Глава 20
Клара присела на краешек кровати, укрывая одеялом ноги Эндрю, державшего на коленях открытую книгу. Пряди каштановых волос упали ему на лоб, когда он склонился над иллюстрацией – то был рыцарь верхом на коне.
Невольно вздохнув, Клара спрятала руку за спину, подавляя желание погладить сына по голове.
– Тебе по-прежнему нравятся предания о короле Артуре? – спросила она, отчаянно пытаясь найти тему, которая позволила бы восстановить связь с сыном. – Помню, мы часто читали их, когда жили в Мэнли-парке.
Мальчик кивнул и перевернул страницу.
Клара робко коснулась его ноги и испытала облегчение, когда он не отстранился.
– Эндрю…
Он поднял голову.
– Что бы ни… – Голос ее сорвался, и Клара сделала глубокий вдох. – Что бы ни говорил твой дедушка обо мне, это неправда. Ты понимаешь?
Эндрю вновь склонился над книгой.
– Я никогда не делала твоему отцу ничего плохого, – продолжила Клара. – У меня никогда не было желания оставить тебя, и, разумеется, я не хотела, чтобы вместо матери рядом с тобой был дедушка. Пожалуйста, поверь мне.
Мальчик не посмотрел на нее, но кивнул едва заметно, так что Клара могла бы этого и не увидеть, если бы не смотрела на сына столь пристально. Она погладила его по ноге и встала, немного приободрившись. Затем наклонилась, чтобы поцеловать сына в лоб, и тихонько пожелала ему спокойной ночи. После чего вышла в коридор и направилась в свою спальню.
Клара была очень рада, что Себастиан с Эндрю быстро и крепко подружились, но, увы, не могла избавиться от всепроникающей печали – ведь сын так отдалился от нее…
Раздевшись и умывшись, Клара распустила и расчесала волосы, потом, прихватив томик стихов, забралась в постель. Но строчки расплывались перед глазами, и она, утомившись, отложила книгу в сторону.
Клара плохо спала после их ссоры с Фэрфаксом, а теперь в ее сердце словно открылась обширная черная пустота. Пламя в лампе, стоявшей рядом на столике, задрожало, и по потолку запрыгали неясные тени. Страх, так долго живший в ее душе, по-прежнему терзал ее, и она думала о том, что, возможно, никогда не сможет от него избавиться. И теперь, когда Себастиан был неразрывно связан с ней обстоятельствами… В общем, одному Богу известно, что сулило им будущее.
Откинув одеяло, Клара набросила халат, затем, мягко ступая, прошла по коридору в комнату мужа. Она постучала и, услышав приглашение войти, открыла дверь.
Себастиан сидел у камина в брюках и в белой рубашке – сидел, вытянув перед собой длинные ноги. Клара невольно залюбовалась мужем. Красноватые отблески углей играли в его темных волосах и подсвечивали красным беловатый треугольник в вороте расстегнутой рубашки.
– Я тебя потревожила? – спросила она.
– Да. – Он окинул ее долгим взглядом. – Ты тревожишь меня с того самого момента, как я увидел тебя с головой Миллисент.
Клара едва заметно улыбнулась, вспомнив тот забавный эпизод. Она нерешительно подошла к мужу, хотя в выражении его лица не было ни холода, ни неприязни.
Опустившись в кресло напротив него, она бросила взгляд на бумагу, которую он держал в руке, и сразу заметила, что лист был исписан довольно неровным почерком.
– Это от поверенного твоего брата? – спросила Клара.
– Да. – Себастиан положил бумагу и ручку на маленький столик. – Он, наверное, в ближайшее время вынужден будет объяснить создавшуюся ситуацию Александру. Но я надеюсь, что к тому времени все разрешится.
Клара тоже на это надеялась, хотя и не представляла, каким образом их ситуация могла разрешиться. «А может, другой поверенный предложит более разумное и, самое главное, быстрое решение?» – внезапно промелькнуло у нее. Глядя в камин, она шепотом спросила:
– Ты не станешь… аннулировать наш брак? – Клара не могла заставить себя произнести слова «разведешься со мной».
– Нет. – Себастиан решительно покачал головой. – Если помнишь, я сразу же сказал тебе, что даже думать об этом не буду.
– Но ведь развод гораздо менее хлопотное дело, нежели борьба с моим отцом.
– Не важно. В нашей семье не будет второго развода.
Клара по-прежнему смотрела на пламя. Все произошедшее за последнюю неделю вынуждало ее задать вопрос, ответа на который она очень боялась. Но сейчас, решившись, все-таки спросила:
– Так, значит, ты сожалеешь о том, что согласился на мое предложение? Наверное, цена оказалась гораздо выше, чем ты ожидал, не так ли?
Муж молчал, и у Клары болезненно сжалось сердце. Она чувствовала, что он на нее смотрит, но не смела поднять глаза.
– Нет, – ответил он наконец. – Я нисколько не жалею о том, что мы поженились.
Клара взглянула на него и, прижав руку к груди, прошептала:
– А я сожалею о том, что сделала. Но сожалею вовсе не потому, что не люблю тебя. Нет, я люблю тебя уже много лет.
Тут Клара приподнялась и порывисто пересела на колено мужа. А он коснулся ладонью ее щеки и, глядя ей в глаза, тихо проговорил:
– Я уже не тот человек, которого ты любила.
– Нет, ты все тот же. – Она прижала ладони к его груди. – Люди не перерождаются и не становятся другими. Да, мы меняемся, но по сути своей остаемся прежними. Тебя подводит рука, Себастиан, но ты не утратил ни таланта, ни доброты. А самое главное – любви к жизни.
– А что можно сказать о тебе? – Он внимательно посмотрел на нее.
– Обо мне?..
– Ты такая же, какой была раньше? Такая же, как в те дни в Уэйкфилд-Хаусе, когда ты была счастлива и полна надежд?
Радость и тепло наполнили сердце Клары, когда она взглянула в прекрасные глаза своего супруга.
– С тобой – да, – прошептала она.
Она представила, как все могло бы произойти, если бы они встретились при других обстоятельствах, – если бы ей к тому времени удалось договориться со своим отцом и она бы жила в Уэйкфилд-Хаусе с Эндрю. Она могла бы прийти к Себастиану, движимая не отчаянием и мотивами расчета, а одной лишь любовью к нему.
– Но я не хотела, чтобы все зашло так далеко, – добавила она.
– Ты лишь хотела вернуть Эндрю.
– Ты простишь меня за цену, которую нам пришлось заплатить?
– Да.
Это «да» расцвело у Клары под сердцем, но не избавило ее от беспокойства. Ведь Себастиан и простит ее, потому что он очень добрый человек, который старается не думать дурно о людях. Но он не забудет того, что она пошла наперекор его желанию. И не забудет о том, что она раскрыла его секрет графу Раштону.
Тихонько вздохнув, Клара прижалась к груди мужа и закрыла глаза. Но он тотчас же приподнял ее подбородок, а затем она почувствовала его горячее дыхание, и их губы соединились в нежном поцелуе. Минуту спустя он подхватил ее на руки и отнес в постель.
Мягкая перина гостеприимно приняла их обоих, и Себастиан принялся неторопливо ласкать прильнувшую к нему жену. В неровном свете свечи глаза его горели вожделением. Внезапно он навис над ней, и прядь темных волос упала ему на лоб, затенив этот исполненный страсти взгляд.
Охваченная желанием, Клара чуть приподнялась и вскинула руки, как бы предлагая мужу раздеть ее. Он без промедления стянул с нее сорочку, а она, в свою очередь, расстегнула его брюки. Себастиан наклонился и снова поцеловал ее, но на сей раз поцелуй был долгим и страстным. Когда же он наконец прервался, поднял голову и, заглянув ей в глаза, прошептал:
– Прикоснись ко мне.
У Клары перехватило дыхание, когда она обхватила пальцами восставшее мужское естество, и пульсация этой твердой плоти еще больше усиливала ее желание.
А Себастиан теперь ласкал ее груди, наблюдая, как твердеют соски от его прикосновений. Потом он провел ладонью по ее животу и бедру. Сердце Клары гулко забилось, и она подалась навстречу мужу, когда он развел в стороны ее ноги. Она вцепилась в простыню, но даже и не подумала прикрыть наготу. От него она не собиралась скрывать абсолютно ничего и готова была обнажить перед ним не только тело, но и душу.
Охваченная неистовым желанием, Клара рывком приподняла бедра.
Себастиан тотчас же вошел в нее. Она охнула и застонала, обхватив его за плечи. Затем запустила пальцы в его густые волосы.
Слившись в единое целое, они постепенно ускоряли ритм, и в какой-то момент Себастиан с тихим стоном изверг свое семя. И почти тотчас же Клара, содрогнувшись, ответила мужу громким криком и замерла, наслаждаясь произошедшим.
С минуту они лежали неподвижно, затем, отдышавшись, Клара открыла глаза. Испарина блестела на лбу и шее Себастиана, а на губах играла улыбка. Клара провела ладонью по его щеке и мысленно воскликнула: «Я люблю его!» В последние дни она наконец-то преодолела свой страх и дерзко ринулась навстречу опасности, чтобы вернуть себе Эндрю. Однако ей потребовалось еще больше смелости, чтобы признаться мужу в любви.
– Что тебя так развеселило? – спросил Себастиан.
Клара поняла, что улыбается.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Он хотел что-то ответить, но Клара покачала головой, призывая его к молчанию, и вновь заговорила:
– Я была так напугана смертью Ричарда… И еще больше испугалась потом, когда отец обвинил меня в его гибели и заставил покинуть поместье. Весь последний год страх неотступно преследовал меня, а потом я вдруг поняла, что рядом с тобой не испытываю страха.
Довольно долго Себастиан молча смотрел на жену, затем взял ее за руку и проговорил:
– Ты самая смелая из всех людей, которых я когда-либо знал. И только ты одна поставила под сомнение мою смелость.
– Потому что я тебя знаю. И знаю, на что ты способен. Я все еще люблю того Себастиана, которым ты был. Я любила этого человека долгие годы. Он блестящий музыкант и обаятельный мужчина, который показал всем, в том числе и мне, как находить удовольствие в жизни. – Клара приподнялась на локте и погладила мужа по обнаженной груди. – Но и сейчас ты тот человек, которого я люблю всей душой, тот человек, которого я знаю. Ты в очередной раз доказал, что добро и надежда существуют даже перед лицом отчаяния. И я всегда буду любить тебя, Себастиан.
Он шумно выдохнул, внезапно сообразив, что на протяжении всего монолога жены слушал ее затаив дыхание. У Клары же от смелости собственного признания забилось сердце. И ей отчего-то показалось, что муж сейчас отринет ее любовь. Но нет, он вдруг коснулся губами ее лба, потом нежно поцеловал. После чего они снова поцеловались, как будто подтверждая этим поцелуем нерушимость их союза.
…А теперь два ритма объединились… Себастиан изучал листок с нотами, крепко сжав пальцами карандаш. Начинают духовые инструменты, затем вступает весь оркестр, выстраиваясь в крещендо и готовясь к партии пианино. А затем – несколько кварт: ми, ля, ре, соль. То есть голубой, белый, желтый и коричневый. Он набросал на листке ноты и, проиграв их левой рукой, невольно улыбнулся.
Однако некоторые опасения все же оставались, поскольку он так до конца и не поверил, что музыка, исполненная одной рукой, может понравиться публике. Его правая рука всегда была главной, и именно с ее помощью он мог скрыть любые несовершенства, имевшиеся в сочинении. Исполнение же левой рукой требовало совершенствования музыкальных балансов и сглаживания динамичных переходов, что, в свою очередь, не допускало даже малейшего несоответствия.
Себастиан вновь проиграл музыкальную фразу: темно-оранжевый бас оркестра, затем – каденция.
Он написал еще несколько тактов, стараясь хоть на несколько шагов приблизиться к концу, но тут его рука дрогнула, и карандаш упал на пол. Стиснув зубы, Себастиан мысленно чертыхнулся. Нагнувшись, он потянулся к карандашу, но Клара опередила его. Себастиан вздрогнул и резко выпрямился – он не заметил, как жена вошла.
– Ты давно здесь? – спросил он.
– Только несколько минут. – Она скользнула взглядом по бумагам, разложенным на пианино. – Я услышала музыку и подумала, что ты здесь с Эндрю.
– Он на кухне с миссис Данверс.
Себастиан потянулся за карандашом, но Клара отвела руку и подошла к стоявшему поодаль креслу. Подвинув кресло к инструменту, она взяла исписанный листок.
В первое мгновение Себастиан не понял, чего она хочет. Затем, когда до него дошло, ему на мгновение показалось, что у него остановилось дыхание. Он пристально смотрел на жену, охваченный чувством, которому не мог дать названия и которого не испытывал раньше никогда.
В глазах Клары светилась нежность, когда она кивком указала на клавиши.
– Я помню основы музыкальной грамоты, – сказала она. – А то, что не знаю, ты можешь показать.
Себастиан судорожно сглотнул и снова повернулся к пианино. Он сыграл аккорд левой рукой и показал жене, где тот должен находиться на нотном стане. Клара аккуратно перенесла ноты на бумагу, потом подняла глаза на Себастиана и стала ждать. А он мысленно прислушался к написанному, затем назвал очередную последовательность нот, и Клара быстро все записала. У нее был очень аккуратный и разборчивый почерк, и ноты, словно солдаты на параде, маршировали по листку.
Они вместе проработали еще полчаса. Когда же Себастиан наконец отнял руку от клавиш, он испытывал глубокое удовлетворение. Он взглянул на свою правую руку. Средний палец все еще был сведен судорогой, но это напоминание о недуге теперь отчего-то не вызвало у него мучительного отчаяния.
Себастиан почувствовал взгляд Клары и обернулся к ней. Она ласково улыбнулась ему и сказала:
– Это было прекрасно.
Себастиан размял пальцы левой руки. Он все еще не мог поверить, что его последнее сочинение будет стоящим, но теперь он точно знал, что закончит его. Впервые за много месяцев он закончит сочинение, которое сможет исполнить.
Клара сложила листки на крышку пианино и коснулась губами его лба.
– Я хочу тебе помочь, – прошептала она.
Он взял ее за руку.
– Мы выезжаем в Бриксем в четыре часа. Кеб отвезет нас на станцию.
Она накрыла ладонь мужа своей и сжала его пальцы.
– Спасибо тебе, Себастиан. За все.
Клара ушла, а Себастиан смотрел вслед жене, вспоминая прошедшую ночь и ее признание в любви. Именно она напомнила ему, что он остался тем же человеком, каким был всегда, и что недуг не уменьшил его талант. И уж конечно, не убил его любовь к музыке, хотя он пытался похоронить эту любовь под своими страхами. Но что это ему дало? И сейчас, победив свой страх, он словно заново родился.
Тут послышались легкие шаги, и Себастиан обернулся. В комнату вошел Эндрю с пирожным в руке.
– Это пирожное испекла миссис Данверс? – спросил Себастиан, кивком указывая на лакомство. – В детстве я считал, что мне повезло, когда миссис Данверс угощала меня чем-нибудь вкусным.
Эндрю улыбнулся, и Себастиану пришла в голову прекрасная мысль. Он взял карандаш и перевернул листок бумаги. Затем, зажав карандаш в кулаке правой руки, написал несколько слов и подвинул листок к Эндрю. «Ты можешь рассказать нам все» – вот что он написал на листке.
Мальчик замер, и глаза его потемнели. А Себастиан молча ждал – ему не хотелось настаивать на ответе. Наконец, не выдержав, он протянул Эндрю карандаш.
– Тогда напиши, – сказал он.
На мгновение ему показалось, что Эндрю собирается принять его предложение, но тут мальчик показал на дверь, ведущую в коридор.
– Попробуем снова запустить воздушные шары? – спросил Себастиан. – Теперь у нас есть два, и мы можем устроить гонки.
Эндрю покачал головой и снова показал на дверь. Себастиан отложил карандаш в сторону. Что ж, позже он попробует еще раз.
Он последовал за Эндрю на кухню, где они изготавливали летающие шары. Там же стояла сделанная ими деревянная рама с закрепленной в ней осью.
Мальчик подошел к стене, где стоял довольно большой бумажный круг с нарисованным на нем спиралевидным узором, и дотронулся до круга, показывая Себастиану, что краска уже высохла. Они прикрепили колесо к оси и проверили устройство. Убедившись, что все закреплено надежно, Себастиан отнес раму в гостиную и поставил ее перед камином – достаточно близко, чтобы обеспечить игру света, но достаточно далеко, чтобы бумага не загорелась. Отступив на несколько шагов, он сказал:
– Что ж, давай испытывать.
Эндрю поднял обе руки, что означало (Себастиан уже это понимал) «подожди минуту». Мальчик же выбежал из комнаты и через несколько минут вернулся вместе с озадаченной и несколько растерянной матерью. Себастиан ей улыбнулся, а Клара бросила на него вопросительный взгляд. Заметив бумажное колесо, она спросила:
– Это ты сделал, Эндрю? Очень красиво!
Мальчик кивком указал на кресло, стоявшее перед колесом. Клара села, не сводя с сына взгляда, и едва заметно улыбнулась, когда поняла, что Эндрю хотел продемонстрировать ей свое новое творение.
Себастиан встал рядом с женой и кивнул мальчику, предлагая начать демонстрацию. Дрожа от нетерпения Эндрю подошел к кругу и раскрутил его, превратив в своеобразный калейдоскоп. И теперь стало видно: кроме нарисованного на бумаге узора в ней были проколоты маленькие отверстия, которые, подсвеченные огнем камина, образовывали еще один пылающий узор. Сверкающая краска и сполохи света во вращающемся круге в конце концов превратили его в расплывчатое разноцветное пятно.
– Прекрасно! – Очарованная представлением, Клара захлопала в ладоши, затем посмотрела на Себастиана. – Как ты это придумал?
– Мы с братьями придумали такие круги, когда гувернантка запретила нам делать настоящие фейерверки. Талия обычно расписывала их, а мы, мальчишки, пытались придумать, как расположить отверстия, чтобы усилить световые эффекты. Но этот круг Эндрю сделал практически самостоятельно.
– Замечательно, Эндрю! – воскликнула Клара. – Словно наблюдаешь крутящуюся радугу. Никогда не видела ничего подобного. А можно еще раз? Ну пожалуйста…
Эндрю снова завертел колесо, вновь продемонстрировав световой фейерверк. А потом они с Себастианом показали Кларе, как устроена эта игрушка. Эндрю показывал матери различные детали, а Себастиан объяснял, как они работают.
– О, мне очень нравится… – Клара сжала плечо сына и потянулась к нему, чтобы обнять, но, так и не решившись, отстранилась. – Спасибо, что показал мне, Эндрю.
Мальчик отодвинул рамку от огня, а Клара, взяв мужа за руку, прошептала:
– Спасибо. Если бы не ты… – Она умолкла и потупилась.
– Может, устроим гонки шаров перед ленчем? – спросил Себастиан, выглядывая из окна. – Дождя, похоже, не будет.
Эндрю кивнул и вопросительно посмотрел на мать.
– Клара, ты пойдешь с нами? – спросил Себастиан.
– С радостью. – Она по-прежнему не отрывала глаз от сына. – Тогда я попрошу миссис Данверс упаковать нам закуски.
Эндрю снова посмотрел на мать и улыбнулся.
