Глава 3
Ранним утром от Саратовского аэропорта отъехала принадлежавшая компании «Витязь» черная «БМВ». За рулем помещался Нуржан Алимханов, а на заднем сиденье – двое мужчин, один лет тридцати на вид, аккуратно выбритый, в очках тонкой, явно недешевой оправы, другой намного моложе, с залихватским кучерявым чубом, косо спадавшим на лоб; оба были одеты так, как одеваются привыкшие к городской жизни люди, приготовившиеся к вылазке на природу: в снабженные капюшонами ветровки и простецкие джинсы. Объемистые рюкзаки, дополнявшие этот ансамбль, были убраны в багажник. Впрочем, выражение лиц мужчин мало соответствовало их предполагаемой цели прибытия в Поволжье: что один, что второй – выглядели тревожно-сосредоточенными. Да и Нуржан, кстати говоря, не светился развеселой беззаботностью.
Несколько кварталов они проехали молча. Затем мужчина в очках пошевелился на заднем сиденье.
– Н-да… – выговорил он, видно, продолжая начатый еще в зале аэропорта разговор. – Опоздали мы…
– Прямо театр военных действий у вас тут, – подал голос его сосед, тряхнув чубом. – А мы к финалу сражения прибыли. Пушки уже прогрохотали, бойцы штыки от зазубрин чистят да раны считают, а с поля боя еще пороховой туман не развеялся…
– Ну, главные-то битвы еще впереди, – сказал на это Нуржан. – Как всегда. Хотя враг нас порядочно потеснил, линию фронта далеко отодвинул…
– Ты-то сам как? – спросил его мужчина в очках. – Видок, у тебя, конечно… Тебе не это?.. Не тяжело? А то давай я авто поведу?
– Порядок, – уверил Нуржан и поглубже надвинул на лоб кепку, скрыв свежую бинтовую повязку на голове. – Не впервой на полном ходу из машины выпрыгивать. Я даже уже привыкать начал. То из собственной «девятки», то из автозака… Опыт есть, в следующий раз если придется подобным образом каскадерствовать, вообще без повреждений обойдусь.
Мужчину в очках звали Антоном, был он руководитель аналитического отдела Управления. Его чубатый сосед, именовавшийся Артуром Казачком, являлся сотрудником оперативного отдела Управления и, по совместительству, родным братом главы Управления Альберта Казачка.
– Мы здесь именно за тем, – негромко прокомментировал высказывание Нуржана Артур Казачок, – чтобы этого самого следующего раза не было.
– Будет, – кивнул ему в зеркало заднего вида Нуржан. – Ох, чует мое сердце, еще и не то будет…
– Итак, – строго кашлянул Антон, поправив очки, – что мы имеем?.. Каковы, так сказать, последние сводки с фронта? Первое: покушение на супругу Трегрея, м-м…
– Ирину, – подсказал Нуржан.
– Ирину, да… Второе: свидетель. Соседа, который показания такие интересные давал, проверили?
– А то как же, – Нуржан снова кивнул. – Проверили. Обработан по полной программе. Мозги… вернее, то, что от них вследствие систематического употребления спиртосодержащих жидкостей осталось, – промыты капитально. Чтобы, значит, донес до прибывших на место преступления оперов необходимую версию событий. Ну и, само собой, психоблок гражданину Краснову поставили – чтоб ничего лишнего не вспомнил. Он и не вспомнил. И не вспомнит. Так что в этом направлении копать не имеет смысла.
– Третье, – встрял Казачок. – Анонимный сигнал в полицию.
– Стандартная схема: звонок с телефона-автомата, четких отпечатков нет, звонивший наверняка был в перчатках.
– Но запись-то разговора осталась?
– Запись осталась.
– Уже что-то, – щелкнул пальцами Антон.
– Запись, отпечатки… – проворчал Артур, толкнув Антона локтем. – С этим и без нас разберутся. У нас другой фронт… тьфу ты, опять это слово… У нас другой фронт работ. «Возрожденцев» здешних в оборот возьмем – такое как раз по нашей специальности. Авось и размотается клубок с этой ниточки.
– Что по поводу мошенников, которые «Витязя» обули? – поинтересовался Антон.
– Ищем, – вздохнул Нуржан. – В федеральный розыск они объявлены. И пока вроде нигде не засветились. Я вот предполагаю: может, они не спешили когти рвать? Может, где-нибудь здесь зашухарились, ждут, пока шум уляжется?
– Предыдущие покушения на витязей… – перешел к очередному пункту Артур. – Хотя бы что-то удалось прояснить? Хоть какой-то след нащупать этого… Охотника?
Нуржан отрицательно помотал головой.
– Ну ничего, – промычал Антон. – Не бывает так, чтобы он нигде не прокололся ни разу. Что-нибудь да вскроется рано или поздно.
– Лучше уж рано, – резонно заметил Алимханов, – чем поздно. А то как-то даже обидно получается: лупят по нам со всех сторон, а мы только увертываемся да прикрываемся. А противника обнаружить не в состоянии. Три ниточки имеются, предположительно к нему ведущие! И… ничего! За какую ни потянешь, она тут же из рук и выскальзывает…
Черная «БМВ» свернула к старинному зданию городской клинической больницы.
– Уже приехали? – удивился Артур Казачок, разглядев табличку на воротах. – Вот чем удобны провинциальные города, здесь масштаб местности такой… уютный. И пробки практически отсутствуют. А то в Москве пока из одного района в другой доберешься… Хоть вертолет каждый раз задействуй…
За узорчатой чугунной оградой, в цветастых облаках осенней листвы серели чисто подметенные аллейки. И в прогалы этих аллеек вполне можно было разглядеть подходы к зданию: у главного входа толпились люди – кто с пакетами и сумками, одетые соответственно погоде, а кто в больничных и домашних халатах, поверх которых были накинуты куртки или пальто. Пациенты больницы и их посетители, скучковавшись по двое, по трое, по-вокзальному торопливо и громко общались, курили… Чуть поодаль, у двери отдельного флигеля, над которым темнела табличка с короткой и крупной надписью «МОРГ», народу было куда как меньше, одеты все были в темное и разговаривали шепотом.
– Ирина здесь? – негромко спросил Антон, поправляя очки.
– Здесь, – ответил Нуржан. – И Олег тоже. Оба здесь, вместе. Рядышком.
– Куда нам? – поинтересовался Артур.
– Как это «куда»? – рывком обернулся к нему Нуржан. – Ты чего?! Вон же вход, не видишь, что ли?.. И время посещения как раз подошло…
Артур неловко моргнул, видимо, сразу не поняв причину нуржанова удивления. Но, оглянувшись на морг, сообразил…
– Да я просто подумал, может, она в отдельном корпусе где-то лежит… – бормотнул он.
– Шуточки у дурака! – покачал головой Антон.
– Говорю ж, я не то имел в виду! – взмахнул руками Казачок. – Буду я такими вещами шутить!
* * *
У заведующего хирургическим отделением была россыпь крупных старческих веснушек на совершенно лысой голове, сияющей под прямыми лучами яркой потолочной лампы, и утомленно-спокойные круглые навыкате глаза, точно он когда-то в своей жизни так сильно удивился чему-то, что с тех пор раз и навсегда утратил способность чему-либо удивляться.
– Случай – не сказать чтобы исключительно редкий… – мерно вещал заведующий, покачиваясь на стоптанных каблуках туфель и вращая – друг вокруг друга – большие пальцы сцепленных на впалом животе рук, – но нечасто встречающийся. Декстрокардия – вот как называется эта аномалия… Или, если угодно, феномен, как хотите, так и называйте… При декстрокардии большая часть сердца у человека расположена не в левой половине грудной клетки, как у всех нормальных людей, а зеркально в правой половине. Это изменение происходит из-за нарушения развития сердечной трубки у эмбриона еще на ранней стадии беременности матери. Причины возникновения декстрокардии, следует заметить, современная наука не знает. Эта аномалия… э-э… то есть феномен – недостаточно изучен до сих пор. По той простой причине, что особой необходимости в изучении нет: при отсутствии сопутствующих патологий атипичное расположение сердца никак не влияет ни на качество, ни на продолжительность жизни человека. Я даже больше вам скажу! Человек – если он, конечно, редко обращается к врачу – может и не знать о своей ано… о своем феномене.
Ирка, лежащая перед заведующим на больничной койке, укрытая до подбородка простыней, синевато-бледная, как разбавленное молоко, чуть улыбнулась:
– А я знала. С самого детства знала. И о том, что у меня сердце справа, а не слева, как у всех. И о том, что на здоровье это никак не сказывается.
Слова эти предназначались не заведующему, а тому, кто сидел рядом с ее койкой на придвинутом стуле, держал ее за руку.
– Знала, а ничего не сказала, – хрипловато произнес Олег со странной смесью упрека и облегченного успокоения в голосе.
– Говорила, как же! – улыбнулась Ирка поярче, но все равно слабо, не так, как всегда. – Сколько раз я тебе говорила, что у меня сердце всегда не на месте! Я так с детства привыкла говорить всем…
– Поди догадайся, что ты имела в виду…
– А я и не хотела, чтобы кто-то догадался. Чем тут хвастаться-то? Это же… уродство какое-то… Аномалия!..
– Феномен, – снова смягчил выражение заведующий.
Он помедлил немного, покрутил еще пальцами и, вкрадчиво понизив голос, снова обратился к Ирке:
– Может быть, вы все-таки позволите студентам осмотреть вас? Они ведь с подобными случаями только в литературе встречались, а тут такая возможность выпала на натуре ознакомиться?..
Вот ему зачем обязательно нужен был этот нейтральный «феномен» вместо леденящей «аномалии»!
– Чтобы ваши студенты меня за грудь щупали? – Ирка даже приподняла голову от плоской больничной подушки. – Я же сказала, нет!
– Не «щупали», а «пальпировали»! – опять прибег к эвфемизму заведующий. – И вовсе не ради удовольствия, а исключительно во имя науки! Которая, на минуточку, спасла вашу жизнь! Операция, конечно, вышла несложной – никаких важных органов и сосудов лезвие ножа не задело, но не забывайте о том, что вследствие травмы вы находились в состоянии глубокого шока, а это могло дать неожиданные осложнения!
– Нет, нет и еще раз нет! – сжала еще сильнее побледневшие от этого губы Ирка.
Заведующий еще раз качнулся на каблуках, кашлянул и, спрятав руки в карманы халата, вышел – кажется, обиженный.
И остались Олег с Иркой вдвоем. Олег все держал ее ладонь в своих, не отпускал.
– Я очень виноват перед тобой, – начал было он.
– Да при чем здесь?.. – болезненно сморщилась Ирка. – Тебе ведь и самому досталось, да?
– С моей головы и волоса не упало, – ответил Трегрей и словно в доказательство провел рукой по коротко остриженной макушке. – Благодаря Нуржану. Склад ума у него, видишь ли, такой… аналитический. Как и полагается настоящему полицейскому. А я в тот момент едва ли мог мыслить конструктивно. А Нуржан молниеносно выхватил суть. И пока ехал в Кривочки, все успел обдумать. Анонимный звонок о покушении поступил в полицию едва ли не в минуту собственно покушения. Значит, Охотник торопился застать определенный момент. Зачем ему надобно было спешить? Да напросте, потому что вовсе не ты была его конечной целью. А я. Он ведь не распыляет силы на наших родных и близких, чтобы только нас запугать, – это очевидно. Следовательно, покушение на тебя могло быть лишь частью замысла. Удар был нанесен… – он дернул уголком рта, – обыкновенным столовым ножом, нашим столовым ножом. А не принесенным с собой оружием. Сосед дал показания именно на меня, на что был – это уже выяснили – предварительно запрограммирован. Чего же добивался Охотник? Расчет был на то, чтобы меня, предполагаемого убийцу, как можно скорее задержали. Дальше – понятно. Определить мое местонахождение отнюдь не сложно. И устроить ловушку на единственной дороге, напрямую соединяющей Кривочки и Саратов, той самой дороге, которую мы же и строили, – проще простого. Закованный в наручники, помещенный в замкнутое пространство спецавтомобиля – я бы, пожалуй, не сумел отразить нанесенный внезапно атакующий выпад. И оказался бы жертвой очередного несчастного случая… Автозак был пуст. Меня везли следом, в легковой машине…
– Хватит! – жалобно попросила Ирка. – Не надо!.. Ничего больше не хочу об этом слышать! Ничего не хочу знать!..
– Как скажешь… Извини.
Они помолчали немного. Дверь палаты вдруг приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голая веснушчатая голова заведующего хирургическим отделением.
– Красивых женщин, – с неумелой и неловкой умильностью сказал заведующий, – принято воспевать в балладах и романах! Неужели вы не хотите, Ириночка, чтобы кто-нибудь о вас книгу написал? Ну, в смысле… диссертационную работу – на тему вашей декстрокардии?.. Ваш случай, конечно, не исключительно редкий, но, как я уже отмечал, не так уж и часто встречающийся…
– Очень вас прошу, оставьте нас с мужем хоть на минуту одних! – уже, кажется, серьезно разозлилась Ирина.
– А вы подумайте еще, подумайте!.. – Лысина заведующего, как черепашья голова в панцирь, стала втягиваться в щель между дверью и косяком. – Вам у нас в отделении еще как минимум две недели лежать…
– Я тебе сейчас очень важную вещь скажу… – вдруг тихо проговорил Олег, дождавшись пока старчески шаркающие шаги заведующего стихли за закрытой дверью палаты.
– …Только ты не обижайся… – отчего-то, видимо, от растерянности, ляпнула, усложнив звучание фразы нарочитым кавказским акцентом, Ирка. И тут же выжидающе замолчала.
– Да, – вдруг согласился Трегрей, видимо, не узнав киноцитаты. – Только ты не обижайся… Знаешь, я как-то раньше не понимал, что ты… всамдели меня любишь. То, что с нами было, как мы встретились, как стали жить вместе… я воспринимал некоей данью природе. Мол, так устроено живое существо, что невозможно ему всю жизнь прожить в одиночестве. Даже… досадовал иногда, что не смог противостоять повседневности, не сумел устроить свою жизнь так, чтобы ничего не мешало моим… моим…
– Высоким устремлениям, – договорила за него сделавшаяся очень серьезной Ирка.
– Высоким устремлениям, – со значением повторил эти слова Олег. – А ты… сражалась за меня со мною же самим…
– Посуду била… – в тон ему произнесла Ирка, чувствуя невольную радость: ведь если Олег говорил с ней об этом, значит, теперь все не так, значит, теперь все изменилось. И это придало ей уверенности.
А вот сам Трегрей выглядел непривычно растерянным. С трудом подбирая слова, беспрестанно моргая и морщась, он около минуты комкал во рту невнятную речь.
Ирка наконец не сдержалась. Выпростав из-под простыни и вторую руку, она накрыла ею руки Трегрея, держащие ее ладонь.
– Да все ведь просто, – проговорила она. – У меня, кроме тебя и мамы, никого нет во всем мире. Я тебя люблю, Олег, вот такой вот обычной и понятной земной, никакой не высокой любовью. Этого мало, что ли? Я хочу быть всегда с тобой, и хочу, чтобы ты со мной всегда оставался, до самой смерти. Хочу, чтобы у нас все было как у людей: дом, дети, достаток. Этого мало для тебя, да?
– Мало, – не отводя потускневших глаз, признался Олег. – Жизнь – вовсе не в этом.
– А я знаю, – заставила себя сказать Ирка. – То есть что ты так думаешь, знаю. И все равно люблю. Потому что я тебя выбрала. Ну, не сама по себе, не по собственному хотению, а будто… кто-то с неба пальцем в тебя ткнул и сказал мне: «Вот он, твой, бери…» И потому что ты – это ты. Тот, который не предаст, не обманет, не бросит. Ну и черт с ними, с твоими высокими идеями, живи как знаешь, а я все равно с тобой буду… Пока меня очередной твой враг не дорежет, – хотела было добавить она, но вовремя осеклась. И произнесла вместо этого:
– Мне бы только дождаться, когда ты мне скажешь, что и ты меня хоть немного…
– И я!.. – с готовностью вскинул голову Олег.
Ирка вся посветлела в блаженном ожидании, вся обмякла под больничной простыней… А Трегрей все медлил, то самое слово, сорвавшееся было с его губ, вдруг замерло где-то на полпути, и, непроизнесенное, постепенно затухало, умирая. Несколько секунд Ирка все ждала, боясь пошевелиться. А потом отняла свои руки от рук Олега.
– Все правильно, – сказала она, ощущая, как влажнеют ее глаза. – Это не ты сейчас говорил, а вина в тебе говорила… Меня ведь, получается, из-за тебя…
Трегрей сглотнул, вытер ладони о джинсы.
– Вина… – тихо согласился он, опустив голову. – Но мне кажется, именно благодаря этой вине пробуждается во мне что-то… будто начало чего-то… Другого… Как это ни пошло звучит, но только убоявшись тебя навсегда потерять, я понял…
– Да скажи ты! – почти крикнула Ирка и тут же поморщилась от резкой боли в груди. – Трудно тебе, да? Просто скажи – и все. Как все другие говорят! Даже когда ничего подобного не чувствуют! Соври мне, ну?! Неужели непонятно, что женщине исключительно важно услышать это слово?! Даже и тогда, когда оно… не совсем правда!
Олег молчал.
– Не-ет, ты не можешь, – горько продолжала Ирка. – Как же! Ложь недостойна урожденного дворянина!
– Ты мне дорога, – подняв голову, проговорил Трегрей. – Ты для меня дороже всех, кого я знаю. – Он говорил, слушая себя самого точно с удивлением.
Она все-таки заплакала, не удержалась.
Олег приподнялся, склонился над нею.
– Посмотри мне в глаза, – попросил он, и жилка на его виске дрогнула, ожив. – Я лучше не словами. Я лучше тебе покажу, что чувствую, так будет лучше, да…
– Что покажешь? Опять эти штучки твои? Внушишь мне чего-нибудь, чтобы я успокоилась?
– Посмотри мне в глаза! – требовательно повысил голос Трегрей.
И она повиновалась.
Минуту или больше очень тихо было в одноместной больничной палате.
Наконец Трегрей отпрянул, уселся обратно на свой стул. А Ирка пошевелилась, глубоко вдохнула, схватила ртом воздуха, как делают люди, выныривая из-под воды, порывисто и жарко откинула с себя простыню: полуобнаженное тело ее и лицо раскраснелись, словно она и впрямь побывала под водой, в горячей ванне.
– Прости меня, пожалуйста… – прошептала она. – Я не знала… Это… это было так хорошо. И это лишь начало, да? Ты говорил, что только в последнее время у тебя ко мне… пробуждается, да?.. Господи, что же будет, когда это… окрепнет и усилится?.. У меня прямо сердце не на месте…
– Дело не во мне, – улыбнулся Олег. – Это не я как-то по-особенному чувствую. В этом смысле я – как все. И даже, верно, скупее многих на эмоции. Напросте я имею возможность их показать, не переливая в слова.
– Так скажи, – истово попросила Ирка. – Скажи эти слова, неужели это так сложно?
Трегрей снова посерьезнел – ему понадобилось сделать над собою усилие, чтобы решиться. И он, кажется, решился. Он положил ладонь Ирке на руку (она тотчас жадно ее сжала, перехватив) и открыл было рот…
После беглого стука открылась дверь в палату.
– Ой, – проговорил Нуржан. – Мы за тобой, Олег. И, по-моему, не вовремя…
– Не вовремя! – бесцеремонно и неласково согласилась Ирка.
– Очень приятно познакомиться! – просунул в палату чубатую голову Артур Казачок.
– Будь достоин, Олег! – прогудел из-за двери невидимый Антон.
– Не кричите вы! – одернул москвичей Нуржан. – Больница все-таки! Да и вообще… мы помешали, кажется…
– Все в порядке, – ответил Трегрей и поднялся.
Ирка с досадой уловила в этом его движении какое-то даже облегчение. Ну, в самом деле! Разве такая большая проблема – произнести эти банальные три слова?
– Я загляну к тебе завтра, – сказал Олег. – Отдыхай, выздоравливай и ничего не бойся. Больница под нашей охраной.
Ирка только вздохнула. Не стала ничего отвечать.
– И будь спокойна, – добавил Олег. – Две недели тебе здесь находиться без надобности. Через два-три дня я заберу тебя.
– Домой?
– Домой, конечно, домой, – согласно кивнул Трегрей. – В палестру.
* * *
Трегрей, сопровождаемый довольно ухмыляющимся Нуржаном и шумно жестикулирующими москвичами, вышел за ограду больницы. И там, за оградой, на распахнувшейся улице, бурно вспыхнувший еще в больничном коридоре разговор давних соратников вдруг сам собою угас. В странном каком-то молчании четверо приблизились к машине. Нуржан отступил чуть в сторону, вытащив мобильник.
– Не страшно? – поинтересовался у Олега Антон.
– Страшно? – удивился Трегрей. – Ты о чем?
– Извини, неточно выразился… Не опасаешься вот так просто по улицам гулять? Понимаешь ведь: каким бы ты ни был крутым, всегда найдется способ до тебя добраться.
– Может, стоило схорониться на время? – поддержал Антона и Казачок-младший. – Пока этот… Охотник думает, что ему удалось тебя угомонить? Инсценировали бы похороны… Мы бы подсобили, чем смогли.
– А как только он принялся бы, осмелев, подчищать якобы осиротевших витязей, – закончил за Артура Антон, – ты бы вновь и появился на сцене. Как отряд Боброка из укрытия! Такую возможность упустил! Зря.
Олег покачал головой.
– Вовсе нет, – сказал он, – не думаю, что его так легко обмануть. Рано или поздно он дознался бы о том, что я жив. И мы напросте потеряли бы время.
– Время? – поднял брови Альберт. – Мы куда-то спешим?
– Надобно строить палестру, – сказал Олег. – Надобно закончить ее как можно скорее.
– До зимы хочешь построить? Точно не успеешь, – определил Антон. – Да и следует ли торопиться? По-моему, спешка ни к чему хорошему не приведет. Палестра, насколько я понимаю, штука тонкая… К тому же современные технологии позволяют и в холода работы вести. Или… у тебя какие-то другие причины не тормозить строительство?..
– Так куда ты спешишь-то? – повторил свой вопрос Казачок-младший.
Тут к ним повернулся Нуржан:
– Сомик с Двухой сейчас подъедут. Вместе и двинемся… – и Трегрей не успел ответить Альберту. А может быть, и не собирался отвечать.
– Кстати! – встрепенулся, убрав телефон Нуржан. – Я, Олег, привез, как обещал. Погляди-ка…
Он открыл багажник автомобиля, приглашающе указал рукой в укромную пыльную темень. Олег, наклонившись, запустив в эту темь руки, развернул шуршащий пластиковый пакет, в котором оказались какие-то измятые и обугленные железки.
– Это что? – поинтересовался, поднявшись на цыпочки за спиной Трегрея, Антон.
– Рулевое колесо и части пассажирского и водительского сидений, – пояснил Нуржан.
– С того бензовоза? – догадался Альберт, тоже заглядывая в багажник.
– Ага. Вы бы отошли, парни, а то свет Олегу застите.
– Да мне свет без надобности, – отозвался Трегрей.
Он опустил руки в пакет. Пальцы его, едва касаясь, быстро-быстро забегали по исковерканному закопченному металлу. Голову Олег задрал вверх, глаза закрыл – надежно отключил ненужные пока органы чувств. Жилка на его виске ударила, раз, другой… Москвичи, все же отступившие на шаг от машины, переглянулись с молчаливым пониманием происходящего во взглядах.
Олег скоро убрал руки, вытер пальцы тряпицей, поданной Нуржаном.
– Ну?
– Это снова он, – ответил Трегрей Нуржану. – Тот самый Охотник, старый знакомец. Его психоотпечаток.
– За рулем был? – с надеждой осведомился Алимханов.
– На пассажирском сиденье. И недолго.
– Отдал приказ и был таков, – оскалился Нуржан. – С-сука…
К парковке подкатила изрядно потертая «десятка», лихо затормозила в каких-то сантиметрах от черного «БМВ».
– Ого! – заорал, выскакивая из-за руля Игорь Двуха. – Столичное подкрепление! Будьте достойны!
С пассажирского места выбрался Сомик. С заднего сиденья – Костя Кастет, заметно похудевший, все еще бледный, даже одежда смотрелась на нем полинявшей, точно от неоправданно долгой стирки.
Парни обменялись рукопожатиями, а Кастет обнялся по очереди с Антоном и Альбертом. Когда отзвучали приветственные восклицания, обычные для хорошо знакомых людей, которые давно не виделись, затихли взаимные хлопки по плечам, Кастет, морщась, огляделся:
– Тьфу ты черт… Из одной больнички да в другую… Можно ведь было где-нибудь в ресторане забиться, а?
Нуржан пихнул его локтем в бок.
– Ой, – сообразил Костя. – Сам не знаю, что несу… Прости, Олег, все еще плохо соображаю. Как твоя-то? Ничего, поправляется?
– Поправляется, – подтвердил Трегрей. – Рад видеть тебя на ногах. Ну так что, соратники? Чем время напрасно терять – поедемте к палестре.
– Погоди, – тут же посерьезнел Кастет, достал из кармана смартфон. – Вот, полюбуйся!
– Потом! – нетерпеливо притопнул Олег. – На месте посмотрю… Поедемте скорее!
– Потом – так потом… – с досадой пожал плечами Костя, убирая смартфон. – А то – садись с нами, по дороге глянешь…
– С нами! – Антон положил Олегу руку на плечо. – У нас машина лучше – долетим быстрее.
Этот аргумент подействовал на Трегрея безотказно.
– А чего это ты, друг Двуха, на таком, кстати, звере ездишь? – осведомился Артур, пропуская Олега в «БМВ». – Все-таки исполнительный директор крупной компании…
Двуха, проигнорировав этот вопрос, нахмурился и полез за руль «десятки».
– Продал он свою «ласточку», – объяснил за него Сомик. – Жалко, а куда деваться?..
– Лучше б почку продал… – пробурчал из задребезжавшей двигателем «десятки» Игорь.
– Ну чисто с ума сошли с этой палестрой, – вполголоса заметил Кастет москвичам. – По миру пойдут, а строительство до конца доведут. Это Олег все…
– Поедемте, поедемте! – крикнул Трегрей. – Время не ждет! По машинам!
– Вот, о чем я и говорю, – резюмировал Костя. – Охотники… Хранители… Будто ему плевать на них. Только о палестре и печется, как бы ее поскорее построить. А к чему так торопиться? Никто не понимает, а он объяснить не хочет…
* * *
Тот самый холм близ Кривочек напоминал развороченный муравейник. Несколько десятков суетливых фигурок, оживленно перекликаясь, разбирали опрокинутый металлический макет «башни колдуна», стаскивали составные его части в кузов очередного грузовика, только что с натугой взобравшегося по извилистой наезженной дороге на вершину холма. Там, где еще совсем недавно высилась холодно и свежо сверкающая на солнце «башня», натужно кряхтел и порыкивал экскаватор, ковш за ковшом выгребая рыхло осыпавшуюся землю из ямы под фундамент. Причудливые конструкции, окружавшие строительную площадку, оставались нетронутыми. Между ними прохаживались черноформенные сотрудники ЧОПа «Витязь», зорко оглядывая окрестности.
«БМВ» и подъехавшая следом «десятка» едва нашли себе место в плотном ряду припаркованных у дороги рядом с холмом автомобилей – самых разных: и довольно дорогих иномарок, и простецких произведений отечественного автопрома.
– Вот она… – разминая ноги после поездки, вздохнул Двуха и кивнул на вершину холма, куда напрямик, не тратя времени на извивы дороги, карабкались уже Олег с Нуржаном, Артуром и Антоном, – и «ласточка» моя, и зарплаты наших витязей… и много еще чего…
– Ну ты еще заплачь! – предложил ему Сомик, хлопнув за собой дверцей. – Может, это я предназначенные на строительство деньги прошляпил, а? Или Олег?
– Сколько можно об этом? Просил же!..
– Ладно, ладно… А в этот раз народу еще больше, чем раньше, ага? – прикинул Женя, становясь рядом с Игорем.
– Заметно больше…
– И все бесплатно работают? – поинтересовался, выбираясь из «десятки» последним, Кастет.
– Само собой! – фыркнул Женя.
Мимо них, направляясь к въезду на холм, протарахтела открытая «газель», груженная связками арматуры. Водитель «газели» махнул рукой витязям, прокричал, перекрывая гул мотора и мерный гомон, льющийся с холма:
– Будьте достойны!
– Долг и Честь! – откликнулся Двуха.
– Это кто? – спросил у него Женя Сомик.
– Понятия не имею. Первый раз вижу. Разве их всех упомнишь? С каждым днем народ прибывает.
– Хорошо! – вдруг улыбнулся, выслушав их, Костя. – Видать, прав Трегрей все-таки. Мир меняется. Ну что – двинули? Напрямки, да? Вслед за высоким начальством?
– Пошли, – согласился Сомик, а Игорь глянул на Кастета с некоторым сомнением:
– А ты сдюжишь? А то, пока ехали, я думал, ты весь салон мне уделаешь: морда белая, мокрая…
– Ничего, – ответил Кастет, вытирая рукавом лоб, и вправду влажно поблескивающий. – Укачало немного, на воздухе отдышусь…
На вершине они в первые минуты потерялись в общей толкотне и рабочем шуме. Потом углядели-таки Артура – тот, вооруженный планшетом, снимал происходящее, медленно поворачиваясь из стороны в сторону. В нескольких шагах от Казачка-младшего обнаружился и Антон – занятый тем же делом.
– А здесь и правда… – проговорил Кастет, с трудом осиливший подъем и опиравшийся теперь на плечо Двухи, – как-то легче дышится. То есть, я хотел сказать, в чисто физическом плане. Будто утром в горах. Воздух тут какой-то другой, что ли?..
– Энергетическая оптима, – с небрежной важностью пояснил Двуха, словно эта «оптима» всецело была его рук делом, – в этом вся штука. Энергетика пространства входит в резонанс с энергетикой человека, ну и… Короче, ясно.
– Что «ну и»?.. Что тебе ясно?
– Не понимаешь, что ли? Ну ты и долдон, братец! Про энергетическую оптиму не знает!
– Ты-то как будто больше моего понимаешь! – невсерьез оскорбился Костя. – Итак, что там после «ну и…»?
– Ну и… все… – усмехнулся Двуха, вдруг утратив всю важность. – Дальше не помню… Короче, здесь можно функционировать на полную катушку сколько угодно времени почти без сна и отдыха, вот как.
– В результате резонанса пространственной энергетики с человеческой, – вступил Сомик, укоризненно глянув и на Игоря, и на Костю, – организм исподволь, без усилий высвобождает свои ресурсы, в обычном состоянии дремлющие, – как бы переходит на полный режим деятельности…
Из-за грузовика показался Олег, ведущий под локоток грузного усатого мужика, в котором безошибочно угадывался бригадир здешних работников.
– Я ведь устанавливал нормы рабочего графика! – было слышно, как выговаривал Трегрей усачу. – Две бригады сменяют друг друга через каждые сутки, так? Стоило мне отлучиться – и что происходит? Обе бригады находятся на объекте одновременно!
– Что ж я сделаю с ними? – оправдывался бригадир, разводя руками. – Не желают они уходить, и все! Уж и пинками гнал, возвращаются. А ихний главный и вовсе меня в фундамент закопать пригрозил, если я еще к нему приставать стану. Вон он – арматуру разгружает со своими… С него и спрашивайте. Пусть забирает своих и валит!
– Сколько находится здесь ваша бригада?
– Вторые сутки, – вздохнув, признался усатый. – А ихняя – уже третьи! – тут же наябедничал он.
– Так! – многозначительно сказал Олег и, оставив усача, направился к «газели» с арматурой.
Бригадир, остановившийся в нескольких шагах от Сомика, Кастета и Двухи, стащил с головы шапку, вытер чумазой рукавицей лоб. Потом, заметив витязей, махнул шапкой в их сторону:
– Будьте достойны!
– Долг и Честь, – ответствовал Двуха, подходя ближе. – Здорово, Семеныч! Что? – участливо осведомился он. – Притесняют вас, интернет-соратников? Забижают? Развернуться в полную силу не дают?
– А то! – пожаловался ему усач. – Только во вкус войдешь, уже обратно гонят.
– Вот это я понимаю – рабочий энтузиазм! – восхитился Кастет. – Наши люди!
На холме появилась пара новых персонажей. Мужички средних лет, одетые по-деревенски: неказисто, но добротно, в телогрейках, в забрызганных грязью резиновых сапогах (видимо, добирались сюда откуда-то издалека пешком, по обочине трассы). Их тут же перехватил охранник – и после короткого разговора направил к усатому бригадиру.
– А вот это – не наши… – негромко констатировал Кастет.
– Вы тут начальство, да? – подойдя, осведомился один из мужичков, тот, что был постарше. – На работу принимаете?
– Мы слышали, вам рабочие нужны на строительство, – с надеждой проговорил второй.
– Нужны… – согласился Сомик, переводя взгляд на бригадира.
– Во! – обрадовался первый мужичок, пихнув товарища. – А я что говорил! А ты: зря идем, зря идем… На автобус опоздали! – тут же страдальчески сморщился он по адресу потенциальных работодателей. – С самой Клещевки топали! Потому к обеду и дотопали только…
Бригадир Семеныч, явно имевший уже опыт общения с подобными соискателями, тяжело вздохнул.
– Служебный транспорт у вас ходит? – с места в карьер принялся расспрашивать мужичок помоложе. – А рабочую одежду выдают? А на какую работу вакансии есть? А то мне тяжести поднимать нельзя, мне в прошлом году аппендицит вырезали… А платят как – нормально? Кормить будут?
– Кормить будут, – ответит Семеныч на последний вопрос. – Вот как раз через полчаса и обед. Щи и каша, к вечеру – чай с булками…
– Со скольки до скольки смена? – не дал ему закончить мужичок. – Говорят, тут люди по две-три смены подряд пашут. Видать, деньги-то хорошие получают, раз так жилы рвут… Правда, по две-три смены подряд, а?
– Чистая правда, – сказал Двуха.
– Где у вас тут инвентарь выдают? – загорелся мужичок. – Когда приступать?
– Что делать-то надо, командир?! Определи фронт работ, да мы начнем, чтоб зря тебя не задерживать! – продемонстрировал и второй готовность к трудовому подвигу.
Семеныч снова вздохнул.
– С Клещевки, говорите, топали? Значит, так, ретивые, через часок в том направлении машина пойдет – в карьер за песком. Вот она-то вас до дома и подбросит. А то снова пешком топать придется.
Лица мужичков вытянулись.
– А вот этот вот сказывал: нужны рабочие… – вякнул тот, что помоложе, умоляюще взглянув на Сомика.
– Нужны, – подтвердил Женя.
– Каждый день с утра до вечера такие вот делегации идут! – сообщил бригадир, воздев руки к серому небу. – Устал уже повторять: не за деньги мы работаем. Понимаете? Бесплатно! Безвозмездно!
– То есть – даром, – усмехнувшись, уточнил Костя Кастет.
– Как это? – не поверили мужички. – Чего заливаешь-то? Чтоб люди по три смены даром пахали… такого никогда не было.
– А теперь вот – есть. И дальше будет.
– Врешь ты все! – выпятил нижнюю челюсть перенесший в прошлом году удаление аппендикса мужичок. – Укомплектованы бригады, помощь не нужна – так и скажи, чего тень на плетень наводить?.. Своих, поди, только берете, по блату…
– Помощь нужна… – возразил было бригадир.
– В нашей деревне сколько лет-то уже работы никакой не видали! – решил, видно, воззвать к его пролетарскому самосознанию мужичок постарше. – Руки, понимаешь, от безделья устали! Так и думаешь: нашлось бы дело достойное – ух, я показал бы себя!..
– Это можно, – кивнул бригадир. – Вон арматуру разгружают – бегите, присоединяйтесь. Сейчас, кстати, еще одна машина подойдет.
Мужички не сдвинулись с места.
– Так что насчет зарплаты-то? – переглянувшись, спросили они.
– Сказано вам: нет никакой зарплаты! – рявкнул Семеныч.
– Да на хрена ты тогда пашешь-то здесь? – повысил в ответ голос мужичок.
– Потому что дело нужно делать! Которое, кроме нас, делать некому.
– Кому нужно-то? – насупился мужичок. – Вот этим… – Он зыркнул на витязей, с интересом прислушивающихся к разговору, – чистеньким-то? Им-то, конечно, надо. Задурили вам головы, верно…
– Дураков нашли – бесплатно пахать… – проворчал молодой, отступая.
Мужички отошли на несколько шагов.
– Пойду и я, – сказал бригадир. – Надо эту бандуру железную разобрать до конца смены… А не успеем – ночь прихватить придется.
– Ты, Семеныч, и впрямь отдохнул бы, – посоветовал ему Двуха. – Оптима оптимой, а нельзя ж так без перерыва надрываться…
Усатый бригадир остановился, повернулся снова к витязям.
– А я у себя на работе отпуск взял, – сказал он. – За свой счет. Неделю только позволили погулять, черти, не больше. Так что – прохлаждаться некогда. Да и потом… Неохота отсюда обратно – в нормальный мир возвращаться, – с неумело скрываемым смущением добавил он. – Здесь все по-другому. Здесь мы, с «so-ratnic.ru» которые, все вместе, все у нас общее. И поэтому… от понимания этого – что необходимое для всех дело делаем, – мы друг друга ощущаем… ну как сестры и братья… что-то вроде того. Все здесь просто, понятно и ладно: ни оглядываться не надо, чтоб тебе подножку кто-нибудь не поставил, ни отвлекаться на всякие… поганые мысли – что обойдет тебя кто, или обманет, или еще как-то себе на пользу использует… А это дорогого стоит. Да кого хотите спросите! – вдруг заволновался Семеныч. – Каждый так думает. Изголодался человек по… человечности, – добавил он. И, отмахнувшись неловко, быстро пошел прочь.
Витязи услышали еще, как он заметил на ходу все еще перетаптывающимся в нерешительности мужичкам:
– Про машину-то помните? Не упустите, а то кандехать вам обратно пеходралом… И как обедать сядем – меня найдите, я вам по порции выделю… Я понял, понял! – тут же крикнул он пробегавшему навстречу Олегу. – Сегодня смену кончаем и по домам! Даю слово, что по домам!..
Трегрей, оглянувшись, погрозил ему пальцем. И не останавливаясь, приглашающе свистнул москвичам, которые, закончив уже свою работу, с интересом озирались по сторонам. Откуда-то появился и Нуржан.
– Ну? – проговорил Олег, сведя вместе Двуху, Сомика, Кастета, Нуржана и Артура с Антоном. – Давай, Костя, поскорее, что у тебя там…
Выглядел Трегрей вдохновенно-озабоченным – как обыкновенно выглядят те, кто после долгого невольного перерыва дорвались наконец до любимого дела.
– Даю, – отозвался Кастет, извлекая из кармана смартфон. – Вот…
Он мазнул пальцем по сенсорному экрану, щелкнул по нему несколько раз и протянул Трегрею.
Москвичи и Олег сошлись лбами над ожившим экраном, на котором беззвучно и коротко пробежала скверная черно-белая запись: высокий костистый человек в белом халате и с марлевой повязкой на лице деловито пересекает доступный камере наблюдения фрагмент коридора. Прогнав трижды запись от начала и до конца (Антон с Артуром, удовлетворив любопытство, оторвались от просмотра уже на второй раз), Трегрей поставил ее на паузу в тот момент, когда полузакрытое лицо мужчины оказывалось в центре кадра. Минуту Олег всматривался в дисплей, затем поднял вопросительный взгляд на Нуржана.
– Качество дрянь, конечно, – проговорил тот. – Да и повязка эта… Но боец – один из витязей, которые тогда к Ирке подоспели, – этого гада все-таки опознал. Все-таки физиономию человека, который тебе плечо прострелил, позабыть трудно.
– Это он, сволочь, мне заразу вколол, – присовокупил Кастет. – Вот этот вот утырок с повязкой. Он же, получается, и Ирину твою…
– Это ведь не Охотник? – полуутверждающе сказал Антон. – Исполнитель?
– Исполнитель, – произнес Нуржан, ленивовато, но с заметными нотками гордости. – Качество записи, говорю, дрянь, повязка мешает… Однако экспертиза личность этого исполнителя установила. Витязь с простреленным плечом помог еще здорово. Сразу ведь – по фактуре подозреваемого – было понятно: и в госпитале, и у тебя на квартире побывал один и тот же человек.
– Гнида, а не человек… – пробормотал Кастет. – Человек, тоже мне… Убийца!
– По нашей базе проходит, – продолжил Нуржан. – Известный товарищ. Артеменко Александр Александрович. Погоняло – Волк. Киллер, герой приснопамятных девяностых. Недавно освободился, за старое взялся, заказчиков вот себе отыскал…
– В розыск объявили? – с профессиональной деловитостью поинтересовался Артур. – Как ты сказал: Александр Артеменко? Волк! Мы по своим каналам его поищем!..
– Незачем, – проговорил вдруг Олег. Он держал смартфон между ладонями, точно грел его. Голубая жилка на виске едва видно пульсировала.
Тряхнув головой, Трегрей вернул аппарат Кастету.
– Что значит: «незачем»? – оскалился Костя. – Этот гад ответит за то, что совершил! Как он Ирку-то!.. И меня!.. Я бы вот лично с ним с большим удовольствием пообщался. Перед тем, как менты ему ласты закрутят. Погоди… Что ты имеешь в виду-то? Почему «незачем»?
Олег не успел ответить. У Нуржана зазвонил телефон: он, извинившись, повернулся было, чтобы отойти, как вдруг замер на месте. Что-то такое сообщили ему, что он быстро обрубил разговор и рывком развернулся обратно.
– Нашли! – выдохнул он.
– Волка? – спросил Кастет.
– Да нет… Лелика и Болека нашли!
– Ох, мать моя! – воскликнул Двуха. Настолько это известие взволновало его, что ничего более информативного он сказать так и не смог. – Мать моя!..
– Едем! – распорядился Нуржан. – Москвичам светиться не надо, Кастет еще не вполне оправился, а вот Игорь и Женя… Как вы насчет прокатиться?
– С удовольствием, – кивнул Сомик.
А Двуха ожесточенно затряс сжатыми кулаками и категорически подтвердил свое согласие:
– Ох, мать моя!..
– Олег, – взглянул Нуржан на Трегрея. – Твое присутствие тоже не помешало бы, но если ты занят…
– Конечно-конечно… – ответил Олег.
Будто полностью потеряв интерес к происходящему, он смотрел куда-то в сторону – туда, где у одной из несуразных металлических конструкций, напоминавшей песочные часы, топтался долговязый юноша в очках, дужка которых была перемотана синей изолентой. Невнимательно попрощавшись, Олег поспешил к юноше.
– А его присутствие на самом деле бы не помешало, – глядя Трегрею вслед, озадаченно высказался Нуржан.
– Поехали! – дернул его за рукав Двуха. – Ух, как мне хочется поскорее с Леликом и Болеком поздороваться. Как я соскучился по ним! А что Олег?.. Втроем не справимся, что ли?
– Если бы втроем! Там явно еще менты под ногами мешаться будут, – предположил Сомик.
– В том-то и дело, что не будут, – сказал Нуржан. – Действуем на свой страх и риск, поэтому осечек допускать не рекомендуется.
Он еще раз глянул на Олега, завязавшего беседу с юношей в очках, и неодобрительно покачал головой.
* * *
Волк остановился на углу улицы, в нескольких шагах от банкомата, у которого собралась небольшая очередь. Еще совсем недавно он бы и взглядом не удостоил эту очередь, прошел бы сквозь нее, как по пустому месту. Что они ему, несчастные, унылые и бесцветные существа, вожделеюще пожужживая, вьющиеся вокруг кормушки-банкомата, который выплевывает им жалкие кусочки нагорбаченной зарплаты? Что они могут ему сделать? Им хоть на голову наступи, возмущенное слово сказать поопасятся…
Но сейчас не было в Волке этой его уверенности сильного, потерял он ее; и кто знает – навсегда или временно? И с того самого момента, как Волк понял это, он лихорадочно обшаривал себя, словно глубокий карман, заполненный всякой всячиной, обшаривал, но искомого не находил.
Откуда взяться в нем уверенности сильного, если он сам себя не ощущал уже – сильным?
Покорно отстояв очередь, Волк сунул в прорезь приемника карту, сглотнув, запросил баланс. А когда на дисплее высветилась сумма, вздрогнул и вдруг оглянулся по сторонам, точно боясь, что кто-нибудь подсмотрит и вознамерится покуситься на его деньги. Зафиксировав в сознании это новое для себя чувство – опаски перед миром, – Волк мысленно застонал.
Да что же это с ним такое?!
И снова в голове Волка зашевелился тот самый коготок, завязший в его мозгу после памятного телефонного разговора с загадочным заказчиком.
«Но я же все сделал! – мысленно взмолился он, почему-то не сомневаясь, что его услышат. – Наши дела закончены, все чики-чики! Отпустите меня, как договаривались!..»
И коготок вроде ослаб.
В несколько приемов сняв часть денег, торопливо рассовав пачки купюр по карманам, Волк, ссутулившись, зашагал по улице. Прохожие не сторонились его, как раньше. Некоторые норовили даже толкнуть плечом, сдвинуть его со своего пути. И Волк уступал, отшагивал в сторону, не вскидывал взгляда на наглецов. Горькие мысли роились в его голове.
«Выходит, по-настоящему сильный человек – это не тот, кто не поколеблется убить любого, на кого укажут или кого выберет сам? – так думал Волк. – А какой он тогда – по-настоящему сильный человек?»
Ответ на этот вопрос, впрочем, был очевиден для Волка. Эти странные ребята, что гнались за ним и едва не настигли, – вот по-настоящему сильные люди. Сильнее их он никогда не встречал, он даже и не знал, что на этом свете могут быть люди настолько сильные…
А в чем их сила?
В особой тренировке? В каких-то препаратах, которые они, возможно, принимают?
Не исключено… Но отчего-то Волк чувствовал, что дело все-таки не тренировках и не в препаратах. Вернее, наверное, не только в них.
Таинственные заказчики – вот кому известен секрет, вот кто точно знает, в чем сила этих ребят. Черт возьми, почему же Волк раньше не попытался разобраться во всех нюансах доверенного ему дела? Глупый вопрос – почему?.. Он ведь профессионал, а профессионал никогда не станет вникать в перипетии взаимоотношений жертвы и того, кто платит за ее смерть. Он ведь профессионал…
Был – профессионал. Теперь нет…
«Надо все выяснить, – решил Волк. – Все выяснить про этих… витязей. Обязательно надо узнать – в чем их сила. Иначе никогда не вернется та самая потерянная уверенность сильного… А существовать бессмысленной и беспомощной мухой, одной из миллиардов других таких же, я не согласен…»
Опять в голове его почувствовалось острое корябанье. Волк споткнулся на ходу от жуткого предчувствия, внезапно вспотев – весь, целиком, с головы до ног.
«Не надо! Мы же договорились! Я сделал, что от меня требовалось, получил оплату… Я свободен! Вы обещали!»
Но коготок на этот раз никуда не делся. Напротив, он стал еще более осязаемым.
И Волк вдруг ощутил, как его собственная правая рука вопреки его же воле полезла за спину, где за поясом, под одеждой, холодил кожу спрятанный пистолет.
– Не надо! – закричал Волк уже вслух. Ближайшие прохожие шарахнулись от него.
Но рука, налитая чужой властной силой, не слушалась. Она вытянула из-за пояса пистолет. Большой палец щелчком откинул предохранитель.
Бредущий навстречу Волку парень, углядев у него оружие, выпучил глаза и с криком отпрыгнул. Какая-то девчонка, охнув, ринулась от Волка через проезжую часть, на другую сторону улицы – рискуя, лавируя между гудевшими ей машинами. Кто-то еще протяжно заголосил:
– Ой, пистолет! У него пистолет!..
– Помогите!.. – хотел было воззвать к прохожим Волк, но и губы его уже не слушались.
Левая рука, тоже не подчиняющаяся ему, оттянула затвор, досылая патрон – и, проделав это, безвольно упала вдоль туловища. А правая поднесла пистолет к лицу. Рот Волка послушно раскрылся, пропуская холодный черный ствол, неприятно лязгнувший по передним зубам.
Волк попытался было хотя бы закрыть глаза, вдруг обильно заслезившиеся, но и этого не смог.
Указательный палец правой руки нажал на курок.
Волк услышал очень громкий сухой удар, увидел красный цветок, вспыхнувший в глазах, почувствовал, как что-то со страшной силой сдавило ему затылок.
И ничего больше не слышал, не видел и не чувствовал.
