На другом конце города, за стеной, на краю замусоренной парковки трое мужчин вверх ногами висели в перевернутом внедорожнике. Двигатель все еще гудел, задние колеса вертелись вхолостую.

Пребывая в полубессознательном состоянии, истекая кровью, мужчина за рулем, до сих пор одетый в строгий пиджак, с трудом понимал, что в машине с ним еще двое. Сзади него к потолку был прижат Риз Ли Хоуторн, который ехал на заднем сиденье. Он был без сознания и едва дышал; его толстовка пропиталась кровью, сочившейся из глубоких рваных ран на затылке. На пассажирском сиденье на ремне безопасности болтался Стивен Пембри. Он тоже потерял сознание и выронил еще теплый автомат, который теперь дымился на потолке. Когда волна ходячих добралась до машины и в конце концов перевернула ее на крышу, Стивен Пембри яростно отстреливался сквозь разбитое окно.

Теперь мужчина за рулем отчаянно пытался остаться в сознании. Кровь струилась у него по телу и капала с макушки на потолок внедорожника, как вода из сломанного крана.

Иеремия Гарлиц и представить себе не мог, что умрет именно так – в перевернутой угнанной машине, окруженный сотнями, может даже тысячами, ходячих трупов, медленно истекая кровью, пока множество мертвецов бродило из стороны в сторону и скреблось в окна, оставляя на стекле следы крови и черной желчи. Проповедник всегда считал, что его смерть будет куда менее позорной – возможно, даже великой и благородной, – но теперь ему оставалось только смириться с тем, что Бог захотел, чтобы он умер именно так: умер смертью раненого зверя в перевернутом джипе.

– За что, Господи? Как это случилось? – бормотал он, едва шевеля растрескавшимися, окровавленными губами.

Снаружи мириады ног – многие были босы и почернели от грязи и гнили – шаркали возле внедорожника. Влекомые сдавленным голосом проповедника, мертвецы царапали окна и крылья машины, распространяя вокруг себя могильную вонь. Их смрад проникал в салон сквозь трещины в стекле и был невыносим, это был запах дьявола, запах упадка, греха, слабости, гнили и зла. Проповеднику приходилось ртом хватать воздух – у него было пробито одно легкое, и дыхание давалось ему с огромным трудом. Перед глазами все расплывалось, но он не отводил взгляда от изувеченных, изуродованных фигур, которые переминались с ноги на ногу возле машины.

Закрыв глаза, он попытался призвать в свое сердце всю любовь к Господу Иисусу Христу, его спасителю, его путеводной звезде, и попросил прощения за все бесчисленные грехи свои, и взмолился, чтобы конец пришел как можно скорее, и приготовился спокойно, мирно перейти в благословенный мрак Духа Святого, но в этот момент его прервали. Громкие хрипы, жуткие стоны и вопли чудовищ – вместе похожие на лязг разрываемого металла – ворвались в перевернутый автомобиль, и проповедник содрогнулся, его голова запульсировала, налилась болью, перед глазами замелькали ослепительные белые вспышки, которые мучили его, терзали, пытали.

В темных закоулках его мозга, в тайных камерах глубочайшего бессознательного, в темноте, где скрывались все его тайны и в шкафах хранились секреты, источник его боли принял форму шкатулки, небольшого металлического контейнера с маленькой дверцей, выгравированной на крышке. Эта шкатулка возникла перед его мысленным взором, пока толпа мертвецов подходила все ближе, шагая на его крик. Он увидел небольшую ручку на боку шкатулки. Стадо напирало, внедорожник раскачивался из стороны в сторону. Ручка шкатулки повернулась. Мертвецы наступали слева, машина кренилась все сильнее. Ручка воображаемой шкатулки завертелась быстрее, фальшиво заиграла тихая колыбельная. Стадо надавило справа, внедорожник наклонился на другой бок. Из невидимой шкатулки лилась мелодия детской песенки. Волна ходячих с такой силой ударила в левый бок внедорожника, что он вдруг резко качнулся, перевернулся и встал на колеса.

Воображаемая шкатулка открылась.

Задние колеса обрели опору.

Из шкатулки на голову Иеремии выпрыгнул крошечный кукольный черт.

Внедорожник сорвался с места и полетел сквозь толпу ходячих мертвецов, сбивая сотни и сотни оживших трупов. Проповедник схватил руль окровавленными руками и вдавил педаль газа в пол. Задние колеса прокручивались на скользкой от крови и гнили мостовой, под машину попадало все больше и больше тел, и в конце концов проповедник засмеялся в унисон с кукольным чертиком из его головы. Двое других пассажиров безжизненно болтались из стороны в сторону, пока внедорожник плыл по морю кишок, а Иеремия сотрясался от хохота, чувствуя, как отказывают его поврежденные органы. Иссиня-черный «Кадиллак Эскалейд» вилял по океану ходячих, кровь, желчь и мозговое вещество летели ему на капот и оседали на брызговиках, в лобовое стекло то и дело ударялись ошметки плоти, скользкие потроха и осколки костей. Проповедник все хохотал и хохотал, и его смех перерос в истерику, когда он подмял под машину последние ряды ходячих и вырвался на узкую дорогу в северной части города. И даже мчась в темноту, наконец свободный от стада, свободный от прошлого, свободный от ярма религии, он не мог перестать хохотать над бессмысленностью и абсурдностью всего этого.

Смеясь, он добрался до границы округа, затем повернул на юг и устремился в пустоту ночи, думая о выживании, о грехах человеческих и о сведении счетов.

Они не слышали голосов, пока не свернули с Мейн-стрит и не побежали сквозь смердящую темноту на север, к городской площади. Лилли орудовала найденным возле разрушенной стены обломком доски и расчищала путь сквозь толпу, отчаянно размахивая импровизированной дубинкой и разбивая черепа атакующих или точными ударами сбивая их с ног. Томми едва поспевал за ней, отбиваясь палкой и самозабвенно бросаясь на мертвецов. Время от времени к мальчику устремлялись крупные ходячие и Лилли приходилось останавливаться, разворачиваться к нему и пробивать головы противников тупым концом деревяшки. Такая напряженная дорога от выхода из канализации до городской площади заняла у них более пяти минут.

Когда они наконец достигли поросшей травой лужайки, разбитой в самом центре города, количество ходячих внутри безопасной зоны уже успело удвоиться, если не утроиться. Теперь их было так много, что кое-где они стояли плечо к плечу. Лилли пришлось перевернуть стоявший у бордюра мусорный бак, чтобы отвлечь внимание хотя бы некоторых мертвецов и расчистить путь к крыльцу ратуши. Но стоило ей дернуть Томми за собой и протащить его по тротуару к парадной лестнице, как она увидела, что огромные двери ратуши распахнуты настежь.

В темном вестибюле, паркетный пол которого был забросан мусором, неуклюже бродили темные силуэты мертвецов. Каждые несколько секунд их молочно-белые глаза сверкали в лунном свете, бледные лица обращались к выходу, черные рты раскрывались в диком голоде.

– Класс. КЛАСС! ПРОСТО КЛАСС! – бросила Лилли и потащила Томми обратно на улицу. – ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧТО ЗА ЧЕРТ!

Она решила пойти на восток и уже повела мальчишку за угол ратуши, как вдруг услышала тихие голоса, выкрикивавшие ее имя и практически тонувшие в хрипах ходячих. На мгновение она остановилась и оглянулась. Ни в одном из ближайших окон никого не было видно, на улице тоже были одни мертвецы и никакого признака человеческой активности. Ходячие захватили город, и от этого все внутри Лилли сжималось от ужаса и отчаяния. Она не заметила тощую кусачую, которая подошла к ней из-за спины, пока Томми не воскликнул:

– БЕРЕГИСЬ!

Лилли повернулась как раз в тот миг, когда ходячая бросилась на нее. Потеряв равновесие, Лилли упала на тротуар и сильно ударилась затылком о бетон. Из глаз полетели искры. Ходячая навалилась прямо на нее. С ее полуразложившегося лица кусками свисала мертвая плоть, за истлевшими губами чернели острые зубы. В мутно-белых глазах ходячей блеснул лунный свет, ее челюсти защелкали, как кастаньеты, и тут все вокруг вдруг озарилось вспышкой выстрела винтовки.

Пуля пробила затылок ходячей, солидный кусок ее черепа отлетел в сторону. Лилли скорчилась на тротуаре и прикрыла голову. Ходячая безжизненно повалилась на землю, и Томми подскочил к Лилли, чтобы помочь ей подняться. В этот момент сквозь шум снова донесся громкий голос:

– Мы наверху! ЛИЛЛИ! ЧЕРТ, ДА ПОСМОТРИ ТЫ НАВЕРХ!

Лилли и Томми подняли головы, вгляделись в ночное небо и наконец увидели источник голосов.

На крыше ратуши стояла группа из десяти-двенадцати выживших, которые, как мокрые голуби, прижимались друг к другу на узком декоративном барабане у основания купола. На плече у Дэвида Штерна висела винтовка «AR-15», ствол которой дымился от выстрела в голову ходячей. Барбара Штерн и Глория Пайн обнимали полдюжины детей, среди которых были Лукас и Беттани Дюпре. За ними, на фронтоне сидел Гарольд Стаубэк, Голос Валдосты, человек с золотыми связками. Его всегда чистая шелковая рубашка теперь висела на нем лохмотьями.

– ОБОЙДИТЕ ЗДАНИЕ! СЗАДИ СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД! – Дэвид махал руками, указывая Лилли путь. – ТАМ ПОЖАРНАЯ ЛЕСТНИЦА!

Схватив Томми, Лилли бросилась вперед, пока их не поглотила надвигающаяся толпа мертвецов. В темноте они действительно нашли проржавевшую железную лестницу. Лилли подсадила паренька, а затем спешно полезла вслед за ним.

Когда Лилли добралась до купола, Дэвид и Томми помогли ей поднять лестницу и тем самым окончательно сдали Вудбери мертвецам.