ГЛАВА 8
Ранним солнечным утром я суетилась на кухне и уже собиралась насладиться традиционной чашечкой кофе, и тут раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте, Татьяна! Не разбудил? — бодреньким голосом осведомился Сивоплясов.
— Нет, Николай, не разбудили, но от завтрака оторвали.
— Извиняюсь. Но я хотел уточнить: вы на похороны Анны поедете?
Этот настойчивый интерес к тому, буду ли я присутствовать на похоронах, мне не понравился. Кто такой этот Сивоплясов, чтобы указывать мне, что делать?
— Еще не решила, — ответила я после некоторой паузы. — А почему, собственно, вас это так волнует?
— Ну, вы же мне вчера так и не ответили на этот вопрос, — сказал вдовец, но его ответ ничего не прояснил.
— Нет, Николай, не поеду, — ответила я, решив, что совсем ни к чему посвящать вдовца в свои настоящие планы. — Не люблю я эти мрачные церемонии! К тому же вряд ли в Дольске можно будет узнать что-либо полезное для следствия. Анна ведь почти два года жила в Тарасове.
— Ну, ладно, нет так нет. Я не могу на этом настаивать, вы же не на меня работаете, — заметил Сивоплясов.
— Коней на переправе не меняют. Николай, извините, у меня кофе остывает. — Я дала понять, что не намерена продолжать дальше наш разговор.
— Кофе? Ну, ладно, пейте свой кофе! До свидания! — Вдовец повесил трубку, явно оставшись чем-то недовольным.
Его ранний звонок заставил меня призадуматься. Почему Сивоплясов так радеет о ходе моего расследования? Неужели он так уж заинтересован в том, чтобы убийца был скорее найден? Вряд ли. Профессия частного детектива заставляла меня искать в каждом поступке какого-либо человека скрытый подтекст. Ну не верилось мне в искренность помыслов Николая, и все тут! Почему? Да потому что он был фиктивным мужем, значит, и вдовцом стал тоже фиктивным. В конце концов, штамп в паспорте уже принес ему вожделенное повышение по службе. А как насчет романтической истории о том, что у него внезапно появились серьезные чувства по отношению к Ане? А никак: умерла так умерла… К чему молодому мужчине, еще недавно относившему себя к разряду убежденных холостяков, так переживать? Разве мало в Тарасове Золушек, которых можно превратить в прекрасных принцесс?
Ой, Таня, какая же ты испорченная, совсем не веришь в светлые и искренние чувства!.. Да, я такая! А если Сивоплясов так суетится, организовывает похороны и пытается перенанять частного детектива — меня — лишь для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на Шевельковых? А нужны ли ему эти фиктивные родственнички? Они ведь в Дольске живут, а он — здесь, в Тарасове. Конечно, в районном центре проживают и Сивоплясовы-старшие, а Николай, как примерный сын, хочет позаботиться о том, чтобы в сторону его отца и матери никто не бросал косых взглядов… Подумав об этом, я состроила кислую мину. Не был похож Коля на примерного сына.
Конечно, я тоже не святая. Например, Сивоплясову я соврала насчет того, что в Дольск не поеду. Несмотря на то что в Тарасове у меня еще много дел, их можно перенести, а вот время похорон уже запланировано…
Я вдруг озаботилась вопросом, что мне надеть. Что-нибудь черное? Ну уж нет! Если я буду носить траур по каждой жертве моих расследований, то о другой одежде можно вообще забыть. Почти в каждом втором моем деле имеется труп, а то и два. Но на кладбище в чем-то ярком и романтичном тоже не отправишься. Я стала перебирать вешалки в шкафу-купе. Вот, кажется, этот серый брючный костюмчик подойдет. Я не хотела его покупать из-за цвета. Он казался мне неинтересным, скучным и лишенным динамики. Светка-парикмахерша разбила в пух и прах мои предрассудки. Она сказала, что в этом сезоне актуальна вся палитра серого — от «черного жемчуга» до «мокрого асфальта». Я послушалась, и не зря.
* * *
Кладбище находилось при въезде в Дольск. На всякий случай я остановилась у обочины дороги, высунулась в окно машины и поинтересовалась у бабушки, торговавшей живыми и искусственными цветами, — одно ли оно здесь?
— Действующее кладбище — одно, а на старом, что на горе, уже давно никого не хоронят, года четыре, а то и пять, — сообщила худенькая старушка с лицом, испещренным глубокими морщинами, потом поинтересовалась: — А чью могилку ты ищешь?
— Дедушкину, — ответила я и для пущей достоверности спросила: — Сколько стоит вон тот букет нарциссов?
— Пятьдесят рублей, — ответила старушенция и протянула мне цветы.
Я дала бабушке полтинник, взяла у нее букет и, прежде чем она успела чем-то еще у меня поинтересоваться, нажала на газ и поехала дальше. Оставив машину на стоянке около поста ГАИ, я отправилась на кладбище пешком. Безмолвное величие кованой ограды навеяло на меня воспоминания о расследованиях, которые заносили меня на тарасовские кладбища. Бывало, что я следила там за подозреваемыми, встречалась со свидетелями и искала улики… Постояв немного у входа и покурив, я зашла в приоткрытые ворота. Мне не было известно, в котором часу сюда прибудет траурная процессия, поэтому я стала прогуливаться между могилами, убивая время чтением надписей на надгробных памятниках. Честное слово, прав был классик, сказавший, что, имей мертвецы возможность прочесть хвалебные слова на своих надгробиях, они бы умерли вторично — уже от стыда.
Однако ждать мне пришлось не очень долго. Примерно через полчаса я увидела группу людей в трауре и, спрятавшись за высоким мраморным памятником, стала наблюдать за происходящим. Сразу за гробом я увидела Марию Евгеньевну и Константина Филипповича, потом Любарскую с двумя мужчинами, наверное, супругом и его сыном. Как ни странно, Николая Сивоплясова в траурной процессии не было. Так вот почему он так интересовался моими планами! Оказывается, сам он сюда ехать не собирался, но желал остаться в моих глазах безмерно скорбящим вдовцом. Лицемер! Впрочем, я в этом и не сомневалась.
Я вышла из своего укрытия и приблизилась к тем, кто провожал Анну в последний путь. Мне хотелось прислушаться к тому, что говорят люди, но все скорбно молчали. Неожиданно прямо передо мной возникла какая-то тетка в черном балахоне. Весь ее облик носил на себе неистребимый отпечаток анахронизма и глубокой провинциальности. Люди шарахнулись от нее, как от ведьмы. По рядам прошел еле слышимый шепоток. Смысл передаваемого из уст в уста, увы, не дошел до моего слуха.
— Я знала, что справедливость восторжествует, — тетка в черных одеждах посмотрела на меня и злорадно оскалилась, — мой Васенька из-за этой Нюрки погиб! Он уже два года в могиле, и ей туда пора…
Глаза женщины горели нездоровым блеском. Признаюсь, меня до костей пробрало холодом. Вокруг нас возник круг отчуждения. Тетка ехидно ощерилась, оглядывая толпу. Потом, найдя во мне единственную благодарную зрительницу, принялась описывать вокруг меня круги и что-то нашептывать.
— Простите, я не поняла, что вы сказали? — уточнила я.
— Нюрка — великая грешница, она моего Васеньку, единственного сыночка, сгубила! — прошипела тетка, приблизившись ко мне почти вплотную и заглянув мне прямо в глаза.
Я почувствовала, что кончики моих пальцев на руках и ногах поледенели. Странная женщина разразилась неестественно громким хохотом, затем вприпрыжку бросилась к могиле. Люди расступились. Приблизившись к гробу, она бесцеремонно оттолкнула Ларису Евгеньевну и наклонилась над телом покойной. Никто не посмел отстранить ее — никто. Мария Евгеньевна в ужасе прижалась к мужу, но тот, вероятно, уже побаловал себя сегодня алкоголем, поэтому взирал на все происходящее тупым рассеянным взглядом. Какой-то незнакомый мужчина, вероятно, муж Любарской, нашел в себе мужество отстранить женщину от гроба. Она не сопротивлялась, а отойдя в сторону, пустила слезу. Впрочем, в следующий момент на ее лице снова появилась зловещая улыбка.
Ну просто колдунья какая-то! Таня, Таня, что за глупости лезут в твою голову? Не знаю, но эта тетка — точно какая-то ненормальная. Она не скрывает своей лютой ненависти к Анюте… Стоп! А не она ли переодевалась в Светлану Юрьевну? Во всяком случае, эта женщина — такого же роста и комплекции, как и моя клиентка. На голову она могла надеть светлый парик… Допустим, у нее действительно был мотив, чтобы убить Шевелькову, и он очень простой — месть за смерть сына. Но это очень рискованно — выказывать на людях свое негативное отношение к покойнице. Да и могла ли эта глубоко провинциальная тетенька, к тому же с явно сдвинутой крышей, разработать план убийства и воплотить его в жизнь?
Нет, она точно какая-то колдунья! Я старалась не спускать с нее глаз и все-таки потеряла из вида. Она исчезла так же внезапно, как и появилась словно бы из ниоткуда. Можно было подумать, что она надела шапку-невидимку. Таня, Таня, давай-ка обойдемся без мистики! Просто ты на миг отвлеклась, и она успела скрыться за памятниками.
Тем не менее странная женщина в черном навела ужас буквально на всех, кто провожал Анну в последний путь. Люди рассеялись по всему кладбищу и только после исчезновения ведьмы стали собираться в отдельные разрозненные кучки. Я подошла к одной из них и навострила уши.
— Такая молодая — и умерла от асфиксии, — шепнула женщина лет пятидесяти мужчине того же возраста. — Это что за болезнь такая — асфиксия?
— Насколько мне известно, асфиксия — это удушье, — компетентно пояснил дядька в очках. — К нему может привести астма или отравление какими-то газами, например, угарными…
— Никогда не слышала, чтобы Нюрка астмой болела. Может, она в Тарасове эту дрянь подцепила?
— Астма не заразная, — возразил очкарик.
— Да несчастный случай с ней какой-то произошел, — вмешалась в разговор молодая женщина в темно-фиолетовом платье. — Но что и как случилось, Шевельковы пока что никому не говорят. Оно и понятно, неприятности буквально чередой их преследуют…
— Да, — тяжело вздохнули в толпе.
Значит, Анины родители скрыли от дольчан истинную причину смерти своей дочери! Интересно, а почему они решили списать все на несчастный случай? Может, они кого-то боятся? Неужели эту чокнутую тетку? Так по ней же сумасшедший дом плачет!
Я подошла к другой группе людей.
— …действительно виновата, — сказала женщина, вытирая краем платочка слезы. — Не Георгий, а именно Нюрка!
— О мертвых плохо не говорят, — заметили в толпе.
— А если о Нюрке хорошего и сказать-то нечего? — вступила в разговор еще одна бабулька. — Вон, все стоят около гроба и молчат, будто в рот воды набрали.
— Так уж лучше молчать.
— Просто никто от Шуркиного появления здесь отойти не может. Совсем баба рехнулась от горя, — заметил какой-то мужчина в мятом костюме. — Пожалуй, я пойду к ним и скажу несколько слов.
— Иди, Юрий Николаевич, скажи. — Какая-то женщина подтолкнула дядьку вперед.
— Смерть похитила у нас молодую и красивую… — сдавленным голосом произнес он. — Мы здесь все скорбим…
Речь его была короткой и полной затасканных шаблонов. Потом что-то попыталась сказать Любарская, но расплакалась. Плохо одетый мужчина с сильно загоревшим лицом, наверное, могильщик, скомандовал:
— Прощайтесь!
Мария Евгеньевна поцеловала покойную дочь в лоб. Прочие родственники воздержались. Гроб с телом покойной закрыли крышкой, затем стали опускать его в могилу. Тут и там слышались громкие (и не очень) рыдания. Меня удивило то обстоятельство, что практически все присутствующие на похоронах были людьми среднего и старшего возраста. А где же Анины сверстники? Почему здесь нет молодежи?
— Татьяна Ивановна, вы знаете, что Маруся для поминального обеда кафе «Центральное» сняла? — послышалось где-то за моей спиной.
— Нет. Неужели это правда? Откуда же у нее деньги такие? Все плакалась, что после пожара осталась без копейки, а тут и похороны, и поминки с таким шиком. Дубовый гроб, наверное, бешеных денег стоит…
— В долги, наверное, Шевельковы залезли, ведь единственную дочь хоронят, — предположил кто-то.
— Ой, странно все это! Узнать бы, что за несчастный случай с ней произошел… подозрительно как-то, — сказала моя тезка, а затем с самым скорбным видом подошла к могиле, чтобы бросить в нее горсть земли.
— Девушка, а вы вроде не местная, — обратилась ко мне женщина, осведомленная насчет того, где состоится поминальный обед. — Наверное, вы Анина подружка?
Я сразу догадалась: если отвечу на этот вопрос положительно, то меня забросают вопросами, каковых у дольчан явно много накопилось.
— Да, вы нам не расскажете… — тут же обратилась ко мне другая женщина, но я ее перебила:
— Нет, я вообще не знаю, кого хоронят. Так, просто зашла на кладбище, была на могиле дедушки, подошла посмотреть, — ответила я, и интерес ко мне сразу пропал.
Тем временем Лариса Евгеньевна пригласила людей сесть в автобус и ехать на поминки. Ее старшая сестра была просто не в состоянии что-либо говорить, ее отпаивали каким-то лекарством. Константин Филиппович фыркнул забитым носом и выкрикнул:
— Прошу всех в кафе «Центральное»!
Как ни странно, желающих помянуть Анну оказалось не так уж и много. Четыре женщины сразу же демонстративно направились в противоположную сторону.
— Татьяна Ивановна, вы куда? — Шевельков покачнулся и растерянно развел руками. — А как же поминки? Это ведь святое дело! Богоугодное, даже надо сказать…
— Мне на работу пора, — ответила моя тезка и пошла дальше ускоренным шагом.
— А я поеду! — воскликнула тетка с лицом законченной алкоголички и первой направилась к автобусу. — Как же не помянуть? Обязательно!
За ней последовало несколько мужчин, по виду — тоже отнюдь не трезвенников, и еще несколько женщин. В итоге поминать покойницу поехало не больше трети людей, присутствовавших на кладбище. Я к ним не присоединилась. Мне совсем не хотелось попасться на глаза Шевельковым и Любарской. Зато хотелось услышать, что еще будут говорить об Анне между собой самые разные люди, а потом пропустить все эти сплетни через свой мыслительный аппарат, выявить хоть какое-то рациональное зерно и, если потребуется, проверить факты. Короче, с самым непринужденным видом я пристроилась к двум дольчанкам, решившим проигнорировать старинный обычай поминать усопших. Нет, я их не осуждала, а была уверена, что у каждой есть на то своя веская причина.
Оказалось, что последнее предсказание гадальных двенадцатигранников насчет того, что нравственность интересующей меня особы — показная, в полной мере относилось к погибшей. Эта юная дольчанка оставила на своей малой родине не самое хорошее впечатление о себе. Девушка была красива и знала цену своей внешности. Ей нравилось сводить с ума мужскую часть населения этого небольшого городка, причем это были люди самых разных возрастных категорий. По ней сохли многие сверстники, но разборчивая и даже надменная одиннадцатиклассница вдруг отдала предпочтение мужчине намного старше себя.
— И что она в нем только нашла, в этом Георгии? — сокрушалась одна дольчанка. — Подержанный ловелас!
— Да-а, — протянула другая. — Уж сколько Маруся слез выплакала, сколько ночей бессонных провела… Я свою Ольгу, если она, не дай бог, вздумала бы с сорокалетним мужиком спутаться, да еще кавказской национальности, сразу бы на ключ заперла!
— Как же, запрешь их, — возразила первая. — Нынче молодежь не больно-то к нам прислушивается… Вот что я своему сыну могу запретить, если он школу только год назад закончил, а получает уже больше нас с отцом, вместе взятых? Ничего!
— Это, конечно, так, но все-таки за детьми глаз да глаз нужен. Говорят, за рулем-то Нюрка сидела…
— Больше слушай всякие сплетни! Да и вообще, какая разница, кто за рулем был, если Васька сам под колеса бросился, потому что пьяный был!
— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — скептически заметила женщина. — Васек вообще-то непьющим был. Ну, ладно, Лида, я пойду.
Две товарки, за которыми я долго шла, только заговорили о самом интересном — и разошлись, каждая по своим делам. Я и не заметила, как оказалась одна в центре Дольска. Осмотревшись по сторонам, я увидела небольшой скверик, зашла туда, села на скамейку, закурила и призадумалась. Ну что, Таня, есть хоть какой-нибудь толк от этой поездки? Нельзя сказать, что мне сразу же удалось схватить здесь за хвост сыскную удачу. Список моих подозреваемых, конечно, пополнился еще одним именем. Но ведьма — кажется, ее звали тетей Шурой — пока что только добавила мне хлопот, а уверенности в том, что эта работа будет протекать в нужном направлении, не имелось никакой. Месть — это, конечно, веский мотив для убийства, но вот с ресурсами для его осуществления у этой чокнутой, по-моему, дело обстояло как-то не очень… Убийца должен был хорошо знать распорядок дня Ани Шевельковой и ее окружения, а главное — быть в курсе конфиденциальной информации о клиентах нотариуса Скидановой… Сам собой напрашивается вывод о том, что преступник живет в Тарасове.
Что же, выходит, я зря сюда приехала? Ну, узнала, что Аня была не такой уж высоконравственной особой. И что с того? Это не дает ключа к расследованию. Тем более что Шевелькова, кажется, образумилась и вела себя в Тарасове весьма скромно, пока нужда не заставила ее фиктивно выйти замуж. А до этого самое большее, что она себе позволила, так это сходить на мужской стриптиз.
— Ну, что, дочка, нашла могилку своего дедушки? — вдруг спросила меня морщинистая бабуля, недавно торговавшая на обочине дороги цветами, незаметно подойдя к моей скамейке.
— Нашла, — кивнула я и затянулась сигареткой.
Бабуля нахмурилась и спросила:
— А как его фамилия, может, мы с ним знакомы были?
— Иванов, — ответила я, недолго думая. Между прочим, пока я бродила между могилками, то видела несколько надгробий, под которыми покоились мои однофамильцы. На одной из этих могил я и оставила букетик нарциссов, который уже устала носить в руке.
— Не Петр Афанасьевич случайно? — уточнила бабуля, присаживаясь на скамейку рядом со мной.
— Нет, — ответила я и встала. Общаться с этой навязчивой гражданкой мне совсем не хотелось.
— Погоди, — остановила меня бабка. — Врешь ты все, девка! Никакого родственника у тебя здесь нет. Наблюдала я за тобой — ты на похороны Нюрки Шевельковой приехала, так?
Я выдохнула изо рта колечко сизого дыма и спросила не без удивления:
— С чего вы взяли?
— А я наблюдательная! Со стороны-то виднее, — философски заметила престарелая продавщица цветов. — Кстати, ты никогда не думала, что курение — это вдыхание канцерогенных смол?
Разумеется, я никогда так не думала, и замечание пожилой торговки с кладбища вызвало у меня раздражение. Но тут я взглянула в ее добрые и какие-то мудрые глаза, и что-то во мне дрогнуло. Я потушила сигаретку, выбросила ее в урну и села обратно на скамейку.
— Да, я действительно приехала сюда, чтобы… побывать на похоронах Анны Шевельковой. — Я чуть не проговорилась, что занимаюсь расследованием ее убийства. Но, раз родители погибшей девушки сочли нужным скрыть истинные причины ее гибели, мне не следовало трепаться об этом с первой встречной. Однако поговорить с этой пожилой дольчанкой все же явно стоит.
— Ее убили, — с непонятной интонацией сказала моя собеседница — это был то ли вопрос, то ли утверждение.
Я промолчала. Моя рука невольно потянулась в сумку за новой сигаретой, но я вовремя ее отдернула. Начало разговора как-то не клеилось.
— Меня зовут Людмила Алексеевна, — наконец изрекла бабуля.
— А меня — Татьяна.
— Хорошее имя. Ты, Таня, не думай, я ведь не всегда цветами на кладбище торговала: когда-то я на заводе работала, инженером-технологом, а теперь пенсии не хватает, вот я и приторговываю. Ты могла много недобрых слов о Нюрке услышать, но она не такая уж плохая девка была, не хуже многих. Время сейчас сложное, много соблазнов, а вот истинной веры нет. — Людмила Алексеевна тяжело вздохнула, потом сказала: — Георгий во всем виноват, только он… Совсем с ума свел девчонку.
— А кто такой этот Георгий?
— Так, делец один. Он задурил Нюрке голову, когда она еще в школе училась. Она из-за него чуть в тюрьму не угодила! Ох! — Бабуля тяжело вздохнула.
— И что же это за история с ними приключилась? Людмила Алексеевна, расскажите мне об этом!
— А зачем это тебе? — Старушка лукаво прищурилась. — Дело-то уже прошлое… Или ты из тарасовской милиции?
— Ага, — кивнула я.
— Я почему-то так сразу и подумала! В общем, было это перед самыми выпускными экзаменами. Посадил Георгий Нюрку к себе в машину и повез за город. Хотел, видите ли, научить ее машину водить. Ну, Нюрка села за руль и наехала на своего одноклассника. Тот в больнице потом скончался. Шура, мать его, от горя с ума сошла. Единственный ведь сынок… Ты, должно быть, видела ее сегодня на кладбище?
— Да, видела. Так, значит, за рулем Анна была?
— Поговаривают, что так. Хотя Георгий взял эту вину на себя. Но ему ничего за это не было, так, нервы потрепали, деньги из него вытянули, и все. А потом он из Дольска уехал куда-то. Он вообще-то нездешний был, с Кавказа, что ли, обратно к себе, наверное, и укатил.
— А откуда вы это все знаете?
— А что я такого особенного знаю? — удивилась Людмила Алексеевна. — Ничего! Об этом тебе каждый мог бы рассказать, ведь Дольск, по сути, большая деревня. Здесь слухи быстро распространяются, но ты не думай, я о нашем разговоре никому не скажу, понимаю, что это лишнее…
Бабушка не переставала меня удивлять. Несмотря на свой преклонный возраст, она была вполне адекватной. На всякий случай я задала ей следующий вопрос:
— Скажите, Людмила Алексеевна, вы случайно не знаете, отчего вдруг строительная фирма Шевельковых сгорела?
— Говорят, что проводка неисправной оказалась, значит, так и есть. Ничего другого я об этом их несчастье не слышала…
— Людмила Алексеевна, насколько я поняла, вы тут все обо всех знаете. Может, вы меня и относительно Сивоплясовых просветите?
— Это о каких таких Сивоплясовых речь? О Петре Вениаминовиче и его супруге спрашиваешь, что ли?
— Если это он был директором завода, то о нем и о его сыне Коле.
— А они-то с какого боку-перепеку тебя интересуют? Они с Шевельковыми никогда не контачили.
Я уклонилась от ответа на этот вопрос, а про себя сделала вывод, что по Дольску еще не поползли слухи о женитьбе Николая Сивоплясова на Анне Шевельковой.
— Людмила Алексеевна, расскажите мне, пожалуйста, хотя бы в двух словах, что это за люди, — попросила я.
— Ну ладно, раз тебе это надо так надо. Очень хорошие люди, хотя о Петре Вениаминовиче много дурного болтают. Но разве он виноват, что довелось ему быть директором в такие сложные времена? Нисколечко. Вот, говорят, что он воровал по-черному, так ведь любой на своем месте ворует! Уборщица и та к себе домой ведро и швабру стащит, — хмыкнула бабушка. — Это в крови у русского человека. Сивоплясов был не хуже и не лучше других. При мне он еще директором не стал, начальником цеха работал, так его рабочие боготворили, за отца родного почитали… Хороший человек, хороший.
— Ясно. А о сыне его, Николае, вы что-нибудь знаете?
— Мало. Он ведь давно в Тарасове живет. Слышала я, что он очень умный мальчик, приезжал недавно в Дольск… Ты, Танечка, извини, немного я о Кольке могу тебе рассказать. Да и идти мне уже пора.
— Что ж, и на этом спасибо. Да, не подскажете, где кафе «Центральное» находится?
— Вон, за тем углом. — Людмила Алексеевна махнула рукой направо, попрощалась со мной и пошла своей дорогой.
Занятную историю рассказала мне бабуля об Ане Шевельковой! Оказывается, она действительно была виновата в смерти своего одноклассника. Выходит, слова чокнутой тетки не были лишены смысла? Но в этом ли кроется ключ к убийству девушки?
