Глава 10

— Мы живем здесь уже три месяца, — сказала Тэсс, отодвигая тарелку. — Не пора ли подыскать квартиру?

— Зачем? — Дэниэл отложил в сторону вечернюю газету. — По-моему, нам и здесь неплохо.

— За деньги, которые мы платим, можно найти приличную квартиру.

Дэниэл снова углубился в газету.

Тэсс уселась напротив и включила радио. В комнате зазвучала «Фиббер Мак-Ги Молли». Послушав немного, она попыталась настроиться на другую программу, но, не найдя ничего интересного, выключила приемник.

— Дэниэл, — Дэниэл посмотрел на нее поверх газеты. В его взгляде читался немой вопрос. — Ты будешь искать работу?

— У меня она есть.

— Ты хочешь сказать, то, чем ты занимаешься — это твоя работа? — Тэсс знала, что каждую неделю ему с Востока приходил денежный перевод.

— Да. На этой неделе у меня три встречи в разных профсоюзах.

— Это не работа, — неожиданно жестко сказала Тэсс. — Если мужчина работает, он уходит из дома утром и возвращается вечером. А у нас все наоборот. Я ухожу утром и возвращаюсь вечером. Ты же сидишь целыми днями и читаешь галеты. По-моему, это ненормально.

Протянув руку к бутылке виски, Дэниэл налил себе стакан, выпил, налил еще.

— И это тоже, — сказала Тэсс. — Каждый день ты выпиваешь по целой бутылке.

— Ты когда-нибудь видела меня пьяным?

— Не в этом дело. Виски вредно для организма.

— Я здоров.

— Когда-нибудь тебя прижмет. Я видела такое не раз.

Дэниэл допил стакан и молча посмотрел на нее.

— Ну, хорошо, — наконец произнес он. — Оставим это. Что тебя беспокоит?

Тэсс, опустив голову, заплакала. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но слезы не давали ей произнести ни слова. Дэниэл вытащил ее из кресла, посадил к себе на колени и заглянул ей в лицо.

— Все в порядке, — ласково сказал он. — Не все так плохо, как тебе кажется.

— Нет, все плохо. Я беременна.

Дэниэл, кажется, не удивился.

— Давно?

— Доктор говорит, десять-двенадцать недель назад. В следующий раз он обещал сказать точно.

Рука Дэниэла по-прежнему гладила волосы Тэсс.

— Значит, аборт делать уже поздно. Это был не вопрос, а констатация факта.

— Я спрашивала его, но он сказал, что не возьмется за это. В Тихуане, правда, есть врачи, которые делают такую операцию, но он не советовал обращаться к ним.

— Как же ты раньше не заметила?

— У меня всегда так бывает, когда я много занимаюсь любовью, — сказала она, взяв в баре стакан. — Мне хочется выпить.

— Я где-то читал, что беременным нельзя пить, — возразил Дэниэл.

— От одного глотка ничего не будет.

Дэниэл налил ей несколько капель виски, наполнил свой стакан и чокнулся с нею.

— За Дэниэла Буна Хаггинса младшего, — торжественно произнес он.

Тэсс поднесла стакан к губам, но в этот момент до нее дошел смысл слов Дэниэла, ее руки задрожали.

— Ты серьезно?

Дэниэл кивнул.

— Не надо. Ты здесь ни при чем. Я сама виновата.

— Никто не виноват. Я уж давно думал об этом.

— Правда? — недоверчиво спросила Тэсс.

— Да. Ты хорошая женщина. Как раз такая, какая мне нужна. Нам будет очень хорошо вдвоем.

Тэсс опустилась на пол и положила голову ему на колени.

— Я так боялась, что ты не поймешь меня. Я очень люблю тебя.

— Не бойся, — ответил Дэниэл, целуя ее в щеку. — Я тоже очень люблю тебя.

Они обвенчались на следующее утро в Санта-Монике. Церемонию бракосочетания исполнил мировой судья.

Дэниэл и Тэсс стояли на пороге домика. В нем было две спальни, ванная, гостиная и большая кухня, где при желании можно было обедать. Дом окружал небольшой сад, с ведущей к гаражу подъездной дорожкой, имелись передний и задний двор.

Впустив Дэниэла и Тэсс в гостиную, агент предусмотрительно вышел, давая им возможность побыть наедине.

— Ну, как? — спросил Дэниэл.

— Мне нравится. Особенно комната за ванной. Из нее получится отличная детская. Мы сменим обивку мебели, кое-что покрасим, и все будет замечательно. Только вот цена, четыреста долларов — очень много.

— Но здесь есть и мебель, и кухня, и плита, и холодильник.

— Такой дом можно снять за двадцать пять долларов в месяц, — сказала Тэсс.

— К концу года ты истратишь триста долларов, не получив ничего взамен. А так у нас будет дом. Это намного надежнее.

— Банк выдаст нам ссуду под залог дома?

— Вряд ли. — Дэниэл вздохнул. — Они не любят людей из профсоюзов.

— У меня есть четыреста долларов, которые я выручила от продажи дома. Если хочешь, можешь воспользоваться ими, — предложила Тэсс.

— Не надо, я сам справлюсь. Если, конечно, тебя это устроит.

— Меня это устроит.

— Тогда я позову агента.

Заплатив в общей сложности тысячу двести семьдесят пять долларов, они к концу месяца въехали в новый дом. Переустройство заняло несколько недель. Дэниэл занимался стенами и мебелью, Тэсс на швейной машинке, оставшейся от старых хозяев, сделала новые занавески и обивку.

Когда Тэсс вошла, муж по своему обыкновению читал газету. Услышав стук двери, он обернулся и посмотрел на нее. Тэсс была на пятом месяце, и после рабочего дня она выглядела очень уставшей.

— Извини, что так поздно, — сказала она. — Сегодня у нас было очень много работы. Я сейчас приготовлю ужин.

— Не надо. Лучше умойся, а потом отдохни. Я хочу пригласить тебя в ресторан.

— Я не устала.

Но по ее тону Дэниэл понял, что жена возражает только для виду.

— Пойдем, я хочу угостить тебя ужином.

Когда официант принес им куриный суп, Дэниэл вдруг сказал:

— По-моему, тебе больше не следует работать.

— Денег жалко, — ответила Тэсс. — Двенадцать-четырнадцать долларов в неделю, конечно, немного, но на домашние расходы хватает.

— Я больше трачу на виски и сигары, — ответил он. — Кроме того, я собираюсь вернуться на работу.

— Что ты будешь делать?

— То же, что и раньше, — ответил Дэниэл. — Работать в профсоюзе.

— Ты нашел здесь такую работу?

— Не здесь, на Востоке. Недавно мне звонил сам Фил Мюррей. Он хочет, чтобы я возглавил Организационный комитет рабочих сталелитейной промышленности в Чикаго. Они будут платить мне пятьдесят пять долларов в день, и к тому же примут на себя все мои расходы.

— Значит, нам нужно вернуться на Восток? — В голосе Тэсс послышался испуг.

— Нет, работа не постоянная. Не думаю, чтобы это продлилось больше нескольких месяцев. Потом я вернусь.

— И я останусь одна, — с грустью произнесла Тэсс. — А если я рожу до твоего приезда?

— Я вернусь намного раньше, — засмеялся Дэниэл.

— Может, тебе лучше подыскать что-нибудь здесь?

— Здесь я не заработаю и половины того, что получу там. Не забывай, мне надо работать на малыша. Если они станут оплачивать мои расходы, я смогу класть всю зарплату в банк.

Тэсс посмотрела мужу в глаза.

— Ты этого хочешь?

— Да, — коротко ответил Дэниэл.

— Хорошо. Но я буду очень скучать по тебе.

Дэниэл улыбнулся и, перегнувшись через стол, поцеловал ее в щеку.

— Я тоже буду скучать по тебе, но ты не успеешь оглянуться, как я уже вернусь.

Тэсс прижалась к его щеке. Она знала, что Дэниэла не будет дольше, чем он говорит, но заставляла себя верить его словам.

— То, что ты делаешь… опасно? — спросила она.

— Это такая же работа, как все остальные, — пожал плечами Дэниэл.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Он похлопал по левому боку, где в кобуре лежал пистолет.

— Не бойся. Того, что произошло, уже никогда не повторится. Теперь у меня есть друг.

— Хорошо, но я прошу тебя не забывать и о другом. Дома тебя ждет жена.

Глава 11

Через два дня Дэниэл стоял на платформе, ожидая прихода поезда.

— Береги себя, — сказал он Тэсс. — Делай все, что говорит доктор, соблюдай диету. Через полтора месяца я вернусь.

Тэсс ласково обняла его.

— Ты тоже будь осторожен. Я не хочу увидеть тебя таким, как в день нашего знакомства.

— Все будет в порядке.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю. — Он поднялся в вагон и, обернувшись, помахал Тэсс рукой. Поезд тронулся и вскоре скрылся из виду. Тэсс успела лишь послать Дэниэлу воздушный поцелуй.

Дэниэл поднял чемодан, но в этот момент перед ним неожиданно вырос проводник.

— Позвольте, я помогу вам. Ваш билет, пожалуйста.

Слегка покачиваясь в такт движению поезда, набиравшего скорость, Дэниэл пошел за проводником. Взглянув еще раз на билет, тот остановился почти в самом центре вагона.

— Вот ваше место, — он поставил чемодан Дэниэла на верхнюю полку. — Вы можете занять оба сиденья. Пассажиров немного, и я прослежу, чтобы к вам никто не подсаживался. Одному вам будет легче провести здесь ночь.

— Благодарю вас. — Дэниэл протянул проводнику пятидесятицентовую монету.

— Спасибо, сэр. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне. Меня зовут Джордж.

— Бар открыт?

— Да, сэр. Через три вагона, позади купейного. Приятной поездки.

Проходя через второй вагон, Дэниэл столкнулся с другим проводником, выходившим из купе, и машинально заглянул внутрь. Его взгляд встретился со взглядом девушки, она улыбнулась и резко захлопнула дверь. Дэниэл, усмехнувшись, пошел дальше.

В баре было людно. Заметив у стены свободный столик, Дэниэл сел на один из двух стоявших возле него стульев. К нему тут же подошел официант.

— Слушаю вас, сэр.

— Сколько стоит бутылка бурбона?

— Полтора доллара пинта, два шестьдесят бутылка.

— Я возьму бутылку.

— Хорошо, сэр. Принести лед и имбирь?

— Только воды. Спасибо.

Дэниэл доканчивал второй стакан, когда в баре появилась девушка из купе. Она огляделась по сторонам, пытаясь найти свободное место, но все столики были заняты. Единственным свободным местом оставался стул рядом с Дэниэлом.

— Вы не возражаете, если я сяду здесь? — Голос девушки был тихим, мягким.

— Пожалуйста, мэм, — Дэниэл поднялся.

— Что вы пьете? — спросила она.

— Бурбон с водой. — Заказать вам тоже?

Девушка покачала головой.

— Очень слабый мартини. Мне не хотелось пить одной в купе.

Дэниэл улыбнулся.

— Меня зовут Кристина Гердлер.

Официант принес мартини.

— За приятную поездку, — произнесла Кристина, поднимая стакан.

— За приятную поездку, мисс Гердлер.

— Друзья называют меня просто Кристина.

— Дэниэл.

— Я возвращаюсь в Чикаго от друзей из Калифорнии.

— А я пересяду в Чикаго на поезд до Питтсбурга, но через две-три недели вернусь обратно.

— Чем вы занимаетесь, Дэниэл?

— Я — профсоюзный активист и сейчас я выполняю специальное задание Организационного комитета работников сталелитейной промышленности, КПП.

— Организационного комитета?

— Вы слышали о нас? — удивился Дэниэл. Он никак не ожидал, что девушка, причем, судя по всему, из состоятельной семьи, могла знать о профсоюзах.

Кристина улыбнулась.

— Если бы мой дядя Том знал, что я разговариваю с вами, он бы убил меня. Он ненавидит профсоюзы.

Гердлер! Дэниэл начал понимать, о чем идет речь: Президент «Рипаблик Стил», человек, немало сделавший для того, чтобы сокрушить профсоюзы.

— Вы хотите сказать… тот самый Гердлер? — нерешительно спросил он.

— Он самый. Если это вас смущает, я могу уйти.

— Нет, нет, — Дэниэл улыбнулся в ответ.

— А если я скажу вам, что работаю в пресс-службе его компании и рассылаю по стране сообщения, порочащие профсоюзы?

— Какое это имеет значение? — Ведь сейчас мы не на работе.

— Компанию вам не одолеть. Вы понимаете это?

— Сейчас я не на работе, — повторил Дэниэл.

— Тогда давайте сменим тему разговора.

— Поговорим о вас.

— И что вы хотите сказать?

— Я не могу больше сидеть спокойно, мне хочется лечь с вами в постель.

Кристина густо покраснела, возмущенно посмотрела на Дэниэла, не зная, что сказать.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Но мы только познакомились.

— Ну и что же? — засмеялся Дэниэл.

— Я хочу еще мартини, — сказала Кристина, облизывая губы.

Дэниэл подозвал официанта. Когда тот, подав на небольшом подносе еще один стакан, удалился, Дэниэл наклонился к Кристине.

— Сначала мы поужинаем, а затем пойдем к вам в купе.

— Почему не к вам?

— Профсоюзники не ездят в купе.

Путь до Чикаго занял почти сорок часов, и за все время они единственный раз вышли из купе, чтобы позавтракать. Когда они, наконец, приехали, Кристина бросилась Дэниэлу на шею, не желая отпускать его. Только пообещав ей позвонить сразу после возвращения в Чикаго, Дэниэл смог выйти из купе.

Он так и не понял, каким образом Кристине удалось узнать, когда он вернется, но через две недели он увидел ее на перроне в Чикаго. До возвращения в Калифорнию у него оставалось несколько дней, и они провели их вместе. Однажды, когда они возвращались из Гэри, штат Индиана, где Дэниэл встречался с лидерами местного отделения профсоюза, Кристина положила ладонь на его руку:

— Я хочу за тебя замуж.

— Ты шутишь?

— Нет, я серьезно, — твердо сказала Кристина.

— Я женат, и скоро у меня будет сын.

— Ты можешь развестись. Я подожду.

— Я не такой богатый, чтобы жить с одной женщиной и содержать другую.

— Это не проблема. У меня есть деньги.

— Нет, спасибо.

— Тебе ведь совершенно не обязательно работать в этом профсоюзе всю жизнь, — продолжала Кристина. — Дядя может дать тебе прекрасную работу, ты будешь получать намного больше, а кроме того, вместе вы будете непобедимой силой.

— Зачем ты говоришь об этом сейчас? — спросил Дэниэл. — Что-то не так? Зачем форсировать события?

— Я люблю тебя. Я никогда и ни с кем не получала такого удовольствия.

— Но то, о чем ты говоришь, — это еще не любовь. Если мы спим в одной постели, еще не значит, что мы любим друг друга.

— Но я люблю тебя, — почти с детским упрямством сказала Кристина.

— Хорошо. Мне очень приятно, что ты так ко мне относишься, но, пожалуйста, не влюбляйся в меня.

— А ты меня любишь?

— Да. Но я не влюблен в тебя.

— Не понимаю, — озадаченно сказала Кристина. — Тогда, получается, ты влюблен в свою жену?

— Нет. Я просто люблю ее.

— В чем же тогда разница между мной и твоей женой?

— Подумай, может быть, поймешь.

— Но если ты не влюблен в свою жену, — снова начала Кристина, — то почему живешь с ней?

— Мы близки друг другу. У нас одна жизнь, один взгляд на вещи. Мы прекрасно уживаемся, а в ваше общество я вряд ли смогу вписаться. Скажи, только честно: ты сможешь жить так, как я? Сейчас нас объединяет только постель, но, стоит ей исчезнуть, мы будем мучить себя.

— Ты ошибаешься. Дядя тоже начинал когда-то, как ты, а потом разбогател и сейчас чувствует себя в великосветском обществе, как у себя дома.

— Мы с твоим дядей думаем по-разному, — возразил Дэниэл. — Люди, вроде него, погубили мою семью. Из-за таких, как он, погибло много рабочих, виноватых лишь в том, что попали под полицейские дубинки. Нет, я сам не хочу входить в ваш мир.

— Но тогда ты сможешь что-нибудь изменить.

— Не будь такой наивной, — засмеялся Дэниэл. — Политика зависит не только от твоего дяди. Банки, акционеры, Уолл Стрит — все это так опутало вас, что, если даже твой дядя захочет что-нибудь изменить, от него просто избавятся. Хочет он того, или нет, он вынужден поступать, как все.

— Я хочу за тебя замуж, — повторила Кристина.

Дэниэл снял руку с руля и прикоснулся к ней.

— Хорошо, правда? Пусть так и остается как можно дольше.

— Послушай, — неожиданно сказала Кристина, — я больше не могу. Я снова хочу быть с тобой. В десяти милях отсюда должна быть гостиница, давай проведем эту ночь там.

— К утру мне надо быть в Чикаго…

— Оставь, — резко оборвала она. — Я хочу быть с тобой.

Дэниэл искоса взглянул на нее и кивнул. Машина рванулась вперед, и, когда на следующий день они добрались до Чикаго, был уже почти вечер.

Глава 12

Через пять месяцев Дэниэл с чемоданом вошел в кабинет председателя ОПРСП Филипа Мюррея. У Мюррея были люди, но он быстро отпустил их.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил он.

Дэниэл поставил чемодан на пол.

— То, что я скажу, тебе вряд ли понравится. У тебя есть виски?

Достав из стола бутылку бурбона, Мюррей поставил ее на стол и, дождавшись, пока Дэниэл опустит стакан, повторил:

— Ну, что?

— За полтора месяца я побывал в четырнадцати городах восьми штатов, и увиденное мне не нравится. Они хорошо подготовились и затягивают нас в ловушку. Гердлер собрал целую армию, а там, где ему не хватит людей, на помощь придет полиция. Он твердо решил избавиться от профсоюзов и ждет забастовки, чтобы разбить нас.

— Это мне не должно понравиться? — спросил Мюррей.

— Может быть, все даже хуже.

— Как ты узнал о его планах?

— Я разговаривал кое с кем из его семьи.

— С племянницей?

— Да. Она работает в его компании.

— А она знает, кто ты?

— Да.

— Почему же она разговаривала с тобой?

Дэниэл промолчал и снова выпил. Мюррей внимательно смотрел на него.

— Ты не думаешь, что она может говорить неправду?

— Вряд ли, — ответил Дэниэл. — Она хочет, чтобы я женился на ней.

— Ты ведь женат.

— Она знает об этом, но, по ее мнению, развестись сейчас очень легко.

— А ты что об этом думаешь?

— У меня уже есть жена, и через неделю должен родиться ребенок. Я обещал жене вернуться до того, как он появится на свет. — Мюррей промолчал. — Ты сказал, что отпустишь меня. Я хочу уехать завтра.

— Не знаю, смогу ли, — нерешительно сказал Мюррей.

— Но ты обещал.

— Да.

— Тогда я уезжаю.

Мюррей молча постукивал карандашом по письменному столу.

— Все требуют от меня начать забастовку, — сказал он наконец.

— Сейчас этого делать нельзя, — ответил Дэниэл. — Вспомни, что ты сам говорил мне о Билле Фостере. Забастовку можно начинать, только когда будет уверенность в победе. А сейчас ты идешь по его стопам. Забастовка, которую вы хотите начать, бесперспективна.

— Ты так думаешь?

Дэниэл молча кивнул.

— Проклятие! — Мюррей с силой сжал карандаш так, что тот разломился пополам. — Если бы ты знал, как мне все надоело! Льюис разделался с «Ю-Эс Стил» год назад, и теперь мне постоянно напоминают о нем, спрашивая, почему я так долго вожусь с «Рипаблик Стил». Даже рабочие перестали вступать в профсоюз, говорят, что мы ничего не делаем.

— Если они хотят бастовать, они могут сделать это и без нас, — сказал Дэниэл. — Но победить им все равно не удастся. Их либо побьют, либо посадят.

— Но Ройтер победил Дженерал Моторз, а это тоже не шутка. Рабочие говорят, что и мы можем это сделать.

— Форда до сих пор нет, — ответил Дэниэл. — А Ройтер далеко. Что же касается Гердлера, то он ничуть не слабее Форда.

— Что же мне делать?

— Ты разговаривал с Льюисом?

— Он ничего не говорит. Похоже, он и делать ничего не собирается, но, если мы победим, он тут же присоединится к нам.

— А если мы проиграем?

Мюррей пожал плечами.

— Тогда он скажет, что мы выступили, не спросив его совета.

— Раз он темнит, почему бы тебе прямо не поговорить с ним?

— Я пытался. Но ты знаешь Льюиса. Если он не хочет разговаривать, то и не будет.

Бутылка уже наполовину опустела, но Дэниэл опять наполнил стакан.

— Тогда надо подождать, — сказал он.

— Больше ждать я не могу.

— Подожди две недели. К тому времен и я вернусь из Калифорнии, чтобы быть в Чикаго, когда начнется забастовка. Если мне удастся удержать их, все будет не так плохо.

— Ты уверен, что сможешь вернуться? — спросил Мюррей. — Иногда дети рождаются позже ожидаемого срока.

— Мой родится точно в срок, — сказал Дэниэл. — В случае чего, мы сделаем кесарево сечение. К середине марта я буду здесь.

— То есть, вам нужно две недели? — Дэниэл кивнул. — Хорошо. Но больше двух недель я тебе дать не могу. Коммунисты уже пытаются отстранить меня от должности.

— Скажи об этом Льюису.

— Ему все известно. Но его политика: союз со всеми, кто может привести людей. Поэтому, если Грин не пускает коммунистов в АФТ, то Льюис относится к ним вполне благосклонно.

— Как у них с текстильщиками?

— Неплохо. Хиллмэн снабжает их из Нью-Йорка. Правда, их, скорее всего, разгромят, но пока дело у них идет.

Дэниэл поднялся.

— Я вернусь через две недели. Спасибо за виски, босс.

— Скажи честно, — Мюррей тоже встал. — Мы можем выиграть эту забастовку?

— Нет.

— Желаю твоему ребенку всего наилучшего.

— Спасибо, — Дэниэл пожал протянутую руку. — Я свяжусь с вами.

Когда Дэниэл вышел из штаб-квартиры, на улице шел снег с градом, и он огляделся по сторонам, ища такси.

— Дэниэл! — раздался знакомый голос. В стоявшем на углу черном «крайслере» сидела Кристина.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, подходя.

— Садись в машину, промокнешь.

Поставив чемодан в салон, Дэниэл опустился на сиденье, и машина тронулась.

— Что ты здесь делаешь? — повторил он свой вопрос. — Ты должна быть в Чикаго.

— Там очень скучно, — ответила Кристина, наклоняясь к нему для поцелуя. — Ты удивлен?

— Как ты сюда добралась?

— На самолете. Между Чикаго и Востоком есть воздушное сообщение.

— Высади меня в Челси, я хочу выспаться.

— Я сняла номер «люкс» на Мэйфейре. Поедем туда.

— Я сказал, что мне надо выспаться.

— Можешь выспаться завтра в поезде.

— Ты сумасшедшая. Ты знаешь это?

— Дело в другом. Я люблю тебя.

— Послушай, Кристина, то, что было между нами, конечно, прекрасно, но долго продолжаться не может. Мы принадлежим к разным мирам.

— Я могу жить в твоем мире. Мне не нужны деньги семьи.

— А эта машина? А Мэйфейр?

— Мы можем оставить машину здесь, взять такси и поехать в Челси. Пока я с тобой, все остальное не играет для меня никакой роли.

Дэниэл покачал головой.

— Тебе не надо было приезжать сюда. Если твой дядя узнает об этом, он сойдет с ума от гнева.

— Мне безразлично, сойдет он с ума или нет. Он может управлять своей компанией, но мне он никогда не станет приказывать.

Они подъехали к гостинице. Вышедший им навстречу портье открыл дверцу машины, взял чемодан Дэниэла и остановился, ожидая распоряжений.

— Отнесите в мой помер, — сказала Кристина.

— Хорошо, мисс Гердлер.

Поднявшись на лифте на шестнадцатый этаж, они направились к ее номеру. Дверь открыл слуга.

— Сейчас сюда принесут чемодан, — сказала Кристина. — Поставьте его в комнате для гостей.

— Хорошо, мисс Гердлер.

— И принесите мне слабого мартини. — Она вопросительно посмотрела на Дэниэла. — Как обычно? — И бутылку бурбона для мистера Хаггинса.

— Хорошо, мисс Гердлер. — Слуга поклонился.

— Спасибо, Куинси, — Кристина прошла в гостиную и указала Дэниэлу на кресло. — Устраивайся поудобнее, сейчас будем обедать.

Дэниэл огляделся. Обстановка поражала великолепием. Он останавливался во многих гостиницах, но то, что он видел сейчас, было из ряда вон выходящим. Номер напоминал скорее дом, вокруг которого по прихоти архитектора выстроили остальную часть гостиницы.

— Неплохо, — восхищенно протянул он.

— Этот номер дядя держит для себя целый год.

— Правильно, так и надо.

— Дядя говорит, это дешевле, чем каждый раз снимать новый номер.

— Правильно, — повторил Дэниэл. — Не думал, что он придает значение таким вещам.

— Ты умеешь быть колким.

— Что ты? — с притворным удивлением ответил Дэниэл. — По-моему, это очень неплохо сочетается с его характером. Рабочие на его предприятиях работают шестьдесят часов в неделю и получают пятьсот шестьдесят долларов в год. Думаю, это не намного превосходит дневную плату за помер.

— Не смешно, — сказала Кристина.

С серебряным подносом в руках вошел слуга. Поставив бутылку и стаканы на кофейный столик, он вопросительно посмотрел на Дэниэла.

— Открыть?

— Нет, я сам.

— Благодарю вас, сэр.

Слуга вышел. Открыв бутылку, Дэниэл наполнил стаканы и протянул один Кристине.

— Ладно, извини, — сказал он. — В конечном счете, не так уж хорошо — поливать грязью человека, за счет которого пьешь.

— И… — Кристина улыбнулась.

— Что?

— И с племянницей которого живешь.

— Вот именно, — Дэниэл опрокинул стакан.

Кристина тоже выпила свою порцию залпом. Заметив, как покраснело ее лицо, Дэниэл налил ей еще, но она отрицательно покачала головой.

— Я изнемогаю. Давай ляжем прямо сейчас.

— Может, мне сначала принять душ? Я всю ночь провел в поезде.

— Не надо. Мне нравится запах пота.

Глава 13

Сидя у окна, Дэниэл смотрел, как поезд медленно удаляется от вокзала Пасадены. До Лос-Анджелеса оставалось сорок минут пути, и пассажиры уже начали собирать свои вещи и снимать с полок чемоданы.

— Следующая остановка Лос-Анджелес, — услышал Дэниэл голос проходившего по вагону проводника. Он посмотрел в окно, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, и перед ним сразу возник образ Тэсс. Они не виделись два месяца.

Когда Дэниэл уезжал из Калифорнии, жена была уже на шестом месяце беременности и казалась ему очень полной. Он предложил ей пойти к врачу, чтобы выяснить, не угрожает ли ей лишний вес. Но Тэсс ответила, что будет снова в форме, кода выйдет на работу. В последнее время она очень много ела и почти не выбиралась из дому, так как не могла сидеть за рулем.

Ночью Тэсс попыталась обнять его, но, прикоснувшись к нему, она почувствовала разочарование.

— Что с тобой? Ты не заболел?

Дэниэл ответил не сразу. Ему не хотелось признаваться даже себе самому, что Тэсс больше не возбуждает его.

— Я очень устал. За пять недель работы мне не удалось выспаться. Единственный раз я расслабился только в поезде, когда ехал сюда из Чикаго.

— По-моему, дело не в этом, — сказала Тэсс. — Я просто стала безразлична тебе, вот и все.

— Я по-прежнему люблю тебя. Но сейчас тебе надо лежать спокойно, иначе мы можем навредить ребенку.

— Доктор сказал, что до конца месяца мы можем заниматься чем угодно.

Дэниэл сделал усилие, чтобы возбудиться. В конечном счете ему это удалось, он овладел Тэсс, но в глубине души ему было ясно, что он сделал это, лишь чтобы доказать ей свою любовь.

Тэсс крепко поцеловала его.

— Ты даже не представляешь, как мне тебя не хватало, тебя никогда никто не заменит. — Дэниэл не ответил. — Все-таки с тобой что-то не так. Я тебя почти не чувствовала.

— В каком смысле? — спросил он с притворным удивлением. — Конечно, ты была так увлечена, что не замечала ничего вокруг.

— Я люблю тебя.

На следующий день они побывали у врача. Осмотрев Тэсс, доктор вышел в коридор к Дэниэлу:

— Мистер Хаггинс!

— В чем дело? — Дэниэл вскочил.

— Вообще-то, ничего серьезного, но не исключено, что при родах вашей жене понадобится помощь.

Дэниэл вопросительно смотрел на него.

— Что вы хотите сказать, доктор?

— Если мои предположения подтвердятся, придется делать кесарево сечение. Но в этом нет ничего страшного, такие операции мы делаем чуть ли не каждый день.

— Зачем вы тогда все это говорите?

— Иногда будущих отцов тоже приходится успокаивать, — улыбнулся врач.

— Я не волнуюсь, — сказал Дэниэл. — Пока, как я понял, это только предположение, когда же вы будете знать точно?

— Есть некоторые затруднения. У вашей жены слишком большой вес. Я порекомендовал ей диету и, кстати, хотел бы попросить вас следить за ее точным соблюдением.

Дэниэл молча кивнул. За несколько сот километров от дома это было невозможно, он хорошо понимал это.

— И еще, — продолжал врач. — Это тоже не опасно, но у вашей жены мерцательная аритмия, то есть неровно бьется сердце. Вполне возможно, что это опять-таки следствие лишнего веса.

— За два месяца все может измениться, — сказал Дэниэл.

— Я бы не стал говорить, что у нее в запасе два месяца, — возразил врач. — Я думаю, ей осталось шесть-семь недель. Впрочем, к тому времени мы тоже будем полностью готовы. Если возникнут какие-либо затруднения, мы сделаем кесарево сечение, и ваша жена вскоре сможет выйти на работу.

— Значит, через шесть недель?

— Вероятнее всего. Но, пожалуйста, не волнуйтесь, с ребенком все в порядке, да и с вашей женой пока ничего страшного не произошло. Надеюсь, все и дальше пойдет хорошо.

— Спасибо, доктор.

Врач ушел в кабинет, и через несколько минут оттуда появилась Тэсс.

— Что он сказал? — спросила она.

— Все хорошо. Тебе надо только сбросить лишний вес.

С того момента прошло уже два месяца.

— Лос-Анджелес, — объявил проводник, вновь проходя по вагону. — Последняя станция. Прошу всех освободить вагон.

Дэниэл взял с верхней полки чемодан и направился к выходу. На платформу он спрыгнул до полной остановки поезда. Знакомых на перроне не было, но его это не удивило. Жену он просил не приезжать, а друзья слишком заняты своими делами.

— Приехали с Востока? — не сдержал любопытства шофер такси.

— Да.

— Из Нью-Йорка?

— Из Питтсбурга.

— И как там? Снега, наверное, много?

— Не много, но есть.

— Как я им завидую, — сказал шофер. — У нас здесь не погода, а неизвестно что. Одна жара. Нет, когда-нибудь я отсюда уеду, это точно.

Дэниэл не ответил. Им вдруг овладела усталость, он закрыл глаза и почувствовал, что вот-вот заснет. Нет, возвращаться домой в таком состоянии нельзя. Он протянул руку и дотронулся до плеча водителя: «Остановите у первого бара», — сказал он.

Возвращаясь с бутылкой бурбона, Дэниэл заметил невдалеке цветочную лавку. Через несколько минут он вернулся к машине с большим букетом роз.

— Поехали, — сказал он шоферу, вытаскивая зубами пробку. Пока они доехали до дома, он уже чувствовал себя хорошо.

— Ты изменился, — Тэсс села за стол. — Раньше, когда я говорила, ты слушал.

— Я думаю, — ответил он, — Мюррей хочет скоро начать забастовку, и я думаю, мы ее проиграем.

— Это очень страшно? — она поставила перед Дэниэлом тарелку с бифштексом.

— Лучше, во всяком случае, никому не будет. — Бифштекс оказался мягким и сочным, как раз таким, как он любил. — Все-таки с домашней пищей ничто не сравнится.

Тэсс была явно польщена.

— А как насчет домашнего секса?

— Подождем, пока ты пойдешь на работу. Дэниэл посмотрел на ее живот.

— Осталось немного, — сказала она. — Доктор говорит, я смогу выйти через несколько недель после родов. — Она придвинула к себе тарелку с бифштексом и картошкой.

— А как же диета?

— Бросила. Я стала очень нервной, да и друзья говорили, что доктора рекомендуют диету не потому, что она действительно помогает, а потому, что им так легче работать.

Дэниэл ничего не сказал.

— А вот ты похудел.

— Я постоянно разъезжал.

— Тебе надо найти работу поближе к дому. Знаешь, недавно звонил какой-то Браун из объединения работников кино. По-моему, он говорил насчет какого-то профсоюза и хотел, чтобы ты связался с ним.

— Он оставил номер?

— Да. Может, он хочет предложить тебе работу?

— Не исключено.

— Было бы очень хорошо, — сказала Тэсс. — Если вы договоритесь, тебе не надо будет возвращаться на Восток.

— Мне придется это сделать, — ответил Дэниэл. — Я обещал Мюррею.

— Но если вы, как ты говоришь, все равно проиграете, какой в этом смысл?

— Я обещал, — повторил Дэниэл. — И даже если Джордж Браун предложит мне что-нибудь, я откажусь. Он всего лишь пешка в руках своих хозяев. Здесь всем заправляет Вилли Байофф, а он, в свою очередь, получает указания из Чикаго.

Тэсс взглянула на мужа.

— Если всем известно, кто он, почему же его до сих пор держат в профсоюзе? — спросила она.

— Не знаю. — Дэниэл пожал плечами. — В любом случае, это не мое дело. Их профсоюз входит в АФТ, поэтому их дело, кого держать, а кого выгонять. Вообще-то, мы в КПП подумывали поговорить с ними на этот счет, но тогда у нас было слишком много проблем. Может, мы еще попытаемся найти с ними общий язык.

— Ты все-таки должен поговорить с ним, — сказала Тэсс. — Кто знает, может, он не такой плохой человек, как ты думаешь.

— Я позвоню ему.

Тэсс собрала со стола пустые тарелки и поставила их в мойку.

— На десерт у меня яблочный пирог и мороженое.

— Я не буду. Я очень устал.

— А я съем кусочек. После обеда мне всегда хочется чего-нибудь сладкого. Кофе?

Дэниэл кивнул.

— Во сколько ты завтра должна быть у врача?

— В десять.

Дэниэл подошел к буфету и палил себе виски.

— Тебе следует меньше пить, это очень вредно для печени.

— Со мной все в порядке. — Дэниэл выпил и, взяв чашку кофе, наблюдал, как Тэсс ест пирог. — Ничего, если я пойду спать?

— Конечно. Я пока уберу здесь и послушаю радио. Сегодня будут передавать «Час долины Руди» и «Театр роскоши». Потом я приду.

Дэниэл прошел в спальню и начал раздеваться. Купленные им розы казались темно-красными, а их нежный аромат наполнил всю комнату. Он лег на кровать и обвел взглядом спальню. Тэсс права. Он, действительно, изменился. Может быть, не только он? Жена никогда не понимала, чем он занимается, и уже не поймет. Видимо, как ни горько это сознавать, их ничто не связывает. Дэниэл закрыл глаза и через мгновение уже крепко спал.

— Ждать нет смысла, — сказал врач после осмотра. — Она все равно не соблюдает диету и с каждым днем прибавляет в весе.

— Вы ей говорили? — спросил Дэниэл.

Тот кивнул.

— Она сказала, что ей это все равно не помогает. Оставшись одна, она могла только слушать радио или есть, и это ее страшно угнетало.

— Когда вы хотите сделать операцию?

— Завтра утром, поэтому сегодня вы должны привезти ее в роддом.

— Она согласилась?

— Да, — ответил врач. — Кстати, она говорит, что сейчас чувствует себя даже лучше, потому что скоро все кончится. В кесаревом сечении нет ничего страшного, — продолжал врач. — Мы делаем такие операции ежедневно. Многие женщины предпочитают операцию естественным родам. Операция никак не скажется на ее здоровье, и если вы пожелаете завести второго ребенка, то пожалуйста.

— По-моему, выбора у нас все равно нет.

— Боюсь, что так.

— Хорошо, — согласился Дэниэл.

— Сестра выпишет вам пропуск. Приезжайте в пять часов и не волнуйтесь. Все будет в порядке.

Саннисайдский родильный дом находился на бульваре Пико, неподалеку от Ферфакса. Это было небольшое, покрытое розовой штукатуркой четырехэтажное здание, стоявшее посреди красивого сада с множеством живописных лужаек. Остановившись на стоянке, Дэниэл вышел из машины и взял с сиденья приготовленный чемодан.

— Как интересно! — сказала Тэсс. — Я никогда не бывала в таких местах.

— Действительно, неплохое здание, — ответил Дэниэл, помогая ей выбраться из машины. — Во всяком случае, оно намного лучше, чем больницы, которые я видел до этого. Все они какие-то серые от пыли, покрыты грязью.

— Но все-таки это больница, — заметила Тэсс.

— Роддом, — поправил Дэниэл. — Место, где на свет появляются дети.

Они вошли внутрь и оказались в просторном вестибюле с розовыми стенами, увешанными картинами.

— Добро пожаловать в Саннисайд, — с улыбкой сказал дежурный санитар. — Проходите, пожалуйста. Регистратура в конце коридора.

Регистратура была такой же чистой и опрятной. В небольшой комнате стояли несколько столов со стульями и мягкие диваны вдоль стен. К ним вышла сестра и, сев за стол, знаком пригласила их подойти.

— Добро пожаловать в Саннисайд. Вы мистер и миссис Хаггинс?

— Да, — ответил Дэниэл.

— Мы ждем вас, — сказала сестра. — Для вас зарезервирована целая палата, но сначала мне надо заполнить несколько карточек.

Регистрация заняла около двадцати минут.

— Все в порядке. Теперь, пожалуйста, распишитесь здесь. Это обычная доверенность, которой вы поручаете нам помогать миссис Хаггинс во время операции.

Дэниэл и Тэсс расписались. Сверив подписи, сестра положила доверенность в папку, где уже лежали остальные документы.

— Остается еще один вопрос, мистер Хаггинс, — сказала она. — Всего с вас двести долларов. Эта сумма включает плату за комнату, предоставляемую миссис Хаггинс на восемь дней, операционную, анестезию и другие услуги. Конечно, после выписки миссис Хаггинс мы составим окончательный счет и тут же направим его вам.

Достав бумажник, Дэниэл отсчитал десять двадцатидолларовых бумажек и положил на стол. Пересчитав деньги, сестра убрала их в ящик стола и нажала кнопку.

— Сейчас подойдет другая сестра, которая проводит вас в палату. Как вы думаете, — спросила она, неожиданно улыбнувшись, — у вас будет мальчик или девочка?

— Муж говорит, мальчик, — ответила Тэсс.

— Надеюсь, если будет девочка, он не очень обидится на нас, — сказала сестра.

Они засмеялись. Дверь открылась, и на пороге регистратуры появилась вызванная звонком сестра с каталкой.

— Не надо, — сказала Тэсс. — Я могу дойти сама.

— Таковы правила, миссис Хаггинс. С этой минуты вы стали нашей пациенткой, и мы обязаны заботиться о вас. Полы у нас моют часто, и, если они еще не высохли, вы можете поскользнуться.

Тэсс неловко уселась в коляску.

— Муж может пойти со мной?

— Конечно, — улыбнулась сестра. — Счастливо вам. Надеюсь, у вас будет мальчик.

Они направились к лифту. Сестра толкала перед собой коляску, в которой сидела Тэсс, а Дэниэл шел сзади с чемоданчиком. Поднявшись на третий этаж, они вышли из лифта и, пройдя еще немного, остановились перед одной из дверей.

— Подождите, пожалуйста, в вестибюле, — сказала сестра Дэниэлу. — Сейчас я помогу миссис Хаггинс устроиться, и через несколько минут мы вас позовем.

Дэниэл кивнул и, проводив взглядом Тэсс, пошел в зал ожидания, где уже сидели три человека. Двое были настолько поглощены игрой в карты, что даже не заметили его появления; третий сидел в стороне, устало и равнодушно глядя перед собой.

Дэниэл молча опустился в кресло. Больше всего ему хотелось закурить, но он сдержал себя, заметив на стене запрещающую табличку и вспомнив, что сестра обещала позвать его через несколько минут.

— Вы только пришли? — спросил вдруг усталый посетитель.

— Да.

— А я сижу здесь со вчерашнего вечера. Надеюсь, сегодня мне, наконец-то, повезет. Эти доктора негодяи. Я прихожу сюда второй раз, и они все время говорят, что вот-вот закончат, хотя прошло уже два дня, а я все еще жду.

— Вы раньше обращались сюда? — поинтересовался Дэниэл.

— Три раза, — с горечью ответил мужчина. — Сейчас четвертый. Думаю, моя ненасытность вполне заслуживает такого наказания. Но этот ребенок будет последним, клянусь вам.

— Клятвы не помогут, — засмеялся один из игроков. — Его можно успокоить одним способом — отрезать ему…

— Замолчи! — резко бросил мужчина. — А ваш ребенок когда должен родиться?

— Завтра утром.

— Вы уверены?

— Ей будут делать кесарево сечение.

Мужчина озадаченно посмотрел на Дэниэла.

— Почему я раньше об этом не подумал! Это же намного быстрее и, следовательно, дешевле! Сейчас же пойду поговорю с доктором.

В вестибюле появилась сестра.

— Вы можете пройти в палату, мистер Хаггинс, — сказала она.

Тэсс сидела у окна на кровати, накинув тонкий шелковый халатик. Напротив нее, у другой стены, стояла еще одна кровать. На ней никого не было.

Дэниэл поцеловал жену.

— По-моему, тебе здесь неплохо.

— Здесь, действительно, очень хорошо. Ты знаешь, — Тэсс хихикнула, — они заставили меня помочиться в баночку. А еще взяли анализ крови, из вены. Вот посмотри, — она показала Дэниэлу перевязанную руку. — Они сказали, что сегодня не будут меня кормить, — продолжала Тэсс. — Надо, чтобы мой желудок завтра был пустым.

— Совершенно верно, миссис Хаггинс. Кое-что мы сделаем уже сейчас. — На пороге палаты снова появилась сестра. Наклонившись к небольшому шкафчику, она достала оттуда клизму и повернулась к Дэниэлу. — Сейчас вам лучше уйти, мистер Хаггинс. Вашей жене надо выспаться, чтобы завтра чувствовать себя хорошо.

— То есть, мы увидимся только после операции? — в голосе Тэсс послышался испуг.

— Почему же? — улыбнулась сестра. — Вы можете увидеться с ним утром перед операцией. Если ваш муж приедет в семь часов, у вас будет достаточно времени, чтобы поговорить. А сейчас вам надо отдохнуть.

— Я обязательно приеду, — Дэниэл еще поцеловал Тэсс. — Будь умницей и делай все. Завтра утром я буду здесь.

— Постарайся не опоздать, — с тревогой ответила Тэсс. — Поставь будильник.

— Обязательно, — успокоил ее Дэниэл. — Только ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо.

Глава 14

Еще на пороге Дэниэл услышал, как в доме звонит телефон. Быстро открыв дверь, он вошел и снял трубку.

— Слушаю вас.

— Мистер Хаггинс? — раздался мужской голос.

— Да.

— С вами говорит Джордж Браун.

— Слушаю вас, мистер Браун.

— Я уже звонил вам. Вам передали?

— Да.

— Я хотел бы увидеться с вами.

— Жена мне говорила.

— Она не говорила, что я просил вас перезвонить?

— Я только что из роддома. Жена собирается рожать.

— Понимаю, — медленно произнес Браун. — Надеюсь, все пройдет благополучно.

— Благодарю вас.

— Мы могли бы встретиться?

— Когда все закончится.

— Речь идет о важном деле. Подождите минутку. — Дэниэл услышал, как Браун с кем-то разговаривает. — А что вы делаете сегодня вечером.

Дэниэл устало обвел глазами гостиную. На какое-то мгновение все вокруг показалось ему чужим.

— Ничего, — ответил он.

— Вот и прекрасно, — сказал Браун. — Предлагаю вместе поужинать. Вы знаете ресторан Ласи на Мелроузе?

— Найду.

— Могу прислать за вами своего водителя.

— Спасибо, у меня есть машина.

— Тогда через час в ресторане.

— Хорошо.

— Когда приедете, спросите у метрдотеля, где мой столик. Вам обязательно покажут.

Повесив трубку, Дэниэл пошел закрыть дверь, но не успел он протянуть руку, как телефон зазвонил снова. Захлопнув дверь, Дэниэл бросился в гостиную.

На этот раз звонила Кристина. Судя по всему, там, где она находилась, было много народу, и она не хотела, чтобы слышали их разговор.

— Я должна была позвонить тебе, — приглушенным голосом сказала она.

— Слушаю.

— Если бы подошла твоя жена, я бы повесила трубку.

— Она в роддоме.

— С ней все в порядке?

— Да.

— Слава Богу, — Кристина вдруг умолкла.

— Что с тобой?

— Ты возбуждаешь меня даже по телефону.

— У нас все впереди. Когда я вернусь в Чикаго…

— Я не в Чикаго, — перебила Кристина.

— А где же ты? — спросил Дэниэл, уже зная ответ.

— Я здесь, в гостинице «Дипломат» на Уилширском бульваре.

— Ты сошла с ума.

— Нет. Скорее ты сошел с ума, если думаешь, что я буду сидеть на месте, когда твоя жена в роддоме, а другие женщины так и вьются вокруг тебя.

— Ко мне еще ни одна не подходила.

— Какое это имеет значение? Лучше скажи, что ты делаешь сегодня вечером. Приходи, поужинаем вместе.

— У меня встреча.

— Не лги.

— Я встречаюсь с Джорджем Брауном, лидером местного отделения Ай-Эй.

— Тогда приходи после ужина.

— Не могу. Завтра в семь утра мне надо быть в роддоме.

— Я разбужу тебя.

— Нет.

— Послушай, если ты не придешь, я сойду с ума.

Дэниэл рассмеялся.

— Думай обо мне.

— Дэниэл, у тебя голос какой-то странный, — с неожиданной серьезностью сказала Кристина. — С тобой все в порядке?

— Да.

— Тогда в чем же дело? Ты беспокоишься о Тэсс?

— Да, — ответил Дэниэл. — Завтра ей должны делать кесарево сечение.

— Не волнуйся. Моя старшая сестра два раза рожала таким образом. Сейчас она чувствует себя прекрасно и говорит, что так даже проще.

— Я перестану волноваться только когда все это кончится, — произнес Дэниэл.

— Надеюсь, тогда ты мне позвонишь?

— Да.

— Счастливо, Дэниэл, и… — Кристина замялась, видимо, не решаясь сказать что-то очень важное, но потом собралась с духом и докончила фразу. — Я действительно люблю тебя, Дэниэл.

— Я знаю.

— Я люблю тебя, — повторила Кристина.

Дэниэл не ответил.

— Дэниэл!

— Что?

— Позвони мне завтра.

— Хорошо. — Он положил трубку и направился в кухню. Достав из буфета бутылку виски, он стал думать о Кристине. Все-таки она совершенно не такая, как другие девушки. С ней можно разговаривать, и она тебя понимает.

Дэниэл задумчиво провел рукой по подбородку. Видимо, он уже давно не брился. Прихватив бутылку, он пошел в ванную и, встав перед зеркалом, взглянул на свое отражение. Мне уже тридцать семь, — подумал он, — и завтра я стану отцом. Завтрашний день должен все изменить. Зарабатывать деньги в профсоюзе было нелегко, и он все чаще возвращался к мысли предложить Мюррею сделать его главой какого-нибудь отделения. Так поступали все — и Льюис, и Грин, и сам Мюррей. Даже Браун занимал сначала пост руководителя местного профсоюза, после чего стал вице-президентом АФТ. Кроме того, дети, и в этом Тэсс права, не должны расти без отца. Если Браун предложит какую-нибудь стоящую работу здесь, может, имеет смысл согласиться? В любом случае, это лучше, чем ездить по всей стране и подвергать себя постоянному риску. То же самое, кстати, говорит и Кристина. Многие ушли из профсоюза, получив высокооплачиваемую работу в других организациях. Продолжая размышлять, Дэниэл потянулся за бритвой. Через несколько минут он был уже полностью готов, но что ответить Брауну, если тот что-нибудь предложит, он так и не решил.

Метрдотель провел его к угловому столику. Проходя по залу, Дэниэл неожиданно поймал себя на мысли, что почти всех сидящих здесь он уже когда-то видел. Ну, конечно, понял он: в ресторане собрались известные киноактеры, которых он помнил по фильмам. Слева, например, сидел Джоэль Мак-Кри, впереди справа — Лоретта Янг, имена остальных он припомнить не смог.

Метрдотель остановился. Навстречу Дэниэлу поднялись двое.

— Я — Джордж Браун, — сказал один. — А это Вилли Байофф, мой временный заместитель.

Они обменялись рукопожатиями.

— Выпьете что-нибудь? — спросил Браун.

— Я никогда не напиваюсь, — ответил Дэниэл.

— Правильно, — сказал Браун. — Я тоже пью только пиво. Ничего более серьезного язва не позволяет. Но вы, если хотите, заказывайте.

— Спасибо, — Дэниэл подозвал официанта. — «Джек Дэниэльс», пожалуйста.

— Двойной?

— Бутылку. И графин воды без льда.

— Вот это да, — восхищенно произнес Браун. — Видимо, то, что мне о вас рассказывали, правда.

— А что вам обо мне рассказывали? — поинтересовался Дэниэл.

— Мне говорили, что вы правая рука Мюррея и что без вас у него вряд ли было бы столько людей.

— Чепуха. — Таких, как я, у Мюррея сколько угодно. Я только координирую их действия.

— А еще мне говорили, что вы любите женщин.

Появился официант с подносом. Дэниэл подождал, пока он поставит бутылку и уйдет.

— За ваше здоровье, — он залпом осушил стакан и тут же налил себе другой. — Мне о вас тоже много рассказывали.

— И что же? — спросил Браун.

— Ну, что вами управляют люди из Чикаго, которым вы платите половину ваших денег, и что за приличную сумму вы готовы убить даже собственную бабушку. — Дэниэл улыбнулся.

— Какого черта! — возмутился Браун. Казалось, он вот-вот набросится на Дэниэла с кулаками, но рука Байоффа удержала его.

— Прекрасно, — сказал Байофф. — Но вам, наверное, говорили и то, что члены нашего профсоюза имеют самую высокую зарплату и пенсию?

— Я слышал об этом.

— Почему же вы ничего не сказали?

Дэниэл снова потянулся к стакану.

— Ну, а теперь, когда официальная часть, похоже, завершилась, может, вы все-таки скажете, зачем я вам нужен?

— Сначала поужинаем, — невозмутимо ответил Байофф. — Здесь очень хорошие спагетти. Рекомендую.

— Я заказал бифштекс, — сказал Дэниэл.

Они ели быстро, почти не разговаривая. Было видно, что Дэниэл изрядно проголодался, а Браун и его заместитель едят только для того, чтобы побыстрее начать разговор. Когда с ужином было покончено, и официант принес кофе, Дэниэл извлек из кармана сигару.

— Ничего, если я закурю?

Браун и Байофф улыбнулись. Дэниэл зажег сигару и, затянувшись, откинулся на спинку стула.

— Благодарю за приглашение, господа, — сказал он. — Честно говоря, я редко появляюсь в таких местах, здесь просто великолепно. Еще раз спасибо.

Байофф посмотрел на Брауна.

— Вы не возражаете, если я изложу суть дела?

— Пожалуйста.

— Итак, — Байофф повернулся к Дэниэлу, — как вам, может быть, известно, в киноиндустрии задействовано около семи тысяч человек. Три тысячи работают здесь, в Голливуде, остальные либо сидят в Нью-Йорке, либо разбросаны по всей стране. Сейчас мы пытаемся организовать их, но дела двигаются не очень быстро. Сидящие в офисах не желают объединяться с рабочими, компании это знают и всячески поддерживают их. Конечно, понемногу люди начинают понимать, что к чему, но пока еще у нас слишком много проблем. Сейчас Шестьдесят пятый округ готовится к забастовке, и у них достаточно денег, чтобы поддержать рабочих. Более того, они уже установили связи с Нью-Йорком. Проблема заключается в том, что ими руководят коммунисты, и нам надо во что бы то ни стало вырвать рабочих из-под их влияния.

— Почему вы не хотите дать им побастовать, чтобы потом заставить компании пойти на уступки? Раньше вы так делали.

— Теперь это невозможно, — ответил Байофф. — Прежде всего, мы должны уважать наших членов и ни в коем случае не подвергать их опасности, кроме того, мы думаем, что сейчас большинство в профсоюзе не за нами. Поэтому мы и решили обратиться к вам.

Дэниэл промолчал.

— Вы человек известный, — продолжал Байофф. — Вы общались и с Льюисом, и с Мюрреем и прекрасно знаете, как действуют КПП и Шестьдесят пятый округ. Если вы будете работать с нами, мы сумеем быстро исправить положение.

— Конкретно: что вы мне предлагаете? — спросил Дэниэл.

— Мы предлагаем вам пост президента Национального Союза работников кино. Вы будете получать пятнадцать тысяч долларов в год, а кроме того мы будем оплачивать все ваши расходы.

— Вы знаете, сколько я получаю сейчас? — Дэниэл посмотрел на Байоффа.

— Около шести тысяч в год.

— Верно. Господа, я бы, конечно, согласился, но, по-моему, я не очень подхожу для той роли, которую вы мне предлагаете. Вас привлекает моя определенная известность. Однако никто бы и не вспомнил обо мне, если бы я не действовал в интересах рабочих, таких же людей, как я сам. Итальянцев, поляков, южан. Я говорю с ними на их языке, и они меня понимают. А с теми, кто, как вы говорите, сидит в офисах, у меня вряд ли получится. Мы просто не поймем друг друга.

— Мы думали об этом, — сказал Байофф. — И пришли к выводу, что вы можете прекрасно освоиться в любой среде. В конечном счете, человек, закончивший с отличием Нью-Йоркскую школу профсоюзов, не может быть таким односторонним, каким вы пытаетесь себя представить.

— По-моему, вы неправы, — ответил Дэниэл.

— А если мы будем платить вам двадцать тысяч в год?

— Нет. Единственное, что я могу вам посоветовать, пригласить на эту должность кого-нибудь из ваших людей. Человека, которого бы люди уважали, за которым бы пошли куда угодно. Он бы справился со всем намного лучше.

— Не будем торопиться, — сказал Байофф. — Ступайте домой, отдохните, подумайте. Вы скоро станете отцом, и вам, конечно, потребуется более спокойная и лучше оплачиваемая работа. Подумайте. Наше предложение остается в силе.

— Не могу вас обнадежить, господа. Еще раз благодарю за приглашение.

Байофф взглянул на него.

— А вы иногда можете быть очень хитрым, мистер Хаггинс.

— Да, — согласился Дэниэл, улыбаясь. — Но абсолютно честным быть нельзя.

Глава 15

Когда Дэниэл вошел в палату, Тэсс спала. Увидев его, сидевшая рядом сестра поднесла палец к губам.

— Мы дали ей успокоительное.

Дэниэл кивнул и, придвинув к кровати стул, сел рядом с сестрой и взглянул на Тэсс. Лицо жены показалось ему детским и беззащитным.

Тэсс заворочалась.

Скорее почувствовав, чем увидев ее движение, Дэниэл повернулся к ней. Она лежала с открытыми глазами и глядела на него. Потом веки ее опустились, но рука медленно потянулась к Дэниэлу. Дэниэл осторожно поднес ее к губам.

— Мне страшно, мне страшно, — после долгого молчания прошептала Тэсс.

— Не бойся, — ласково ответил Дэниэл. — Все будет хорошо.

— Мне трудно дышать, — пожаловалась она. — У меня сильные боли в груди.

— Ничего, это от нервов.

Тэсс сжала пальцами его руку.

— Как хорошо, что ты пришел.

— Я не мог не прийти.

Сестра вышла, оставив их наедине.

— Извини, — вдруг сказала Тэсс.

— За что?

— Я тебя обманула. Я знала, что беременна, но сказала тебе только через полтора месяца.

— Сейчас это не имеет значения.

Она снова закрыла глаза и замолчала.

— Мне казалось, если ты узнаешь, что у нас будет ребенок, ты бросишь меня.

— Успокойся. Я не собирался бросать тебя. Но, в любом случае, сейчас у нас другие проблемы. А об этом забудь.

— Я не хотела рожать, не сказав тебе всей правды. И еще… Если со мной что-нибудь случится, знай: я любила тебя так, что готова была сделать все, лишь бы ты не ушел.

— Единственное, что с тобой может случиться, так это то, что ты родишь ребенка и выпишешься отсюда.

— Ты не сердишься на меня?

— Нет.

— Как хорошо! — Тэсс задремала.

Вскоре в палату вернулась сестра, сопровождаемая санитаром, который толкал перед собой каталку.

— Мисс Хаггинс, — с улыбкой сказала она. — Пора…

Тэсс открыла глаза и со страхом посмотрела на каталку.

— Что это?

— На этой коляске мы повезем вас в операционную. Не беспокойтесь, все будет в порядке.

Они уложили Тэсс на каталку, накрыли ее одеялом и застегнули ремни.

— Муж может пойти со мной? — спросила Тэсс.

— Конечно, — по-прежнему улыбаясь, ответила сестра. — Он будет сидеть рядом с комнатой, где мы сделаем вам операцию, и вы увидите его сразу, как только мы вывезем вас из операционной.

Санитар толкнул каталку, и они вышли из палаты. Дэниэл шел рядом, держа жену за руку. В лифте Тэсс подняла голову.

— Я чувствую себя очень странно. Кружится голова, я как будто парю в воздухе.

— Ничего страшного, — успокоила ее сестра. — Это у вас от пентотала. Не пытайтесь что-либо делать, лучше закройте глаза и постарайтесь заснуть. Когда вы проснетесь, ваш ребенок уже появится на свет.

Лифт остановился.

— Вы должны остаться здесь, — сказала сестра Дэниэлу у дверей операционной. — Можете посидеть вон там, в конце коридора. Доктор обязательно выйдет и поговорит с вами.

Тэсс подняла голову, ища глазами мужа.

— Дай мне слово, что позаботишься о ребенке.

— Ничего с тобой не случится.

— Обещай. — В голосе Тэсс слышалась мольба.

— Хорошо, обещаю: что бы ни случилось, ребенок не останется без отца.

Тэсс умиротворенно опустила голову на подушку.

— Спасибо. И не забывай, что я люблю тебя и всегда любила.

— Я тоже люблю тебя, — ответил Дэниэл, наблюдая, как Тэсс ввозят в операционную и за ней закрывается дверь.

Прошедший час показался Дэниэлу вечностью. Наконец дверь операционной открылась, и в коридор вышел улыбающийся врач.

— Поздравляю, мистер Хаггинс! — воскликнул он, протягивая руку. — У вас сын. Большой мальчик, весь в вас. Десять фунтов четыре унции.

— Правда? — Дэниэл вскочил на ноги, не веря своему счастью.

— Скоро сами увидите.

— А жена? С ней все в порядке?

— Да. Сейчас она в операционной, но через два часа мы спустим ее в палату. У вас достаточно времени, чтобы сходить за сигаретами и оповестить друзей. А когда вы вернетесь, вы сможете увидеть их.

Дэниэл глубоко вздохнул.

— Спасибо, доктор.

Выйдя из роддома, Дэниэл пересек улицу и вошел в ближайший ресторан. В зале никого не было, только за стойкой возился со стаканами бармен.

— Двойной «Джек Дэниэльс», — сказал Дэниэл, подходя к стойке.

Бармен профессиональным движением налил стакан, придвинул воду.

— Ну, как? — спросил он. — Девочка или мальчик?

— Мальчик, — ответил Дэниэл. — Как вы угадали?

Бармен усмехнулся.

— В девять утра сюда заходят только молодые отцы. — Он пошарил рукой под прилавком и извлек сигару с золотой надписью «У МЕНЯ МАЛЬЧИК». — Это вам. На память.

— Спасибо.

— Если хотите, можете взять целую коробку, — предложил бармен. — Двадцать пять штук за два доллара.

— Давайте, — согласился Дэниэл. — Выпейте за мой счет.

— Вообще-то, у меня правило не пить до полудня, — улыбнулся бармен. — Но сейчас я сделаю исключение. Я ведь из Нью-Йорка, а там сейчас уже намного больше. — Он налил себе стакан, выпил, потом выложил на прилавок коробку с сигарами. — Как назовете?

— Дэниэлом. Он будет Дэниэл Бун Хаггинс Младший.

Бармен отодвинул свой стакан. Дэниэл заказал еще одну порцию и, выпив половину, разбавил остальное водой.

— Если хотите позвонить, на углу есть телефонная будка.

— У меня еще много времени, давайте лучше еще по одной.

— Нет, спасибо, мистер Хаггинс. Мне еще целый день работать, и я хочу продержаться до конца.

— Хорошо. Спасибо еще раз.

— Если хотите позавтракать, то кухня только что открылась.

Дэниэл вдруг понял, что проголодался.

— Бифштекс и яйца с черным хлебом, — сказал он.

Бармен повернулся к кухне.

— Эй, Чарли! Давай сюда! Здесь посетитель.

По дороге в роддом Дэниэл купил букет. Дверь в палату была закрыта и, осторожно толкнув ее, он заглянул внутрь. Тэсс лежала на кровати, обложенная со всех сторон подушками.

Она успела подкраситься, но ее кожа казалась бледной и как будто прозрачной.

Дэниэл присел на край кровати и посмотрел на Тэсс. Она открыла глаза.

— Поздравляю, мама, — сказал он, с улыбкой кладя ей на грудь букет.

— Красивые, — прошептала она и замолчала, словно выбившись из сил.

Дэниэл наклонился к ней и поцеловал.

— Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, только мне трудно дышать. На груди как будто обруч.

— Это скоро пройдет, — вмешалась сестра. — Мы обычно накладываем бандаж, и иногда пациентки чувствуют себя не очень хорошо. Я поставлю цветы в вазу, — добавила она, обращаясь к Дэниэлу.

Тот протянул ей букет.

— Ты уже видел ребенка? — спросила Тэсс.

— Нет. А ты?

Тэсс покачала головой.

— Доктор говорит, большой мальчик, — сказал Дэниэл. — Десять фунтов четыре унции.

— Все мои братья были такими. Мы сможем взглянуть на него? — спросила она, повернувшись к сестре.

— Именно этим я сейчас и хочу заняться.

Сестра вышла и закрыла за собой дверь.

Дэниэл встал с кровати и пересел на стул.

— Я купил коробку сигар. Видишь тиснение? Здесь написано «У меня мальчик». Это специально в честь нашего малыша.

Тэсс улыбнулась.

— Где ты был сегодня утром?

— Разве ты не помнишь? Я был здесь и даже дошел с вами до самой операционной.

— Да? Не помню. Сначала у меня все кружилось перед глазами, а потом я заснула. Я не говорила ничего неприличного?

— Ты сказала, что любишь меня. Надеюсь, это не кажется тебе неприличным.

— Хорошо, — Тэсс сжала его руку. — Я, действительно, люблю тебя. Ты всегда был так добр ко мне…

— Ты тоже хорошо ко мне относилась.

На пороге снова появилась сестра, держа завернутого в одеяло ребенка. Подойдя к кровати, она откинула одеяло с головы младенца и бережно передала его Тэсс.

— Ваш сын, миссис Хаггинс.

Тэсс осторожно приняла ребенка и поднесла его к лицу. Когда она через мгновение взглянула на Дэниэла, на ее лице сияла радостная улыбка.

— О, Дэниэл! Он совсем как…

Она не договорила. Ее лицо исказилось, на губах выступила пена, и она, опустив руки, чуть не выронила ребенка.

— Дэниэл! О, Господи, что это? — Неестественно выпрямившись, она глядела на него безумным взглядом, пыталась еще что-то сказать, но безвольно опустилась на подушку.

Сестра бросилась к стене и нажала какую-то кнопку. Зазвенел звонок, и через минуту в палате стало тесно от врачей и сестер: одни осматривали Тэсс и совещались, другие пытались наладить искусственную подачу кислорода.

Дэниэл молча наблюдал за происходящим.

— Все, — отрешенно сказал он сестре. — Вы напрасно стараетесь, ее уже не вернуть.

Сестра протянула ему ребенка.

— Пошли, сынок, — произнес он и быстро вышел из палаты.

Глава 16

Стоя под проливным дождем, Дэниэл поплотнее завернулся в плащ.

— И да возляжет пепел на пепел и пыль на пыль, — раздавался по кладбищу голос священника, такой сильный, что, казалось, здесь находится целый хор.

Дэниэл поднял голову и взглянул на темный полированный гроб из красного дерева. Капли дождя с его крышки падали в могилу. Гроб почему-то показался Дэниэлу очень маленьким, ведь Тэсс была очень крупной женщиной.

Священник обернулся к Дэниэлу.

— Помолитесь, — сказал он.

— Я не знаю молитв.

— Не имеет значения: Господь услышит вас, что бы вы ни сказали.

Дэниэл глубоко вздохнул.

— Ты была хорошим человеком, Тэсс, пусть тебе будет хорошо в раю.

Могильщики с нетерпением смотрели на священника. Их рабочий день заканчивался, и им не терпелось уйти домой. Чувствуя их настроение, священник взглянул на Дэниэла, чтобы определить, закончил ли он свою молитву, потом кивнул. Могильщики медленно опустили гроб в могилу и потянулись за лопатами.

— Подождите, — сказал Дэниэл и почувствовал на себе недоуменные взгляды. — Мы всегда сами хороним мертвых.

Могильщики расступились. Дэниэл взял лопату, ощутил знакомое прикосновение дерева, и вдруг снова почувствовал себя деревенским пареньком, работающим на шахте. Комья земли ритмично падали на покрытый цветами гроб. Земля была мокрой, работа требовала усилий, поэтому Дэниэл вспотел и немного утомился, но усталость была приятной. Он снова чувствовал свою силу, снова работал с землей.

Закончив, Дэниэл протянул лопату могильщику.

— Благодарю вас. — Тот молча кивнул.

У машины Дэниэл достал из кармана двадцатидолларовую купюру и протянул ее священнику.

— Не надо, мои услуги входят в стоимость похоронной церемонии.

— Возьмите, кому-нибудь в вашем приходе эти деньги могут сослужить хорошую службу.

— Благодарю вас, сын мой, — сказал священник. — Не расстраивайтесь.

— Я не расстраиваюсь, все мы смертны.

Подъезжая к дому, Дэниэл увидел возле самых ворот большой черный лимузин. Объехав его, он поставил машину во дворе и вошел в дом. На полу в гостиной стояли запечатанные картонные коробки. В спальне Дэниэл увидел Кристину и какую-то женщину средних лет.

— На столе в гостиной стоит бутылка бурбона, — сказала Кристина. — Выпей, тебе станет легче, а мы придем через несколько минут.

Дэниэл перевел глаза на открытый гардероб. Почти все вещи Тэсс уже были сложены в коробку.

Когда Кристина вошла в гостиную, он стоял у окна с полупустым стаканом, смотрел на дождь.

— Кто-то должен был это сделать, — произнес он не оборачиваясь. — Когда мы с Тэсс приехали сюда, тоже шел дождь. По-моему, эта погода преследует меня повсюду.

— Через полчаса приедут за вещами, — сказала Кристина. — Я заказала новую мебель для детской и раскладной диван для гостиной.

— На кладбище я был один, — не обращая на нее внимания, продолжал Дэниэл. — Я не знал ни ее друзей, ни родственников, и мне просто некому было звонить.

— Завтра с утра приедут маляры. Они сказали, что им понадобится всего один день. А мебель привезут послезавтра.

— Кроме меня, у нее никого не было…

— Дэниэл! — вдруг резко произнесла Кристина.

Дэниэл обернулся.

— У нее был сын. Твой сын. Но сейчас ее уже нет, и мы ничего не можем поделать. Забудь о ней. Ты в ответе за судьбу своего ребенка, сейчас надо думать о нем.

— Мне больно. — Дэниэл посмотрел на нее взглядом, полным отчаяния. — Я даже не знаю, с чего начинать.

— Я помогу тебе. Мы с миссис Торгерсен пришли сюда именно за этим.

— С какой миссис Торгерсен?

— Ты ее видел. Женщина, которая сейчас наверху. Она опытная няня и поможет тебе следить за малышом.

— Кристина. — Дэниэл взглянул на нее с уважением. — Спасибо.

— Я люблю тебя. — Она поцеловала его в щеку. — И моя любовь — нечто большее, чем физическое влечение.

Дэниэл посмотрел ей в глаза.

— Знаю, — он налил себе новый стакан виски. — Но сейчас у меня очень много дел. Неизвестно, смогу ли я себе все это позволить. Видимо, придется принять предложение Байоффа и Брауна. Помнишь, я тебе говорил?

— Ты сказал, что они негодяи.

— Идеальных людей вообще нет.

— У тебя есть другой выход, — сказала Кристина. — Давай я поговорю с дядей, он даст тебе работу. По крайней мере, ты не будешь обманывать сам себя. Если уж ты хочешь перейти на другую сторону, то не останавливайся на полпути.

— Может, мне лучше забрать ребенка на Восток?

— Не говори глупостей. Где он будет жить? В чемодане? И как ты собираешься за ним ухаживать? — Дэниэл не ответил. — Здесь у тебя прекрасный дом, и ребенок может спокойно расти. Более того, ты сможешь ездить по всей стране, не беспокоясь за него. Лучшей няни, чем миссис Торгерсен, ты нигде не найдешь. Она прекрасно разбирается в таких вещах, о каких ты даже не догадываешься. На ее руках выросли все дети моей сестры.

— Сколько я должен ей платить?

— Немного. Она сама хотела переселиться в Калифорнию, потому что ей до смерти надоело мерзнуть на Востоке. Двухсот долларов в месяц ей вполне хватит. Сестра платила ей три с половиной доллара в день.

— То есть она обойдется мне в две тысячи четыреста долларов в год, — сказал Дэниэл. — А на все остальное мне, как я понимаю, понадобится что-то около двух тысяч. Тогда у меня ничего не останется.

— А зачем тебе деньги? — спросила Кристина. — Ты постоянно ездишь, все путевые расходы тебе оплачивает твой профсоюз.

— Скажи, — неожиданно спросил он, — ты все предвидела заранее?

— Не все.

— А что ты упустила?

Кристина вдруг рассердилась.

— Если ты сам не понимаешь, то мне незачем говорить.

Дэниэл попытался поймать ее взгляд.

— Сейчас я не готов об этом говорить.

Кристина подошла к нему и ласково прикоснулась к его руке.

— Знаю, — тихо сказала она. — Но когда-нибудь мы поговорим об этом.

Миссис Торгерсен была деловой женщиной. Она овдовела двадцать лет назад, ее муж, моряк, погиб, когда его корабль потопила немецкая подводная лодка. Вдова говорила по-английски свободно, с едва уловимым шведским акцентом, и с удивительной легкостью делала свое дело — готовила, шила, водила машину, убирала дом, стирала и даже ухаживала за садом.

— Вам не о чем беспокоиться, — сказала она Дэниэлу при первом разговоре. — Я — человек ответственный и буду заботиться о вашем ребенке так же, как о своем.

— Я знаю, миссис Торгерсен. Мне просто хотелось удостовериться, что здесь есть все, что вам нужно.

— Пока я довольна, — сказала няня. — Дом очень хороший. Мне здесь нравится.

— Завтра утром, до роддома, мы заедем в банк. Я хочу открыть счет на ваше имя, чтобы вы получали деньги своевременно. Я очень много езжу по стране, поэтому не всегда смогу платить вам лично.

— Как скажете, мистер Хаггинс. Когда вас не будет, я могу спать здесь, на раскладном диване.

Дэниэл улыбнулся.

— Не надо. Несколько дней я потерплю.

Миссис Торгерсен помолчала.

— Мисс Кристина поедет с нами? — спросила она.

— Не знаю, она ничего мне не говорила.

— Извините, мистер Хаггинс, — произнесла миссис Торгерсен. — Думаю, я должна вам это сказать. Я стала работать у Гердлеров, когда Кристине было пятнадцать, и за те десять лет, что я знаю ее, она никогда в открытую не говорила о своих чувствах и желаниях. Но я уверена, она тоже захочет поехать.

— Спасибо, миссис Торгерсен. Сегодня за ужином я спрошу ее.

— Нет, — ответила вечером Кристина, когда Дэниэл задал ей этот вопрос. — Завтра утром я уезжаю в Чикаго.

— Я думал… — удивленно начал он.

— Мне очень жаль, но я сделала все, что было в моих силах. Больше так не могу. — На ее глазах показались слезы, и она выбежала в спальню.

Когда он вошел следом, Кристина стояла в углу, закрыв лицо руками. Дэниэл осторожно повернул ее к себе.

— Я что-то не так сказал? — Она молча покачала головой. — Тогда в чем же дело?

— Я обо всем подумала и решила, что так поступать может только сумасшедшая. Когда я говорила, что останусь с тобой, я не очень хорошо себе это представляла. А теперь я вижу, как ты страдаешь. Я люблю тебя, но не должна больше здесь оставаться, чтобы не бередить твои раны.

Дэниэл прижал ее к себе.

— Я не то имел в виду.

— Ты здесь ни при чем. Во всем виновата я. Ты просто никогда не говорил ничего, что могло бы заставить меня передумать. — Голос Кристины звучал глухо, так как ее лицо лежало на груди Дэниэла.

В углу зазвонил телефон. Кристина прошла через спальню и сняла трубку.

— Алло! Я передам ему. Это миссис Торгерсен, — она обернулась к Дэниэлу. — Тебе звонил Мюррей и просил срочно связаться с ним.

Дэниэл набрал номер.

— Я больше не могу удерживать их один, — услышал он раздраженный голос Мюррея. — Когда ты вернешься?

— Я могу выехать в воскресенье.

— Приезжай в Чикаго, я буду ждать тебя там.

— Хорошо.

— Да, у вас все в порядке? — словно спохватившись, спросил Мюррей. — Кто родился, мальчик или девочка.

— Мальчик. — Дэниэл понял, что Мюррей до сих пор не знает о случившемся.

— Поздравляю, передай привет жене и жду вас в Чикаго.

— Всего хорошего. — Дэниэл положил трубку и повернулся к Кристине. — Думаю, мне пора домой.

— Останься.

На его лице появилось недоумение.

— Я уже говорила, что поступать так может только идиотка. Я не отпущу тебя без последней ночи любви.

Глава 17

Когда поезд прибыл в Чикаго, известие о забастовке на предприятиях «Рипаблик Стил» уже облетело все газеты. Купив в киоске «Трибьюн», Дэниэл сел в такси и, сказав водителю адрес штаб-квартиры профсоюза, погрузился в чтение. На первой странице были помещены два заявления. Одно, красовавшееся на самом видном месте, принадлежало Тому Гердлеру; другое, в подвале, — Филу Мюррею. Гердлер не особенно стеснялся в выражениях.

«Коммунисты, анархисты и прочие подстрекатели, пытающиеся захватить власть в стране и передать ее в алчные руки Советского Союза, неминуемо потерпят поражение, столкнувшись с огромными массами честных американцев, готовых отстаивать свои идеалы и американский образ жизни, чтобы обеспечить свое собственное благосостояние и благосостояние своих детей. Мы не отступим, мы будем сражаться с ними повсеместно, как наши доблестные американские солдаты сражались с немцами во время войны. А рабочим, которых они собираются одурачить, мы скажем: „Не слушайте подстрекателей, готовых продать вас врагам! Возвращайтесь на работу! Мы простим вас, как брат прощает брата и сосед — соседа“».

Заявление Мюррея было составлено в более выдержанных тонах. В нем говорилось:

«Все, что мы требуем — это обеспечить рабочим „Рипаблик Стил“ хорошие условия труда и сносную зарплату, другими словами, все то, что давно уже имеют рабочие „Ю-Эс Стил“ и других компаний, признавших в свое время законность их требований. Мы не собираемся ни предавать Америку, ни насаждать здесь чуждую нам идеологию; мы боремся только за то, чтобы помочь рабочим, на труде которых покоится и американский образ жизни, и вся наша страна».

Такси остановилось. Оставив газету в машине, Дэниэл вышел и направился в штаб-квартиру. Проходя по первому этажу, он неожиданно подумал, насколько все изменилось с девятнадцатого года, когда они впервые пытались создать свои отделения на сталелитейных предприятиях. Тогда все было импровизацией; сейчас же профсоюз имел развитую сеть региональных отделений, информационную службу с сорока работниками, готовившую материалы для газет, статистическую службу, собиравшую информацию обо всех отраслях экономики страны, в которых действовал профсоюз, кассу взаимопомощи и многое другое. Да, профсоюз сильно изменился, думал он. Но стал ли он сильнее? Несмотря на современную технику и солидную финансовую базу, что-то исчезло, и Дэниэл никак не мог понять, что именно. Возможно, профсоюзы просто перестали считаться со своими противниками, и серия блестящих побед, например, прошлогодняя победа над «Ю-Эс Стил», успех текстильщиков на Юге, или возникновение профсоюзов на предприятиях «Дженерал Моторе», вскружила им голову? Лидеры профсоюзов словно забыли, что для крупных и богатых компаний их успехи не стали серьезным ударом, так как их финансовые потери компенсировались за счет других источников, и что существовало огромное количество более мелких компаний, руководство которых было полно решимости сражаться за каждый доллар. Форд и Гердлер, считавшие, что рабочие должны быть благодарны им за предоставленные места, и видевшие в любых действиях профсоюзов посягательство не только на свое богатство, но и на свою свободу, отнюдь не стремились к компромиссу. С одним из них, Гердлером, им и предстояло столкнуться, поэтому нужно во что бы то ни стало стряхнуть с себя шапкозакидательское настроение.

Кабинет Мюррея находился в конце коридора, подальше от лифтов. Помещения, где сидели профсоюзные лидеры, обставленные дорогой мебелью, отличались от остальных комнат, неуютных и загроможденных столами. Лидеры профсоюза все больше замыкались в своем кругу, отрываясь от рядовых членов, и Дэниэл подумал, что из них формируется новая олигархия, интересы которой скоро пойдут вразрез с интересами рабочих. Братство и духовная общность, отличавшая членов профсоюза на ранней стадии его деятельности, все более уступали место расчетливости, которая со временем могла привести к его перерождению и превращению в еще одно капиталистическое предприятие. Теперь Дэниэл понял, почему Мюррей все-таки пошел на забастовку. Положение в ОПРСП очень сильно напоминало положение в профсоюзах, действовавших на предприятиях «Дженерал Моторе», где одни вожаки подсиживали других и при первом удобном случае добивались отстранения их от должности, чтобы самим занять освободившееся место. Лидеры, таким образом, были просто вынуждены рваться в бой, чтобы доказать, что они не боятся борьбы и достойно выполняют свои обязанности. Так поступал и Мюррей. При этом он постоянно оглядывался на Льюиса, который, почивая в Вашингтоне на лаврах победителя «Ю-Эс Стил», занимал весьма неопределенную позицию. Беспокоясь только о сохранении своего поста, Льюис до поры до времени не вмешивался, давая Мюррею действовать самостоятельно. Его расчет понятен. Если забастовка будет проиграна, виноватым окажется Мюррей, если же рабочие добьются от компании уступок, он со спокойной совестью присоединится к ним, выставляя себя человеком, научившим их побеждать.

Перед кабинетом Мюррея Дэниэл увидел секретаршу, работавшую недавно, так как раньше он с ней никогда не встречался.

— Мистер Мюррей у себя?

Девушка оторвалась от пишущей машинки.

— Простите, кто его спрашивает?

— Дэниэл Хаггинс.

Секретарша взяла трубку.

— Мистер Мюррей, к вам мистер Хаггинс. Пожалуйста, сэр. — В ее голосе чувствовалось уважение.

Мюррей встал из-за стола и сделал несколько шагов ему навстречу. Они обменялись рукопожатием.

— Очень рад тебя видеть, — радостно, хотя и устало сказал Мюррей. Вероятно, ему уже давно не удавалось отдохнуть.

— Я тоже очень рад, — искренне ответил Дэниэл.

— Бери стул. Как ребенок?

— Неплохо.

— Твоей жене есть чем гордиться. Когда вернешься, скажи ей, что я прошу прощения за этот неожиданный вызов.

— Ее нет, — резко ответил Дэниэл.

— Серьезно? — Мюррей удивленно вскинул брови. — Ты ничего мне об этом не говорил.

— Мне было нечего говорить. Она умерла, вот и все.

— Извини, Дэниэл, я не знал, иначе бы, конечно же, не стал торопить тебя.

— Все в порядке, — ответил Дэниэл. — Я сделал все необходимое и сейчас возвращаюсь на работу.

— А как ребенок? Он в хороших руках?

— Я нашел женщину, которая им занимается. Надеюсь, все будет хорошо.

Мюррей глубоко вздохнул.

— Если появятся проблемы, дай мне знать.

— Спасибо.

Дэниэл стал ждать продолжения. На обстановку он уже не обращал внимания, но его не покидала мысль, что далеко не все в порядке. Даже Мюррей, казалось, стеснялся его.

Перебрав разложенные на столе бумаги, Мюррей взял одну из них и, быстро просмотрев, поднял голову.

— Я хочу предложить тебе новое место. Ты будешь работать здесь, координатором наших региональных отделений на Среднем Западе, следить за тем, чтобы они проводили единую политику.

— Не знаю, справлюсь ли я, — ответил Дэниэл. — Честно говоря, мне привычнее ездить по стране, чем сидеть в кабинете. А нельзя оставить все как есть?

— По-моему, ты уже достаточно поездил. Пора переходить на руководящую работу.

— Кто будет моим начальником?

— Дэвид Макдональд. Он находится в Питтсбурге и контролирует текущие дела. А я возвращаюсь в Вашингтон, буду давить на правительство.

Дэниэл удовлетворенно кивнул. Макдональд был хорошим человеком, много лет проработавшим в сталелитейной промышленности. Говорили, правда, что он протеже Мюррея, так же, как сам Мюррей находился под покровительством Льюиса. Сейчас хотя бы первое из этих утверждений подтвердилось, но Дэниэл не видел в этом ничего плохого. В конечном счете, Макдональд был самым подходящим кандидатом.

— А в моем подчинении кто-нибудь будет?

— Поговори с Дэйвом. Думаю, он сможет сказать тебе больше, чем я.

Достав из бокового кармана сигару, Дэниэл медленно зажег ее и, не спуская глаз с Мюррея, закурил.

— Ну, хорошо, — начал он. — Мы знаем друг друга не первый день. Скажи мне честно, зачем ты хочешь меня повысить?

Мюррей покраснел.

— Пусть то, что я сейчас тебе скажу, останется между нами.

Дэниэл промолчал.

— Слишком многим не нравится, что ты был против забастовки. Да и твои отношения с племянницей Гердлера уже ни для кого не секрет. Люди тебе не доверяют.

— А ты мне доверяешь?

— Странный вопрос, если бы я не доверял, то не предложил бы тебе повышение.

— Тогда мне лучше совсем уйти, — сказал Дэниэл. — Мне не нравится эта кабинетная возня.

— Нет, — жестко ответил Мюррей. — Это не устроит ни меня, ни Дэйва, ни Льюиса. Ты единственный был во всех местных отделениях профсоюза и знаешь истинное положение дел. Кроме того, это ненадолго. Когда забастовка закончится, мы найдем для тебя что-нибудь еще.

— Когда забастовка закончится, — повторил Дэниэл. — Ты можешь сказать, чем она закончится? По-моему, я так и не смог показать вам, кто такой Гердлер. Он сколотил целую банду таких же, как он, и они готовы идти до конца.

— Банду? Хорошее выражение. На следующей неделе у меня будет пресс-конференция в Вашингтоне, и оно очень подойдет.

— Рад, что смог помочь, — сказал Дэниэл.

— Через три недели День Памяти. Мы планируем организовать массовые демонстрации по всему региону. Когда банда увидит, какая сила стоит за нами, она пойдет на попятную.

— Не пойдет. Им надо подавить забастовку, поэтому они нацелены только на это. Они даже не посмотрят на наши демонстрации.

— Не спорь, Дэниэл, — устало сказал Мюррей. — Очень многие забастовку поддерживают. Не заставляй меня ставить вопрос о твоем исключении, лучше помоги мне.

Впервые за много лет Мюррей говорил с ним так откровенно, не как начальник, а как друг. Больше двадцати лет Мюррей поддерживал его, сейчас настало время отплатить ему добром за добро.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Что я должен делать?

— Когда начнутся демонстрации, ты должен будешь следить за тем, чтобы все прошло нормально.

— Постараюсь сделать все возможное. — Дэниэл поднялся с места. — Но если я останусь в Чикаго, то мне придется только уйти отсюда.

— Спасибо, Дэниэл.

— Не благодари меня, Фил, я возвращаю тебе свой долг.

— Когда-нибудь мы поговорим о том, кто кому и что должен, — устало улыбнулся тот. — А сейчас главное — сделать дело. Кстати, наш исполком установил для твоей будущей должности зарплату в восемьдесят пять тысяч долларов.

— Что же ты раньше не сказал? — засмеялся Дэниэл. — Может, тогда я был бы посговорчивее.

Мюррей тоже улыбнулся.

— Если бы тебе нужны были только деньги, ты уже давно работал бы в АФТ. Но я тебя очень хорошо знаю.

Глава 18

Кабинет, в котором Дэниэлу предстояло работать, был настолько мал, что в нем едва помещались письменный стол, два стула и одиноко стоявшая в углу вешалка. Голые, выкрашенные в белый цвет стены. Если бы не окно, выходившее на улицу, он, наверное, сошел бы с ума после первой недели работы.

Дела двигались медленно. Дэниэл сразу начал обзванивать региональные организации профсоюза, пытаясь наладить контакты с их руководителями. Те разговаривали достаточно дружелюбно, но до поступления указаний от Макдональда отказывались выполнять какие-либо поручения. Дэниэл пытался связаться с Макдональдом, но всякий раз, когда он набирал номер его питтсбургского офиса, того на месте не оказывалось. Правда, секретарша всегда говорила, что шеф обязательно перезвонит ему.

В пятницу все газеты были полны сообщений о пресс-конференции Мюррея. Особенно часто цитировалось его выражение насчет «банды». Журналисты вообще были падкими на резкие изречения, и даже Габриэль Хиттер использовал его в своей информационной радиопередаче.

Дочитав газету, Дэниэл протянул руку к телефону. Он был слегка удивлен, услышав в трубке голос Мюррея.

— Поздравляю, кажется, конференция прошла блестяще. Твои слова попали во все газеты.

— Спасибо. — Мюррей был явно польщен. — По-моему, общественное мнение понемногу меняется. Люди начинают понимать, кто мы такие и чего желаем добиться. Ну, а ты как?

— Фактически я пока даже не начал работать. Просто сижу здесь, и все. Если так пойдет и дальше, я скоро сойду с ума.

— Не понимаю, — удивился Мюррей. — Ты говорил с Дэйвом?

— Я никак не могу ему дозвониться, а на местах никто не знает о моем назначении. Я здесь, как в тюрьме.

— Хорошо, я поговорю с Макдональдом.

— Если тебе трудно, то не надо, — отказался Дэниэл. — У тебя и так проблем хватает. Послушай, может, мне лучше уехать?

— Нет, нет, я поговорю с ним. Если у тебя какие-то проблемы, я должен их решить.

— Ты мне ничего не должен. — К тому же, я давно не видел сына. Мало того, что он растет без матери, так у него сейчас нет отца.

— Побудь здесь до конца месяца. Если к тому времени ничего не прояснится, уезжай.

— Хорошо.

Дэниэл положил трубку, достал бутылку виски и повернулся к окну. Шел дождь, фонари один за другим выключались, и город медленно погружался во тьму.

Дэниэл почувствовал себя узником. Он подошел к двери и выглянул наружу. В офисе уже никого не было, и только в дальнем углу склонилась над пишущей машинкой какая-то девушка. Часы показывали пять.

Да, в профсоюзе изменилась не только организация. Раньше штаб-квартира была для людей домом, после работы они не расходились, а собравшись вместе в одной из комнат, вели долгие разговоры о настоящем и будущем. Сейчас же профсоюз ничем не отличался от любого другого предприятия. В пять часов уже никого не было.

Держа в руках стакан, Дэниэл подошел к девушке.

— Что вы занимаетесь?

— Печатаю отчет для мистера Джерарда. Он потребуется ему в понедельник утром.

— Мистер Джерард? Из какого он отдела?

— Из юридического.

— А вас как зовут?

— Нэнси.

— Скажите, Нэнси, вам правится работать в профсоюзе?

Нэнси опустила глаза и взглянула на машинку.

— Работа, как работа, — ответила она.

— Нет, я хочу спросить, почему вы пошли именно в профсоюз? — Дэниэл слегка изменил свой вопрос. — Вы хотели помогать рабочему движению, участвовать в борьбе за улучшение условий труда или пришли просто так?

— Я не очень понимаю, о чем вы говорите, — сказала Нэнси. — Я пришла по объявлению и, хотя здесь платят только пятнадцать долларов в неделю, стала работать.

— Вы считаете, у вас плохая зарплата?

— Обычно за такую работу платят девятнадцать долларов в неделю. Но сейчас трудно найти новое место.

— Создайте профсоюз и начните бороться за повышение зарплаты. — Дэниэл улыбнулся. — Хотите выпить?

— Нет, спасибо, мне надо закончить работу.

— Хорошо, — Дэниэл повернулся и пошел к кабинету.

— Мистер Хаггинс! — окликнула его Нэнси. — Можно задать вам вопрос?

— Пожалуйста.

— Извините, здесь ходят разные слухи по поводу того, что вы здесь делаете и в каком отделе состоите. Вы довольно таинственный человек…

— Вы когда-нибудь слышали о тюремном отделе? — засмеялся Дэниэл.

— О тюремном? По-моему, нет.

— Так вот, я оттуда.

Когда Дэниэл вышел из офиса и направился к стоянке, дождь еще не кончился. Заведя мотор и включив фары, он задумался. Ехать домой не имело смысла. Он уже прочитал все сегодняшние газеты, и мысль о вечере у радиоприемника с бутылкой не привлекала его. Сначала он подумывал отправиться в кино, но, решив, что это не развеет тоски, повернул на юг, к заводу «Рипаблик Стил», где он когда-то помогал создать отделение профсоюза. Остановившись у бара, он вошел и огляделся. Бар заполнили шахтеры, отдыхавшие после проведенного в пикете дня. У стены стояли транспаранты: «Рипаблик Стил бастует», «Даешь нормальную зарплату!». Некоторые были отпечатаны в типографии, но большую часть написали сами рабочие.

Подойдя к стойке, Дэниэл заказал двойную порцию виски. Пока бармен выполнял заказ, он посмотрел в зал. Виски пили только двое, остальные держали в руках пивные кружки. Забастовка многое изменила в жизни рабочих, в том числе и их алкогольные пристрастия.

Когда бармен поставил на стойку стакан виски, взял долларовую купюру и выложил сдачу, Дэниэл, направляясь к столику, вдруг услышал, как из глубины зала кто-то окликнул его.

— Эй! Большой Дэн, это ты? — Обернувшись, Дэниэл увидел в углу знакомого рабочего, одним из первых вступившего в свое время в профсоюз.

— Привет, Сэнди! — радостно сказал он.

— Ты здесь? — Сэнди взял свою кружку и начал пробиваться к нему. — Не ожидал тебя увидеть.

— Почему?

— Говорили, ты в Калифорнии.

— Я уже давно вернулся.

— А почему не заходил? — Сэнди имел в виду штаб-квартиру местного отделения профсоюза.

— Я был в Чикаго. У меня теперь новая работа.

— Об этом тоже ходили слухи.

— Не знал, что люди так интересуются мной. Что они еще говорят?

— Разное. По всей видимости, вопрос Дэниэла поставил Сэнди в тупик.

— Дайте еще виски! — сказал Дэниэл бармену и повернулся к Сэнди: — Пошли сядем где-нибудь.

Они присели за столик.

— Давай выпьем за встречу, — он придвинул Сэнди стакан. — А потом ты расскажешь мне, что говорят люди.

Сэнди взглянул на стакан, потом на него.

— Глупости говорят, я им не верю. Говорили, ты был против забастовки. А еще ходили слухи, что ты близко сошелся с кем-то из семьи Гердлера, и сейчас тебя просто прячут, чтобы уберечь от гнева рабочих.

— А что они думают по этому поводу? — Дэниэл кивнул в сторону посетителей.

— Посмотри на них, — с презрением сказал Сэнди. — Одни итальянцы, шведы, да черные. Думать сами они не могут, поэтому всему верят.

— А им говорят, что мне нельзя доверять?

Дэниэл сделал жест официанту, и тот вновь наполнил их стаканы.

— Ну, как у вас дела? — спросил он. — Завод остановился?

— Не совсем. Процентов сорок работают. Когда Гердлер сказал, что больше не возьмет никого из забастовщиков, многие вышли на работу. — Сэнди отхлебнул виски. — А что думают наверху?

— Сегодня я говорил с Мюрреем. По его мнению, все идет нормально, он очень рассчитывает на демонстрации в День Памяти. Гердлер должен увидеть нашу силу.

Сэнди кивнул.

— У нас тоже будет большой митинг. Соберутся все, кто работает на «Рипаблик Стил», а потом в «Сэмс Плэйсе» начнется конференция. Будет около трехсот человек.

— В «Сэмс Плэйсе»? В том зале, где мы собирались раньше?

— Да. Было бы неплохо, если бы ты тоже пришел туда.

— Я тоже так думаю.

— Понимаешь, Дэвис, ну, тот парень, которого прислали тебе на смену, больше похож на профессора, чем на профсоюзника. Мне кажется, он никогда в жизни не работал. Конечно, он говорит правильные вещи, но я все время думаю, что он выучил это в школе. Они не могут снова назначить тебя к нам?

— Не знаю. — Дэниэл встал и протянул руку. — Их замыслы для меня тайна. Ну, ладно, я пошел.

— Счастливо.

Выйдя из бара, Дэниэл пересек улицу и подошел к машине. Внезапно из-за угла появились трое, и он почувствовал, как напрягаются мускулы на шее.

— Большой Дэн? — вдруг спросил один из них.

— Да.

— Иди отсюда, нам такие не нужны.

— Я нормальный гражданин и могу ходить, где угодно.

— Плевать мы на это хотели. Ты продал нас Гердлеру за его племянницу. Ты — предатель.

Мужчины подошли ближе. Дэниэл протянул руку к кобуре и вытащил пистолет.

— Стойте, где стоите, — сказал он, пытаясь говорить как можно спокойнее. — Или я не поручусь за вашу жизнь.

Они остановились.

— А теперь перейдите на другую сторону улицы. И без глупостей.

Мужчины направились к бару. Проводив их взглядом, Дэниэл сел за руль. Когда машина тронулась с места, они бросились за ним.

— Предатель! Мерзавец! — услышал он.

Проезжая мимо завода, Дэниэл притормозил. Возле ворот ходили пикетчики. Их было всего четверо, и они казались очень уставшими. Из-за ограды за ними следили охранники. Дэниэл насчитал двадцать человек. Двадцать здоровых парней в непромокаемых плащах против четырех пикетчиков.

Доехав до дома и поднявшись по лестнице, Дэниэл вставил ключ в замочную скважину, но, к его удивлению, дверь открылась сама. Почувствовав недоброе, он вытащил пистолет и осторожно шагнул внутрь.

— Где ты был, Дэниэл? — донесся из кухни голос Кристины. — Я уже третий раз разогреваю тебе ужин.

Глава 19

Дэниэл внезапно проснулся. В первый момент он просто почувствовал, что его глаза открыты. Закрыв их, он попытался заснуть, но это ему не удалось. Он полежал несколько минут, потом осторожно, чтобы не разбудить Кристину, выскользнул из постели, пошел в гостиную. У самой двери он оглянулся. Кристина безмятежно спала.

Он не стал зажигать свет. Бутылка, конечно, стояла там, где он ее оставил. Но выпивка не оказала на него никакого действия. Он чувствовал какую-то странную опустошенность, против которой оказались бессильны и виски, и Кристина.

Дверь спальни открылась, и на пороге гостиной появилась обнаженная Кристина.

— Извини, — сказал Дэниэл. — Я не хотел будить тебя. Но раз уж ты встала, надень ночную рубашку. Холодно.

— Что с тобой, Дэниэл? — не обращая внимания на его слова, спросила Кристина.

— Оденься.

Кристина скрылась за дверью, но вошла в том же виде.

— У тебя нет ночных рубашек, а своих я с собой не взяла.

Дэниэл улыбнулся. Кристина права: у него не было пижамы, обычно он спал в нижнем белье.

— Возьми любую рубашку.

— По-моему, я выгляжу по-идиотски. — Рубашка Дэниэла оказалась для нее слишком длинной.

— Иначе ты простудишься, — Дэниэл допил виски. — Хочешь?

Кристина покачала головой.

— Что с тобой, Дэниэл? Я никогда тебя таким не видела. Это как-то связано с твоей новой работой?

Дэниэл удивленно взглянул на нее.

— Ты и об этом знаешь?

— Конечно.

— Каким образом?

— Лучше спроси, как я узнала твой адрес. В администрации дяди у меня есть доверенные люди.

— А у них откуда такие сведения?

— У них на всех есть досье.

— То есть, твой дядя знает о наших отношениях?

Кристина молча кивнула.

— Что он сказал, когда узнал об этом?

— Сначала он очень сердился, но потом вроде бы успокоился. Не потому, что ты ему понравился, просто, на твоем месте мог оказаться и кто-нибудь похуже. Представь меня в постели с евреем-коммунистом, или негром.

— Видимо, он знает обо мне даже больше наших, — Дэниэл горько усмехнулся.

— Дядя говорил, что, если бы не забастовка, они вообще бы от тебя избавились, но сейчас момент критический и не время раскачивать лодку. Кроме того, многие тебе еще верят.

— Он ошибается. Сегодня вечером я убедился, что люди настроены против меня. Им тоже многое известно, даже то, чем мы с тобой занимаемся. Они считают, что ты — тридцать сребреников, за которые я продал себя Гердлеру.

— Но ведь кто-нибудь тебе верит?

— Надеюсь, Фил Мюррей еще не считает меня предателем. Но ведь он один.

— Мне жаль, что все так получается, — сказала Кристина. — И что ты теперь будешь делать?

— Честно говоря, не знаю. Мюррей хочет, чтобы я пока отлежался, подождал, пока все уляжется. Но я не уверен, что мне это удастся. Я просто не могу сидеть в кабинете и наблюдать, как другие работают.

— Почему бы тебе не поговорить с дядей? Конечно, ты ему не очень нравишься, но за то, что он тебя уважает, я могу поручиться.

— Не могу. Я столько лет отдал рабочим, что сейчас мне слишком тяжело их оставить. К тому же моя работа у него подтвердит все слухи.

— Я люблю тебя, — Кристина подошла ближе. — И мне больно видеть, как ты страдаешь. Я сказала, что буду ждать, когда ты меня позовешь, но я ошиблась. Я слишком люблю тебя, Дэниэл, чтобы ждать. Я хочу быть с тобой.

— Я тоже хочу быть с тобой. — Дэниэл глубоко вздохнул. — Но сейчас это невозможно.

— Что же нам делать?

— Ждать. Ждать, что сделает Мюррей. Может, он сможет все уладить.

— Вдруг ты не сможешь поступить, как он хочет, и должен будешь уйти?

— Все вероятно. Но если я уйду, то возьму тебя с собой, обещаю.

Увидев, что она вот-вот заплачет, Дэниэл обнял ее и поцеловал в щеку.

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — ответила она, заглядывая ему в глаза. — Наоборот, радуюсь. Ты ведь любишь меня, правда?

— Не капризничай.

— Хотя бы чуть-чуть? — В голосе Кристины послышались жалобные нотки.

— Не чуть-чуть, — он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. — Я очень люблю тебя.

Дэниэл взглянул на лежавший календарь. Двадцать восьмое мая 1937 года, пятница. Со времени его последнего разговора с Мюрреем прошло две недели. Все эти дни он жил ожиданием обещанного Мюрреем звонка от Макдональда, но Дэйв по-прежнему молчал. Оживление, вызванное предстоящими демонстрациями, росло, сначала он тоже поддался всеобщему воодушевлению, но потом заметил, что никто из работавших в офисе не только не обращался к нему, но даже не упоминал его фамилии. Дэниэл не верил своим глазам. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал ему, что информацию о ходе забастовки он будет черпать из газет, он, наверное, только бы посмеялся.

Оторвавшись от календаря, Дэниэл посмотрел на часы. Была половина шестого. Рабочий день уже кончился, и офис опустел. Вернувшись в кабинет, Дэниэл набрал номер вашингтонской резиденции Мюррея.

— Мистер Мюррей, — ответила секретарша, — уехал в Питтсбург и будет только на следующей неделе.

Дэниэл попытался связаться с Питтсбургом. Безрезультатно.

Дэниэл достал из ящика бутылку виски. Допив оставшиеся на дне несколько капель, он снова уставился на календарь. Двадцать восьмое мая. Пятница. Мюррей просил его подождать до конца месяца. Сейчас это время пришло.

Внезапно Дэниэл застыл, пораженный простой, но почему-то только сейчас пришедшей ему в голову догадкой. Тридцать первого мая — понедельник, следовательно, он должен провести в ожидании все выходные, на которые намечены демонстрации. Неужели Гердлер все-таки прав? Неужели они, действительно, боятся, что мой уход нарушит сложившийся в профсоюзе баланс сил?

Мысль работала с беспощадной точностью. Ну хорошо, демонстрации пройдут. Что дальше? Мюррей позвонит ему, извинится и скажет, что они больше не могут работать вместе? Или они посчитают, что все в прошлом и дадут ему какую-нибудь новую работу? В любом случае, это уже не имеет никакого значения. Дэниэл посмотрел на свои руки на столе. Перемены, происшедшие с ним в последнее время, никак не отразились на них. Это по-прежнему были рабочие руки, с сильными пальцами и грубой кожей.

— Таков и я, — подумал он. — Рабочие руки, которыми кто-то, считающий себя мозгом, все время командует.

Дэниэл почувствовал, как ярость, понемногу накапливавшаяся в нем, вот-вот прорвется наружу. Сжав кулаки, он с силой ударил ими по столу. Когда он поднес руки к лицу, он увидел струящуюся кровь. Дэниэл опустил кулаки и тут же забыл о них. Решающий миг настал. Пора уходить, порвать с пассивным ожиданием и вернуться на широкую дорогу жизни. Дэниэл стал один за другим открывать ящики, проверяя, не оставил ли там что-либо важное.

Стук в дверь оторвал его от работы. Он пошел открывать. На пороге с расширенными от страха глазами стояла Нэнси.

— Слушаю вас, — коротко сказал Дэниэл.

— Я кое-что забыла на столе и вернулась. Потом я услышала, как у вас в кабинете что-то упало. С вами все в порядке?

— Да, спасибо.

Нэнси с облегченно вздохнула.

— Тогда я пойду. Извините, что побеспокоила вас.

— Ничего, Нэнси, спасибо вам за заботу.

Девушка повернулась и пошла к выходу.

— Нэнси!

— Да, мистер Хаггинс.

— Вы не могли бы напечатать для меня одно письмо?

— Это займет много времени? У меня сегодня свидание, а надо еще сходить домой переодеться.

— Оно небольшое, — сказал Дэниэл. — Небольшое, но очень для меня важное.

— Хорошо. Сейчас я принесу машинку.

Нэнси скрылась за дверью. Проводив ее взглядом, Дэниэл вернулся к столу и продолжил осмотр ящиков.

Глава 20

Кристина приехала после обеда и застала Дэниэла за разборкой ящиков стола.

— Помочь? — спросила она.

— Я уже почти закончил. Да и было здесь всего ничего. — Задвинув последний ящик, он сложил отобранные вещи в портфель и щелкнул замком. — Вот и все.

Кристина посторонилась, давая ему дорогу. Дэниэл взял портфель и, выйдя в гостиную, поставил его рядом с уже стоявшим возле двери чемоданом.

— Мои вещи уже в машине, — сказала Кристина.

Поезд уходил только в шесть часов, и у них было еще много времени.

— В буфете есть полбутылки, — произнес он. — Наверное, не стоит оставлять.

Дэниэл поставил на стол два стакана и повернулся к ней, как бы спрашивая, сколько наливать.

— Мне чуть-чуть, — сказала она.

Дэниэл разлил виски. Ну, что ж, за удачу, — произнес он, поднимая стакан.

— За удачу, — ответила Кристина. Она выпила и поморщилась. — Как ты можешь пить такую дрянь? Вкус просто ужасный.

— Может быть, — усмехнулся Дэниэл. — Но тебе придется привыкнуть. Это виски бедняков. Мартини стоит вдвое дороже.

Кристина ничего не сказала.

— Ты действительно хочешь поехать со мной? Еще не поздно отказаться, я не буду ни в чем тебя упрекать.

— Я не для того делала все это, чтобы сейчас отступать, — она сделала еще глоток. — Кстати, не так уж плохо.

Дэниэл усмехнулся.

— Ты говорил с миссис Торгерсен? — спросила Кристина.

— Да. Она уже переселилась в детскую, и в нашем распоряжении будет вся спальня. Когда я сказал, что ты приедешь со мной, она очень обрадовалась. Она тебя очень любит.

— Она знает меня много лет. А как там малыш?

— Хорошо, — с гордостью ответил Дэниэл. — Растет, прибавил уже почти целый фунт и чувствует себя замечательно. По ночам спит, как сурок.

— Ты очень хочешь его увидеть?

Дэниэл кивнул.

— Знаешь, я никогда не думал, что стану отцом. Но увидев своего сына, почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Кристина поставила на стол стакан.

— Налей еще немного.

— Как на улице? — поинтересовался он.

— Тепло.

— По крайней мере, хоть пикетчикам немного полегче. Не очень-то приятно разгуливать перед воротами завода под проливным дождем. А на демонстрацию должны собраться все. Приедут даже кинооператоры. Секретарша, которая печатала для меня письмо, сказала, что ее шеф очень доволен. Через несколько дней эти кадры покажут в шести тысячах кинотеатров.

— И все-таки хорошо, что ты не с ними, — произнесла Кристина. — Сегодня за завтраком я слышала, как дядя разговаривает по телефону с начальником полиции Южного Чикаго. Он сказал, что на заводе ожидаются беспорядки, попросил прислать ему на помощь полторы сотни полицейских, а потом, вернувшись к столу, пообещал нанести коммунистам такой удар, что они больше не встанут.

— Ты говоришь, еще полторы сотни? — спросил Дэниэл. — Зачем ему столько? У него и так сто человек в охране.

— Не знаю. По правде говоря, я не задавала себе этот вопрос. Все мои мысли были заняты сборами в дорогу.

— Твой дядя зря старается. Собрание состоится в клубе, к воротам никто и близко не подойдет. — Дэниэл вдруг замолчал, а потом сказал уже другим тоном. — Значит, надо предупредить наших, чтобы они не собирались у завода.

— Для тебя они больше не «наши», Дэниэл. Ты ушел от них.

— В девятнадцатом году в Питтсбурге тоже так было. Тогда людей тоже не предупредили, и в итоге началась бойня.

— Сейчас не девятнадцатый год, и ты в этом не участвуешь.

— Но там будет много моих друзей, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из них пострадал только потому, что я все знал, но молчал. — Дай мне ключи от машины, — сказал Дэниэл, направляясь к двери.

— Зачем тебе все это? — попыталась удержать его Кристина. — Вчера ты говорил, что с сегодняшнего дня мы начнем новую жизнь.

— Да, но я не могу начать ее, шагая по трупам своих товарищей. Дай мне ключи, Кристина, я скоро вернусь.

— Я поеду с тобой.

— Лучше подожди здесь.

— Нет, — твердо сказала она. — Ты обещал, что мы никогда не расстанемся. Наша новая жизнь начнется сейчас.

На улице перед клубом собралось столько людей и машин, что невозможно было найти свободное место для стоянки.

— Остановись в соседнем квартале и жди меня, — сказал Дэниэл.

Кристина кивнула. Выходя из машины, Дэниэл увидел ее побледневшее лицо.

Прекрасная погода подняла настроение рабочих, многие пришли с семьями, и их, скорее, можно было принять за отдыхающих, собравшихся на пикник. Пробившись сквозь толпу, Дэниэл вошел в клуб, где уже началось собрание.

— И существует только один способ показать полицейским, что они не в силах помешать нам, что Гердлеру не все дозволено, — донесся до Дэниэла голос оратора. — Они должны увидеть, что у нас хватит смелости не отступить перед ними!

В зале раздались возгласы одобрения.

— Я предлагаю следующую резолюцию, — продолжил оратор, заглянув в бумажку. — Мы, члены профсоюза работников сталелитейной промышленности, осуждаем произвол и незаконные действия полиции, направленные на то, чтобы помешать рабочим реализовать свои священные, закрепленные Конституцией права, и прежде всего, право на свободное волеизъявление, а также право на забастовку, с помощью которой мы стремимся улучшить жизнь американцев. Все, кто за, скажите «Да».

Многоголосое «Да!» оглушило Дэниэла.

— Теперь мы им покажем! — крикнул кто-то. — Пусть они увидят, что такое настоящий пикет. Не десять человек, а тысяча!

В зале зааплодировали. Дэниэл с трудом пробрался к трибуне, отстранил оратора и обратился к собравшимся:

— Послушайте!

Никто не обратил на него внимания. Люди были слишком разгорячены, чтобы слушать еще кого-то.

— Уходи, Хаггинс, — тихо сказал ему оратор. — Ты здесь не нужен.

— Слушай, Дэвис, хотя бы ты пойми меня. Я узнал, что Гердлер вызвал еще сто пятьдесят полицейских. Они пока никого не тронули, но, если вы пойдете к заводу, столкновения не избежать. А пострадать можете не только вы, со многими здесь жены и дети.

— Рабочие имеют право выразить свое мнение, — ответил Дэвис.

— Но вожди ответственны за их безопасность, — прервал его Дэниэл. — В девятнадцатом году они забыли об этом, и началась бойня. Мы будем последними глупцами, если сейчас повторим их ошибку.

— Теперь все по-другому, — возразил Дэвис. — Нас слишком много, к тому же полицейские побоятся избивать нас, если их будут снимать на пленку. Для этого мы, собственно говоря, и пригласили кинооператоров.

— Камерами пуль не остановишь, — сказал Дэниэл, поворачиваясь к залу. — Братья! — крикнул он, перекрывая возгласы собравшихся. — Вы знаете меня. Многие из вас пришли сюда вместе со мной. Поверьте, я больше всего хочу нашей победы, но столкновение с полицией нам ничего не даст. Мы сможем чего-то добиться, только если привлечем на свою сторону остальных рабочих, остановим завод. Вот на что нам нужно направить сейчас свои усилия. Я верю, мы победим, но битва будет выиграна не у ворот завода, а здесь, в этом зале.

— Да, мы знаем тебя, Большой Дэн, — насмешливо сказал кто-то из зала. — Мы знаем, как ты продал нас за гердлеровскую куклу, и как не хотел, чтобы мы бастовали.

— Неправда! — крикнул Дэниэл.

— Если это неправда, тогда спускайся с трибуны и пошли с нами.

В зале вдруг стихло. Все смотрели на Дэниэла, ожидая его реакции. Он тоже молчал, глядя на собравшихся.

— Хорошо, — наконец ответил он. — Я иду с вами, но при одном условии: пойдут только мужчины, женщины и дети останутся здесь.

Снова раздались радостные возгласы. Два молодых рабочих поднялись на сцену, взяли национальные флаги и направились к выходу.

Дэниэл повернулся к Дэвису.

— Ты должен мне помочь. Останови колонну за квартал до ворот. — Не ожидая ответа, он спустился с трибуны и пошел вслед за знаменосцами.

Когда они вышли из клуба, солнце уже было в зените, и Дэниэл снял пиджак.

— На улицах наряды полиции! — крикнул кто-то. — Надо идти по полю.

Колонна медленно развернулась. По пути к ней присоединялись все новые люди, и через некоторое время она уже представляла собой нестройную толпу, в которой, вопреки требованиям Дэниэла, были и женщины с детьми. Люди шли, как на праздник.

— Уберите женщин и детей! — крикнул Дэниэл, почувствовав, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Его слова потонули в шуме толпы.

Чья-то рука легла на плечо Дэниэла. Обернувшись, он увидел Сэнди.

— Привет, Большой Дэн, я знал, что ты будешь здесь.

Дэниэл, не отвечая, повернулся к Дэвису.

— Посмотри, сколько их, — он указал на полицейских.

— Ну и что? — Дэвис посмотрел в сторону завода. — Зато вон там кинооператоры. Надо подойти поближе, чтобы нас сняли крупным планом.

— Что для тебя важнее — человеческие жизни или кинокадры?

— С помощью этих кадров о нас узнает вся страна.

Спорить не имело смысла. И Дэниэл, и все остальные были убеждены в своей правоте, поэтому ничего уже не могло остановить.

Толпа приблизилась к заводу.

— Дэвис, помоги же мне!

Тот промолчал, но даже если бы он попытался что-то сделать, все было бы напрасным — задние ряды напирали, и колонна по инерции двигалась вперед.

Дэниэл взглянул на полицейских. Они стояли, поигрывая пистолетами и дубинками, готовясь к нападению и неожиданно напомнив Дэниэлу о войне. Тогда немцы тоже спокойно сидели в окопах, ожидая, пока союзники поднимутся в атаку.

До полицейских оставалось метров шестьдесят. Поняв, что настал решающий момент, Дэниэл выбежал вперед и поднял руки.

— Стой! Пикет будет здесь.

— Стой! — повторил кто-то из толпы и Дэниэл понял, что это был Дэвис. — Мы остановимся здесь. Один флаг направо, другой налево, все стоят между ними.

Рабочие остановились, не зная, что делать.

— Иди же! — крикнул Дэниэл одному из знаменосцев. Тот медленно пошел направо. — Идите за ним!

— Быстро! — приказал Дэвис.

Дэниэл с благодарностью взглянул на него.

— Если нам повезет, все пройдет нормально.

Но им не повезло. Дэниэл скорее почувствовал, чем услышал первые выстрелы. Что-то с огромной силой ударило его в спину, он оказался на земле, попытался встать, однако ноги не слушались его. Подняв голову, он увидел, как полицейские бросились на рабочих, работали дубинками и пистолетами. Демонстранты начали разбегаться. Дэниэл слышал крики женщин, плач детей. Несколько полицейских, повалив на землю Сэнди и Дэвиса, беспощадно избивали их.

Глаза Дэниэла помимо его воли наполнились слезами.

— Убийцы! — крикнул он, вложив в эти слова всю душевную боль, бывшую в этот момент намного сильнее телесной. — Подонки, негодяи!

Потом голова его упала и наступила темнота.

Назад: День минувший. II

Дальше: Сегодня