Глава 3

Разговор с Громом был краток.

Он уже знал об убийстве Войнаровского и сказал, что мне нужно взяться за это дело, как и говорит губернатор. Не исключено, что при осложнениях — а они могут возникнуть, заявил генерал Суров, — он приедет в Тарасов лично.

— Кроме того, посмотришь у себя в компьютере, — добавил он.

Это значило, что он скинул по электронной почте какую-то информацию, касающуюся дела. Естественно, в зашифрованном виде. А то были прецеденты, когда наши сообщения по e-mail\'у уходили, как камни в черную воду, в чужое информационное пространство и не достигали своих адресов, а к нам в «ящик» пихались совершенно непонятные послания. Например, однажды личный секретарь Грома выудил из электронной почты текст под названием «Анька Каренина». Никакого отношения к произведению Льва Толстого и уж тем более к ведомству государственной безопасности этот текст абсолютно не имел, поскольку представлял собой дешевый, почти порнографический псевдотриллер с мелодраматическим уклоном.

Я вышла из здания администрации в противоречивом настроении.

С одной стороны, зрело какое-то нехорошее, подленькое удовлетворение тем, что разнузданный сынок губернатора, в самом деле очень неприятный тип, получил наконец по заслугам. Пусть даже если эти «заслуги», то есть убийство Александра Войнаровского, принадлежат не ему.

С другой стороны, вызывало сомнение то, что Игорь мог сделать подобное. Нет, моральных препон у него не возникло бы никаких — насколько я знала отпрыска губернатора, в припадке белогорячечной ярости он мог убить даже родного отца или мать. Препоны могли возникнуть чисто физические: не способен он в том состоянии, до которого наверняка дошел за три дня пьянки, убить троих здоровенных мужиков фактически голыми руками, а четвертого так шарахнуть головой об стену, что на ней, верно, осталась вмятина!

Было и третье соображение: уж слишком губернатор упирал на причастность к убийству Лозовского. Мне подумалось, станет ли один из крупнейших капиталистов страны разменивать себя на откровенно уголовные заказы для устранения того или иного конкурента. В конце концов, на дворе двадцать первый век, а не начало девяностых годов двадцатого, когда творился дикий и кровавый беспредел в сфере распределения собственности.

Странным показалось мне и то обстоятельство, что губернатор принял известие об аресте сына с таким надрывом и тревогой. Оно, конечно, понятно, скандал жуткий, но Дмитрий Филиппович вел себя так, словно не в его силах было повлиять на следствие, как он делал раньше, когда был заинтересован в том или ином исходе какого-нибудь расследования или судебного процесса. Словно в деле об убийстве Александра Войнаровского действуют куда более значительные силы, чем с первого взгляда можно предположить.

Впрочем, хватит рассуждений.

Ну что ж, несмотря на то, что сегодня воскресенье, придется поработать. И прежде всего — съездить на место преступления и увидеть все собственными глазами.

Александр Емельянович Войнаровский при жизни не бедствовал.

Это можно было заключить, даже бегло взглянув на шикарный двухэтажный коттедж, довольно удачно стилизованный под небольшой замок в готическом стиле. Правда, к замку не совсем подходила длинная застекленная терраса, через которую только и можно было проникнуть внутрь дома. Как выяснилось, терраса могла дать фору иному таможенному пункту, потому как в ней был установлен рентгеновский аппарат, имелся металлоискатель, а ко всему этому роскошеству традиционно прилагались охранники.

Сейчас охранников не было, их тела уже увезли в морг, а шустрили здесь ребята из ведомства генерала Платонова, а также следователь прокуратуры. МВД подключено не было, вероятно, как я подумала, по личной инициативе губернатора — задействовать по делу только спецслужбы.

Тут же находился и главный подозреваемый. Я подъехала как раз к тому моменту, когда он начинал давать показания прямо на месте преступления.

Уже начинало темнеть. Игорь Дмитриевич, среднего роста, плотного телосложения мужчина лет тридцати пяти, с загорелым носатым лицом и неожиданно светлыми водянисто-голубыми, чуть навыкате, глазами, стоял посреди дороги неподалеку от дачи Войнаровского и говорил угрюмым, хрипловатым голосом, в котором то и дело проскальзывали нотки откровенной злобы и негодования:

— Ну вот тут… Вот тут я шел, а потом встретил его, а он дал мне этот пистолет, мать его, и сказал… Или нет, ничего не говорил…

— Кто — он? — перебил его следователь.

— Ну я ведь говорил уже… Где ты был, когда я рассказывал?

— На экспертизе, — ничуть не смутился развязным тоном Игоря тот. — Где ваши пальчики со ствола снимали, Игорь Дмитриевич.

— Я же сказал, что был тут один кореш… Где-то я его раньше видел, только не помню, где. Ну вот. Мы же бухали на моей даче, так он туда пришел и сказал… м-м-м…

По мучительно напрягшемуся лицу Игоря я увидела, что он не знает, что сказать. То ли врал, и причем очень неискусно и неуклюже, то ли пытался выудить из своего оплетенного похмельным синдромом нездорового мозга воспоминание того, что было или он сам считал правдой.

Я протолкалась к подозреваемому и произнесла:

— Добрый вечер, Игорь Дмитриевич. Вы меня узнаете?

Игорь поднял на меня мутные глаза и проворчал:

— А, ты? Папаша прислал, что ли?

— Да, он.

— Лучше бы он пару адвокатов прислал, а то меня тут раскатывают, как тесто… И во-о-о-н этого козла из прокуратуры уволил бы! — вдруг дурным голосом заорал он и ткнул пальцем едва ли не в лицо следователю, который только что заявил, что был на экспертизе.

Сын губернатора, как всегда, блистал великосветскими манерами.

— Думаю, что вам не стоит так кричать, — проговорила я. — Кричать будете, когда вас оправдают. А сейчас, если тыкать пальцем в следователя, закатают на пожизняк, и будете там кукарекать! — грубовато прибавила я, потому что уж совсем по-хамски вел себя «цесаревич».

Игорь Дмитриевич мгновенно остыл и посмотрел на меня с вяло зашевелившимся интересом. Этот интерес промелькнул в его мутных глазах, но тут же испарился, как капли воды, попавшие на раскаленный металлический лист. Он широко расставил ноги и развел в разные стороны руки, как будто боялся потерять равновесие и упасть, а потом проговорил сквозь зубы:

— Ладно уж… язви, мымра. Все вы тут… такие. Рады стараться. Вот что, Юлия Сергеевна, — скорчив официальное лицо, обратился он ко мне, никто ему не мешал и не прекословил, — это самое… кого папаша мне в адвокаты отрядить собирается? А то мне, по идее, со следаками через адвоката разговаривать надо.

Как видно, Игорь Дмитриевич обладал чувством юмора, хоть и несколько специфическим. Но и ситуация, в которую он угодил, была, мягко говоря, специфической.

— Каких адвокатов? А, ну да. Астапова и Ставровского, по-моему, — ответила я.

Игорь сморщился так, словно раскусил обитающего в малине зловонного зеленого клопа:

— Ставровского? Этого жида? Да он же в субботу и работать не будет!

— Сегодня воскресенье, — заметил следователь.

Я повернулась к последнему и негромко сказала:

— Мне нужна короткая беседа с Игорем с глазу на глаз. Конечно, если это невозможно, вы можете настоять на своем или на чьем-либо ином присутствии, но мне кажется, что, требуя остаться с ним тет-а-тет, я не нарушаю никаких правовых и процессуальных норм. По крайней мере, в нашей замечательной губернии, — добавила я, не в силах отказаться от легкого сарказма.

Следователь кивнул.

— А что лично вы думаете по этому поводу?

— Я? — Он передернул плечами. — А что тут думать? Редко можно найти более очевидное преступление. Если бы обвиняемый не был сыном губернатора, уже можно было бы поставить на нем крест. А так — вон вас сколько понаехало, защитничков…

Я вспомнила слова губернатора о том, что мне следует принять невиновность его сына как аксиому. Ну что ж, можно попробовать. А если аксиома окажется фальшивой, я это сначала почувствую, а потом и «дойду» логически.

— Очевидное преступление? — негромко произнесла я, оглядываясь на Игоря, который, завидев наподалеку журналистов, причем, кажется, не только из области, но и из центральных СМИ, заорал: «Уберите журналюг! Опять понапишут, что и Иисуса я распял, находясь в запое!» М-м… а вам не кажется, что оно слишком уж очевидно? Вы были в морге?

— Был.

— И что можете сказать? Нет, вы не смотрите в сторону, прошу вас. Я представитель губернатора и действую от его имени. Думаете, мне самой приятно говорить об этом?

Он кашлянул и ответил:

— Понятно, что неприятно. А что в морге? Видел я трупы. Афонина, охранника, так отделали, что лица не видно. Глаз выколот, нижняя челюсть в крошку разбита. Она вообще была отверткой пришпилена к небу. Но, что характерно, на отвертке нет отпечатков. То есть вообще-то отпечатки есть, но они принадлежат самому охраннику. Хотя понятно, что отвертку себе в подбородок вовсе не он сам втыкал. М-да… Второй охранник застрелен очередью в упор. Из того самого пистолета-автомата, что нашли у этого… — следователь скривился, — у обвиняемого.

— А Войнаровский?

— Чем убили Войнаровского, пока непонятно. Рана в шее кошмарная, он, верно, в доли секунды умер, без боли, сразу. Врачи говорят, что в ране обнаружены следы морской соли. Совершенно непонятно, откуда. Вода в джакузи была пресной. И непонятно, кому понадобилось промывать рану соленой морской водой.

— Соленой морской водой? — переспросила я. — Это интересно. А почему вы думаете, что рану промывали? Скорее всего, эту рану и нанесли соленой морской водой. Не в жидком, конечно, виде, — добавила я, увидев недоуменный взгляд следователя, — а сосулькой. Сосульку, полученную из морской воды, нельзя обнаружить никаким хитрым прибором. Ее спокойно можно было пронести мимо охраны, а потом воспользоваться ею, как ножом.

— В самом деле, — проговорил следователь задумчиво, — в самом деле… Но в таком случае сосульку нужно было подготовить заранее — заморозить в холодильнике особым способом. И потом быстренько донести до места назначения. Значит, необходимо было находиться неподалеку от дачи Войнаровского. Как вот он, например…

— Ну, я сомневаюсь, чтобы Игорь Дмитриевич воспользовался столь мудреным способом, — сказала я и оглянулась туда, где находился обвиняемый, продолжавший заочно препираться с журналистской братией и уже перешедший к угрозам. — Конечно, он служил в спецназе и многое усвоил, но не до такой же степени. Ведь в припадке гнева он себя совершенно не контролирует. А для изготовления ледяного ножа нужен ледяной же рассудок. Так что это соображение, на мой взгляд, свидетельствует, наоборот, в пользу Игоря. Но я говорю предварительно, навскидку. Во всем будут разбираться адвокаты. Меня же интересует другое, совсем другое.

— Что именно?

— Ну, для начала хотя бы дом Войнаровского. Там, я думаю, мне было бы удобнее всего и переговорить с Игорем Дмитриевичем. Вы не возражаете?

— Да нет, пожалуйста.

— И что порекомендовал вытянуть из меня папаша? Какое признание?

Сказав это, Игорь Дмитриевич с независимым видом закинул одну ногу на другую и закурил.

— Откровенно говоря, Дмитрий Филиппович не хотел вытягивать из вас никакого признания. Потому что он сразу сказал мне, что вы невиновны, так как не можете быть виновны вовсе.

— А-а, по принципу — «этого не может быть, потому что не может быть никогда»? — криво усмехнулся он.

— Совершенно верно. Ваша невиновность — это как аксиома. Но для меня она не столь очевидна, как для вашего отца. Откровенно говоря, вы сами-то знаете, виновны вы или нет? А?

На эту фразу Игорь рассмеялся мне в лицо с видимым наслаждением, грубо, с подчеркнутыми истерическими нотками — для того, чтобы выплеснуть все наросшее слоем черной копоти на душе. Хотя и было ли у него в душе что-то помимо этой копоти?

— Я понимаю, — наконец, отсмеявшись, проговорил он, неожиданно перейдя на «ты», — что тебя прислали сюда конструировать гипотезы. Лепить чушь, которая более или менее правдоподобна. Но если честно… Да как я мог по пьянке завалить четверых здоровенных мужиков, а? Максимум, на что я тогда был способен, — это подстрелить какую-нибудь ворону. Да и то скорее случайно. Я и шел по дороге, и палил наугад. Темно же было уже. А теперь сама подумай: ну сунулся бы я к Войнаровскому с агрессивными, так сказать, намерениями. Ну убил бы одного охранника. И что бы вышло? А вот что: оставшиеся охранники раскатали бы меня, как щенка, не посмотрели бы и на моего папашу.

Игорь произнес свою речь небрежно, кривя рот и смотря прямо на меня наглыми, отчаянно сверкающими глазами. Меня невольно передернуло от того, как он сказал фразу «ну убил бы одного охранника», выговорив ее так легко, будто не о гибели человека говорил, а о таракане. Нет, тут и не пахнет аксиомой абсолютной невиновности Игоря. Этот все может. Может убить, а потом непринужденно доказывать, что он тут вовсе ни при чем, что был пьян и все такое.

— Игорь, — продолжила я расспросы, тоже — чего с ним церемониться! — переходя на «ты», — насколько я знаю, ты ведь несколько раз буянил в ресторанах и ломал переборки отдельных кабинок ударом кулака? А?

Тот пожал плечами.

— Так вот, — закончила свою мысль я, — уж кто-кто, а ты не можешь говорить о себе: «раскатали бы меня, как щенка». Ты ведь не слабак и не щенок, отнюдь. Ты и стаканы пальцами ломал… На презентации нового ночного клуба, открытого в бывшем Доме архитектора. Помнишь? И тоже, кстати, далеко не в трезвом виде ты все это вытворял. Думаю, совершенно не обязательно тебе строить из себя невинного младенца, который ничего не мог такого сделать, потому как находился в состоянии чрезвычайного пьянственного недоумения.

— Ты мне помогать будешь или отходную молитву надо мной читать? — перебил Игорь меня.

Некоторое время я смотрела на губернаторского отпрыска, не без труда подавляя поднимающееся желание — совсем не женское! — врезать ему как следует и поучить таким радикальным способом хорошим манерам. Конечно же, не стоит упоминать, что я не стала делать этого. Просто, чтобы успокоиться, чуть дольше помолчала.

— Хорошо, перейдем к делу, — наконец произнесла я. — Ты говорил о каком-то человеке, который положил тебе в руку пистолет?

— Ну да, — сказал он. — Я, честно говоря, плохо этот момент помню. Шел по дороге, стрелял из «воздушки», и тут из темноты на меня вынырнул какой-то тип и вложил мне в руку этот клятый «узи». Больше ничего не помню.

Похоже на сказку, подумала я. Шел себе свет ясен месяц Игорь Дмитриевич по дороге, ничего не делал, починял примус… то есть постреливал по воронам из «воздушки». Вслепую постреливал, ибо темно было. Но откуда ни возьмись из тьмы ночной вышел на Игоречка злой дядя, вложил в руку ребенку ствол, на который только что повесил мокруху, и исчез. То ли сказка, то ли злокачественная быль — будни алкоголика в компании с клубящимися по дорогам зелеными белогорячечными чертиками.

Сказка… Впрочем, в наше время любую сказку можно сделать былью. Это тоже нельзя не учитывать.

— Как он выглядел, конечно, не помнишь?

— Я? М-м-м… не-а. Мужик как мужик. А может, и баба. Хотя нет, бабу я бы не отпустил. Пригласил бы в гости.

— А может, ты и мужика пригласил? — уже не сдерживая насмешки в голосе, проговорила я.

— А? Нет, не пригласил. Я ствол взял, начал его рассматривать, а потом спросил: че это вдруг мне пушку дали? На Деда Мороза мужик вроде не был похож, да и не Новый год на дворе, — Игорь Дмитриевич покрутил головой, и добавил: — А может, я и ничего не говорил… Плохо помню. А потом и вовсе — как провал в памяти. У меня такое случается. Вот такие дела, уважаемая Юлия Максимовна.

Так, кажется, мы снова на «вы».

— Сергеевна, — поправила я. — А как же в таком случае вышло, что охранник опознал в вас того самого человека, которого он привел в дом в качестве электромонтера?

— Вот-вот, теперь мне еще и квалификацию электромонтера шьют, — мрачно проговорил Игорь. — Понятно. А вот вам, Юлия Сергеевна, не приходило в голову то простое обстоятельство, что мои отпечатки есть только на «узи», обнаруженном в моем доме, как по заказу. — Но их ведь нет на той отвертке, которой я якобы убил охранника Афонина, как тут быть?

— Приходило, — призналась я. — Ладно, я вижу, говорить нам особо не о чем. Последний вопрос: кого вы лично можете заподозрить в причастности к этому преступлению?

— Кого? Да кого угодно! Хоть собственного папашу! — заявил Игорь громко, вроде как сгоряча и тут же начал рассуждать: — А что, теоретически вполне даже возможно. Этот Войнаровский у него как бельмо на глазу. Деятель, е-мое!

Это непочтительное восклицание Игоря Дмитриевича закрыло разговор, как железная дверь наглухо закрывает иное помещение…