Глава 5
Разбудила меня моя новая соседка. Она ничем не напоминала теперь то несчастное заплаканное существо, которое я накануне приютила у себя из сострадания. Она напевала что-то иностранное, наводя марафет на своем смазливом личике, при этом использовала мою расческу, чего я не позволяю никому и ни при каких обстоятельствах.
Посмотрев на часы, я убедилась, что время было не то чтобы очень раннее, но, по когда-то действующим законам общежития, я могла подать на нее в суд по причине нарушения тишины в не предусмотренное для этого время. Конечно, ее можно понять: она успела выспаться, так как залегла чуть ли не в семь часов вечера, но это не снимало с нее вины, и я зарычала на нее по-тигриному:
— Какого черта ты взяла мою расческу? Какого черта ты вопишь на весь вагон, и на кой ляд тебе понадобилось прихорашиваться в восемь утра?
Мои зверские интонации и пиратские выражения не произвели на мою соседку никакого впечатления. Видимо, в ее кругу подобные сентенции употреблялись вместо приветствия «Доброе утро».
— Привет. Долго спишь, — улыбнулась она мне через отражение в зеркале. — Ты будешь чай или кофе?
— Я буду кофе и рюмку водки за помин души твоего бывшего соседа, — хмуро ответила я, но тут же вспомнила, что она спокойно заснула после того, как я рассказала ей о состоянии Владимира Ивановича.
— Это ты так шутишь? — спросила она недоверчиво.
— Это ты так бьешь престарелых ухажеров, что мне полночи приходится ухаживать за ними, чтобы они не отбросили коньки, — ответила я. — А после этого ты будишь меня ни свет ни заря своими пионерскими песнями и берешь без спроса чужую расческу. Лучше бы я вместо тебя привела сюда твоего соседа. А еще лучше оставила бы вас наедине, потому что вы созданы друг для друга, а милые бранятся — только тешатся.
Все это я выпалила на одном дыхании, после чего набрала в легкие воздуха и добавила:
— А если через пару минут у меня не будет кофе, то я встану и все косы тебе повыдергиваю! И, кому сказала, верни расческу!
— Возьмите, пожалуйста. — В идиотском реверансе Стелла протянула мне расческу с целым клоком крашеных белых волос и выскочила за дверь купе.
— Не было у бабы заботы… — проворчала я себе под нос, отрывая от расчески застрявшие в ней белые космы.
За этим занятием она и застала меня, вернувшись в купе с двумя чашками кофе и пачкой печенья в зубах.
— Вожьми шахар у проводницы, — сказала она, чудом сохраняя равновесие и напоминая движения канатоходца.
Настроение у нее было замечательное, о Владимире Ивановиче она и думать забыла и аппетитно хрустела печеньями, запивая их кофе. Крошки от печенья летели при этом во все стороны, а учитывая, что завтракали мы, сидя на моей полке, то скоро моя постель была вся усыпана ими.
Это не мешало моей соседке болтать без умолку, и темой разговора были в основном мужчины.
— А чего ты ушла от этого молодого? — интересовалась она.
И я поняла, что мои перемещения не были секретом и для нее.
— Или ты предпочитаешь мужчин покрепче? — спросила она с явным намеком на Бориса Алексеевича, и я убедилась, что все эти дни находилась под постоянным негласным надзором.
Вопрос свой она сопроводила таким выразительным и одновременно неприличным жестом, что я диву далась.
«Первое впечатление редко обманывает», — снова вспомнила я слова Бориса Алексеевича и в который раз убедилась в их справедливости. Недаром Стелла произвела на меня впечатление сексапильной шустрой девицы, и вчерашние ее слезы и испуг ненадолго ввели меня в заблуждение.
— А где работает твой муж? — спросила я, вспомнив вчерашние слова Стеллы в тамбуре.
— Муж — объелся груш, — со смехом ответила она.
— В каком смысле? — не поняла я.
— В том самом, что нет у меня никакого мужа, — оскалилась Стелла и продемонстрировала все свои тридцать два хищных зубика.
— Но ты же сама мне вчера… — напомнила ей я.
— Так, это я старперу этому сказала, — как ни в чем не бывало объяснила она.
— А к кому же ты едешь? — насторожилась я.
— К мужу и еду, только сначала нужно его найти, — рассмеялась она. — А попробуй его найти, если рядом с тобой ошивается этот старый козел!
«Так вот, значит, почему тебя раздражал Владимир Иванович! — подумала я. — Он мешал твоей охоте! Уж не для этого ли ты поехала в СВ, чтобы подцепить себе здесь „богатенького Буратино“?»
— А какого же «козла» тебе надо? — напрямую спросила ее я.
— Во всяком случае, не такого толстого и помоложе, — откровенно призналась она. — Сошел бы и такой на худой конец, будь он побогаче, а то ведь, смешно сказать, на печенье экономит!
— Так у тебя что, и на примете никого нет?
— Во Владике-то? — уточнила она. — Во Владике пока нет, но у меня там лучшая подруга в порту работает, так что с этим не заржавеет! Они там лопатой доллары гребут!
Я не стала уточнять, кем работает ее лучшая подруга, но, судя по всему, она там не бедствовала.
— И где же ты собираешься там жить? — поинтересовалась я.
— У этой подруги и собираюсь, если кто не перехватит по дороге. А что за дружок у твоего «Шварценеггера»?
А мне-то казалось, что она почти не выходит из своего купе!
— Да просто случайный попутчик… А что же ты Андрона-то упустила?
— Пусть сначала со своей женой разберется… — состроила она презрительную гримасу. — Нищета.
— Судя по всему, он неплохо зарабатывает, — защитила я бедного художника.
— Тот, кто неплохо зарабатывает, на сигаретах не экономит, — отрезала Стелла, и я вновь отметила ее наблюдательность. — Хотя он и уверяет, что скоро должен разбогатеть… Но, во-первых, по пьянке мы все собираемся разбогатеть, а во-вторых, пусть сначала разбогатеет, а потом посмотрим!
Серьезной девушкой оказалась моя соседка! Допив свой кофе, она забралась с ногами на мою полку и мечтательно потянулась:
— Мне бы такого хмыря, как твой «Шварценеггер»!
— А ты думаешь — он богатый?
— Дурочкой-то не прикидывайся. Я их за километр вижу!
Меня уже порядком утомил этот разговор, но Стеллу он очень устраивал: другие темы для нее просто не существовали.
— А почему бы тебе в таком случае не «снять» моего бывшего соседа? — спросила я.
— Вот я тебя и спрашиваю, чем он тебе не угодил, — вернулась она к своему первому вопросу.
— Да, как тебе сказать… Ну прежде всего он не в моем вкусе.
— Жадный?
— Не без этого… — подумав, согласилась я.
— А где он работает? — заинтересовалась она.
— В банке.
— Ни фига себе! Да это же Клондайк! — присвистнула девушка, обнаружив некоторую эрудицию. — А он женат?
— Не думаю.
— А он случайно не педик?
— Скорее — наоборот, — улыбнулась я, вспомнив содержимое обследованного мной чемодана.
— Слушай, давай пригласим его на обед! — загорелась она. — Что-то он мне приглянулся.
— Не уверена, что он примет мое приглашение.
— Ну, хочешь, я сама его приглашу? — предложила она. — Только скажу, что это ты меня прислала, а?
— Ну, попробуй… — пожала я плечами, может быть, Геннадий Родионович действительно клюнет на эту секс-бомбу, и она оставит меня в покое?
Стелла подошла к зеркалу на двери купе, достала из своей сумочки расческу со сломанными зубьями и стала доводить свою красоту до совершенства.
К моему ужасу, она достала и большой баллон с лаком и в течение двух минут с его помощью отравляла воздух в купе.
Ее волосы и без того выглядели неестественно, а теперь напоминали паклю или клоунский парик.
Удовлетворившись проделанным, она огладила обтянутые узкими джинсами бедра и привычным, очевидно, движением приподняла повыше бюст. Верхняя часть ее туловища была обтянута не меньше нижней, поэтому не столько скрывала, сколько обнаруживала все ее прелести, особенно благодаря декольте до пупа.
Я включила кондиционер на полную мощность, но в данном случае он оказался бессилен. Удивительно, как это Владимир Иванович сдерживал себя целых трое суток!
* * *
Стеллы не было минут тридцать, и я не могла понять, куда она запропастилась. Но после того как я умылась и почистила зубы, решила на всякий случай нанести визит в восьмое купе.
Волновалась я напрасно: Стелла оказалась тут и, сидя рядом с Геннадием Родионовичем, внимала ему с открытым ртом, а тот в свою очередь заливался соловьем, посвящая ее во все коммерческие тайны своего учреждения.
Я не стала нарушать их идиллии и вернулась к себе в купе, ненадолго заглянув к спящему Владимиру Ивановичу. Он на сей раз не вызвал у меня никаких опасений, и я использовала предоставленную мне Стеллой возможность максимально эффективно. Теперь я не только узнала все подробности ее жизни, неудачные замужества и места работы, но и пару не очень приятных заболеваний, напрямую связанных с ее образом жизни.
После этого я на всякий случай выкинула в мусорный ящик свою любимую расческу и накрыла свое постельное белье покрывалом, предварительно стряхнув с него все крошки и помыв руки.
Затем я открыла дверь своего купе настежь, чтобы свежий ветерок, гуляющий по вагону, проветрил отравленное ее косметикой купе.
Стелла появилась перед самым обедом в компании со смущенным и вежливым Геннадием Родионовичем. В руках у него была бутылка хорошего вина, которое было знакомо мне по вчерашнему вечеру, поскольку именно его мы с Борисом Алексеевичем пили после шампанского. Судя по этому виду, Стелле удалось произвести на своего кавалера сильное впечатление, и я вправе была надеяться, что вечером он даже пригласит ее в вагон-ресторан.
— Мы со Стеллочкой решили взять к обеду, — смущаясь, объяснил Геннадий Родионович, и я не без удовольствия отметила это «мы» и «Стеллочку».
Моя «подруга» ничем не напоминала теперь ту хищницу, которая еще пару часов назад прыгала по моему купе. Теперь она изображала тихую скромную обаяшку, грубую пародию на тот милый образ, что я представила позавчера объекту ее сегодняшних «чар».
Обидно было то, что «объект» скорее всего не мог отличить моего мастерства от этого жалкого дилетантства. Я была о нем лучшего мнения и, выходит, метала бисер перед…
«Ну что ж, тогда получай по заслугам», — подумала я.
Стелла, виляя бедрами, сбегала к проводнице за бокалами, и Геннадий Родионович, разливая вино, произнес:
— Французские ученые утверждают, что аперитив перед обедом благотворно сказывается на нашем здоровье.
«Если бы ты знал, как уместен этот твой тост», — подумала я, но промолчала.
— А наши только и твердят о вреде алкоголизма, — рассмеялась «Стеллочка», лукаво постреливая глазками на своего соседа.
Они сидели вплотную друг к другу, и Геннадию Родионовичу приходилось то и дело нехотя отводить взгляд от пышного декольте соседки, очень трогательно смущаясь при этом.
Обедать втроем в двухместном купе очень неудобно. Поэтому наш гость вынужден был время от времени держать свою тарелку на коленях. При этом он периодически брал в руки бокал и только чудом не залил вином мою постель.
Поэтому, когда он наконец опустошил свою тарелку, я вздохнула с облегчением.
К концу обеда бутылка оставалась наполовину полной, и я предложила голубкам отправиться вместе с ней ко всем чертям. Прозвучало, правда, это немного деликатнее:
— Я плохо сегодня спала, и вино ударило мне в голову. Вы не могли бы продолжить… одни, а я, с вашего позволения, прилягу.
Стелла с благодарностью посмотрела на меня.
— Геннадий Родионович, может быть, вы пригласите меня к себе? — прощебетала она.
— Ну, разумеется, а если нам покажется этого мало, то ресторан в двух шагах от моего пэрсонального купе.
Слово «персональное» он произнес на французский манер, из чего я сделала вывод, что если кому и ударило в голову вино, так это именно бывшему комсомольскому работнику. Мне осталось только пожалеть его.
* * *
Оставшись в одиночестве, я подвела итог времени, проведенному мной в поезде.
За три дня перезнакомилась со всеми пассажирами своего вагона, за исключением Санька с Толяном. В моем списке, кроме них, оставался на сегодняшний день только Борис Алексеевич.
Значит, кто-то из них троих был тем самым курьером, ради которого я совершала это путешествие.
Хорошо бы теперь не заблудиться в этих «трех соснах», и выполнение задания вступит в заключительный и решающий этап.
Список сократился на семьдесят пять процентов, и это я могла считать серьезным достижением. Если бы с самого начала у меня в списке было только три человека, я посчитала бы это задание легким и постаралась бы его выполнить за пару дней. У меня же в запасе оставалось еще три с лишним дня, то есть ровно половина пути. Поэтому за проделанную работу я только из скромности поставила себе оценку «хорошо», хотя вполне заслуживала и «отлично».
А за окнами уже проносилась настоящая Сибирь, огромные вековые деревья и могучие сибирские реки мелькали перед моим взором, вызывая в душе древние богатырские ассоциации и удивительные мысли.
Секретная база Министерства обороны, на которой давным-давно еще майор Гром посвящал нас в секреты нашей будущей профессии, тоже находилась в лесу, почти таком же дремучем, как тот, которым теперь любовалась я из окна своего купе.
И, может быть, с тех самых пор я полюбила лес той любовью, которую сохраню в душе навсегда, и каждый раз, попадая в настоящий лес, буду вспоминать прекрасное время, когда мы были еще совсем молоденькими, когда наша будущая жизнь рисовалась нам как одно большое приключение и когда были живы еще все мои товарищи…
Но я не могла позволить себе расслабиться: впереди ждали самые напряженные дни и часы, и я заставила себя вернуться к реальности.
А реальностью для меня сейчас были Санек и Толян да еще загадочный Борис Алексеевич. И от реальности этой можно ждать любых сюрпризов.
Я вышла из своего купе. Несмотря на то что дверь в него я оставила открытой, за все это время никто не заглянул ко мне. Не выходя из купе, трудно быть в курсе всех событий, происходящих в поезде. Я не знала даже, каким образом отреагирует сегодня на меня Борис Алексеевич, хотя с ним давно пора было разобраться.
Проходя мимо его купе, я увидела там и его самого, и его сурового вида соседа за игрой в шахматы. По их нахмуренным сосредоточенным лицам поняла, что они обнаружили друг в друге достойных соперников, и не стала отвлекать их от этого серьезного мужского занятия.
Дверь четвертого купе, где обитали два других моих «клиента», была закрыта, и оттуда доносились их глухие голоса. Слов разобрать из коридора было невозможно, но, судя по всему, они о чем-то горячо спорили.
Я вернулась к себе и нашла в сумке необходимый мне аппарат. С виду он ничем не отличался от обычного плеера с приемником. То есть, по сути, он был и приемником, и плеером, но, помимо этих возможностей, обладал еще кое-какими качествами, благодаря которым и становился прибором секретного агента.
С его помощью я могла прослушивать и записывать разговоры на расстоянии до пятидесяти метров, когда невооруженное ухо не в состоянии уловить ни звука. Благодаря так называемому направленному микрофону я также могла слышать все то, что происходит за стенкой квартиры или офиса, находясь в соседнем помещении и ничем не рискуя.
Им можно было пользоваться ни от кого не прячась, и в этом было одно из его достоинств.
Вот и теперь со стороны я выглядела как обычная любительница музыки, которая развлекается прослушиванием любимых мелодий. И наушники в моих ушах ни у кого не вызывали никаких дурных мыслей.
Направленный микрофон находился на самом конце антенны, и когда я отыскала нужный мне источник звука, сторонний наблюдатель мог подумать, что я настраиваюсь на ту или иную радиоволну.
Микрофон был очень чуткий, и если я направляла его хотя бы на десять сантиметров левее, например, или выше, то вместо нужной мне информации слышала только шум железнодорожных моторов, причем такой интенсивности, что у меня закладывало уши. Очень точно нужно было определить и расстояние до объекта, ошибка в полметра сильно ухудшала качество приема, а в метр-полтора совершенно лишала возможности услышать что-либо членораздельное.
Но зато когда я настраивала его точно, то эффект был потрясающий. Можно было, сидя на улице в каком-нибудь городском кафе, слышать каждое слово, произнесенное человеком в доме на противоположной стороне улицы на втором или даже третьем этаже. А при необходимости и записать весь разговор на пленку. И при этом не надо было использовать никакие «жучки», которые в последнее время научились находить и обезвреживать даже дилетанты, не говоря уж о профессионалах.
Хотя мой прибор позволял использовать и радиомикрофон, который мало чем отличался от «жучка». Я могла прилепить такой микрофон на оконное стекло любого помещения и слышать при этом все, что происходит во всей квартире.
Одним словом, прибор был замечательный и часто просто незаменимый в моей работе.
Мне потребовалось две-три минуты, чтобы настроиться на разговор интересующих меня пассажиров, и у меня возникло ощущение, что я сижу между ними и они передают друг другу информацию, нашептывая ее мне прямо в уши, как в детской игре «испорченный телефончик».
Но то, что они говорили, трудно было назвать информацией для секретного агента, и если кого-то она и могла заинтересовать, то только полицию нравов.
С другой стороны, чего еще ожидать от двух мужчин, сидящих в двухместном купе за кружкой пива. Пива они, судя по всему, выпили много, поэтому теперь рассказывали друг другу о своих подвигах на сексуальной ниве, по сравнению с которыми тринадцатый подвиг Геракла можно считать детской шалостью. Меня забавляли их явные преувеличения собственной мужской силы, а некоторые высказывания вызывали невольную улыбку. Проходящие мимо меня мальчики, увидев у меня на лице одну из этих улыбок, поинтересовались, не «Русское радио» ли я случайно слушаю?
— Как вы угадали? — улыбнулась я в ответ, но решила быть наперед более сдержанной.
Когда эротическая тема была исчерпана, возник вопрос о посещении ресторана.
— Пойдем, — уговаривал Толян, — поужинаем и вернемся.
Не успела я перевести микрофон на его собеседника, поэтому и не поняла, что он ему ответил. Когда они обменивались короткими репликами, я не всегда успевала за ними, другое дело, когда они рассказывали о своих подвигах.
— Ну, хорошо, — опять предложил Толян, — тогда сходи ты, а потом уже пойду я. И волки целы и зайцы сыты.
Видимо, Санек принял его предложение, потому что он продолжил уже более оптимистично:
— Только смотри, не застрянь там на целый вечер, а то все брошу и присоединюсь к банкету. — А после паузы добавил: — Да я пошутил. Шуток, что ли, не понимаешь?
Потом они то ли поменялись местами, то ли встали со своих мест, но я поняла, что один из них сейчас отправится в ресторан, и отошла подальше от их купе.
Открылась дверь, и Санек направился в ресторан, но через пару шагов остановился, прислушался к собственным ощущениям и совершил поворот на сто восемьдесят градусов.
«Пиво — оно и есть пиво, — подумала я. — Тем более в больших количествах».
И не ошиблась. Несколько минут он пробыл в туалете, после чего вернулся к своему купе и попрощался с Толяном:
— Ну, не скучай тут, я скоро!
И я посторонилась, чтобы пропустить его мимо.
Он уже почти дошел до конца вагона, и я выбирала, куда бы мне лучше отправиться, в гости к Толяну или в ресторан к Саньку, когда в коридоре появилось новое действующее лицо. Это был мой старый знакомый с квадратным подбородком и под два метра ростом. Он проводил взглядом уходящего в ресторан Санька и не мог не заметить меня.
— Привет, — улыбнулась я. — Как у нас сегодня настроение?
— Бодрое, — ответил он то ли в шутку, то ли всерьез, и я не поняла, в каких мы с ним сегодня отношениях. Я ожидала от него чего угодно, поэтому не удивилась, если бы он снова не обратил на меня внимания или вовсе не узнал. Узнал, и на том спасибо, но мне этого было мало, поэтому я продолжила:
— Какие у вас планы на вечер?
Я заметила, как при этом вопросе по его лицу пробежала едва заметная тень. И означать она могла только одно: он не мог скрыть своей досады. Это было довольно неожиданно для меня. За все время нашего знакомства Борис Алексеевич ни разу не попадал в сколько-нибудь затруднительное положение, абсолютно владея собой. Неужели я нарушила сегодня какие-то его планы? Это было лучше, чем ничего, и я не собиралась оставлять его в покое.
— Я должна оставить надежду и удалиться в свою келью? — дразнила я его. — Или покорно дожидаться, когда сам господин снизойдет до меня?
При этом я молитвенно сложила ладони и направила на него самый преданный взгляд.
На его челюстях заиграли желваки, и он не сразу нашел нужные слова.
— У меня сегодня другие планы на вечер, Юлия Сергеевна, — наконец выдавил он сквозь зубы, и я убедилась, что смогла-таки его достать.
Он вернулся к себе в купе, и я торжествовала. Это был тот самый случай, когда худой мир был хуже доброй ссоры. Можно до самого Владивостока продолжать эту бесконечную игру, говорить друг другу комплименты, чередуя их с деланым равнодушием.
— Какого черта! — сказала я себе. — Если я чем-то и мешаю вам, Борис Алексеевич, то именно для этого я здесь и нахожусь. Тем более если вы-то и окажетесь моим долгожданным курьером. А если нет, то, простите покорно, такая у меня работа. И пока я не узнаю всю вашу подноготную, вам придется еще со мной повозиться.
И я демонстративно постучалась в соседнее купе, где в одиночестве скучал в это время Толян.
— Разрешите составить вам компанию? — улыбнулась я ему, чем вызвала его легкое замешательство: он явно не ожидал такого визита.
— Заходите, пожалуйста. Честно говоря, не ждал. Пивка?
— Ну, за неимением более романтических напитков… — состроила я разочарованную физиономию. — Или вы боретесь за трезвый образ жизни?
— Да боже сохрани! — заржал он. — Пивка для рывка!
— Ну, тогда другое дело. А то я что-то заскучала с книжкой в руках, дай, думаю, загляну к соседям.
— Вот и правильно, — протянул он мне руку. — Анатолий.
— Юля.
Я говорила гораздо громче, чем это было необходимо, чтобы Борис Алексеевич за стенкой мог слышать каждое мое слово.
— А где же ваш товарищ? — спросила я, оглядываясь.
— Да он поужинать пошел, но скоро, — подмигнул, — он должен вернуться, и мы сможем поменяться с ним местами. Не согласитесь ли составить компанию?
— С радостью. А что же вы с ним не пошли? Вы же, кажется, друзья?
— Да не то чтобы друзья, — покачал головой он. — Мы и познакомились-то в поезде. Да ну его к лешему! Два дня был человек человеком, а теперь чего-то перепугался!
Пиво развязало язык моему новому знакомому, и это было как нельзя кстати.
— Кого же он так боится? — засмеялась я. — Уж не милиции ли?
— Хуже, — оценил мою шутку Толян. — Боится, что его обворуют. У него с собой какие-то важные документы, так вот он все боится их потерять. Говорит, что ему за них голову снимут. Даже не пьет ничего, кроме пива. До чего людей жадность доводит!
Мой собеседник даже не представлял, насколько он мне сейчас был интересен.
— Я бы этого не сказала, — усомнилась я. — Позавчера он был еще бойцом!
— Так то позавчера, а со вчерашнего дня заболел наш Санек, — потешался над товарищем Анатолий, потягивая пиво из бутылки.
— Съел, наверное, чего-нибудь, — поддержала я его, — или выпил лишнего. То-то ему страшное и мерещится. Тараканов еще не ловит?
Я преобразилась в совершенно простую деваху, и это явно было по душе моему собеседнику. В моем репертуаре этот образ назывался «Дочь трудового народа» и приблизительно соответствовал по своим интеллектуальным и душевным параметрам маляру-штукатуру второго разряда.
— А моя подруга, похоже, в ресторан намылилась и меня не взяла с собой, зараза такая. Так что пропадаю во цвете лет, — окончательно расхулиганилась я. — А ты, оказывается, жмот, леща заныкал!
Таким образом отреагировала я на тощую рыбку, обнаруженную мной между пустыми бутылками.
— Да я на эту воблу уже глядеть не могу, — сморщился Толян. — Весь день грызем, проклятую!
В этом образе я чувствую себя очень комфортно, поскольку «своя в доску баба» не предполагает никаких романтических заигрываний. Такие девушки охотно выпивают в мужской компании, хохочут над самыми рискованными анекдотами, но при случае могут постоять за себя и не позволяют по отношению к себе никаких вольностей.
И Толяна, мне кажется, это больше чем устраивало. Он, что называется, был «не по этой части». То есть иной раз и не против, но с большим удовольствием пропустит лишний стаканчик. Об этом теперь тосковала его душа, и он уже с нетерпением поглядывал на часы. Но его надеждам не суждено было сбыться.