Глава 3
Проснулась я от громкого шума за стеной. Мои соседи решили выяснить отношения и выбрали для этого шесть часов утра.
— Шалава! — орал громогласно муж. — Где была, го — вори!
В ответ более тихо и неразборчиво пищал женский голосок, пытавшийся, видимо, оправдаться.
Вот они, прелести семейной жизни! И почему это все женатики считают, что об этих трогательных взаимоотношениях должны знать все соседи?
Я прошлепала на кухню за водой. Несмотря на экономический и топливный кризис в стране, батареи в квартире накалились до предела, было душно, и во рту пересохло.
Делая маленькие глотки, чтобы лучше утолить жажду, я кинула взгляд на свою «девятку», которую оставила во дворе под фонарем. Как назло, вчера гаражный замок заело, и он никак не хотел открываться. Слесарь дядя Петя со второго этажа, шмыгая своим лиловым носом, клятвенно заверил меня, что как только он проспится, то сразу разберется с непослушным устройством. Придется ждать, пока «проспится», а сейчас, убедившись, что моя любимица стоит целая и невредимая, я успокоилась.
Громкость разборки за стеной нарастала, и я пришла к заключению, что поспать мне больше не удастся. Ладно, чем раньше отправлюсь, тем лучше.
Перекусив на скорую руку, подмигнула себе в зеркале и отправилась в путешествие.
Прежде чем открыть машину, я заглянула под днище на предмет обнаружения взрывчатки. Все было чисто. Потом осмотрела салон и внимательно изучила, не мотаются ли нигде лишние проводки. Проверила наличие «сюрпризов» под сиденьем, под капотом и, только убедившись, что все в порядке, завела мотор.
Отъехав от дома и уже выворачивая на главную дорогу, я увидела, что в зеркале заднего вида нарисовалась Верочка, наш дворник, жена того самого дяди Пети. Она махала руками вслед моей удалявшейся «лошадке», по-видимому, имея что-то мне сообщить.
«Дядя Петя, похоже, пришел в рабочее состояние и горит желанием отремонтировать замок, чтобы получить лишнюю купюру на водку, — подумала я, решив не останавливаться. — Придется ему подождать до вечера».
Как потом оказалось, подумала я неправильно.
Город еще не проснулся, и на дорогах было достаточно свободно. Все же я ехала не спеша. С одной стороны, не хотелось ввязываться в перепалку с сотрудниками ГИБДД, которые не спят даже в такую рань, с другой — предвкушала выезд на трассу, где смогу «оторваться» по полной программе. Благополучно миновав все светофоры и дорожные знаки, я вырулила на финишную прямую.
Какой русский не любит быстрой езды! С непонятным остервенением я нажала на газ, и моя красавица «пошла на взлет». Ощущение полной эйфории овладело мной, и я с упоением отдалась ей, старалась ни о чем не думать и тем самым проветрить голову от ненужных забот. Именно кайф от быстрой езды и привлекал меня больше всего в этой поездке. Мимо проносились редкие машины, спешащие в город, моя же полоса была совершенно свободна, и тут…
Все началось с легкой вибрации руля. Черт! Что такое? «Баранка» вибрировала все сильнее и сильнее, я надавила на тормоз и тут меня сильно повело на встречную полосу. Машина отказывалась повиноваться рулю, и чем больше я давила на тормоз, тем больше меня сносило влево. Мной овладел тошнотворный ужас, когда я увидела «КамАЗ», который, таща огромную фуру, с тяжеловесной упрямостью надвигался на меня, словно танк. Я увидела, как водитель «КамАЗа» всей своей массой навалился на сигнал, и его пронзительный звук вместе с визгом тормозов моей «девятки» ворвался в мои уши прощальным плачем.
Но, видно, кто-то «свыше» решил, что Таня Иванова недостаточно еще утоптала бренную землю. Нагло проехав наискосок перед самой мордой «КамАЗа» и каким-то чудом миновав столб, моя «девяточка» направилась прямо в кювет. Все мое тело тряслось мелкой дрожью, как будто сквозь меня пропускали электрический ток. За какие-то секунды я вспотела, как марафонец перед финишем. Наконец машина остановилась, затем последовал удар и полный провал…
…Очнулась я от едких паров нашатырного спирта. Ощущения были такие, будто мою голову как удобную форму использовали для отливки чугуна. Надо мной возвышался худой мужик в затрапезной, затертой до дыр кожаной куртке.
— Жить будет, — весело констатировал он, обратившись к полной женщине, стоявшей рядом.
Где я его видела? Ах да. Водитель «КамАЗа». Хорошо, что амнезии пока не наблюдалось. Ссадина на лбу кровоточила, и женщина взялась перевязать ее. Хорошо хоть аптечка у них своя, в моей лежит всякий хлам… Сделав перевязку, «сестра милосердия» принялась протирать рукав моей дубленки, забрызганный кровью. Как в песне про Щорса: «Голова повязана, кровь на рукаве…»
— Что случилось-то? — поинтересовался мужик, обходя мою «девятку». — Ты как камикадзе кинулась мне под колеса…
Я не стала объяснять ему, что камикадзе были летчиками, не до этого мне было.
— Да отстань ты от нее! — шикнула на него спутница. — Видишь, человек еле дышит.
Ну, это она загнула! Я еще бодрячок, по сравнению с лежащими на кладбище, которое виднелось на пригорке.
Еле ворочая языком, вкратце обрисовала мужику ситуацию.
— Э, да у тебя рулевая крякнула! — с видом знатока заключил он. — Ты, девка, в рубашке родилась! На трассу твою тачку теперь не оттащишь. Нужно эвакуировать.
— Тут человек чуть богу душу не отдал, а тебе лишь бы про машины болтать, — опять одернула его сердобольная женщина.
Я достала свой мобильник, но он упорно не хотел функционировать — видимо, мы находились вне зоны приема. И я попросила моих спасителей доехать до ближайшего телефона и позвонить по номеру, который я дам.
— А ты что же, здесь сидеть собралась? — накинулась на меня женщина и тут же постановила: — Поедешь с нами.
Жалкая отговорка, что меня растрясет по дороге, нашла у нее своеобразный отклик:
— Чай, не беременная, не родишь! А то помрешь здесь, а меня потом совесть замучит.
Поддерживаемая с двух сторон, я загрузилась в «КамАЗ» и с тоской посмотрела на свою бежевую любимицу, которую приходилось бросать в поле.
— Не вздыхай ты так, ничего с ней не станется! — успокоил водитель. Машина тронулась, и было такое ощущение, что она еле вращает колесами. Если бы я ехала с такой скоростью, может, ничего и не случилось бы…
Увидев по ходу движения бензоколонку, я попросила водителя остановиться.
Девушку в окошке сразил мой «боевой» вид, она тут же подала мне трубку и сама набрала номер.
Дима Тимошенко был на месте. Выслушав мои сбивчивые объяснения, он выдохнул в трубку:
— Вечно, Танька, у тебя все не как у людей! Говори координаты.
Пообещав через час забрать мою многострадальную «девятку», он, усмехнувшись, добавил:
— Парочку таких постоянных клиентов, как ты, и можно безбедно дожить до старости.
Теперь осталось отбиться от «сестры милосердия», которая настойчиво хотела сдать меня в больницу. Я твердо заявила, что мне сейчас лучше всего попасть домой, а уж потом я смогу спокойно сама добраться до медпункта. Женщина недоверчиво на меня покосилась, но возражать не стала и велела водителю везти раненую по указанному адресу.
Мне хотелось отблагодарить этих людей, но я понимала, что их помощь не имеет цены, поэтому не стала лезть с деньгами. Произнеся слова благодарности, я показала, где остановиться, и попыталась выпрыгнуть из кабины с бодрым видом, что у меня довольно неуклюже получилось, так как удар ногами об асфальт многократным эхом отозвался в разбитой голове. Сердобольная тетенька вознамерилась было проводить меня до квартиры, но я так интенсивно замотала перевязанной черепушкой, что она тут же оставила все попытки.
В коридоре я взглянула на себя в зеркало. Зрелище было устрашающим. Но мы и не такое видели! Хорошо хоть рана не кровоточит. И хотя я бодрилась изо всех сил, меня хватило только на то, чтобы раздеться, умыться и промыть рану перекисью водорода. На этом силы закончились, и я как подкошенная рухнула на диван.
Пролежав неподвижно несколько часов, я немного отошла, возобновилась способность что-то соображать. Тут же дурные мысли начали устраивать в голове ядовитое пиршество. Чтобы как-то конкретизировать их направление, я должна была знать результаты осмотра машины.
Сообщение Тимошенко меня не обнадежило.
— Слушай, Тань, фигня какая-то. Гайка рулевой тяги открутилась от рычага.
Для меня его сообщение прозвучало так же понятно, как если бы он заговорил на языке австралийских туземцев.
— А в чем фигня-то? — попыталась докопаться я.
— Чтобы она вот так сама отлетела, я такого за свою практику не видел.
— Но все же такое возможно? — настаивала я.
— В нашей жизни всякое возможно, — решил пофилософствовать Дима. — Понимаешь, эта гайка контрится. — Он помолчал, вспомнив о моих познаниях в автомобильном деле, и пояснил: — Другими словами, дополнительно фиксируется.
— Какой процент вероятности, что она отлетела без посторонней помощи?
— Скажем, один из ста тебя устроит?
Меня уже устраивало все. Ух, уж я найду этого гада… Я брякнулась опять на диван и попыталась напрячь извилины. Но мысли разбегались, как испуганные тараканы.
На полу, рядом с моей головой серый пушистый комок играл с дневником Самохвалова, перелистывая страницы. Но у меня не было ни малейшего желания пошевелить даже пальцем, чтобы запретить ему делать это. Наконец котенку самому надоело заниматься «чтением», и он принялся за мой шарф, брошенный на стуле. Я машинально уставилась на дневник.
«…Maschtakow liebt meine Frau…» — закрутилась прочитанная в моей голове фраза. Что-то не давало покоя. «…Маштаков любит мою жену…» Когда смысл этого бесхитростного предложения попал в «яблочко» моего сознания, меня подбросило на диване.
«У вас клапана стучат, регулировать нужно…»
Я вскочила и, как пианист-виртуоз по клавишам, пробежалась пальцами по кнопкам телефона.
— Алло, — прозвучал аморфный Катькин голос.
— Катя, мне нужно знать, где работает Маштаков, — на одном дыхании выстрелила я.
— Тань, это ты? Произошло что-то?
— Все потом. Ответь на вопрос.
— Он инженер-конструктор, занимается испытанием различных узлов для машин. Работает на станции техобслуживания, которая занимается иномарками.
— Адрес станции и домашний адрес Маштакова, — затребовала я.
Записав все, я бросила напоследок:
— Вечером перезвоню. Пока.
Если бы я действительно имела мужа-врача, то он непременно встал бы в дверном проеме и сказал, что в таком состоянии из этой квартиры я выйду только через его труп. Но не нашелся еще тот несчастный, который стал бы моим мужем. Так что, прикинув, что моих возросших от ярости сил должно хватить на разборку с Маштаковым, я вызвала такси.
Неужели он убийца Самохвалова? Этот интеллигентный мужчина с римским профилем? Я вспомнила, как они вчера приехали с Региной и как та пыталась оправдаться в их совместном появлении. Вспомнила вопросы Маштакова и мое неосторожное заявление о том, что я догадываюсь, кто убийца.
* * *
В дверь позвонили. На пороге возникла Верочка, которая утром провожала меня и чуть было не проводила в последний путь.
— У меня к тебе дело, — с порога сделала она заявление.
Я скривила кислую мину.
— Если ты насчет замка, то не сейчас…
— Да нет! — замахала она руками.
Тщательно закрыв за собой дверь, Верочка кивнула в сторону кухни, приглашая следовать за ней.
— В твоей машине сегодня ночью копался какой-то тип, — брякнула она, подойдя к столу и наблюдая за моей реакцией.
Я сразу же оформила свои телеса на табуретку и приготовилась выслушать подтверждение или опровержение той версии, которая родилась у меня в голове несколько минут назад.
— А теперь все по порядку, — потребовала я.
Дворничиха чувствовала себя ценным свидетелем, и в другое время ее напыщенная деловитость рассмешила бы меня. Но сейчас мне было совсем не до того.
— Петька-то мой вчера сказал мне, что ты машину не смогла в гараж поставить. Я еще подумала тогда: кабы не угнали, со двора-то. Ночью Петьке плохо стало. Гадости какой-то вчера наглотался, на хорошую водку всегда ведь денег жалко! Пока он в туалете был, я пошла в кухню водички попить — жара в квартире невозможная. Смотрю, у машины твоей капот открыт и за ним какое-то движение наблюдается. Ну а потом этот мужик сделал все как было, сел в машину и уехал.
— Какая машина? — начала я допрос.
— «Жигули».
— Цвет какой?
— Непонятный какой-то, вроде темный.
— Модель какая?
— Да хрен ее знает! Не понимаю я в них!
— Номер хоть запомнила? — взяла меня досада.
— А как же!
Верочка с гордым видом залезла в карман и протянула мне бумажку с полным номером… машины Маштакова. Сомнений не осталось.
— Это из-за него? — Верочка кивнула на мой лоб. — Мне уж мальчишки во дворе доложили, что видели тебя разукрашенную. Я ведь с утра хотела про мужика-то рассказать, а ты в такую рань понеслась уже куда-то. Вдогонку кинулась, но…
— Какой мужик из себя был? Приметы запомнила? — перебила я ее.
— Высокий такой, гарный хлопчик…
— Сколько лет?
— Ну… может лет тридцать — тридцать пять…
— Во что был одет?
— Коричневая кожаная куртка и синие джинсы, ка — жется…
Маштакова портрет не очень напоминал, но была ночь, Верочка могла и ошибиться.
Не упустив возможности почесать языком, дворничиха принялась учить меня жить, приговаривая, что не стоит связываться с «плохими людьми» и что мне нужно вести себя осторожней.
Пока Верочка упражнялась в словесных излияниях, я напряженно думала.
В дверь снова позвонили. На этот раз явился таксист.
Я снабдила Верочку ключами от гаража, деньгами «свыше нормы», чему она заметно обрадовалась, и велела ее благоверному купить и вставить другой замок, когда моя машина вернется от Димы Тимошенко.
— Все будет сделано, — горячо заверила меня она. Уже через несколько минут я ехала в сторону довольно известной в городе станции технического обслуживания.
* * *
На станции было многолюдно. Все боксы были заняты разноцветными иномарками — работа кипела. Услышав фамилию Маштакова, молодой автослесарь ткнул пальцем в глубь помещения. Пройдя десяток шагов, я увидела коренастую фигуру «друга семьи». Он что-то увлеченно объяснял седому мужчине в очках, по-видимому, клиенту.
Маштаков стоял ко мне спиной и обернулся только тогда, когда его собеседник бросил на меня недоуменный взгляд. С лица Сергея Витальевича сразу слетела вся оживленность, он побледнел. Вид у меня был, как у Ивана Грозного, созревшего для убийства своего сына.
— Вы ко мне? — задал он глупый вопрос, таращась на мой лоб.
Я молча кивнула. Он извинился перед седым и подошел ко мне.
— Стучащие клапана покоя не дают? — сделал Маштаков несмелую попытку пошутить и постарался улыбнуться. Вместо улыбки получилась жалкая гримаса.
— Где мы можем поговорить? — отчеканила я, подавляя жгучее желание выяснить отношения прямо тут же. Маштаков указал рукой на подсобку, из которой как раз выходили слесари.
— У нас только обед закончился, — объяснил он, предлагая мне стул.
Плотно прикрыв за собой дверь, я не стала с ним церемониться и произнесла утверждение, которое подействовало на него как удар хлыста.
— Это вы убили Самохвалова.
Его лицо исказилось. Помедлив с минуту, он тихо ответил:
— Неправда. Я его не трогал.
Я и не ожидала, что он признается сразу. И, сдерживая ярость, которая овладела всем моим существом, с нарастающими интонациями в голосе принялась его «грузить».
— Когда-то Самохвалов отбил у вас девушку, которая впоследствии стала его женой. Все это время вы любили Регину и ненавидели ее мужа. Регина безропотно покорилась своей участи — жила с тираном, которого она предпочла красавцу Маштакову. Но вас такое положение дел не устраивало. Скажите, зачем было так долго ждать? Неужели за столько времени не представилась удобная возможность убрать соперника с дороги?
Маштаков дрожащими руками достал сигарету из кармана и нервно закурил.
— Во многом вы правы, — хриплым голосом начал он. — Я действительно люблю Регину, и она об этом знает. Самохвалов не способен был вообще кого-либо любить… Я знал, что Регина не будет с ним счастлива. Но это был ее выбор, и я не мог ничего поделать. Вы правы — я ненавидел Самохвалова все время и желал его смерти. Но я не убивал его.
Конечно, все это звучало очень трогательно, но… Послушать его, так прямо невинная овечка этот Маштаков, а сам решился убрать меня с горизонта.
Заметив мою ехидную усмешку, он почти закричал:
— Да поймите вы, что я не мог его убить!
Немного успокоившись, он продолжил:
— Незадолго до смерти Самохвалова я одолжил ему денег… Тысячу долларов. Ему нужна была операция на сердце, которую он и сделал весной в Москве. Где же тут логика: зачем мне давать человеку столько денег, если я собрался отправить его на тот свет?
Неожиданный поворот событий.
— Как Самохвалов собирался отдавать такую сумму? — поинтересовалась я.
— Он хотел издать книгу, которую писал несколько лет, — тяжело вздохнув, объяснил Сергей Витальевич.
Я вспомнила рукопись из рабочего стола Самохвалова, выдержки из которой мне посчастливилось просмотреть.
— Вы читали ее? — спросила я.
— Да.
— И вы всерьез думаете, что кто-нибудь взялся бы ее издавать?
Маштаков подошел к окну и, сложив руки на груди, устало проговорил:
— Я считаю, что писательский дар у него отсутствовал. Но Регина… Она жалела его… Сначала жила с ним из-за дочери. А после того как Катя определилась в жизни, считала преступлением бросать человека, который в ней нуждался. Уверяла, что муж без нее пропадет. Деньги на операцию у меня просила Регина, а не Самохвалов. Я не смог ей отказать.
Помолчав немного, «друг семьи» продолжил:
— Я взял с Регины слово, что как только Самохвалову после операции станет лучше, она переедет жить ко мне. Только на этом условии я спокойно распрощался с деньгами. Регина ездила к сестре в Кисловодск и по возвращении должна была рассказать обо всем мужу. Но далеко не все выходит так, как мы планируем…
Открытая неприязнь Маштакова к другу детства прослеживалась отчетливо. Иначе как по фамилии и в третьем лице он его даже не называл. Надо же, столько лет прикидывался… Поскольку у меня еще остались вопросы, я продолжила:
— Не проще ли Регине было попросить денег у зятя? По-моему, с благосостоянием у него обстоят дела получше вашего.
Маштаков отрицательно покачал головой.
— Это бесполезно. Игорь вкладывает деньги только в те проекты, которые приносят прибыль. Меценат из него никудышный. К тому же Катя выбрала себе мужа с характером не лучше папашиного. И отношения зятя с тестем складывались по типу «нашла коса на камень». Так что денег он бы не дал однозначно.
— Кто еще знал о том, что вы давали покойному деньги?
— Катерина знала. Больше никто.
Хороша доченька! Отвалить пятьсот «баксов» наркоману — это без проблем! А помочь отцу с больным сердцем — моя хата с краю, ничего не знаю!
Кстати, если бы не Катя, если бы она не подозревала Рудухина, то и никакого расследования не было бы.
Объяснения Маштакова были вполне правдоподобны, только его покушение на мою жизнь в эту схему не ложилось. Осталось пустить в ход тяжелую артиллерию. Поэтому я сказала довольно сурово:
— Вашу машину видели сегодня ночью у моего подъезда. Свидетель также видел, как вы копались в моторе моего автомобиля. А я сегодня по чистой случайности не разбилась на дороге. Как вы сможете это объяснить?
Пока я все это произносила, глаза Маштакова становились все круглее и круглее.
— Я не ездил вчера на своей машине! — с чувством воскликнул он.
— Это естественно, — саркастически заметила я. — Вы мирно спали в своей кроватке, и этому есть куча свидетелей.
Мое ядовитое замечание Маштаков пропустил мимо ушей.
— Я отдавал машину нашему автослесарю, Матюшину. Он просил ее, чтобы привезти тещу из деревни. Его «Ниве» бампер разбили, она на эстакаде стоит.
Это уже серьезное заявление.
— Когда вы отдали машину?
— Вчера вечером после работы мы с Олегом до моего дома доехали, и он сразу отправился за тещей. А сегодня утром он мне машину к подъезду подогнал.
— Как он одет был, не помните?
— Да куртка его обычная, коричневая. Он в ней на работу ездит. И синие джинсы.
— Где сейчас этот малый? — нетерпеливо спросила я. Моя накопившаяся отрицательная энергия должна была наконец вылиться на чью-то голову.
— Да работает, наверное, в зале, где ж ему быть…
— Пойдемте.
Пока мы пересекали зал, я дала Маштакову небольшой инструктаж.
Он подвел меня к высокому парню с рябым лицом, который копался в двигателе «Форда». Вблизи он мне вовсе не показался «гарным хлопцем».
— Олег, это Татьяна, — начал Маштаков, — моя знакомая. У нее проблемы с машиной, я порекомендовал тебя как одного из лучших слесарей. Поговори, пожалуйста.
Олег принялся вытирать замасленные руки, а Маштаков, как и было условлено, удалился.
— Ты не мог бы посмотреть мою «девятку», — спокойным голосом пропела я, сверля рябого глазами. — Мне кажется, с рулевой колонкой что-то не в порядке.
Я не была уверена, видел ли он меня, пока выслеживал мою машину, и поэтому напряженно следила за выражением его лица. Но физиономия, не обремененная интеллектом, была тупо-безразличной. Жвачка, которую он перемалывал своими жерновами, дополняла этот «чудный» образ.
— Щас, куртку накину, — услышала я.
Выйдя на улицу и наблюдая за тем, как ко мне приближается Олег, на плечах которого красовалась пресловутая коричневая куртка, я подумала, что Верочка наверняка была бы счастлива произвести опознание.
— Так где машина? — спросил парень, оглядываясь и не переставая жевать.
Я толкнула его к стене и для начала врезала коленкой на уровне гениталий. Матюшин скрючился, как древний саксаул.
— Будет тебе скоро машина. Катафалк называется.
— Ты че? — завопил он. — Че надо-то?
— Мне нужно знать, кто заказал тебе мою «девятку», у которой ты сегодня ночью гайку рулевой тяги откручивал? Быстро, как на духу!
Конечно, как и всегда бывает по известному мне сценарию, он начал «косить» под Емелю-дурачка.
— Ничего я нигде не откручивал! — завопил Матюшин и откинул мои руки, которыми я трясла его за грудки.
Со сладострастным упоением справедливого возмездия я врезала ему еще раз. Правда, удары стоили мне недешево: в висках тамтамом отдавалось каждое резкое движение. Но я терпела изо все сил — мне до зарезу нужно было признание. А эта Курочка Ряба вздумала сопротивляться! Матюшин даже попытался меня оттолкнуть и тут же смог оценить, насколько размер моей обуви адекватен диаметру его круглой рожи.
После удара ногой по лицу верзила потерял равновесие и осел в сугроб. Этого ему вполне хватило для того, чтобы начать конструктивный диалог.
— Мне заказал твою машину «новый русский», мой бывший клиент, — простонал Матюшин.
— Кто такой и где его найти?
— Не знаю, кто он. Позавчера позвонил, сказал, что есть разговор, и забил «стрелку» у казино «Стрелец». — Матюшин провел рукавом под расквашенным носом. — Сказал, что у него с тобой счеты.
— Какая у него машина?
— «Лексус», серый «металлик».
Что-то шевельнулось в моей памяти. Неужели тот самый хряк с большой дороги?
— Что ты еще о нем знаешь? — пытала я Матюшина, хотя с каждой минутой чувствовала себя все хуже и хуже.
— Знаю только, что машина для него — все. Он пылинки с нее сдувает. Пока она тут была, торчал у меня над душой, работать мешал.
Матюшин уже поднялся и стоял передо мной, отряхиваясь. А я бы сейчас с удовольствием присела в сугроб, так как, похоже, слегка переоценила свои силы. Поэтому решила завершить нашу беседу с механиком.
— Ладно, живи пока, — сделала я широкий жест.
Глядя вслед Матюшину, который, удаляясь, строил многоэтажное здание из ненормативной лексики, потерла стучащие виски.
Выходит, урок, который я преподала на дороге толстосуму из серого «Лексуса», не пошел ему на пользу. Что ж, придется толстяку, как говорил вождь мирового пролетариата, «учиться, учиться и учиться». Что поделать, если некоторые нахалы-недоумки не понимают с первого раза.
Когда я подошла к белой «Волге», ждавшей меня за углом, таксист уныло зевал.
— Едем обратно, — взбодрила его я и в изнеможении опустила голову на подголовник.
Шофер уже давно косился на отметину на моем лбу и явно хотел было задать вопрос о ее происхождении, но я метнула в него такой взгляд, что, увидев молнии в моих глазах и опасаясь последующего грома, он заткнулся на полуслове.
