Глава 2
Только переступив порог своей квартиры, я впомнила, что меня тут одинокая живая душа поджидает. Серый котенок подбежал и начал тереться о мои ноги в тоскливой надежде получить что-нибудь съестное. Что и говорить, не привыкла я заботиться о ком-нибудь… А кстати — пора позаботиться и о себе, поскольку Душечкиных пирожков, несомненно, меня подкрепивших, мне, при моей неуемной физической энергии, было явно мало. Требовалось что-то поконкретней. При виде толстых аппетитных сосисок, добытых мной из холодильника, кот прибавил громкость.
Пока сосиски барахтались в воде, а живность, которая завелась у меня в доме, с упоением поглощала свою — холодную — порцию мясного, я выудила из сумки старую тетрадь и приступила к ее детальному осмотру. Пожалуй, со словарем можно разобраться. Хотя что может дать мне прочтение дневника Самохвалова, я еще не знала. Но была уверена, что игнорировать подсказку интуиции — значит тормозить дело.
Судя по датам, дневник Самохвалов начал писать в старших классах школы и закончил приблизительно в двадцать четыре года. Учитывая настрой, который столь явно просматривался в его прозе, я ожидала и здесь найти красочное описание множества врагов, подкарауливавших за каждым углом. Но когда начала переводить предложение за предложением, оказалось, что в молодости Самохвалов имел более миролюбивый и покладистый характер.
Тетрадь была исписана почти до конца — автор делал записи достаточно часто. Поняв, что все одолеть за короткий срок я не в состоянии, решила начать с середины и выборочно искать «нечто», прямо или косвенно связанное с убийством. В своих кратких изложениях Василий Иванович был достаточно откровенен, и наверняка я являлась первым человеком, узнавшим его истинные чувства и мысли.
Надо же, я так увлеклась переводом, что азарт заглушил навязчивые мысли о еде, и только запах паленого заставил меня очнуться. Если бы у меня был муж, то давно прибил бы за то нудное постоянство, с которым я ухищряюсь портить продукты. И даже самый негуманный суд в мире его бы оправдал. Но, к счастью, вода в кастрюльке только выкипела и сосиськи оказались вполне съедобными, совсем чуть-чуть поджаренными. Перекусив таким образом, я вернулась к самохваловскому дневнику.
Сначала я наткнулась на сообщение, что у некоего Сергея появилась девушка, которую звали Регина. Уже в следующей «главе» автор замечает, что Регина оказывает ему некие знаки внимания, из которых он делает вывод, что ей понравился: «Сегодня Регина как-то пристально и долго на меня смотрела. Мне показалось, что я ей нравлюсь даже больше, чем Сергей».
А вот как начиналась следующая запись: «Мы с Региной встречаемся втайне от Сергея! Я отбил девушку у лучшего друга. Для него это будет ударом, так как до этого, из нас двоих, слабый пол отдавал предпочтение именно ему!»
Так, так. Лучший друг Сережа. Еще один персонаж в этой истории. Ну и что? Аккумулировать тридцать лет злость и убивать человека, который когда-то увел твою девушку? Такое казалось мне нереальным. Хотя в нашей разноцветной жизни чего только не бывает.
Переместившись на диван и удобно устроившись на подушках, я нашла подтверждение своим сомнениям в дальнейших записях дневника.
«Похоже, Маштаков не очень удивился и огорчился, когда узнал, что мы с Региной вместе. Мне было досадно, я ожидал более бурной реакции. Он тут же начал встречаться с длинноногой Светой, с его же курса. На наших с ним отношениях это обстоятельство никак не отразилось».
Вот так. Хоть с этим все ясно, а то мне и так подозреваемых хватает.
Перевод давался мне довольно медленно, и я начала «дергаться» из-за того, что не находилось ничего конкретного, нужного мне.
— Не рассчитываешь же ты, что Василий Иванович в студенческие годы написал что-нибудь вроде: «Если меня когда-нибудь отравят, то в моей смерти прошу винить господина такого-то»? — подшутила я сама над собой.
Исследуя записи дальше, обнаружила откровения Самохвалова о своих чувствах к Регине. Когда поутихла распиравшая его гордость по поводу «угона» чужой пассии, новоиспеченный кавалер понял, что она сама его мало интересует. Как средство продемонстрировать, что он не хуже Сергея, — да, а как женщина, с которой он хотел бы связать жизнь, — нет. Шло время, но новых желающих дам завоевать его сердце на горизонте не возникало.
Мне вспомнился облик Василия Ивановича: худощавый, маленький мужчина с острыми чертами лица и копной кудрявых волос, напоминавший хищную птицу в полете.
Обсуждение прически словесника постоянно возникало на повестке дня школьников.
В общем, неудивительно, что женщины Самохвалова не жаловали. Мало привлекательная внешность, к которой приплюсовывается гнусный характер… Надо же: досадует на то, что его лучший друг не огорчился, узнав об измене своей девушки с ним!
В итоге, «пропудрив» мозги Регине аж три года, Василий Иванович все же решился на ней жениться. Меня разбирало любопытство: что же это за Регина такая, что кроме хмыря-Самохвалова ее больше никто не заинтересовал? Неужели она не замечала, что ее избраннику, по большому счету, на нее наплевать? Просто мазохизм какой-то, а не любовь.
Устав копаться в словаре, я решила бегло просмотреть последнюю запись дневника и на этом закончить. В ней Василий Иванович сообщал, что у него родилась дочь, а он-то хотел мальчика! Вспомнив Катькин рассказ о байстрюке Антоне, я подумала, что не нужен был этому самодуру никто — ни мальчик, ни девочка. Так уж он был устроен.
Я бросила дневник на пол и решила, что на сегодня с меня хватит. Представитель семейства кошачьих уже спал, уткнувшись мне в бок, и я незамедлительно последовала его заразительному примеру.
* * *
Всю ночь мне снились змеи и еще какие-то гады, и, если бы не телефонный звонок, разбудивший меня, неизвестно, сколько еще мне пришлось бы лицезреть это безобразие.
Часы на стене показывали девять утра. Только я взяла трубку, как на меня обрушились рыдания, причитания и всхлипывания.
— Тань, я знаю, кто отравил отца, — ревела Катька. — Теперь я точно знаю-у-у!
— Что ты знаешь, говори! — отчеканила я, окончательно проснувшись.
— Это Пашка Рудухин… у меня с ним… понимаешь…
— Знаю я, что у тебя с ним! — оборвала ее резко. — Что случилось?
— Он вены себе вскрыл… из больницы мне звонили… Я догадывалась, что это он, а теперь после этого… уверена.
В трубке нарастала новая ударная волна истерики.
«У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба», — вспомнилась дурацкая школьная поговорка. Рудухин явно не борец. Он просто слизняк. И это все на мою голову!
— Твой Рудухин — половая тряпка, и отца твоего не трогал! Прекрати плакать! Успокойся! — прикрикнула я на Катьку.
Мои резкие слова подействовали на нее отрезвляюще. Громкость на том конце провода понизилась на несколько тонов.
— А ты откуда знаешь? — прерывающимся голосом спросила Катька.
— Сиди дома и готовь мне завтрак — сейчас приеду.
Умывшись и приведя себя в порядок, я не стала мешкать и через несколько минут сидела в машине, злясь, что мои утренние планы были нарушены. Кто знает, что придет в голову этой дурище! Отвечай потом за нее!
В Катькиной квартире собака Баскервилей на сей раз была заперта в комнате и расписывала автографами дверь, а хозяйка сидела в гостиной, тупо уставившись в окно. Услышав шум, она повернула ко мне опухшее, красное лицо. Надо же, так убиваться из-за какого-то недоноска!
— Ну, ты уже успокоилась? — с порога спросила я ее. Катька молча кивнула и всхлипнула.
Пока притихшая хозяйка гремела посудой, я начала выводить ее из транса.
— Сколько денег ты подарила Рудухину за последнее время?
Мой вопрос застал ее врасплох, и в гостиной воцарилась тишина.
— Я не знаю… вернее, не считала… Может, сотен пять «зеленых».
Я присвистнула.
— Зачем ему было столько денег?
Катька поставила передо мной тарелку омлета с ветчиной, от которого шел дурманящий запах, и кучу разной аппетитной закуски. Слева от меня была поставлена корзина с фруктами, справа — чашка с горячим шоколадом. Такого праздника мой желудок давно уже не помнил.
— Паша с детства страдает повышенным внутричерепным давлением. Он принимал таблетки, а в последнее время у него выявилось обострение, и врач назначил ему лекарства внутривенно… Целестон, кажется.
Все было бы очень смешно, если не было так грустно. Святая наивность! Сказать ей прямо в лоб или как особу слабонервную сначала подготовить?
— Наркоман твой Рудухин, — произнесла я спокойно. — Обычный банальный наркоман, каких тысячи.
Напротив меня под Катькиной тяжестью хрустнул стул. Я ожидала продолжения концерта и даже перестала жевать, уже готовясь успокаивать доверчивую барышню и высказывать свои соболезнования. Но Катька, похоже, выдохлась — неприкрытая правда как будто оглушила ее.
— Неужели ты ни разу ничего не заподозрила? — допытывалась я.
— Я ему доверяла, — последовал тихий ответ. Через некоторое время она добавила: — Это все из-за того, что у нас с Пашей ничего не получилось.
И она закрыла лицо руками.
— Почему ты мне не сказала о своих подозрениях сразу? — упрекнула я ее.
— Я надеялась, что это все же не он отца отравил, не хотела раньше времени афишировать наши отношения.
И тут же, вразрез с вышесказанным, Катька прошеп — тала:
— Если это не Пашка, тогда кто же?
Катькино лицо вытянулось: кажется, только сейчас до нее дошло то, что я сказала про ее ненаглядного.
— Как наркоман? Он что, колется?! — простонала вдруг она.
Этот вопрос явно не требовал моего ответа, я и промолчала. К этому времени я уже успела опустошить тарелку и чашку с шоколадом и принялась за фрукты.
— Неплохо бы чего-нибудь попить, — произнесла я вслух, а мысленно себя упрекнула: как можно быть такой циничной, Татьяна!
Катька понуро поплелась на кухню. «Надо же ее хоть чем-то отвлекать!» — оправдывалась я перед собой.
— Оклемается твой благоверный, — решила немного успокоить бывшую одноклассницу. — Если б действительно захотел с праотцами встретиться, то порезал бы себя правильно. А весь этот спектакль с больницей был разыгран исключительно для твоей впечатлительной натуры: он ведь знал, что я обо всем тебе расскажу. Если тебе не жалко денег, то потрать их лучше на его лечение, — резюмировала я.
Не знаю, что уяснила из моих слов Катька, но на ее окаменевшем, убитом горем лице не дрогнул ни один мускул. Наконец, передо мной возник пол-литровый бокал дымящегося чая. Что же, и это сойдет.
— Вы все время такими тазиками чай пьете? — пыталась я развеселить свою клиентку.
— Нет, — ответила она, — это чашка мужа. Я машинально поставила.
Я присмотрелась к Катьке внимательно: ничего, перемелется. Слишком у нее жизнелюбивый характер для продолжительного траура.
Давиться горячим чаем я не стала и сообщила Катьке, что мне нужно позвонить. Она кивнула на диван, где лежал радиотелефон. Я взяла трубку, вышла в холл, прикрыв дверь, и, когда на другом конце провода откликнулся приятный мужской баритон, произнесла:
— Варвару Николаевну, будьте добры.
Душечка подошла к телефону, и я напомнила ей о нашем вчерашнем знакомстве.
— Как же, Танечка! Я вас прекрасно помню. У нас вчера такое творилось!
— Ну вот. Всегда все самое интересное происходит без меня, — игриво ответила я, заранее зная, что она мне скажет.
Душечка, конечно же, спешила огорошить меня несвежей новостью:
— Рудухин Паша вены себе вчера порезал, представляете? Мать на базар отправил, а сам…
Пришлось разыграть удивление. Я молча выслушала Душечкины версии, почему Паша так «странно» поступил, и хотела уже задать вопрос ближе к интересовавшей меня теме, как женщина доверительно зашептала в трубку:
— Это Томку бог наказывает. Вчера, кроме всего прочего, ни с того ни с сего ее Тишка околел.
По-моему, у меня вырвался возглас, похожий на щенячий восторг, и я постаралась как-то компенсировать свою неосторожность, бормоча соболезнующе:
— Жаль, что все так вышло. Жаль и Тому, и собачку…
Произнеся еще пару необязательных фраз и получив Душечкины заверения, что всегда могу на нее рассчитывать, я дала отбой. Забавно, а ведь ей даже не пришло в голову поинтересоваться, зачем я звонила. Ну и ладно.
Теперь, убедившись, что грибы не являлись безобидными сыроежками, стоило подумать, продолжать мне расследование или нет. Катька сейчас в таком апатическом состоянии, что, кроме своего наркомана, думать ни о чем не может. Последние события вызвали у меня вялый интерес к делу, но все же альтруистом я пока становиться не собиралась. Только я собралась адресовать Катьке вопрос на эту тему, как запиликал сигнал видеодомофона. На экране маячил щуплый парнишка в болоньевой куртке и вязаной шапке.
Катька, увидев, кто к ней пожаловал в гости, поморщилась.
— Это Антон, — тусклым голосом сообщила она.
Было ясно, что у нее нет ни малейшего желания открывать ему дверь. С минуту она колебалась, потом махнула рукой.
— Все равно он вчера звонил, и я сказала, что буду дома. Ведь не отстанет…
И она нажала кнопку. Нежеланный гость скрылся в подъезде.
— Тебя еще не покинуло желание узнать, кто отравил твоего отца? — спросила я тут же.
По-моему, Катьке стоило больших усилий, чтобы переключиться с мыслей о Паше на суть моего вопроса.
— Нет, — покачала Катька головой. — Все остается в силе. Я сказала о своих догадках матери и дяде Сереже. Они тоже хотят знать правду.
«Уж не тот ли это Сережа, из дневника покойного?» — мелькнуло у меня в голове.
В этот момент в дверь тихо постучали. По-моему, зачем нужно стучать, если уже был звонок…
Катька открыла, и на пороге появился Антон. Он пытался мило улыбнуться, но улыбка получилась притворной и почему-то вызвала у меня отвращение.
— Здравствуйте, — произнес гость.
Его приветствие больше адресовалось мне, так как он не сводил с меня глаз. Я с него, впрочем, тоже.
— Кать, я на минутку, — заявил Антон, переминаясь с ноги на ногу. Тут он заметил на лице сестры красные пятна и участливо поинтересовался:
— Что-то случилось?
По выражению Катькиного лица я поняла, что этот вопрос она не хотела обсуждать больше всего, и пришла ей на помощь.
— Случилось то, что у Кати умер отец.
Произнеся эту фразу, я внимательно следила за реакцией Антона.
— Да, это ужасно, — откликнулся он и вздохнул.
Но это были явно формальные слова, за которыми не стояло никаких чувств. Хотя я и не рассчитывала на то, что Антон обожал своего отца. Это было бы слишком неправдоподобно.
Катька, вопреки всем законам гостеприимства, не пригласила брата пройти в гостиную. Правда, в ее состоянии это было понятно.
— Я хотел спросить, — осторожно начал Антон, — нельзя ли мне забрать из книжного шкафа отца несколько книг, на память.
Пожалуй, Катька была права. Несмотря на безупречный вежливый тон и внешнюю предупредительность, было в этом парне что-то отталкивающее.
— В квартире сейчас никто не живет, — устало ответила Катерина. — Подожди, когда мать вернется. Я думаю, она не будет против.
Антон кивнул головой в знак согласия и спросил:
— Может, тебе чем-нибудь помочь?
Выглядело это так: брат подобострастно смотрел сестре в глаза…
Меня уже начал забавлять весь этот цирк. С выражениями сочувствия мальчик явно перестарался. Хотя провести наивную Катьку было гораздо проще, чем меня. Похоже, что этот, так смахивающий на отца молодой человек действительно втирается в Катькину семью.
Получив отрицательный ответ, Антон невинным взглядом зеленых глаз уставился на меня.
— А с вами можно познакомиться?
И ведь как непосредственен в своей навязчивости! Катька ожидала чего-то подобного, потому что сразу покорно ответила:
— Это моя подруга и бывшая одноклассница, Таня Иванова.
По мгновенному огоньку, который зажегся в его глазах, я поняла, что моя фамилия ему о чем-то говорит. Но спустя секунду его взгляд опять стал безмятежным, как море в тихую погоду.
— Очень приятно. Катя говорила вам, что у нее есть брат?
Похоже, он хочет, чтобы весь свет узнал об этом!
Видя, что Катька, оперевшись о косяк, находится в полуобморочном состоянии, а парнишка уже открыл рот для очередного вопроса, я перебила его.
— Извини, но не мог бы ты появиться в другое время? Разве не видишь — твоей сестре плохо?
По его взгляду было понятно, что он раскусил мою «крутую» натуру, и тут же заторопился.
— Да, да, конечно. Я, Кать, зайду в другой раз. До свидания.
Ему очень не хотелось уходить, но все же пришлось. Закрыв за ним дверь, Катька молча прошла в гостиную и повалилась на диван.
— Я поеду к нему в больницу! — зарыдала она, закрыв лицо руками, и ее плечи затряслись в такт рыданиям.
Было видно, что все это время, пока в квартире находился братец, Катька провела на чистом автопилоте, не переставая думать о липовом самоубийстве Рудухина. Я прокляла все на свете, почти смирившись, что сегодняшний день в плане расследования пойдет насмарку, и опять принялась успокаивать бывшую одноклассницу. Только утешитель из меня получился, прямо скажем, никакой.
— Никуда ты не поедешь! — категорично заявила я ей. — Где у тебя аптечка?
Сдержав очередную порцию всхлипываний, хозяйка ткнула пальцем куда-то влево.
Порывшись в шкафу и не найдя ничего более подходящего, чем настойка валерианы и димедрол, я накапала в стакан воды убойную дозу настойки и заставила Катьку запить две таблетки полученной смесью. Минут через двадцать лекарства стали действовать. Катерина забралась с ногами на диван и в изнеможении опустила голову на думку, лежащую рядом. Вспомнив о том, что собиралась делать, я потребовала рабочий телефон ее матери. Но у Катьки слипались глаза, и в ответ я услышала что-то нечленораздельное. Кажется, из последних сил она махнула рукой в сторону холодильника «Бош» и забылась в тяжком сне. Подойдя к холодильнику, я увидела записную книжку. Все телефоны в ней располагались в алфавитном порядке их владельцев, но на первой странице я обнаружила номера самых близких Катьке людей. Вначале сотовый телефон мужа, затем несколько его служебных номеров, рабочий телефон матери и в заключение номер некоего Сергея Витальевича Маштакова. Значит, это и есть лучший друг семьи, пресловутый дядя Сережа.
Я занесла все эти номера в свой карманный «компьютер», следуя профессиональному инстинкту, а затем набрала телефон матери.
— Вас беспокоит Татьяна Иванова, — сообщила я ей, — бывшая одноклассница вашей дочери. Сейчас я у Кати дома, и необходимо, чтобы вы приехали как можно скорее. Все остальное при встрече.
Я бросила трубку на стол и машинально отхлебнула из чашки чая, который заварила мне хозяйка. Он стал холодным, как утренняя заря, и я поморщилась. Оставалось дождаться Регину — и тогда я свободна. Оставить несчастную Катьку одну я не рискнула. Мало ли на какие непредсказуемые подвиги способна женщина в таком состоянии.
Регина появилась, когда я уже пролистала стопку журналов «Космополитен», лежавшую на столике в холле. Она была не одна. Невысокий серьезный мужчина с благородными чертами лица появился в квартире вслед за ней. Регина, честно говоря, мало походила на убийцу. Не верилось, глядя на нее, что эта маленькая, ничем особым не приметная, в недалеком прошлом миловидная, а в насто — ящем изможденная — потухший взгляд, усталые движения — женщина могла хладнокровно лишить жизни своего мужа.
— Что случилось? — с порога спросила она.
— Давайте пройдем, — я направилась в гостиную.
— Я подожду здесь, — сообщил ее спутник.
Регина кивнула, не раздеваясь, проследовала за мной и по моей просьбе прикрыла дверь. Увидев спящую дочь, она отчасти успокоилась, отчасти встревожилась еще больше.
Я вкратце рассказала предысторию, не вдаваясь в излишние подробности. В заключение сообщила:
— Я дала Кате лекарства, и она проспит еще какое-то время, но одну ее оставлять нельзя.
В какой-то миг мне показалось, что Регину сейчас придется укладывать рядом с Катькой. Но она взяла себя в руки и произнесла одно слово:
— Хорошо.
Во всем ее облике сквозила какая-то овечья покорность. Об отношениях своей дочери с Рудухиным она, видимо, знала, поэтому ничему и не удивилась.
— Никуда ее не отпускайте, — на всякий случай предупредила я, — и постарайтесь, пожалуйста, успокоить ее, не давайте ей больше плакать.
Мы вышли обратно в холл, и Регина представила мне своего спутника.
— Это Сергей Витальевич, друг детства моего мужа и друг нашей семьи. После вашего звонка, Таня, я позвонила ему, и он быстро меня довез, — сказала Регина, как будто оправдываясь.
— Нужна помощь? — мягко спросил друг семьи, обращаясь к ней.
— Нет, Сережа, я сама справлюсь. Спасибо тебе.
Мужчина не стал задавать лишних вопросов и пошел к выходу. Я же, прежде чем удалиться, вдруг повернулась к Катькиной матери и спросила:
— Регина… простите, не знаю как вас по батюшке…
— Геннадьевна, — подсказала она.
— Регина Геннадьевна, вы любили своего мужа?
Она почему-то побледнела и прислонилась к косяку, на который совсем недавно опиралась ее дочь. Сергей Витальевич отвернулся к стене и стал изучать ничем не примечательный настенный светильник.
— Когда-то… — прошелестел ответ.
Голос женщины сел и охрип.
Попрощавшись, я вышла. Уже заходила в лифт, когда услышала окрик Сергея Витальевича.
— Татьяна, подождите!
Заскочив в кабину лифта, он задал первый вопрос:
— Вы по просьбе Кати расследуете причину смерти Василия Ивановича?
Я утвердительно кивнула, внимательно вглядываясь в лицо этого человека, чем-то похожего на известное изображение Юлия Цезаря.
— Вы тоже считаете, что его мог кто-то отравить? — задал он второй вопрос.
— Я даже могу это утверждать, — парировала я.
Цезарь встревожился. Мы вышли из подъезда, и он кивнул на «шестерку» баклажанового цвета, стоявшую рядом с моей «девяткой».
— Я на машине. Подвезти?
Старомодный дядечка. Неужели он думает, что я так мало зарабатываю, что не могу позволить себе личного «железного коня»?
— Спасибо. Мне есть на чем.
Я открыла дверцу своей машины и улыбнулась, видя его реакцию.
— Вы уже знаете, кто убийца? — доверительно наклонился он ко мне, когда я заводила машину.
— Догадываюсь, — соврала я.
— У вас клапана стучат, регулировать нужно, — вдруг сменил тему Сергей Витальевич.
— Благодарю вас, я подумаю над этим, — пообещала я и выдавила на лице улыбку, которая, кажется, у меня довольно скверно получилась.
Захлопнув дверцу, тут же газанула. Последний вопрос Маштакова о том, известно ли мне, кто убийца, задел профессиональную гордость. Хоть я и знала, что торопыжничать нельзя, все же огорчало, что мое расследование не продвинулось настолько, насколько хотелось бы.
Еще с вечера я запланировала ехать в Ключи, к сестре Василия Ивановича, и прозондировать почву там. Адрес взяла у Катьки еще при нашей первой встрече. Но езда туда заняла бы часа три, не меньше, а мои часы показывали уже без пятнадцати три. Пока туда, пока обратно, и там еще неизвестно сколько…
Доехав до перекрестка, после которого мне нужно было свернуть либо домой, либо в сторону Ключей, я остановилась у обочины. Достала из мешочка «косточки», погремела ими и кинула на приборную панель, как и в прошлый раз.
Получилось: 33+19+4. «Для Вас существует возможность пострадать от руки злоумышленника».
«Сначала кинешь „кости“, а потом загремишь костями», — родился в моей беспокойной голове каламбур. Если б моя замечательная «костлявая» троица еще и фамилию этого злоумышленника выдала, цены б ей не было!
С минуту я еще подумала, потом тронула машину и свернула направо, в сторону дома. Посвящу-ка остаток дня размышлениям и переводу дневника. А если уж суждено мне претерпеть страдания от руки злоумышленника, то перспектива страдать в собственной квартире, а не где-нибудь под забором, показалось мне более заманчивой.
