ГЛАВА 7
Побег
Сумерки быстро обступали село со всех сторон. В яме уже и вовсе ничего разглядеть было невозможно, но благодаря предусмотрительности Домны в котомке обнаружилась лучина. Милава воткнула ее в стену и подожгла. Светло стало не только вокруг, но и на душе. Рафал все не шел — и ворожея все больше страшилась, что тому причиной новые пакости Кукобы.
— Милава, — позвал кто-то громким шепотом. Пленница подняла голову и сперва очам своим не поверила. То пришла Воста. Надо ж, а ворожея уже решила, что смуглянка совсем о ней позабыла да знаться с «ведьмаркой пришлой» не желает.
— Добре, что ты пришла!
— Тсс, — приложила к губам палец Воста и оглянулась. — Не так громко. Я пришла помочь тебе из этой темницы выбраться.
— Благодарствую, но чую, что Череда уже уверовал в мою неповинность.
— Оно может и так, да только прежде, чем он решит тебя выпустить, выпускать уже будет некого.
— Не пойму, об чем ты?
— Да тут кое-кто извести тебя замыслил, — сказала, точно по сердцу резанула. Милава, конечно, уже нагляделась на толпу, скорую на расправу, но то умы злоба ослепила, а так, чтоб замыслили…
Тем часом Воста отодвинула тяжелую клеть и спустила лестницу:
— Ну, чего мешкаешь? — прошипела она. — Давай лезь, покуда лиходеи не пожаловали.
Милава никак не могла поверить в сказанное. Мысли тяжким грузом навалились на плечи, мешая двигаться. Гадюка вылезла из-под платка и зашипела.
— Что ты, милая. Никто дурного тебе не сделает.
— Лезь, ежели тебе жизнь дорога! — бросила Воста.
— И кто ж убить меня решил?
— Я тебе все расскажу, когда в лесу укроемся. Давай. Не то ты ни себе, ни люду не поможешь.
Милава тяжко вздохнула, обернула змею платочком и затушила лучину.
— Поторапливайся! — подгоняла Воста, беспрестанно озираясь. — Давай, покуда нас никто не приметил.
Ворожея прытко поднялась по лестнице и ступила на землю. Волосы зашевелил игривый ветерок, ласково коснулся щек. Милава с удовольствием набрала полные легкие воздуха, теплого, сладкого после стылой земляной ямы. Свободна! Точно птица свободна!
— Бежим, — Воста потянула ее за руку к лесу.
Сверток шевельнулся и яростно зашипел.
— Что это у тебя там? — отпрянула смуглянка.
— Да так, — Милава аккуратно вытряхнула содержимое платка. Воста задавила визг ладонью и отпрыгнула в сторону от высвободившейся змеи. Гадюка свернулась в кольцо, словно собралась напасть.
— Ну-ну, ползи себе. Не надобно нашу спасительницу трогать, — пожурила гадюку ворожея. Та поглядела на Милаву и поползла прочь, оставив смуглянку в покое.
— Пойдем, — позвала Воста, проводив взглядом затерявшийся в траве хвост. Милава больше не мешкала — и девицы скорым шагом направились к лесу.
— Эй! Стойте! — донесся оклик. Мужской голос показался ворожее знакомым. Девицы ускорили шаг. — Погодьте! Я вам говорю!
Подружки побежали.
— Только не останавливайся! — скомандовала смуглянка. Милава на бегу обернулась. Их нагонял какой-то мужик, но сгустившаяся мгла да набежавшие черные облака, что спрятали луну, не дозволяли углядеть, кто именно. Все, что разобрала ворожея, так это добрую стать да светлую рубаху.
— Не страшитесь, я ничего дурного вам не сделаю!
Но девицы со всей мочи устремились к лесу. Наконец показались первые деревья. В ночном лесу, среди кустов да елей, не составит труда укрыться. В какой-то миг Милава потеряла подружку из виду. Сердце забилось чаще. Ворожея молча оглядывалась по сторонам, но не примечала ни краешка платья, ни золотых волос. Стук в ушах да сбитое дыхание возбраняли услышать, где именно затаился и преследователь. Ворожея прыгнула в ближние кусты и ощутила, как чья-то сильная шершавая ладонь закрыла ей рот. Она попыталась высвободиться, но ничего не получилось. Милава забилась что есть мочи, но против редкой силищи все ее усилия обратились в прах — и она скоро выдохлась.
— Эй! Девица! — позвал тот же голос. Наконец Милава поняла, кому он принадлежал. Да это ж пьянчуга! Что, ежели он ей сумеет помочь? Ворожея забилась пуще прежнего, но ее скрутили так, что она и вздохнуть боле не смела, не то что шевелиться. — Милава! Иди сюда, девонька, потолковать надобно.
— Ну что? — задыхаясь, спросила пьянчугу Доморадовна — уж этот скрипучий голос ворожея узнала бы из тысячи. Внезапная догадка окатила девицу холодным потом — а что, ежели она в руках того самого убивца, о котором сказывала Воста?
— Не догнал, — пьянчуга сплюнул.
— Эх ты, дуботолк! Где ее теперича сыщешь?
— Может, это, люд созвать? С факелами…
— Ага, гляди, так тебе и кинулись все ночью по лесу ведьмарку искать, — Доморадовна развернулась и пошла прочь, ругая дурня.
Внезапно хват рук, стискивавших Милаву, ослаб — и она оказалась на свободе. Отпустили! Стало быть, не убивец. Ворожея облегченно выдохнула и обернулась. Странно знакомая картина нарисовалась пред очами. На земле распростерлось крепкое тело, а над ним с каменюкой в руке стояла Воста.
— Алесь! — ахнула Милава.
— Вот видишь, а я тебе что про него сказывала! — ненависть в белесых очах Восты не могла скрыть даже тьма. Ворожея в ужасе переводила взгляд со смуглянки на молодца и обратно. — Пойдем отсюда!
— Как же мы его одного покинем, — забеспокоилась Милава, — в такой-то час?
— Не, ну точно юродивая! Ты не разумеешь, чего он хотел?
Милава замотала головой — она действительно перестала что-либо разуметь.
— Точно? — сузила глаза смуглянка. Молодец застонал. Милава подалась к нему, но Воста с силой оттолкнула ее назад. — Что это ты удумала?
— Надобно проверить. Что, ежели у него рана опасная?
Воста фыркнула:
— Нет, я ее тут от убивца спасти пытаюсь, а она к нему сама в руки готова кинуться.
— Так убивец — Алесь? — потрясенно спросила Милава.
— Нет, — простонал молодец и плохо повинующейся рукой коснулся головы, — я помочь хотел.
— Ага, как же, помочь! Ведаю я, как ты помогаешь. Пойдем, Милава. Он уже в себя пришел. Поди, сам до хаты доберется.
Ворожея растерялась. Неправильно это — раненого кидать, покуда вокруг волколаки шастают да лихие дела творятся. Но и Восту не слушать — неверно. Она свою жизнь под удар подставляла, когда полонянку из темницы вызволяла.
— Давай так, — решилась Милава, — я его осмотрю, а там видно будет.
Воста нахмурилась, а вслух сказала:
— Я вот тут постою. Ежели что — каменюку снова в дело пущу.
Милава укоризненно поглядела на смуглянку и склонилась к молодцу. Аккуратно пробежалась пальчиками по ушибленному месту. Алесь застонал и попытался сесть. Ворожея не дозволила.
— Все будет добре. Кость цела. Погляди налево. Больно?
— Нормально, — пробурчал молодец.
— Теперича направо. Очи режет?
— Все добре.
— Ты так и станешь огрызаться? Иль все ж тебе подмога надобна?
— Обойдусь. Уже подсобили.
Воста холодно поглядела на Алеся, но вслух ничего не сказала. Милава невольно припомнила сцену, когда смуглянка пыталась вырваться из рук несостоявшегося насильника, и почувствовала себя неуютно. Да уж, кому-кому, а не ему нынче из себя жертву строить. Сын старосты выпрямился и покачнулся. Видать, не все так добре, как сказал.
— Обопрись на меня, — предложила Милава, хотя покамест смутно представляла, как она выдержит такого богатыря, ежели тому совсем худо сделается.
— Вот еще. Сам пойду. Главное, ты уберечься поспела — вот и ладно.
— Тоже мне спаситель, — фыркнула Воста, не выпуская из руки каменюку. — И без тебя спасители сыскались.
Алесь промолчал.
— А от кого ж ты меня охранять собирался? — поинтересовалась Милава скорее для того, чтоб сгладить малоприятную ситуацию, нежели из-за опасения за собственную жизнь.
— Да есть тут кой-какие дуралеи.
— Дуралеи? Да они ж ее порешить хотели! — разозлилась Воста. — Дуралеи… Слово-то какое подобрал. Что, ежели ты разом с ними сговорился, а в последний миг просто отступил?!
Алесь пристально посмотрел на нее и сказал:
— Есть у тебя право корить да бранить меня. Ведаю, что малость не совершил страшное. Я тогда точно рассудком помутился. Хотя тому нет оправдания — прости меня, Воста.
Смуглянка холодно хмыкнула:
— Кому надобны твои извинения?
Ворожея бы очень хотела, чтобы Воста боле не держала зла на Алеся, но понимала: та в своем праве, такие вещи быстро не забываются, да и вообще вряд ли забудутся. Сын старосты обреченно пожал плечами и добавил для Милавы:
— Теперича тебе надобно быть осторожной. Доморадовна и Хижа сговорились извести тебя. Им сдается, что все беды в селе от тебя.
— А ты, стало быть, так не мыслишь? — у ворожеи почему-то отлегло от сердца, когда молодец мотнул головой и тут же поморщился. — Болит?
— Все добре. Ты за себя беспокойся.
— Значится, Доморадовна… — вздохнула Милава. — А Хижа — это кто?
— Это тот, что свое слово поперек слова старосты поставил. Ну тот, что с синим носом, — пояснила Воста.
— А-а, — кивнула Милава, припомнив спитой лик.
— Схорониться тебе надобно, — посоветовал Алесь.
— Я в лесу буду. Он мне что отец родной.
— А как же волколак? Неужто не убоишься? — спросил Алесь.
Милава оглянулась на подружку — лунный луч, протиснувшийся сквозь кроны, осветил ее привычно ледяное выражение лика — и, повернувшись к молодцу, с вызовом спросила:
— А чего ж мне страшиться, коли все селяне меня ведьмаркой называют да мыслят, что это я волколака науськала? Все ж как-никак, а Кукоба — бабка мне родимая!
— А я в то не верю, — спокойно ответил Алесь.
— Почему это? — Брови Милавы удивленно надломились.
— Потому как ежели б ты была повинна в том, в чем тебя винят, то Цвету бы помогать не стала.
— А может, я следы заметала, — сощурилась ворожея.
— И когда Восту от… меня спасала? — Алесь мельком глянул на замершую подле смуглянку. — И когда Рафала учила, как от меня хворь отвести? Нет. Не сходится. А за помощь благодарю тебя.
Молодец согнул спину, проведя пальцами по траве. А как разогнулся, так снова едва не упал. Устыдилась своих слов ворожея.
— Ступай с миром, Алесь, да дядьке Рафалу покажись. Он тебе трав наварит — и ты почувствуешь себя намного лучше.
— Может, я чем помочь в силах?
Воста фыркнула. Свои мысли об Алесе, как помощнике, она озвучила и, по всему видать, мнения не изменила. Милава оглянулась на смуглянку, а затем, точно извиняясь, пожала плечами:
— Благодарствую, но все ж тебе лучше домой вернуться.
— Добре, — нехотя сказал сын старосты и не двинулся с места.
— Пойдем, и так уже много часу потеряли. Не дай боги, твои убивцы за подмогой отправились — тогда ни тебе, ни мне спасителя не найдется, — Воста потянула ворожею за руку.
Из кустов послышался звериный рык. Троица оглянулась. Из-за темной раскидистой зелени показалась огромная волчья морда, а следом — гигантское мохнатое тело. Отстраненно-холодный лик Восты исказился от паники. Алесь невольно сделал шаг назад. Милава, наоборот, встала как вкопанная: сомнений не осталось — то был волколак. Не бывает волков размером с тягловую кобылу. Да и лунные лучи, высветившие рыжий мех, подтвердили догадку. В приоткрытой пасти блестело множество клыков, способных запросто перегрызть хребет медведю, что уж говорить о людях. Хищник присел, как перед прыжком.
— На дерево! — скомандовал Алесь, стараясь заслонить собой девиц, в ужасе жавшихся друг к дружке.
— Но… — пролепетала Милава.
— Лезьте на дерево, я сказал! — в голосе молодца прозвучали стальные нотки. Это было повеление истинного вожака, старосты. Ворожея не посмела возражать, хотя ужасно боялась за Алеся. Воста уже зацепилась за нижний сук — благо подле рос могучий раскидистый дуб-батюшка. Милава последовала ее примеру. И, оказавшись в безопасности, во все глаза уставилась на происходящее внизу.
К некоторому облегчению, она приметила в выставленной руке молодца здоровенный тесак. Интересно, откуда он у него взялся? Чай, не воин, просто так с собой носить. В умелых руках блестящее острие могло оказать грозным оружием. Ворожея мысленно помолилась Каре, чтобы тот подсобил Алесю, да понадеялась, что молодец не новичок в схватке. Хотя, ежели приглядеться — могучее тело сына старосты сомнений не вызывало, — он не единожды участвовал в драке. Вот только драки те были промеж людьми, а тут полузверь неведомой силы. Но хотя Алесь и выглядел достойным противником, Милава не могла унять участившееся биение сердца да дрожь в коленках, из-за коей держаться было еще труднее. Коли волколак с цельным обозом справился, куда ж сыну старосты с таким чудищем тягаться?
— Алесь, осторожней, — пискнула она.
При виде ножа внушительного размера волколак насторожился. Видать, примеривался, с какой стороны лучше напасть. Зверь метнулся вправо, но Алесь не дозволил ему пробраться к себе за спину, не выпустив мохнатого тела из виду.
— Алесь, лезь к нам, — покликала Милава, судорожно вцепившись в ветку.
Волколак, видать, тоже уразумел, об чем молвила ворожея, а потому прыгнул и остановился промеж молодцем и дубом, зарычал. Алесь принял боевую стойку. Даже в бледных лучах ночного светила Милава сумела углядеть, как под льняной рубахой бугрятся мышцы — такими дома на печи не разживешься. Волколак бросился на противника. Ворожея вскрикнула, на доли мгновения решив, что сын старосты пропал в острых зубах. Но молодец ловко отскочил в сторону под протяжный волчий вой. Ворожея поняла — чудище ранено. Вот это да! Однако, супротив ожидания, волколак не убежал и не скрылся в густых еловых зарослях, чтобы зализать глубокий порез, а снова кинулся на молодца. На этот раз Алесь увернулся с трудом, с левого боку рубаха превратилась в лохмотья. Видать, ощутив, что в зубах заместо плоти повис кусок ткани, зверюга разозлился пуще прежнего. Он повторил бросок и снова, скуля, отскочил. Милава углядела еще один длинный порез на мохнатом боку, но мимолетную радость согнал ужас — Алесь прижал к бедру ладонь, сквозь пальцы проступила густая темная кровь.
— Сюда! — истошно закричала она. — Давай к нам!
Губы сына старосты побелели и плотно сжались. Он шагнул к дереву, которое покамест не преграждало мохнатое тело, но рычащий волколак в один прыжок загородил спасительный ствол. Милава завопила:
— Эй! Чудище волосатое! А ты меня попробуй достань, иль ты только раненых добивать умеешь?! — ворожея сползла ниже.
— Куда ты?! Он же сожрет тебя и не приметит! — предостерегла Воста. Но Милава и не мыслила слушать благоразумные доводы. Она видела, что, ежели ничего не сделать, Алесь погибнет.
— Давай, чудище лохматое, лезь сюда, иль лапы коротки?! — ворожея ужасно боялась — никогда доселе она еще не испытывала такого ужаса. Вот только за себя иль за Алеся?
Волколак обернулся к ней и, угрожающе зарычав, присел — никак к прыжку готовился. Милава похолодела — а коли достанет? Но вдруг что-то посыпалось сверху. Волколак мотнул головой. Ворожея подняла голову — Воста отчаянно срывала ветви, недозрелые желуди и бросала в мохнатую морду. Но зверюгу это лишь разозлило пуще прежнего. Он зарычал громче и подошел к дереву ближе. Алесь так и не поспел найти себе укрытие, сжимая бедро и со страхом наблюдая за волколаком. Внезапно раздался глухой удар. Зверюга заскулил, точно раненый пес, и, поджав хвост, кинулся наутек. Милава непонимающе поглядела на Восту. Та улыбалась.
Алесь засунул за пояс тесак, подковылял к тому самому месту, где только что сидел волколак, готовясь к броску, и поднял каменюку. Ту самую, коей малость раньше его самого приложила Воста.
— Кажись, каменюка пришлась кстати, в самое темечко угодила!
— Милая Воста, ты спасла нас! — обрадовалась Милава, все еще до конца не веря, что волколак отступил.
— Знатный булыжник. И как только ты меня им не пришибла? — Алесь покрутил каменюку в руке и отбросил в сторону. Ворожея спрыгнула и заторопилась проверить его рану.
— Коли б хотела пришибить — пришибла бы, — холодно бросила спускавшаяся Воста.
— Нехорошее увечье — рваное, глубокое. Давай-ка я для начала перевяжу.
— Милава, нам идти надобно. Кто ведает, что станется, ежели зверюга вернется?
— Не вернется, — убежденно молвила ворожея.
— Откуда ведаешь? — насторожился Алесь. Милава вспомнила кузнеца, обрастающего рыжей шерстью, но решила покамест о том не рассказывать. Авось не он это? Ежели селяне проведают, разбираться не станут — спалят живьем. Никто и слушать не пожелает, что тот, может, не по своей воле оборачивается.
— Ведомо, и все, — сказала как отрезала. — Тебе нынче о себе позаботиться надобно. Перевяжу — и сразу до хаты пойдешь. Волколаки к деревне не суются, так что не переживай, не тронет.
Милава сорвала куски рубахи с Алеся, обнажив крепкий торс. Прежде ей не приходилось так близко видеть полуголое мужское тело. Она невольно зарделась и понадеялась, что ночь скроет проступившую краску на лике. И поспешила перевязать рану.
— А вы?
— Ты ж разумеешь, мы нынче вернуться не смеем, — стараясь не сводить очей с пореза, пояснила Милава. — Меня — так сразу в яму посадят, это ежели повезет, конечно. Ну а Восту… Восту тоже накажут за то, что помогла мне.
— Ежели ее никто не видел, то ей ничего не грозит, — сказал Алесь.
— Ты видел, — с прохладцей молвила Воста.
— Я никому ничего не скажу. Сам хотел тебя из темницы вызволить, как разговор Доморадовны с пьянчугой услыхал.
Воста только губы поджала и отвернулась — на примирение она идти не желала.
— И вот еще что, — молодец перевел взгляд со смуглянки на Милаву. — Куда бы вы ни пошли, я пойду с вами!
* * *
Из-за последних событий кожевенники едва ягнячью кожу не передубили. Не хватало еще себе в убыток работать! Братья с удовольствием открыли мастерскую и глубоко втянули немного едкий аромат, по которому успели соскучиться. Две пары ладоней потерли друг друга в предвкушении любимого ремесла. Ладные сапоги переступили порог. Губы еле слышно прошептали молитву Велесу — и близнецы принялись за работу. И только они поспели углубиться в труды праведные, как в дверь постучали.
— Входи, коли с добром пожаловал, — пригласил один из кожевенников.
Справная дубовая охранительница распахнулась без скрипа. В мастерскую, пригнувшись, вошел человек с арбалетом наперевес, выпрямился во весь свой огромный рост, расправил широченные плечи, откинул назад смоляные пряди. Он мало походил на своего родного брата — Щекаря.
— А, Лютовер. Давненько тебя не видали. Где пропадал столько? — спросил второй кожевенник, оторвавшись от красивого красного сапожка, к которому прилаживал подошву.
Охотник молча кивнул и внимательно обвел просторное помещение, наполненное всякой всячиной — от свисающих с балок мехов всех мастей, растянутых на планках шкур, болванок до скоб и швейных игл, — своим ястребиным взглядом.
— Чего ищешь? Может, новую женку? — захохотал брат, закрывая бочку.
— Только старую нам отдай, — хихикнул близнец, — уж такая краса. Где ж ты умудрился ее сыскать?
Лютовер поглядел на шутников так, точно собирался одним махом прибить разом обоих. И у него это вполне могло бы выйти, с такими-то кувалдами-кулачищами.
— Да ладно, мы ж не в обиду, — перехватил огонек угрозы в болотных очах кожевенник и сделал еще один стежок. Охотник поправил кожаную шапку и вышел.
— Ишь, какой обидчивый, аки девица, — фыркнул один из братьев и полез в другую бочку.
— Тихо ты, не задирай, — хмыкнул близнец.
Дверь снова распахнулась. Лютовер втащил огромный мешок, набитый до отказа. Кожевенники разом побросали свои дела в ожидании солидного куша. Чутье их не подвело. Охотник высыпал содержимое мешка на пол. Мастера ахнули. Давно они не видели такой добычи. Десятки шкур — сурковые, мышиные, кротовые и даже медвежья.
— И где ж ты столько всего раздобыл? — Один из кожевенников был не в силах оторваться от такого богатства.
— Пришлось потоптаться, — пророкотал Лютовер, аж стены задрожали. — У нас-то вся дичь перевелась. Вот и полез аж за Смрадные топи.
Братья присвистнули. Да уж, тащить из такой дали пару шкур — только сапоги без толку топтать. И неважно, что бурые сапоги Лютовера были самые ладные, самые прочные во всем селе — их близнецы-кожевенники за пяток норковых шкур охотнику справили — да с тиснением по голенищу.
— Дичь, говоришь, перевелась? — кожевенники переглянулись.
— Чего глядите друг на друга, как баба на новые бусы?
— Так ты еще ничего не ведаешь? — спросил один из братьев.
Лютовер мотнул головой, едва не снеся балку.
— Поди, еще дома не бывал? — предположил другой.
— А ежели б и бывал, навряд ли ему Яромила чего бы рассказала, — пожал плечами первый.
Охотник заметно напрягся.
— Сказывают, что у нас тут волколак завелся, лиходейничать удумал. — Кожевенник отложил сапожок в сторону.
Глубокая двойная складка перерезала лоб Лютовера.
— А я-то думал, что за странные следы: вроде волчьи, да только больше раза в три.
— Тут на днях вернулась внучка Кукобы, так с ее появлением стали твориться странные вещи. Многие мыслят, что это она нечистиков науськивает. А вот староста, Вит, Алесь да Рафал иного мнения. Мол, не похожа она на ведьмарку, — бросились рассказывать наперебой близнецы. — Да чтоб цельный обоз извести, недюжинная силища надобна!
— Какой обоз? — нахмурился Лютовер.
— Ну, памятуешь, к нам купец узкоглазый за товаром приезжал — полную телегу одних только сапог наложил?
— Не.
— Да он уже тогда в лесу был, — махнул другой кожевенник.
— Так вот, весь обоз нашли перегрызенным. Ни люди, ни кони не уцелели! Кроме племяша твоего.
На лике Лютовера отразилось столько неразумения, что кожевенники поспешили разъяснить:
— Его Череда накануне купальской ночи отправил ошибку исправлять — он там чего-то намудрил с подковами.
— Так мы его только наутро нашли — за ночь поседел весь. Да онемел, точно твоя жена.
Лютовер нахмурился.
— Но потом заговорил.
— Милава, это внучка Кукобы, помогла.
— И что сказал? — вяло поинтересовался охотник, стряхивая с широкой штанины репейник.
— Сказал, волк на обоз напал! Шерсть рыжая, а сам с кобылу ростом!
— Как же он-то уцелел? — сощурил болотные очи Лютовер.
— На сосну влез.
— Да так влез, что еле стащили!
— Авось и вправду эта Милава виновата? — хмуро предположил охотник.
— Да не-е, — скривился кожевенник. — Зачем она сына кузнеца лечить бы стала? Язык развязывать?
— К тому ж она и от Алеся хворь отогнала, с которой даже Рафал не ведал, как сдюжить, а девка эта тут же поняла. Хоть и в глаза тех гнойников, что все тело молодца испещрили, не видела.
— Ладно, давайте по делу, — отрезал Лютовер, и с его лика вмиг улетучился всякий интерес к тому, что давеча в деревне случилось. Охотник указал на гору шкур и спросил: — Берете?
Кожевенники переглянулись и разом выдохнули — ну ничем не проймешь Лютовера. И чего он там в своем лесу да на болотах нагляделся, ежели даже такой рассказ его особливо не удивил?
* * *
— А я вот что мыслю — иди-ка ты, Алесь, домой, — как можно жестче сказала Милава. — Пущай Рафал твою рану осмотрит, травами омоет. Не то ведь и помереть можно. Некогда волынку тянуть.
— Вот-вот, и я о том же, — поддакнула смуглянка.
— И ты, Воста, не обижайся, но тоже на постоялый двор возвращайся, — полностью скрывшая лес тьма не дозволила разглядеть ни лика Алеся, ни смуглянки. Но по усилившемуся вразнобой сопению двух носов ворожея без труда догадалась, как «радостно» восприняли ее слова спутники. — Вас со мной никто не углядел, а потому спроса не будет.
— Нет, — еще жестче воспрепятствовал Алесь. — Как себе ведаешь, а я от тебя ни на полшага. Проведу за болота, где тебя никто из наших больше достать не сумеет, а там со спокойной совестью и до хаты вернусь.
— Это у кого это совесть взыграла? — точно на одной ноте уточнила Воста. От каждого произнесенного ею слова разило ненавистью за версту. Алесь ничего не ответил. — И что это ты удумала на ночь глядя? Вот поутру и разойдемся, коли так желаешь от меня избавиться.
Милава только что не застонала — как же скоро спасение в обузу претворилось. А ведь больше она ну никак откладывать приход к бабке не может. Эх, дядька Рафал, что ж ты раньше-то не пришел? Ну вот как быть?
— Тем паче ты сама сказала — ежели мне не оказать подмоги, то помереть могу. Вот и оказывай.
Ворожея тяжко вздохнула, но уразумела, что деться от спутников покамест возможности не представляется. И не убежишь ведь. Не Алесь, так Воста увяжется.
— Ладно, пойдемте. Но только уговор.
— Какой? — разом спросили смуглянка и сын старосты.
— Будете делать так, как я скажу, — Милава постаралась быть как можно более серьезной.
— И втроем в яму угодим, — хмыкнула Воста.
— Давай-ка без уговоров, — предложил Алесь.
Ворожея недовольно выдохнула и устремилась в лес.
Воста пошла следом. Сын старосты спохватился поздней, но тоже заковылял за девицами.
— Нам бы ручей сыскать. Рану твою промыть. Да огонь распалить — а то не видать ничего. А порез обработать надобно.
— Я здешние места добре ведаю. И ручей покажу, и поляну укромную, где костерок распалить можно. Ступайте за мной.
Милава толком не знала, печалиться ей или радоваться. С одного боку, Кукоба ждать не станет, уже черные дела творить начала — хворь ведь та непростая. С другого, на душе потеплело — в кои-то веки у нее спутники появились. Сначала Воста. Теперь вот Алесь. Последняя мысль особливо грела душу. И неясно отчего. Милава постаралась изгнать глупые думы из головы, но избавиться от поселившейся в душе теплоты не получилось.
Шли недолго. Сын старосты сказал правду. Скоро слуха коснулись дивные переливы лесного ручья.
— А вон там можно костерок разжечь.
— Жаль, мой мешок не вернули, — пригорюнилась Милава, — тогда бы быстро распалили.
— Ниче, сейчас сделаем, — Алесь снял с пояса небольшой кошель, в котором сыскалась пара кремней. Покамест ворожея рвала травы, чтоб рану излечить, на пирамидке из хвороста уже занялся костерок. Милава вслух похвалила сына старосты. Воста фыркнула.
— А теперь давай-ка бедро твое погляжу.
— Ладно, — согласился Алесь и принялся разматывать пояс.
— Ты что это удумал? — насторожилась Воста. Милава вспыхнула.
— Так я это… Рану показать, — растерялся сын старосты, переводя взгляд с одной девицы на другую.
— Да ты все не уймешься, как я погляжу! — зашипела Воста.
— Да нет, я ни об чем таком и не мыслил. — Свел домиком русые брови Алесь, наспех смотав пояс.
— Как же, как же — знаем! — закивала она.
— Воста, будет тебе, — спокойно сказала Милава. — А ты, Алесь, сядь. И штанов не снимай.
Сын старосты повиновался. Ворожея подошла ближе, присела подле. Краем глаза заметила, как тот пошел багровыми пятнами, усмехнулась. Ткань в месте ранения сильно разошлась, но все равно недостаточно, чтобы рану обработать. Милава потянула за края — холщовка затрещала.
— Лучше бы я просто закатал штанину, — вздохнул Алесь.
— Ой, прости, — повинилась Милава. Воста многозначительно засопела.
— Будет, — усмехнулся сын старосты.
Скоро рана была промыта. И ворожея принялась ее обрабатывать.
— Что-то не уразумею я никак: как это он тебя так поранил? Вроде и не укус, больше на порез походит…
— Сам не углядел. Небось от когтя.
Милава пожала плечами и приложила разжеванный лист. Покуда заматывала, Алесь с нее очей не сводил. Девица всей кожей это чуяла, но головы так и не подняла. Понадеялась, что не приметит он в неверном свете костра, как ее щеки запылали. Да что ж такое с ней нынче? Никак совсем умом тронулась от долгого сидения в яме. Он ведь мерзотник! Над Востой снасильничать хотел да пришибить после. Вот только как заставить сердце биться реже?
— Ну, куда дале? — пресным голосом поинтересовалась Воста. Она сидела подле и длинной палкой шевелила угли. Однако не сводила бесцветных очей с Алеся да Милавы, кривовато усмехаясь. Точно ведала, точно чуяла, что у подружки на сердце творится. Ворожея поспешно, слишком поспешно отстранилась от сына старосты. — Не станем же мы здесь ночевать, волколака дожидаться?
— А давай-ка, Милава, я тебя до хаты провожу, где б ты ни жила. Рана моя больше не ноет. Ну, а по дороге и Восту доставим к батьке да мамке.
— И не стыдно тебе будет в очи батьке моему глядеть? — окатила его ледяным взглядом смуглянка.
— Повинюсь да любое наказание, что он посчитает должным, вынесу.
— А коли он забить тебя пожелает?
Алесь глубоко вдохнул и выдохнул.
Милава, к радости, приметила, что корочки с его гнойников местами отвалились, да ни рубцов, ни отметин не осталось. Видать, совсем недуг отступил.
— Нет уж, — опередила молодца Воста. — Иди-ка ты к своему батьке да отсиживайся у него за пазухой, а мы и без тебя справимся. Правда, Милава?
Ворожея замешкалась с ответом. Зато у Алеся нашлось об чем молвить:
— И не мысли — не стану я защиты у батьки искать. Ежели ты думаешь, что я сын старосты и этим прикрываться стану, то сильно ошибаешься. Уж коли сотворил я зло, так мне за него и отвечать.
Воста хмыкнула и закатила очи:
— Только болтать и горазд.
Милава поспешила вмешаться, покуда беседа до ругани не разрослась:
— Нет, Алесь, не могу я покамест в хату вернуться. У меня еще одно дело имеется, — молодец ждал ответа, пристально глядя на девицу. От этого его взгляда снова бросило в жар. — Мне к бабке надобно.
— К Кукобе, что ль? Это еще зачем? — насторожился Алесь. Но то был скорее интерес, нежели страх. Ворожея про себя порадовалась. Неужто молодец унаследовал ясность разума от батьки? И тут же осеклась. Нет, конечно, нет. Иначе не стал бы слабостью девицы в лесу пользоваться да с камнем на нее кидаться! Хотя он же вроде признался, что точно не в себе тогда был, да запамятовал… Нет, такое не имеет оправданий, просто не может иметь.
— Бабка у нее помирает, иль неведомо тебе? Чурбан! — разозлилась Воста. Но Алесь даже не поглядел на нее. Словно зарок себе дал — пропускать мимо ушей все ее колкости.
— Помочь ей надобно, — мягко пояснила Милава.
— Как это помочь? — не понял молодец.
— Палкой добить! — бросила Воста. — Иль каменюкой, так, как ты со мной поступить хотел!
— Ну, будет тебе, милая, — как можно нежнее обратилась к смуглянке Милава.
— Ты что ж, его защищаешь?
— Нет. Но ведь он повинился пред тобой. И от волколака бросился оборонять нас, себя не жалея. Неужто никогда его простить не сможешь?
— Делай, как ведаешь, Милава. Только я ему все равно не доверяю, — Воста поджала губы и смолкла, точно навсегда.
Сын старосты виновато поглядел на ворожею и сник.
— Разумеешь, Алесь… — замялась ворожея, подбирая слова, — ты ведь ведаешь, кто моя бабка?
— Ведьмарка? — оживился молодец, взглядом благодаря девицу, что перевела беседу в иное русло.
— Так. Да не просто ведьмарка, а черная.
— А еще и другие бывают?
Ворожея кивнула:
— Бывают наделенные силой, что светлым путем следуют.
— Так ты, стало быть, из таких? — Алесь так и буравил девицу очами, переполненными небывалым интересом.
Милава замотала головой:
— Не. Я только лекарить умею да поворожить немного, — закраснелась девица. Очи Алеся стали еще шире. Как бы не спугнуть его такой правдой. — Вот мамка моя, та знатная ведьмарка была. Но она от черной стороны дара вовсе отказалась. Потому и ушла в Навье спокойно. А бабка моя ведьмарка черная. С темной стороной в дружбе завсегда жила. Потому уйти может, только ежели свою силу кому-нибудь передаст.
— Так ты ее наследница, значится? — догадался сын старосты. Милава ожидала, что молодец вот-вот наутек бросится, но тот только чаще захлопал глазами. — Вот это да!
Воста ворочала угли, но напряжение в осанке выдавало: она внимает каждому слову.
— Ежели не приму ее силу, то иссыхать станет да на селян свою боль перекидывать, покуда совсем деревню не изведет.
— А когда силу ее примешь… — замешкался Алесь, — ты тоже черной станешь?
Милава пожала плечами и тяжко вздохнула. Огонь становился все меньше, точно таял.
— Точно я не ведаю. Мамка моя сказала, что с черной стороной примириться можно да во благо людям направить, — ворожея поглядела в глаза Алесю и точно дала ему обещание: — Я буду очень стараться. Ибо не станет мне на этом и том свете места, коли я супротив живого пойду.
— Я мыслю, что у тебя все получится! — Милава дрогнула, когда Алесь взял в свои мозолистые руки ее ладошки и сжал, точно пытался помочь.
Надо ж, какие синие у него очи. Даже в слабых бликах костра, пожираемых темнотой, приметно, как они чисты. Неужто такие очи могут быть у злодея? Повисшую тишину разорвало негромкое, но настойчивое покашливание. Милава словно вынырнула из небытия и тут же отстранилась от Алеся.
— Ну, так мы идем или что? — Воста стояла подле затухающего огня, уперев тонкие ручки в бока.
— Да… да, — запинаясь, пролепетала ворожея, на миг ей показалось, что Алесь малость не застонал, — идем. Больше мешкать нельзя.
