Глава 18. Обратный путь
Ивар с ужасом увидел, что иней начал покрывать и Кари, темные волосы его словно поседели, белые «потеки» возникли на могучих руках берсерка, на спине и сапогах. Потоки крови, хлеставшей из ран Гун-гуна, застыли, древний бог перестал шевелиться, лишь с усилием ворочал головой.
– Слезай, замерзнешь! – крикнул Ивар.
– Если слезу, то он вырвется… – через сжатые зубы ответил Кари, – я буду держать… прощайте…
– Настоящий герой, – с благоговением прошептал Нефритовая Жаба, – мы построим тебе храм.
– Что толку с того храма! Он умрет! – крикнул Ивар.
– Зато спасет весь мир, – сказал подошедший Шао Ху. – Многие умирают просто так, глупо или даже мерзко, но подобной гибелью могут похвастаться немногие. Я верю, он возродится вновь либо в Куньлуне, либо в облике могучего полубога, небесного воителя.
«Смертью делается смерть» – прозвучали в голове Ивара слова Хормвитнира.
Инея на спине и боках Гун-гуна становилось все больше, он начал превращаться в лед. На Кари поначалу не хотел ложиться, тот оставался чистым, но затем полупрозрачная корка накрыла и его, посеребрила волосы, сковала тело доспехом, который не снять, не сбросить, не разобрать на части.
Берсерк дернулся, но не для того, чтобы освободиться, а еще крепче стиснул противника.
– Да, да… – прохрипел с земли Арнвид, выплевывая багровые комки. – Замерз, заснул! Только засыпьте его! Снега и льда побольше… Иначе вырвется, давайте, не стойте! Или задремали?
В голосе эриля звенела ярость, хотя сам еле шевелился, говорил слабо.
Принялись таскать куски ближайшего развалившегося айсберга, обкладывать Гун-гуна со всех сторон. Ивар засунул меч в ножны, попробовал размять левую руку, но ничего не вышло, пришлось работать одной.
Шао Ху носил такие глыбы, что не уволокли бы и двое силачей, лицо его побагровело, оранжевый халат вымок насквозь. Даос размахивал посохом, и куски льда укладывались плотно, один к другому, образуя саркофаг, достойный не только могучего правителя, но и бога.
Когда Гун-гун скрылся целиком, Ивар спросил:
– Может быть, вытащим Кари, попробуем откачать?
– Нет, не стоит, – одновременно сказали даос и эриль, а Нефритовая Жаба добавил: – Я чувствую, он еще держит его… Каким образом, не понимаю, но держит, и если убрать, то Гун-гун может вырваться.
– Прощай, друг, – прошептал Ивар. – Ты погиб в бою, и тебя ждет вечный пир у Одина, встретимся там…
Сверху накидали кусков льда поменьше, засыпали все это снегом, свою лепту внесла не прекращавшаяся метель. Там, где недавно кипела битва, возник продолговатый белый холм, угловатый и неровный, вокруг него остались многочисленные «лужицы» замерзшей крови бога.
– Рёгнвальда надо похоронить, – сказал Ивар, глядя на труп дружинника.
– Погоди, – Арнвид усмехнулся. – Придется вам копать могилу и для меня… недолго осталось.
– Ты… тоже? – не хотелось верить, что старый эриль умирает.
Если погибнет он, не останется никого, кто помнил тот день, когда молодой Ивар, еще не получивший прозвище Ловкач, оказался в дружине конунга Хаука Льда, из тех, кто ходил в тот славный поход в Бретланд…
– Не горюй, конунг, радуйся, – выдавил Арнвид. – Я пал в битве, а значит, валькирии приберут мою душу… Увижусь с остальными, надеюсь, что пиво из Элдхримнира мне понравится… Ух надеремся… Кто еще из тех, кто встретил семьдесят весен, может похвастаться такой гибелью?
– Никто, думаю, что никто, – сказал Ивар, с трудом сглатывая.
На лицо оседали снежинки, таяли, превращались в капельки воды, те сползали вниз, щеки были мокрыми. Он радовался этому – никто не догадается, что суровый и бесстрашный конунг, прошедший множество сражений, способен на достойные женщины слезы.
– Зато дух мой оттаял, – продолжил Арнвид. – И я готов сказать вису… самое время…
Он помолчал немного, а затем продекламировал:
Отгудела буря – скальда –
Дротов – в Хель настало
Время путь Хермода
Проторить без брода.
Сокол раны весел,
Тешит песня Скегуль –
Не бесславен к бою –
Торит тракт герою.
Затем эриль вздрогнул, точно собирался сказать еще что-то, и затих.
Ивар поднял лицо, чтобы не видеть остекленевших глаз старого боевого друга, пятен крови на его шее и груди.
– Да будет благосклонен к нему Шакьямуни, – сказал Шао Ху.
Могилу, одну на двоих, вырыли тут же, отойдя на дюжину шагов в сторону, для чего пришлось раскидать снег, и долго возиться с удивительно мягкой землей. Перепачкались, хотя никто не обратил на это внимания, слишком устали, но зато слегка просохли и согрелись.
– Может быть, принесем один из тех камней? – спросил Ивар, указав в ту сторону, где на вершине черного холма переливался радужными сполохами серый куб. – Поставим в изголовье.
– Не думаю, что идея хорошая, – Нефритовая Жаба нахмурился. – Кто знает, что будет, если мы его вытащим?
– Тогда ледяную глыбу.
Приволокли кусок развалившегося айсберга, и Ивар попытался мечом вырезать на нем руны, сделать памятную надпись. Даос понаблюдал за его мучениями, взял посох наперевес, и велел:
– Нарисуй все пальцем на земле. Я сделаю, а то одной рукой неудобно.
– А справишься? – усомнился Ивар.
– Я с иероглифами справляюсь, – в голосе Нефритовой Жабы прозвучала гордость. – А тут что – варварские значки!
Получилось у него неплохо, не так красиво, конечно, как у Арнвида, но вполне читаемо: «Рёгнвальд Волк из Халогаланда лежит здесь» и «Арнвид, сын Харальда лежит здесь».
– Ну вот, осталась ерунда, – сказал Ивар, когда последний символ занял свое место. – Дойти обратно живыми, не замерзнуть, не заблудиться, не помереть от недосыпа, ведь еще одного ночлега здесь мы не переживем.
– Надо выпить кое-что, – даос полез в свой мешочек, но шарил там на этот раз очень долго, а вытащил кувшинчик из позеленевшей меди, небольшой, но очень изящный, с полустертыми символами на боках.
Пробка не пожелала поддаваться, вылезла лишь после того, как Нефритовая Жаба постучал по горлышку. Хлопнуло, вылетело облачко сизого дыма, сильно запахло цветами, медом и чем-то незнакомым, но очень пряным.
– Помянем тех, кто пал сегодня, – серьезно проговорил даос, и сделал добрый глоток.
Передал кувшин Шао Ху, тот поклонился, и только после этого отхлебнул.
Ивар сначала не почувствовал ничего – густая жидкость не обладала вкусом, не была ни горячей, ни ледяной. На мгновение стало очень холодно, затем раны, ушибы и ссадины перестали болеть, и даже в левую руку вернулось какое-то подобие жизни, в ней возникло биение крови.
– Уф, из чего это? – спросил он.
– Лучше тебе не знать, – сказал Нефритовая Жаба, втыкая пробку на место. – А то еще стошнит.
– Да? – ранее подобное замечание вынудило бы Ивара напыжиться – как же, кто-то усомнился в его стойкости? – но тут он остался спокоен. – Тогда действительно не говори. Пошли?
Они двинулись обратно.
Небо к этому времени очистилось, снег прекратился, зато поднялся ветер – режущий, острый, холодный, он хлестал по лицу, трепал одежду и выдувал из-под нее остатки тепла.
Проведя рукой по лицу, Ивар обнаружил, что на бровях у него появился иней. Перестал чувствовать сначала одно ухо, затем другое, и пришлось растирать их на ходу, мять до боли, чтобы не отморозить.
От усталости его шатало, перед глазами все плыло, порой начинало кружиться, а в голове стоял звон, будто там обосновались жрецы Белого Христа и изо всех сил лупили в колокола. Каждый шаг давался с таким трудом, словно волок на себе драккар со всей дружиной.
В груди хрипело, в боку кололо, глаза закрывались сами, так что порой он шел вслепую, затем встряхивался и поднимал веки. Но вскоре опять сдавался, и опускал их, погружался в блаженную темноту, в полузабытье.
Шао Ху шагал вроде бы легко, но необычайно шумно – под его ногами хрустел снег, можно было уловить, как дышит хэшан. Нефритовая Жаба тащился, подволакивая ноги и сгорбившись, казалось, он несет на спине незримый груз, и тот все сильнее и сильнее клонит к земле.
Собственный след, по которому возвращались, отыскивали с трудом, иногда понимали, что топают не туда, и шли назад. Мимо проползали айсберги, по чьим бокам плыли голубоватые блики, «полыньи», крохотные, размером с донышко котелка и большие, настоящие озера, черные холмы.
С определенного момента у Ивара начались провалы – он терялся, выпадал куда-то, а возвращаясь, понимал, что они все так же идут, что стужа и ветер терзают тело, а ноги дрожат…
Сколько это продолжалось, он не мог сказать – может быть, двое суток, может быть, месяц. Они вроде бы дважды останавливались, чтобы перекусить, и второй раз пришлось будить Нефритовую Жабу, заснувшего прямо с куском в руке, дважды начиналась и заканчивалась метель.
Затем впереди поднялась стена из белых покачивающихся колонн.
– Дошли? – спросил Ивар, и из горла вместо привычного голоса вырвалось хриплое карканье.
– Если это не морок, то дошли, – слабо отозвался Шао Ху. – А это не морок.
– Да, – произнес Нефритовая Жаба, с трудом двигая посиневшими губами. – Вперед, вперед…
Через полсотни шагов падающий снег оказался со всех сторон, спереди, сзади, с боков, пейзаж Нифльхейма начал таять. Ивар подобрался, вспоминая, что было тут с ними в прошлый раз, даже потащил из ножен клинок – вдруг явятся полупрозрачные твари вроде тех, что убили Нерейда.
Но вокруг ничего не двигалось, лишь танцевали в сумраке снежные вихри.
Они шли и шли, но ничего не менялось, белые хлопья залепляли лицо, оседали в волосах, и Ивар начал думать, что они потеряли направление, ходят по кругу. Но тут белая пелена на миг разорвалась, мелькнуло нечто черное, через метель пробился далекий багровый отсвет, а мгновением позже – еще один.
– Никогда не думал, что буду рад увидеть Преисподнюю, – сказал Нефритовая Жаба, и засмеялся.
Хохот сотрясал его тощее тело, ало-золотой халат колыхался и хлопал полами, будто собравшаяся улететь птица – крыльями. Лицо даоса корежило, по щекам текли слезы, но сам он, похоже, остановиться не мог, дергался, едва не подпрыгивал.
– Может, ему по башке дать? – хмуро спросил Ивар.
– И тащить на себе? – вопросом ответил Шао Ху. – Нет, давай его под руки, и повели…
Нефритовая Жаба не сопротивлялся, когда спутники почти поволокли его за собой, но смеяться перестал лишь в тот момент, когда под ногами оказался темный, прокаленный камень.
– С… спа… спасибо, – проговорил он, задыхаясь.
Впереди тянулась горная гряда, торчал частокол пиков, заостренных и огнедышащих, где-то за ними лежали владения демонов, обширные пространства, где краснокожие уроды терзают грешников.
Как они одолеют все это и пройдут обратно через колодец, Ивар не представлял.
– Может быть, привал? – спросил он. – Выспимся, а затем пойдем дальше, чтобы на спуске руки не дрожали…
– Нет смысла никуда идти, – сказал Шао Ху. – Мы находимся там, где молитвы достигнут ушей божественного покровителя горы Цзюйхуашань, бодхисатвы Кситигарбхи, известного также как Дицзан-ван, давший обет освободить всех томящихся в Преисподней.
Ивар услышал, как Нерейд сказал «ну и имена у этих ханьцев, язык сломишь», уловил ворчание Арнвида, и едва не застонал, осознав, что все это прозвучало внутри головы, из глубин памяти.
– Ты надеешься упросить Дицзан-вана, чтобы он вытащил нас наверх? – недоверчиво спросил Нефритовая Жаба.
– Да, – Шао Ху уселся, скрестив ноги, закрыл глаза.
Поползли по нити четки, передвигаемые ловкими пальцами, губы хэшана зашевелились, но Ивар, хотя и прислушался, не уловил ни единого звука. Поскольку ноги продолжали трястись, также опустился на землю, рядом плюхнулся выглядевший недовольным даос.
Одна из гор с рокотом исторгла столб пламени, но Шао Ху не обратил на это внимания.
– Ух ты! – воскликнул Ивар, когда тот начал светиться: мягкое сверкание пошло от выбритой макушки, искры забегали по четкам, белоснежный ореол возник над плечами.
Хэшан открыл глаза, и стало видно, что они тоже полны светлого пламени.
– Для явления Дицзан-вану необходимо воплотиться, – проговорил он журчащим, перекатывающимся голосом, будто слова произносили одновременно несколько человек. – Он возьмет мое тело.
– Но потом вернет? – спросил Ивар.
Шао Ху улыбнулся и покачал головой:
– Нет. Ни одно тело смертного не выдержит присутствия огненной сущности бодхисатвы. Оно распадется, три гуны разойдутся, подобно волокнам распущенной веревки, и я стану свободным.
– То есть ты умрешь?
– Что есть смерть, как не очередной шаг? – хэшан пожал плечами. – Увидимся в следующем воплощении…
Он смежил веки, Нефритовая Жаба выругался так, как, наверное, умеют ругаться только постигшие Безначальное Дао мудрецы – Ивар, по крайней мере, ничего не понял, кроме того, что это никак не заклинание, и не призыв к богам.
Свет стал ярче, так что конунгу пришлось закрыть лицо рукой, а затем еще и отвернуться. Сверху докатился мягкий звон, и сумрак преисподней расколола ослепительная вспышка, словно молния ударила снизу вверх.
Проморгавшись, Ивар обнаружил, что на том месте, где сидел Шао Ху, стоит толстенький человечек в оранжевом халате хэшана, но чистом, без единого пятнышка, и с посохом вроде того, что был у Нефритовой Жабы, только не деревянным, а металлическим, с оловянными колокольчиками.
На лице его красовалась улыбка, в левой руке лежала жемчужина размером с голубиное яйцо, от нее струился мягкий свет.
– Приветствуем тебя, святой владыка! – воскликнул даос, повалился на колени и уткнулся лбом в землю.
– Э, привет… – сказал Ивар, и сам устыдился хриплого, злого голоса.
Дицзан-ван улыбнулся, и эта улыбка сделала его неимоверно похожим на Шао Ху, так что конунг опешил.
– Живые в диюй? – спросил бодхисатва приятным тонким голосом. – Не будь мы свидетелями чудных и страшных событий, я бы сказал, что такое невозможно… Но я вижу вас перед собой.
Нефритовая Жаба поднял голову, спросил с надеждой:
– Ты поможешь нам, о могучий?
– Мой обет касается тех, кто попал в Преисподнюю… – Дицзан-ван говорил задумчиво, маленькие глаза его посверкивали, а колокольчики на посохе позвякивали, хотя тот и не двигался. – Грешных душ, обреченных на муки… Но кто мог знать, что случится такое? Гун-гун угрожал всему миропорядку, и мы не могли обуздать его своими силами…
От усталости Ивара посетило ощущение, что все вокруг нереально, что он видит морок. Показалось, что сейчас проснется либо под ледяным небом Нифльхейма, либо на лавке собственного драккара, и все, кто погиб во время этого безумного похода, окажутся живы.
Арнвид, Кари, Нерейд, Даг…
– Я выведу вас, – сказал бодхисатва. – Милостью созданный да милостив будет!
Он ударил посохом оземь, и в недрах родился глубокий, музыкальный звук, будто там покачнулся колокол размером с город. Поднял жемчужину, и от нее заструились волны света, очертания черных гор начали таять, словно они растворялись в накатывающем пламени…
Ивар оглянулся туда, где высились белые столбы вечной метели, на ту стену, за которой погибли верные соратники, те, с кем делил невзгоды и победы, рубился спина к спине, и сердце сжалось от боли.
А затем боль исчезла, поскольку вокруг не осталось ничего, кроме света.
Твердое ударило в подошвы, и Ивар понял, что стоит на обычной земле, покрытой зеленой травой, вокруг бамбуковый лес, неподалеку шумит река. Вдохнул свежего воздуха, полного живых, настоящих запахов, и едва не закашлялся, только в этот момент понял, что внизу, в мире мертвых и Нифльхейме, дышал чем-то смрадным, гнусным, и успел к этому привыкнуть.
Дицзан-ван сгинул, точно его и не было.
– Выбрались, – сказал Нефритовая Жаба, глаза которого дико блуждали, шевелюра стояла дыбом, как иголки у рассерженного дикобраза. – Солнце, небо, все настоящее… Чудо, клянусь Девятью Небесами!
Ивар сел прямо там, где стоял, положил под голову мешок, и заснул быстрее, чем отрубился, даже успел услышать собственный храп, негромкий, но на редкость противный.
Когда проснулся, тени были короткими, стоявшее в зените солнце просвечивало сквозь листву.
– Я уже думал, что ты никогда не встанешь, – донесся голос Нефритовой Жабы.
– А сколько я проспал? – спросил Ивар, потягиваясь.
Зевок получился мощным, достойным славного конунга, а вот левая рука по-прежнему слушалась плохо, двигалась вяло, и о том, чтобы взять в нее щит, пока можно было только мечтать. Удар Сян-лю повредил что-то в плече, оставил в теле невидимую простому глазу отметину.
Эриль и даос не смогли ничего сделать, оставалось надеяться, что время справится лучше.
– Сутки, – сказал Нефритовая Жаба.
Ивар сел, и у него закружилась голова, с внезапной четкостью обрушилось осознание того, что он жив, вернулся из Нифльхейма, где не был никто из отпрысков Аска и Эмблы…
Увидел, что даос сидит рядом с небольшим костерком, а на том поджаривается тушка зайца. Носа коснулся запах свежего мяса, и кишки издали дружный вой, принялись дергаться, кидаться друг на друга.
– Ты охотился? – спросил конунг.
– Да, пришлось, – Нефритовая Жаба поморщился. – Обычно я мяса не ем, но сейчас оно необходимо и мне, и тебе. Если не восстановить силы быстро, то мы можем погибнуть, слишком намерзлись там, слишком много яда в наших телах, внутренние реки ослаблены, течение ци нарушено.
– А мир… что с ним?
– Он изменился, стал таким, как ранее… Не до конца, конечно, но я чувствую, что осквернение уходит из него… Готов поклясться, что Си Ван-му вернулась в Куньлунь, и что ее чудесные сады скоро вновь зацветут.
– Значит и у нас все будет в порядке, – Ивар, вопреки всему, не чувствовал радости: да, они спасли мир от страшной напасти, совершили то, что скальды всех мастей назвали бы подвигом, но нужен ли ему такой мир, где сгинули все до единого старые друзья и соратники?
Хотя нет, осталась жена, сыновья, дружинники на драккаре.
Зайца даос освежевал и поджарил умело, сожрали его в считанные мгновения, оставив только огрызки костей, такие мелкие, что на них не позарилась бы и очень голодная собака. Ощущая в брюхе теплую сытую тяжесть, Ивар откинулся на спину, и только тут огляделся как следует.
Неширокая речушка текла в паре десятков шагов, несла воду на восток, на западе высились горы, блистали белые вершины, при взгляде на которые по спине пробежался холодок. Лес уходил во все стороны, сколько хватало глаз, коричневые стволы стояли рядами, шелестели на ветру листья.
– Где мы? – спросил конунг.
– Это верховья Янцзы, – отозвался Нефритовая Жаба. – Это она и есть, или один из притоков, нам надо лишь спуститься по течению, и мы доберемся до Ваньсяня, где ждет новостей Сын Неба.
– Схалтурил твой Дицзан-ван, – пробормотал Ивар. – Мог отнести нас куда-нибудь поближе к населенным местам…
Даос хмыкнул, но заступаться за бодхисатву не стал, и грозить варвару небесной карой за наглые речи – тоже. А конунг уже спал, веки опускались сами, тело казалось тяжелым, словно мешок с сырой шерстью, мускулы полнила сладкая истома, а ветер шуршал в кронах так монотонно…
В этот раз продрых до утра, проснувшись, достал из мешка топор и они отправились искать деревья для плота.
– Молодой бамбук не годится, слишком тонок и тяжел, – поучал Ивара даос, пока они шагали по лесу – очень старый – тоже, поскольку быстро гниет, также подходят не все его разновидности, лучше всего…
В свободное от постижения Дао и обретения эликсира бессмертия время он, похоже, занимался работами по дереву.
Застучал топор, полетели щепки, Ивар принялся таскать нетолстые и легкие стволы к реке, а Нефритовая Жаба – вить веревки из лиан. Выстругали рулевое весло, парочку обычных, и к вечеру того же дня плот оказался готов, и его даже спустили на воду, чтобы опробовать в деле.
– Неплохо, – оценил даос, – завтра с утра – в дорогу.
Оттолкнулись от берега на рассвете, когда над лесом плыл белый легкий туман, совсем непохожий на тот, что властвовал в Нифльхейме. Плот тут же понесло, волны попытались развернуть поперек течения, но Ивар налег на рулевое весло, и «судно» выправилось.
Плыли весь день, Нефритовая Жаба ловил рыбу прямо с плота, чистил и ухитрялся сдабривать свежее белое мясо специями так, что даже сырым оно было вкуснее любого жаркого. Мимо бежали берега, покрытые густыми зарослями, видели обезьян, цветастых крикливых птиц, кабанов и даже тигра.
Горы на западе уменьшались, понемногу уползали за горизонт.
Ивар правил, в лицо дул свежий ветер, иногда его обдавало брызгами, и впору было поверить, что он на драккаре, а не на крохотной платформе из легких древесных стволов. Левая рука по-прежнему не слушалась полностью, и это было куда мучительнее любой раны, так что конунг скрипел зубами, представляя, что до старости останется бесполезным калекой.
Да и кто пойдет за предводителем, неспособным держать щит?
На ночь причалили к берегу, плыть в темноте слишком опасно, на заре двинулись дальше. Река немного расширилась, но зато начали попадаться камни – мокрые, округлые, выставившие блестящие спины из пены и волн, и такие же серые, как окружавшая их вода.
Один из них Ивар не заметил…
Грохнуло, треснуло, плот подбросило так, что лязгнули зубы, мелькнуло удивленное лицо Нефритовой Жабы. В следующий миг они хлопнулись обратно на реку, но стволы бамбука разошлись, и в щели хлынула холодная вода, заполоскались в потоке обрывки лопнувшей веревки.
– К берегу! – рявкнул даос, хватая весло.
Ивар надавил, они пошли влево, туда, где сплошной стеной поднимался лес, а сквозь волны просвечивало дно. Спрыгнул в реку, погрузившись по пояс, нажал всем телом, борясь с течением, что норовило утащить их дальше, к целому ряду крупных валунов.
Вдвоем кое-как выволокли плот на сушу, и полдня потратили на то, чтобы починить его.
– Давай я на руль, – предложил Нефритовая Жаба.
– Видит Яльфад, я не смогу нормально грести, – признался Ивар через сжатые зубы: в этот момент ненавидел себя за немощь, и больше всего на свете хотел провалиться сквозь землю: пусть даже обратно в Нифльхейм, лишь бы не признаваться в собственной немощи, не видеть чужой жалости.
На лице даоса отразилось сомнение.
– Ладно, оставим… – сказал он. – Буду молить небесных наставников, чтобы они дали тебе зоркость.
Они вновь оказались на воде, и Ивар заворочал рулевым веслом, направляя плот в проход между камнями. Проскочили через него легко, но впереди оказались еще валуны, и пришлось пускать в ход шест, который Нефритовая Жаба сделал, пока они находились на берегу.
Сам едва не улетел в воду, но они ушли в сторону, рядом промелькнула серая стена, вся в капельках влаги. Ивару плеснуло в лицо, плот захрустел, его качнуло, они очутились на свободном от камней участке реки, зато спереди донесся негромкий, но мощный рев.
– Похоже, там пороги, – сказал даос. – Придется слезать на берег и идти пешком.
– А может, рискнем? – предложил конунг. – Двум смертям не бывать, а от одной не уйдешь… после того, что мы вынесли, какие-то пороги – ерунда… может быть, хватит моей удачи, чтобы пройти через них?
Сам понимал, что лезет на рожон лишь ради того, чтобы доказать себе, что еще чего-то стоит. Судя по тому, что Нефритовая Жаба глянул на левую руку спутника, он тоже догадывался, в чем тут дело.
– Ну, хм… как знаешь, – протянул он. – Если мы перевернемся, я тебя, скорее всего, не вытащу, ведь ты весишь даня три, не меньше, и все Восемь Бессмертных не помогут тебе выплыть самому.
– Я знаю.
– Тогда рули получше, – и даос отвернулся.
Течение ускорилось, в волнах цвета стали замелькали островки пены, появились камни, сначала маленькие, затем крупные, похожие на миниатюрные горы, воткнутые посреди потока чокнутым ханьским богом. Река свернула, и открылись пороги, закутанные в пелену брызг, ревущие и грозные.
Ивар мгновенно оглох, рулевое весло едва не вырвало из руки.
С трудом удержал его, они влетели в брызги, и одежда намокла, неприятно облепила тело. Рядом пронесся камень, похожий очертаниями на крепостную башню, лишь чудом разминулись со следующим, напоминавшим кулак йотуна.
Сбоку ударила волна, на миг плот стал почти вертикально, и Ивар вцепился в скользкие бревна, едва не вонзил ногти. Понял, что сползает, увидел, что Нефритовая Жаба даже в этом положении ухитряется работать веслом, и что сидит так, словно приклеился задом к бревнам…
Плот рухнул обратно, конунг больно ударился локтем, принялся выруливать вправо.
– Не спи, варвар! – крикнул даос. – Не то проснешься уже на дне!
Со всех сторон клокотала вода, видно было плохо, все терялось в брызгах и пене, волны сталкивались, будто дрались из-за того, кто доберется до людей первым, валуны летели навстречу, как выпущенные из лука стрелы.
Ивар едва успевал поворачивать весло, дышал с трудом, в легких хлюпало, словно там разлилось болото. Правая рука, какой только и орудовал, болела так, точно целый день махал даже не мечом, а тяжелым колуном, или вовсе тягал сети с рыбой или веревки на драккаре.
Очередной камень со скрежетом проехался по крайнему стволу, по воде поплыли лохмотья древесины, мелкая стружка.
– Немного осталось! Держись! – рявкнул обернувшийся Нефритовая Жаба.
Глаза у него были вытаращенные, сумасшедшие, мокрые волосы свисали на плечи черными сосульками.
– Еще как держусь, – пробурчал Ивар, – не отцепишь.
Река вновь повернула, и пришлось налегать на весло, давить, чтобы не выбросило на отвесный берег, при ударе о который затрещат не только бревна, а еще и хрупкие человеческие кости.
Но когда сделал это, обнаружил, что впереди чисто, реку видно на два полета стрелы.
– Неужели все? – просипел конунг.
– Похоже на то, – откликнулся даос. – Давай, правь к суше, обсохнем хотя бы.
Река расширилась, течение ослабело, а волны сменились рябью, что не покачнет даже щепки. Плот ткнулся в берег, оба соскочили в воду, одним махом выдернули легкий «корабль» на сушу.
– На тебе костер, – сказал Нефритовая Жаба, – а я еду добуду…
Несколько дней провели на воде, приставая только на ночь.
Еще дважды встречали пороги, но не такие страшные, как первые, один раз чинили плот, заменяя разлохматившиеся веревки. Лес тянулся по берегам все такой же безлюдный, с ветвей удивленно смотрели на двух людей небольшие черно-белые медведи, протяжно кричали птицы.
Поток становился все шире, с обеих сторон в него впадали ручьи и речушки помельче. Плескала рыба, Нефритовая Жаба не упускал случая порыбачить, и получалось у него здорово.
Он вырезал себе новый посох, присобачил к нему верхушку от старого, и колокольчики зазвенели по-новому, веселее, чем раньше. Халат выполоскал, и тот хоть и не стал менее рваным, вернул себе прежние яркие цвета.
Горы на западе исчезли из виду, словно втянулись за край земли.
На пятый или шестой, Ивар сбился со счета, день увидели на берегу вырубку, затем проплыли мимо торчащих из воды кольев.
– Скоро должна быть деревня, – сказал даос.
– А нас там не попытаются принести в жертву Хозяину Чистого Неба? – спросил Ивар. – Храм Рассветных Лотосов, как я понимаю, как раз где-то в этих местах.
– Это… может быть, – с неохотой признал Нефритовая Жаба. – Но с реки мы все равно никуда не денемся.
Деревня показалась вечером – река сделала поворот, и открылись стоявшие на берегу дома, перевернутые лодки, развешенные для просушки рыбацкие сети. Плот увидели, послышались возбужденные голоса, забегали дети, к воде поспешили мужчины в конусовидных шляпах.
Ивар повернул рулевое весло, и их «суденышко» пошло к суше.
– Мир и благоволение Небес вам, добрые люди! – громко сказал Нефритовая Жаба, когда до берега остался с десяток шагов. – Мы – мирные странники, просим вашего гостеприимства…
Ивар подвинул руку ближе к мечу – правая, слава асам, в порядке.
Среди обычных хижин виднелось сооружение с огромной треугольной крышей, очень похожее на храм Рассветных Лотосов, и конунг готов был поклясться, что перед ним имеется плоский жертвенник, а внутри – статуя волосатого змеечеловека с множеством рук.
Но крестьяне, в просторных рубахах, коротких штанах и шляпах похожие, словно братья, смотрели без враждебности. На лицах с узкими черными глазами отражалось любопытство, ну а на желто-алый халат даоса и вовсе поглядывали с уважением – знали, кто носит такое.
Возможно, что могущество Хозяина Чистого Неба уже пало, просто храм не успели снести.
– Э, хм, ну мы… – подал голос один из мужчин, когда Нефритовая Жаба закончил длинную и красивую речь. – Боги велят привечать странников… будьте нашими гостями… просим…
И они дружно принялись кланяться.
Плот помогли вытащить на берег, Ивар поймал несколько взглядов, брошенных на его левую руку, и заскрипел зубами. Затем повели их к одной из хижин, стоявшей на отшибе, и даос шепнул конунгу, что это жилье принадлежит общине и предназначено как раз для таких случаев.
– Пока не убили, – сказал Ивар, когда они остались вдвоем.
– И не убьют, – голос Нефритовой Жабы звучал уверенно. – Накормят, напоят, а вдобавок у них наверняка есть больные, кому не помешает моя помощь… к завтрашнему утру у нас будет лодка.
Пророчества даоса сбылись полностью.
Сначала им натаскали столько еды, что хватило бы на троих викингов, и Ивар впервые за долгое время наелся от пуза. Затем приплюхал тот самый мужик, что отвечал Нефритовой Жабе на берегу, они о чем-то пошептались, и ушли, оставив конунга в одиночестве.
Вернулся даос уже в темноте, буркнул «Все хорошо», и брякнулся на лежанку.
Ночью Ивар просыпался несколько раз, от тревоги заходилось сердце, чудились осторожные шаги, отблески на обнаженных клинках, но вокруг царил покой, и он вновь засыпал, проваливался в беспокойные видения.
Когда открыл глаза утром, обнаружил, что Нефритовая Жаба встал, и чавкает, как оголодавший к весне медведь.
– С добрым утром, – бодро сказал он. – Можешь попрощаться с нашим плотом.
– Дали лодку?
– Дали, хотя мне пришлось для этого подлечить кое-кого…
Когда вышли из хижины, выяснилось, что их ожидает небольшая толпа, а одна из лодок спущена на воду, и ее держат двое улыбающихся парней.
– Благодарим вас, мудрый старец, – сказал тот же мужик, и все вновь принялись кланяться. – Небеса послали вас в нашу деревню, и мы будем молить их о вашем благополучии.
– Уж послали так послали, – пробормотал Ивар, но тихо, чтобы его не услышали.
Нефритовая Жаба поклонился в ответ, произнес то, что от него ждали, и лица крестьян просияли. Всей толпой проводили гостей до лодки, что после плота выглядела на удивление неудобной, а когда те отошли от берега, работая веслами, еще долго махали и кланялись вслед.
– Теперь хотя бы задница не будет постоянно в воде, – заявил даос, когда деревня скрылась из виду.
Лодка слышалась весел, шла ходко, порогов не было, и большую часть времени они просто бездельничали. К вечеру того же дня показалась еще одна деревня, куда меньше предыдущей, но тут приставать не стали, предпочли проплыть мимо и заночевать подальше от людей.
Припасов с собой дали столько, что хватит на неделю, лодка есть, а что еще надо?
Затем деревни стали встречаться постоянно, леса поредели, уступили место полям и огородам. Через двое суток расширившаяся река слилась с другой, еще более широкой, и Нефритовая Жаба, потянув носом, заявил:
– Вот, это уже Янцзы, мы в пределах Чжунго, и теперь я не сомневаюсь в том, что достигнем престола Сына Неба.
Вечером, когда мир погрузился в сумерки и они уже собирались свернуть к берегу, сзади донесся плеск, и, обернувшись, Ивар увидел, что из-за поворота выдвигается джонка, не такая большая, как те, что ходят по морю, но довольно крупная.
– О, это должно быть, торговцы, – обрадовался Нефритовая Жаба. – Было бы неплохо, возьми они нас на борт!
Пришлось работать веслами, дабы вернуться на середину реки, а затем еще кричать, чтобы их заметили. Джонка приблизилась, надвинулся ее борт, и над ним появилось недовольное лицо в причудливой шляпе.
– Что вам? – пробурчало оно. – Путаются под нога…
Тут обладатель щегольского головного убора разглядел, что в лодке находится даос в компании огромного варвара. Глаза его выпучились, подбородки затряслись, а голос из недовольного стал подобострастным:
– О, нижайше прошу простить… Ничтожный молит о сострадании…
– На борт возьмете? До Ваньсяня? – напрямую спросил Нефритовая Жаба.
– Конечно! Конечно! Сейчас скинем лестницу!
– Ну, тогда ты прощен, – и даос небрежно помахал рукой.
