Ночь седьмая
Джинны

Цепи звенели каждый раз, когда Амин поворачивался. Маленькая, сырая камера не давала возможности даже вытянуться в полный рост, так что вертеться приходилось много. К тому же, из щелей в полу – достаточно широких, чтобы проскочила крыса – постоянно дуло.

В очередной раз сев и притянув колени к подбородку, юноша подумал, что когда за ним придут, он уже не встанет. Просто не разогнется.

Ну и ладно.

По полу бегали любопытные крысы. Залезали на ноги, руки, взбегали на грудь. Амин, которому надоело их отпихивать, просто сидел неподвижно, шевелясь, только если маленькие слуги Иблиса тыкались в лицо…

…Пока в маленьком решетчатом окошке двери не мелькнул свет. И почти сразу зазвенел отодвигаемый засов.

– Воюешь с крысами, брат? – положив факел на пол, усмехнулся мужчина, с ног до головы закутанный в черный плащ.

– Мир тебе, Халиб, – отозвался Амин, отшвыривая особенно настырную крысу. Та ощерилась, но нападать при свете не стала.

– Ты всегда был вежливым мальчиком, – султан Яммы прислонился к стене, глядя на младшего брата сверху вниз.

Амин молча, щурясь от слишком яркого света факела, смотрел на него и ждал.

– Ты никогда не желал оказывать мне знаки уважения, – вздохнул Халиб. – Вечно или в гареме торчал, или в оружейной, но именно тогда, когда меня там не было. Это глупо, брат, не находишь? Веди ты себя иначе, я, быть может, тебя и пощадил.

Амин громко усмехнулся.

– Раша это не спасло.

– Раш был идиотом, – отмахнулся Халиб. – Пресмыкающимся идиотом. Ты бы еще Салима вспомнил.

Амин молча смотрел на него.

– А ты мне всегда нравился, – продолжал султан. – И, честно говоря, я нахожу это несправедливым: почему тебя, за то, что хватило ума и ловкости сбежать, я теперь должен казнить долго и мучительно, а этим молокососам достались яд и смерть во сне?

– Вы милосердны и сострадательны, о великий и мудрый… султан, да продлятся дни ваши вечно, – мрачно отозвался Амин, и мужчина захохотал – громко и весело, точно над хорошей шуткой.

– Амин, ты не меняешься! Меня всегда восхищало, как ты умеешь говорить положенный придворный речитатив так, что собеседник не сразу догадается, что его послали к гулям шайтана на пир. – Он помолчал, потом вдруг спросил: – Как ты жил… в Бахре, да? Я только-только отправил туда надежных людей, а ты сорвался с места… Неужели шайтан шепнул? Я всегда думал, что ты с ним в сговоре, – хохотнул Халиб. – Ну так что? Мне говорили, ты работал грузчиком у торговцев и жил в жалкой лачуге на окраине. И сутками ходил голодный, когда рынок закрывался на праздничные дни. Да? Бедный, бедный шехзаде Амин!

Амин, прикрыв глаза и расслабившись, сидел молча.

– Что-то все-таки меняется, – хмыкнул Халиб, глядя на него. – Раньше ты бы подобное не стерпел. Это тот торговец приучил тебя к послушанию? Или еще на корабле… А, Амин?

Юноша молчал.

– А если бы я прислал сюда палача с кнутом – ты бы не был таким тихим, – усмехнулся султан. – Сто́ит, брат?

Амин поднял на него спокойный взгляд.

– Зачем ты пришел?

– Конечно же, поиздеваться над тобой, это же так весело, – рассмеялся Халиб.

– Тогда зови палача, – пожал плечами Амин, снова опуская взгляд. – Будет еще веселее.

И даже не вздрогнул, когда султан захохотал – смачно и раскатисто, тон в тон звучащим где-то неподалеку крикам: очевидно, палач как раз работал.

– Как ты оказался в моих комнатах? – быстро спросил Халиб, оборвав смех.

– Это комнаты нашего отца, – медленно произнес Амин, не поднимая глаз.

– Это комнаты султана, – поправил Халиб. – Отец умер, и султан теперь я. Так как ты оказался там? Ни городская, ни дворцовая охрана тебя не видели. По слухам, ты был в Гарибе.

– Значит, у тебя нерадивые соглядатаи, – протянул Амин. – И стражи.

– Думаешь? – вскинул брови султан. – До тебя я был ими доволен. И потом появление в искрах золота и черном дыму… наводит на мысли о магии. К какому из джиннов ты сунулся?

Амин молча сидел, обнимая колени руками.

– Разве ты забыл уроки Салах-аги? Никогда не лезь к джиннам, – пожурил Халиб. – Ладно. Не желаешь говорить – не надо. А вот это у тебя откуда? – перед глазами Амина мелькнула его же джамбия. – У джинна украл?

Амин проводил ее тоскливым взглядом.

– Да.

– Ай-ай, нехороший мальчик! – рассмеялся Халиб. – Не бери ничего у джинна – это второй урок. Третий помнишь?

– Ничего не проси, – откликнулся Амин.

– Молодец! – улыбнулся султан. И, подобрав факел, выпрямился. – Да, я уже говорил, что тебя казнят на рассвете. Я еще не придумал, что это будет, но должно получиться красиво и зрелищно. Ты же тоже любишь зрелища, да, Амин? – и, не дожидаясь ответа, взялся за дверь.

– Брат! – вскинулся Амин. – Подожди.

Халиб глянул на него, хмуря брови.

– Амин, не рушь мое доброе мнение о тебе – просить меня передумать бесполезно. Мне казалось, я хорошо это тебе объяснил еще…

– Какие у нас отношения с Гарибой?

Факел дрогнул, тени заскакали по каменным стенам.

– Ты решил напоследок заняться политикой? – изумился Халиб. – И что Гариба?

– Это богатая страна с небольшим гарнизоном и почти не охраняющейся столицей. У ее султана даже нет наследников, – быстро-быстро заговорил Амин, вглядываясь в лицо Халиба. – Завоевать ее…

– Еще и военачальником, – перебил султан, качая головой. – Тебе-то что с Гарибы, а, Амин?

– Мой друг в плену у султана, – отвернувшись, тихо ответил Амин.

– Ты был еще и настолько беспечен, что обзавелся друзьями? – усмехнулся Халиб. – Хватит, мне надоел этот бред. Прощай, брат.

– Халиб, пожалуйста! – сорвавшись с места, Амин бросился к ногам брата, обнял высокие сапоги, прижался лбом к коленям. – Пожалуйста! Мы братья, прошу, исполни мое последнее желание: помоги моему другу, и я умру, прославляя тебя перед Аллат. Прошу тебя, брат, умоляю!

– А я уж думал, никогда этого не увижу, – высвобождаясь и отступая на шаг, довольно усмехнулся Халиб.

Дверь захлопнулась, чуть не ударив Амина по лицу, засов со скрипом вошел в пазы.

– Хорошо… брат, – раздался из-за нее приглушенный голос султана. – Я подумаю.

И искорка факела, замигав, пропала за поворотом коридора.

Амин прижался щекой к стене и, обняв себя руками, попытался улыбнуться. Но не убедил получившейся гримасой даже пялящуюся на него крысу.

Сапоги стучали по каменному полу. Шаги вразнобой – шли несколько человек.

Амин поднял голову и горячо взмолился Аллат – хотя уместнее было бы Вадду, ведь в его владениях скоро окажется.

По крайней мере, он знает, каково там.

И он был прав, что не сумеет подняться – стражникам пришлось полдороги тащить его под руки. «Не волочь», – с усмешкой отметил Амин. Неужели последняя дань уважения? Он все-таки шехзаде. Каким бы он ни был, он шехзаде – кровь от крови с великими властителями древней Яммы.

О том, что он кровь от крови с Халибом, Амин старался не думать.

Когда солнце ослепило, многоголосый шум оглушил, и Амина швырнули на песок, он понял – не уважения. Страже просто приказали не калечить его раньше времени.

Брат действительно постарался обставить его смерть поинтереснее. Публичные казни не были в Ямме редкостью, но при последнем султане, отце Амина, они редко проводились на Арене. Великий Сейфуллах не считал достойным заставлять пленников или преступников сражаться. Полагал лицемерием скудный шанс выжить и никогда не любил издеваться над беспомощными.

Очевидно, новый султан взгляды отца не разделял.

Толпа притихла, пока Амин, отплевываясь от песка, с трудом поднимался. Пока глаза привыкали к солнечному свету. Пока юноша осматривался, не признаваясь себе, что ищет на трибунах брата. Конечно, нашел – его балкон сложно было не заметить. Украшенный драгоценными камнями сверкающий навес, невольники с южных гор с опахалами, толпящиеся за креслом султана сановники – Амин не узнал их да и не слишком разглядывал. Халиб наверняка вместе с братьями избавился и от друзей отца. У него со старым султаном всегда были напряженные отношения. И разные взгляды – на все.

В отличие от любимчика старого султана – Амина, которому все позволяли. Даже будучи еще не вошедшим в возраст, выбирать невольниц из царского гарема…

Амин зажмурился и вздрогнул, когда толпа вновь завопила: на другой стороне Арены открыли ворота, и стражники, сгрудившись у стен, принялись копьями подгонять выходящих из загона тигров. Конечно же, голодных. Конечно же, обозленных. И уже увидевших легкую добычу.

Амин со вздохом посмотрел на пронзительно-голубое небо. На сияющее – еще не в зените, но близко, – солнце. Сейчас стоило повторить молитву, но перед глазами Амина встало совсем не лицо прекрасной богини Аллат.

Рычание совсем близко, и Амин зажмуривается. Так почему-то спокойнее. И так можно справиться со жжением в глазах.

Дрянной, негодный мальчишка, зачем ты это делал… Зачем ты это делала, ты же все знала и ничего не сказала, до самого конца не сказала!

Глухое рычание и горячее, зловонное дыхание в лицо.

Рука по привычке касается пояса – там, где раньше хранилась джамбия. Сейчас ее нет и защититься нечем.

Амин открывает глаза, смотрит на окруживших его зверей. Оскаленные пасти, пенящаяся на клыках слюна…

Лазурное перо, почти незаметно светясь, легко кружится на ветру, падает на арену под ноги юноше.

Как по команде тигры ложатся на песок, тыкаясь носами в колени юноши, и лишь глухо ворчат, когда стражники колют их копьями, заставляя встать.

Перо ловит солнечный свет и рассыпается синими брызгами, невидимое для замершей изумленной толпы. Но не для Амина.

В полной тишине повелитель Яммы поднимается, подходит к узорчатым перильцам балкона и делает страже знак.

Рука султана зависает в воздухе, и поворачиваются копья, и невидимые Амину стрелки натягивают тетиву, а гвардейцы кладут руки на рукояти мечей.

Халиб и раньше не уважал традиции предков, не стал чтить и эту – выжившего на Арене должны были отпустить.

Вот только Амину не дадут выжить.

Рука опускается, и Амин, по-прежнему глядя на песок, где тает последняя синяя искра, вздрагивает, закрываясь от несуществующего удара.

За ним вздрагивает вся Арена, и песок вокруг вздымается, пенится, сверкая на солнце сине-зеленой чешуей.

Огромная кобра, раскрыв капюшон и обвив кольцами остолбеневшего Амина и ластящихся к нему тигров, с интересом смотрит на султана.

Под тихое угрожающее шипение Арена наполняется змеями.

В комнате было сумрачно – от убранных частыми решетками окон. Зато свет падал так, чтобы выгодно осветить арабеску на стенах и пушистый ковер бедуинов на полу.

– Мир тебе, ибни, – улыбнулся, стоя у закрытой двери, юноша Алиф… а точнее джинн – повелитель змей из города Мисбаха.

Сидящий на полу Амин тяжело сглотнул, не сумев вымолвить ни слова.

Улыбка на лице джинна стала шире.

– Держи, – он протянул Амину джамбию. – Она твоя.

– П-почему? – умудрился шепнуть юноша, дрожащей рукой пытаясь взять кинжал.

– Потому что я, – подмигнул Алиф, – так хочу, – и, наклонившись, ловко сунул джамбию за пояс – ровно туда, где Амин привык ее хранить. – А теперь молч-ш-ш-ши, ибни. Говорить буду я. У меня… нас-с-с-с, – добавил он громко, – ес-с-с-сть ч-ш-ш-то с-с-с-сказать юному с-с-с-султану Яммы.

– Не такому уж юному, – отозвался Халиб, закрывая дверь. – Амин, братец, ты не просто попал к джиннам, ты еще с ними и спутался? Напомни-ка мне четвертое правило Салах-аги.

Амин открыл было рот, но, поймав взгляд Алифа, промолчал.

В наступившей тишине змеиное шипение прозвучало неожиданно громко. И угрожающе.

– Не заставляйте меня звать стражу, – холодно бросил Халиб, глядя на ползущих к Амину кобр. – Это вы хотели со мной поговорить.

– О да, – улыбнулся Алиф, не слишком стараясь сохранить человеческий облик полностью. Улыбка, к примеру, у него получилась совершенно змеиная. – Это я милос-с-с-стиво решил не раз-с-с-срушать этот прекрас-с-с-сный дворец. И не убивать тебя, с-с-с-смертный. Тебя и твоих с-с-с-слуг.

Халиб рассмеялся, и Амин заметил, как в руку ему сам собой скакнул кинжал из ножен на поясе.

– Не с-с-с-стоит, с-с-с-смертный, – Алиф заметил тоже, но даже не напрягся. Лишь глаза нехорошо прищурились. – Ты же не хочеш-с-с-сь отправиться к Манат раньш-с-с-се времени? Клянус-с-с-сь Иблис-с-с-сом, я хочу этого, наверное, не меньш-с-с-се твоего брата, а в будущем – и твоего народа. Но ты нужен нам, с-с-с-смертный. Поэтому ус-с-с-спокойся и выс-с-с-слушай. Твоей жиз-с-с-с-сни нич-ш-ш-што не угрож-ш-ш-шает.

Амин ждал, что разозленный Халиб – а брат злился, да так, что дрожали даже пальцы, сжимающие кинжал, – позовет стражу, напомнит, что к султанам подобным образом не обращаются даже джинны… Попытается напасть на Алифа или выхватить джамбию у Амина, наконец.

Но Халиб просто спокойно сел в кресло, с благожелательным интересом глядя на джинна. Даже кинжал вернулся в ножны.

Халиб тоже внимательно слушал наставника Салах-агу в детстве.

Алиф усмехнулся, но сел напротив – у маленького столика с фруктами и кувшином вина. Не притронулся ни к еде, ни к напиткам – как и Халиб.

И тихо, свистяще начал.

– С-с-с-султан, твой брат предлагал тебе подумать о войне с Гарибой. Мы, – он поймал взгляд Халиба, заставляя смотреть в глаза. В змеиные, немигающие глаза. – Мы поддерж-ш-ш-шиваем его предлож-ш-ш-шение.

– Мы? – переспросил Халиб, и тут же комната наполнилась тихими голосами, шепотком, смехом. Стены затянуло туманом, из распахнувшегося окна повеяло морским свежим ветром.

– Мы, – произнес появившийся рядом с Амином ифрит, у которого Валид стащил черного коня для шехзаде.

– Мы, – хихикнули три джинньи из сада, пытавшиеся приятно провести с Амином время. До того, как их поймал Валид.

– Мы, – шепнул марид, изображавший царевича в городе пирамид Нури.

– Мы, – эхом раздалось со всех сторон. Зыбкие тени, гротескные чудовища, прекрасные до боли, до щемящего сердца, существа, обступив Амина, смотрели на побледневшего султана. – Мы.

– Мы, – улыбнулся Алиф. – Царс-с-с-ство джиннов.

Халиб молчал – долго, и Амин отлично его понимал. Он бы сам сейчас не смог говорить. Смотреть, знать, что эти существа реальны, что они сильны, даже могущественны… что они неуправляемы – спокойно думать об этом можно было рядом с Валидом. Безобидный мальчишка, лопающий сладости не мог никому причинить вреда – хоть Амин и отлично понимал, что это не так. Понимал… но смотрел на веселящегося ребенка – и не верил. И этот ребенок так запросто общался с джиннами, точно они часть его мира – и мира Амина тоже. Сейчас же…

Амин встретился взглядом с ифритом из пещеры у Бахры. Ифрит улыбнулся, подмигнув. И, повернувшись к Халибу, спокойным, совершенно человеческим голосом добавил:

– Мы очень обижены на султана Гарибы. Этот колдун решил, что может повелевать нами.

– Он охотится на нас, – зашумели у Амина за спиной. – Он развращает нашу природу, он даже замахнулся на то, чтобы создавать чудовищ из тех, кого он поработил.

– И он не остановится только на нас, – добавил ифрит. – Когда он соберет себе армию уродов, армию гулей, он обратит свой взор на мир людей.

– Вы будете покорно ж-ш-ш-шдать? – добавил Алиф. – Мы предлагаем помощ-ш-ш-шь. Ваша помощ-ш-ш-шь нам. Наш-ш-ш-ша – вам.

– Мы предлагаем союз, – эхом откликнулись джинны.

– Я, – выдохнул Халиб, и его глаза алчно заблестели. – Я благодарен…

– Не тебе, – с усмешкой прервал его ифрит. И кивнул на Амина. – Ибни. Он – один из немногих смертных, которым мы можем доверять.

– Он доказ-с-с-сал это – много раз-с-с-с, – кивнул Алиф, глянув на остолбеневшего Амина. – Я был с-с-с ним, я с-с-смотрел… Если ты примеш-ш-ш-шь наш-ш-ш-ше предлож-ш-ш-шение, поведет нас-с-с-с он.

– А если… нет? – Халиб из последних сил старался не потерять лицо.

– Тогда мы з-с-с-саберем его, – ответил Алиф. – И, когда Гариба завоюет Ямму, предлож-ш-ш-шим ему ваш-ш-ш-ш трон. И только тогда нападем на с-с-с-султана Гарибы.

– Потому что отказом ты обидишь нас, смертный, – улыбнулся ифрит. – Мы не любим, когда нас обижают… люди.

– Мы мстим, – эхом откликнулись за спиной.

– Да, и Гариба будет ослаблена войной с людьми. Хороший момент для нападения, – пожал плечами ифрит.

– Мы предлагаем тебе помощ-ш-ш-шь из милос-с-с-сти, с-с-с-смертный, – закончил Алиф. – Лиш-ш-ш-шь потому, что ты кровь от крови того, кто с-с-с-стал одному из-с-с нас-с-с другом. Прими нашу помощ-ш-ш-шь или умри.

Халиб открыл рот. Глянул на Амина. И вдруг рассмеялся.

– Что же, похоже, у меня не такой уж богатый выбор, – и протянул Алифу руку.

В полной тишине повелитель змей протянул в ответ свою, и, когда их пальцы соприкоснулись, туман, ветер и голоса исчезли. Комната снова обрела прежний вид.

– Да благос-с-с-словит Манат твой выбор, с-с-смертный, – спокойно произнес Алиф. И, кивнув на Амина, добавил: – Мне каж-ш-ш-ш-шется или моему другу нуж-ш-ш-ш-шен лекарь?

Это было последнее, что ослабевший после подземелья Амин услышал, прежде чем потерять сознание.

Змея свисала с золоченого столбика кровати живой лианой, смотрела Амину в глаза немигающим взглядом. Юноша тоже замер, медленным, плавным движением нащупывая на поясе джамбию. Кинжал точно сам ткнулся в руку, приятно-теплая рукоять заставила почувствовать себя уверенней.

И тут же, засвистев, змея вползла по столику в еле заметную трещину между стеной и потолком и исчезла.

– И вот так по всему дворцу, – вздохнул сидящий в кресле у кровати Халиб. – Следят, наблюдают, подслушивают.

Амин с трудом сел на подушках – голова кружилась, перед глазами стоял туман.

– А о тебе рассказывают сказки. Веселые и страшные, – с улыбкой добавил султан Яммы. – Половина из них, конечно, выдумки, но если хотя бы вторая половина – правда… Ты с пользой провел время, брат. Может, и мне тоже сбежать? Главенствовать на диванах и слушать визирей весьма неприятное и скучное занятие.

– Что тебе нужно? – выдавил Амин, мечтая о глотке воды.

Халиб, точно прочтя его мысли, поднялся, взял с изящного столика у окна чашу и, подойдя к кровати, подал ее Амину.

Юноша взял дрожащими руками, с опаской понюхал.

– Не беспокойся, – усмехнулся Халиб, – мысль отравить тебя, конечно, искушает, но пока ты мне нужен. И к тому же, змеи, – добавил он, – пару раз в ней уже искупались. Так что пей, если не брезгуешь.

Амин с трудом сдержал смешок и приник к чаше. Прохладное, приправленное травами вино казалось высшим блаженством.

– Как тебе это удалось? – помолчав, словно невзначай спросил Халиб. – Как тебе удалось подружиться с джиннами? Джамбия – в ней этот… змей? Мои колдуны осматривали ее, но не смогли вызвать джинна. Им он не подчиняется. А ведь должен – тому, в чьих руках сосуд в который джинна заточили.

– Заточили, – с улыбкой повторил Амин. И, не в силах смотреть на султана, уставился на узорчатое покрывало. – Я же не колдун, брат. Я не смог бы его заточить. Он сам выбрал этот… сосуд.

– Сам выбрал службу человеку? – вскинул брови Халиб.

– Не службу, – тихо поправил его Амин. – Дружбу.

– Дружбу? О нет, он тебя защищает – он тебе служит, – покачал головой Халиб. – Нет, Амин. Ты знаешь какой-то секрет, как подчинять джиннов, – глаза султана загорелись. – Скажи мне. Скажи мне, что это. Какой-то магический фокус? Ну да, ты не колдун. Тогда что? Талисман? Но тебя обыскивали и кроме кинжала ничего не нашли. Что это? – голос Халиба охрип от еле сдерживаемой алчности. – Скажи мне, что это?!

Амин неосознанно схватился за рукоять джамбии, и на кровать рядом с султаном шлепнулись сразу три змеи. Угрожающе зашипели, вытягивая плоские черно-желтые головы.

– Амин, – с трудом взяв себя в руки, улыбнулся султан. – Я позволю тебе… я позволю тебе остаться во дворце, даже сохраню титул, если хочешь. Только скажи, что это.

– Я не могу, – тихо произнес Амин, и Халиб потянулся к висящему на поясе кинжалу.

Амин перехватил его руку, удивляясь, как неприятно дотрагиваться до умащенной розовой водой кожи брата – примерно так же, как раньше он не любил касаться змей.

– Подожди, Халиб. Ты хочешь знать, как я смог получить джиннов в союзники? Я тебе покажу. Когда мы разобьем султана Гарибы.

Халиб пристально смотрел ему в глаза какое-то время, потом отвернулся, рассмеявшись.

– Ну конечно. Умно, брат. Очень умно. Джинны да твое знание, – все, почему я терплю тебя. Заставишь меня пообещать что-нибудь эдакое в обмен? Давай, ты всегда был умненьким мальчиком, – и, поднявшись, направился к двери.

Амин с улыбкой покачал головой и тихо позвал:

– Халиб. Почему ты убил Зульфию?

Султан остановился. Обернулся, удивленно глядя на Амина.

– Зуль… А, твою наложницу, которая любила танцевать с саблей? У нее хорошо получалось.

– Почему ты убил ее? – повторил Амин.

– До сих пор не понимаешь? – усмехнулся Халиб. – Странно. Она была твоей слабостью, брат. Единственное, что могло бросить тебя на колени передо мной. Какая-то девчонка-наложница! Ты был противен мне тогда – шехзаде, готовый умолять, чтобы эту раскрашенную дуру не трогали. Нет бы спасать собственную шкуру! Не будь тогда того мальчишки – как там его звали? – ты бы так и рыдал над ее телом.

– Захир, – шепнул Амин, закрыв глаза. – Его звали Захир.

– Вот видишь, – рассмеялся Халиб. – Ты их помнишь. До сих пор. Это слабость, Амин, недостойная шехзаде. От слабостей необходимо избавляться. Странно, что я объясняю это тебе. Разве это не очевидно?

Амин, тяжело вздохнув, вспомнил, как день за днем, ночь за ночью после побега его держало только желание сначала отомстить старшему брату, потом – просто вернуться. И наконец – доказать прежде всего самому себе, что он достаточно силен, чтобы защитить тех, кто ему дорог. Теперь силен – ведь раньше не смог.

А на самом деле не смог даже сохранить единственного со времени побега из Яммы друга, который привел его в Гарибу, исполняя его желание, несмотря ни на что. Не смог – потому что слаб? Раньше Амин решил бы, что да.

Сейчас все его желания, отчаянные мечты о мести казались такими глупыми, такими мелкими. Сейчас он хотел бы оказаться далеко-далеко отсюда, где-нибудь в Бахре, в старой лачуге в компании объедающегося сладостями несносного мальчишки…

В давних воспоминаниях образы танцующей Зульфии и верного Захира прощально улыбнулись. Пора было отпустить их. И жить настоящим.

Когда дверь скрипнула, открываясь перед султаном, Амин тихо, не веря, что говорит это, произнес:

– Я тебя прощаю.

Халиб или не расслышал, или сделал вид. Амину было все равно.

– Человечнос-с-сть, – просвистел рядом голос Алифа. – Человеченос-с-с-сть, ибни. С-с-с-среди людей она в пос-с-с-следнее время так редка.

Амин промолчал, впервые в жизни понимая, какая пропасть лежит между ним и братом. И что бы Амин ни сделал, ему никогда-никогда не сократить ее.

И этому человеку он что-то стремился доказать?

Ловкие руки марида-служанки порхали, украшая длинные косы замершей у окна красавицы. В темные до черноты, блестящие пряди вплетались жемчужины, алмазы – они звездами загорались, как освещает Вадду дорогу его заботливая мать – Ночь.

Красавица молча терпела – видно было, что украшения, восхитившие бы иную царевну, ее тяготят. Ни стоящие богатого порта жемчужные бусы, ни яхонтовые перстни, за которые пролилось достаточно крови, прежде чем они попали к султану Гарибы, ни браслеты благородного белого золота, – ничто ее не радовало.

Гаджат, султан Гарибы, сидел в кресле неподалеку, перекатывал в руках – по-девичьи тонких, ловких руках колдуна – яблоко. И не сводил жадного взгляда с красавицы.

– Что же, хумай, не милы тебе мои дары?

– Я счастлива, хозяин, – равнодушно отозвалась красавица.

Колдун улыбнулся.

– Амани… Посмотри же, полюбуйся на себя. Ты прекрасна… Ты прекрасней Аллат!

Красавица покорно обернулась к зеркалу в полный рост – сверкнула богато расшитая золотом шелковая галабея, брызнули светом вышитые алмазами бархатные туфли.

– Хумай. Моя хумай, – колдун покатал эти слова на языке, насладился – как изысканным лакомством. – А правду говорят, ты танцевала для того мальчишки из Яммы?

На мгновение лицо красавицы исказилось. В глазах мелькнула ярость вперемешку с тоской.

– Да, хозяин.

– Ты станцуешь для меня?

Красавица взмахнула ресницами, покорно склонив голову.

– Как вы пожелаете, хозяин.

– И пой, – добавил султан Гарибы, с интересом разглядывая хумай.

Та запела – тоскливо, горько, надломленно. Надломленным же, неловким получился танец – совсем не услада для глаз.

Когда красавица замерла на коленях у кресла султана, тот, небрежно потрепав ее за щеку, бросил:

– От твоих танцев хочется повеситься. Я хочу, чтобы ты была весела для меня.

Красавица послушно улыбнулась, но султан уже отвернулся. Встал, махнул рукой служанке-мариду.

– К ночи разберись в себе, милая Амани. Я хочу, чтобы ты пела для меня радостно.

Красавица склонила голову.

– Да, хозяин.

И так и осталась стоять на коленях, когда за колдуном и маридом захлопнулась дверь. Черный шелк галабеи смешался с волосами, укрыв хумай от всего мира – всего, кроме хозяина.

– Амани.

Красавица не пошевелилась.

Насим выскользнул из-за сундуков с тканями и украшениями – подарком султана – замер перед девушкой.

– Амани, послушай. Верни мою силу, и я заставлю твоего нынешнего хозяина пожалеть о том, как он посмел обращаться с гордой хумай.

– Что, колдун, ты будешь обращаться со мной лучше? – не поворачиваясь, отозвалась красавица.

Насим, не сводя с нее жадного взгляда, торопливо кивнул.

– Конечно! Я верну тебе Амина, я отпущу тебя!

Амани-хумай не первый год жила на свете и отлично знала, чего стоят люди. Особенно колдуны.

– Возьми, – жемчужина упала в протянутую руку мальчика. – Она откроет тебе дворцовые подземелья. Там султан прячет свиток с твоим проклятием.

Насим жадно схватил жемчужину и бросился к двери.

– Ночью, – добавила Амани. – Ты знаешь, что снимать проклятия лучше ночью.

Насим улыбнулся – очень похоже на султана Гарибы. И исчез за дверью.

Хумай знала, что всего лишь меняет одного хозяина на другого. Но не могла отказать себе в удовольствии посмотреть, как они станут убивать друг друга.

Человеческий род жаден до власти.

Аллат, последний раз полюбовавшись на свое отражение в куполе храма, набросила на роскошные волосы накидку, собираясь уступить небосклон брату. Длинные, как копья, и тонкие, как иглы швеи, лучи заглядывали на базарную площадь гарибского города Аббаса, граничащего с Яммой.

Сжимая кулаки, Амин смотрел вокруг. О жестокости джиннов рассказывали страшные истории, он же видел ее и воочию. Для джиннов не существовало смерти, и все жизни людей – ведущих караваны бедуинов, торговцев-побережцев, нахваливающих товар, стражников, скучающих у городских стен, – все эти жизни не имели ценности. Ровно настолько, насколько не имели они и для султана Халиба, собирающегося напасть на город ночью.

– Ты не любиш-ш-ш-шь убивать, ибни? – просвистел возникший как обычно из ниоткуда Алиф. – Ты предпочитаеш-ш-ш-шь мир?

Амин глянул на него и опустил голову.

– Какая разница, что я люблю? – В вечерней сутолоке базара его голос звучал почти неслышно. Для людей, но не для джинна.

– И ты не хочеш-ш-ш-ш быть мелкой фиш-ш-шкой в этой алатыри, – улыбнулся Алиф. – Но тебя не пос-с-с-слушает здешний эмир, даж-ш-ш-ше если ты з-з-захочеш-ш-шь предупредить его об опас-с-с-сности.

Амин быстро глянул на него.

– Ес-с-с-сть с-с-с-способ, – по-змеиному улыбнулся Алиф.

Вслед за его словами на базар упал туман. И гулкая, сонная тишина.

– Они с-с-с-спят, – сказал Алиф, когда туман рассеялся, и Амин изумленно оглядел площадь. – Вс-с-с-се с-с-с-спят. Ведь у вас-с-с-с с-с-с-скоро ноч-ш-ш-шь.

Амин машинально кивнул и с трудом выдавил, когда лежащий у его ног мальчишка-побережец, отдаленно похожий на Валида, потянулся во сне:

– Разве ты господин и над сном, повелитель змей?

– Нет, – улыбнулся Алиф. – Но с-с-с-среди нас-с-с-с есть и повелитель с-с-с-сновидений… Ты хочеш-ш-шь мира, пус-с-с-сть так. Некоторые из нас-с-с-с не разделяют твоих… желаний… Но они с-с-с-согласны с-с-с-сохранить с-с-с-свою ярость для колдуна. Иди, ибни. Поговори с-с-с-с эмиром. Он прос-с-с-снется. И выс-с-с-лушает. Теперь выс-с-с-слушает. Дай ему шанс-с-с-с-с выж-ш-ш-шить.

Амин выпрямился и, не оборачиваясь, направился к дворцу.

– Стоит ли ему доверять? – капризно поинтересовалась бледная красавица с серебристыми волосами, соткавшись из тумана и повиснув в воздухе рядом с Алифом. – Он смертный.

– Хумай доверяла ему, – прошипел Алиф, глядя юноше вслед. – З-с-с-са него она отдала с-с-с-свою с-с-с-свободу.

– И не предупредила, что колдун его обманет? – изогнула бровь туманная красавица. – Не думаю, что это доверие.

Алиф совсем по-человечески пожал плечами.

– Тогда попробуй навредить ему, и, когда с-с-с-сайеда ос-с-с-свободится, пос-с-с-смотришь, что она с-с-с тобой с-с-с-сделает.

Красавица фальшиво рассмеялась, изящно прикрывая губы ладошкой.

– Я путешествовал с-с-с-с ними, – покачал головой Алиф. – Я наблюдал. Он бес-с-с-скорыстен и с-с-сердечен.

– Ну да, – улыбнулась красавица. – Если умрет, будет жалко. А он умрет, колдун убьет его в первую очередь. Смертные любят убивать друг друга.

– Унич-ш-ш-тожить колдуна мож-ш-ш-шет только человек. Ос-с-с-стальным с-с-смертным я не верю.

– Если бы на совете Великого Круга за него не замолвил слово Зантсиб, никто из нас бы не верил ни тебе, ни ему, – надменно отозвалась джиннья.

Повелитель змей улыбнулся.

– В таком с-с-с-случае мне с-с-с-стоит благодарить мудрос-с-с-сть с-с-с-сайеды и благородс-с-с-ство этого ибни.

– Подчиняться смертному, – фыркнула красавица. – Пусть колдун умрет. И тогда этот благородный и мудрый не должен рассчитывать на наше благоволение.

– Именно поэтому я говорил з-с-с-са него, – улыбнулся Алиф. – Он не рас-с-считывает.

Красавица несогласно мотнула головой и растаяла, как туман в солнечных лучах.

На потемневший небосклон выехал Вадд, равнодушно глядя на заснувший внизу город. Хмурому богу не было дела ни до смертных, ни до джиннов. Только до мертвых.

Города Гарибы один за другим сдавались султану Яммы. Без боя. Повелитель Халиб оставлял в них гарнизон яммцев и шел дальше, продвигаясь вглубь богатой Гарибы.

Соседи – султанаты Мунира, Аиши, Карима – волновались. О султане Яммы поползли слухи, что он дружит с колдуном, подчинившим джиннов. Что равного этому колдуну по силе нет. Что он может завоевать весь мир.

К Гарибе полетел голубь из Мунира с предложением союза. Чуть позже – из Аиши и Карима. Султаны этих стран боялись за свою свободу и жизнь – кто знает, что придет в голову великому колдуну? Но их союз не приняли, а спустя несколько дней окруженная столица Гарибы вдруг выставила свою армию, в которой людей была разве что десятая часть. Битва колдунов, говорят, длилась до заката, и захлебнулась сама собой, грозя повториться наутро.

Рссказывают, что ночью тот самый могущественный колдун из Яммы взял своих слуг-джиннов и незамеченным проскользнул во дворец султана Гарибы.

– Здес-с-сь, – змей сполз с плеча Амина и указал на еле заметную трещину.

– Не, не здесь, – отозвалась рогатая девчонка-бедуинка. Поскребла коготком камень, поморщилась. – Точно не здесь. Ошибся ты, папаша.

– Да что ты понимаеш-с-с-сь, о доч-с-с-сь шайтана, – прошипел змей. – Я жил в этих подзс-с-семельях, когда ты еще не родилась.

– У тебя старческое слабоумие, папаша, – отозвалась джиннья, на всякий случай придвигаясь поближе к Амину. – Когда я тут воровала, никакого подземного хода в этой части города и в помине не было.

– Это было пятьс-с-сот лет назад.

– Угу. А ты тут когда жил? Тысчонку лет назад, а?

Змей, не удостоив ее ответом, заполз в трещину. Девочка-джиннья недовольно поскребла коготком рог – звук получился, как будто она водила острым ножом по стеклу. Амин поморщился.

– Да я Иблисом клянусь, нет тут ничего, – угрюмо сказала джиннья, глядя на него. – Только время теряем.

– У нас его достаточно. Солнце только-только село, – попытался успокоить ее Амин.

– Это тебе так кажется, смертный, – поморщилась девчонка. – Ты не чувствуешь, как магией воняет?

Амин удивленно глянул на нее и покачал головой.

– Везет. Такое чувство, что я на мусорке… Ну чего, папаша, пересчитал местных червяков?

Змей, не глянув на нее, пополз к Амину.

– Не здес-с-сь.

– Я ж говорила!

– Умолкни, о дочьс-с-с шайтана.

Но вела теперь джиннья – в зыбких тенях, мимо застывших фигур стражников. Ее умением, как объяснил Амину змей, была незаметность. «Маленькая… с-с-с… воровка». Наверное, при жизни джиннья действительно была не новичком в воровском деле.

Теперь они остановились у люка – ржавый замок открыла тоже джиннья («Шумишь ты своей магией, папаша»). Вниз вела лестница – в кромешной тьме, поэтому хорошо различалась только залитая лунным светом верхняя ступенька.

– Не бойся, смертный, – джиннья поддерживала ослепшего в темноте Амина. – Я тут еще человеком знаешь сколько раз бегала! С закрытыми глазами дорогу найду!

– А можно… ты ее… с открытыми найдешь? – Амину было страшно, и если ноги он еще заставлял идти, то совладать с тяжелым дыханием никак не мог.

Джиннья в темноте усмехнулась.

– На змея смотри не наступи, он обидится. Обидишься, папаша?.. Скажи, Амин, а что ты сделаешь с хумай, когда убьешь колдуна?

Амин машинально коснулся рукояти джамбии и чуть не упал на очередной ступеньке, потеряв равновесие.

– Не знаю.

– Врешь, – отозвалась джиннья. – Просто… Если вся удача мира все равно будет твоей… Подаришь перо из ее хвоста?

– З-с-с-сачем оно тебе, о дочь шайтана?

– Ты не поймешь, папаша. Я-то пятьсот лет назад была человеком, и просто спала и видела, как заполучу эту несносную птицу…

В темноте послышалось насмешливое шипение.

– Кончай ржать! Ну что, смертный? Поделишься перышком?

Амин, не слушая, замер – впереди мелькнул свет.

– Что там?

– Да шайтан его знает, – отозвалась джиннья, вглядываясь. – Может, стражники. Идем – не волнуйся, не заметят.

Но Амин мог поклясться, что видел знакомую худенькую фигурку Насима, мелькнувшую в чреве одного из темных коридоров.

Очень скоро действительно показался свет. Но не золотой – фонарика, а серебристый – луны. Змей, обвив ногу Амина, скользнул ему на руку.

– Не пугайс-с-ся.

Гротескная тень полуженщины-полукошки прошла мимо. Еще одна остановилась рядом, шумно втянула носом воздух. Грациозно потянулась.

– Папаша прав – не бойся, – шепнула джиннья. – Они нас не заметят. Но вот дальше заклинания начнутся…

– Что это? – выдохнул удивленный Амин, вглядываясь во мрак.

– Гули, – отозвалась джиннья.

Обезображенные женские лица с выпирающими из ртов загнутыми, точно сабли, клыками таращились на Амина зелеными горящими глазами. Стоящая посреди двора стеклянная клетка, в которой метались сгустки огня, освещала двор прекрасно – и Амин об этом пожалел. Лучше бы этих бестий он никогда не видел.

– Не бойся, гули жрут только падаль.

– Не эти-с-с-с, – подал голос Алиф. – Идем с-с-скорее. Они нас-с-с чуют.

Пара гулей действительно прошлась совсем рядом, помахивая загнутыми скорпионьими хвостами. Но впереди замаячил вход на дворцовые кухни, и Амин поспешил вслед за джинньей туда.

Здесь пахло пряностями и жареной дичью. Сновали у длинных столов служанки, совершенно одинаковые, как близнецы. Амин пригляделся и заметил на груди – слишком открытой для приличной человеческой женщины – розовую отметину, словно ожог. Если, конечно, ожог мог быть узорчатым.

– Ифриты, – пробормотала джиннья, и голос ее задрожал. Она и сама прижалась к Амину. – Идем скорее отсюда, смертный.

Но слуги были везде – одинаковые на лицо, с печатями-ожогами. Одни косились на Амина, словно замечали его тень. Другие просто проходили мимо.

По дворцу пришлось покружить, прежде чем змей и джиннья определились наконец куда идти. По коридорам наверх, потом – узенькая винтовая лестница…

Дверь была неприметная, но закрытая на ключ.

– Щас, – джиннья приникла к замку. – Я и не с такими справлялась. А, шайтан, забыла… Смертный, у тебя шпильки не найдется?

Шпильку принес змей – незаметно стащил у проходящей мимо служанки. Та словно бы и не заметила, что аккуратно заделанные волосы опустились ей на плечи.

Со шпилькой дело пошло на лад – джиннья поворчала еще пару мгновений, но потом замок щелкнул. Не убирая шпильку, девчонка приоткрыла дверь, пропуская Амина со змеем, потом аккуратно закрыла, снова поворачивая самодельный «ключ».

В комнате было светло – серебристый лунный свет щедро лился в окно, падал на кровать, высвечивал лежащую и будто бы глубоко спящую девушку.

У Амина перехватило дыхание, зато джиннья, повернувшись, восхищенно прошептала:

– Так вот какая она, хумай!

Змей, соскользнув с запястья Амина, превратился в юношу и потащил джиннью к громоздящимся у стены горам сундуков. Амин скрылся в их тени – и вовремя: красавица резко поднялась.

– Она все равно не может нас видеть, – недовольно шепнула джиннья.

– Она хумай, тебе не ровня-с-с-с, – прошипел Алиф. – Она-с-с-с может.

Подтверждая это, красавица повернулась к Амину – тот вздрогнул, поняв, наконец, что говорил Валид про клетку. Взгляд девушки был мертвый – как у куклы.

Тихо открылась дверь – и красавица плавно перетекла на пол, встала на колени перед вошедшим.

Султан Гарибы довольно хмыкнул, отмахнулся от слуги – тот поставил фонарь неподалеку от сундуков и, кланяясь, закрыл за собой дверь.

– Ты прекрасна, Амани. Смотри, у меня для тебя еще подарок. Этот-то тебе точно понравится.

Девушка подняла голову, послушно посмотрела на скачущую по клетке певчую птичку. Амин прижал ладонь ко рту – вздох так и рвался. Ярость во взгляде девушки очень напомнила Валида, когда тот кричал про клетки.

– Тебе нравится, Амани?

– Да, хозяин, – голос был нежный, человеческий. Покорный.

Султан, наклонившись, схватил девушку за подбородок. Потянул, поднимая.

– Ты знаешь мое желание, Амани.

Красавица взмахнула ресницами, глядя мимо него на Амина. И мертво отозвалась:

– Да, хозяин. Как вы пожелаете.

Амин сжал джамбию, но даже шевельнуться не успел. Из укрытия, рыча что-то на незнакомом языке, выскользнула девчонка-джиннья и бросилась на колдуна.

– Не смей так с нами! Не смей! Ничтожество! Тебя бы самого в клетку! – кричала она, даже когда колдун, играючи скрутив ее сверкающими путами, склонился, рассматривая.

– Совсем еще девочка, – усмехнулся, щелкнув пальцами. Джиннья немедленно подавилась словами. – Смотри, Амани, ваша молодежь пытается отринуть вековые законы. Служить не хочет, – добавил он.

Алиф, шипя, превратился в змея и исчез где-то в тенях. Амин, не опуская джамбию, наблюдал.

– Видела моих служанок? – усмехнулся тем временем колдун джиннье. – Хочешь пополнить их число?

Джиннья извернулась в путах – и метко плюнула в лицо колдуну. Тот поморщился, вытер щеку.

– Амани, я хочу, чтобы ты ее наказала. Посади ее в клетку – раз уж ей это так противно.

Амин тихо выдохнул – уменьшившаяся девчонка заметалась по клетке, вспугнув заснувшую было птицу.

– С этими игрушками в войну… Султан Яммы совершенно помешался, – склонившись над клеткой, вздохнул колдун. – Глупец, и как только не понимает – Создатель сотворил людей по своему образу и подобию, и сделал так, что самый могущественный может повелевать всеми другими его созданиями. Владеть ими. Как я владею тобой, да, хумай?

– Да, хозяин.

Колдун кивнул, просунул пальцы сквозь прутья клетки.

– Девчонка… Может, отдать тебя гулям?

Тогда-то Амин, устав от напряжения, и скользнул к нему из тени, замахиваясь джамбией. Увлеченный насмешками над джинньей колдун казался легкой добычей.

Но колдун, взмахнув рукой, обернулся слишком быстро.

– Ибни? – не обращая внимания на бьющуюся в клетке джиннью, удивился султан Гарибы. – Я же приказывал тебя убить. Как ты выжил?

Амин вхолостую снова замахнулся джамбией, но казавшаяся обманчиво близкой фигура опять исчезла, возникнув у него за спиной.

Колдун игрой явно наслаждался.

– Так это ты тот смертный, сумевший договориться с джиннами? – спросил вдруг он. – Глупец, зачем? Ты же прекрасно знал, что я могу одним желанием сделать так, чтобы вас не стало. И хумай его исполнит. Куда она денется. Амани!

Амин, вздрогнув, снова замахнулся.

– Хозяин, – темноволосая красавца опустилась на колени.

– Смотри, как пляшет, – снова появляясь в другой стороне, усмехнулся колдун. – Спой, Амани. Пусть у него будет музыка.

– Повинуюсь, повелитель, – тихо откликнулась красавица и, запрокинув голову, закричала, наполняя воздух отчаянием и безнадежностью.

Амин, сдерживая слезы, закрыл глаза, замирая.

– Удивительно, – протянул колдун, делая девушке знак прекратить. – Для всех смертных, кроме ее хозяина, песни хумай – боль и смерть… Значит, ты поешь не только для меня, Амани?

Красавица подняла голову, глядя на колдуна глазами Валида, и Амин опять замахнулся. На этот раз попал.

Шипя ругательства, колдун зажал рану на руке куфией. А над упавшим Амином, рыча, замерло чудовище – не то женщина, не то кошка. С саблевидных громадных клыков, пенясь, стекала слюна.

– Ну и где твои защитники? – вздохнул колдун. – Никогда не доверяй джиннам. Это первое, чему учится волшебник. Но куда это знать обычному смертному, пусть и шехзаде! Ты думал, они будут слушать твои приказы, ибни, твои джинны? Нет, они просто боятся за свою свободу, и уж конечно, не отдадут ее в руки какого-то опального царевича. Они предали тебя при первой возможности. Знаешь, почему? Потому что ты человек, а в старину, ибни, считалось, что только человек может победить великого колдуна.

– Ты льстишь себе, – прохрипел Амин, зажмуриваясь. – Ты отнюдь не велик. Какая-то птица сильнее тебя. Еще и синяя. Она лопает сладости и танцует на поручнях, зная, что свалится. А потом обвиняет всех, кроме себя. И она сильнее тебя!

Колдун перевел взгляд на неподвижную красавицу.

– Ты прав, – медленно протянул он. – И что, мне пожелать стать таким, как она? Вторым… хумай?

Амин с надеждой закрыл глаза и вздрогнул, когда колдун расхохотался.

– Ибни, какой ты глупец! Я, знаешь ли, тоже в детстве любил послушать сказки. На такую грубую уловку меня не возьмешь. Джиннам стоило бы поставить на колдуна. Но никого сильнее меня в мире больше нет, так что… Амани, – повернулся к красавице султан.

– Слушаю, хозяин, – мертвым голосом отозвалась хумай.

– Я хочу, – медленно, предвкушая, начал колдун, – чтобы ты…

Договорить он не успел. Вздрогнула башня, вздрогнул дворец, гуль, стоящая над Амином, застонала, отшатываясь к хозяину.

– Ну что еще за… – ворчливо протянул султан оборачиваясь. И ахнул: – Иблис!

Стукнулась о стену распахнутая дверь.

– Да нет, всего лишь я, братец, – усмехнулся Насим, проходя в комнату. Мимо ощерившейся гули, мимо стоящей на коленях хумай и лежащего на ковре Амина. – Что, уже и не признал, Гаджат? Всего-то десять лет не виделись!

– Ты не можешь колдовать, – отпрянув, выдохнул колдун. В его голосе сквозь удивление слишком явно слышался страх. – Ты раб!

Насим улыбнулся и протянул руку, на которой больше не было клейма. Как не было и алой отметины на лбу.

– Обсудим это?

– Твое проклятие необратимо!

– Правда? – невинно поинтересовался мальчик, помахивая перед султаном Гарибы свитком. – Да, милый братец? Пока ты так весело разбираешься с султанатом Яммы, тебе стоило получше следить за своими подземельями… и тайниками…

Амин не мог не улыбнуться – значит, не привиделось внизу, когда он с джиннами шел по подземельям.

– Что?! Да как ты сумел туда пробраться, я закрыл их заклинаниями, не рабов дело взламывать! – обиженно воскликнул султан.

– Может, и не рабов дело, – усмехнулся Насим, подмигивая застывшей на коленях хумай. – Знаешь, чему учишься в рабстве, брат? Терпению. Признаю, у меня его было мало. А еще – раб всегда ненавидит хозяина. Дай ему только шанс… Ты же знаешь, скольких уже убила загнанная в клетку хумай, такая покорная, такая безопасная. Ты поглупел за эти годы, брат!

– Да заберет тебя шайтан! – выдохнул колдун, натыкаясь на стену и подаваясь вперед.

– Сам катись к Вадду, – отозвался Насим, протягивая к нему руки. – Мы в прошлый раз так и не решили, кто из нас могущественнее. Нет, хумай, конечно, сильнее нас, но мы же с тобой люди, брат, а это намного величественнее. Все эти джинны, боги, духи лишь пытаются быть похожими на нас, людей. У них неплохо получается, но нет страсти.

– А ты все такой же философ, братец, – султан Гарибы скользнул в сторону, вытаскивая из-за пояса загнутый кинжал, похожий на тот, что был у Амина. – Очевидно, даже рабству не под силу избавить тебя от этой вредной привычки. Ну что ж, горбатому к Вадду дорога, – и ударил волной черной тени, разрезавшей комнату напополам, а вместе с ней и башню.

Примерно тогда джинны оставили лагерь султана Яммы и хлынули в столицу Гарибы.

И тогда же дворец султана до утра словно зажил собственной жизнью. Он сверкал, взрывался, собирался снова – и перемещался по городу, давя другие дома, пока не вышел за ворота. К поднявшейся по тревоге армии Яммы.

– Султан Яммы, – протянул стоящий на выломанных дворцовых воротах мальчик. – Мир тебе. Или война? – усмехнулся он, поглядывая на окруживших султана телохранителей.

Развалины дворца вокруг чумазого десятилетнего мальчишки смотрелись достаточно эффектно, чтобы великий султан Яммы не пропустил приветствие какого-то ибни мимо ушей.

– И кто же ты такой? – надменно протянул Халиб.

– Похоже, – мальчик наклонился, поднимая за волосы обезображенную голову колдуна, бывшего некогда самым могущественным в мире, – теперь я султан Гарибы. Будем знакомы, о мой венценосный брат, – и рассмеялся долгим, безумным смехом.

Халиб терпеливо дождался, когда он успокоится.

– Будем. Для начала могу я спросить твое имя?

Мальчик пожал плечами, отбросил голову брата.

– Мое настоящее имя мертво. Можешь звать меня Насим, это имя мне нравится. На нем лежит этакий оттенок неволи, оттенок бунтарства…

– Чего ты хочешь, Насим? – как и проигравший колдун, Халиб философии был чужд.

– Склонись передо мной, – улыбнулся мальчик. – Для начала.

Халиб тихо рассмеялся.

– С какой стати? У меня есть джинны, а ты всего лишь колдун.

– Джинны? Ну что ж, позови. А впрочем, – махнул рукой Насим. – Если уж мы меряемся силой, то у меня есть хумай, – и подмигнул побледневшему султану. – От брата в наследство досталась. Амани!

Темноволосая красавица шагнула к нему из тени упавшей колонны, опустилась на колени.

– Хозяин.

– Я хочу, – медленно, улыбаясь, протянул мальчик, – чтобы ты…

И, захрипев, повалился навзничь.

Амин придерживая вздрагивающее тело мальчика, положил его голову себе на колени. Обагрившаяся кровью джамбия, более ненужная, валялась в стороне. Из глубокой раны в груди Насима ручейками бежала кровь, собираясь в лужицы на мраморе двора.

– Я хочу… – шепнул Насим, и из обращенных в небо глаз по щекам заструились слезы. – Амани! Я очень хочу… жит…

И захлебнулся кровью, не договорив.

Амин молча положил затихшее тело на мраморные плиты. Поднял глаза на брата и пошел, пошатываясь к нему. Отшвырнул попавшуюся по дороге джамбию. Сверкнув в утренних лучах, та исчезла где-то в перевернутой чаше фонтана.

Халиб молча смотрел на брата, но рука султана словно сама собой легла на рукоять меча.

– Ты хотел знать, как приручить джиннов? – подняв взгляд на брата, произнес Амин. – Смотри, – и повернулся к стоящей на коленях красавице. – Амани!

Девушка подняла голову и отозвалась равнодушным, скрипучим голосом:

– Хозяин.

– Слушай мое желание, хумай, – выдохнул Амин, глядя красавице в глаза.

– Слушаю и повинуюсь, хозяин

– Я хочу, – Амин вдохнул поглубже. Оглядел руины вокруг, скалящихся гулей, джиннов, собравшихся на крыше и колоннах чуть дальше. – Я хочу, чтобы ты была свободна.

В наступившей мертвой тишине, казалось, было слышно, как хохочет красавица Аллат на небосклоне.

Черные, завораживающие глаза, не отрывающиеся от Амина, изумленно распахнулись.

– Это все, чего хочет хозяин? – ровным голосом уточнила хумай.

Амин посмотрел на нее в ответ. И медленно кивнул.

– Да.

Отвернувшись, девушка медленно поднялась. Выпрямилась. Расправила руки…

…Лазурная птица-желание, тяжело взмахнув крыльями, взлетела, и синее яркое небо обняло ее в ответ, принимая свободную хумай…

Когда сверкающая искорка исчезла в прозрачной синеве, Амин опустил голову и обернулся к султану Яммы.

Мгновение братья смотрели друг на друга, потом Халиб громко захохотал.

А Амин, отвернувшись, опустив плечи и шатаясь, побрел прочь. Прочь от смеющегося брата. Прочь от провожающих его взглядами джиннов. Прочь от смотрящего мертвыми глазами в небо Насима.

Красавица Аллат презрительно глядела с небес на смертного, освободившего свою удачу.

На смертного, упустившего свою удачу.