Глава 7
В три часа дня Игорь Дмитриевич был выпущен из следственного изолятора под подписку о невыезде. Недолго он там томился — не набралось и сорока часов, хотя по закону… Да, впрочем, о чем это я? Какой такой закон?
Вдова Войнаровского, узнав об этом, подала жалобу в прокуратуру, которую прямым путем переслали на стол губернатору. Не надо иметь особо богатое воображение, чтобы понять, возымела ли эта жалоба какие-то последствия.
Ну что ж, отпрыск губернатора, который уже успел засветиться на всю страну, обрел желанную свободу. Правда, он не спешил ею пользоваться: прямо из изолятора поехал в свою квартиру и, как сообщали, заперся там. Любящий папаша приставил к нему охрану.
Обо всем этом я узнала от самого Дмитрия Филипповича, который предложил мне продолжать работу по поискам убийцы параллельно с прокуратурой и ФСБ.
Откровенно говоря, в данный момент меня заботило несколько другое. А именно — то, что сообщила мне модель Полина из агентства «Каллисто».
«Вот и Юля так же лежала».
Эти слова убийцы не выходили у меня из головы. Полина, несомненно, говорила правду. По крайней мере, таких тонких и точных совпадений быть не могло.
Все как в плохом голливудском триллере. Главной героине рассказывают душещипательную трагическую историю, кажущуюся страшной сказкой, а на следующий день отдельные фрагменты этой истории всплывают и бьют в глаза ярко, морозно и остро, как низкое зимнее солнце над снежной равниной. Да! Первое, о чем я подумала, так это об истории Романа и Джульетты. Слова киллера, которые запомнила Полина, и история, рассказанная Володей Корсаковым, наложились друг на друга в моем сознании.
Да. Бывают в жизни совпадения. У меня самой их было немало.
Я добросовестно высидела на работе до половины шестого и начала собираться, чтобы ехать домой, как вдруг дверь кабинета распахнулась с такой силой, словно по ней врезали стенобитным орудием, и в проеме появилась чуть пошатывающаяся фигура. Человек сделал шаг вперед, на мгновение мне почудилось, что это Корсаков, но тут незваный визитер тряхнул головой, и я узнала Игоря, сына Дмитрия Филипповича. Еще два с половиной часа тому назад он сидел в следственном изоляторе, а теперь ногой открывал дверь в мой личный рабочий кабинет. Дела…
— Чем обязана? — весьма сухо спросила я, вставая из-за стола.
— Да вы сидите-сидите, мы люди не церемонные! — отозвался тот, по всей видимости, едва удерживаясь от смеха.
В приоткрытой двери мелькнула чья-то мрачная небритая физиономия, очевидно, входившая в комплект «охранник Игоря Дмитриевича, одна штука» наряду с мощными плечами, строгим темным костюмом и прочими составляющими.
Игорь оглянулся на него, потом приблизился к моему столу и сказал:
— Вы, Юлия Сергеевна, проявили такую трогательную заботу о моей заблудшей душе, что я захотел исправиться. У меня сегодня небольшой банкетишко по поводу… Ну, вы сами знаете, по какому поводу. Вы приглашены. Отказы и прочие отмазки не принимаются.
Я недоуменно взглянула на Игоря и, еле заметно пожав плечами, произнесла:
— А если у меня другие планы?
— А другие планы мы перепланируем. Если хотите, я звякну папаше, и он вам мигом организует несколько дополнительных рабочих часов. Внеурочно. В дни, когда наши космические корабли бороздят просторы космоса.
Игорь Дмитриевич, разумеется, не имел представления о том, что я не подчиняюсь его отцу. Что субординация у нас чисто номинальная. Что у меня только один прямой начальник — Гром, то есть генерал Суров. Но при своем неведении Игорь Дмитриевич мог позволить себе немного поязвить над моим рабочим графиком.
Я хотела ответить, но он опередил меня:
— Хотя папаша, надо сказать, немного того… Пасет меня, как малое дитя. Сказал, чтобы я из дома и носа не высовывал. Дескать, мне угрожает опасность. Хе-хе! Мне — опасность! Да кто же этот дурак, позвольте спросить, который будет мне угрожать?
— По-видимому, тот самый дурак, что убил Войнаровского, кто бы он ни был, — быстро ответила я.
Сардонический смех Игоря утих. Он глянул на меня разбегающимися в разные стороны глазами — наверно, уже неплохо принял на грудь! — и заявил:
— Я не знаю, что там мой папа имел в виду, только он что-то не в своей тарелке. Хотя, откровенно говоря, это не повод, чтобы мне оставаться позорно трезвым.
Я покачала головой, и тут зазвонил телефон. Я подняла трубку, не сводя взгляда с Игоря, и коротко произнесла:
— Да.
— Юлия Сергеевна, — прозвучал голос губернатора, и я услышала в нем точно такие же тревожные нотки, как тогда, когда он позвонил мне в воскресенье, прося приехать в администрацию. — Юля, Игорь у вас?
— Да.
— Юля, я вас прошу… Он хотел пригласить вас куда-то там на банкет… кажется, в свое «Каллисто», модельное агентство… Так вот, согласитесь, пожалуйста.
Ну и ну! Когда Игорь мариновал свою холеную тушку в камере СИЗО, губернатор был все же поспокойнее. Кажется, ему не нравится, когда его сын на свободе. Имеется в виду — без контроля. М-да…
— Согласиться?
— Да. Я ничего не могу сделать, хоть и губернатор. Он меня не слушает. Ему ведь уже тридцать пять, какое тут, к черту, послушание! Я, конечно, дам свою охрану, но мне все же спокойнее, если рядом с ним будете вы.
— Вот как? — спокойно переспросила я, пока не зная, что ответить губернатору.
— Разве это так сложно? Просто… у меня нехорошее предчувствие.
— Ну хорошо, Дмитрий Филиппович, — при упоминании вслух имени-отчества отца Игорь наморщил лоб, и на его лице появилась мина недовольства. — Хорошо. Не знаю, правда, к чему это приведет…
— Спасибо, — прозвучало в трубке, и раздались короткие гудки.
Я подняла голову, взглянула на сына губернатора и проговорила откровенно ироничным тоном:
— Ну и о чем мы?
— Обо мне говорил? — Игорь кивнул на телефон. — Обо мне, можешь не отвечать. Ну так что… согласна? Будет весело, обещаю.
— Уж в этом-то я не сомневаюсь. Я как-то раз была в одной компании с вами, Игорь Дмитриевич.
Тот хлопнул себя по бедрам и воскликнул:
— Ах, черррт! Ну ладно… обещаю вести себя скромно, быть пай-мальчиком, вай-вай-вай, и все такое.
— Свежо питание, да дезинфицируется с трудом, как говорил один мой знакомый, — ответила я.
Бритая башка за дверью фыркнула…
* * *
Кажется, Игорь не умел ничего делать без размаха: подозреваться в убийстве — так сразу трех человек, один из которых бриллиантовый король губернии; гулять по поводу освобождения из СИЗО, где он, впрочем, побывал чисто номинально, можно сказать, мимоходом, — так на полную катушку, в ресторане «Каллисто» при одноименном модельном агентстве, с красивейшими девушками города и морем спиртного.
Впрочем, ничего другого сын губернатора, кажется, делать больше и не умел, только гулять.
В банкетном зале были накрыты столы на тридцать, а то и больше человек. Конечно, по роскоши и изысканности меню существенно уступало тому, что я видела накануне в клубе «Ривароль» у Лозовского, но тем не менее и то, что выставил Игорь, тянуло на кругленькую сумму.
Игорь Дмитриевич рекрутировал целый отряд длинноногих красоток из агентства, которыми руководил длинный тощий очкарик с лохматой гривой и кроличьими передними зубами. Это, как оказалось, был некто Гапоненков, директор и творческий руководитель агентства, лучший друг Игоря Дмитриевича и основной поставщик его гарема. Ведь, как я слышала, большая часть моделей перебывала в постели губернаторского сынка, а та часть, которая избежала этого сомнительного удовольствия и была преимущественно выставлена сегодня, чтобы Игорь мог выбрать себе новую наложницу.
Но он, кажется, выбрал ее досрочно. Другое дело, что гипотетическая наложница, то есть я, вовсе не собиралась становиться таковой.
Помимо моделей, тут было еще около полутора десятков молодых людей, половина из которых представляла охрану ресторана и личную охрану Игоря, приставленную к нему заботливым родителем. На входе в «Каллисто» тоже торчал охранник, так что следовало предположить, что уж здесь, в ресторане, Игорь в полной безопасности.
За столом я попала точно между господином Гапоненковым и хозяином банкета — Игорем Дмитриевичем. Первый оказался еще более несносен, чем сынок губернатора, поскольку он непрестанно разглагольствовал. Я бы даже сказала, яростно говорил тосты и спичи, не забывая при этом изысканно поддевать на вилку артишок и одновременно размазывать по прибору мусс из лангустов. К тому же господин Гапоненков синхронно доедал индейку, останки которой угрожающе топорщились на блюде прямо возле моей руки, грозя перепачкать мой рукав.
— Я думаю, что все это полный идиотизм, — ораторствовал он, — посадить в СИЗО такого милого человека, как почтенный Игорь Дмитрич! А, Игорек? Такого… мням-мням… в-в высшей степени достойного человека. Лишним доказательством тому… м-мму… может послужить… кхе… то, какими женщинами он окружает себя. К плохому человеку такая очаровательная женщина… как наша… позвольте ручку… — Тут он схватил мою руку и приложился к ней губами, — ням-ням… К нехорошему человеку такая женщина не потянется. Н-да.
По-видимому, господин Гапоненков уже неплохо выпил, потому как целовал мою руку, позволяя себе не замечать, что его губы перемазаны каким-то жирным соусом.
Я раз за разом отдергивала руку, а в голове брезгливо теснились обрывочные ругательства и настойчиво кружила фраза: хороша Юляша, да не ваша. Значит, это я «потянулась» к «в высшей степени достойному человеку» Игорю Дмитричу? Интересненько…
В конце концов Гапоненков напился до такой степени, что не мог уже перехватывать мою руку, и переключился на более доступную соседку справа от себя. Тем более что это была его же модель. Она старательно улыбалась шефу и, верно, думала, какие у него отвратительные кроличьи зубы.
Я посмотрела на Игоря и только сейчас поняла, что он уже довольно долго мне что-то говорит.
— …не люблю я таких, которых только пальцем помани — и твоя. Мне нравятся другие… опасные. Вот есть такое насекомое — богомол. Так самка этого насекомого после любовного акта разрывает самца. Такие самки мне и нравятся. А что? Главное в женщине — это ее достоинство… Н-но… н-ножки — это, конечно, тоже неплохо, но достоинство!
При мне Игорь выпил не меньше литра самых разных спиртных напитков, включая водку и коньяк, но дьявольское смешение не оказало почти никакого влияния ни на его речь, на на его внешность. Да, крепок губернаторский сынок на питие.
Но чушь он, конечно, несет редкостную.
«Самка богомола», это надо же!
— Игорь, тебе, кажется, надо немного освежиться, — проговорила я.
Он неожиданно обрадовался:
— Ты так думаешь?
Наверно, в устах фотомоделей выражение «освежиться» значит что-то другое, подумала я. Уж очень подозрительно Игорь оживился. Он мотнул головой и схватился за мою руку. Ну вот — одна рука пострадала от господина Гапоненкова, вторая теперь от сына губернатора.
— Пойдем, — безапелляционно заявил он.
Кажется, у Игоря начинают заходить шарики за ролики. По всей видимости, я переоценила его: выглядел-то он трезво, но глаза у него были совершенно бессмысленными и противно мутными. Я повернулась и тут же зацепилась взглядом за массивную фигуру Олега Ивановича Коростылева, того самого, что являлся одной из центральных фигур в службе безопасности губернатора и которого я первым встретила в корпусе администрации после воскресного вызова Дмитрия Филипповича.
Коростылев сидел в делано вальяжной позе, чуть отодвинувшись от стола и приобняв пьяненькую девочку-модель, но взгляд его, трезвый, осмысленный, неподвижный, был устремлен на Игоря.
— Олег Иваныч, — позвала я. — Тут у нас, кажется, Гитлер капут.
Он понял. Оставил свою минутную подружку и приблизился к нам с Игорем Дмитриевичем.
— Ну, что такое?
— Олег Иваныч, будьте любезны, проводите Игоря Дмитриевича освежиться. Наверх, в ванную.
Олег Иванович положил массивную руку на плечо Игоря, стремительно пьянеющего прямо на глазах и клюющего носом куда-то в район выреза на моей блузке, и мягко, но настойчиво сказал ему:
— Кажется, Игореша, ты набрался. Пойдем поправимся.
— Э-э, н-нет! — проговорил Игорь, отталкивая Коростылева. — Он-на… самка богомола.
— Так, — веско выговорил Коростылев и спросил, полуобернувшись ко мне: — Что еще за бред такой?
— Он только что рассказывал о самках богомола, которые после известного акта разрывают своих самцов, — отозвалась я. — Ладно, Игорь Дмитриевич, пойдем пройдемся. Увезите его отсюда к чертовой матери, — шепнула я Коростылеву. — Ведь, кажется, Дмитрий Филиппович велел вам сделать это при первой возможности.
— Попробуем, — отозвался Олег Иваныч. — А ну-ка, цесаревич, подымайсь!
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Там находились туалетные комнаты и — в самом конце коридора — VIP-апартаменты. Именно в направлении последних, минуя туалетные комнаты, и направился по синусоиде Игорь Дмитриевич. Причем прихватил за руку меня.
— Да че ты, Юлька, — бубнил он, — че ты… Тебе понравится.
Тут мне стало безумно противно. Я вырвала свою руку и, скривив брезгливо губы, напомнила:
— Ты, кажется, не туда пошел, Игорь Дмитрич. Тебе — освежиться.
Он остановился. Нижняя губа его, полноватая и массивная, негодующе отвисла, и он выговорил:
— Да ты че, Юля? Ты че? Сразу не понимала, чего я тебя сюда зову? Тебе даже папаша, верно, сказал — иди, когда тебе говорят!
— Ты мерзкий и невоспитанный тип, — холодно ответила я. — Я недавно была на море и видела медузу. Ты очень на нее похож.
Мутные глаза Игоря сузились. Он с шумом выпустил из легких воздух и проговорил:
— Ну ладно, жаба, — ты допрыгалась. Считай, что ты уволена и у папаши больше не работаешь. Понятно тебе?
В этот момент открылась дверь одной из туалетных комнат, и вышла девушка. Явно из модельного агентства. Игорь схватил ее за руку и буквально поволок за собой. И она, в отличие от меня, сопротивляться не стала.
Наверно, не в первый раз.
По мере удаления от меня и Коростылева губернаторский сынок все изрыгал угрозы в мой адрес. Угроз было так много, они были столь неожиданным переходом от весьма до того спокойного поведения Игоря и столь насыщены непарламентскими выражениями, что я даже немного оторопела. А потом повернулась и пошла по коридору.
Как выстрел, хлопнула дверь VIP-апартаментов.
Меня догнал Коростылев и легко придержал за плечо со словами:
— Не берите в голову, Юлия Сергеевна. Придурок, что с него взять. Сейчас я приставлю к апартаментам охрану, и вы можете о нем забыть.
Он поднес к уху мобильник и начал говорить что-то отрывистым, злым голосом. Но я его уже не слушала.
* * *
Неожиданно прозвучавший сдавленный женский вопль вызвал у охранников, сидевших на кожаном диванчике в уютной нише в стене, в пяти метрах от входа в VIP-апартаменты, недоуменное пожимание плечами:
— Че за отстой… Вопит, как целка.
— А там кто?
— Да вроде Катька.
— Все ищет приключений? Сначала на дачу к тому директору, которого укокошили, поехала с Полинкой… теперь к Дмитричу забурилась, а он злой, как шайтан…
— Не просекала, что ли, за каким ее сюда подтянули? А ведь не хотела ехать, дома забилась, как мышка. Боялась.
Первый охранник встал, выглянул из ниши, потому что с диванчика не было видно нужной двери, и произнес:
— Ну, еще бы. Она же…
Что хотел сказать дальше охранник «Каллисто», осталось неизвестным, потому что в этот момент дверь VIP-апартаментов распахнулась, и выбежала Катя, о которой говорили в таком презрительном тоне. Выбежала в одном нижнем белье. На лице ее был написан такой неописуемый, даже панический ужас, что охранники в тревоге переглянулись, а потом, даже не попялившись на ее почти обнаженное стройное тело, опрометью ринулись внутрь апартаментов, к Игорю Дмитриевичу.
И остановились на пороге, застряв в дверях.
Сын губернатора лежал поперек длинного широкого дивана, уткнувшись лбом в его спинку и изогнувшись так, словно выполнял упражнение из йоги. Руки его, как-то отчаянно вынесенные вперед, безжизненно свисали. На темно-зеленых подушках дивана набухало, все увеличиваясь в размерах, темное пятно. А на стене краснела огромная кровавая клякса, раскинувшая во все стороны алые брызги, словно осьминог — свои щупальца. Пятно подтекало несколькими узкими, еще совсем свежими полосками.
С момента смерти Игоря прошло не больше двух-трех минут.
— Твою мать! — зарычал охранник, бросился в комнату и перевернул тело Игоря.
И отшатнулся: даже он, видавший в своей жизни виды, был поражен тем, как разительно изменился облик губернаторского отпрыска.
Все лицо Игоря стало одной жуткой кровавой лепешкой — словно его с чудовищной силой впечатали в стену. Да, похоже, так оно и было. Длинный нос был сломан и скошен вправо, лоб проломлен и вдавлен: вероятно, несчастный Игорь наткнулся на массивный выключатель — глаз не было видно в кровавом месиве, только чуть белела полоска за едва приоткрытым правым веком. По виску медленно стекали кровь и мозг.
— Господи… — пробормотал охранник. — Да что же это?! Где эта с-сука?! Серега, где Катька?
А Катька лежала на диванчике в коридоре. На том самом, с которого так скоропостижно сорвало Игорь-Дмитричевых охранников, и билась в истерике.
Охранник схватил ее за хрупкие плечи, поднял, как котенка, с силой тряхнул и рявкнул:
— Что там было? Говори, давай! Ну что ты молчишь, дубина? — Но, не дождавшись от нее ответа, повернулся к охраннику Сереге и бросил: — Звони Олегу Иванычу… Чтоб оцепили ресторан! Надо поймать… поймать мокрушника… Этот козел никуда не мог уйти!
Серега трясущимся пальцем начал набирать номер на мобильнике, а первый охранник снова рявкнул на Катю:
— Ну, жаба! — И, очевидно, найдя свою джентльменскую просьбу недостаточно убедительной, наотмашь, но без особого усилия хлестнул девушку по лицу. Это несколько привело ее в чувство.
— Я пошла… пошла в душ… — быстро заговорила она, дрожа всем телом, — минуты три там всего была… потом вернулась, а он…
— Что — он?
— Лежит мертвый… Я не знаю, что случилось и как… Я ничего не…
Серега уже торопливо докладывал о происшедшем Олегу Ивановичу Коростылеву.
— Ты что-нибудь слышала? — уже спокойнее, с тяжелой, не сулящей ничего хорошего угрюмостью спросил охранник. — Что-нибудь видела?
Катя замотала головой:
— Н-нет… ничего. Там же шумела вода, в душе…
— Леха, может, это она его и замочила? — злобно встрял второй охранник, только что закончивший разговор с Коростылевым и теперь уставившийся на Катю.
Тот с сомнением покачал головой и профилактически тряхнул девушку за голые плечи:
— Да ты че? Она? Ты посмотри на нее…
— Смотрю. Ничего телка, — откликнулся Серега.
— Да я не про это, кретин! Я говорю, ты посмотри на нее и вспомни — Игоря вписали о стену так, что мозги вылетели! Там нужно какого-нибудь Александра Карелина, а лучше троих нормальных мужиков, чтобы человека так в стену вклеить! Я, наверно, и сам не смогу с такой силой…
* * *
Я почти бежала за размашисто шагающим Коростылевым. Он шел, подавшись вперед, наклонив голову и вжав ее в плечи. Да, на каблуках поспевать за ним тяжело…
Как могли убить Игоря?!
Кто сумел пробраться в совершенно неприступный корпус?
Если только… если только не та девушка…
— Она была с Войнаровским, и он убит, — на ходу бросал Коростылев. — Она была с Игорем, и теперь он тоже убит. Если уж ее нельзя назвать… роковой женщиной, то я уж не знаю, кого можно!
Была с Войнаровским? Значит — это та самая Катя, которая первой увидела убийцу?
Она?
В голову вместе с тяжелой волной крови бросилось воспоминание о недавних словах Игоря: «Самка богомола разрывает своего самца».
И тут же он сам стал этим самцом богомола.
