Глава 6. Реванш
Когда Алекс на себе дотащил меня до машины, я немного пришел в себя. Физически, разумеется, так как психологически мне с каждой минутой становилось только хуже. Не знаю, как я выглядел со стороны, тоже не как конфетка, скорее всего, но на душе у меня было похуже, чем в выгребной яме.
Философские вопросы больше не одолевали меня, и не было у меня больше возможности идти, красуясь перед Алексом и Ольгой, к пылающим кораблям. И погибнуть геройской смертью, бросив остальных на произвол судьбы, я тоже теперь не мог. Все. От кораблей ничего не осталось. А вместе с тем не осталось почти ничего и от меня самого. Это было хуже, чем плохо. Говоря по чести, я в тот момент был близок к самой банальной истерике. И не было ни малейшего желания сдерживаться. Возможно, истерика даже началась в какой-то момент, так как окончательно я пришел в себя от доброго тумака, которым угостил меня Алекс. Думаю, он не без удовольствия это сделал, взял небольшой реванш за то, что я повалил его на спину.
— Все? Достаточно? — спросил он, глядя мне в глаза. — Или добавить?
— Достаточно, — прохрипел я.
От контузии голос слушался плохо, внешние звуки воспринимались с трудом, но Алекса я расслышал и понял отлично. Он был, судя по виду, настроен очень решительно.
— Стоять сможешь? — Алекс прислонил меня к переднему крылу внедорожника.
— Стою, стою… — Я скривился.
Тошно было смотреть на окружающий мир, но в следующий миг Алекс меня так огорошил, что мне все же пришлось взять себя в руки.
— Лайнер не улетел, — сообщил он. — Ты не слышишь, наверное, но он описал дугу и возвращается к острову.
Вот это было неожиданностью. Вот такого хода я точно не ожидал. А главное, не понятно, зачем Альбинос приказал пилотам вернуться. Продолжить бомбить остров, чтобы похоронить нас под обломками зданий? Или сбросить десант и захватить нас, чтобы потом, не торопясь, действовать по своему усмотрению?
Мне еще трудно было говорить, но пришлось обсудить с Алексом дальнейший план действий. Мы пришли к выводу, что замыслы Альбиноса нам не постигнуть, у него был совсем другой тип мышления. А значит, не понять, зачем он возвращает лайнер и что нам с этим фактом делать, и что от него ждать. Наиболее вероятным вариантом была, конечно, бомбежка, и мы на этом сошлись, и действовать решили, пока, исходя из этого. И если первая порция бомб легла с высочайшей точностью, то и от второй можно было ожидать того же.
Алекс предложил поискать какие-нибудь зенитные средства сухопутного базирования, по его мнению, они просто обязаны были входить в общую систему обороны базы. Но об этом следовало думать раньше. Но, как говорят, знал бы, где упадешь, соломы бы подложил. Мы, с моей поспешной подачи, увлеклись кораблями, и никто не подумал, что Альбинос может нанести удар с воздуха. Теперь искать что-то в таком духе было поздно. Пусть у нас даже есть минут пять на подготовку, что уже вряд ли, учитывая скорость баллистика, но за это время найти зенитную установку нам не удастся точно. И надо принимать другие решения.
— В подвал! — выкрикнул я, указав рукой на цокольный этаж ближайшего здания.
— Вот дьявол! — воскликнул Алекс, тоже понимая, что нам остается только прятаться и забиваться в щели. — А машина? Ее нельзя тут оставлять, сразу будет ясно, что мы где-то рядом. Долбанут по ней, а нас завалит перекрытиями в подвале.
Он был прав. Можно было пробежать пару кварталов пешком, но не известно есть пи там столь же доступный вход в подвал, как здесь. Лучше было убрать машину.
— Прячьтесь, я ее отгоню, — сообщил я тоном, не терпящим возражений.
Алекс насупился, но мне на его реакцию было плевать. Открыто возражать он не стал, а помог Ольге выбраться из машины, после чего они вдвоем скрылись в темном дверном проеме цокольного этажа. Я запустил мотор, развернул внедорожник и поддал газу.
Настроение было у меня отвратительным, да и самочувствие после легкой контузии тоже, но все же езда на большой скорости по пустынной улице мертвого города не оставила меня равнодушным. Мотор ревел, ветер врывался в окно, здания проносились мимо, мелькали проросшие через покрытие мостовой кусты. В треснувшее от взрыва зеркало заднего вида виднелся поднятый колесами шлейф пыли. Я еще сильнее наступил на педаль акселератора, и теперь мчался вперед, подскакивая в кресле на многочисленных неровностях дороги.
В этом не было ни малейшего смысла, машину можно было отогнать всего на пару кварталов, бросить там и вернуться в подвал к остальным. Но я, увлекаемый ветром пережитых эмоций, никак не желал сбросить скорость. Сначала мне показалось, что таким странным образом я прихожу в себя, что это у меня такой способ переплавить навалившееся отчаяние во что-то другое, пусть столь же сильное и непродуктивное, но с другим знаком.
Но мое поведение становилось все менее адекватным, я хохотал, но в то же время из глаз моих лились слезы, а рвущийся в окно поток воздуха размазывал их по щекам. Нет, мне не стало лучше от скорости, просто так, в отсутствии Алекса, который хоть как-то мог меня приструнить, начала прорываться наружу зревшая во мне истерика. И когда я осознал это, сдерживаться уже не имело смысла, ведь меня никто не видел, некому меня было осудить, и успокоить тоже было некому. Противоречивые эмоции перестали рвать меня на части, я уже не хохотал, и скорость больше не раззадоривала меня. Я остановил машину, уперся лбом в рулевой колесо и тут же зарыдал так, как рыдают только дети, нечаянно сломавшие любимейшую из своих игрушек.
Мне стало так жаль себя, так жаль утраченные корабли, утраченную команду, жаль погибшего Кочу, и брошенную нами базу на побережье, которая была самым настоящим домом для меня. Дока, Бориса. Кати… Мне жаль было, что я сам все это развалил, из-за глупости, поспешности, самоуверенности и неумения следовать разумным советам. Мое сердце словно сжали в тисках, так защемило в груди. Я не мог ничего с собой поделать, я зарыдал в голос, мне захотелось поднять лицо к небу и завыть, потому что ничего другого я уже не мог сделать. Ничего уже не мог изменить. И вот это кошмарное, непередаваемое чувство бессилия, невозможности что-то вернуть назад, заставило меня выбраться из машины, откинуть назад голову и действительно завыть, как воют собаки в ледяном безмолвии снежной пустыни.
И вот уж правда, неисповедимы выкрутасы судьбы, и никогда не знаешь, какое событие к чему приведет, пока не проявятся последствия произошедшего. Так кажущийся успех на поверку оказывается неудачей, а неудача, по прошествии, оказывается первым шагом к настоящему счастью. И человек думает, ну надо же! Если бы не сломал тогда ногу, не оказался бы теперь богатым, успешным и не было бы любящей жены рядом.
И выходит, что обдумывать поступки перед их совершением нет особого смысла, ведь мы никогда не знаем, к чему они приведут. Мы можем только предполагать. Статистически. Ну, как если поругаешься с кем-то, то он, скорее всего, обидится. Но ведь не факт, может и не обидится вовсе. А главное даже не в этом! Главное в том, что мы не знаем последствий такой обиды. Нам кажется, что это все, катастрофа, но на самом деле, может оно и к лучшему, если обидится. Только время может показать.
И вот, кто бы мог подумать, что начавшаяся истерика, заставившая меня выть в небеса, приведет к тому, что взгляд мой остановится на вершине венчающего остров вулкана. Она представляла собой усеченный конус с зазубренными краями, ограничивающими кратер, и в этом кратере скапливалась ливневая вода, а может каким-то образом и грунтовые потоки туда попадали по старому жерлу из-под земли. В любом случае, воды там было много, и она прибывала все время, стекая по восточному склону многочисленными водопадами, соединяющимся потом в реку. И, судя по достаточно постоянной величине опреснения океана, вулканический резервуар никогда не истощался.
Но не изливающийся из жерла поток привлек мое внимание, его-то я уже видел. Взгляд остановило нечто такое, что мигом привело меня в чувство, оставив от истерики лишь быстро высыхающие на щеках слезы. Солнце светило ярко, но уже перешло в западную часть неба, оставив в тени обращенный ко мне восточный склон. И эта тень позволила мне разглядеть яркое алое пятно у самой кромки кратера. Оно плясало и хаотично подрагивало, как язычок пламени, но я сразу понял, что это такое. Это могло быть только пятно от лазера наведения авиабомб, а луч могли направить только с приближающегося баллистика.
И мне тут же стало предельно ясно, зачем Альбинос приказал лайнеру развернуться, что именно задумал, и почему нам не удастся спастись от бомбежки ни в подвале, ни где-то еще. Потому что бомбить собирались не город, у Альбиноса бомб не хватит накрыть все кварталы, а он ведь понятия не имеет, где именно мы спрятались. Да и зачем бомбить город, когда можно скинуть пару фугасов на восточную кромку кратера, разрушить ее, а хлынувшая оттуда вода и грязевые потоки сметут город сами. Причем сметут надежно, убедительно, уничтожив заодно все улики, оставив от зданий только забитые грязью фундаменты и подвалы.
Я мог вызвать Алекса по коммуникатору, но не стал этого делать. Какой смысл? Изменить мы ничего не можем, а произойдет все так быстро, они там, в подвале, испугаться не успеют. Зачем говорить о неминуемой смерти? Только ужас зря вызывать. Перед смертью, как говорят, не надышишься.
Словно в ответ на мои мысли, из вставленной в ухо горошины коммуникатора послышался голос Ольги:
— Андрей, ты где? У тебя все нормально?
Я извлек горошину и опустил в карман куртки. Вот так. Все.
Алое пятно лазерной засветки чуть сместилось, заняв место точно на вершине восточного склона. Все верно. Именно туда надо направить бомбу, чтобы смести вырвавшейся водой весь город до самой бухты, да и за ней тоже, учитывая воронкообразный рельеф местности.
Меня охватил страх. Отчетливый, осязаемый ужас неминуемой гибели. Наверное, так ощущали себя люди, которым вешали петлю на шею, или чью голову склоняли под нож гильотины. На стрелковой дуэли некогда бояться, да и непродуктивно там боятся. Знаешь это, начинаешь вытравливать страх тренировками и самим же собой придуманной философией, и он уходит. А тут… Тут все было иначе. Мне огромных усилий стоило не упасть на землю и не закрыть руками голову. Но я устоял, хотя и понимал прекрасно, что через миг воздух вздрогнет от душераздирающего воя приближающихся авиабомб.
Но вместо этого звука по ушам шарахнул другой, уже знакомый мне, но совершенно невозможный в сложившейся обстановке. Сбоку, примерно в километре от меня к северу, раздался свирепый гул, словно великан с силой выдувал воздух через соответствующую ему по размеру соломинку для коктейля. Точно такой гул я слышал совсем недавно, когда высоко над палубой эсминца включился маршевый двигатель зенитной ракеты. Рефлекторно я обернулся и действительно увидел ракету, мчащуюся в небо и оставляющую за собой чуть изогнутый клубящийся дымный след.
Такое было немыслимо, невозможно, если только не сработала какая-то неизвестная нам автоматическая система противовоздушной обороны. Но если это, действительно, автоматика, то почему при первом пролете лайнера над кораблями она не дала о себе знать, почему позволила уничтожить мой боевой флот?
А если не автоматическая? Если ракету пустили люди, которым на корабли плевать, которым они не нужны ни для каких грандиозных целей? А вот когда возникла угроза всему городу, они тут же отреагировали быстро и симметрично. И чудовищно эффективно. Лайнер, видимо, находился уже совсем неподалеку, так как ракета достигла его очень быстро. Над головой, высоко в небесах, полыхнула яркая вспышка, а затем прилетел грохот взрыва, скраденный расстоянием. Алое пятно на краю кратера пропало. Воцарилась прежняя незыблемая тишина, и только дымовые следы в чистом небе напоминали о произошедшем. Один от ракеты, длинный, густой, изогнутый, а другой в месте ее попадания, похожий на белую амебу с ножками, оставшимися от разлетевшихся по сторонам осколков.
Какое-то время я стоял, приходя в себя, потом резво прыгнул за руль, развернул внедорожник на север и погнал его по пустынным улицам к предполагаемому месту пуска. По пути я задумался, кого я там могу застать, и чем это для меня и для него может кончиться.
Основным предположением была и оставалась моя теория о таинственном капитане Немо, то есть, о выжившем моряке или офицере контингента базы, по каким-то причинам оставшемся на острове. Но тогда получалось, что беспокоиться мне не о чем, и что боец из капитана Немо будет точно похуже, чем из меня. Ведь если на момент эвакуации ему было лет двадцать пять или тридцать, то сейчас уже около шестидесяти. И каким бы крепким стариканом он ни был, я с ним без труда справлюсь, завяжись между нами рукопашная схватка. Об огневом контакте и вовсе говорить нечего, у меня в этом был богатый опыт.
Другое дело, что он тут мог быть не один. Он мог оказаться частью гипотетической команды добровольцев-смертников, в задачу которых входило обеспечение отхода основных сил. Но смертники выжили, и теперь представляли собой сплоченный и хорошо подготовленный отряд шестидесятилетних моряков под предводительством семидесятилетних офицеров. Конечно, если у них огнестрельное оружие, они могут представлять некоторую угрозу, но все же не настолько серьезную, чтобы изменить мои планы на их счет. К тому же, совсем уж на худой конец, на заднем сиденье валялось ракетное ружье Алекса и патронташ с зарядами к нему.
В общем, прикинув все возможные риски, я не стал возвращаться за подмогой. Куда важнее было оказаться на месте пуска ракеты до того, как стариканы, ковыляя, разбредутся по подвалам и углам, где их затруднительно будет искать. Им удавалось оставаться незамеченными для нас уже второй день, так что они и дальше смогут прятаться на хорошо знакомой территории. В мои же планы входило застать их у зенитного комплекса, а потом убедить их поделиться со мной информацией. Уж они-то наверняка могли знать что-то полезное. Например, теперь я был уверен, что отсутствие летающей техники на острове могло быть обусловлено не тем, что ее всю без остатка использовали при эвакуации, а тем, что оставшиеся гравилеты находятся в тайных укрытиях под контролем стариков, и не предназначены для случайных гостей острова. Но для нас это очень важно. Для нас владение даже единственным гравилетом могло коренным образом изменить ситуацию и сделать наше положение не столь безнадежным, каким оно являлось на настоящий момент.
Я спешил. Каждый поворот я проходил почти на пределе возможностей внедорожника, да и собственных тоже. Ориентиром мне служил дымовой след от ракеты, висящий над крышами зданий. Но проехать напрямик было невозможно. Где-то мешали длинные здания, где-то возведенные островитянами баррикады, где-то слишком буйная растительность, взломавшая покрытие мостовой. Поэтому, чтобы не упускать драгоценных секунд, приходилось выдавливать педаль акселератора на прямых участках, а перед поворотами тормозить и резко выкручивать руль, то и дело пуская машину в занос. Внедорожник, с его высоким центром тяжести, был мало для этого приспособлен, так что я пару раз чуть не завалил его на бок.
Но даром усилия не пропали. Ветра почти не было, поэтому дымовой след двигался едва заметно, и вскоре я почти достиг места, откуда он вздымался в безоблачные небеса. В этой части острова не было больших зданий, а тянулись только одинаковые бетонные ангары с двускатными крышами, заключенные в огромное кольцо из проржавевшей колючей проволоки. Пробить в таком ограждении брешь из ракетного ружья не представляло никакой сложности. Но мне не хотелось поднимать шум, и не хотелось, чтобы мои действия можно было трактовать, как агрессию. Да и не хотелось бы спугнуть стариканов раньше времени.
Я приткнул внедорожник у одного из въездов в огражденную зону, отмеченную полуразвалившимся пропускным пунктом, из окон которого росли деревья. Протиснувшись между створками насквозь проржавевших ворот, я пригнулся и перебежал к ближайшему ангару. Но дальше стало понятно, что скрытно пробраться к месту пуска ракеты не получится. Местность была сложной, не способствующей маскировке. Растительности не было никакой, ее не только выкосили вокруг ангаров, но и выкорчевали корни, а потом еще и взрыхлили, оставив только ровную волнистую поверхность грунта, как на приграничных контрольно-следовых полосах. Минерализованные полосы, иначе не скажешь. Кошка пройдет, и то следы останутся.
Естественно, пробиты эти полосы были недавно, точнее поддерживались в достойном состоянии — ни травинки нигде, а у надвигавшихся джунглей тут не было ни малейших шансов разгуляться. За свою непростую жизнь я наработал достаточно, как мне казалось, навыков маскировки в городских условиях, но тут стариканы так постарались все вычистить, что я ощущал себя не менее заметным, чем таракан на пустом белом столе.
Сначала мне показалось странным, что столько усилий было брошено на уничтожение любой растительности, способной укрыть кого-то. Ведь никаких чужаков на острове быть не могло. Или сами стариканы умудрились перессориться и разделиться на два противоборствующих лагеря? Эта мысль показалась мне интересной, но потом я допустил и другую причину, по которой могли выбить минерализованные полосы по всей территории между ангарами. Этой причиной могла быть противопожарная безопасность, чтобы трава не росла, не сохла и не горела. Особенно это имело смысл, если в ангарах хранилось нечто огнеопасное или взрывоопасное. И, скорее всего, дела именно так и обстояли, так как по всей территории были натыканы высокие штыри грозовой защиты. В общем, проведенные тут работы могли иметь целью предотвратить случайное возгорание, а не лишить маскировки потенциального лазутчика.
Дымный след от ракеты теперь висел точно над головой. Конечно, его хоть и немного, но все же снесло с места старта, и трудно было определить, насколько сильно, и где конкретно само место старта искать. Я уже начал корить себя за поспешность и за решение поскорее прибыть сюда, а не вернуться и взять в помощь Алекса и Ольгу. Получалось, что моя спешка ни к чему хорошему не привела, место пуска я все равно не могу найти, так еще и команда разделилась. И если раньше это не имело значения, мы спокойно оставляли Ольгу одну в центре связи, сами ездили по острову в одиночку, то теперь так было нельзя. Теперь уже очевидно, что мы на острове не одни. И хотя стариков вряд ли имело смысл опасаться, все же держаться лучше было бы вместе.
Честно говоря, я растерялся. Мчался, спешил, а оказался на месте, и что теперь? Правду говорят, мол, поспешишь, людей насмешишь. Хуже всего, что не было вокруг ни малейших признаков хоть чьего-то присутствия в данный конкретный момент. Да и признаков того, что пуск был произведен именно отсюда, тоже не было. Но это нонсенс! Место обжитое, это хотя бы по отсутствию травы видать, дым от ракеты над головой, но и все, никаких больше признаков.
Мне даже лень стало прятаться. Я выпрямился во весь рост и спокойно двинулся дальше между ангарами. Тишина была плотной, почти осязаемой, ее вообще ничего не нарушало, кроме хруста моих же шагов по пересохшему, очищенному от растительности и взрыхленному грунту.
Побродив так по совершенно однообразной местности, где один запертый наглухо ангар ничем от другого не отличался, я понял, что оказался в тупике. Ворота на ангарах были тяжелыми, открывались, наверняка, только специальными силовыми приводами, так что забраться внутрь и посмотреть не получится точно. И никаких признаков зенитно-ракетной пусковой установки. Разве что она находилась в ангаре, выдвигалась по мере надобности, а потом убиралась обратно. Но никаких следов, подтверждающих это, мне тоже не удалось обнаружить. И что оставалось делать?
Зло сплюнув в пыль под ногами, я развернулся и побрел обратно к машине. Получалось, что стариканы, о которых я думал не без пренебрежения, обставили меня по всем статьям. Они едва ни под самым моим носом шарахнули ракетой, сшибли к дьяволу альбиносов лайнер, чего у нас с Алексом не получилось, а потом пропали, как сказочные гномы в горных пещерах.
У меня тут же пронеслась мысль о призраках военных, которые тут бродят и охраняют остров, как мертвецы в пиратских легендах, но сейчас ситуация не располагала к подобным фантазиям.
Окончательно расстроившись, я вынул из кармана горошину коммуникатора и попытался вызвать Алекса или Ольгу. Но мне никто не ответил, хотя, с учетом работающих ретрансляторов, связь должна была работать по всему острову. Или добрые горные гномы уже умудрились и их отключить?
Выбравшись за ворота, я уселся за руль, и хотел уж было запустить двигатель, как в ухе заработал коммуникатор.
— Кто меня слышит, ответьте командиру военного гарнизона! — раздался в эфире незнакомый мужской голос. — Кто меня слышит, ответьте командиру военного гарнизона.
Он говорил по-английски, но с каким-то очень странным акцентом, чем-то напоминающим акцент Альбиноса. На побережье так точно никто не говорил.
— На связи Андрей Вершинский. — ответил я.
— Рад познакомится. — тут же ответил голос. — Приветствую вас на острове. Подъезжайте к приемо-передающему центру, хотелось бы побеседовать с вами лично.
— Хорошо. Минут через десять буду.
— Принял. Конец связи.
Миленько, конечно… Меньше всего я ожидал именно такого поворота дел, а потому оказался несколько выбит из колеи. Более логичным было предположить, что стариканы вообще попытаются уйти от контакта, чтобы не оказаться лицом к лицу с молодым и сильным противником. Можно было допустить и неожиданное нападение из засады. Много чего можно было допустить, но только не приглашения на чаек, причем на нашей же частоте. Выходит, они нас все время слушали? Видели, знали о всех перемещениях? Мне стало не по себе.
Я снова вызвал Алекса, но снова без всякого результата. Скорее всего, старички действительно отключили ретрансляторы, а без них мы могли держать связь только в пределах прямой видимости. Я их понимал, это был неплохой способ оставить нас без возможности согласовать свои действия. Бескровный, гуманный, но действенный. Так что на такую меру грех было обижаться. Я сам бы поступил точно так же.
В общем, тянуть и строить предположения бессмысленно. Я о стариках ничего не знаю, ни сколько их, ни где они, а вот о нас им известно, наверняка, все что надо. Так что надо было просто ехать, встречаться с командиром гарнизона, а потом думать, чем мы можем друг другу помочь. Наверняка им что-то понадобится от нас, а у них найдется что-то, что они смогут предложить нам. Не бывает людей без проблем.
Я выехал на улицу, довольно быстро обогнул бухту, над которой поднимался столб черного дыма от пылающих кораблей, и выехал на северный берег. Центр связи располагался именно там. Можно было ожидать, что кто-нибудь встретит меня на подъезде к антенному полю, чтобы проводить к командиру, но вокруг по-прежнему не было ни души.
Я остановил машину, достал с заднего сиденья ракетное ружье, перекинул патронташ через плечо и, огибая торчащие в небо антенны, направился к главному зданию приемо-передающего центра.
У меня начало формироваться ощущение, что в реальности все может оказаться не совсем так, как я себе представил. Или совсем не так. Сколько тут стариков? Судя по тщательно прополотым полосам вокруг ангаров, их не меньше десятка. А судя по полному отсутствию каких-либо признаков жизни на острове, мог быть и один. Выжил из ума от старческого маразма, возомнил себя командиром, может даже командует воображаемыми подчиненными… Может ему даже кажется, что он выслал кого-то мне навстречу. Но вообще это чушь. Не воображаемые же зенитчики пустили ракету!
Вот только никто мне на встречу так и не вышел. Хотя это было бы логично сделать хотя бы ради приличия и демонстрации доброй воли. Хотя вряд ли имеет смысл говорить о приличиях, когда речь идет о человеке, прожившем тридцать лет в одиночестве на острове. Или не в одиночестве? Или он не один?
Честно говоря, от противоречивых данных у меня мозги уже начинали кипеть. И самым лучшем способом это кипение остановить, было попросту отложить анализ до лучших времен, а пока воспринимать все как можно более непосредственно. Без напряжения, холодным, кристально чистым восприятием…
Но чем ближе я подходил к двери главного здания, тем меньше спокойствия во мне оставалось. Мной все крепче овладевало недоброе предчувствие. Хотя на чем оно основано, мне самому было не очень понятно. На бредовости самой ситуации, вот на чем. Но это тоже не очень рационально. Ведь то, что Алекс не отвечает, нельзя назвать недобрым знаком, ведь если ретрансляторы не работают, мы не можем друг друга слышать на расстоянии, нас разделяющем. А что еще? Прополка вокруг ангаров? Ну да… Работы много, вряд ли один человек смог бы поддерживать территорию в таком идеальном состоянии. Даже с учетом механизации процесса, использования специальной техники…
Подумав о механизации, я забеспокоился еще больше. До нашего прибытия на остров соляная электростанция не работала очень долго, вся соль намертво в баках застыла. Но, тем ни менее, земля вокруг ангаров расчищена, скорее всего не вручную, да и зенитно-ракетный комплекс в строю. Значит, энергия есть, но берут стариканы ее не из основной сети, а откуда-то из другого источника. Но зачем? Разве не проще было запустить «солянку» и развести электричество по всему городу, как это сделали мы? И что это может быть за источник?
Ответ напрашивался сам собой. Ведь плавучий лазер, по сути, был мощной электростанцией, и мог обеспечить если не весь город, то добрую его часть. И чистота в рубке мота говорить именно о том, что кораблем пользовались, но не для плавания, а для получения энергии. Вот только какой в этом смысл, почему не запитать весь город, мне было не ясно. К тому же ракету пустили уже после того, как плавучий лазер взорвался. Значит, неон был источником!
Подобного рода необъяснимые странности и несоответствия меня напрягали все сильнее. В них не было никакого смысла, никакой логики, а потому и беспокойство от них было нерациональным и неприятным. Но я пересилил себя и взялся за ручку двери. Я потянул ее, шагнул через порог, но в следующий миг получил сильнейший удар электрическим шокером. Били сбоку, из полутьмы междверного тамбура. Расчет противника оказался верным, я не смог бы разглядеть засаду ни при каких обстоятельствах, так как на улице шпарило солнце, а вот свет в холле передающего центра намеренно отключили.
Шокер выставили на максимальную мощность, так что меня не только завернуло дугой от пронзившего тока, не только отшвырнуло вперед силой моих же дернувшихся мышц, но и ощутимо обожгло кожу под одеждой. Я рухнул на пол в позе зародыша, еще в воздухе выпустив ружье из рук.
Удар плечом об пол получился весьма ощутимым, но я не мог его предотвратить, так как тело совершенно не слушалось, и не было ни малейшей возможности сгруппироваться или погасить силу падения руками. В общем, я рухнул, ну точно как мешок с песком. Даже еще менее эстетично. И плечо наверняка выбил, хотя пока трудно было сказать, потому что боль от удара и боль от пронзившего меня электричества спорили между собой и не давали возможности реально оценить ущерб от полученных повреждений.
Так или иначе, свернуло меня, что называется, в бараний рог. Разогнуться, или как-то вообще контролировать тело, я не мог. Ружье отлетело метра на два, можно было и не пытаться за ним тянуться в создавшейся ситуации. Со мной в тот момент можно было творить, что заблагорассудиться, хоть надругаться группой из двух и более человек, К счастью, таких идей тут ни у кого не было. Кто-то попросту склонился надо мной, бесцеремонно ухватил за ворот куртки и поволок к лифту.
Судя по времени подъема, остановились мы не на третьем этаже, где располагались аппаратные помещения и системы контроля, а на четвертом или даже на пятом. Там мы еще не удосужились побывать. Просто незачем нам было туда подниматься, раз уже нашли все, что требовалось. Утилитарное мышление. Впрочем, ничего интересного наверху быть не могло, там, скорее всего, базировалось начальство связистов. А один кабинет от другого ничем не отличается, мы их уже повидали на острове во всех видах.
Из лифта меня выволокли уже двое. Их я тоже не мог разглядеть, так как шея не слушалась, а голова безвольно болталась, не давая возможности хоть на чем-то сосредоточить взгляд. Ощущение не из приятных. Причем, эти двое, не стали тащить меня по полу, а без труда подхватили под мышки, поставили на непослушные ноги и уже в таком, почти распрямленном, положении понесли вперед. Такая физическая подготовка никак не вязалась с моей теорией об оставшихся на острове стариканах. Нет, я находился в крепких руках, тащили меня молодые люди, причем ростом повыше моего. Ни кряхтения не было слышно, ни одышки.
Миновав длинный коридор, меня затащили в крайний кабинет. Он был самым обыкновенным, оформленным в том же стиле, что и другие кабинеты начальников на этом острове. Но от других его отличала важнейшая деталь. Он не был пуст, как другие, а за массивным столом восседал здоровенный детина. На вид ему было лет двадцать пять, не больше. Ни бороды, ни усов. В общем, со стариками я облажался, это следовало признать. А раз так, надо было сосредоточиться и попытаться вернуть упущенные позиции.
— Посадите его в кресло, — приказал детина тем, кто меня приволок.
Один грубо перехватил ворот моей куртки, чтобы я не грохнулся на пол, другой тут же метнулся и приволок кресло, потом оба опустили меня в него, оставшись за спиной.
— Валите отсюда. — Детина небрежно махнул рукой.
Все убрались, закрыв дверь кабинета. Я же задумался о другом. Голос, который вызывал меня сюда по связи, был другим. Это могло ни о чем, ровным счетом, не говорить, так как у микрофона мог запросто сидеть простой связист, выполняющий приказ. Но все равно я сделал себе пометочку. В сложных ситуациях важны любые мелочи, а создавшаяся ситуация безусловно относилась к разряду сложных.
— Кен Байрон, — представился детина. — Хозяин острова. А ты, видимо, прибыл с большой земли.
— Типа того… — с трудом выдавил я из себя, так как тело еще слушалось с большим трудом, даже языком было сложно ворочать.
Я сделал еще одну пометочку в уме — детина назвал себя хозяином острова, но не заикнулся даже об озвученной по радио должности командира гарнизона. А ведь военный бы представился по форме, скорее всего, хотя у меня не было богатого опыта общения с военными. Я мог ошибаться, или это могло быть каким-то трюком, призванным сбить меня с толку, но узелок на память я мысленно завязал.
— Прибыл ты не один, — с уверенностью продолжил Кен. — Поэтому я о вас буду во множественном числе говорить, а о тебе самом в единственном. Чтобы не путаться. Так вот, рассказывай давай, как вам удалось перебраться через полосу океана с нормальной соленостью. Если вы попали сюда, значит отсюда можно попасть на Суматру. И я хочу знать, как это можно проделать, точнее, как на практике это проделали вы.
Вот это было уже интересно. В высшей степени. Выходит, они, эти ребята, кем бы они ни были, не видели «Шпика». Иначе бы не возникло такого вопроса. Или возник бы? Может разведчики Байрона и видели, как мы вошли в бухту на батиплане, но сам он хочет узнать не на чем мы прибыли, а как нам удалось справиться с биотехами. Значит он, хоть и хозяин этих земель, но мечтает все же покинуть их. И это замечательно. Это просто прекрасно. В принципе, эту карту можно попробовать разыграть. Причем риска в этом нет никакого, а выгода может получиться очень весомой.
— У нас был подводный корабль, — начал я с совершенно правдивой информации. — Он специально создан и приспособлен для борьбы с искусственными тварями.
— Был? — Кен пристально посмотрел на меня.
— Именно так. — Я понял, что он клюнул. Надо теперь развивать ситуацию, раз уж вышло его заинтересовать. — Был, но уплыл. Один из моих людей оказался предателем, угнал вооруженную до зубов субмарину и сейчас грабит подводную базу в безопасной зоне.
— Тебе-то откуда знать, что он там делает?
— Ну, пока ты дал нам тут похозяйничать без тебя, мы прослушивали частоту, на которой предатель общался с нашим общим спонсором и докладывал ему о своих действиях и планах.
— Складно, — с удовлетворением кивнул Кен. — Я думал, ты врать начнешь, а ты, даже если чего и не договариваешь, лепишь все же гладко. Убедительно лепишь, надо признать. Так это от вашего спонсора, выходит, подарочек?
Кен небрежно указал большим пальцем через плечо, туда, где за окном догорали корабли в бухте.
— Именно так, — снова подтвердил я. — Мы с ним не сошлись по целому ряду вопросов. В основном финансового характера.
— О, как… — Детина усмехнулся. — Так ты, выходит, нашей породы?
— В смысле? — уточнил я.
— В смысле пират, — пояснил Байрон. — В смысле, развел спонсора на бабло, и тут решил пришхериться. Так?
Вот теперь у меня уже не оставалось сомнений. Никакой он не командир военного гарнизона. Но кто тогда? Как оказался на острове, когда сюда высадился, сколько людей у него в команде? Ответы на эти вопросы были очень важны, но не было смысла строить догадки по этому поводу, необходимо было собирать факты дальше.
— Нет, не так. — Говорить стало легче, тело отходило от электрического шока. — Он нашел остров по снимкам со спутника. Увидел, сколько тут добра, и отправил нас на разведку. И заплатил, естественно. А один из наших решил поиграть в свою игру, нашел что-то ценное на подводной базе и свалил туда. А нам достались все шишки.
Я придумывал историю на ходу, но мне не впервой было выкручиваться из щекотливых ситуаций, так что я довольно уверенно себя чувствовал. Мне известны были некоторые тонкости человеческой психологии, причем не в теории, а в сугубо практическом свете. Так что я примерно уже представлял, какую наживку надо насадить на крючок, и каким манером потом подсекать уже клюнувшего детину. Мысли я, конечно, читать не умел, но Байрон, своими вопросами и реакцией на ответы, сам указывал мне верное направление.
— Ну и какие у тебя теперь идеи? — заинтересовался Кен.
— А никаких пока, — признался я. — Так все завертелось, что стало как-то не до идей. Хотя поначалу одна все же была. Я думал воспользоваться одним из кораблей, добраться на нем до подводной базы, надрать задницу предателю, вернуть свою субмарину, а на ней уже добраться до Суматры. Но не вышло, как видишь.
— Спонсор не дал. — Детина выразительно ткнул пальцем вверх.
— Он самый.
Мне становилось все лучше и лучше. Я уже мог не только говорить без труда, но и вернул контроль над конечностями и шеей. Не полностью, но встать бы уже точно смог. Вот только кололо везде, как если ногу отсидишь, или отлежишь руку. Но это я уж точно мог пережить.
— А хочешь я тебе сейчас докажу, что ты врешь? — Кен недобро сощурился.
Блефовал. Не было неувязок в моем рассказе. Хотя бы потому, что все в нем было правдой. Так что пусть пялится сколько угодно. Если хочешь кого-то крепко ввести в заблуждение, надо говорить правду и только правду, но не всю. И еще нужно реальным действиям приписывать не те мотивации, какие двигали тобой на самом деле. В результате факты получаются настоящими, и доказать их можно без труда, а вот интерпретируются они не верно. И оппонент оказывается в паутине ложной реальности, причем сам он никак этого не поймет, пока ты его не нахлобучишь как следует.
— Ну, валяй, — спокойно предложил я.
— Эти корабли, что сгорели, не умеют под водой плавать, — с довольным видом сообщил Байрон. — И на них ты никак не мог бы добраться до подводной базы. А?
— Это тебе только так кажется, — с иронией заявил я. — У меня, помимо кораблей, свои средства имеются.
— Здесь?
— Здесь. У меня есть костюм, в котором можно погружаться на километр и больше.
Да, это было смелое заявление. Байрон мог мне и не поверить, тогда бы пришлось ему показывать спрятанный под пирсом скафандр. Не хотелось бы этого делать. Но, к моему удивлению, Кен поверил. Точнее я сразу понял, что он знал о существовании подобных костюмов.
— На подводной базе взял? — догадался детина.
— Именно так. Перед высадкой я отправил разведчика вперед, чтобы не соваться сюда наобум. Не хотелось бы сходу потерять субмарину, сам понимаешь. А разведчик в скафандре тихонечко прошел под водой, заметить его сложно… В общем он посмотрел, что и как, доложил мне, а потом уже мы в полном составе причалили. Костюм он спрятал.
— Где? — напрямую спросил Байрон.
Уж слишком он заинтересовался скафандром. Явно, неприкрыто. И это меня озадачило. Сильно. Точнее не столько озадачило, сколько зажгло надежду в моей душе. Скафандр вызвал у Байрона больше эмоций, чем весь остальной мой рассказ. А это могло означать, что у него на этот костюм были свои виды. И я даже предполагал, что именно у него на уме. Но если я прав, значит на острове, в распоряжении Кена, есть какое-то транспортное средство, на котором можно добраться до точки расположения подводной базы. Но не дальше. Если так, то мне необходимо было выяснить, где этот транспорт находится и что собой представляет. Если получится, значит, я не зря начал разыгрывать эту карту.
— Вот где, я не знаю. — Наконец, мне пришлось соврать.
И это было плохо во всех отношениях. Потому что теперь Байрону проще будет уличить меня в неискренности. Ладно, потягаемся еще.
— Это как? — удивился детина.
— Не поинтересовался я у разведчика. Хотелось побыстрее тут все обследовать, потом то одно нашли, то другое… Потом с машиной провозились, потом с кораблями… Все думал, потом спрошу. А не получилось.
— Интересно… — Кен призадумался.
По его реакции я сразу понял, что Алекс на свободе, а значит и Ольга с ним. Потому что Байрон растерялся немного. Был бы Алекс у него в руках, то проще было у него выяснить, где скафандр. Но, видимо, я был единственным пленником. И это хорошо. Очень.
— О чем задумался? — Я позволил себе некоторую наглость.
Кен вышел из задумчивости и недобро на меня посмотрел. Ничего не ответил и громко позвал своих прихвостней, ожидавших за дверью.
— Наручники на него наденьте, — приказал он им, когда они снова возникли у меня за спиной. — А то очухается, придется опять его вырубать. А не хотелось, бы. Сердечко может не выдержать, а он нам живым нужен. Некоторое время. И давайте его ко мне в машину. Пора сваливать!
Мне застегнули руки за спиной, и снова поволокли по коридору к лифту. Я, честно говоря, ощутил себя несколько озадаченным таким поворотом дела. Все было как-то не так. Вся моя теория о стариках летела к дьяволу. Не было тут стариков. Хотя обязаны были быть, если уж тут вообще кто-то остался. Но вместо стариков мне пришлось столкнуться с громилами, каждому из которых по двадцать лет с небольшим. Откуда они тут? У меня не было ни одной идеи на этот счет. Но главное, зачем хозяину острова сваливать со своей же территории?
У меня начало возникать устойчивое ощущение, что он не считал себя хозяином, а только называл. И кто в таком случае тут был реальным хозяином?
По мере того, как тело отходило от электрошока, все сильнее давала о себе знать боль в ушибленном плече. А застегнутые за спиной руки и небрежное обращение только усугубляли ситуацию. Но уж что-что, а боль переносить я умел. Другое дело, чтобы травма не поставила меня в неловкую позу в тот момент, когда потребуются все мои физические ресурсы. А в том, что этот момент настанет, у меня не оставалось сомнений.
Так или иначе, не смотря на частичное ограничение моей подвижности и на приставленных ко мне громил, на крючке все же не я находился, а Байрон. Было очевидно, что ему нужен скафандр, что он хочет выбраться с острова и у него даже есть средства для этого. Но не для того, чтобы преодолеть контролируемую биотехами полосу океана. Фактически, ему нужен был подводный корабль, о котором я рассказал, а все остальное, только как средство достижения этой цепи. Но тут наши с ним интересы кардинально расходились, так как батиплан и мне был позарез нужен, и отдавать я его не собирался ни Байрону, ни Урману, дьявол бы обоих побрал.
Трудно было представить, что могут устроить на побережье пираты, даже если их с десяток человек всего, когда в их распоряжении будут не только все ресурсы острова, не только все находящееся на нем оружие, включая ракетные системы как минимум среднего радиуса действия, но еще и летательные аппараты, катера, а заодно и батиплан с неограниченной дальностью хода. Причем ответственность за все, что может учинить банда Байрона, я заранее целиком и полностью взял на себя. По привычке. Не было в моей жизни ситуаций, когда бы я мог переложить ответственность на кого-то другого. Даже когда руки за спиной в наручниках, даже когда по бокам двое конвойных.
Возможно, эта черта характера была моим слабым местом, и не исключено, что Альбинос, отчасти, именно ею и воспользовался, просчитав меня, как просчитывают соперников хорошие игроки в покер. Но, даже понимая это, я не готов был действовать как-то иначе.
Оказавшись под открытым небом, едва один из громил бесцеремонно вытолкнул меня через дверь холла наружу, я постарался оценить имеющуюся расстановку сил. Сразу в глаза бросилось многое, например, что у входа в передающий центр появился гусеничный вездеход с большой кабиной и открытым кузовом, в котором сидели семеро вооруженных винтовками парней.
Мой внедорожник тоже перегнали с того места, где я его оставил, и приткнули позади вездехода. Это означало, что девять человек в банде Байрона точно есть. Но еще я чувствовал двух снайперов. Не видел, а именно чуял, каким-то совершенно сверхъестественным чутьем. Но вот уж кого-кого, а снайперов я чувствовать научился. Просто пришлось, так как на Суматре редкие разборки обходились без их участия.
Тогда, со снайперами, у меня набиралось двенадцать противников, если считать самого Кена Байрона. А его следовало считать, очень уж недурной физической формой он обладал.
В принципе, это не много и не мало. Бывало в моей жизни и больше противников за один раз, бывало и меньше. Так что в пределах нормы. Вот только в каждом из тех случаев, когда врагов было примерно столько же, сколько сейчас, у меня не были скованы руки и было хоть какое-нибудь оружие. Так что нынешние стартовые возможности можно было оценить как неудовлетворительные.
Но, не смотря на это, действовать было необходимо, так как тянучка со временем никогда еще не доводила до добра. Чем дальше, тем хуже может стать обстановка.
Я прикинул, что до вездехода с бойцами в кузове от меня не больше четырех усердных прыжков. Никто даже винтовку с предохранителя снять не успеет, как я окажусь в самой гуще противника, вынудив ребят вступить со мной в рукопашную схватку.
И как только это случится, снайперов уже можно будет не опасаться, так как даже самый меткий и уверенный в себе не станет палить по своим. Даже если попадет точнехонько мне в голову, что весьма и весьма затруднительно, пуля, пущенная из винтовки, прошьет череп навылет, а потом пришибет и того, кто за мной.
Без снайперов будет проще. И я бы ни секунды более не размышлял, если бы не запястья в наручниках. Ну ладно бы еще спереди, можно было бы руками ставить блоки, а дальше я бы ногами отмахался, с грехом пополам. Много ведь не надо — выбить бы одну винтовку, а дальше дело пойдет.
Но руки были скованы сзади, что все же заставило меня повторно взвесить шансы. Не в моих правилах было вступать в схватку, не будучи уверенным в ее благополучном исходе. А пока шансы были процентов восемьдесят, не больше. А это уже, на мой взгляд, не оправданный риск.
В общем, сразу после выхода из здания, я оказался перед весьма неоднозначным выбором. С одной стороны нельзя было медлить, с другой не было уверенности в победе. А это деморализует в определенной степени.
Меня повели к кабине вездехода, и это было плохо, так как там у меня будет значительно меньше возможности для маневра, чем в кузове. Нужно было немедленно остановиться на каком-то решении, но не успел я его принять, как кто-то принял его за меня.
Сначала на крыше одного из соседних зданий раздалось короткое, но очень громкое шипение, но никто, даже я, не успел на него хоть как-то отреагировать, потому что в следующий миг в кузове вездехода произошел мощный взрыв. По глазам ударило яркой вспышкой, и тут же приложило ударной волной. Я отлетел почти на метр, приземлился на ноги, но не смог удержать равновесия и шарахнулся спиной вниз. Это было так неприятно, что словами не передать, учитывая, что падать пришлось не только на застегнутые руки, но и на жесткие браслеты наручников. Естественно, от удара они застегнулись крепче, дужки продвинулись на пару зубьев, и так врезались в запястья, что я едва не вскрикнул от боли.
Но было не до проявления слабостей, следовало как можно скорее воспользоваться предоставленным шансом. Понятно, что моих провожатых так же отбросило ударной волной, а приложило к бетону их еще крепче моего, так как они весили больше.
Пока они очухивались, я максимально подтянул колени ко лбу, оставаясь лежать на спине, а потом резко перевернулся на бок и перетянул руки вперед. Хорошо, что не успел отрастить задницу, как у Алекса, а то этот фокус бы не прошел. Дальше было легче — не разгибая колен я провел их через кольцо застегнутых рук, после чего вскочил ка ноги. Так было намного лучше, хотя стянутые сталью запястья не только дико болели, но и кисти начали опухать.
Зато я хоть что-то мог теперь делать руками, а это дорого стоило в создавшейся обстановке. К тому же времени на частичное высвобождение у меня ушло не более трех секунд, так как куски мяса от разорванных взрывом громил начали падать, когда я уже был на ногах. Следом опустилась взвесь кровавой пыли, так что пришлось утереть рукавом глаза.
Зато ни в кузове, ни в кабине вездехода теперь никого не было. Правда, кузова теперь тоже не было, а от кабины остались только завернутые вперед силовые стойки. Хорошо бабахнуло, надо признать.
Я развернулся, ударом ноги выбил винтовку из рук одного из моих валяющихся на земле провожатых, снял ее с предохранителя и прикончил обоих громил, чтобы не мешались. В том, что эта банда состоит из врагов, у меня уже не было сомнений. Но вот сам Байрон нужен был мне живым.
Очень уж мне любопытно было, на чем он собирался достигнуть подводной базы, чтобы воспользоваться моим скафандром.
Когда меня вывели из кабинета, Кен, конечно, двинулся следом. Но ему надо было дождаться лифта, на котором мы уехали. Значит, разница между моим выходом из холла и его выходом через ту же дверь, должна была составить порядка тридцати секунд. А прошло, по моим подсчетам, секунд двадцать.
Получалось, что Байрон либо вот-вот появится на улице, либо сейчас в холле, либо, что, скорее всего, спускается в лифте. И я могу взять его тепленьким без всяких проблем.
Что делать потом, я пока понятия не имел, но если просто стоять и раздумывать, ничего хорошего не получится. Тем более под прицелом снайперов.
Даже когда уже ясно, что это не снайперы Кена, а чьи-то другие, и вооружены они не винтовками, а ракетными ружьями внушительного калибра. Но мне не были понятны их намерения и мотивации, так что я пока был далек от мысли с ними знакомиться.
Не тратя времени даром, я ухватился застегнутыми руками за ручку двери, открыл ее, перехватил винтовку поудобнее, и рванул через холл к лифту. По показаниям индикатора было понятно, что кабина идет вниз, так что мне оставалось лишь подождать немного.
Скорее всего, Байрон о взрыве мог и не знать, если уже был в лифте на тот момент. Но даже если знал, мое появление в холле с винтовкой для него точно окажется неожиданностью. Хотя как раз винтовка мне ничем не поможет. Эффективно ей воспользоваться, например, прострелить Кену ногу, все равно не получится со скованными руками, а во всех остальных случаях оружие будет только мешать. Так что я приставил винтовку к стене, а сам встал у двери лифта и покрутил головой, разминая шею.
Наконец звякнул звонок, возвещавший прибытие лифта. Я чуть отшагнул, чтобы меня не сразу можно было увидеть из кабины. Двери разошлись в стороны, выпустив в холл ровную полосу света и упавшую на пол тень Байрона. Я дал ему сделать полных три шага, чтобы надежно оказаться у него за спиной, а потом чуть подпрыгнул и как следует врезал наручниками по затылку.
Пришлось шепотом выругаться, чтобы хоть немного унять острую боль в запястьях, но противнику досталось больше. Он даже понять ничего не успел, рухнул, как мешок, у моих ног. Надо было его хватать и тащить, потому что в любой момент в холл могли ворваться представители другой стороны. Причем, неизвестно кого и что представляли эти представители. И я не был уверен, окажутся они лучше Байрона, или же наоборот.
В любом случае у меня не было ни малейшего желания заводить новые знакомства. И так, что-то чересчур людным оказался мой необитаемый остров, моя «терра нова» и островная республика.
Мне не знакомится с кем-то хотелось, а поскорей расстегнуть наручники, к тому же я знал, что ключ у Кена наверняка в кармане. Но все же я удержался от порыва и предпочел ухватить пленника за пояс крепко скроенных, но уже не новых, штанов, и затащить обратно в лифт.
Нажав кнопку третьего этажа, я, наконец, смог присесть рядом с бесчувственным Байроном и обшарить его карманы. Ключ от наручников оказался пристегнут к поясу, и я с наслаждением освободился от осточертевших оков.
В подмышечной кобуре, к еще большему моему удовольствию, нашелся пистолет «Шок 400» тридцать восьмого калибра. Самое то, и убойность приемлемая, и точность не страдает. Один магазин стоял, где положено, в рукоятки, другой лежал в специальном кармашке кобуры. Общим числом получалось сорок патронов. При грамотном использовании роту можно остановить.
Когда лифт достиг третьего этажа, я дождался открытия дверей, выволок пленника и потащил его в аппаратную. У меня не было ни малейшего плана, но одно я знал наверняка — первым делом следовало восстановить связь с Алексом, а там уже, сообща, принять верные решения. Мне ну никак не могла помешать поддержка проверенного человека.
Ретрансляторы, как я и предполагал, были отключены, но вся система осталась настроенной на нашу частоту. Так что ребятам Кена не пришлось сканировать эфир, они сразу знали, как выйти с кем-то из нас на связь. А ретрансляторы, скорее всего, отключили даже не ради того, чтобы разъединить членов неприятельской команды, а чтобы вызвать того из них, кто находился в непосредственной близости. И только его одного. Грамотно.
У меня в голове была каша, а если уж совсем честно, то я был почти в шоке от того, как необитаемый и пустынный остров непроницаемой тишины вдруг превратился в поле битвы между двумя группировками, о полной численности которых я не имел ни малейшего представления.
Ладно еще, что мы никого не заметили по прибытии, но у нас даже подозрения не возникло. Ни следов, ни каких-либо намеков на человеческую деятельность. Хотя, на уровне интуиции, я ведь все время поминал Жюль Верновского капитана Немо. Нельзя сказать что накаркал, к тому же сам капитан Немо, в отличие от Байрона, являлся положительным персонажем, и приходил на помощь нуждающимся в ней. Но вот то, что чутье меня, в который уж раз не подвело, следовало отметить.
Пристегнув Кена наручниками к силовой стойке с приборами, я положил пистолет на пульт, включил ретранслятор и вызвал Алекса. Тот ответил немедля, и выдал в эфир поток такой ругани, к которой, как мне казалось, английский язык не был приспособлен никоим образом. Я дослушал многоэтажную тираду до конца, после чего вкратце описал обстановку. Когда стрелок от удивления прикусил язык, я без помех смог поделиться своими идеями касательно решения насущных проблем. Под конец я велел Алексу пешим порядком выдвигаться ближе к месту основного действа, то есть, к антенному полю.
Закончив сеанс связи, я осмотрел аппаратную на предмет возможности незаметного для противника отхода или, хотя бы, на предмет ее фортификационного переоборудования. К сожалению, никаких особых возможностей ни для первого, ни для второго, тут не было. Дверь была хлипенькой, пластиковой, такую с пинка и Ольга откроет, а путей отхода, кроме окон, не наблюдалось. Через окна вылезать мне было не впервой, я, в принципе, мог бы и спрыгнуть с третьего этажа без вреда для себя, но вот выкинуть бесчувственного Кена, означало его угробить почти со стопроцентной вероятностью.
В общем, победа над Байроном оказалась пирровой. Точнее, она ни к чему не вела. Я взял реванш, чужими руками завалив лайнер Альбиноса, я отыгрался перед Кеном. Тоже по большей части чужими руками. А вот дальше что? Ответа у меня не было. Ни на этот вопрос, ни на массу других, схожей важности.
Я сел в кресло за пультом, взял пистолет, и стал ждать, когда придет в себя Байрон. Допрос мог хоть что-то прояснить. Но у меня не было уверенности, что мне дадут возможность его провести.
Чтобы ускорить процесс, я как следует влепил Байрону пару пощечин. Это дало результат. Детина очнулся и со смесью удивления и злобы посмотрел на меня.
— И что дальше? — спросил он с ноткой иронии в голосе.
Хотел бы я знать ответ! Но я его не знал, так что пришлось самому задавать вопросы.
— Давай только без выкрутасов, — попросил я. — У меня времени не много, а судя по тому, с каким усердием неизвестные парни отстреливают твоих людей, у них и на тебя зуб имеется. И, если хочешь избежать с ними встречи, давай, копись, не тяни.
— На этом острове ничего не получится избежать, — спокойно ответил Кен. — Все повязано. Так что иди ты подальше со всеми своими вопросами.
Времени действительно было мало. И уж совсем мало его было на хоть сколько-нибудь эффективный допрос. Я представил, как вооруженные люди врываются в холл, осматривают его, а потом со всеми предосторожностями движутся к лифту. На каком этаже я засел, они наверняка знали, если слушали мою частоту. Ведь понятно, что ретранслятор можно включить только из аппаратной. Выходит, времени у меня ноль.
— Скажи хоть, кто такие эти. — Я указал взглядом на дверь, которая в любой момент могла вылететь от удара. — Кто вы такие, мне примерно ясно.
— Да ни хрена тебе не ясно, — усмехнулся детина.
— А эти… Слышал про Гаммельнского крысолова?
— Сказку что ли? — Я не понял, к чему он клонит.
— Ага, сказку… — Лицо Байрона сделалось твердым и жестким, как маска. — Так вот это тот самый Гаммельнский крысолов и есть.
Я ничего не понял, но через секунду дверь действительно вылетела с пинка, а на пороге показались двое бойцов — один с ручным пулеметом, другой с коротким штурмовым автоматом. Оба были облачены в броню и шлемы, причем получше тех, в которых щеголял полицейский спецназ на побережье.
Один в руках держал пулемет, направив его ствол чуть вверх, а не точно на нас, другой вскинул к плечу короткий штурмовой автомат. У обоих на поясе висели ручные гранаты, но их окраска была не темно-зеленой, а желто-оранжевой, слишком уж веселенькой, чтобы они могли быть боевыми. Скорее какие-то светозвуковые или слезоточивые.
Можно было, конечно, попрыгать маленько, погасить их из пистолета, чтобы не особо крутыми себя чувствовали. Но это, определенно, был путь в никуда. Даже если получится выпрыгнуть через окно и рвануть к Алексу. Я уже поссорился с Байроном, и глупо было бы ссориться с другими обитателями острова. К тому же эти совсем не походили на бандитов. Зато они очень, очень походили на солдат. На морских пехотинцев, каких я и ожидал увидеть. И хотя лица их были скрыты под забралами шлемов, все равно по движениям и осанке, по отсутствию одышки можно было определить, что это не старики.
Я осторожно поднял руки. Эти двое, так и не направив оружие на меня, шагнули в помещение аппаратной, а их место у порога заняли двое других, в такой же экипировке.
— Андрей Вершинский? — спросил один из солдат, тот, который держал пулемет.
— Да. — Я кивнул.
— Мне бы не хотелось связывать вам руки, — признался боец. — Готовы добровольно пройти с нами?
— Отчего бы и не пойти? — Я пожал плечами. — Может, тогда и пистолет позволите взять? А то модель мне очень понравилась.
Солдат спросил у кого-то разрешения по связи, потом кивнул, мол, начальство не против. Запасной магазин уже лежал у меня в кармане, так что оставалось сунуть пистолет за пояс, махнуть на прощание ручкой его бывшему хозяину, и выйти в коридор с эскортом из двух бойцов.
Еще двое остались с пленником, но и в коридоре оказался целый отряд. Причем, в отличие от головорезов Байрона, эти все действительно походили на морских пехотинцев, какими я их себе представлял. Все в одинаковой униформе, одинаково экипированы, к тому же на высоком техническом уровне, а так же им не чужда была дисциплина и слаженность действий.
По этим признакам можно было предположить, что на этот раз меня проводят действительно к начальнику гарнизона. Но одна мысль все же не давала мне покоя. Ну никто из увиденных мной обитателей острова не был похож на старика. Все были крепкими, сильными, подтянутыми. И даже когда лиц было не увидать, все равно никого из них нельзя было заподозрить хотя бы в сорокалетием возрасте. Это не вязалось с моей теорией, так как население острова было эвакуировано тридцать лет назад, а, следовательно, тем, кому тогда было двадцать, теперь должно быть за пятьдесят.
Но тут мне вспомнились слова Байрона. Он назвал своего оппонента Крысоловом, и видно было, что он не шутит, есть у него какая-то веская причина именно так его называть. Да еще и ненавидеть, как я понял, именно за это.
Я не был знатоком детских сказок, но мама, еще на нашем острове, показывала мне мультфильм, один из немногих на русском, сохранившихся в нашей фильмотеке. Там мальчик, играя на дудочке, увел из города крыс и утолил их то ли в реке, то ли в море. А потом, уже много позже, я узнал, что сказка это не русская, как я думал, и было все не совсем так, и что крыс увел не мальчик, а мужчина. Но трудно было сказать, положительным героем был этот крысолов, или же отрицательным, так как потом, по каким-то не совсем понятным для меня причинам, он точно так же увел из города детей. И тоже вроде бы утопил.
В связи с этим, пока я шел по коридору и спускался на лифте, у меня возникло предположение насчет происхождения такого прозвища у командира местного гарнизона. И это могло бы очень многое объяснить, включая возникновение самой банды Байрона. И это вполне могло быть правдой.
Что если, перед эвакуацией или во время нее нынешний начальник гарнизона увел и спрятал офицерских детей? Трудно было понять, зачем это ему понадобилось, почему именно детей, и почему родители эвакуировались, бросив любимых чад на растерзание биотехам. Но я знал, что иллюзия нелепости или парадоксальности возникает, как правило, при недостаточности информации.
Я не знал, какова тут была обстановка и чьи это были дети, так что о мотивах Крысолова рановато было пока размышлять. Зато такое предположение, если принять его как рабочую гипотезу, объясняло наличие двух враждующих группировок на острове. Уж очень много неприязни вложил Байрон в прозвище Крысолов, когда произносил его. А значит, скорее всего, он был одним из уведенных детей когда-то. Но, как оно нередко бывает, оказался чем-то недоволен, а потому, подобно Сатане, поднял восстание и, вместе с единомышленниками, вступил в конфронтацию с основными силами. А может и просто с самим Крысоловом.
Но одна очень веская деталь не укладывалась в эту картину. Проблема была в том, что Байрону и его головорезам, как и солдатам, на вид около двадцати лет или чуть больше. А это значило, что никто из них не мог родиться и быть детьми на момент эвакуации. Если бы им было лет по девять тогда, то сейчас было бы за сорок. И означать это могло бы только то, что среди детей были не только мальчики, но и девочки, а все, с кем мне тут пришлось столкнуться, являются вторым поколением, то есть детьми тех самых детей, уведенных Крысоловом.
Не то чтобы меня очень уж озадачило подобное положение дел, но закручено все было весьма лихо, и неизвестно чего еще можно было ожидать при таких раскладах. Поэтому, когда меня вывели на улицу, я решил не поддаваться ка провокации и не расслабляться сверх меры, даже если все будет казаться ясным и очевидным.
Гусеничный вездеход Байрона почти догорел, но продолжал чадить в чистое небо. Хотя, конечно, чистым оно теперь было лишь относительно, не то, что утром. Часть небосвода заволокло дымом от кораблей, часть от взорванного вездехода, да еще наискось рассекал пространство след от зенитной ракеты, правда он порядком рассеялся, и напоминал скорее перистое облако.
Во дворе у антенного поля солдат было еще больше, чем в здании. Я готов был голову дать на отсечение, что в операции по нападению на центр связи принимали участие как минимум две роты. Часть бойцов занимали стрелковые позиции за углами соседних зданий, нескольких я заметил в зарослях у антенного поля. На крыше здания, откуда шарахнули из ракетного ружья блеснул то ли бинокль, то ли забрало шлема.
Но основные силы были сосредоточены как раз у входа. Там теперь стоял не только мой внедорожник и догорающий вездеход, но и легкий бронетранспортер, под броней и на броне которого занимали позиции стрелки. Кроме того, по дуге напротив входа были расставлены шесть внедорожников, похожих на мой. Но у этих кабины были поменьше, а позади них стояли пулеметные турели и были оборудованы места для стрелков.
Все это выглядело более чем внушительно. Такими силами уж точно мог обладать только настоящий хозяин острова, а не мятежный Байрон. Теперь меня уже не удивляло, что было позволено взять с собой трофейный пистолет. С одной стороны жест доброй воли, с другой — ни малейшего риска.
Но при таком количестве личного состава возникал резонный вопрос: это же скольких детей надо было увести Крысолову, чтобы они тут расплодились с такой эффективностью? Забавно, что на военной базе вообще были дети, хотя это вполне объяснимо, ведь офицеры живут в домах, а не на казарменном положении, так что у них и семьи должны быть, и дети, но все же я не думал, что в таких вот масштабах. Две роты, это около шестидесяти человек. Да и вряд ли Крысолов пригнал сюда весь свой личный состав. Ну, получается, около девяноста человек должно быть в его распоряжении при наблюдаемом положении дел. Для ровного счета можно взять сотню.
Для рождения сотни детей понадобится минимум пятьдесят пар, а это те же сто человек. А более чем по два ребенка одна пара родить не успела бы, иначе бойцы, или часть бойцов, была бы помладше, чем они есть. Выходило, что либо кто-то действительно, под шумок эвакуации, похитил сотню детей обоего пола, либо не надо было привязывать число пар к числу родившихся на острове. Тут могли править совершенно иные этические законы, далекие от привычной многим моногамии. И, поскольку у меня маловато данных было на этот счет, я решил повременить с предположениями, а побольше фиксировать факты.
Кроме бронетранспортера и вооруженных пулеметами внедорожников, я заметил у здания и пару странных, двухколесных машин. Безусловно, это были мотоциклы, мне доводилось их видеть в фильмах, но вот вживую — никогда. Меня провели к одному из внедорожников. Один из сопровождавших солдат открыл заднюю дверцу и предложил мне забраться на сиденье. Я устроился в кресле, а солдат сел рядом, пристроив пулемет между коленями. Водитель только ждал команды, и когда солдат велел ему ехать, он завел мотор, подал несколько звуковых сигналов и немного отогнал машину назад, чтобы дать возможность остальному транспорту сформировать впереди и позади нас колонну.
Так что, когда мы тронулись и выехали на городские улицы, эскорт получился внушительный. Он и выглядел круто, и с практической точки зрения был продуман как нельзя лучше. Впереди колонны держались мотоциклисты. Они то вырывались вперед, скорее всего, на разведку пути, то возвращались и следовали с общей скоростью.
— У меня тут друзья неподалеку, — сообщил я солдату. — Может, возьмем и их?
— Если есть связь…
— Вы же знаете, что она есть, — сказал я. — Иначе откуда вам знать мое имя, если не из переговоров?
— Мне его сообщили, — спокойно ответил боец.
Он поднял забрало шлема и улыбнулся. Скорее всего, он говорил правду.
Я вызвал Алекса. Оказалось, что они с Ольгой успели довольно близко подтянуться к приемно-передающему центру и видели, как колонна проследовала мимо них. Но мы отъехали далеко, и догонять им нас было уже не с руки, так что я предложил Алексу возвращаться домой и ждать моих дальнейших распоряжений, а самому ни во что не вмешиваться. Он спросил, где машина и обрадовался, узнав, что я оставил внедорожник у входа в здание.
На Алекса можно было положиться, он был обязательным человеком, и если сказал, что будет сидеть тихо, значит, так оно и будет. Если не напьется, конечно. Потому что в пьяном виде он был способен на многое и не утруждал себя излишним контролем. Но об этом точно можно было не беспокоиться — не тот случай.
В любом случае помощь мне сейчас была не нужна. Меня ждали переговоры, а не драка, в этом почти не оставалось сомнений. Уж слишком миролюбиво вели себя бойцы Крысолова в отношении меня. Байрон, вон, сразу приказал шибануть шокером, без церемоний. Да и Альбинос не лучше, устроил спектакль для знакомства. Придурок. А эти даже ствол на людей не направляли.
Это, кстати, говорило не только об их вежливости, но и о превосходной боевой подготовке. Лишь сопляки то и дело лязгают затворами для острастки и тычут оружием под нос кому ни попадя. Мало того, что это неприлично, так еще и выдает их с головой. Что это именно сопляки, а не профессионалы, способные произвести результативный выстрел не только в упор, но и почти из любого положения. В общем, ребята Крысолова производили хорошее впечатление во всех отношениях. Я от этого уже порядком отвык, надо сказать. Не было хорошее отношение нормой на побережье, чего уж греха таить.
Но все же это не значило, что бойцам, а тем более самому Крысолову, можно всецело доверять. Нет, от этого я был далек, а потому хорошо, что Алекс и Ольга побудут дома. В переговорах они мне не помощники, а до драки, думаю, дело не дойдет. Но если все же дойдет, то в нынешней обстановке одному мне будет проще выкрутиться.
Пока колонна двигалась по знакомым и незнакомым улицам города, я все гадал, куда же конкретно мы направляемся, и где может быть оборудована резиденция Крысолова. Не у бухты точно, иначе бы мы заметили хоть какую-то инфраструктуру. И не в жилой зоне. По той же причине. Хотя странно, конечно, в городе две враждующих вооруженных группировки, и никаких следов боевых столкновений, за исключением баррикад тридцатилетней давности. Или ребята решили пощипать друг друга только по случаю нашего прибытия? Могло статься и так.
Но чем дольше мы ехали, тем крепло во мне подозрение, что логово Крысолова находится за пределами городской черты. И тут меня зло взяло за себя. Ну надо же мне быть таким непроходимым болваном! Ведь все подсказки у меня были с самого начала. Как только прихвостни Байрона вывели меня из здания, так сразу и следовало понять, почему мы не увидели никаких следов пребывания людей в этом мертвом городе. Да потому что люди в нем и не жили! Ну кому придет в голову плестись на гусеничном вездеходе по улицам города? Только тому, чей дом или база расположены в непроезжих местах, где попросту не пройдет другая машина.
Очевидно было, что группировка Байрона базировалась за окраиной, иначе всякий смысл в гусеничном вездеходе пропадал. Тут было полно и другой, куда более приспособленной для города техники. А судя по тому, куда теперь направлялась колонна Крысолова, он тоже предпочитал жить за городом. Вот только почему?
Ответ мог крыться в чистой психологии, мол, события минувших дней, безусловно страшные, судя по найденным скелетам чудовищ, сделали город чем-то вроде табу. Запрещенным местом. Запросто. Но могла быть и другая причина, куда более рациональная. И от мысли о ней у меня мурашки по спине поползли. Крупные такие, размером с фасолину. Что если для борьбы с сухопутными биотехами было применено нечто такое, что сделало жизнь в городе невозможной для людей? Может не на совсем, то очень на долго. И, сверившись не только с логикой, но и собственными ощущениями, я понял, что именно так оно и было. Все говорило за это — и отсутствие следов в городе, и обитатели, живущие за его пределами, и, тем более, ватная тишина на острове, так поразившая нас в первый момент. Уж птицы тут точно должны были жить, но их не было.
До меня начало доходить, что события, происходившие на острове тридцать лет назад, были куда драматичнее и трагичнее, чем могло показаться поначалу. И Крысолов, и оставшиеся с ним дети, и факт существования двух противоборствующих группировок, все это могло оказаться звеньями единой цепи, доступной моему теперешнему восприятию лишь частично.
С одной стороны, что мне дела до чужих судеб? Но интуиция, никогда не подводившая меня, не уставала твердить, что дело касается не только и не столько чужих судеб, сколько моей собственной. Слишком много проскакивало едва уловимых связей между этим островом и островом моего детства, с которого мы бежали на «Принцессе Регине», сознательно поменяв одну смертельную опасность на другую. Поменяв грозную разрушительную силу стихии на столь же грозную и не менее разрушительную силу, сотворенную человеческими руками. И теперь я был уверен, что знакомство с Крысоловом может не только расставить по местам все ответы на все вопросы, но и оказать неизгладимое влияние на мою дальнейшую жизнь. А если так, то это и будет настоящий реванш.
