Книга: Свадебный кастинг
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15

Глава 14

Взбодрившись утром с помощью двух чашек крепчайшего кофе, я сделала себе бутерброды в дорогу и, решив узнать, чем кончится мое путешествие, кинула гадательные кости. Выпало 28 + 6 + 19, а это значило: «Дела пойдут успешно, но не забывайте помогать другим».
– Только этим и занимаюсь! – буркнула я и отправилась в путь.
Зевая во всю пасть, я наматывала на колеса километр за километром и боролась со сном, потому что пустая дорога и негромкая музыка, звучавшая из магнитофона, навевали дрему. Решив размяться, чтобы развеять сон, я вырулила на обочину и вышла из машины. Потянувшись и сделав руками несколько резких взмахов, я собралась было немного пройтись, когда услышала звук остановившегося автомобиля. Я обернулась и увидела, что за моей машиной притормозил «Форд», из которого вышел симпатичный парень и спросил:
– Что, подруга, загораешь? С машиной что-нибудь случилось? Давай помогу! – предложил он. – А то в такое раннее время девушке одной на дороге небезопасно.
– Да нет. С машиной все в порядке, это я сон разгоняю, – ответила я. – А за предложение спасибо.
– Ну, тогда бывай! – бросил он и, сев в машину, поехал дальше.
Я же еще немного размялась, а потом тоже двинулась дальше, а чтобы на меня дрема больше не наваливалась, я применила варварское, но кардинальное средство – переключила приемник на волну радио «Шансон». Едва из динамиков раздались звуки очередного «блатняка», как меня охватило чувство такого омерзения, что я передернулась и проснулась окончательно. Всю дорогу до Пензы я занималась вот таким моральным мазохизмом и в результате добралась довольно быстро и без приключений. В городе мне пришлось несколько раз останавливаться и спрашивать прохожих, как проехать на нужную мне улицу, так что до дома Черновых я добралась уже где-то часам к одиннадцати, но понадеялась на то, что сегодня воскресенье и обязательно кого-нибудь из этой семьи я застану.
На мой звонок в дверь мне открыл высокий здоровущий мужик, чем-то похожий на вставшего на задние лапы белого медведя, и я сразу поняла, что это отец Виктора.
– Здравствуйте, Александр Семенович, – сказала я, и он что-то буркнул в ответ. – Я приехала из Тарасова. Зовут меня Татьяна Иванова, и я частный детектив.
Он вытаращился на меня, потом зажег в коридоре свет, чтобы получше меня разглядеть, поудивлялся еще молча, а потом спросил:
– Ну, и чего тебе от меня надо?
– Поговорить с вами о вашем сыне Викторе, – объяснила я.
– Не будет разговора! – отрезал он. – Я об этом подлеце ни говорить, ни слышать не желаю!
Он собрался закрыть дверь, но его остановили мои слова:
– Не тех людей вы подлецами считаете, Александр Семенович! Вы ни в чем не разобрались и сына в подонки записали! А он, между прочим, жертва чужих козней и несчастнейший человек! И я, если хотите, могу это доказать!
Он постоял, подумал и предложил:
– Ну, заходи, коль не боишься! Я сейчас один дома. Все на кладбище поехали – сегодня год, как Сашка умер.
Поняв, что это он говорит о своем внуке, я прошла в очень просто обставленную старой, еще пятидесятых годов, мебелью комнату и присела возле покрытого выцветшей льняной скатертью круглого стола.
– Ну, доказывай! – предложил он, садясь напротив.
Я достала из сумки диктофон и предупредила его:
– Если вы что-то не поймете, я потом отвечу на все ваши вопросы. – Я включила воспроизведение.
Он слушал молча и, казалось, совершенно безучастно. Когда закончились обе записи, на первой был мой разговор с Ниной, а на второй – с Виктором, он посопел и сказал только:
– Вот, значит, как! Вот, значит, каким путем!
Потом он поднялся и ушел на кухню, откуда вернулся с пепельницей и сигаретами «Прима». Он закурил. Довольно долго мы сидели молча. Наконец он спросил:
– А чего ты за это дело взялась-то? Уж сколько лет прошло!
– Дело в том, что ко мне обратился свекор Анны и попросил выяснить, кто же тогда ей жизнь сломал. Вот я и выяснила, – объяснила я.
– Дорого ему небось это любопытство обошлось, – хмыкнул он.
– Он генерал-лейтенант и может себе это позволить, – ответила я.
– Генерал? – переспросил он. – Ишь ты! Высоко Анька взлетела! А муж у нее кто?
– Капитан первого ранга, подводник.
– Повезло ей, значит, в жизни, – покивал он.
– И вполне заслуженно, – добавила я.
– Да я и не спорю, – вздохнул он и, помедлив, спросил: – Витька-то где сейчас?
– На Сахалине служит, – ответила я.
– Занесло его, однако, – покачал он головой. – Дальше-то и некуда!
– Хорошо, что не застрелился от такой жизни, – буркнула я.
– Еще чего! – вскинулся он. – У нас порода крепкая! Мы все сдюжим! А то, что Анька столько лет за своей бабкой ухаживала, это по-людски! Это по-честному! – Он одобрительно покивал и, немного помолчав, сказал: – И Тамарку помню! Витька сильно ее любил! Много он о ней рассказывал, фотку показывал. Красивая девчонка была! Значит, это Тайка к ее родителям ходила... – Он вздохнул и спросил: – Чего ж она на Витьку наговорила-то?
– Что Виктор жуткий бабник, и от него еще до армии какая-то девушка забеременела, на которой он вынужден был жениться, но после службы развелся, а потом с женщиной намного старше себя стал встречаться, и она от него тоже родила. Но мне почему-то кажется, что все это неправда, – ответила я.
– Правильно кажется, – спокойно подтвердил он и поинтересовался: – А шизофрения – это очень опасно?
– Это очень серьезно, Александр Семенович, и на всю жизнь, – твердо ответила я.
– Так-так! – покивал он и неожиданно предложил: – Посиди со мной, пока бабы вернутся.
– С удовольствием, – охотно ответила я. – Уж очень мне хочется Таисии Петровне в глаза посмотреть!
– Посмотришь! – хмуро пообещал он и спросил: – Водку пьешь?
– Я за рулем, и мне сегодня же обратно, так что компанию я вам не составлю, – отказалась я.
– Я до нее тоже не большой охотник, но сейчас надо! – решительно произнес он. – Может, тебе чаю сделать? А то чего так сидеть? – спросил он.
– Спасибо, не надо! – покачала головой я. – Поминки обычно на 12 часов назначают, так что ваши женщины скоро вернутся, ждать осталось недолго.
Он принес из кухни бутылку водки и тарелку с крупно нарезанными солеными огурцами, налил себе полстакана и в один прием выпил. Закусив жалобно хрустнувшим огурцом, он снова закурил и спросил:
– А что там с этой кислотой было? Что за баба пострадала?
– С уксусной эссенцией, – поправила его я. – А пострадала соседка Анны Елена Агеева. У Елены был женатый любовник, и его супругу осудили за преступление, которого она не совершала. А Елена ослепла и повесилась, потому что любовник ее, естественно, бросил. Да он вообще сволочь редкая!
– Вот мразь! Сначала одну предал, а потом вторую! – Александр Семенович аж головой покрутил.
Он снова выпил, и я решилась спросить то, зачем, в общем-то, и приезжала:
– Теперь вы поняли, что ваш сын сам жертва этих людей?
– Сказал бы он мне все это сразу, и не вышел бы у нас с ним раздрай, – недовольно заявил он.
– Но вы же слышали, что он мать пожалел, – напомнила ему я.
– А вот она его не пожалела! – повысил голос он. – Из-за ее дурости и подлости я сына чуть не потерял! Из дому выгнал! На край света загнал!
– Она мать и хотела как лучше! Хотела для своего сына сытой, обеспеченной жизни, – возразила я. – Видимо, она не понимала, насколько у Марины серьезное заболевание.
– Ничего! – грозно сказал он. – Я ей объясню! И Тайке тоже! А еще спрошу, где мои внуки? Где та мелюзга, которая мне навстречу бежала бы и дедом звала?
Я решила было, что он опьянел, хотя при его габаритах ему стакан водки – как слону дробинка, но потом посмотрела ему в глаза и поняла, что он трезв как стеклышко, и это рвется наружу глубоко загнанная внутрь боль от того, что и сын уехал, и вестей о себе не подавал, и внук уродом родился. Чтобы как-то унять его боль, я достала органайзер и написала на чистом листке номер телефона Виктора, а потом вырвала его и протянула ему.
– Возьмите, Александр Семенович. Если вы на сына больше не злитесь, то позвоните ему! И мне кажется, он будет этому очень рад!
– Сегодня попозже на переговорный схожу и позвоню, – пообещал он, аккуратно складывая листок и убирая его в карман брюк. – Хватит ему черт-те где болтаться, когда свой дом есть!
– Так ведь служба у него, – возразила я.
– Ну, пусть хоть в отпуск приедет! Повидаемся хоть! – вздохнул он.
Тут раздался звук отпираемого замка, и через несколько минут в комнату вошли две женщины: одна довольно высокая и дородная, а вторая небольшая и худенькая, которая, скорее всего, и была Скворцовой. Высокая удивленно посмотрела на меня и перевела вопрошающий взгляд на мужа – кто это, мол? Потом она увидела на столе водку с закуской и всплеснула руками:
– Отец! Поминки-то у Носовых в двенадцать, а ты уже здесь начал! Мы вот с Таей за тобой зашли! Собирайся давай!
– Сядьте, бабы! – сказал он таким тоном, что женщины переглянулись и покорно сели, а меня он попросил: – Включи-ка еще раз свою шарманку, дочка!
Я перемотала пленку, и в наступившей в комнате мертвой тишине снова зазвучали голоса Нины и Виктора. Но вот стихли последние слова, и я щелкнула клавишей – запись кончилась.
– Ну, что скажете в свое оправдание, дуры-бабы? Вы же, сволота, Витьке жизнь поломали! Это вы понимаете? – спокойно спросил он, но они молчали, опустив головы. – Нечего сказать! – покивал он. – Даже соврать храбрости не хватает, что это, мол, поклеп! – Тут он повернулся ко мне: – Спасибо тебе, дочка! А теперь ступай – у меня с этими паскудами свой разговор будет!
Я достала из диктофона кассету и протянула ему.
– Пусть у вас на всякий случай копия будет, – сказала я, а потом убрала диктофон в сумку и поднялась. – До свидания, Александр Семенович! – сказала я и пожелала: – Пусть отныне у вас все будет хорошо!
– Будет! – уверенно заявил он.
В полной тишине я вышла на лестницу, но дверь за собой закрыла неплотно, чтобы послушать, как будут разворачиваться события.
– Саша! Сашенька! Не надо! Прошу тебя! Ну, успокойся ты! Они-то чем виноваты? – раздавались из-за двери женские голоса, перемежавшиеся вскриками «ой!» и «ай!».
– Значит, этим сервизом она тебя купила? – гремел из квартиры гневный голос Чернова, и тут же раздался звон разбитой посуды. – Бокалы тоже от нее? – И снова звон. – Ковер на мелкие куски изрежу и в помойку выкину! – бушевал он. – За тряпки и побрякушки сына продала! На сумасшедшей женила! На деньги позарилась! Где шуба, которую она тебе отдала?
– Саша! – раздался умоляющий голос его жены. – Хоть ее-то не трогай! Ходить же мне не в чем будет!
– В ватнике походишь! – как разъяренный зверь, зарычал мужчина и вдруг заорал: – А ты куда? – Я поняла, что это Таисия попыталась сбежать. – С тобой отдельный разговор будет! За то, что ты Витьку помоями облила перед Томкиными родителями! Ты к ним, стерва, прощения просить пойдешь! На коленях стоять будешь! Я тебя туда сам за космы отволоку!
– Саша! – истерично взвизгнула Скворцова. – Не трогай меня! Я сейчас милицию вызову!
Тут раздался звук, который можно было квалифицировать только как звук здоровенной затрещины, и гневный голос Чернова:
– Бабка Ани из-за твоей подлости восемь лет живым трупом пролежала, а ты – милицию! Да тебя, суку, удавить мало!
Поняв, что дело действительно может кончиться милицией, я рванула обратно в квартиру и зацепилась ремнем своей любимой сумки из натуральной кожи за ручку двери. Кожа лопнула, крепление вырвалось с мясом, но мне некогда было горевать. Схватив сумку под мышку, я быстро вернулась в комнату, где уже были видны явные следы погрома. Впечатление было такое, что там кутила банда петлюровцев: пол усыпан многочисленными осколками посуды, здесь же валялись надорванный ковер – силы отцу Виктора было не занимать и клочья каракулевой шубы. Его жена забилась в угол между диваном и стеной, сжалась в комочек и только закрывала лицо руками, а вот Скворцова с багровевшей после удара щекой пыталась прорваться к двери, но Чернов одной рукой держал ее, а вторая была уже занесена для следующего удара, который мог быть не только гораздо сильнее предыдущего, но и иметь более серьезные последствия – крепостью сложения Таисия не отличалась и прибить ее на месте ему было как другому человеку таракана раздавить. Я прыгнула с места и повисла на его поднятой руке, причем он этого, кажется, даже не заметил.
– Успокойтесь, Александр Семенович! – быстро заговорила я. – Убьете ведь эту тварь ненароком, а отсидите как за порядочного человека. У вас ведь с сыном все наладиться может, а вас посадят! Эта же гнида действительно может написать на вас заявление! Не волнуйтесь! Она свое получит! Я же вам говорила, что свекор Анны генерал, вот он и устроит ее сыну-военному такую веселую жизнь, что он волком взвоет! Ему объяснят, за что ему такие пряники с неба посыпались и кого он за них благодарить должен! Вот пусть он тогда со своей мамашей и разбирается! Это ей не пощечина, это ей на всю оставшуюся жизнь мука будет!
Чернов резко выдохнул и руку опустил, а Скворцова взвизгнула:
– Сына не трогайте!
– Как чужому сыну три раза жизнь сломать, так ты – пожалуйста! Как двум девчонкам жизни изуродовать, так ты даже не задумалась! – язвительно сказала я. – А как до родного дошло, так «не трогайте»? А вот пошлют его в горячую точку, как тогда запоешь? Или на Крайний Север? На Лисий Нос какой-нибудь? – И спросила у Чернова: – Как его зовут и где он служит?
– Константин Михайлович Скворцов, интендант он, капитан, а служит под Воронежем, – ответил он, немного успокоившись.
– Чтобы за интендантом да грехов не найти? – рассмеялась я. – Устроят ему проверочку по всем статьям, и сядет он как миленький! Или переведут с понижением к черту в зубы! Нет! Генерал этого так не оставит! – уверенно заявила я. – Он свою сноху знаете как любит? Надышаться не может! Он за нее кому угодно голову свернет! Так что ты, Таисия, сыну-то позвони и сообщи, что веселые времена его ожидают! А еще не забудь сказать почему! Ох, и отблагодарит он тебя!
– Не трогайте Костика! – умоляла меня насмерть перепуганная Скворцова. – Он же ни в чем не виноват! Это я! Я одна во всем виновата! – кричала она. – Точнее, она! – Она ткнула рукой в сторону угла. – Это она уговорила меня проследить за тем, чтобы Витя ни на ком в Тарасове не женился! Это она, когда сначала про Тамару, а потом про Анну узнала, просила меня отвадить их от него!
– Ты еще страдалицей себя изобрази! – ехидно сказала я. – И к Марине ты по доброте душевной ходила, и внушала ей, что Виктор никуда от нее не денется и вы ей всячески поможете его заполучить? Это ты ей, когда она к тебе в больницу прибежала, все ей про Анну рассказала?
– Да кто же тогда подумать мог, что она на такое решится? – запричитала она. – Знала я, конечно, что она больная, но не настолько же! А ходила я потому, что она просила! – Скворцова снова ткнула в угол.
– Чем она с тобой расплачивалась? – грозно спросил Чернов. – Отдавала что-нибудь из того, что от Маринкиной матери получала? Ты же бесплатно шагу не ступишь!
– Да что я брала-то?! – всплеснула руками Таисия. – Посуду старую да тряпки ношеные! Что получше-то она себе оставляла! А я исключительно по-родственному помогала!
– Пошла вон! – брезгливо поморщился Чернов. – И чтобы духу твоего здесь больше не было!
– Иду, Сашенька! Иду! Только вы уж Костика моего не трогайте! Он-то за что страдать будет, коли у него мать дурой оказалась? – затараторила она, пятясь к двери.
– А это уже свекор Ани решать будет: трогать или нет! – сказала ей я, и она выскочила из квартиры.
Мать Виктора осторожно пошевелилась в углу, испуганно глядя на нас, и я с горечью сказала:
– Что же вы наделали? Неужели вам тряпки с сервизами так глаза застили, что вы родного сына на заклание отдали? Сколько человек вы несчастными сделали только для того, чтобы Виктора выгодно, с вашей точки зрения, женить! Тамару! Анну! Ее бабушку, которая могла бы еще жить да жить, причем полноценной жизнью! А, главное, Виктора! Если вам за счастье было крохам с барского стола радоваться, то почему вы думали, что Виктор такой же, как и вы? Что он ради жирного куска тоже будет на все глаза закрывать? – Она тихо заплакала, и я безжалостно добавила: – Вот они, горькие слезы чужого несчастья! Сколько человек по вашей вине страдали, а вот теперь вам эту кашу расхлебывать придется! Причем до конца жизни!
– Никогда тебе этого не прощу! – с ненавистью сказал Чернов и бросил: – Приберись, а я пока к Носовым схожу! Скажу им пару ласковых!
– Можно мне с вами? – попросила я.
– На Маринку посмотреть хочешь? – усмехнулся он. – Да там смотреть-то не на что! Ну что ж, пошли!
Мы спустились во двор и, перейдя его, вошли в подъезд соседнего дома и поднялись на третий этаж. Чернов позвонил в дверь, нам открыла увешанная золотом немолодая женщина с изможденным лицом и больными глазами.
– Проходите, Александр, – пригласила она и посмотрела на меня ничего не выражающим, равнодушным взглядом.
– Я к вашей дочери, – объяснила я.
– Проходите, – снова сказала она без всякого интереса.
Мы с Черновым вошли, и я увидела в кресле в углу тонкую фигуру в черном, которая сидела, уронив руки на колени и опустив голову.
– Марина! – позвала я.
Она медленно подняла голову, и я, увидев ее серое лицо и потухший взгляд, на какой-то момент даже пожалела ее, но тут же вспомнила повесившуюся Агееву и невинно осужденную Феоктистову, и это чувство испарилось без следа.
– Я приехала из Тарасова и привезла вам привет от Анны Соколовой, – громко сказала я, и тут она уставилась на меня во все глаза. – Вам не удалось испортить ей жизнь ни в первый раз, когда вы по ошибке другой женщине плеснули в лицо уксусной эссенцией, ни во второй, когда ради вас Скворцова ее бабушку довела до того, что она слегла! У Анны все замечательно! Свекор – генерал, муж – капитан первого ранга, и у них трое детей, здоровых и полноценных. Она счастлива! Очень счастлива! А вот с чем остались вы с вашей маниакальной любовью? Где ваш муж, которого почти силком на вас женили? Где ваш сын, которого вам категорически нельзя было рожать?
– Пошла вон! – Она взвилась из кресла.
– Я-то уйду, а вот как ты теперь жить будешь? – усмехнулась я и повернулась, чтобы уйти, но Чернов остановил меня:
– Погоди, дочка! – и обратился к Носовым: – Я ведь чего пришел? Я насчет развода Витькиного! Хватит! Покуражились над ним – и будя! Ему свою жизнь строить надо, семью заводить, детей рожать, род наш продолжать! У него там с Тамарой все вроде бы снова начинается, так что ему свобода нужна!
– Я не дам ему развод! Он мой! Только мой! – яростно кричала Марина, и мать бросилась к ней и обняла.
– А куда ты денешься? – удивилась я. – Общих детей у вас теперь нет, так что любой суд мигом разведет, чтобы в ЗАГСе время не терять. А будешь упрямиться, так попадешь в психушку, потому что у меня есть способ заставить Нину написать заявление в милицию о том, как ты человека изуродовала и этим до самоубийства довела! Так что выбирай: или развод, или дурдом, причем если не навсегда, то очень надолго!
– Нет! Никогда! – орала она. – Я не дам Вите развод!
– Раз дочь сказала, что этого не будет, значит, не будет! – решительно заявил невысокий и жутко пузатый мужчина, вероятно, отец Марины.
– Тогда будут психиатрическая экспертиза и суд! – добавила я. – Я юрист и все эти тонкости не понаслышке знаю. А поскольку в этом деле замешаны люди очень влиятельные, то я настоятельно не рекомендую вам брыкаться. Поверьте, я говорю все это совершенно серьезно! Пусть ваша дочь подает заявление в суд, а Виктор вышлет заверенное нотариусом письмо, что не возражает против развода, и заканчивайте эту гнусную историю, потому что на чужом несчастье свое счастье не построишь!
Мы с Черновым вышли, спустились во двор, и он проводил меня до машины.
– Спасибо тебе, дочка, и счастливого пути! – сказал он мне на прощание. – А я пойду с женой разбираться. Ох, дура! Каких же дел она наворопятила! Счастье великое, что я благодаря тебе правду узнал, а то так бы и считал сына подлецом и выродком!
– Ничего! У вас теперь все хорошо будет! – приободрила его я. – Счастья вам!
– И тебе того же! – кивнул он.
Всю обратную дорогу до Тарасова я думала об этой истории и, в частности, о Носовых и их исступленной любви к дочери, ради которой они готовы на любую подлость. А ведь если бы они вовремя обратились к врачам, то ее болезнь не была бы так запущена, и она могла бы нормально жить. Ну, лежала бы периодически в клинике, но в остальное время была бы человек человеком. Что их тогда удержало? Опасение, что в случае огласки могла пострадать карьера ее отца? То, что она стала бы предметом насмешек окружающих? Кто теперь разберет? Дело-то уже сделано – и назад ничего не вернешь!
Домой я добралась, когда было уже совсем темно. Я рухнула на диван как подкошенная – сил у меня не осталось даже на то, чтобы выпить кофе.
На следующий день я грустно посмотрела на свою любимую сумку и переложила из нее все вещи в другую, а ее забросила на антресоли в надежде, что вдруг получится ее починить. Позавтракав, я позвонила генералу Максимову. Узнав, что я готова отчитаться, он пригласил меня приехать. Войдя, я очень удивилась: вокруг стояли различные коробки и сумки, в воздухе явственно чувствовалась пыль. Квартира имела вид самый нежилой, а сам генерал и его сын были в тренировочных костюмах, взлохмаченные и с грязными руками.
– Ремонт у вас, что ли? – спросила я.
– Какой ремонт! – отмахнулся генерал. – Просто из моего кабинета всю мебель и книги вынесли – детская там будет. Часть вещей мы в пустую квартиру Люси увезли, а сейчас вот книги расставляем – мы шкафы в гостиной поставили.
– Это все книги? – я кивнула на коробки с сумками.
– Они самые, – подтвердил Максимов. – Всю жизнь эту библиотеку собирал.
– Помню я, как солдаты мучились, ящики с ней таская, – усмехнулся его сын. – Она же как на дрожжах пухла.
– А что бы ты тогда читал? – возмутился генерал. – Тебя же от книжек оторвать было нельзя!
– Так где же нам поговорить? – спросила я, возвращая их к цели моего визита.
– Пойдемте на кухню, что ли? – предложил Максимов, и я не стала возражать.
Они вымыли руки, капитан быстро заварил чай, и я приступила к делу:
– Эта история началась довольно давно. В соседних домах в Пензе жили мальчик, которого звали Виктор Чернов, и девочка Марина Носова...
По мере того как я рассказывала, сопровождая слова магнитофонной записью, лицо генерала все больше хмурилось, и он недовольно качал головой, а его сын периодически цедил сквозь зубы:
– Вот ведь сволочи! Да! Досталось парню! Собственная мать предала!
Но вот я закончила и сказала:
– Теперь только вам, Василий Васильевич, решать, как поступить. Данные на сына Скворцовой я вам сообщила, то, что была осуждена невинная женщина, тоже, а дальше – дело ваше!
Генерал помолчал, глядя в стол, а потом вздохнул и сказал:
– Подумаю!
– Чего тут думать? – взорвался его сын. – Таких, как они, давить надо! И интенданта этого тоже – яблоко от яблони недалеко падает!
– Я же сказал «подумаю»! – с нажимом произнес генерал, а потом спросил: – Сколько я вам должен?
– Нисколько, – ответила я. – Все мои расходы и вознаграждение за работу уложились в аванс и даже кое-что осталось, – с этими словами я полезла в сумку, но он только отмахнулся.
– Считайте это вашими премиальными! Я ведь, откровенно говоря, не особо надеялся на успех – лет-то сколько прошло! Но вы оказались молодцом! Быстро все это распутали! – одобрительно сказал он.
– А вы сообщите начальнику облуправления милиции, что довольны моей работой, – попросила я и в ответ на его недоуменный взгляд пояснила: – Меня рекомендовал своему начальству мой друг, и я хочу, чтобы он разделил со мной этот успех.
– Понял! – усмехнулся он. – Карьеру ему делать помогаете?
– Так он же мой друг! – пожала плечами я и встала. – Я искренне желаю, чтобы вы все, вся ваша теперь уже большая семья, были бесконечно счастливы! Вы все столько вынесли, что вполне это заслужили!
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15