В восемь вечера, когда по телевизору закончился обзор новостей, раздался телефонный звонок. Я выключил звук, снял трубку и назвал свое имя.

— Это госпожа Де Йонг, — услышал я. — Вы меня не знаете. Но мне хотелось бы получить от вас кое-какие сведения.

Из трубки доносился теплый, звучный голос, четко произносивший каждое слово. Правда, возраст говорившей определить было трудно. Но звонила явно не молодая женщина.

— Меня интересует господин Дриссен. Вы ведь знаете его, не так ли?

Да, я знаю господина Дриссена (в действительности его, конечно, зовут совсем иначе) уже много лет. Это интеллигентный, немного застенчивый вдовец лет шестидесяти, довольно состоятельный, проживающий в прелестной квартире. Иногда он заходит ко мне в гости, предварительно осведомившись по телефону, не помешает ли он, и приносит тогда, как он говорит, «подарочки». Это смешные историйки, которые он видел или слышал. Большей частью очень хорошие, так как у него тонкое чувство юмора. Но иной — в таких случаях его голос срывается от волнения — он звонит и кричит в трубку: «Немедленно прячься! Сегодня ночью к тебе нагрянут эсэсовцы!» Это означает, что господин Дриссен снова в трансе. В войну ему здорово досталось. Погибшие давно похоронены или сожжены, но у войны есть и другие жертвы, которые до сих пор живы ходят вместе с нами по улицам. Дриссен — одна из них. Когда его мучают кошмары воспоминаний, он на какое-то время становится невменяемым.

— Да, я знаю господина Дриссена, — сказал я.

— Впервые я встретила его много лет назад, — пояснила госпожа Де Йонг. — У меня тогда было неважно с психикой. И я находилась на излечении в больнице. И выздоровела, так как силы воли у меня хватило. Господин Дриссен тоже лечился в этой больнице. Мы подружились. Он очень хороший человек, великодушный и добрый.

— Да, это правда, — подтвердил я.

Прошлым летом господин Дриссен встретил в Амстердаме, неподалеку от площади Дам, четырех молодых англичан. Разговорился с ними… Услышав, что ребятам негде ночевать, он дал им ключ от своей квартиры. Ведь англичанам нельзя не помочь, правда? Все-таки освободители! Парни въехали в квартиру и уже не впускали туда Дриссена. Пришлось ему поселиться в отеле. А через месяц, когда англичане уехали, квартира оказалась в ужасном состоянии. Паркетным полам отнюдь не на пользу, если на них разводят костры.

— Я бы очень хотела знать, где сейчас господин Дриссен, — сказала госпожа Де Йонг. — Дело в том, что он прислал мне из Амстердама открытку, в которой написал одно только слово: «Здравствуйте» — и свое имя. Он всегда так делает, когда попадает в беду. Это — просьба о помощи, и мне очень хочется ему помочь. Но его телефон не отвечает. Соседи не видели его уже несколько недель. В больницах его нет. Ни в Клинике Валерия, ни в Третьем корпусе. Где же он? Вы не видели его в последнее время? Ему нужна помощь.

— Последний раз я разговаривал с ним больше месяца назад, — ответил я. — Он позвонил тогда из полицейского участка, куда его доставили за то, что он пытался разбить тростью автомашину с немецким номером, стоявшую на улице Рокин. Но он звонил не по этому поводу. Об этом он упомянул вскользь. Прежде всего ему хотелось сообщить мне, что Государственный музей окружен немцами.

— Ах, он снова одержим манией преследования! — воскликнула госпожа Де Йонг. — Несчастный. Если бы я знала, где он теперь!

— А вдруг он опять объявится по телефону, — сказал я. — Тогда я спрошу, где он находится. Можно ли мне вам позвонить?

— Да, пожалуйста, — ответила она. И дала мне номер телефона, не амстердамский.

— Это ваш домашний телефон? — спросил я.

Чуть смутившись, она ответила:

— Да, более или менее… Это… — И она назвала большую лечебницу для душевнобольных, а потом добавила: — Только обязательно попросите, чтобы служитель тотчас же передал мне ваше сообщение, а то они нередко забывают это сделать.