришлось завязать веревкой, новыми выглядят только ножны от меча сидхе. – Нет уж, я сначала на корабль, а уж потом, если Сын Неба захочет, я загляну к нему.
– Ладно, давай так. Если что, я знаю, где тебя искать, – и даос, отвесив поклон, скрылся в толпе.
Конунг неспешно пошел вдоль берега, привыкая к толкотне и гаму, к тому, что вокруг много людей. Когда увидел знакомый драккар, стоявший на том же месте, сердце радостно встрепенулось – сам корабль цел, а значит, и с дружинниками, скорее всего, ничего не случилось.
Вступил на причал, солдат-ханьцев на нем не обнаружилось – видимо, пост убрали, когда варвары и их судно перестало быть диковинкой, сделалось настолько же привычным, как городские стены и река.
Сидевший на борту воин обернулся на звук шагов, глаза его расширились.
– Конунг? – голос прозвучал тонко, как визг обрадованного возвращением хозяина щенка, но тут же перешел в торжествующий рев. – Конунг вернулся, клянусь подмышками Фрейи!
Ивар улыбнулся, поднял руку, показывая, что не надо так орать.
Но рядом с первым возникли еще дружинники, загалдели разом, так что слышно было по всему порту.
– Где? Где? – через толпу протолкался Гудрёд. – Точно, не морок! Слава асам! Где остальные?
Судя по лицам, еще не сообразили, что вернулся один, думают, что прочие где-нибудь на корабле, привезшем их сюда, задержались во дворце императора, в Зеленых теремах или еще где.
– Пируют с эйнхериями, – сказал Ивар, ворочая тяжелым, будто свинцовым языком.
Крики смолкли, воины уставились на конунга с недоумением, словно он только что признался в женовидности.
– Что? Все? – спросил Гудрёд, желтые, точно такие же, как у Рёгнвальда глаза стали растерянными. – Но отчего тогда я не почувствовал, когда брат… почему, нет, невозможно…
– Он пал в Нифльхейме, среди льдов и холодного тумана, там, где тяжело выжить не только человеку, но и богу, – Ивар подошел к драккару, перелез через борт. – Возможно, из-за этого твое чутье отказало.
Увидел Ингьяльда, на белом лице которого жили только глаза.
– Я раскидывал руны, – медленно проговорил эриль. – Они показывали странное, я не мог понять… И наставник пал там же?
– Да, в бою.
– А с рукой?.. – острый взгляд Ингьяльда заметил то, на что простые дружинники не обратили внимания.
Радость на лицах сменилась потрясением, вопли – негромкими разговорами.
– Осталась там же, где и Арнвид, и Нерейд, и прочие… а вместо нее приделали это, – сказал Ивар. – Ладно, потом посмотришь, что с ней… – он повысил голос. – Смерть ждет каждого, так что нечего печалиться! Вытаскивайте пиво, помянем тех, кто погиб во время нашего похода! Или вы все вылакали?
– Немного есть, – сообщил Гудрёд. – Кроме того, мы купили местного… и вина тоже.
Вытащили два бочонка, что остались из захваченных еще с родины запасов, запахло хмелем, и запах этот взбодрил Ивара сильнее, чем все снадобья Нефритовой Жабы. Взяв кружку, на боках которой повисли разводы пены, похожей на седые усы, он поднял ее повыше и возгласил:
– Пусть вечно радует слух павших звон оружия и смех соратников!
– Пусть радует! – громыхнули дружинники так, что с городской стены с карканьем сорвалась ворона, джонка, стоявшая у соседнего причала, слегка качнулась, а по палубе ее забегали ханьцы.
Домашнего пива хватило на первый тост, затем выкатили бочонки с местным, пресноватым и слабым, извлекли большие кувшины с вином и брагой, которую обитатели Чжунго гнали из всяческих плодов. Помянули Арнвида, пожелав ему не особенно разборчивых валькирий и мягкой печени Сехримнира, вспомнили Нерейда и выпили за то, чтобы он не разозлил Отца Ратей своими шуточками…
А то окажется под землей в компании с ядовитой змеюкой.
Дружинники захмелели, на лицах тоска по умершим сменилась пьяной удалью, глаза заблестели. Разговоры пошли бессвязные, как обычно во время попойки, каждый принялся говорить свое, и все громче, чтобы переорать остальных, над драккарам поднялся гвалт.
Ивар сидел на одной из носовых скамей, вино и пиво брали плохо, хотя пил много. Чувствовал не радость победителя, единственного выжившего в небывалом походе, а смутную тоску.
Понимал, что теперь все будет не так, как раньше…
– Давай, расскажи, что у вас тут происходило, – попросил он Гудрёда.
– Да ничего особенного, – тот махнул рукой. – Скучали, дни считали… подрались пару раз.
– Лучше ты, конунг, поведай, где был, и что видел! – влез один из молодых дружинников, могучий, почти как Кари, со светлыми волосами и темными, как терн глазами.
– Я не скальд, меч мой быстрее языка, но я попробую…
Он заговорил, с трудом подбирая слова, пытаясь ничего не упустить, вспомнить интересное, что было в пути. Самые буйные гуляки примолкли, на тех, кто не понял сразу, шикнули, а наиболее упившегося, что продолжал орать похабную песню, тюкнули по башке и уложили под лавку.
Ивар поведал про храм Рассветных Лотосов, горы и жилища отшельников, загаженный Куньлунь, путь через Преисподнюю, схватки с Гун-гуном и его сыновьями, смертоносный Нифльхейм…
– Небывалое дело, небывалое… – прошептал Ингьяльд, стоило конунгу замолчать.
– И за это надо выпить, – сделал вывод один из воинов. – Причем немедленно, и много!
– Само собой, – сказал Ивар. – Наливай!
И он протянул кружку – хотелось надраться до поросячьего писка, утопить горе в хмельном угаре, залить ту пустоту, что осталась в сердце после потери друзей, забыть и не помнить…
Отведал ханьской браги, которой было далеко до той, что гнали русичи, затем перешел на вино – вишневое, сливовое, дынное, еще какое-то, приторное, но зато крепкое, забористое. Потом они вроде бы пели, кто-то дрался, с берега глазели собравшиеся зеваки, но близко не подходили, их рожи сливались для конунга в одно, белое, круглое, с глазами-щелочками.
Посланцы от Сына Неба явились ближе к полудню, когда Ивар слегка отошел, но все еще маялся похмельем.
Причал загромыхал под тяжелыми шагами, и рядом с бортом объявились двое могучих по ханьской мерке стражников. Между ними протиснулся крохотный чиновник в фиолетовом халате с широкими рукавами и в семиугольной шапке из тонкого шелка.
– Здесь ли пребывает дафу И Вар, прозванный Ловкачом? – спросил он.
– Тут-тут, – недружелюбно отозвался конунг, башка у которого гудела, а в брюхе бурлило. – Чего тебе?
– Во имя всех богов и духов в подчинении Шан-ди, Тай-цзун, Сын Неба, владыка мира, повелевает… – затянул чиновник.
– Ладно, хватит! – прервал его Ивар. – Сын Неба хочет меня видеть, я понял…
Из сундука вытащил одежду понаряднее, натянул новые сапоги, взял с собой Ингьяльда на тот случай, если понадобится дельный совет, и пару воинов помощнее – для солидности.
Дворец Сына Неба встретил варваров так же, как и в прошлый раз – выставленной напоказ мощью, за которой пряталась немыслимая роскошь. Воздух садов был сладок, цвели цветы, нежно шелестела на ветру листва, и удивленно поглядывали на угрюмых викингов ручные звери.
Гости поднялись по лестнице с красными ступенями, и зашагали через пышно украшенные залы. Ноздри Ивара защекотал аромат благовоний, открылись широкие двери, стал виден трон с золотыми тиграми у подножия, оскалились изображенные на потолке драконы.
Император был облачен в алый, как свежая кровь, халат, разряженные придворные толпились у стен.
– Позволяем приблизиться, благородные варвары, – сказал Сын Неба, когда приведший гостей чиновник поприветствовал его, как положено. – Все равно я не дождусь от вас настоящего поклона.
Пока шагали к трону, Ивар поймал из толпы полный ненависти взгляд, и не удивился, что принадлежал тот Янь Си, чиновнику с жемчужиной на высокой шапке, которого они унизили в прошлый раз. Даже улыбнулся ему, показал зубы, как это делают собаки и волки, демонстрируя готовность к схватке.
Нефритовая Жаба вместе с еще двумя даосами располагался сбоку от трона, вид у него был мрачный и усталый.
– Достаточно, стойте здесь, – велел Сын Неба. – Почтенный мудрец поведал нам о делах дивных и страшных, так что мы велели записать его слова о Куньлуне и Преисподней. Но мы хотим также, чтобы ты, дафу И Вар, рассказал о том, что происходило с тобой и твоими соратниками.
– Я не мастер говорить, – Ивар облизал пересохшие губы, – но попробую…
Куда с большим удовольствием лежал бы сейчас в теньке, а не стоял перед напыщенным юнцом на троне, пил бы пиво, а не пытался вспомнить, о чем рассказывал вчера.
Но Сын Неба, похоже, от варвара особенно много и не ждал.
– Довольно, – нетерпеливо прервал он, едва конунг добрался до встречи с фэнхуаном. – Мы верим всему, что тут сказано… Наши мудрецы в один голос утверждают, что равновесие в Поднебесной восстановилось, и что напасти, терзавшие нас последние годы, пойдут на спад.
Даосы дружно закивали, по рядам чиновников пронесся одобрительный гул.
– И никто не может сказать, что Сын Неба неблагодарен! – правитель Чжунго гордо выпрямился. – Мы знаем, что титулы и звания Поднебесной мало ценятся среди дальних варваров, не знакомых с истинными ценностями, и посему награждаем вас не так, как наградили бы наших подданных…
Он повел рукой, в толпе чиновников началось шевеление.
Из нее выступили двое в зеленых халатах, семеня, подобрались к трону, и поставили на пол две большие шкатулки из дерева, украшенные резьбой и золочением. Скрипнула, поднявшись, крышка одной из них, обнажилось чрево, набитое золотыми монетами.
Один из молодых дружинников нервно сглотнул, конунг остался невозмутимым.
Ему очень не нравилась физиономия Нефритовой Жабы, выражавшая что угодно, но не радость.
– Во второй – серебро и драгоценный жемчуг, – сказал император.
– Благодарим могучего и щедрого правителя, – Ивар наклонил голову, – награда тешит наши варварские сердца… но их тревожит то, что мы давно не были дома, и мы хотели бы получить позволение вернуться на родину.
– Не думаю, что вам стоит спешить, – правитель Чжунго улыбнулся, но тепла в его улыбке оказалось меньше, чем вшей на лысой голове. – Сейчас самый жаркий месяц, он неудобен для странствий… подождите осени… мы продолжим оказывать вам свое гостеприимство столько, сколько потребуется.
Ивар не стал возражать, чутье подсказало, что толку все равно не будет, лишь вызовешь гнев правителя, а это очень неразумно, учитывая, что они находятся в полной его власти.
– Мы дозволяем вам удалиться, – император кивнул. – Но думаем, что еще призовем для беседы…
В шкатулки как следует удалось заглянуть только на драккаре, когда сопровождавший варваров чиновник после многочисленных заверений, что им ничего не надо, наконец удалился.
– Неплохо, – сказал Ингьяльд, когда они оценили вес золота, серебра, и перебрали жемчужины. – Не в каждом походе возьмешь такую добычу, так что Один милостив к нам…
– И не в каждом походе потеряешь столько людей, – буркнул Ивар, – и милость Владыки Павших – опасная штука. Да и рожа местного конунга мне не очень понравилась, наверняка затевает какую-то пакость.
Большую часть золота и серебра рассовали по сундукам, меньшую решили потратить немедленно, отправившись на берег. Обратно вернулись сытые, пьяные, да еще и нагруженные ханьскими диковинками – шелком, чаем, тигриными шкурами и искусно украшенным оружием.
Не привезешь домой – никто не поверит, что был на другом краю Мидгарда.
Стемнело, как обычно в этих местах, стремительно, будто солнце проглотил следующий за ним по пятам волк. По городским стенам поползли огненные пятнышки, отмечавшие передвижение патрулей, от ворот долетел тягучий звон, возвещавший, что их сейчас закроют.
Ивар распорядился насчет ночной стражи, и собрался уже лечь спать, как с причала донеслись легкие шаги.
– Стой! Кто там? – воскликнул оставшийся на вахте молодой воин.
– К конунгу, – произнес тихий голос, при звуках которого Ивару расхотелось спать.
– Пусти его, – велел он.
Нефритовая Жаба перескочил через борт, тряхнув копной волос, звякнули колокольчики на посохе. Через мгновение он очутился рядом с конунгом, тот ощутил резкий запах трав и пряностей.
– Что случилось? – спросил Ивар. – Не верю, что ты пришел просто так.
– Вам нужно бежать, – сказал даос без обиняков.
– Без дозволения императора?
Рядом с конунгом появился Ингьяльд, неслышно подошел Гудрёд.
– Он его не даст, – Нефритовая Жаба покачал головой. – А через несколько дней пригласит тебя вместе с лучшими воинами во дворец, где вы все будете убиты, а остальных прикончат на корабле.
– Замучаются убивать, – с глухой угрозой сказал Гудрёд.
– Вас мало, а недалеко от Ваньсяня стоит большое войско, так что задавят числом.
Ивар задумчиво почесал подбородок:
– Но за что?
– Повод всегда можно выдумать, – Нефритовая Жаба улыбнулся, но улыбка вышла вовсе не веселой. – Любое нарушение придворного этикета может рассматриваться как оскорбление Сына Неба, а любое его оскорбление карается смертной казнью. Что же до истинной причины – владыка Чжунго не в состоянии допустить, чтобы его государство спасли какие-то варвары, ведь он и только он отвечает за благополучие Поднебесной.
– Я понимаю, – сказал Ивар. – Убить, не наградив за подвиг, было бы подло, а теперь можно.
– Именно так, клянусь Тройным Обогревателем.
– Ну что же, спасибо, что предупредил, – конунг хлопнул даоса по плечу, едва не отбил руку о выпирающие кости. – Ты был хорошим спутником и добрым соратником, и я надеюсь, что мы еще увидимся!
– Все может быть, – Нефритовая Жаба поклонился. – До встречи, доблестные варвары.
Он шагнул к борту, перебрался через него, и беззвучно исчез в темноте.
– Всех будить, – сказал Ивар тихо, – отдать швартовы, и будем понемногу отходить.
Гудрёд двинулся по драккару, тычками поднимая тех, кто успел задремать, послышались зевки и недовольное ворчание. Двое дружинников соскочили на причал, принялись сматывать толстые канаты, корабль закачался, в стороны от него пошли мелкие волны.
Выйти из порта несложно, но сделать это бесшумно, чтобы никто не заметил – столь тихой ночью почти невозможно.
– Готово? – спросил Ивар, когда Гудрёд занял место на корме, у руля. – Давай!
Весла обмакнули в реку так нежно, что не плеснули, драккар двинулся с места. Причал поплыл во тьму, берег принялся удаляться, свежий ветер пошевелил волосы на затылке конунга.
Они выбрались на середину Янцзы, развернулись, и некоторое время не гребли вообще, давая течению нести себя. И только когда город удалился, весла вонзились в речную плоть, начали толкать корабль вперед.
Идти во тьме, да еще по незнакомым местам опасно, но другого выхода не осталось. Единственный шанс выжить – как можно быстрее убраться из тех мест, где их могут достать руки Сына Неба.
А они у него длинные.
– Сможешь вызвать ветер? – спросил Ивар у Ингьяльда.
– Я… попробую, – отозвался эриль без особой уверенности.
С первой попытки ничего не вышло – порыв ударил в борт, качнул корабль, заставил зашуметь деревья на берегу. Зато вторая оказалась удачнее – ветер с запада поднялся ровный, сильный, как раз какой надо.
Подняли парус с Кровавым Глазом, что в темноте казался черным, и драккар пошел быстрее.
– Давай-давай! – подбадривал дружинников конунг, до рези в глазах вглядываясь в речную гладь.
Гребли мощно, в охотку, давно этого не делали, за проведенное в порту время застоялись, и сейчас выплескивали накопившуюся силу. Весла гнулись в могучих руках, бурлила вода под килем, покачивалась драконья голова на штевне, и миля за милей оставалась позади.
К моменту, как начало светлеть, Ивар был почти уверен, что они ушли.
Сын Неба, понятное дело, разгневается, пошлет гонцов, но конь не сильно быстрее корабля, и пока те доберутся до Цзянье, викинги успеют выбраться в море, а там им сам тролль не брат.
– Половине отдыхать! – велел конунг. – Гудрёд, ты тоже, я сам встану к рулю…
Изнурять людей раньше времени смысла нет, кто знает, что ждет впереди?
Ивар перебрался на корму, уселся на место рулевого, взялся за отполированную прикосновениями рукоять. Управлять драккаром мог не хуже любого кормчего Северных Земель, хотя не особенно любил это дело, да и место конунга чаще всего на носу, впереди воинов.
Ночь уступила место дню, из мрака выплыли берега, один обрывистый, крутой, а другой пологий. Затем река свернула, разлилась широко, и вдалеке, на серебристой глади, Ивар заметил линию темных пятнышек.
Прислонил ко лбу ладонь, чтобы не мешало низко висевшее солнце, вгляделся…
Поперек течения, преграждая путь, стояли большие военные джонки, и ветер трепал закрепленные на их мачтах флаги.
– Раны Одина! – выругался Ивар. – Подъем! К бою!
Как Сын Неба успел так быстро послать весть, оставалось только гадать – то ли обученной птицей, то ли с помощью чародейства. Но конунг не сомневался, что ханьские корабли ждут именно их – наглых варваров, осмелившихся покинуть Ваньсянь без соизволения императора.
– К бою!! – повторил он, спавшие дружинники принялись вскакивать с лавок.
Те, что бодрствовали, полезли за снаряжением, забренчали кольчуги, утренний свет заиграл на металле шлемов и копий. Ивар оставил руль Гудрёду, сам зашагал на нос, туда, где зевал взлохмаченный со сна Ингьяльд.
– Может быть, остановимся? Повернем? – предложил один из воинов.
– И что тогда? – вопросом ответил конунг. – Вернуться к Сыну Неба на верную смерть? Или вылезти на берег, и отправиться домой пешком, через незнакомые земли, горы и пустыни? Нет, мы не посрамим славы предков, погибнем тут, в славном бою, и Хникар примет нас с радостью!
Джонки приближались, разглядели, что на их палубах много народу.
На душе Ивара было легко и спокойно – он сделал все, что по силам человеку, и даже немного больше, избавил родину от напасти; падет так, как подобает мужчине, и место для схватки выбрал сам, не позволив это сделать гордому правителю Чжунго; скоро встретит друзей, сядет с ними за пиршественный стол в Вальхалле; а что до жены и детей – грустно, что не увидит их больше, но так судили норны…
– Ну… хм… если вступим в бой, то погибнем, – сказал Ингьяльд. – Но вообще можно попытаться… отсюда перенестись в Йотунхейм, для этого не обязательно возвращаться на то место, где мы оттуда явились.
– Что же ты молчал?! – удивленно воскликнул Ивар.
– А ты не спрашивал.
– Так делай! Переноси нас, во имя всех асов! – конунг повернулся к дружинникам. – Парус спустить, на весла, и табанить изо всех сил!
Хлопнуло спущенное полотнище, река закипела под деревянными лопастями, и драккар начал притормаживать. Ивара мотнуло вперед, он ухватился за штевень, Ингьяльд, взявший в руку нож с острым и узким лезвием, едва не улетел за борт, неразборчиво выругался.
Принялся торопливо рисовать в воздухе священные знаки, раздался гнусный скрип, будто водил лезвием по железу. Несколько рун вспыхнули, напоминая крохотные горящие деревца, другие остались висеть черными силуэтами, подобно надрубам на прозрачной плоти воздуха.
На джонках заметили, что корабль варваров остановился, с их стороны донеслись возбужденные крики. Поползли вниз паруса из циновок, перекосились, чтобы поймать встречный ветер, и ханьские суда двинулись против течения, расходясь в разные стороны, пересекая курс друг другу.
Два едва не столкнулись, крики стали громче, и Ивар презрительно усмехнулся.
Эриль начертил особенно сложную руну, составленную чуть ли не из десятка обычных, выкрикнул что-то, и драккар тряхнуло так, словно йотун пнул его в днище. Заскрипели доски, один из дружинников вскрикнул, и мир вокруг начал выцветать, терять краски и движение жизни.
Ивар еще успел подумать, что что-то идет не так, как в предыдущие разы, а в лицо ударил ледяной, свирепый ветер, так похожий на тот, что веет над скованными стужей просторами Нифльхейма.
Дыхание замерзло в глотке, затвердели выступившие на лбу капли пота.
С ближайшей джонки пустили стрелы, но они не долетели до драккара, шлепнулись в воду. Ветер усилился, за бортами возник туман, затянул все вокруг, и Ивару показалось, что они падают, стремительно несутся в бездну, способную поглотить Янцзы целиком.
Попытался шевельнуться и не смог, словно хворь, поразившая левую руку, охватила все тело. Почувствовал себя угодившей в смолу пчелой, обреченной на вечное заключение в янтарной гробнице.
Туман пронизали тысячи искр, белых, желтых и синих, устремились в разных направлениях. От их сверкания заболели глаза, примерещились надвигающиеся со всех сторон громадные черные фигуры. Ветер стал еще сильнее, Ингьяльд, невероятным образом преодолевая его напор, продолжал рисовать, и руны у него получались огромными, цветастыми…
Тишина ударила по ушам с такой силой, что Ивар покачнулся.
Внизу плеснуло, пропихнул воздух в окостеневшее горло, и почувствовал, что тот не совсем такой, как в Мидгарде, обладает тонким, едва уловимым вкусом вроде того, что бывает у старого меда или вина.
– Ух ты! Где это мы? – воскликнул один из молодых воинов.
Драккар, покачиваясь, плыл по реке, берега ее были неестественно ровными, а вода – сине-фиолетовой. Справа виднелся холм, на вершине которого поднимался мощный забор, над ним торчали золоченые крыши, влево уходила равнина, усеянная валунами и глыбами льда.
Напоминала Нифльхейм, но выглядела куда приятнее.
Намного интереснее было смотреть вверх – по блеклому небу бежало бледное солнце, а за ним катился клубок черного меха, отдаленно напоминавший хищного зверя; в вышине темнели огромные узловатые ветви, и зеленела чудовищная крона Лерада, Мирового Ясеня.
Многоцветным росчерком казалась необычайно широкая, яркая радуга.
– Вряд ли в Йотунхейме, – сказал Ивар. – Ингьяльд, ты чего молчишь?
– Я… это, ну… – бледный эриль оглядывался, глаза были вытаращены, в них читалась растерянность.
За время этого разговора солнце провалилось за горизонт, на миг в небе появился огромный конь, с серой гривы которого падали капли воды. На востоке выскочила луна, огромная, точно панцирь исполинской черепахи, за ней поплыло черное облачко, очертаниями похожее на волка.
Ночное светило, как и дневное, двигалось с неимоверной скоростью.
Не успели на него наглядеться, как склонилось к закату, проскакал похожий на первого конь, но с розовыми боками, и вновь явилось солнце, а за ним – клубок черного меха.
Драккар же, несмотря на то, что в борта били волны, не двигался, стоял на месте, словно его держали подводные твари.
– Эй, Ингьяльд, очнись! – Ивар потряс эриля за плечо. – Где мы? Что это такое?
– Ты еще не узнал? – голос ученика Арнвида дрожал, как овечий хвост. – Ивинг – река, где проходит рубеж меж богами и турсами; воды ее не застынут вовек, льдом не оденутся…
– Хримфакси конь сумрак несет над богами благими; пену с удил роняет на долы росой на рассвете, – подхватил конунг, глядя в небеса, где вновь появился конь с серой гривой и темной шкурой.
«Речи Вафтруднира» слышал множество раз, знал чуть ли не наизусть.
– Да, это он, – сказал Ингьяльд, – а мы на реке Ивинг, между владениями асов и хримтурсенов…
Ивар перевел взгляд туда, где золотились над забором крыши домов, только сейчас оценил, насколько они высоки и изящны, из каких громадных глыб камня сложена ограда.
– Это… Асгард? – спросил он.
Эриль кивнул.
Короткая ночь вновь уступила место дню, и со стороны блистающих крыш донеслось женское пение. Взметнулись в небо белые, тонконогие кони, закачались в седлах изящные всадницы, чьи волосы отливали золотом. Поднялись в зенит, туда, где солнце пыталось удрать от волка, сверкнули искорками, и сгинули, пропали из виду.
– Валькирии… – прошептал Ивар, сжимая кулаки. – А там Вальхалла… может быть, сойти на берег?
До выстроенного хримтурсеном-каменщиком забора, если верить глазам, недалеко, а за ним палаты, где пируют друзья, павшие недавно или много лет назад, во время походов в дальние земли и в схватках у родных берегов.
Конунг Хаук Лед, убитый в Миклагарде…
Вемунд Боров, погибший в знойной пустыне серков…
Торир Топор в Глазу, чья могила в Бретланде…
Эйрик Две Марки, не вернувшийся из Гардарики…
И те, кого похоронили в этом походе…
Может быть, повести драккар к берегу, подняться по склону холма? Но как встретят соратники конунга, не убитого в славном бою, а попавшего в чертоги Одина с помощью искусства эриля? Не сочтут ли трусом, бежавшим от невзгод и испытаний, что ждут всякого живущего?
– Время тут идет иначе, и все другое, не такое, как у нас, – сказал Ингьяльд, и Ивар встряхнулся, отогнал наваждение.
Он не один, за ним дружинники – сплошь молодые парни, и стыдно будет оставить их без вожака. Да и всякая попытка увильнуть от выпавшего при рождении жребия столь же глупа, сколь мечтания лягушки, захотевшей встать вровень с быком.
Что тебе суждено, то и будет, хоть из штанов выпрыгни.
– Что иначе, я заметил, – сказал Ивар. – Мы сможем сами, без помощи богов выбраться отсюда?
– Я попробую, – пообещал эриль.
– Пробуй, – конунг повернулся к дружинникам, пробежал взглядом по ошарашенным лицам. – А вы чего рты распахнули, глаза выпучили? Где бы мы ни были, на небесах или в пасти Хель, есть надо! А ну развязывай мешки, открывай кувшины – пора завтракать.
Воины заулыбались, задвигались, начали доставать припасы, заработали крепкие челюсти, над кораблем потек запах вина, жареного мяса. Кто-то вышвырнул кость за борт, та с бульканьем канула в сине-фиолетовую воду, и река Ивинг поглотила ее так же равнодушно, как обычный водный поток.
Ивар сам пригубил из кувшина, принялся за холодную курицу, время от времени поглядывая в сторону Ингьяльда.
Тот поначалу стоял, обхватив голову руками, словно боялся, что та соскочит с плеч и убежит, затем присел на лавку и принялся ожесточенно чиркать ножом по борту, рисуя и стирая руны. Бормотал что-то, ярился, закусывал нижнюю губу, выпучивал глаза и драл волосы из шевелюры.
День еще несколько раз сменился ночью, лишь после этого эриль вскочил и завопил:
– Есть! Готово!
– Если ты голоден, то оно действительно готово, – рассудительно заметил Гудрёд. – Если же ты решился пустить в ход руны, то незачем так орать… Еще асы услышат, захотят проверить, что за чужаки тут шумят, а мне не хотелось бы, чтобы Мьелльнир шарахнул по нашему кораблю.
За все время, что провели тут, драккар не сдвинулся ни на локоть.
– Не услышат! – воскликнул Ингьяльд, едва не пританцовывая на месте. – Я знаю, как уйти отсюда.
Ивар кивнул:
– Так выводи, чего ждать? В гостях, пусть даже у асов, хорошо, а дома лучше.
Эриль принялся за руны, причем спешил так, словно его кололи в пятки раскаленным шилом. Украсил длинной надписью штевень, после чего тот засветился подобно огромной гнилушке, нарисовал что-то на обоих бортах, и вприпрыжку убежал к мачте.
– Тебе не кажется, что он… немного того? – спросил Гудрёд вполголоса.
– А все мы такие, – отозвался Ивар. – Нормальные дома сидят, коз пасут.
Ингьяльд нарисовал последний знак, для чего ему пришлось встать на цыпочки, да еще и вытянуть длинную руку. Затем выкрикнул одно-единственное слово и вонзил нож в мачту, раз, другой, и по драккару прошла судорога, заставившая лязгнуть все до единого гвозди в обшивке.
– Эй, осторожнее… – начал конунг, но голос застрял у него в горле.
Небо, Асгард и река Ивинг, все вокруг исчезло, они вновь неслись через туманную бездну, и на этот раз безо всякого ветра. Зато поднялась метель, и огромные снежинки, похожие на колеса, с легкостью пролетали сквозь доски и тела людей, вызывая щекотку во внутренностях.
Ивар попытался схватить одну, но ничего не поучилось – цапнул пустоту.
В какой-то момент белая круговерть вокруг стала такой густой, что он потерялся, перед глазами все закружилось. Услышал монотонный гул, и не сразу понял, что это всего лишь волны, бьющие о борт корабля, лица коснулся соленый, напоенный влагой ветер.
За бортом лежало море, тянулось до самого горизонта, играло бликами в свете низкого солнца.
– Похоже, это Мидгард, – сказал Ивар. – Ингьяльд, где мы находимся?
– А? Что? – эриль повернулся, лицо его было белым, без кровинки, глаза смотрели куда-то сквозь конунга. – Точно сказать не могу, но знаю, что до Трандарнеса и острова Хинн сутки пути на юг.
И Ингьяльд медленно, словно подрубленное дерево, упал в проход меж скамьями.
Бухта, где располагался Трандарнес, ничуть не изменилась, а вот городок вроде бы стал больше. Дома укрупнились, корабельные сараи будто размножились, жилище херсира исчезло бесследно, а вот капище осталось на месте.
– Неплохо они тут отстроились, – сказал Ивар удивленно. – И это за несколько месяцев.
Заходить в городок на острове Хинн сначала не хотели, все же прорывались отсюда с боем, кое-кого из местных отправили в Хель. Но затем в днище открылась течь – сказались прыжки между мирами, и пришлось выбирать – рисковать схваткой либо тем, что корабль пойдет ко дну.
А до Вагара, что на острове Энгуль, еще идти и идти.
Ивар выбрал первое, и сейчас они заходили в гавань, где было тесно от множества небольших рыбацких судов, и стелился над грязной водой мощный «аромат» китового жира.
– Да, неплохо… – протянул Ингьяльд, кутавшийся в теплую накидку.
После ритуала он пришел в себя почти сразу, но выглядел неважно, и сутки, что они провели в пути, эриля знобило. Когда попытался поесть, вывернуло за борт, и спать тоже не смог, едва закрывал глаза, начинала бить дрожь.
– Весь вопрос в том, будет новый херсир благодарен нам за то, что мы убили его предшественника или решит отомстить, – сказал Ивар, тиская рукоять меча и вглядываясь в берег.
Там начали оглядываться на драккар, кое-кто бросил дела, уставился во все глаза.
Они подошли туда, где берег был свободен, и конунг первым спрыгнул за борт, погрузился по колено. За ним посыпались воины, схватили корабль и мощным рывком вытянули его на сушу.
– Гудрёд, занимайтесь днищем, – велел Ивар. – А мы до таверны – узнаем новости.
Нет смысла сидеть на берегу, надеясь, что местные не опознают корабль, заходивший в гавань несколько месяцев назад, и ушедший с боем, после которого в Трандарнесе прибавилось вдов и сирот.
Таверна осталась такой же, как и была, а вот хозяин внутри обнаружился другой – длинный, как жердь, с копной светлых волос.
– Кого еще тролли притащили? – буркнул он, когда открылась дверь. – О, чужаки! Откуда будете?
– Из дальних мест, – ответил Ивар.
Пока шли по городку, успел заметить, как много всего изменилось, и никто из встречных не посмотрел на них с Гудрёдом враждебно, хотя знаменитого конунга должны были запомнить.
Словно они попали в Трандарнес, забывший то нападение.
– А пиво в тех местах пьют? – хозяин улыбнулся.
– Еще как, – сказал Ингьяльд. – Наливай! И расскажи, что творится в Северных Землях, какие новости…
– А, так вы из Исландии? – улыбка хозяина стала понимающей. – Правда, что там жир стекает с каждой травинки, как врал тот краснобай, что разъезжал вдоль берега прошлым летом?
– Э… прошлым летом? – Ивар понял, что у него отвисла челюсть, и поспешно подобрал ее.
– Значит, врал, – и хозяин поставил перед ними две кружки, увенчанные шапками белой пены. – А новости у нас такие – Харальд Косматый пошел на Рогаланд, дал три битвы, все выиграл, и тамошние конунги ему покорились, еще в Северном Мёре видели…
– Погоди-погоди! – остановил его Ивар. – Харальд Косматый?
– Ну да. Конунг Вестфольда, сын Хальвдана Черного.
– Хальвдан – это отпрыск Гудрёда Великолепного? – уточнил Ингьяльд, и голос его дрогнул.
– Он самый, – кивнул хозяин.
– Но он же совсем мал! – воскликнул Ивар. – Пять или шесть лет, как я помню!
– Пять или шесть лет как курган над ним насыпали, ты хочешь сказать? – хозяин хохотнул, показывая, что оценил шутку. – Садитесь вон туда, в угол, а то сейчас парни Утиного Иллуги придут, тут тесно будет…
Ивар побрел, куда указали, едва не забыв ухватить кружку, ощущение было такое, будто сильно получил по башке – внутри черепа звенело, мысли попрятались по углам, осталось лишь ошеломление.
– А в Трандхейме-то чего? – спросил Ингьяльд.
– Все тихо, многие оттуда в Исландию собрались… Пока Косматый до тех мест не добрался.
Ивар сел, эриль оказался рядом, горячо зашептал в ухо:
– Там, где течет река Ивинг, время идет иначе, там минуло несколько дней… тут же, тут… – он сбился.
– Сколько? – Ивар повернулся. – Тридцать лет? Сорок? Рагнхильд наверняка умерла, старший сын, если не погиб, должен быть старше меня, да и остальные тоже, кроме младшего…
Мысль была слишком чудовищной, чтобы вот так уместить ее в голове.
– Сколько точно – мы скоро узнаем, – сказал Ингьяльд. – Пойдем на юг, там выясним, что с нашими родичами. Но теперь понятно, отчего тут все так изменилось, и почему никто не собирается нам мстить – столько времени прошло.
Дверь открылась, ввалилось с полдюжины обветренных, гогочущих рыбаков, по чужакам скользнули настороженными взглядами.
Ивар отхлебнул пива, попытался собраться с мыслями, как-то свыкнуться с тем, что мир, который он знал, сгинул, на смену ему пришел другой, где правят иные конунги, обитатели Северных Земель переселяются в какую-то Исландию, жена наверняка умерла, а сыновья сами стали отцами…
По первой кружке выпили в молчании, затем взяли по второй.
– Ладно, – сказал Ивар, когда дело дошло до третьей. – Даже если сгинула родня, все, кого знаем, погибли, и меня считают умершим, и сама память стерлась… у нас остается родина, а ей всегда пригодятся храбрые сердца и руки, что не дрожат, сжимая меч…
Они заплатили за пиво, и пошли обратно к гавани, туда, где лежал вытащенный на берег драккар, раздавал указания Гудрёд, и суетились вооруженные молотками и топорами дружинники.
