Оттоманка
Как бы вы ни были счастливы вашей квартирной обстановкой, это счастье недолговечно.
Оно только до весны.
Уже летом при воспоминании о вашей столовой, или гостиной, или кабинете, вас начинает смущать неясная, но неприятная тревога.
К осени тревога усиливается и по возвращении из летней поездки выливается в определенную, безысходно зловещую форму: надо купить новую мебель.
Это не значит, что вам непременно нужно купить всю мебель. Нет. Не всегда дело обстоит так мрачно. Иногда запросы вашей души можно утолить одной оттоманкой или креслом-качалкой.
Но и это не пустяки.
Купить оттоманку совсем не то, что купить каменный дом или доходное имение. И дом, и имение покупаются просто, способом сухим, деловым и прозаическим.
Приносят планы, объявляют цену, производят осмотр, платят деньги, совершают купчую, вводятся во владение – и вся недолга.
С оттоманкой дело не так просто.
Прежде всего, выискиваете вы подходящее объявление в газете. Вырезаете и дня три носите его в бумажнике. Потом оно пропадает.
А утром в намеченный для покупки день вы встаете пораньше, моетесь и пьете чай с особенным, деловым видом, в котором все окружающие должны чувствовать укор своей лености, и просите не лезть с пустяками к человеку, которому и без того дела по горло.
Затем идете в комнату, куда намереваетесь поставить будущую оттоманку, и начинаете соображать, поместится она между дверью и шкапом или не поместится.
– Надо смерить аршином, – советуют близкие.
Но у какого порядочного человека найдется в доме аршин? Аршин если и появляется в силу крайней необходимости, то существует, во всяком случае, недолго и гибнет, едва успев выполнить свою прямую функцию. Затем им выгоняют залезшую под диван кошку, достают закатившуюся под комод катушку, а потом ему капут. Он сам куда-то заваливается и пропадает бесследно.
Но существование его чувствуется где-то поблизости и препятствует покупке нового аршина.
– Зачем покупать? Ведь есть же где-то старый!
И тогда начинают подлежащее измерению пространство мерить шагами, руками, пальцами и просто взорами.
– Итак, мне нужна оттоманка в два шага.
– В четыре! – поправляет близкое существо, у которого шаг меньше.
– В два шага, в шесть рук.
– В четыре шага, в тринадцать рук.
– Ты вечно споришь!
Тут разговор переходит на личную почву и интересовать нас, посторонних лиц, не может, потому что оттоманка играет в нем только косвенную роль.
Смерив таким образом предназначенное для оттоманки место и выяснив, что она, может быть, поместится, а, может быть, нет, вы начинаете искать вырезку с адресом магазина.
– Черт возьми! Ведь положил же я ее в бумажник! Куда же она запропастилась!
– Ты, верно, отдал ее кому-нибудь вместо трехрублевки, – говорит близкое существо.
И разговор снова принимает интимную окраску. Когда, наконец, интимная окраска с разговора сползает, и беседующие успокаиваются, посылают за газетой и ищут новых объявлений.
– Нет, уж это все не то! Там было именно то, что нужно. И синего цвета, и крайне дешево, и дивной работы. Все, что нужно. Так верно описано, что прямо как живая. А это уж все не то!
Вырезав более или менее подходящие объявления, вы едете в ближайший склад мебели.
Входите.
Перед вами узкий коридор, образуемый шкапами и буфетами. Вы долго стоите один, озираетесь и то тут, то там встречаете растерянный взгляд собственного изображения в заставленных мебелью зеркалах.
И только что мелькнет в вашей голове лукавая мысль: стянуть бы этот буфет да удрать, как из самого неожиданного места, из-под какой-нибудь кушетки, между тумбой и умывальником, где, казалось бы, не могло найтись места даже порядочной кошке, вдруг вылезает прямо на вас мебельный приказчик.
Вылезет, остановится, выпучит глаза и зашевелит усами, как испуганный таракан.
– Чего угодно?
– Оттоманку.
– Какую прикажете?
– Плюшевую.
– Плюшевую? А какого цвета?
– Синюю.
– Нет-с, синей не найдется.
– Ну так зеленую.
– Зеленой, извините, тоже не найдется.
– Ну так какие же у вас есть?
– У нас плюшевых вообще нет.
– Так чего же вы про цвет спрашиваете? Ну давайте ковровую.
– А какого цвета прикажете?
– Синюю.
– Виноват-с, синей тоже нет.
– А зеленая?
– И зеленой нет-с.
– Ну покажите, что есть.
– Оттоманок, виноват, вообще нету.
– Так чего же вы публикуете?
– Да они у нас были-с. Сегодня утром были-с. Пятьсот штук. Один господин пришли и все для своей квартиры купили. Все пятьсот штук.
Вы смотрите на приказчика.
Он опускает глаза и, видимо, страдает. Но у него сильная воля, и вместо того, чтобы разрыдаться у вас на плече, он тихо, но отчетливо прибавляет:
– У них обширная квартира.
В эту минуту что-то вдруг начинает мелькать, двигаться. Несколько пар глаз испуганно и растерянно устремляются на вас. Это вошел новый покупатель и отразил лицо свое во всех прямых, кривых и косых зеркалах.
Воспрянувший приказчик мгновенно бросает вас и кидается к новому пришельцу.
– Вам чего угодно-с?
– А мне нужно тот кабинет, что я у вас смотрел, только больше трехсот я вам не дам. Моя фамилия Гугельман.
– Господин Гугельман! – вопит приказчик. – Верьте совести – не могу! Верьте совести, господин Гугельман.
Но господин Гугельман совести не верит.
Тогда из самых неожиданных мест – из-под комода, кровати и дивана – вылезают союзные силы – новые приказчики.
– Господин Гугельман! – вопят они. – Войдите в положение! Кабинет на шестьдесят персон! Весь на волосе! Господин Гугельман! Ведь мы вам не смеем мочалу предложить. Вы привыкли сидеть на волосе.
Но господин Гугельман поворачивается и медленно начинает уходить. Приказчики с воплями – за ним. Когда господин Гугельман приостанавливается и поворачивает голову, вопли делаются сильнее, и в них слышатся звуки нарождающейся надежды. Когда господин Гугельман прибавляет шагу, вопли гаснут и превращаются в унылый стон.
Процессия поворачивает за платяной шкап и исчезает из глаз.
Вы остаетесь одни и хотя знаете, что ждать нечего, словно окованный странными чарами, уйти не можете.
Вот возвращаются приказчики.
Они идут понуро, истощенные, слегка высунув языки, как собаки, которые отлаяли.
Они смотрят на вас растерянно и не сразу понимают, в чем дело.
– Чего угодно-с?
– Мне оттоманку.
– Какую прикажете?
– Синюю плюшевую.
– Синей-с не имеем. Может быть, можно другого цвета?
– Ну так зеленую.
Вы не верите ни во что. Ни в синюю, ни в зеленую, ни вообще в какую бы то ни было, но человек с выпученными глазами и отлаявшим ртом гипнотизирует вас, и вы не можете уйти.
– Зеленой нету-с.
– Так какая же есть?
– Виноват, никакой-с. Может быть, чем-нибудь замените? Имеем роскошные комоды, умывальники, чистейшей воды…
И беседа налаживается снова, прочная, долгая и безысходная…
* * *
Вернувшись домой поздно вечером, вы скажете перепуганной вашим видом родне, что оттоманок ни синих, ни зеленых, ни плюшевых, ни вообще, на свете не бывает и не было, и попросите никогда не произносить перед вами этого бессмысленного и неприятного слова.
