Глава 12
ПЕРЕСТУПАЯ ЧЕРТУ
В тот день Лод оставил меня довольно рано.
Из трёх партий в скаук я победила в двух. Даже несмотря на то что сосредоточиться на игре удавалось с трудом. Хотя колдуну, видимо, тоже.
На середине четвёртой в лабораторию вошла Морти, кивнула мне и без церемоний опустилась на колени рядом с Лодом, который мигом оторвал взгляд от доски.
— Как тренировка?
— Без тебя и без Альи? — Принцесса грациозно пожала плечами, и это выразило её отношение лучше всяких слов. — Завтра идёте со мной, а то совсем форму потеряю. — Она рассеянно взглянула на расстановку фигур. — Как там пленники? Навиния ещё не затащила тебя в постель?
Значит, Лод рассказывал ей о «милой игре». А Морти вроде и не против. В вопросе звучала ирония, но никак не ревность.
Интересно, скажет ли он…
— Она пыталась, — уклончиво ответил Лод. — Так что маску пришлось снять.
Понятно. Не скажет.
— Так быстро? Я думала, она хотя бы пару дней ещё продержится. Для большей убедительности.
— Боюсь, для этого я слишком ей противен.
— Ну и глупая, — фыркнула Морти. — Я думала, Алья у тебя. В нашей башне его нет.
— Нет. Не у меня. — Лод опустил глаза. — Думаю, к совету он вернётся.
— Как раз о совете я и хотела тебе напомнить.
— Я и так помнил. — Колдун, поднявшись на ноги, помог принцессе встать. — Снезжана, как видишь, обстоятельства вновь нам мешают.
— Без проблем. Доиграем в другой раз. — Я с надеждой вскинула голову. — Может, вы Бульдога заберёте? Паппея ведь уже поймали…
— По правде сказать, я хотел оставить его ещё на пару дней. На случай, если паппей был не один.
Я тяжело вздохнула. Ладно, пара дней так пара дней. Тем более сегодня Бульдог не особо искал моего общества.
Когда Лод и Морти ушли, я взяла том «Ловушек» — но в конце концов, махнув рукой, закрыла книгу: не могла сосредоточиться. Зато зеркальце, так и лежавшее на подушке, притягивало взгляд.
Мне очень хотелось заглянуть в него. Но я боялась.
Сама не знаю, что заставило меня спуститься вниз. Наверное, странное желание воочию увидеть место недавнего преступления… да только спокойно оглядеться не удалось.
За тем самым столом — отныне для меня он был тем самым — сидел Восхт. Сидел, уткнувшись в книгу. Видимо, тоже тщетно пытался отвлечься. Но когда я сошла с последней ступеньки, он вскинул голову.
И, сузив глаза, безмолвно поднялся с места.
Я следила, как он идёт к двери в покои пленников. Приоткрытой. Должно быть, закрытие активировало барьер Лода, не позволявший видеть и слышать, что происходит в соседней комнате. А после того, что случилось с Навинией, пленники решили — если один из них выходит, лучше всегда оставлять щёлочку. Чтобы в случае чего… попытаться прийти на помощь.
Пусть даже с ошейниками это дохлый номер.
С другой стороны, это ещё хуже: сидеть взаперти и даже не знать, что за соседней стеной…
— Как там Навиния?
Наверное, Восхт тоже не сразу поверил, что я это спросила. Как и я сама.
Но всё равно остановился — уже протянув пальцы к дверной ручке.
— А тебе что, правда интересно? — не оборачиваясь, бросил колдун.
— Я никогда не хотела, чтобы с ней поступали… так. Я и Кристу от этого спасала.
Восхт всё-таки повернулся ко мне. Лицо у него было полноватое, с тяжёлым подбородком, тёмные волосы — коротко стрижены.
— Можешь ответить на один вопрос? — спросил он, шагнув вперёд.
Это было неожиданно, но я кивнула.
Стоя у самой лестницы, не рискуя подходить ближе.
— Мне рассказали, кто ты и откуда. И почему тогда ты помогаешь… им? — он говорил без отвращения, без особого любопытства. Скорее устало. — Дроу обречены, но ты ведь человек. Ты не из этого мира, тебя ничего с ними не связывает. Так почему? Ты могла сбежать с невестой принца, и светлые наградили бы тебя так…
Услышав мой тихий, бесконечно горький смешок, колдун осёкся.
— Да не могли мы сбежать, — выдохнула я в ответ на его недоумённый взгляд. — Вы ещё этого не поняли? После того, что сделали с Навинией? Может, светлые и сильнее, но здесь, под горами, властвуют не они. И выбора у меня не было. Нет, был: либо мёртвая Криста, либо живая Криста и принц в плену. Только так.
Он только моргнул. Похоже, не верил. Конечно, легче ведь считать меня злобной предательницей, чем признать, что без меня эта история могла бы закончиться куда хуже.
Остолоп.
— Вы думаете, я поначалу их не проклинала? Да один из них чуть меня не убил. Криста может подтвердить. — Я дёрнула плечом, не зная, зачем оправдываюсь. — Мы же не в книжке, где герой не может умереть, а хорошие парни обязательно найдут какой-нибудь чудесный выход, и в последний момент принц спасёт принцессу, а даже если кто-то погибнет, его оживит сила истинной любви или другая ерунда! Я сама до сих пор сижу взаперти в этой башне, а если выйду, со мной могут сделать вещи похуже, чем с Навинией. И всё потому, что дроу ненавидят людей. Из-за того, что ваши — да, ваши добрые светлые народы сделали восемнадцать лет назад!
Восхт молчал. К моему удивлению. Я-то ожидала возмущений и возражений, что светлые просто защищались, что резню устроили дроу, что…
— Мои родители тоже погибли там, — вдруг тихо произнёс колдун. — На том пиру. И я всю жизнь пытался понять, почему дроу сделали это. Почему атаковали так глупо, обрекая себя на смерть. Потому что меня не устраивали те ответы, которые мне давали, а других я не находил.
Теперь молчала я, потрясённая тем фактом, что среди светлых думать умеет не только Эсфориэль.
— Эти ошейники… — Восхт коснулся серебряного круга на своей шее, — их действительно никак не снять? И кольца не заполучить?
Я даже не знала, можно ли сказать ему правду.
И как относиться к тому, что устремлённый на меня взгляд явно смягчился.
— Нет. Самим вам их не снять. Даже с кольцом, — всё-таки произнесла я. — А ещё с их помощью можно наблюдать за вами. Постоянно, где бы вы ни были.
Он задумчиво кивнул, изучая моё лицо внимательными тёмными глазами.
— Значит, у тебя действительно не было выбора?..
Ответить я не успела.
Хорошо, что я стояла у самой лестницы. Иначе никак не успела бы сделать то, что сделала. Пусть даже меня от двери, за которую так и не ушёл Восхт, отделяло весьма приличное расстояние.
Но Дэнимон, стремительным вихрем вырвавшись из комнаты пленных, преодолел его за считаные секунды.
Я действовала скорее инстинктивно, чем осознанно. Просто отвернулась и скакнула сразу на две ступеньки вверх. А когда оглянулась, эльфийский принц уже падал на пол спиной назад, у самого подножия лестницы, словно наткнувшись с разбегу на невидимую преграду.
Я ничего не слышала, ибо все звуки остались по ту сторону магического барьера. Зато прекрасно видела лицо эльфа, когда Дэнимон вскочил: немного удивлённое — и ужасно раздосадованное.
Тем, что он так и не сумел до меня добраться.
Ну да. Теперь все они очень на меня злятся. Нет, не только на меня, но на меня в том числе. А ещё они знают о том, что мы с Лодом связаны. И если Лоду ничего сделать не могут, не факт, что это распространяется на меня.
Глядя принцу в глаза, я насмешливо ему отсалютовала. Перевела взгляд на колдуна, который напряжённо смотрел Дэнимону в спину. Значит, специально меня забалтывал, да? А я-то уже готова была поверить, что…
Я отвернулась и зашагала наверх, и сердце колотилось в запоздалом испуге.
Прав был Лод. Лучше не оставаться с пленниками наедине. И в гостиную больше не спускаться. В конце концов, видеть тот самый стол и представлять, что на нём делали с Навинией, мне не хотелось.
Желательно — никогда в жизни.
Лода до утра я больше не видела. Похоже, он вообще не возвращался в башню — даже на ночь. Во всяком случае, когда я проснулась, его нигде не оказалось, и кровать была аккуратно застелена… хотя это вполне мог сделать и Акке.
Зато тем же утром я выяснила, что Бульдог не умеет долго обижаться. Во всяком случае, рядом с моей подушкой он дрых так же безмятежно, как и в предыдущие дни.
Лод вернулся, лишь когда я позавтракала и уже взялась за книгу про ловушки.
— Снезжана, не желаешь прогуляться? — с порога жизнерадостно осведомился он.
— Может быть, — поправив очки, осторожно ответила я. — Куда?
— На тренировку. Нам с Морти жаль, что ты постоянно сидишь взаперти, вот мы и решили взять тебя с нами. Алья не против.
— Тренировку?..
— На мечах. В основном. Это не скаук, конечно, но тоже весело.
Я не была уверена, что хочу видеть Повелителя дроу после вчерашнего. Если честно, я даже не была уверена, как после вчерашнего относиться к Лоду.
Но, с другой стороны, вынужденное заточение успело порядком мне надоесть.
— Хочу, — отложив книгу, кивнула я.
Бульдог упрямо плёлся за нами до самого низа лестницы, ведущей прочь из башни. Кричать «место» на сей раз было бесполезно, и отвязаться от пса помогла лишь запертая дверь.
Мою пятую прогулку по дворцу омрачала разве что подступающая мигрень. Она давала знать о своём приближении даже не болью — намёком на неё, неприятной пульсацией в правом виске… но знакомый симптом я узнала безошибочно.
До трёхдневного приступа, который неизбежно наступал у меня каждый месяц, было ещё далеко. Либо цикл сдвинулся, либо нервы, либо наверху менялась погода. М-да… ну что ж, часов пять у меня есть, пока боль не станет совсем невыносимой. А потом, видимо, придётся лечь спать.
Хотя…
— У вас нет случайно какого-нибудь лекарства от головной боли? — деликатно поинтересовалась я, следуя за Лодом по широким переходам, наблюдая за нашими отражениями в чёрном мраморе на полу.
— У Морти есть всё. Болит голова?
— Немножко. Да я в порядке, со мной такое часто бывает, — лучше уточнить, а то ещё отправят обратно в башню. — Просто… надо выпить что-нибудь, иначе через несколько часов будет плохо.
— Хорошо. Напомни после тренировки, я попрошу лекарство у Морти.
Добравшись до лестницы, мы спустились на второй этаж. Здесь я ещё не была, но окружение не сильно отличалось от других дворцовых анфилад. Зато навстречу попалась большая компания дроу. Я успела привыкнуть к тому, что переходы дворца пустуют, и поначалу уставилась на них во все глаза.
Дроу было, кажется, больше двадцати. Все мужчины, все — в доспехах. Чёрных с серебром, ладных и гибких, совсем как во сне, что показал мне Акке. Наверное, тоже шли с тренировки. На нас с Лодом реагировали по-разному: кто-то учтиво приветствовал колдуна и удостаивал меня любопытным взглядом, кто-то дарил Лоду холодный кивок, а мне — волну презрения. Видимо, последние приходились Артэйзу братьями по разуму.
Может, и сам Артэйз среди них, только я его пока не видела? Руки-то у него, думаю, уже прошли…
В конце концов я опустила глаза и, семеня за Лодом, прижалась ближе к стене — от греха подальше. Впрочем, кто-то из дроу, проходя мимо, всё равно умудрился толкнуть меня плечом, да к тому же царапнуть чем-то по затылку: то ли наплечником, то ли ещё чем. Я возмущённо оглянулась, но обидчик уже стремительно удалялся вместе с остальными, предоставив мне любоваться его серебряной макушкой.
— Это вёрфуры. На вашем языке… гвардия. Гвардия Повелителя, — тихо пояснил Лод, когда мы отошли достаточно далеко. — Младшие отпрыски великих домов дроу. Они с детства живут во дворце.
— А наследников, должно быть, воспитывают в родных особняках.
— Конечно.
— Так Артэйз и… тот дроу, которого ты проучил до него… они из гвардии Альи?
— Да. Его ближайшие соратники, телохранители, обязанные отдать за него жизнь. Зачастую ещё и друзья, но Алья предпочитает их обществу моё.
Зато, похоже, не брезгует отдавать им объедки со своего стола. Если бы Навиния не была той, кем она была, — наигравшись, Повелитель наверняка ещё вчера пустил бы её по рукам.
— Смотрю, многие из них не слишком тебя любят, — заметила я, нагнав колдуна, чтобы идти рядом, а не позади.
— Скажем так… многие из них обо мне не слишком высокого мнения. Считают, что я беззубый добряк, книжный червь и слабый колдун, и Повелитель держит меня при себе лишь потому, что других магов под горами нет. Впрочем, у меня хватило ума, чтобы околдовать его сестру, а через её постель добиться того высокого положения, которое я занимаю.
— Лестно, ничего не скажешь.
— Про фаворитов Повелителя что только не говорят. Так было всегда.
— И не только у вас. — Я замялась, не зная, можно ли задать следующий вопрос. — Так ты… официальный фаворит принцессы? А разве ей не положено… ну… не связываться с мужчинами до замужества?
— В Риджии совсем иные порядки, чем в вашем мире, — Лод пожал плечами. — Дроу ценят, когда их жена — опытная женщина. У большинства принцев и принцесс лет в шестнадцать появляется хальдс… так называют любовников особ королевской крови. Хальдсов может быть несколько, а вот супруг — только один. Правда, замужество вовсе не обязывает разрывать отношения с хальдсом.
— То есть… может быть одновременно муж и…
— Браки среди знати часто заключают по договору. И чтобы никто не чувствовал себя несчастным, супруги не ограничивают друг друга в праве любить того, кто им действительно нравится. — Колдун улыбнулся. Моё смущение его явно развеселило. — Единственное условие — никаких детей на стороне. Ни до заключения брака, ни после. У дроу есть безошибочные способы определять отцовство, и дети знатного рода имеют право появиться на свет лишь в законном браке и лишь от законного мужа… если оба супруга способны к деторождению, конечно.
Видимо, способы предохранения дроу изобрели уже давно.
В сравнении с аналогичной эпохой в нашем мире — сказочный прогресс.
— А если кто-то не способен?
— Тогда позволяют родить детей от хальдса, и этих детей признают официальными наследниками. Во всех других случаях незаконнорожденных младенцев убивают, чтобы в будущем не создавали проблем законным. Прецеденты, к сожалению, были, и неоднократно… но простых дроу это не касается.
В этот миг я всё же пожалела, что завела подобный разговор.
— А у Альи тоже есть… своя хальдс? — спросила я, пытаясь не представлять перед глазами трупики убитых младенцев.
— Нет. В его постели побывали, пожалуй, все девушки из свиты Морти… и нет, их никто не принуждал… но официальной и единственной возлюбленной не стала ни одна, — Лод наконец подвёл меня к двустворчатым дверям, невысоким и массивным. — Хотя каждая мечтала.
О таком-то сокровище? Или это всё из-за королевского венца на голове? Ну да, как известно, каждая девушка мечтает о принце.
Кроме меня.
За дверьми скрывался зал, походивший на балетную студию, — пустая просторная комната без окон, одну стену которой сплошь завесили зеркалами. Здесь не было ничего, кроме двух стоек: одна — с деревянными мечами, другая — с двумя настоящими… орудиями. Весьма странного вида.
Я уже встречала такие. В играх. И обычно их называли глефами, хотя реальные глефы они напоминали весьма отдалённо. Реальные походили на алебарды, отличаясь лишь формой лезвия, а эти… сразу два клинка, изящно изогнутых и не слишком длинных, а посредине — короткая рукоять. Сталь украсили затейливой резьбой, и она отливала странной, зловещей зеленью, напоминавшей, что дроу любили отравленное оружие.
— Явились! — весело констатировала Морти, выпрямляясь из низкого наклона; видимо, разминалась таким образом. — Мы уже заждались.
— Вы? — Лод с сомнением взглянул на Алью, казалось, даже не заметившего нашего появления. Повелитель дроу стоял, опираясь на деревянный меч, разглядывая своё отражение в одном из зеркал на стене.
В отличие от встреченных нами гвардейцев оба были без доспехов. Видимо, предпочли тренироваться налегке.
— Он с самого утра такой. Прямо на себя не похож, — пожаловалась принцесса, подхватывая со стойки один из боевых клинков. — Только посмотри! Мало того что тренировочный взял, ещё и это! Он так не забывался с тех пор, как ему было десять!
Лод промолчал. Я же мрачно подумала, что догадываюсь о причинах необычной забывчивости Повелителя. Посмотрела на Алью, пытаясь понять, что так возмутило его сестру.
И поняла.
Дроу держал деревянный клинок за то место, где у настоящего располагалось бы лезвие. Опирался на него, как на посох, хотя реальный меч уже проткнул бы ему ладонь насквозь. И вряд ли мастер меча в твёрдой памяти мог обращаться с оружием так — даже с его муляжом.
Надо сказать, Алья действительно выглядел… странно. Устало, что ли? И без тени привычного высокомерия. На свою зазеркальную копию он смотрел так, будто разглядывал незнакомца: задумчиво, пристально, оценивающе.
Как будто…
Да нет, не может быть. С чего ему жалеть о сделанном, если это был не первый и, думаю, не последний раз?
— Порой хочется снова стать ребёнком. — Алья наконец перевёл взгляд на сестру. Посмотрел на Лода, затем на меня. Я торопливо поклонилась — и даже удостоилась в ответ едва заметного кивка.
Не сказать, что мне доставляло удовольствие кланяться тому, чьи привычки вызывали у меня лютое неодобрение. Я даже не знала, на каком нахожусь положении. Как когда-то справедливо заметила Морти, я не одна из их подданных. Если подумать, я далеко не всегда кланялась при появлении Альи — и вроде до сих пор жива.
Но лучше соблюдать этикет. По крайней мере, пока не получу официальное разрешение этого не делать.
Такое же, какое уже получила от принцессы.
— Начнём. — Алья вернул деревянный меч на стойку, чтобы взять настоящий.
— Один на один? — предложила Морти, когда брат вооружился. — Для начала.
— Да.
И Алья, к моему огромному удивлению, растворился в воздухе.
В следующее мгновение я поняла, что в данном случае говорить «один на один» было не совсем корректно: на месте одного исчезнувшего дроу возникли пятеро. Пять точных копий Альи — от снежной макушки до мысков сапог, — и все они бросились на Морти.
То, что происходило дальше, осталось для меня набором отрывочных кадров. Вот Морти стоит на месте — а потом она уже позади одного из противников, и мечи поют, столкнувшись в воздухе, необычно звонко и высоко. Миг — и принцессу окружают копии Альи, но вдруг одна из них исчезает, а Морти уже за спиной у другой. Ещё миг — и вместо четырёх принцев остаётся один-единственный, а девушка порхает вокруг него. Взгляд не различает ни лица, ни очертаний, ни движений — лишь мелькающую чёрно-синюю тень, и клинки, сталкиваясь, колокольчиками отбивают какой-то чечёточный ритм…
— Что это за оружие?
— Твёфалдур, — услужливо пояснил Лод, отступая к дальней стене зала вместе со мной. — Изобретение дроу. Наверху его почти не используют, и даже здесь многие предпочитают обычные клинки с одним лезвием. В вашем мире есть похожее?
— Есть, но только в фантазиях некоторых… фантазёров. Люди таким скорее руки себе отсекут, чем смогут нормально сражаться, — потеряв всякую надежду уследить за ходом схватки двух дроу, я перевела взгляд на колдуна. — Как Алья сделал свои копии?
— Боевой Дар Морти — ускорение. Дар Альи — иллюзии. Правда, против Морти они не особо помогают. — Лод усмехнулся. — Она почти всегда понимает, кто настоящий.
— Как?
— Он же её брат. Она всегда и везде его узнает.
— И что, Алья может сотворить сколько угодно иллюзий?
— Теоретически. И каждая не менее смертоносна, чем оригинал, а исчезают они лишь от сильных повреждений — например, если им снести голову. Но каждую иллюзию приходится контролировать. Это, как ты понимаешь, довольно сложно.
Ещё бы, быть разумом в нескольких телах сразу! Видимо, потому Алья в итоге и решил снова «слиться» — тут бы за одним собой уследить, чтобы все удары отбить…
Я поморщилась, вдруг осознав, что голова заболела сильнее. Видимо, от сумасшедшей дроби клинков, раздражавшей слух.
— На самом деле он очень хорош, — продолжал колдун. — Алья. Дроу с иллюзиями встречаются так же редко, как дроу с ускорением, и сейчас Алья единственный, кто ими владеет… но за всю историю никто не мог контролировать больше семи иллюзий сразу. И кроме сестры, под горами Алье никто не может противостоять.
— А какой Дар был у Тэйранта?
Я следила за отражением битвы в зеркале, где синяя тень плясала вокруг трёх одинаковых дроу. Алья снова прибег к помощи своих копий.
— Что, видение Акке тебе этого не раскрыло?
Ну да. Было бы странно, если б иллюранди ему не рассказал.
— Этого — нет. Зато раскрыло много чего другого, избавив от необходимости мучить тебя вопросами. — Я покосилась на колдуна. — Так какой Дар был у него?
— Высасывать жизнь из противника. Грубо говоря, поглощать чужой роборэ. Позволяет сражаться без устали и мгновенно залечивать мелкие ранения. Серьёзные раны — тоже, но тогда нужно больше роборэ и больше времени.
— Вампирик, в общем, — пробормотала я. — Да уж, неприятная штука.
Звон твёфалдуров неприятно отдавался в висках, треклятая мигрень набирала обороты. Быстро она сегодня… хоть возвращайся в башню да спать ложись, пока не слишком поздно.
Нет уж. Только не туда, в опротивевшие стены, насмехавшиеся над моей мнимой свободой. Потерплю. Ещё неизвестно, когда мне в следующий раз предоставят возможность прогулки.
Стальная песнь вдруг затихла.
А потом я увидела, как на пол летит чей-то клинок — и танец с мечами, недоступный зрению простых смертных, оборвался.
Повелитель дроу и его сестра замерли. Алья — с пустыми руками, Морти — прижав к его шее одно из двух лезвий своего меча.
— Почти достал, — мрачно заметил принц.
— Почти, — с улыбкой подтвердила принцесса.
Они даже не запыхались. Нелюди, что с них взять.
— И как тебе? Думаю, такое в вашем мире нечасто увидишь.
Я не сразу поняла, что весёлый вопрос Морти обращён ко мне.
— Если честно, с вашей скоростью я и сейчас мало что увидела, — осторожно призналась я, — но соглашусь.
Принцесса засмеялась, и даже Алья усмехнулся. Похоже, я заметно эволюционировала в его глазах: от «новой зверушки» Лода до существа, чьи слова даже могут показаться забавными.
— Ну что, Лод? — Морти, лукаво щурясь, поманила колдуна пальцем. — Учти, у нас гости. Представление должно быть зрелищным.
— Это намёк, что я должен тебя щадить? — Лод вышел в центр зала, по пути разминая пальцы.
— Даже не думала об этом.
Однако большие и очень честные глаза принцессы наводили на мысли об обратном.
Интересно, какой Дар у Лода? И стихия? У Кристы цветочный лук — видимо, земля, у Навинии рапира — огонь…
— Вперёд, — небрежно бросил колдун.
Секунду спустя клинок Морти уже был подле его лица. Замер, наткнувшись на прозрачную стенку защитного барьера. Второй удар по барьеру нанёс меч Альи, и я подумала, что дроу вместе сражаются против Лода, — но когда принц, мигом развернувшись, встретил меч сестры своим клинком, сообразила, что Повелитель и его придворный маг на одной стороне. Просто Морти ушла от удара брата, и твёфалдур рубанул по тому месту, где она была мгновением раньше.
Дроу снова сошлись в прерванном танце клинков, пока Лод дирижировал невидимым оркестром. Вот алая вспышка пронзает воздух там, где синяя тень была секунду назад, а Морти перекатом уходит от снопа золотых искр, чтобы осыпать барьер мелкой дробью ударов. Прозрачный купол мерцает и дрожит, вспыхивает сетью трещин, но держится; принцесса вновь отлетает назад, уклоняясь от меча Альи и сполоха изумрудного пламени…
Сначала я думала, что Лод не прибегает к помощи Дара. Действительно, зачем? Если это оружие, пусть и магическое, — против Морти с её ускорением оно всё равно будет бесполезным. Но когда клинок принцессы в очередной раз обрушился на защитный купол, пригляделась и увидела: в такт ударам на правой руке колдуна вспыхивает сжиженным светом круглый контур чего-то, очень похожего на…
Ха. Вот как.
Впрочем, если поразмыслить — это действительно подходит ему больше всего.
Его Даром было не оружие. Его Даром был прозрачный, почти незаметный воздушный щит. Не слишком большой, едва закрывавший руку… и наверняка связанный с барьером, который пыталась пробить принцесса. Под прикрытием которого Лод спокойно забрасывал любимую девушку заклятиями, не отвлекаясь на защитные чары.
Так вот как он отразил рапиру Навинии, не шевельнув и пальцем! Хотя, наверное, в схватке с другим магом это не слишком удобно — возможность защищаться, но не атаковать. А вот в сражении с Морти такой стиль явно подходил как нельзя лучше. Интересно, сколько продержался бы маг, не получивший от судьбы подобного дара?..
Наверное, с минуту я ещё наблюдала за схваткой, однако вспышки заклятий оказались для моей мигрени последней каплей: голова уже болела так, что каждое движение глаз отдавалось мучительным ритмом, с каким стучала в затылке кровь. К горлу подкатила тошнота. Тьфу ты… мои приступы часто сопровождала рвота, но мне не слишком хотелось пачкать пол своим завтраком на глазах у Повелителя дроу и его сестры. Не говоря уж о Лоде.
Нужно возвращаться в башню. Поближе к постели — и к унитазу.
Я посмотрела на колдуна, который увлечённо сыпал заклинаниями, помогая Алье загнать принцессу в угол. Потом тихонько попятилась и, приоткрыв тяжёлые двери, выскользнула из зала.
Не хочу их отвлекать. Несмотря на слова Морти, им это явно нужно больше, чем мне. Путь я запомнила, до башни сама доберусь, а в таком состоянии лекарства принимать уже бесполезно, тут же вернутся обратно.
Дорогу я нашла без проблем. Опасалась встречи с дроу, но напрасно — в переходах дворца снова было пусто. Поднявшись в башню, привалилась спиной к ближайшей стене и зажмурилась, глубоко дыша, выжидая, пока пройдёт очередной приступ тошноты. Молот размеренной боли колотил по черепу изнутри: этого стоил мне подъём по ступенькам. Когда он немного утихомирился, я открыла глаза — свет резал их скальпелем — и увидела Бульдога, спешившего ко мне из-под стола.
Он что, дежурил тут с тех пор, как мы ушли?
Стараясь не обращать внимания на пса, я торопливо пошла вперёд, держась подальше от приоткрытой двери к пленным. Хоть бы они не дежурили у щели! Сейчас я точно убежать не смогу, а если Дэнимон решит повторить вчерашний трюк…
В следующий миг я поняла, что по неведомой причине не чувствую ноги, на которую ступила.
Предательская конечность подкосилась, потянув меня за собой. Я ухватилась за стол, чтобы не упасть, во рту сделалось солоно, на столешнице кляксами расплылись багровые капли. Кровь?..
Неужели моя?
Я поднесла дрожащую руку к лицу, промокнув губы, и пальцы сделались красными.
Что за…
Пальцы разжались сами собой, ватные ноги уже не могли меня удержать, и я упала. Попыталась крикнуть, но не сумела и этого: в губы точно заморозку вкололи, и с них сорвался лишь хриплый стон. Зато прямо перед глазами очутилась морда Бульдога с разинутой пастью, и сквозь шум океана, невесть откуда возникший в ушах, прорезался лай.
Беспокоится, видимо. Не понимает, что со мной. Как и я.
Но если подумать…
…толпа дроу, толчок, что-то царапает затылок… Повелительница эльфов… дроу обожают отравленное оружие…
…дроу, отравленное оружие…
Скрип двери раздался в тот самый миг, когда я осознала, что меня отравили.
— Эй, что с тобой?!
Восхт. Должно быть, выглянул на лай Бульдога. Чудесная ситуация, ничего не скажешь. Даже усилий прилагать не нужно, чтоб меня убить, достаточно рядом постоять…
Торопливые шаги.
Меня взяли за плечи и перевернули на спину, и растерянное лицо колдуна оказалось прямо надо мной; на нём играли странные сиреневые отблески. Чудится? Или в глазах разноцветные пятна? Хорошо хоть очки каким-то чудом не сползли, пока падала…
— Что случилось? Кто тебя так?
В голосе не было ни торжества, ни злорадства, которых я ожидала. Лишь испуг и беспокойство. Неужели он хочет помочь? Но он не сможет, даже если хочет, непонятно с чего, непонятно…
Лод. Мне нужен Лод. Он поймёт, чем меня отравили, и даст противоядие. Иначе мы оба погибнем: я — от яда, он — от клятвы, которая утянет его в могилу следом за мной.
Будь на мне ошейник, проблема была бы решена.
Но он был на ком-то, кто сейчас сидел рядом.
— …од, — выдохнула я. — По… зови… Лода…
— Что это с ней?
— Не знаю! Может, дроу…
Я скосила глаза, и это стоило мне дополнительной порции боли.
Они вышли из комнаты. Все трое. Криста, изумлённо открывшая рот, Дэн с расширенными глазами, и Навиния — кутавшаяся в плед, точно желая закрыться от всего мира.
— За руку… меня… — больше всего я боялась, что губы и язык окончательно откажут, а Восхт так и не поймёт, чего я хочу, — зови… Лода… несёт… нас…
— Взять тебя за руку? И позвать колдуна?
Я попыталась кивнуть, но смогла только моргнуть, а тело уже совсем не чувствовалось, зато голова горела огнём, и в ушах шумело, шумело…
— Восхт, оставь её.
Он растерянно оглянулся.
На принцессу отчеканившую это приказом.
— Ты правда собрался ей помочь? Ей? — Навиния холодно смотрела, как я заливаю кровью ковёр. — Видишь, как у неё ладони светятся? Клятва Эйф. Она повязана с колдуном. Умрёт она, умрёт он. А у дроу, как я поняла, он всем заправляет.
Я бы попросила Восхта не слушать её, но язык не шевелился. И я лишь глотала воздух, пока перед глазами всё блекло и мутнело, точно с меня сняли очки, а зрачки заливали клеем.
Ну да. После вчерашнего Навиния жаждет крови, и моя прекрасно подойдёт.
А уж Лода — тем более.
— Но… но… — Криста тоненько поскуливала, пытаясь подобрать слова, — но если колдун умрёт, нас тоже могут убить!
— Не убьют. Мы нужны им. Они даже Восхта не убили, хоть он для них никакой ценности не представляет, — голос принцессы приглушал белый шум, шипевший в моей голове. — Она предала тебя, Криста. Она втёрлась к тебе в доверие и обманула, она заманила твоего жениха в ловушку. Это из-за неё мы все сейчас здесь. Пусть подыхает — заслужила. И она, и её колдун.
Ты права, маленькая гадина. Глупо было рассчитывать, что кто-то из вас решится мне помочь: враг есть враг. Я бы на вашем месте тоже не протянула руку помощи кому-то вроде меня. Так что всё честно.
Только Лод не мой. И он тут ни при чём. Он не должен умирать только потому, что дал клятву меня защищать, только потому, что дроу ненавидят людей, всех людей, без разбора. Даже тех, кто на их стороне. Что ж, не делай добра, не получишь зла — а я умру от руки одного из дроу, едва решившись помогать им не ради собственной выгоды…
Вот так ирония.
Чернота. Я закрыла глаза? Или просто ослепла? Хотя какая разница. Я всё равно падаю, падаю в эту черноту, умираю, окружённая врагами, и никто, никто, никто мне не поможет…
— Что ты делаешь? — в бесконечно далёком визге Навинии прорезались истеричные нотки. — Стой!
— Лодберг!
И это было последним, что я услышала.
Крик.
Дэнимона.
…пей, девочка, пей! Вот так! Давай, ещё немного…
Морти. Откуда здесь Морти? И где Лод? Где…
…спазм. Ещё один, и ещё… желудок выворачивает наизнанку, слабый свет кромсает глаза ножом, а я — одна сплошная боль, жар, дрожь…
…нет, не надо, не надо больше…
Кто это? Странный голос, похожий на мой, лихорадочная мольба…
…оставьте меня, освободите, что угодно, только не эта мука…
…вязкая чернота хватает за руки, обволакивает, тянет ко дну — туда, где нет боли, погружает в забвение, глубокое, блаженное, вечное…
…я здесь. Здесь. Будь со мной, слышишь? Слушай мой голос. Дыши. Вот так. Будь со мной…
Прикосновения: нежные, бережные. Лод…
…я здесь. Смотри на меня. Не умирай, Сноуи, не смей умирать…
Если я умру, он погибнет вместе со мной.
Я различаю во тьме лицо Акке, и глаза его светятся тусклыми сапфирами. Потом черты его плавятся, перетекают в нечто другое, и я понимаю — это уже не Акке, а Лод…
— Ты пряталась здесь слишком долго. — Он улыбается, той улыбкой плюшевого мишки, которую я так люблю, и протягивает мне ладонь. — Идём.
Да. Я должна идти. Должна возвращаться с ним, к нему.
И я принимаю его руку и вырываюсь из черноты — навстречу боли, и открываю глаза, и встречаю его взгляд наяву, и пью какую-то жидкость, отвратительную на вкус, а потом вновь падаю в темноту…
Но то уже не забвение, а сон. Просто сон.
Проснулась я в чужой постели, широкой, тонувшей в мареве близорукой полутьмы.
Пошарив ватными ладонями в поисках очков, я обнаружила их рядом с подушкой, а когда нацепила на нос, выяснила, что постель мне хорошо знакома: она находилась в спальне Лода. Сам Лод сидел рядом, в кресле, с открытой книгой в руках, и в воздухе над его плечом висел яркий свечной фонарик.
— Очнулась, — мягко произнёс колдун. — Как ты?
Я прислушалась к ощущениям.
Восхитительное чувство, незнакомое здоровому человеку. Когда после агонии тебя отпускает, когда ничего, совсем ничего не болит. Обычные люди не ценят этого — просто нормального самочувствия. Без раскалывающейся головы, без тошноты, без изнуряющей боли.
Я всегда это ценила.
Но сейчас, после той муки, что пришлось пережить, — тем более.
— Я… отлично. — Сесть удалось с трудом, боль сменила невыносимая слабость. — Как меня спасли?
Проклятая мигрень! Если б не она, я бы сразу поняла, в чём дело, и не ушла из зала. Или всё равно сочла бы очередным приступом? То ли головная боль — нормальный симптом для отравления этим ядом, то ли мигрень усилилась лишь потому, что уже…
— Дэнимон позвал меня, я призвал вас обоих к себе. Ядом, от которого ты умирала, многие дроу смазывают свои клинки. Алья и Морти тоже. И на случай неосторожного пореза они носят при себе капсулы с противоядием — одну тебе и дали.
— Зачем?..
В следующий миг я сообразила, что вопрос можно понять абсолютно по-разному.
Но Лод понял его правильно.
— Зачем Дэнимон помог тебе? Полагаю, считает, что за ним должок. Ты ведь спасла Кристу от той участи, которая постигла Навинию.
— Должок? — «удивление» было бы слишком мягким словом для того, что я ощутила. — Да он пытался схватить меня вчера! И намерения у него явно были…
— …довольно глупые. Похоже, он всё ещё не вполне представляет себе возможности ошейника. — Лод легонько пожал плечами. — У таких, как Дэнимон, слишком остро развито чувство чести. В тот момент ему хотелось сделать хоть что-то. Уязвить кого-то из врагов. Но одно дело враг, который твёрдо стоит на ногах, а другое — умирающий. Особенно если это беззащитная девушка.
Я недоверчиво качнула головой.
Когда они бросили меня умирать, я не удивилась. Но это… не вижу здесь логики. Абсолютно. Никакой.
Хотя ладно, о странном поступке Дэнимона можно поразмыслить потом.
Как и о том, что меня спасло благородство принца, которого я помогла пленить, и верность пса, которого я боялась.
— Сколько я спала?
— Часов двенадцать. Над горами сейчас уже вечер.
Лод был уставшим, с синяками под глазами. Ещё бледнее обычного.
— И ты всё это время не спал? Был здесь?
— Я отправил спать Морти. А сам остался с тобой, конечно.
— Лучше бы Акке поручил. Тебе ведь тоже досталось? Когда мне было плохо? Наша клятва…
— Просто руку жгло. Ничего особенного. Но если б ты не выкарабкалась, наши сердца остановились бы одновременно.
Я помолчала, не зная, что сказать.
— Спасибо, — выдавила я наконец. — Но тебе всё-таки стоило поспать.
Лод смотрел на меня. Долго, внимательно, без тени улыбки.
— Ты звала меня. Я не мог просто уйти. Твоя жизнь — моя жизнь, — проговорил он потом. — Если ты цеплялась за меня, когда умирала… я решил, что побыть рядом — безопаснее для нас обоих.
Он говорил абсолютно спокойно. Буднично. Как о чём-то, не стоящем особого внимания.
Но на миг я пожалела, что проснулась.
Я звала его?..
Что я несла в предсмертном бреду? Явно достаточно, чтобы прояснить, ради кого я выныривала из небытия. И если до того оставался мизерный шанс, что Лод не догадывался о моей…
А если Морти была рядом, то она тоже…
Я зажмурилась, страстно желая быть где угодно и кем угодно, только не здесь и не собой — и страница из книги, в которой я прочла о клятве Эйф, всплыла в памяти сама собой.
Всё. Хватит. Я больше не могу быть рядом. Не теперь, когда он понял, что я нарушила своё обещание. Придётся уйти — в другую башню или прочь из замка, не важно. Чтобы помогать Лоду, мне нет нужды постоянно крутиться поблизости. Это мучение для меня, а отныне станет неудобством для него.
Но чтобы никогда не повторилось то, что случилось сегодня…
— Я, Снежана Белая, освобождаю тебя…
— Что ты делаешь?!
Я не открывала глаз. Риджийские слова, срываясь с губ, звучали в тишине негромко и отчётливо.
Для разрыва нашей связи не требовалось ни рун, ни заклинаний. Достаточно было отречения, высказанного мной.
И я хорошо его помнила. Как и всё, что хотела запомнить.
— …Лодберг из рода Миркрихэйр, от твоей клятвы.
Я знала, что сошла с ума. Потому что лишала себя последнего гаранта своей безопасности.
Но ирония заключалась в том, что Лод оказался единственным, чью жизнь я не готова была использовать в качестве этого гаранта.
Не теперь.
Я открыла глаза, когда руку согрела вспышка сиреневого сияния. Оно полыхнуло, повторяя рисунок линий на ладони, и исчезло. Отныне — навсегда.
За миг до того, как Лод схватил меня за плечи и рывком развернул к себе:
— Зачем?
Он сидел на кровати, рядом со мной, и казался немного сердитым. Но больше — изумлённым.
Да, я могла промолчать. Подождать, поднимет ли он эту тему, и если нет — промолчать. Вести себя так, как уже привыкла, играть в то, что ничего не изменилось.
Но с ним я не хотела играть ни в какие игры, кроме скаука. Только не с ним.
Только не быть ещё одной его куклой, которую он видит насквозь, позволяя ей думать, что это не так.
— Теперь тебе не нужно обо мне заботиться. И в своей башне дальше держать не придётся. — Я смотрела ему в глаза, не отводя взгляда. Мною овладела какая-то странная бесшабашность, лихая смелость отчаяния. — Ты ведь всё понял, правда? Почему я тебя звала?
Лод разомкнул губы — и только. Хотел что-то ответить, но не смог.
— Понял, конечно. И теперь, если я останусь рядом, это вызовет вопросы у Морти… и определённые неудобства у тебя. Подыгрывать мне, как Навинии, ты вряд ли захочешь, к тому же я — не она. Я-то прекрасно знаю, кто я для тебя. Хорошо, если ты действительно испытываешь ко мне хоть какую-то симпатию… нет, если честно, мне особой разницы нет: я помогу дроу в любом случае, не волнуйся. Зато теперь мы не скованы одной цепью, так что тебе нет нужды коротать у моей постели бессонные ночи. И за свою жизнь можешь больше не бояться. Не из-за меня. — Я чувствовала странную кривую улыбку, исказившую моё лицо. — Надеюсь только, я достаточно ценный материал, чтобы ты не пустил меня в расход при первом удобном случае. Всё-таки…
Я осеклась, когда его пальцы впились мне в кожу. Казалось, прямо сквозь рубашку.
А потом, глядя на меня, он рассмеялся. Громко, звонко, почему-то — с нотками горечи. И я захотела провалиться сквозь ту самую кровать, на которой лежала, ведь ожидала чего угодно, но только не этого смеха.
Надо мной.
Хотя чего ещё я могла…
— Смешно. Этого я и добивался. — Он оборвал смех так же резко, как начал — и заговорил на риджийском. — Чтобы ты возненавидела меня, чтобы думала, что ты — только средство. И когда добился, должен был оставить всё, как есть. Но не смог вытерпеть твою боль, твою злость, твоё разочарование. Льена в своё время не смогла отпустить меня, а я… в итоге получилось, что я не смог отпустить тебя.
Я слышала его слова, но не понимала, что он говорит.
О чём он? Что имеет в виду? Зачем…
— До нашей сделки ты была для меня лишь маленькой девочкой с большим потенциалом. Диким зверьком, которого я не собирался приручать. Я был добр с тобой, ведь мне было жаль тебя. Эта боль в твоих глазах — она слишком хорошо мне знакома. И я хотел, чтобы ты улыбалась, хоть иногда, ведь для этого тебе нужно было так мало… всего лишь достойный противник. Просто улыбалась. Так я думал. — Тиски на моих плечах разжались. — Когда ты перестала быть просто моей игрушкой? И почему стала…
Лод не договорил, воцарилось молчание, и в этом молчании его руки легли на мои щёки. Не кончиками пальцев — всей ладонью, сухой и тёплой. Не поглаживая — просто касаясь, чтобы он мог жадно и мучительно вглядеться в моё лицо.
А моим сознанием овладела ослепительная, ошеломляющая пустота.
Наверное, я просто ещё не очнулась. И это ещё один сон. Может, его тоже сотворил Акке? Чтобы заставить меня вернуться…
Ведь реальный Лод никак не может говорить того, что говорит этот.
— Я никогда не позволял себе смотреть на других. Для меня просто не существовало других. Всегда была только она. Морти. Моя принцесса. Моя единственная, — он не шептал, но говорил так тихо, что шёпот был следующей степенью тишины. — Но ты ведь не похожа на неё. Совсем. Её я знаю всю жизнь, а тебя… даже чувствую совершенно иное. — Пальцы на моих щеках дрогнули. — Так странно и неправильно, когда тебя разрывает пополам, и ты пытаешься выбрать одно, хочешь уничтожить другое чувство, разделить себя и тебя льдом, равнодушием, ненавистью… а потом понимаешь, что не можешь. Не можешь, и всё. Когда так гордился, что всегда держишь всё под контролем.
Он был совсем рядом, совсем близко, впиваясь взглядом в мои зрачки, держа моё лицо в ладонях. А я сидела, не смея шелохнуться. Не смея услышать. Не смея поверить.
Вот почему он так изменился после нашей сделки? Ведь «до» я была девочкой, которая обречена вскоре уйти и забыть о нём, а «после» — стала девочкой, которая ещё долго будет рядом. Девочкой, которая хочет вернуться домой, которая не должна забывать о том, к кому она хочет вернуться, но…
Но этого ведь не может быть. Чтобы такой, как он… кого-то вроде меня…
— Это не то, что ты думаешь, — наконец слабо проговорила я.
Он говорил на риджийском, я отвечала на русском: нам обоим было не до того, чтобы думать о переводе. Не в эту минуту, не для этих слов. Да и зачем? Мы ведь прекрасно друг друга понимали.
И не только в те моменты, когда говорили.
— Это просто… опьянение от встречи, которой ты давно ждал. С кем-то, похожим на тебя. И ты, и я… это не…
— Ты можешь обманывать себя, но я — нет. Я всегда знаю, что чувствую.
— Но я же… я такая… ты не можешь меня…
— Могу. И уважать тебя, и восхищаться тобой, и злиться, ведь ты себя совершенно не ценишь — тоже. Как бы тебе и мне ни хотелось иного. — Лод резким движением опустил руки и отвернулся. — А сейчас, когда ты чуть не погибла — по моей вине, ведь я так глупо не досмотрел… странно, но я совсем не за себя волновался.
Я щеками чувствовала холод, сменивший его тепло. А ещё смотрела на русый узел, в который Лод завязывал волосы — он сидел спиной ко мне, так, что я больше не видела его лица, — и не знала, чего мне хочется больше: смеяться или плакать. Смеяться в сияющей счастьем надежде, что он, он — правда меня полюбил, такой, какая я есть, или плакать — ведь из этого не могло выйти ничего хорошего. Я ещё не знала, почему, не хотела думать о том, почему… но знала это совершенно точно. Ведь жизнь не сказка и не книжка, и в ней счастливых концов не бывает.
По крайней мере, не для меня.
Однако я не засмеялась и не заплакала. И мы долго сидели на его постели, в свете одинокого фонарика. Неподвижно и тихо, в каком-то полуметре друг от друга.
И молчали.
— А будущего у этого пути нет, — проговорил Лод потом, по-прежнему не глядя на меня. — Ты ведь не хочешь провести здесь всю жизнь. Ни у дроу, ни в этом мире. А я не могу оставить… её. Не могу унизить себя тем, что лгу ей, и не могу унизить её тем, что она вынуждена с кем-то меня делить.
Ну да, вот и они. Причины, которых я ждала.
Из-за которых у меня и у него никогда не будет «нас».
— Да. Не хочу, — голос сам собой сорвался в шёпот. — И ты… знаю, что не можешь. Ты слишком любишь её для этого.
От осознания правдивости этих слов было невыносимо больно, но я знала: всё правильно. Всё так, как и должно быть. Ведь я это понимала, понимала с самого начала. Понимала и принимала. Что для меня этот мир — чужой и враждебный, и я должна вернуться домой, а с Лодом была и останется Морти. Она, и только она.
Не говоря уже о том, что вряд ли фаворит принцессы может так просто разорвать отношения, не теряя положения при дворе, не подставляя себя под удар, не вызывая гнева…
— Наверное, я должен отослать тебя подальше. И видеть как можно реже. Но я и этого не могу. Не ради меня — ради тебя. Ведь я единственный, кто у тебя остался, а тебе очень нужен кто-то, за кого можно держаться, чтобы не упасть в пустоту. — Лод обернулся, наконец посмотрев на меня. — Тебе будет легче, если мы… оставим всё по-прежнему?
Даже сейчас он казался спокойным. А вот я не хотела бы увидеть себя в зеркале. Страшно представить, что написано на моём лице, — пусть даже внутри разливалась та же сосущая пустота, с которой я познакомилась вчера.
Жаль, что Лод не мог читать Экзюпери. Ему бы понравилось. Ведь он явно разделял его взгляды.
По крайней мере, на глубокую истинность фразы «ты всегда будешь в ответе за того, кого приручил».
— Совсем всё? — остро понимая правоту его слов, усилием воли выправив беспомощный шёпот в полуголос, спросила я. — И постель у камина? И партии в скаук?
— Совсем всё.
— А что подумает принцесса?
— Ничего плохого. Морти никогда не сомневается в тех, кого любит.
Ещё одна положительная черта, отличающая её от меня.
— Ответь мне, — тихо попросил Лод. — Только честно. Если ты не захочешь…
— Да. Мне будет легче. — Я падала в прозрачную бездну его глаз. — Но как только закончится вся эта история с войной, я уйду. Не важно куда. И найду ещё кого-то, за кого смогу держаться. А ты забудешь меня.
— Нет. Не забуду.
— Хорошо. Не забудешь. Только выбирать больше не придётся. Это легко — выбирать между живой девушкой и воспоминанием.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Странная, неловкая, нежизненная ситуация. Обычно люди просто втихую изменяют своим пассиям — и врут второй о том, что скоро бросят первую. Или бросают первую и уходят ко второй. Или не изменяют, но тихо задавливают непрошеную любовь в себе, или вычёркивают вторую из жизни…
Наверное, только мы могли в это угодить. Как и найти подобный выход. Ведь у нас всё не как у нормальных людей.
Даже признание — в котором не нашлось место ни поцелую, ни трём заветным словам.
— Значит, сделка? — спросила я, протягивая ему ладонь.
Он невесело улыбнулся и взял мои пальцы в свои.
— Сделка.
Третья сделка. Третье рукопожатие. И это вышло, пожалуй, куда дольше и крепче, чем предыдущие.
Потом мы одновременно разжали руки, и Лод стремительно встал.
— Выпей. — В его руке возникла склянка тёмного стекла. Он снова говорил на русском. — Ещё одно лекарство. Усыпляет, но тебе всё равно нужно силы восстановить. А утром будем разбираться, кто это сделал.
Будто ничего не случилось. Будто только что мы не говорили совершенно о другом.
Может, и правда не говорили?..
— Меня кто-то поцарапал, когда мы проходили мимо тех дроу. По пути на тренировку. Они меня и отравили? Кто-то из них?
Мне хотелось подумать об этом. Об этом думать было куда легче, чем о странном разговоре, в реальность которого я до сих пор не могла поверить.
— Куда тебя ранили? — Лод сощурился.
— Сюда. — Я коснулась рукой затылка, не чувствуя пореза, но зная, что он где-то под волосами. — Не ранили, так, скорее царапина…
— А я-то думал, как яд попал к тебе в кровь. — Он кивнул своим мыслям. — Повернись.
Я послушалась, и пальцы его легли на мои волосы. Потом серебристое сияние очертило на стене мою тень, и я кожей ощутила, как стягивается ранка, едва не ставшая для меня смертельной.
…ты видел царапину на её руке, ничтожную царапину, нанесённую исподтишка…
Слова Дэнимона, которые он когда-то выкрикнул о своей матери, всплыли в памяти сами собой.
— Вот теперь всё. — Когда колдовской свет погас, Лод убрал ладонь.
— Это же сделал тот, о ком я думаю? — Я снова обернулась к нему. — Но как мы узнаем? Я не видела лица, а доказать…
— Узнаем и докажем. Но позже. А сейчас — пей до дна.
Я покорно вытащила деревянную пробку. Несколькими глотками осушила склянку. Лекарство было кислым, как аскорбинка, и с прохладным мятным привкусом. Тогда Лод вернулся в кресло, под свет фонарика, так и висевшего над спинкой, и снова взял в руки книгу.
— Спи. — Он больше не улыбался. — Если что, я рядом.
Я стянула с носа очки, сползла головой на подушку и, отвернувшись, закрыла глаза.
Я не знала, лучше или хуже мне стало после этого разговора. Лучше — потому что есть хоть в одном из миров человек, которому подхожу я и который подходит мне. Хуже — потому что жизнь в очередной раз подтвердила: мне должно просто безумно повезти в картах, деньгах и смерти.
Наверное, разберусь позже. Когда придут эмоции, пока гулявшие где-то далеко. При исключительных потрясениях мне даже степени не требовались. После маминой смерти я впервые заплакала лишь через неделю.
Я знала только одно — эта наша сделка была не совсем честной. Потому что ничего уже не будет по-прежнему.
Как бы мы ни стремились оставить это таковым.
