Глава 10

Выбравшись с территории фирмы «Тайзер», я села в машину, но трогаться с места не торопилась. Вместо этого обхватила руками руль и уронила на них голову, борясь с жутким желанием завыть от досады и злости. С моим расследованием не получалось ничегошеньки, как я ни билась. Конечно, визит к слесарю Николайчуку кое-что прояснил, но что делать дальше, я понятия не имела.

У меня возникла мысль еще раз погадать, у своих маленьких помощников спросить, как выпутаться из сложившейся ситуации, но я все не могла на это решиться. Уж слишком ни к селу ни к городу оказывались результаты предыдущих гаданий. Сначала косточки посоветовали мне остерегаться блефа. А на самом деле со мной никто и не блефовал тогда. Даже мерзавец Должиков с его компанией доморощенных гангстеров. Они ворвались ко мне в квартиру, словно куклуксклановцы, с черными чулками на голове, избили меня, угрожали, но никакой нечестной игры со мной не вели.

Кстати, если кто и блефовал во всей этой ситуации, так только сам покойный Ольховский, мир праху его! Из-за него-то я и влезла по уши в историю с «золотым чемоданчиком», из которой мне еще предстоит выбираться, хотя я понятия не имею как. Совершенно очевидно, что мой несостоявшийся клиент многое наврал той последней в своей жизни ночью, когда предложил мне работать на него — найти чемоданчик с золотом. А в действительности сам же, по-видимому, его и украл. Говорил, что шеф доверил ему хранение материальных ценностей, а на самом деле главврач ничего ему не доверял, в том числе и ключей от сейфа, где якобы лежало золото. Даже наоборот — Ольховский снял с них слепки и заказал для себя дубликаты. А Бортников говорит, что никакого чемоданчика с золотыми слитками у него никогда не было, следовательно, и красть было нечего… Однако чемоданчик существует, я же сама его видела, и он побывал у Ольховского дома. А потом он оказался совсем у другого человека — у Перепелкина. Который тоже был убит. А чемоданчик таинственно исчез… Кошмар какой-то!

С Бортниковым вообще-то история темная, махинации с золотом в клинике проводились. Но вот пропажа якобы из его сейфа пресловутого чемоданчика… Если кражи на самом деле не было, если главврач клиники ничем не угрожал Ольховскому, для чего тогда тот пригласил меня работать на него? Едва ли Ольховский собирался погибать — убив его, кто-то определенно имел целью расстроить какие-то его планы. Но какие именно планы? Чего хотел добиться Ольховский, затевая в том числе и со мной какую-то странную игру, оказавшуюся смертельной для него? И какова должна была быть моя роль в его игре? А ведь какая-то роль мне предназначалась, тут сомнений нет.

Ольховский за несколько дней до начала всех событий искал возможность нанять частного детектива, что подтверждают несколько свидетелей. И на день рождения к Гарику он пришел только ради того, чтобы встретиться со мной, потому и не пил, желая для разговора со мной иметь ясную голову. Так что действительно больше всех блефовал именно он, и кости в конечном счете были совершенно правы, предупреждая меня. Они ведь умные, мои косточки, и способны не только предупреждать о предстоящей опасности, но и указывать на уже состоявшиеся события, смысл которых пока неясен…

В общем, я все-таки решилась погадать. Достала из мешочка гадальные двенадцатигранники и постаралась сосредоточиться, зажав их в кулаке, потом кинула на сиденье машины. Кости упали, демонстрируя цифры 19+11+33, и мне стало не по себе. Потому что я отлично помнила: данное сочетание означает «оскорбление, нанесенное кем-то из близких друзей». Нет, это ужасно! Мало того, что дело, которое я сейчас расследовала совершенно даром, превращалось в стопроцентный висяк, когда неясно вообще ничего, так мне еще предстоит получить оскорбление от какого-то моего друга. Господи, от кого же? Неужели от Кири? Хотя почему мне сразу лезут на ум мои ментовские друзья… И что, оскорбление тоже будет как-то связано с пропажей проклятого «золотого чемоданчика»?

Я тяжело вздохнула, глянула на часы. До визита к адвокату Должикову оставалось еще кое-какое время, но лучше прямо сейчас вернуться в центр города и подождать где-нибудь поблизости от адвокатской конторы. А то вдруг я опять попаду в затор.

По дороге я думала, что все-таки оставлять начатое расследование на полпути нельзя. И пока я ехала, рассеянно глядя перед собой, пристроившись в бесконечную вереницу машин и автобусов, не спеша тащившихся по загруженной до предела одной из центральных улиц города, мне в голову вдруг пришла идея одного чудесного блефа. Однако для ее осуществления мне нужно было позвонить в контору адвоката Должикова, причем вовсе не со своего мобильника, потому что видела, что на столе секретарши стоит телефонный аппарат с определителем номера. В таком деле, как это, засвечивать собственный мобильник слишком рискованно.

Я свернула в узкую боковую улочку и припарковалась неподалеку от таксофона, оказавшегося, по счастью, рабочим. Купила в киоске Роспечати жетон и набрала номер телефона приемной адвоката Должикова.

— Да, слушаю… — Женский голос, раздавшийся в трубке, вполне мог принадлежать той сверхсексуальной секретарше со стального цвета волосами, которую я видела в приемной, но на сто процентов не была уверена.

— Скажите, с адвокатом Должиковым можно поговорить?

— Олега Дмитриевича сейчас здесь нет, — ответ прозвучал очень сухо и неприветливо. — А кто его спрашивает?

— Это по поводу Ольховского, — сказала я. — Помните, я к вам несколько часов назад заходила?

— Ой, вы ведь Анфиса Дмитриевна, да? — внезапно изменившимся в сторону потепления голосом заговорила секретарша. — Как здорово! Как хорошо, что вы мне позвонили!

— Очень хорошо! — саркастически возразила я. — Просто замечательно!

— Анфиса Дмитриевна, подождите минуточку…

— Ничего я не хочу знать! — отрезала я. — Это возмутительно! Девушка, вы что себе позволяете? Почему вы так себя ведете?

— Я? — В голосе секретарши послышалось искреннее изумление. — Господи, да что же еще случилось?

— Что случилось? — Я продолжала изо всех сил разыгрывать справедливое негодование. — Вы мне сегодня сказали, что Толю Ольховского убили. Так?

— Конечно, — сказала секретарша. — Клиент Олега Дмитриевича проходит по делу о его убийстве.

— Ах, вот как! — гневно воскликнула я. — Какая же вы, однако, бессовестная лгунья!

— Я?

— Да, вы! Вы мне сказали, что Ольховский убит. А на самом деле Ольховский жив и здоров!

— Что-о?

— Да, представьте себе! — Я задыхалась от возмущения. — Сегодня он позвонил мне и предложил встретиться. Наша сделка состоится во что бы то ни стало! Понятно вам?

— Боже мой, какая сделка? — судя по голосу, секретарша совсем ошалела от потока моих слов. — О чем таком вы говорите?

— Я покупаю золото у Ольховского, — сказала я. — Я предложила вашему шефу неплохую работу — просто сопровождать меня при этой сделке. Я уверена, что Анатолий Дмитриевич честнейший, интеллигентнейший человек и он ничего дурного не замышляет. Но на всякий случай мне нужен был свидетель. Ничего особенного от адвоката не требовалось, никакого напряжения мозгов, никакой беготни, никаких усилий — просто поприсутствовать при покупке. И ваш Должиков отказался! Ну что ж, как говорится, дело ваше… Наша сделка прекрасно состоится и без вас. Передайте вашему шефу мои слова. Скажите, что я в его услугах не нуждаюсь!

— Анфиса Дмитриевна, погодите ради бога, не кладите трубку! — В голосе секретарши послышались отчаяние и слезы. — Пожалуйста, назовите мне вашу фамилию и телефон! Я вас очень прошу!

— Фамилию и телефон? — настороженно переспросила я. — Это еще для чего? Я уже сказала, что в ваших услугах не нуждаюсь, и знать мои координаты вам совершенно незачем!

— Анфиса Дмитриевна, я вас умоляю! — Это было похоже на плач маленького ребенка. — Олежек сказал, что меня убьет… ну, то есть уволит…

— Олежек?

— Ну, в смысле, Олег Дмитриевич! Он когда узнал, что вы приходили, страшно рассердился, кричал на меня…

— Кричал на вас? За что же?

— За то, что я не записала вашу фамилию и координаты! Он был страшно зол, я его таким еще не видела! Он вообще какой-то бешеный последнее время…

— Олежек?

— Да… То есть Олег Дмитриевич…

Ну, какая же это прелесть — вот так неожиданно подсмотреть самую суть взаимных отношений двух людей! Причем как раз такую их сторону, которую те тщательно пытаются скрыть.

— Ну. Если он бесится, значит, у него проблемы какие-то, — убежденно заметила я.

— Да, конечно, — согласилась со мной секретарша. — Анфиса Дмитриевна, сообщите, пожалуйста, мне ваши координаты! Я вас очень прошу. Олежек скоро придет, я их ему покажу, быть может, он не будет так сердиться… Кстати, это правда, что Ольховский на самом деле жив?

— Конечно, правда, — сказала я. — Он мне звонил сегодня, и мы уже договорились о встрече у меня на квартире. Так что наша сделка состоится и без вашего Должикова! Так ему и передайте.

— Ладно, — печально проговорила секретарша. — Я скажу ему это, не знаю, как он отреагирует. Он какой-то совершенно непредсказуемый последнее время. Так как, вы говорите, ваша фамилия?

— Чусовская, — сказала я.

Это была фамилия моей бабушки, которую и правда звали Анфисой Дмитриевной. На имя бабушки, на самом деле давно умершей, была зарегистрирована вторая моя квартира в этом городе, которую я время от времени использовала или чтобы в трудную минуту скрыться от назойливых знакомых и немного отдохнуть от суеты, или как конспиративную. Вот и теперь я продиктовала секретарше Должикова тот самый номер телефона, что был установлен в бабушкиной квартире, после чего та искренне поблагодарила меня и повесила трубку.

Вообще-то весь этот диалог не сообщил мне ничего нового, кроме того, что Должиков уже после беседы с подследственным Бортниковым успел побывать в своем офисе. Определенно, его немного задел мой визит в его контору в виде наивной дамы предпенсионного возраста, а еще больше мое появление в следственном изоляторе в нормальном виде. Его отношения с секретаршей, и без того отменно стервозные, хотя и с сексуальным подтекстом, теперь особенно обострились. Но после этой беседы я почувствовала себя несколько легче, даже настроение поднялось. В таком вот чуть приподнятом настроении я и отправилась теперь на прием лично к адвокату Должикову Олегу Дмитриевичу.

Я застала их обоих в приемной. Секретарша сидела за компьютером в напряженной позе, что-то старательно печатая, а сам адвокат стоял возле ее стола и, рассеянно глядя в окно, курил сигарету. Вид у него был, мягко говоря, невеселый, а точнее — озабоченный и усталый, особенно в сравнении с тем, каким самоуверенным и нахальным я видела его в кабинете у господина Шмуйловича. Физиономия Должикова еще более омрачилась при моем появлении.

— Ну, как дела у Бортникова? — бодро спросила я сразу же, как вошла в приемную.

Должиков уставился на меня удивленно и настороженно.

— Николая Пантелеймоновича мы, кажется, оставили вместе, — заметил он весьма агрессивно.

— А разве потом вы не встречались с ним для ободряющей беседы?

Должиков посмотрел на меня откровенно враждебно и ничего не ответил. Снова отвернувшись к окну, он спокойно докурил свою сигарету, потушил ее в пепельнице, потом только снова повернулся ко мне.

— Ладно, пойдемте поговорим, — он сделал приглашающий жест в сторону двери своего кабинета. — Ларик, — обратился адвокат к своей секретарше, — кто бы ни пришел, я занят.

Мы прошли в рабочий кабинет адвоката Должикова, оказавшийся небольшим, но уютным и со вкусом обставленным помещением, отчасти напоминающим жилую комнату в хорошей многокомнатной квартире. Судя по всему, кабинет Должикова с умыслом был сделан «под квартиру» — для того, чтобы клиенты чувствовали себя здесь раскованней и были больше расположены к откровенному рассказу о своих проблемах. Стены кабинета были сплошь уставлены шкафами с книгами, главным образом толстенными томами в твердом переплете и с золотым тиснением на корешках. Однако книги на полках стояли в столь образцовом порядке, что создавалось впечатление, будто их никогда не доставали оттуда и не открывали. Небольшой письменный стол возле окна, украшенный замысловатыми завитками, несомненно, антикварный, был заставлен разного рода безделушками, бронзовыми статуэтками, среди которых стояли старинного вида чернильница и пресс-папье — канцелярские аксессуары, которые, как известно, в настоящее время совершенно вышли из реального употребления. Эти весьма изящные и, наверное, дорогие предметы стояли на столе в столь удивительном порядке, что я совершенно была уверена: за письменным столом никто и никогда ничего не пишет.

И в самом деле, пригласив меня в свой кабинет, адвокат Должиков вовсе не уселся за этот стол, но жестом указал мне на одно из четырех глубоких домашних кресел, что находились на середине кабинета и занимали основную часть его пространства. Сам адвокат опустился в другое кресло прямо напротив меня. Некоторое время смотрел на меня изучающе и с чуть заметной иронической усмешкой на губах. Я пыталась по его лицу понять, что он про меня знает, а что нет, догадывается ли о том, что я знаю о его хобби в качестве гангстера, устраивающего разбойные нападения на квартиры беззащитных женщин.

— Красивая вы баба, однако, — сказал наконец Должиков, без стеснения раздевая меня взглядом.

— Вы это только сейчас разглядели?

Адвокат немного смущенно усмехнулся.

— Ну, в следственном изоляторе мне было не до того, чтобы вас рассматривать…

— Вы были так увлечены защитой вашего клиента от противоправных действий со стороны следственных органов, что и вовсе смотрели на меня только как на досадную помеху, не так ли?

— Вроде того, — Должиков на этот раз рассмеялся: смех у него был нехороший. Я бы даже сказала — отталкивающий.

Я решительно не могла по его поведению понять, знает ли адвокат о моей догадке или нет. В любом случае лучше всего было пока не открывать карт. Пусть бандюги сделают это первыми. Если захотят, конечно…

— Хотел бы я знать, — снова неторопливо заговорил Должиков, — зачем такая красивая женщина, как вы, лезет в эту грязную историю?

— Да вот, работа у меня такая — лазить во всякие истории, грязные и не очень.

— Опасная работа, — заметил Должиков.

— Ничего, мне нравится, — спокойно отвечала ему я.

Мы снова немного помолчали, выжидающе разглядывая друг друга.

— Ладно, оставим лирику, — он с решительным видом откинулся на спинку своего глубокого, покойного кресла, принял деловой вид. — Итак, Татьяна Александровна! Какова цель вашего визита ко мне?

— Узнать, как продвигается дело Бортникова, — глядя прямо ему в глаза, отвечала я.

— А почему вы за этим не обратились в милицию? — спросил Должиков. — У вас ведь там полно друзей. Почему же вы не спросили об этом того же подполковника Кирьянова, с которым у вас, как я понял, достаточно фамильярные отношения?

— Я спрашивала.

— И что же?

— Он рассказал мне все, что знает. Он, знаете ли, добрый, наш Киря…

Должиков снова усмехнулся, услышав, какой фамильярной кличкой называю я грозного подполковника милиции.

— Тогда что же вам нужно теперь от меня? — спросил адвокат.

— Мне захотелось услышать еще и вашу точку зрения.

На мгновение возникла пауза. Я заметила, что Должиков начал терять терпение, и из-под его маски внешне благодушного настроения стало проглядывать истинное его лицо — раздраженное и злое.

— Так, на кого вы теперь работаете? — довольно резко и агрессивно спросил он. — Ольховский мертв. А ведь это он был вашим клиентом, когда все началось? От него вы получили заказ на ваше дебильное расследование, от него вы узнали о существовании партии золота…

«Откуда, сучонок, это тебе известно?» — хотелось спросить мне. Впрочем, Должиков все равно не ответил бы.

— Да, Ольховский попросил меня найти чемоданчик с золотом, пропавший из кабинета его шефа, — сказала я.

— Разумеется, — Должиков и не собирался скрывать, что эта информация не является новой для него. — Ну, и как ваши успехи? Нашли вы чемоданчик?

— Нет, — пожимая плечами, отвечала я. — Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Должиков кивнул.

— Однако Ольховский теперь мертв, — сказал он.

— Верно…

— Тогда чего же ради вы теперь рыпаетесь?

Этот вполне резонный вопрос прозвучал так резко и неожиданно, что я немного опешила.

— Чего ради вы приходили в стоматологическую клинику, приставали там с вопросами к персоналу? А о чем вы расспрашивали покойного ныне зубного техника Перепелкина перед тем, как его убили? Ведь вы же оказались одной из последних, кто видел его живым!

— Однако вы хорошо осведомлены обо всех моих действиях, — спокойно заметила я. Должиков с досады поморщился.

— Чего ради вы пришли теперь ко мне? — продолжил он разговор тем же резким тоном. — Клиент ваш мертв, за всю вашу беготню вам никто не заплатит… — Адвокат нервно вздохнул. — Кстати, как вам Ольховский описывал тот чемоданчик? — спросил он как бы между прочим.

— Чемоданчик типа «дипломат», обитый коричневой кожей, заметно потертый в нескольких местах, — перечисляла я. — Особо прочный титановый корпус, секретные замки с цифровым кодом. Как видите — самое обычное описание… Но наверняка из-за этого чемоданчика Ольховского и убили…

— Возможно, — согласился Должиков. — А откуда этот «дипломат» выкрали у Ольховского? — как бы между прочим спросил он. — Из дома?

— Нет, из директорского сейфа, — невозмутимо отвечала я. — Бортников, уезжая в Германию, доверил Ольховскому хранящиеся в своем сейфе материальные ценности. Этот чемоданчик в том числе.

— А мой клиент уверяет, что никакого чемоданчика с золотом хранить Ольховскому он не поручал! — возбужденно воскликнул адвокат. — И что вообще Ольховскому на хранение он не доверял ничего, для него он простой работник клиники, не более того. И никаких документов о покупке золота он не подписывал. Так что как хотите, а по-моему, все это дело попахивает мистификацией!

— Ольховского убили, однако не мистифицированно, а вполне по-настоящему. И Перепелкина тоже. Спрашивается, ради чего?

Должиков не ответил, отвернулся, стал рассеянно глядеть в окно. На его правой руке, лежащей на подлокотнике кресла и заметно подрагивающей от нервного напряжения, виднелся шрам, тот самый, по которому я и опознала его.

— А вы уверены, что «дипломат» с золотом не миф? — вдруг резко обернувшись, спросил он. — Уверены, что он существует в действительности, этот «золотой чемоданчик»?

— Разумеется, — пожимая плечами, спокойно отвечала я. — Я его видела собственными глазами.

— Что-о? — Адвокат Должиков вытаращил на меня полные недоверия глаза и даже приподнялся в своем кресле.

— Ну да, — равнодушно и беспечно отвечала я. — Видела своими глазами. Если только в клинике не завелось два одинаковых чемоданчика…

— Но вы же сказали, что не нашли его!

— А я и не говорю, что он лежит у меня дома, — возразила я. — Чемоданчик, похожий на описанный Ольховским, я видела в кабинете Перепелкина, зубного техника клиники «Тан-мед». Он при мне вытащил его из сейфа, открыл, показал, дал пощупать слитки. Однако после его убийства этот чемоданчик бесследно исчез. Милиция обшарила весь кабинет, вскрыла сейф: пусто. Наверное, те, кто убил Перепелкина, и забрали «дипломат» с золотом.

— Да… — рассеянно пробормотал адвокат. — Конечно… Кто его убил, тот и забрал золото…

В сильном волнении Должиков вдруг вскочил и принялся было расхаживать по кабинету, бормоча себе под нос что-то маловразумительное. Однако пространства для прогулок между письменным столом и четырьмя креслами было явно недостаточно, и адвокат снова плюхнулся в кресло, продолжая рассеянно смотреть куда-то в стену. Про мое присутствие в кабинете, казалось, он позабыл вовсе.

— Ну да! — вдруг сказал он громко и отчетливо, видимо, приняв какое-то решение. — Спасибо вам большое, Татьяна Александровна, что вы ко мне зашли… Очень было приятно с вами поболтать. Если будет время, заходите еще…

Он снова поднялся, подошел к двери в кабинет и открыл ее, делая мне недвусмысленный приглашающий жест — убираться вон. Я не стала настаивать, поднялась с кресла и вышла, чувствуя на себе недоумевающий взгляд секретарши, продолжавшей что-то интенсивно печатать на компьютере. На сей раз я вовсе не расстраивалась из-за того, что меня так бесцеремонно выставили. Больше мне в любом случае с Должиковым говорить было не о чем.