ГЛАВА 11
— О, я вам очень признательна, пан Бонифаций!
— Не стоит благодарностей, пани Агнешка! Я очень дорожу тем, что могу сделать для вас что-нибудь приятное!
Пирожник стоял за спиной девушки, глядя на позолоченный солнцем изгиб нежной шеи.
— Как это не стоит! Вы ведь никому на дом не приносите ваши замечательные творения!
— Да, это не совсем в моих правилах. Обычно это делает Мария!
— У меня нет сил сдерживаться, поэтому я ем прямо при вас. Но не могу при этом не отвернуться. Мне стыдно!
— Ешьте на здоровье. Меня невозможно смутить.
Глинка легонько подул девушке на макушку.
— Ой, что это? — Агнешка поежилась.
— Что вы имеете в виду?
— Не прикидывайтесь, пан Бонифаций!
— Я тоже увидел, как у вас на макушке шелохнулись волосы. Наверно, ангел поцеловал.
— Ангел! Хм. Тогда у него очень теплое прикосновение. А я всегда считала, что ангелы несут прохладу небес.
— Даже у жителей неба иногда просыпаются чувства, от коих их кровь начинает двигаться быстрее.
— Разве у ангелов возникают человеческие чувства? Мне кажется, они ощущают к людям нечто иное, более рассудочное, что ли!
— Вы ведь сами только что убедились!
— Ай-яй-яй! — Агнешка погрозила окну испачканным кремом пальчиком, продолжая стоять спиной к собеседнику.
— Я двадцать лет делаю пирожные, и вот сегодня награда нашла меня! — Глинка наклонился за якобы нечаянно оброненной монетой и поцеловал мыс агнешкиной туфли.
— А это тоже ангелы?
Пирожник поднял голову и увидел чуть влажные синие глаза девушки.
— Я бы очень хотел, чтобы это были именно они! — произнес Глинка, пряча взгляд.
— Да встаньте же вы наконец лукавый шутник! О… постойте. А вы носите парики, пан Бонифаций? Я хочу предложить вам подарок. Дело в том, что Болен не надевает почему-то. Я сейчас, мигом!
Агнешка упорхнула в соседнюю комнату. Было слышно, как она роется в шкапе.
— А, вот, нашла. Нашла. Прикиньте, пожалуйста!
Девушка сдернула с головы пирожника его дурацкую войлочную шляпу и ловким движением водрузила черный парик.
— Ой, что это?.. — она попятилась, прижав тыльную сторону ладони ко рту. — Вы так похожи на…
— Я не могу принять ваш дар! — перебил ее Глинка, вяло снимая с головы парик. — Простите, пани. Не могу. Я всего лишь бедный пирожник, и мне такие вещи ни к чему.
В его глазах заблестели две одинокие слезинки.
— У меня к вам небольшая просьба! — Глинка вытащил из-за пазухи конверт. — Прочтите это, но только тогда, когда меня не будет! Обещайте!
— Вы… вы плачете!
Агнешка попыталась приблизиться, но пирожник сделал два шага назад и резко развернулся.
— До встречи, дорогая Агнешка! — бросил он через плечо, и деревянные подошвы застучали по скрипучей лестнице.
— Пан Бонифаций…
Агнешка перевела взгляд с открытой двери на недоеденное пирожное, а потом на конверт, который лежал на трехногом табурете.
***
— Пани Мария! — караульный офицер жевал табак, обнажая темные зубы.
— Хоть бы выплюнули вашу мерзость, когда разговариваете с пани! — Мария вытерла руки о передник и подбоченилась.
— Я не с ухаживаниями к вам пришел, а по долгу службы!
— Службы?
— А вы, конечно, ничего не знаете?
— Ну, смотря о чем вы…
— В городе орудует банда негодяев, один из них высокий человек в монашеской рясе.
— А при чем тут пан Глинка?
— Не перебивайте, пани Мария.
Мария придала голосу подобающую жесткость.
— Вы бы сами назвали ваше имя для порядку. Почем я знаю, может, вы тоже переодетые преступники!
— Друджи. Друджи Яновский. Честь имею.
— Вот теперь продолжайте.
— Извольте. Приставы не могут изловить бандитов, потому что им кто-то помогает избежать ловушки. Вот мы и обходим дома для того, чтобы узнать, где хозяева.
— Уж не думаете ли вы, что пан Глинка, который занят только пирожными, как-то может способствовать?
— Мы ничего не думаем. Мы всего лишь хотим убедиться, дома ли хозяин?
— Ладно. Сейчас позову. Он наверняка отдыхает во флигеле или на другом конце дома. Не припомню, чтобы мой хозяин куда-то выходил после заката.
Мария развернулась и зашагала в глубь жилища по темному коридору.
— Пан Глинка!! Пан Бонифа-а-ций! Вы где?
И уже себе под нос:
— Черт бы их всех побрал! Хоть бы раз пришли к женщине по настоящему делу. А то колобродятся по своей чертовой службе.
Ворча, Мария вышла во внутренний двор и направилась во флигель. Но там было темно и пусто, как в церкви под скамейкой. Тогда она заглянула на веранду, но и там никого не обнаружила. Медленно стала подниматься на второй этаж. «Пан Бонифаций, куда же вы запропастились?! У меня нет столько сил, чтобы прыгать по этим придурошным ступенькам!»
— Не смогла найти! — всплеснула Мария руками, вновь оказавшись лицом к лицу с караульным офицером. — Ничего не понимаю. На него такое поведение совсем не похоже.
— Вот и я о том же, пани Мария! — поднял указательный палец Друджи Яновский.
— О, ничем не могу помочь! — пожала плечами женщина.
— Ну ничего. Сейчас такое дело замышляется! Они сами вылезут из берлоги.
— Вы о чем, пан офицер? А давайте я вас угощу стаканчиком прелестного вина? Не откажетесь от галльского? Сделано по старинным рецептам.
— О, говорят, его пили древние римляне! Я и впрямь утомился. С удовольствием передохну.
— И солдатики ваши чуть отдохнут.
— И то верно, — Яновский подмигнул Марии и, повернувшись к солдатам, скомандовал отдых.
— Тогда прошу в дом. У меня тоже есть своя половина. Только у меня одна маленькая просьба…
Мария наклонилась к офицеру так, чтобы он оценил пышность ее груди.
— Не думаю, что боевой офицер не сможет удовлетворить просьбу такой милашки.
— О, боевой. А на каких фронтах, извольте спросить?
— На самых разных. И на этих тоже… — Друджи еще раз подмигнул Марии.
— Заходите скорее. Зачем беседовать при посторонних ушах! — хохотнула пирожница и потянула мужчину за рукав.
Они вошли в дом. Мария провела офицера в гостиную и усадила на мягкий стул.
— Вот! Отведайте то, что пили, как вы сами только что сказали, эти ваши римляне.
— О, и впрямь, поразительный вкус. Но мы ведь не будем долго засиживаться в гостиной?
— Какой вы нетерпеливый. Я все-таки дама, и мне нужно чуть-чуть подготовиться.
— А о какой просьбе вы говорили? Исполняю любую! — Друджи заерзал на стуле.
— Еще стаканчик? А впрочем, оставлю вам кувшин. Пейте столько, сколько влезет. А я быстро.
Мария исчезла в уборной. А офицер опрокинул залпом стакан и потянулся за добавкой к кувшину. Через несколько минут он был изрядно подвыпившим и готовым на подвиги.
— А вот и я.
— Иди ко мне, моя страсть! — Яновский обхватил женщину за необъятную талию, резко притянул к себе и усадил на колени.
— Люблю дерзких и сильных!
— А я люблю податливые персики.
— Персики! Так бери их, мой победитель! — Мария выпростала грудь и подставила ее под поцелуй. — Ах, да, да. Еще сильнее. А теперь неси меня в мою комнату.
Яновский взял Марию одной рукой под колени, а другой под плечи и с большим трудом оторвался от стула.
— Любишь кататься, люби и саночки возить! — сказала пирожница задыхающимся голосом.
— Тяжела ноша, да пригожа! — Яновский на полусогнутых ногах понес Марию в спальню.
Там, бросив ее на кровать, он задрал юбки и жадно стал целовать пухлые, покрытые складками жира бедра. Потом сорвал с себя одежду и, навалившись всем телом, вошел в нее. То ли алкоголя в крови было недостаточно, то ли желание было столь сильным, а тело Марии сладким, словно самое лучшее пирожное, но Друджи быстро кончил, задергавшись в блаженстве всем своим худощавым телом, чем сильно расстроил партнершу.
— А еще боевой офицер! — сморщила нос пирожница.
— Это еще не конец! Обещаю исправиться! — Друджи был уязвлен и желал ответить достойно. — Вот только еще вина. Больше вина. И тогда я буду бесконечен. Обещаю.
— Я совсем не против! — заулыбалась довольная Мария.
После еще двух стаканов Друджи показал, на что он в самом деле годен. Потом опрокинул залпом еще чуть ли не треть кувшина и, засопев, начал проваливаться в сон.
— Э-эй! А как же служба? А еще кое-кто мне обещал рассказать! — соврала Мария, зная, что офицер уже не помнит, что обещал, а о чем даже не заикался.
— О чем? Я весь твой, — говорил он сквозь сон, не убирая руки с влажного интимного места пирожницы.
— Ты получишь еще! — прошептала Мария. — Но давай чуточку поговорим.
— Давай-давай, — еле лепетал Друджи, — хочу спать и хочу еще. Как давно у меня никого не было. О чем тебе рассказать?
— Про то, как ты собираешься ловить негодяев.
— А-а. Только, чур, никому. И даже твоему Глинке.
— Да мы с ним как кошка с собакой, — вновь соврала Мария.
— Тем лучше. В общем, мы схватили деревенскую бабенку, предположительно, мать одного бандита. Это наживка. Немного попытаем, а потом публично казним, чтобы выманить сынка из логова. Но вначале нам нужно уничтожить соучастников, тех, кто предупреждает их об облавах. И, скажу напрямую, пан Бонифаций под серьезным подозрением.
— А ведь после его смерти все это хозяйство перейдет ко мне, — Мария закусила губу. — У него нет наследников. Один, как перст. Поэтому я — лицо заинтересованное.
Она покачала головой.
— Тем более. Значит, тебе выгодно рассказывать мне, где он бывает по вечерам.
— А когда вы собираетесь казнить преступницу и что вы будете делать?
— О, это под строгим секретом. Но тебе, — Друджи погладил мягкий живот Марии, — я и не такое могу рассказать. Знаешь эту историю с Боленом Новаком?
— Да кто же ее не знает. Мне его даже жаль, бедолагу.
— Ха-х. Эта дурочка Алисия забеременела не от него. А вполне возможно, что и от меня. Да поди там разбери, нас было шестеро. Потом откуда-то взялся этот долговязый монах. М-да. У меня с ним особые счеты.
— И что же он сделал?
— Пока мы выпивали в промежутке между забавами, он схватил девку за руку и убежал с нею куда-то.
— Хм. И за это — особые счеты?
— Он еще обозвал нас такими словами, что боюсь повторить.
— А ты хоть и пьян, но чего-то не договариваешь.
— Пустое. Так вот, эта Алисия после наших забав и забеременела. Точно говорю. А потом решила свалить на этого лопуха Новака, а заодно и подразбогатеть. Ну, то есть если он ее беременную не возьмет замуж, то она вправе выставить ему счет. А папашка у нее — завидный рубака. Будет Божий суд, где Валук зарубит либо самого Болена, либо того, кто выйдет драться вместо него, и заберет все имущество. Теперь ясно?
— Ну и дела! — протянула Мария, сладко прижимаясь дородным телом к Друджи.
— Но тут еще и этот черный монах со своей бандой. Так вот, когда женщину повезут на казнь, в переулках будут дежурить солдаты и люди из канцелярии. Бандиты обязательно высунутся из своего логова, и тут — только хватай.
— Интересно. А если они попытаются перехватить ее по дороге? А вдруг бандитов очень много?
— Здесь тоже все продумано. Мы нарочно выделим небольшую охрану, чтобы они клюнули. И какая разница, где — по дороге или на площади. Основные силы будут переодеты в гражданскую одежду.
— А если они решат напасть на тюрьму, как в случае с паном Зиновицким?
— В том-то все и дело, моя пампушечка! Пущен слух, что Матрена Курило содержится в городской тюрьме, а на самом деле она в другом месте. А в тюрьме бандитов тоже поджидает ловушка.
Друджи говорил заплетающимся языком, но глаза его вновь понемногу начинали сверкать сальным похотливым блеском.
— Какой же ты, право, ненасытный! О, нет-нет! Расскажи, а где прячут эту бабу?
— Эт-то… — офицер покачал указательным пальцем, — большая тайна!
— А если еще вина и моих прелестей?
— Какие все женщины любопытные! Хорошо. Но только на ухо.
Яновский наклонился к уху Марии и стал шептать, одновременно запуская руку между ее сомкнутых бедер, пытаясь пробиться сквозь складки жира.
— О-хо, хорошо! — Мария обхватила тяжелыми руками спину офицера и прижала его к себе.
Спустя несколько минут обессиленный Друджи Яновский спал мертвым сном человека, достойно завершившего нелегкий трудовой день. Мария, быстро одевшись, вышла в коридор.
— Пан Бонифаций, вы здесь? — шепотом спросила она.
— Да, Мария, но я не услышал главного.
— Ее держат в башне Орел. Охраны почти нет.
— Хорошо. И еще раз спасибо!
— Ох, пан Бонифаций, зачем вам все это? Что я буду делать без вас?
— Ты хорошо ему рассказала про свое будущее наследство в случае моей преждевременной кончины, но не смогла поведать того, о чем знать не можешь.
— Неужели я чего-то могу не знать про вас?
— Все потом. А сейчас нужно хорошенько напоить солдат и дать им по монете. Вот, держи! Тогда им придется молчать.
— Только на солдат, пан Бонифаций, моего здоровья уже не хватит. Хоть бы похвалили, какая я актриса!
— Я в тебе ничуть не сомневался. Я — твой вечный должник.
— И все-таки.
— Да.
— Зачем вам все это?
— Ты очень нетерпелива.
— А еще я заметила, что вы ко мне то на «ты», то на «вы».
— Вот такое у меня интересное отношение к тебе, дорогая Мария! Ну все. Иди угощать вином солдат.
— И ловкий же вы, однако. Надо же так придумать. Теперь-то уж, конечно, никто из караульных не признается, что вместо службы они грелись и пьянствовали. И уж тем более подтвердят, что, заходя в ваш дом, видели пана Бонифация в ночном колпаке. Вот вы сказали, что мой должник, да?
— Конечно.
— Тогда вовек не расплатитесь. Вы что же, думаете, у бедной Марии чувств никаких нет! Я из-за вас иду на все!
— Ну полно, полно, не обижайся.
— И не обижаюсь. Ну хоть бы разок поцеловали.
Глинка наклонился к Марии и поцеловал ее в щеку.
— И на том спасибо! Ладно, пошла я солдат ваших потчевать.
